Аннотация: Переводчица что-то смущенно говорила. Несколько раз она повторила слово "Бальзак". Французы кивали. Вид у них был подавленный. Они постояли так немного и уехали.
Бердичев, евреи и Бальзак
Моё детство прошло в Бердичеве. Но про Бальзака я тогда узнал случайно.
Это было в середине шестидесятых годов. Однажды утром я шел на тренировку в школу прыгунов заслуженного тренера СССР Лонского. Спортзал находился в здании бывшего костёла. Рядом остановился автобус, не местный, для местного он был слишком накрахмаленный. Вышли какие-то люди, человек десять - пятнадцать, они говорили по-французски. Это были первые французы, которых я увидел не в кино.
Вместе с ними я вошёл в спортзал. Французы молча стояли у двери. Рядом, в нескольких метрах, висел баскетбольный шит. Пахло кожаными матами и потом. Переводчица что-то смущенно говорила. Несколько раз она повторила слово "Бальзак". Французы кивали. Вид у них был подавленный. Они постояли так немного и уехали. Не знаю, кто это были. Вряд ли туристы. Вероятно, учёные с киевской международной конференции.
Вечером я спросил у отца, что такое Бальзак. "Это французский писатель,- сказал отец,- когда-то Бальзак венчался в том здании, где теперь спортзал".
Мне было странно. Про то, что в Бердичеве бывали Щорс, Будённый, Котовский, нам в школе говорили. Но про Бальзака я слышал впервые.
От короткого приезда французов случился тихий скандал в Киеве. Из Киева дали нагоняй Бердичеву. И на фронтоне здания приколотили мемориальную доску - в память о венчании Оноре де Бальзака с графиней Эвелиной Ганской в 1850 году.
Но Бальзак побывал а Бердичеве еще раньше, в сентябре 1847 года. По дороге в поместье Верховня, где жила Ганская. Город произвел на него ошеломляющее
впечатление. Так много евреев Бальзак ещё не видел. Это средоточие, писал Бальзак в путевых заметках, "было переполнено евреями, совершенно запрудившими улицы. При виде Бердичева даже спрашиваешь себя, находится ли кто-нибудь в этих домиках, из которых каждый может быть унесён без труда тремя парижскими рассыльными. Толпа была столь густа, что мой экипаж, запряженный шестёркой лошадей, несмотря на дикие крики моего возницы, с трудом продвигался вперёд...".
Поразила Бальзака и дикая нищета. Кривые домики, казалось, танцуют польку. Непонятно было, как они ещё не развалились, как в них живут люди. "Зрелище это, -писал Бальзак, - столь неожиданно для европейца и парижанина, что необходимо его увидеть в двух - трёх городах, чтобы несколько к нему привыкнуть".
Бердичев называли тогда Волынским Иерусалимом. Из 25 тысяч жителей 23 тысячи были евреями. Промышленности там почти не было. Это был замкнутый круг. Люди находили ту работу, которая была под рукой. Чтобы не помереть с голоду - крутились.
Прокрутка эта была аховой.
Бердичев имел дурную славу. Не только потому, что там была столица "неправильной национальности". Раньше Бердичев был на территории Польши, затем, после разделов Речи Посполитой, очутился в России. Неподалёку была австрийская граница. Через Бердичев шло море контрабанды. С обеих сторон. Профессия контрабандиста была для бердичевлян так же нормальна, как их собственные пейсы. Через границу ходили, как в лес по грибы. Это давало хлеб на жизнь. Иногда - с маслом. Иногда -с пулей от пограничной стражи. Как когда.
Контрабандное ремесло сказ?валось на характере городка. Нравы тут были буйные. Кроме контрабанды,
Бердичев, ещё с польских времён, кормился крупными ярмарками. Их было пять в году. Две из них, Ануфриевская и Демьяновская, где продавались лошади, коровы и быки, считались по масштабу европейскими. Это было признано официально. Указом от 8 августа 1801 года российский правительствующий Сенат дал Бердичеву статус "коммерческого в Европе места". Лошадей - тысячными табунами - сюда пригоняли крымские татары, калмыки, буджакские степняки. На ярмарки съезжались купцы, богатые знатоки-лошадники, конокрады, шулера, проститутки, балаганные актеры. Отовсюду: из Австрии, России, Польши, Германии, Франции, Дании, Турции, даже из Эфиопии. Ярмарки, бывало, длились неделями. Кутёж в городе стоял оглушительный. Торговались, цокали зубами, пили, играли в карты, дрались, влюблялись, порою стрелялись.
