Посвящаю светлой памяти Марии Борисовны Вербловской
С тех пор, как я не живу больше в Питере, но регулярно приезжаю, я вижу его по-новому. Я свободна от повседневной суеты, которая застилает глаза и душу. Мои европейские впечатления обеспечили новый уровень сравнения. Я читаю все, что публикуют о Петербурге. Я перечитываю литературу о нём, созданную великими поэтами и писателями. Я живу жизнью города, как живут родители жизнью своих выросших детей. Многое вызывает гордость и восхищение, куда большее, чем это было, когда Питер был моей средой обитания. Кое-что вызывает досаду, ведь очевидно, что можно было бы сделать лучше!
Приезжая всякий раз в мае, когда уже сошел снег и наступают белые ночи, еще нет нашествия туристов, а близкие люди не разъехались по дачам, я имею довольно стандартную программу. Помимо визитов и посещения Казанского кладбища в Пушкине, где похоронены мои родители, это дань любви Эрмитажу и Русскому музею. Как-то меня спросили несколько скептически: "Ну, сколько раз Вы бывали в Эрмитаже?" (Ответ подразумевался, видимо, в пределах первого десятка). Я никогда не задумывалась об этом. А, правда, сколько? В студенческие годы я всегда имела абонементы на циклы лекций западноевропейского искусства. Позже посещала все выставки, которые там устраивались, а это три-четыре раза в год. Теперь бываю раз в год, выбирая мастера, творчество которого я открыла для себя в музеях Европы. На сей раз это были голландцы, навеянные недавним визитом в Харлем, и немцы. Эрмитаж - истинный кладезь мирового искусства. Если осуществить безумный проект И.А. Антоновой (при всем моем к ней уважении), то это всё равно, что раскассировать Лувр. Ведь его коллекции составлены из трофеев Наполеона времен итальянского и египетского походов, реквизиций частных собраний времен революции. Или музею Прадо предложить вернуть картины времен колониальной зависимости от Испании севера Европы. Список можно длить. Заслуга музеев в том, что они сохранили произведения искусства от вандализма и невежества, создали центры притяжения и просвещения. Поэтому "status quo" должен быть законом для музеев.
В приоритетный перечень моих встреч входят посещения друзей и близких. Старые, теперь уже редкие, петербургские квартиры сохранились, в основном, в центре города, а их интерьер постепенно исчезает вместе с владельцами. Все они носители исторической памяти и петербургской культуры.
В этой квартире нашей давней подруги на стенах портреты предков еще из восемнадцатого века, фотографии XIX и XX веков, любимые литографии и памятные безделушки. И, конечно, книги, книги, книги.
Владелица этой квартиры на мой вопрос, подписать ли ей приготовленную для подарка книгу, ответила: "Не надо". И объяснила, что видела книги с автографами Ахматовой, Лозинского, Шварца, которые после смерти владельца просто выбрасывали на помойку, потому что, подписанные, в глазах наследников они утрачивали свою коммерческую ценность.
В мою стандартную программу входит также ходить, ходить, ходить по городу. Ходить и вспоминать стихи, посвящённые городу. Ходить и фотографировать. Я не фотографирую "открыточный" Петербург. Он растиражирован выше всякой меры. Меня привлекают просто рядовые здания XIX - начала XX веков. Благо многие из них сейчас отремонтированы хотя бы с фасадов. Хочется обязательно пройтись по Большой и Малой Морским, Гороховой, Невскому, Каменноостровскому, Кирочной, линиям Васильевского острова. Эти дома имеют историческую значимость, или значимы для меня лично, или просто хороши собой.
О Петербурге написано много пафосного: "Столица", "окно в Европу",город, заложенный "на зло надменному соседу". Вместе с тем давнее мрачное предсказание Евдокии Лопухиной "Быть Петербургу пусту", которое на протяжении его истории несколько раз почти сбывалось, у всех в памяти. В двадцатом веке это было дважды: в конце Гражданской войны и через двадцать лет в блокаду. Болота. Климат. Наводнения. Неисчислимые жертвы. Жертвы - малоценность человеческой жизни. Дальше, в недавнем прошлом: "Великий город с провинциальной (областной) судьбой" (Д. Гранин, а еще раньше Д.Лихачев), "город с белыми ночами и черными субботами" (шутка семидесятых после введения рабочих суббот). Последних шуток о Петербурге не слышала. А вот из середины девятнадцатого века хочется привести отрывок из совершенно непафосного, сатирического,стихотворения поэта В.С. Курочкина (1831-1875) "Письмо об России. Перевод с японского", написанного по поводу пребывания в Петербурге японского посольства:
"Кумбо* Петр Великий, славный в целом мире,
Как наш Кумбо Первый, свергнувший Даири**.
