Не помню, как назывался этот отдел. Он занимался работой народных депутатов. От сельсовета до Верховного Совета СССР. Время было застойное, глубоко советское. Все уже рушилось, но пока - стояло.
В Эстонии, по крайней мере, пока была колбаса. И даже - голландский сыр.
Тогда, кажется, уже никто не обращал внимания на депутатов. Эстонцы так ненавидели советскую власть - о, это было похоже на бескрайнее холодное поле. Без единого кустика любви. Депутаты обязаны были поднимать руки - и голосовать "за". Как везде.
Но дубовый отдел в редакции полагался - по штату. Его завом была некая Людочка. Про нее говорили, что это самое большое дерьмо в СССР. Ну, не любили ее. Кроме того, она считалась в редакции антисемиткой Љ1. Почему-то.
И к этой самой Людочке сосватали - меня! Можете себе представить эту радость. Но - мало того! Оказалось, меня сосватала в свой отдел... сама Людочка.
Внешне она была - приятна. Средний возраст. Грациозная фигурка. При явной сексапильности - ни намека на развратность. Она любила мужа, который однажды и поставил ее на эту должность. Людочка прелестно одевалась и каждую неделю удивляла публику новой прической.
По штату, в дубовом отделе было также место корреспондента. В разные годы эту вакансию пробовали занять три молодые дамы. Но ни одна не смогла там удержаться надолго. Говорили, что Людочка их третировала - хуже, чем в концлагере. Они удирали - при первом шансе.
Я не знал, как работает Людочка. Ее статей никогда не читал. Впрочем, их никто не читал.
Со мной она никогда раньше не разговаривала. Не опускалась. Но в последние месяцы она вдруг стала приветливо замечать меня - и даже здоровалась.
Наконец, Людочка назначила мне рандеву в своем кабинете.
Я пришел.
2.
- Здравствуйте, - сказал я. - О, у вас так уютно! Много зелени.
- Садитесь, Боренька, - ласково ответила она. - Вы не новичок в редакции. Вам знакома специфика моего отдела. Я хочу вас попробовать. Самое трудное у нас - это править сухие, безмозглые статьи народных избранников. То есть, выводить их с нуля на хотя бы оценку "четыре". Пусть с минусом, но четыре. Не ниже. Кстати, почему вы согласны работать в моем отделе? Вам это по душе?
- Нет, - сказал я. - Но других вакансий - тоже нет. Только у вас. Я надеялся, что издательство купит мою книгу, и я слегка разбогатею. Но - увы. Я на мели теперь. Мне нужна постоянная зарплата.
- Прекрасно, Боренька, - улыбнулась она. - Я ценю правдивые ответы. Если бы я услышала другой ответ - извините, но вы стояли бы уже за дверью. Значит, попробуете? У меня есть для вас кандидатура одного депутата райсовета. Эстонец. Токарь, работает на станке с ЧПУ. Возраст - 34 года. У него золотые руки. Сейчас его прочат в депутаты Верховного Совета республики. Но этот вопрос пока не решен. Боренька, сделайте о нем очерк - именно как об очень хорошем депутате. Я хочу посмотреть, что у вас получится. Вы когда-нибудь уже писали о депутатах?
- Кажется, да, - невпопад ответил я.
- Кажется? - она прищурилась. - Ну, попробуйте. Но - без кажется. У меня халтура - не пройдет.
Я поехал на завод.
По дороге я думал: что за птица эта Людочка? Вроде бы антисемитка - но сватает именно меня. Не терпит халтуру, хотя ее публикации никто не читает. Зачем она воюет с ветряными мельницами? Зачем ей это?
Черт знает что!
Депутата звали Эвальд. Это был светловолосый крепыш с голубыми глазами. Он хорошо говорил по-русски. В армии он служил на точке в Уссурийском крае. Там на было ни одного эстонца, кроме него. Его там ценили и любили. Он запомнил это и к русскоязычным был приветлив и добр. Ноль шовинизма.