Бандитизм в городе был невероятный.
Губернские власти пробовали наводить порядок. Никакого толку. Тут опять был замкнутый круг. Властям нужны были от Бердичева налоги. А Бердичеву от властей нужно было одно: нате вам ваши налоги и не морочьте нам голову.
Заперли нас в черту оседлости, туда нельзя, а сюда не велено, так что же вы от нас хотите? Чтобы мы на пианино играли?
Губерния не успевала присылать нового полицмейстера, как его покупали - ещё по дороге. Не все полицмейстеры шли на это. Некоторые пробовали показать характер. Это плохо кончалось. Одного полицмейстера придушили. Другого зарезали прямо на ярмарке. Проще было найти запах прошлогоднего одеколона, чем виновников. Сицилийская мафия по сравнению с тогдашней бердичевской была детским писком. Такой размах даже "Коза ностре" не снился.
Бальзаку повезло. Если бы он приехал в Бердичев на десять-двадцатъ лет раньше, то неизвестно, как бы он добирался потом до Ганской. Что без лошадей - это точно. Но ещё и без денег, и, деликатно говоря, не совсем в одежде. Бердичев тогда не выяснял, кто писатель, а кто нет. Раздевали каждого, кто хлопал ушами.
Но к середине сороковых годов стало поспокойнее. Властям кое-как удалось прикрыть контрабандный промысел. Тут же началось другое: Бердичев начал торговать новостями, указами, приказами, запретами, разрешениями, которые поступали в губернию из Петербурга. Бердичевляне скупили губернских чиновников - на корню.
Суть этого бизнеса была такая. Как только фельдъегерь доставлял из столицы бумагу, которая имела значение для торговых людей, это сразу попадало в руки бердичевских профессионалов. Они день и ночь стояли у дверей губернского правления. Пока копии документа готовились к рассылке по уездам, его содержание уже продавалось по всей Волыни. Всегда без обмана. Это был чисто бердичевский промысел. Конкурентов не имелось. Решиться на конкуренцию с бердичевскими профессионалами мог только сумасшедший.
Торговля новостями - это был не единственный способ. Хватало других. Например, изготовление фальшивых документов. Бердичев имел старинную типографию с первоклассным австрийским оборудованием. Тут делались какие угодно бланки и печати. Захотел бы кто-нибудь стать любимым племянником английской королевы - никаких проблем. Стал бы. От клиентуры не было отбоя.
Были в городе, конечно, и торговцы, и ремесленники. Портные, сапожники, ювелиры, мебельщики, парикмахеры, жестянщики. Но это были счастливчики. Остальные - крутились, кто как мог. Голодные дети, жены и старики хотели кушать. Большие деньги на нелегальном бизнесе делали немногие - те, кто держал а руках нити. Остальные получали гроши, нищенствовали.
В 1843 году, за четыре года до приезда Бальзака, генерал-губернатор Бибиков пошел на открытый скандал с гражданскими властями Волыни. Бибиков направил докладную записку императору Николаю с решительной просьбой передать Бердичев Киевской губернии. Подальше от купленного Житомира. В докладе царю Бибиков писал: "Уголовных и всякого рода дел и следствий в Бердичеве всегда столько, что почти постоянно живут для них в Бердичеве губернские чиновники. Нет никакой возможности разорвать неблаговидные связи Житомира с Бердичевом... нет никаких средств положить им предел обыкновенными способами".