Обучить народ свой он велел голландцам
Всяким европейским фокусам и танцам,
Как ногами шаркать, лить из меди пушки,
Из науки пули и из глины кружки,
Чтобы в оных кружках, Азии на диво,
Пить, под страхом казни, в ассамблеях пиво.
Бороды всем выбрил... Не приспело время
Брить, как у японцев, маковку и темя,
Ибо перед нами русские, как дети,
Только на границе двух тысячелетий, -
Даже не созрели в доблести гражданской,
Как сказал в пассаже баниос Ламанский***.
Так лились в Россию волны просвещенья,
Силясь переспорить волны наводненья,
Ибо, поглощенный думами о флоте,
Кумбо им построил город на болоте.
В этом-то болоте, в Петербурге то есть,
Я насчет России сочиняю повесть.
Минуло столетье. Там, где были топи,
Выросли громады западных утопий...."
* Кумбо по-японски царь;
**Даири - духовный властитель Японии;
***баниос Ламанский - Е.И. Ламанский, считал, что "мы еще не созрели" до публичного обсуждения важных общественных вопросов.
Как и 150 лет назад "волны просвещения" по-прежнему труднее осилить, чем "волны наводнения". Не предшественник ли В.С. Курочкин Дмитрия Быкова?
Сейчас Петербург живет энергичной деловой жизнью. Ведется огромное строительство. Город занял всю долину Невы от Пулковских высот до Поклонной горы, берега Маркизовой лужи от Ольгино до Стрельны. Защищенный (надеюсь) теперь от наводнений, город получил новые земли для застройки по берегам рек и залива. Они хорошо видны с самолета и показываются с помощью гугловского ресурса "Планета Земля".
Вид сверху на Санкт-Петербург, его окрестности, дельту реки Невы, защитную дамбу в Финском заливе (через город Кронштадт на острове Котлин), намытые земли у Васильевского острова.
Итак, встречи с Петербургом в 2013 году, встречи с новым и полузабытым старым.
1. От дома Мурузи до Летнего сада.
Какое-то эйфорическое заблуждение посетило меня перед приездом. Мне показалось, что после многих лет разговоров открылся музей-квартира И.А. Бродского в доме, когда-то принадлежавшем князю А. Д. Мурузи.
Туда, туда, на Литейный, на Пестеля, к дому Мурузи. Увидеть полторы комнаты. Проникнуться атмосферой:
"...Зима качает светофоры
пустыми крылышками вьюг,
с Преображенского собора
сдувая колокольный звук.
И торопливые фигурки
бормочут - Господи, прости,
и в занесенном переулке
стоит блестящее такси..."
Напротив дома Мурузи стоит Спасо - Преображенский собор. Для Бродского этот собор был центром, ориентиром, тем, чем для меня был Витебский вокзал, который находился почти напротив моего дома.
Бродский не дал себе труда закончить школу. Его латентная в детстве талантливость и импульсивность предохранили от дрессуры, которой подвергались все, получившие в то время аттестат зрелости. А тогда, на выпускных экзаменах по литературе, в каждом билете присутствовал вопрос о постановлении Партии и Правительства о журналах "Звезда" и "Ленинград", шельмовавшем Ахматову и Зощенко. Значит, каждый должен был сказать недоброе слово в адрес этих людей. Ахматову не издавали, поэтому большинство не знало ее стихов. Я знала. Мама моей подруги, поклонница Ахматовой с юности, читала нам их наизусть:
Сжала руки под тёмной вуалью... "Отчего ты сегодня бледна?" -- Оттого, что я терпкой печалью Напоила его допьяна.
Я ощущала красоту её стихов, но, действительно, что они имеют общего со строительством коммунизма? Значит безыдейно. "Все мы бражники здесь, блудницы, Как невесело вместе нам!" Это же она сама пишет. К великим целям это не относится. У меня до сих пор осталось чувство стыда и ощущение причастности к этой позорной истории. Школа требовала послушания, единомыслия и соучастия. Воспитывала лицемерие, когда мы четко знали, что можно говорить в школе. Это выработало у меня стойкое неприятие гуманитарных предметов. Я хотела жить в четком мире, где 2 х 2 = 4. Как мне казалось, это была инженерная деятельность. Бродский был "из другого профсоюза". Уход от советских реалий он нашел в геологических экспедициях, котельных, в низовой работе в непрестижных профессиях, пока ему, по выражению Ахматовой, власти "не сделали биографию", осудив его как "тунеядца". В ссылке он продолжил своё настоящее образование, чтобы впоследствии стать всемирно известным поэтом.
Спасо - Преображенский собор.
Собор встретил нас благовестом и крестным ходом. Это не торопливое "Господи прости". Я такого не видывала. Думаю, что Бродский тоже.