Мы сразу перешли на "ты".
- Тебя прочат в депутаты Верховного Совета, - сказал я. - Слышал краем уха.
- Да ну их, - засмеялся он. - Одна выгода: разве что в закрытый буфет получить пропуск и право на 4-е медуправление. Чем черт не шутит.
Я подождал, пока он кончит работу. Мы проговорили - весь вечер.
Через день я принес Людочке готовый очерк. Рублей на 40, не меньше.
3.
Людочка - прочитала. Она посмотрела на меня веселыми глазами. От нее красиво пахло дорогими духами.
- Боренька, - сказала она, - вы написали муру.
-Да?!
- Да, Боренька. Это хороший очерк о человеке и токаре. Но - я заказывала очерк О ДЕПУТАТЕ!
- Видите ли, - сказал я. - Он сам не совсем это понимает. Когда надо, он голосует - вот и все. У него есть приемные часы для избирателей. Он там сидел несколько раз, но никто не пришел. С тех пор он и сам туда не приходит. И даже начальство этого не замечает. У него жена и маленькая дочь. Зачем ему бессмысленно сидеть по вечерам в пустом кабинете?
Она кивнула и помолчала.
- Я думала, вы умнее, - сказала она. - А вы, оказывается, не профессионал.
- А что значит - профессионал?
- Найдите то, чего нет, - сказала она. - Родите то, чего не было и не будет. Вам нужна зарплата?
- Конечно!
- Вот и работайте. У вас великолепный слог. Мне нравятся ваши короткие фразы. Наши публикации обязательно читают в ЦК и референты Президиума Верховного Совета республики. Будете умно работать - будете время от времени есть охотничью колбасу и пражские паштеты. Будете иногда ездить с делегациями депутатов за рубеж, например, во Вьетнам. Я могу это устроить. Без особого труда. Вы меня поняли?
Я помолчал.
- Зачем я вам нужен? - спросил я. - Мне говорили, что вы - антисемитка. И вдруг - такая внезапная любовь к моей скромной персоне?
Она улыбнулась.
- Иногда, не редколлегии, я нелестно отзываюсь о журналистской работе некоторых наших евреев, - сказала она. - Этого достаточно, чтобы считать меня антисемиткой. Достаточно - для них, но не для меня. Моя внезапная любовь к вам? Да, мне нужен сильный автор. Бабы, которые тут у меня сидели раньше, умели краситься - но не умели работать. Они извините, тупые. У них нет фантазии. Они - примитивны. А я хочу, чтобы мой отдел стал интересным. Я такой родилась: хорошо выполнять любую работу.
Я опять помолчал.
Ох, куда я влип?! Я простой репортер. Не чиновник с журналистским билетом. Моя работа: вопрос - ответ. Вот и все. А что теперь я должен придумывать - тут, в этом дубовом отделе? Какой, к черту, Вьетнам? Мне и в Таллинне хорошо. Но... без денег - не очень хорошо.
- Прекрасно! - сказал я. - Надо что-то вставить в этот материал?
- Не вставить, Боренька, - улыбнулась она. - Вы, я слышала, немножко писатель? Вот и напишите новый, абсолютно свежий материал. Очерк.
- А этот очерк - выбросить?!
- Нет. Отдайте в другую газету. Эстонцам, например. Они это запросто проглотят - в эстонском переводе. Хотите, я сама это устрою? У меня там есть приятельница. У вас получился превосходный очерк!
- Ну... хорошо, - сказал я. - Согласен. Я сегодня опять поговорю с Эвальдом. Попробую сфантазировать.
- Идите, Боренька, - кивнула она. - Работайте.
4.
Весь вечер я просидел дома у Эвальда. До ночи. Он то хохотал, то ругался крутыми русскими словами.
Я вытащил из него намеки на то, что могло быть. Не факты, а намеки на факты. Которых - сроду не было. Мы крепко выпили у него на кухне пиво с острова Сааремаа. Он хохотал:
- Меня после твоих фантазий посадят в тюрьму! Или назначат послом Афганистана в Боливию!