Житомир сопротивлялся. Но Бибиков шел напролом - и своего добился. Бердичев передали Киеву. Это мало что изменило. Можно было передать Бердичев хоть Копенгагену - но как прокормить голодных детей, отцы которых становились уголовниками не по доброй воле, а по воле отчаяния? Вместо старых способов Бердичев нашел десять новых. Но что внешне городок стал не таким буйным - это точно. Тут Бибиков не ошибся. Что такое Бердичев, Бальзак в некоторой мере испытал на себе. На это ему хватило пары часов пребывания в городе. В Бердичеве, на почтовой станции, он должен был сменить лошадей. Это было заранее оплачено. Однако станционный чиновник отказал Бальзаку. С него потребовали ещё шесть рублей доплаты, деньги по тем временам не пустячные. Бальзак возмутился. В дело вмешался полицейский, который стал объяснять Бальзаку, что его подорожная кончается в Бердичеве.
Тут неожиданно объявился француз Равель - портной, который работал тогда в Бердичеве. Равель нашел другой вариант - не за шесть рублей, а-за три. Тоже неплохо. Бальзак описывает это так: "Сторговались с евреями, которые вдвое дешевле, чем почта, взялись быстро доставить меня в Верховню. Благодаря заботам Равеля, этого самодержца жилетов и законодателя мод на Украине, я выехал в два часа в еврейской бричке.". Сколько получили с этих трёх рублей неумолимый: чиновник и честный полицейский, трудно сказать. Наверное, по полтиннику. Впрочем, до Верховни уже было рукой подать, и все остались довольны. В том числе и Бальзак.
Через два с половиной года, в марте 1850-го, он опять приехал в Бердичев, Уже не один, а с Ганской - венчаться. Почему в Бердичев, а не в более солидный Жито?мир? Была серьёзная причина. Бальзак боялся, что дамы житомирского света - жены чиновников, помещиков, офицеров, словом, его довольно истерические поклонницы, устроят при венчании что-то громкое и душераздирающее. Бальзаку - пятьдесят. Бальзак был уже тяжело болен. Графиня тоже хворала.
Поэтому выбрали Бердичев. Решили венчаться в скромном костёле святой Варвары. Место и дату венчания держали в секрете. В Бердичев прибыли на рассвете второго марта по старому стилю. С ними были дочь Ганской Анна и муж Анны - граф Юрий Мнишек. Заснеженный город ещё спал. Бальзак и Ганская устали от ночной дороги. Они вышли из кареты. У костела их ждали только несколько человек - доверенные люди. Новобрачных обвенчал прелат духовной коллегии граф Виктор Эммануил Ожаровский. Об этом была сделана запись номер десять в метрической книге костёла. После этого Бальзак и Ганская отправились обратно в поместье. В спящем городе их даже не заметили, так быстро всё было устроено. Вскоре они уехали в Париж, и летом того же года Бальзак умер. Болезнь сделала свое дело. Но тогда, в Бердичеве, в тот рассветный час, в костёле святой Варвары он был всё-таки счастлив. Случилось, то, о чём он мечтал почти двадцать лет - Ганская стала его женой. До второй мировой войны костёл святой Варвары был действующим. В годы оккупации ксёндз отказался служить молебен в честь фюрера. Ксендза увезли в гестапо и расстреляли. Про это мне говорили старые поляки.
После войны в костёле устроили спортзал. Парадную дверь замуровали. Молодой тренер Виктор Лонский стал учить местных пацанов прыгать в высоту. Его школа была знаменитой. Ученики Лонского были чемпионами страны, Европы, выступали на двух Олимпийских играх - в Токио и Мюнхене.
Теперь, я слышал, костёл опять вернули местным католикам. Хорошее, совестливое решение. Что касается Бердичева, то это уже давно не еврейская столица. В 1941 году много евреев погибло в гетто. Многие погибли на фронте. Из одно?классников моего дяди, пехотного офицера, с войны вернулись четверо из двадцати парней.
Теперь в городе почти не осталось евреев. Уехали в Израиль, Америку, некоторые в Германию. Но охотно держат переписку с бердичевскими друзьями: украинца?ми, русскими, поляками. Бердичев - это наша боль, наша нежность, наше детство. Оно было не ахти каким счастливым, но другого у нас не было. Несмотря на горькую историю, этот каштаново-тополиной город остался в наших судьбах. Так же, как и в судьбе великого фран?цуза Оноре де Бальзака - уроженца Парижа, сына Бернара Франсуа и Анны Каролины Лауры...