Крестный ход около Спасо - Преображенского собора.
У Бродского были и другие ориентиры:
"...а Петербург средины века,
адмиралтейскому кусту
послав привет, с Дзержинской съехал
почти к Литейному мосту,
и по Гороховой троллейбус
не привезет уже к судьбе.
Литейный, бежевая крепость,
подъезд четвертый, КГБ".
Замечу, что "бежевая крепость" КГБ находится в нескольких минутах ходьбы от дома Мурузи.
Построенный в ново-мавританском стиле дом Мурузи известен своими поэтическими традициями.
"Меж Пестеля и Маяковской
стоит шестиэтажный дом.
Когда-то юный Мережковский
и Гиппиус прожили в нем
два года этого столетья.
Теперь на третьем этаже
живет герой, и время вертит
свой циферблат в его душе".
Дом Мурузи, где в разное время жили З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковский, В. Пяст, И.А. Бродский. Здесь находился Петроградский Дом поэтов, организованный Н. Гумилевым.
Долго искали вход в музей. Напрасно. В коммунальной квартире, где жил поэт с родителями, одна комната еще обитаема и владелица ещё не готова к её освобождению.Демократия. Подождем.
Мемориальная доска существует на полуотремонтированном фасаде.
Подворотня - мрачная, грязная нора. Но ведь, по существу, это тоже экспонат будущего музея И. Бродского.
Несостоявшуюся встречу с И. Бродским надо компенсировать. Недалеко Летний сад. По улице Пестеля, мимо Соляного переулка с училищем А.Л. Штиглица, к Фонтанке.
Еще в прошлом году посмотрела на Летний сад из-за решетки. Читала массу недовольных комментариев. Собственно, в чем недовольство? Саду собирались вернуть первоначальный вид XVIII столетия. Это и сделали. Для меня образец сада XVIII столетия это Монплезир в Петергофе. Дворец и сад, сделанные по заказу Петра, европейскими мастерами. Французские цветники, скульптуры, фонтаны, дорожки. Летний сад за свою историю претерпел существенные изменения. Создавались и засыпались пруды, была прорыта Лебяжья канавка. Существовал проект ее засыпки. В саду устраивались травли-охоты на животных. Два наводнения 1777 и 1824 годов радикально меняли вид сада. Помню возмутивший весь город погром, который устроили вандалы, разрушив несколько статуй (кажется, год 1970). В саду была и дорожка для верховой езды. Каждое поколение жителей Петербурга помнит свой Летний сад. Пушкин отзывался о нем очень просто: "Да ведь Летний сад - мой огород. Я, вставши от сна, иду туда в халате и туфлях. После обеда сплю в нем, читаю и пишу. Я в нем дома". Мое поколение помнит разросшийся сад в английском стиле. Реставрация его изменила, но, думаю, что это достоверный возврат к первоисточнику. Главное осталось. Скромный дворец Петра Великого, о котором писал А. Городницкий:
"В краю, где суровые зимы и зелень болотной травы,
То ливень балтийский внезапен, то ветер сибирский жесток.
Полдюжины окон на Запад, полдюжины - на Восток...."
Дворец Петра Великого в Летнем саду.
Тут же "Невы державное теченье. Береговой ее гранит".
Памятник И.А. Крылову, к которому выводили гулять несколько поколений петербургских детей.
Порфировая ваза, подаренная Николаю I шведским королем Карлом XIV в знак примирения после многочисленных войн.
Ограда Летнего сада со стороны Невы.
Вот как о Летнем саде писала А.А. Ахматова:
"Я к розам хочу, в тот единственный сад, Где лучшая в мире стоит из оград, Где статуи помнят меня молодой, А я их под невскою помню водой. В душистой тиши между царственных лип Мне мачт корабельных мерещится скрип. И лебедь, как прежде, плывет сквозь века, Любуясь красой своего двойника.
И замертво спят сотни тысяч шагов Врагов и друзей, друзей и врагов.
А шествию теней не видно конца От вазы гранитной до двери дворца..."
Карпиев пруд Летнего сада, где я, к сожалению, не увидела лебедей.
Когда эти технические ограждения обрастут зеленью, они не будут бросаться в глаза. Такие дорожки-беседки характерны для садов XVIII века.
В процессе реконструкции часть Летнего сада воспроизведена во французском стиле.
Построено несколько фонтанов, что соответствует моде того времени и дало название реке Фонтанке, питавшей водой эти фонтаны.
Мраморные подлинники скульптур заменены чем-то искусственным. Это огорчило.