- Эвальд, не морочь голову, - отвечал я. - Что мне, голодным сидеть? Такая страна, такие нравы. Сейчас мой очерк про тебя напечатают на эстонском, но это - правдивые факты плюс 40 рублей гонорара. А на русском - получится туфта, но я изображу это минимум рублей на 60, чтоб я так жил! Я заработаю на тебе 100 рублей в сумме - и пойду с тобой в ресторан. А потом мы станешь депутатом Верховного Совета - и будешь ездить во Вьетнам. И получишь пропуск на охотничью колбасу и пражский паштет!
Мы хохотали так, что - стекла звенели!
Я написал этот очерк.
Это была - абсолютная туфта. Но - динамичная и даже с юмором. Я даже несколько фамилий придумал. Людей, которых сроду не было, но которым роскошно помог районный депутат Эвальд. Это были пронзительные судьбы. Я так поверил в это, что несколько раз прослезился.
От своей сентиментальной фантазии.
Я даже подумал: не написать ли мне фантастический роман о депутате Эвальде? О его подвигах - во имя. Мне дадут за это Государственную премию. Куплю машину - и буду каждый день ездить во Вьетнам. Разве это - не перспектива?!
Блеск!
Я принес этот очерк Людочке. Она прочитала. Она подняла на меня абсолютно восхищенные глаза.
- Блеск! - сказала она. - Боренька, я научила вас работать. Конечно, это пойдет в номер. Срочно. После этого я буду разговаривать с шефом о вашем зачислении в штат. Ко мне в отдел. А пока - хотите еще что-то написать? Но - в таком же стиле!
Я кивнул. Я взял новую тему - про депутата Верховного Совета.
- Кстати, - спросила Людочка, - почему вы тут поставили псевдоним?
- Зачем нужна слава? - ответила я. - Зачем нужны завистники? Я человек скромный. В наше время лучше жить под псевдонимом. Неузнаваемым - как завтрашний день.
- Вы правы, - засмеялась она. - Идите. Я жду нового очерка. Боренька, вы прелесть. Но - перестаньте считать меня антисемиткой. У меня бабушка была полуеврейка. Но, к счастью, об этом никто не знает. Идите, Боренька. Радуйте меня своими новыми подвигами!
5.
И я - стал ее радовать.
Я строчил туфту - одну за другой. По 50-60 рублей за штуку. Под неузнаваемым псевдонимом.
Это были - не очерки. Это были художественные полотна моей фантазии. Кто мог знать, что она у меня - такая буйная?!
Это исправно печатали. Как из пулемета. Жаль, что это никто не читал, кроме ЦК и референтов Президиума ВС. Ах, как это было художественно! Иногда я даже правдивые факты давал, но - в моей художественной обработке.
Это был - успех!
Колоссальный успех - для моего кармана!
Одно мое полотно перепечатал какой-то московский журнальчик. По линии политпросвета.
Но... время шло, а в штат меня не брали. Людочка долго молчала. Наконец, она спросила:
- Боренька, где вы проштрафились?
- Не знаю, - сказал я. - Однажды я отказался стать стукачом. Сработал "под шланга". Неужели они до сих пор это помнят?
- Глупый вы, - горестно произнесла Людочка. - Зачем вы отказались? Ну, стукач, ну и что? Написали бы 5-7 доносов ни о чем, чтобы никому не навредить. И от вас - отцепились бы. Так делают многие порядочные люди.
- А что теперь? - спросил я. - Как быть?
- Ну... как, - озадаченно сказала она. - Сама не знаю пока. Я уже и знакомых подключила. Может, получится что-то. Тот ваш отказ - это пожизненно закрытая дверь. Это вам не простят. Никогда. И книгу вы, я думаю, не сможете напечатать.
- Не дадут?
- Конечно, не дадут. Хотя... может, вам повезет. У моей подруги было то же самое, лет 15 назад. Но у нее были связи, и она постепенно смогла отмазаться. А у вас - ни связей, ни статуса. Кстати, других грехов за вами нет?
- Кажется, нет. Я никого не трогаю. Даже анекдоты перестал рассказывать.
- Ладно, - сказала она. - Я еще раз попробую. Я просто мечтаю, чтобы вы у меня работали в штате. Мне суют новые кандидатуры, но я пока отказываюсь. Держу это место - для вас. Как у вас теперь с деньгами? Лучше?
- Да.
- Вот и работайте. Кстати, вы можете и для моей приятельницы из эстонской редакции писать. Вы ей понравились. Но - тоже под псевдонимом, на всякий случай. Кстати, вы меня до сих пор считаете антисемиткой?
- Нет, - ответил я.
Она улыбнулась.
6.
Но в штат она так и не смогла меня пробить. Не получилось. Не только у нее. Несколько завов, из разных редакций, хотели пробить меня к себе в штат. Ни хрена не получилось.
Вероятно, я стоял не в громком, а в спокойном "черном" списке. Поэтому публиковаться мне все-таки разрешали. Чаще всего - под псевдонимами. Этих псевдонимов у меня было - больше ста. Так много, что я сам их почти не помню. И тех публикаций - почти не помню. Я писал их - и мгновенно забывал про них.
Это был шелест эпохи.
Чтобы - просто выжить.
С подачи Людочки я очутился и в прессе на эстонском языке. Она сделала мне эти контакты.
Однажды я спросил у нее:
- Зачем вам нужна эта... туфта?
- Чтобы жить, - спокойно ответила Людочка. - С волками жить - по-волчьи выть.
За что ее так не любили в редакционных кругах? Не понимаю. Врали там - все как один. Принимали стойку - в любой момент. Как овчарки. Как очень хорошо дрессированные овчарки.
Что им надо было от нее? Я никогда не слышал от нее сплетен. В интриги она - не залезала. В разговорах - называла вещи своими именами. О моем контакте с ней почти никто не знал. К счастью! Дом печати - грязное заведение.
Но иногда мне говорили.
- Ты что, у этой стервы печатаешься?!
- Почему она стерва? - спрашивал я.
- О, ты в этом еще убедишься!
Нет, не убедился. Людочка так и не дала для этого повода. Ни разу.
Потом на кремлевский трон сел Горбачев. Все начало меняться - быстро, быстро, быстро. Уже никому не нужна была туфта.
Все стали - демократами.
Людочка постепенно выпала в осадок. Куда-то тихо исчезла. Кстати, ее в реальности вовсе не Людочка звали. Это я - для рассказа придумал. Я почти никогда не ставлю реальных имен. Мало ли, вдруг это кому-то навредит. Я над собой люблю посмеяться. А других - зачем подставлять?
Мне смешно, когда я смеюсь над собой.
Мне все равно, что об этом скажут.
Последний раз я видел ее - через годы. Была осень. Дожди, дожди, дожди. Балтийские, нудные дожди. Монотонные - как музыка сонного композитора.
Я увидел ее на улице Харью. Она держала в руке зонтик. Не постарела. Такая же грациозная. Она обрадовалась:
- Боренька! Здравствуйте!
- Вы теперь где? - спросил я.
- Так, в одной конторе. На пенсию зарабатываю. А вы?
- На днях улетаю в Германию. Без пяти минут эмигрант.
- Теперь многие уезжают, - сказала она. - Кстати, у вас нет зонтика? Как, совсем нет?! Ох, Боренька, вы какой-то не от мира сего! Ладно. Мне тут надо на киностудию зайти, проводите меня.
У дверей киностудии она протянула мне зонтик. В подарок.
- А вы как? - смутился я. - Дождь!
- А, пустяки! За мной муж заедет. А дома у меня еще один зонтик есть. Берите, берите! Это мой подарок.
Я взял.
Мы расстались.
Вскоре я улетел во Франкфурт-на-Майне. Там шел дождь. Такой же занудный, холодный, как в Таллинне.