Процесс замены подлинников копиями происходит или уже произошел для всех ценных скульптур в мире. Мрамора перемещаются в музеи, где находят защиту от непогоды и вандалов. Все человечество довольствуется теперь созерцанием копий. Надо и нам привыкать.
2. Невский проспект.
Старый Петербург, Невский проспект. Без него нельзя. В моей юности отрезок от Литейного до Московского вокзала в молодёжной среде назывался "Бродвей". Пройтись там вечером было "круто". На углу Литейного и Невского находилось кафе под неофициальным названием "Сайгон". О нем много написано. Это было во времена "стиляг", понятие сейчас почти забытое, но тогда знаковое.
Ходить по городу и видеть. Видеть и фиксировать, как этот "папараццо" из прошлого века. Фиксировать в памяти дигитального аппарата и собственной. Будить в памяти то, что знаешь и видел когда-то.
Центр города переполнен автомобилями. Сейчас уже трудно встретить "Победу", "Москвича" или "Жигуленка". Их сменили иномарки не первой свежести. Старые, дребезжащие маршрутки наводнили город. Водители "не из местных", которые не знают города, кроме заданного направления, не могут ничего пояснить. Машины паркуются на улицах, не оставляя места ни для прохода, ни для проезда. Некоторые площади, в том числе площадь Искусств, с памятником А.С. Пушкина, превращены в автостоянки.
Я пользуюсь метро с момента его постройки (1956 год). Первая линия, которая связала все вокзалы Ленинграда, проходила мимо нашего дома. Мы очень сожалели, что открытие станции Пушкинская задержали, говорят из-за плывуна, который оказался на пути шахты эскалатора. В свое время метро казалось верхом достижения комфорта и, действительно, оно решило транспортную проблему. Однако теперь я вижу, что были более рациональные пути ее решения. В Берлине с удивлением узнала, что никто из пассажиров, делающих пересадку с поезда на поезд, не тащит свои чемоданы по городу и не использует городской транспорт. Поезда всех направлений встречаются на определенных станциях недалеко от столицы, и пассажиры просто переходят с одной платформы на другую.
Сейчас сеть метро вполне плотная и все время наращивается. Из последних введенных - станция Адмиралтейская, в центре, близко от Невы, в самом начале Невского проспекта. Понятно, что она заглублена больше других. Здесь используются даже два эскалатора. Однако ни одна станция не обходится без ступенек, которые находятся или до эскалатора, или после него. Я не говорю уже о ступеньках, которые нужно преодолеть на переходах с одной станции на другую. Наблюдала, как бодрые пассажиры преодолели эти ступеньки между Пушкинской и Звенигородской, а остались несколько стариков и растерянная женщина с детской коляской. Старики ей помогли, но сколько людей отлучены от метро, этого самого популярного и надежного вида транспорта! При входе в метро надо было бы повесить объявление "Инвалидам и слабым вход воспрещен".
Отреставрированные фасады старого Петербурга соседствуют с запущенными подворотнями и дворами.
На Гороховой улице, в самом центре города, этот пивной ресторан в старом особняке выглядит по-европейски. Это, как говорят топографы, "взгляд вперёд".
А это из той же точки съёмки: "взгляд назад" - и открывается вид, вполне соответствующий романам Ф.М. Достоевского.
Недалеко отсюда находятся места, где жил в последние годы Ф.М. Достоевский. Это Владимирский проспект, Кузнечный рынок, улицы Достоевского, Большая и Малая Московские. Район не респектабельный, но вполне пристойный.
Так эти места выглядят из окна одного из домов. Крыши старого Петербурга. Высотные доминанты: Спас на Крови и Собор Петропавловской крепости.
Из другого окна видны купола и колокольня Владимирского собора. Здесь отпевали няню А.С. Пушкина - Арину Родионовну. Прихожанином собора был Ф.М. Достоевский.
Ахматова видела эти места так:
"Россия Достоевского. Луна Почти на четверть скрыта колокольней. Торгуют кабаки, летят пролётки, Пятиэтажные растут громады В Гороховой, у Знаменья, под Смольным. Везде танцклассы, вывески менял, А рядом: "Henriette", "Basile", "Andre" И пышные гроба: "Шумилов-старший". Но, впрочем, город мало изменился. Не я одна, но и другие тоже Заметили, что он подчас умеет Казаться литографией старинной, Не первоклассной, но вполне пристойной..."
Магазин похоронных принадлежностей на Владимирском я еще помню, правда, он уже не назывался "Шумилов-старший". Согласиться сейчас, что город мало изменился, трудно. На смену "Henriette", "Basile", "Andre" пришли вывески с американизмами. Но облик "вполне пристойной" старинной литографии остался.
Мне хочется рассказать о другой части Невского, ближе к Адмиралтейству. Как мы пели студентами, возвращаясь с далеких практик: