Саавалайнен Валерия: другие произведения.

Tulkki (Переводчик)

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 13, последний от 24/09/2019.
  • © Copyright Саавалайнен Валерия (innochka@hotmail.com)
  • Обновлено: 17/02/2009. 494k. Статистика.
  • Повесть: Финляндия
  • Оценка: 4.58*15  Ваша оценка:


       Глава первая
      
       Цок- цок- цок!
       Бег на шпильках по старым каменным мостовым центра Хельсинки занятие совсем небезопасное. И совершенно неэстетичное - голова далеко впереди, задняя часть для равновесия нелепо приподнята, как у утки, и за всем этим пытаются успеть заплетающиеся, ошалевшие ноги. Но русские женщины на весь мир прославились своим упорным нежеланием идти в ногу с эпохой - вот и ковыляют за ней на высоченных каблуках, прихрамывая и периодически поругиваясь и в снег, и в дождь, и в слякоть; по расплавленному асфальту, по зыбучим пескам. Иногда уже с палочкой, но на шпильках.
       Упс! Каблук застревает между камнями и, едва не перекувырнувшись через голову, с трудом удерживая равновесие, я остаюсь стоять на проезжей части перед универмагом ”Сокос” в одной туфле. Тут же меня начинают немилосердно толкать бегущие мимо пешеходы и нервно поглядывать в мою сторону водители остановившихся на красный свет машин.
       Туфлю оставить на проезжей части нельзя - купленные всего пару недель назад в ”Риццо” туфли не оставляют на растерзание уличному движению - да и не могу же я явиться на переговоры с двадцатиминутным опозданием в одной туфле?!
      
       Изящно присев (надо же было сегодня одеть именно эту юбку, неприкрывающую колени) пытаюсь вытянуть застрявший каблук, но он и не думает поддаваться. Как же он мог так глубоко застрять? ... Люди добрые, это какой же у меня вес?!
       Светофор переключается на жёлтый и машины начинают угрожающе рычать. Меня охватывает паника, и, стараясь не думать об открывавшейся на меня сзади перспективе, бросаю на мостовую сумку и, хорошенько ухватившись за туфлю, начинаю вытягивать её из западни, как Кролик объевшегося Винни Пуха из норки. Мои усилия ни к чему не приводят!
       Цвет светофора меняется на зелёный и я с честью начинаю свой рабочий день организацией огромной пробки на главной улице спешащего на работу города.
       Вид у меня совершенно идиотский. Пешеходы не смеются и не показывают пальцем, как это было бы в России, но никто и не спешит на помощь, делая по местному обычаю вид, что ничего не происходит. Водитель одной из машин делает деликатный жест рукой, как бы разрешая мне перейти дорогу. Огромное спасибо! Неужели он думает, что я сама запихала туфлю в щель между камнями и могу её вытащить когда наиграюсь в эту увлекательную игру?!
       Среди наблюдателей замечаю группу рабочих в синих комбинезонах, неторопливо потягивающих утренний кофе из картонных стаканчиков. Эти рабочие - одно из самых необъяснимых явлений Хельсинки. Ими наполнен весь город, в котором ремонт, как иногда кажется, не прекращается никогда, и единственное занятие, за которым их когда-либо можно увидеть - это распивание кофе из картонных стаканчиков. А может поэтому-то в центре Хельсинки всегда ремонт?
       Один из них, видимо, не потерял ещё представления о милосердии и джентельменстве, потому что он приближается ко мне с явным желанием помочь. Ну, если этот молодой белобровый великан ростом в два метра не вытащит мою туфлю из мостовой - о туфле надо будет забыть.
       Лёгкое движение руки - и виновница пробки вылетает из расщелины в камнях как молочный зуб, шатавшийся уже неделю. Водители облегчённо вздыхают. Я тоже вздыхаю, но больше под действием гормонов - Мужчина! И в приступе благодарности или под влиянием более низменных чувств я обнимаю своего спасителя и, с трудом дотянувшись до предположительного места щеки, запечатлеваю на ней щедро сдобренный губной помадой поцелуй.
       Теперь бегом! Может мне удастся сделать вид, что я не опоздала на первую часть переговоров, а образцово заранее пришла ко второй части.
       Интересно, но с перекрёстка так и не доносится звука моторов, зато слышны отчаянные гудки клаксонов. На бегу оглядываюсь - великан так и стоит посреди мостовой, и, ещё не опомнившись от потрясения, приподняв белые брови смотрит мне вслед.
      
       К моему величайшему облегчению русский гость блестяще говорил по-английски. И очень по-европейски выглядел в очках с тонкой позолоченной оправой и в бадлоне, вместо рубашки с галстуком. Меня всегда радуют такие бизнесмены из России - их хочется сохранить на семена и размножить, тогда переводчикам не придётся краснеть на переговорах и в ресторанах, намекая гостю, что есть с ножом ... м-м-м... скажем, удобнее.
       Переговоры прошли замечательно - я не перевела ни одного слова. С моим английским в лучшем случае можно объяснить в Германии, что я не понимаю по-немецки. Немного трудно было вовремя смеяться шуткам, которые этот русский отпускал беспрерывно, но согласитесь, что этой науке обучиться значительно легче, чем выучить все эти замысловатые английские перфекты и плюсквампперфекты.
       Финский представитель поглядывал на меня недовольно - как на борзую, от которой нет толка на охоте и которую перед охотой ещё и соверщенно напрасно накормили. Ну и пожалуйста! Я не какой-нибудь по-чёрному работающий переводчик, а зарегистрированный предприниматель. У нас есть договор - значит и счёт будет оплачен. Тем более, что я подозреваю - в магазинах я вам ваши денежки отработаю!
       В перерыве разговаривали с русским, который оказался Николаем Васильевичем. Он и по-русски всё время шутил, но я слушала невнимательно - у меня была забота поважнее. Под предлогом припудривания носа (русская женщина, наверное, никогда не сможет прямо, как европейка, сказать мужчине, что она хочет писать) я помчалась в туалет.
       Тщательный осмотр туфли привёл меня в хорошее расположение духа - если не принимать во внимание мелких царапин драгоценная туфля не пострадала. Но так продолжаться больше не может - пока я не расквасила себе нос или не остановила где-нибудь поезд мне нужно купить туфли на низком каблуке. Или лучше что-нибудь еще удобнее, например, кроссовки. Тогда я смогу бежать в них утром на работу, а потом менять их в офисе на туфли, как американская деловая женщина. Решено - сегодня же ищу и приобретаю качественную и удобную спортивную обувь.
       От принятия радикальных решений меня отвлекли доносившиеся из холла голоса - это приехал генеральный директор встречающей финской фирмы знакомиться с Николаем Васильевичем. Эту сцену я не могла пропустить - сколько ни смотри на первую встречу финна с русским партнёром, пресытиться этим невозможно.
       Фины не владеют лицом. Абсолютно. Этот факт так же неоспорим, как то, что Земля вращается вокруг своей оси и вокруг Солнца.
       Так, большой недовольного вида генеральный директор разглядывал стоящего перед ним сорокалетнего хитровато улыбающегося русского с осторожностью, граничащей с недоверием. Утренний финский представитель и сидевшая за столиком секретарь застыли в напряжённых позах. Сцена напоминала пересадку двух разнополых львов в одну клетку, когда весь персонал стоит с пожарными шлангами наперевес, готовые, если что не так, окатить виновников конфликта потоками ледяной воды. С неуверенным выражением лица Тарьи Халонен, пожимающей резинувую руку Лорди, директор принял протянутую ему ладонь. Он, как и многие другие, хотя и видавшие мир и неплохо образованные, но имеющие весьма и весьма странное представление о России финские директора, видимо ожидал, что Николай Васильевич сейчас выхватит откуда-то гармошку, лихо сдвинет шапку-ушанку на затылок и заиграет Калинку-Малинку. Или чего доброго выхватит из дорогого дипломата "Калашникова" и раскрошит все стёкла в офисе...
       Но русский бизнесмен не проделывал ничего из вышеуказанного, а напротив, рассыпался в благодарностях за такой хороший приём . Тут утренний финн на меня так недовольно посмотрел, что я сочла нужным детально разглядеть одну из странных картин, украшавших (вернее портивших) стерильные стены офиса.
       Во время обеда было очень мило. Я посоветовала заказать столик в тихом ресторане с видом на море (что всегда расслабляет) и с меню на русском языке (что всегда производит впечатление на русских гостей). Все были довольны. Вкусная еда всегда оказывает положительное влияние на человека и даже настороженный директор начал улыбаться кривоватой и неопределённой улыбкой, как Пааво Липпонен, когда его принародно хвалят.
       Не уверена, но по-моему стороны непринуждённо болтали о финской природе, рыбалке и обо всех тех неинтересных вещах, о которых обычно беседуют полузнакомые мужчины.
       Я была довольнее всех - переводчику редко удаётся на таких деловых обедах поесть, потому что перевод с набитым ртом может показаться не совсем внятным. А ведь это так обидно, когда стол заставлен всякими деликатесами, а ты можешь их только понюхать или в лучшем случае, если одна из сторон удалится по зову природы, успеть наспех проглотить пару креветок и кусок пирожного. Спасибо Николаю Васильевичу, я заказала себе роскошное блюдо, в котором листья салата были такими свежими, что торчали в разные стороны. Я уминала это великолепие, напоминая поросёнка, забравшегося на соседский двор полакомиться сочной ботвой, надёжно спрятавшись в высоких листья от осуждающих взглядов утреннего финна.
       После обеда директор увёз своё опять ставшее недовольным лицо на какое-то очередное собрание, а мы втроём (с Николаем Васильевичем и Антти Лехтоненом, утренним финном) отправились за покупками в "Стокманн". У гостя было всего два пожелания относительно покупок: он хотел приобрести особую коллекционную тарелку с видами Хельсинки и несколько рубашек, так как до Финляндии он разъезжал уже несколько недель по Европе и чистые рубашки у него закончились (вот в чём секрет элегантного бадлона!).
       В "Стокманне" Антти сразу как будто бы уменьшился в размерах (хотя он и так был довольно щупленький) и принял то несчастное и покорное выражение лица "жертвенной коровы", которое можно обычно увидеть на лице любого нормального финского мужчины, оказавшегося в большом торговом доме. Николай Васильевич, привычный путешественник, поглядывал по сторонам с равнодушием, не выражая типичного для русского человека восторга при виде чисто убранного помещения.
       Зато я была здесь в своей стихии! Наверное я могу по памяти нарисовать подробнейший план всего "Стокманна", начиная от подвала с деликатесами и заканчивая салоном красоты на последнем этаже. Такие глубокие знания какого-либо объекта достигаются, как вы, наверное, понимаете с помощью упорных тренировок. Обучение было, впрочем, не из дешёвых - более двух лет я выплачивала счета за купленные по стокманновской кредитной карточке милые безделушки.
       Но, не будем отвлекаться на всякие неприятные и незначительные воспоминания: Николаю Васильевичу надо найти особенную тарелку и чистые рубашки.
      
       В отделе сувениров (в котором мы оказались так быстро, что я едва удержалась от соблазна показать Антти язык) нужная тарелка нашлась сразу. Это было ужасающее керамическое изделие, тяжёлое, с грубым объёмным изображением одной из достопримечательностей Хельсинки. Николай Васильевич при виде её хлопнул себя по коленям, обрадовавшись, как ребёнок.
      -- Я такие же привёз и из Германии, и из Франции, и из Японии! Отлично, - он посмотрел на меня с любовью. - Вот жена-то обрадуется!
       Я ничего не сказала, но попыталась представить себе женщину, которая может этому ДЕЙСТВИТЕЛЬНО обрадоваться. Если это вполне нормальная женщина, то она скорее всего заранее отрабатывает радостное подпрыгивание при виде такого уродства, только из-за бескорыстной любви к привёзшему ей это мужчине. А сама, бедняга, тихонько мечтает, чтобы эта гадость разбилась в перелёте или превратилась бы в парочку симпатичных бриллиантовых серёжек.
       В отделе рубашек гость сразу направился к полкам с надписью "Босс" и, быстро разобравшись в размерах, стал стопкой складывать выбранные им рубашки на мои подставленные руки. Вскоре я напоминала индийского разносчика, до ушей нагруженного контрабандой. По дороге к кассе я обратила внимание Николая Васильевича на моднейшие полосатые рубашки.
      -- Нет, нет!- испуганно ответил он и даже как-то попятился назад. - Жена такие не любит!
       Что-то не сходится с отрабатыванием радострого подпрыгивания. По крайней мере по-отношению к жене...
       Пока я углубилась в размышления о жене Николая Васильевича, стороны переговоров о чем-то неторопливо ворковали. Через какое-то время, уже на выходе из магазина, они замолчали и посматривали в мою сторону с явным желанием что-то от меня услышать. Очевидно, вопрос был задан по-английски, так как Антти напоминал зловредного гнома, определённо задумавшего какую-то гадость.
       Я решила выдержать паузу. Как у Сомерсетта Моэма в "Театре": "Чем больше артист, тем больше пауза".
       Антти не выдержал.
      -- Он хочет вечером в ночной клуб, - по-фински сказал он. - Куда ты посоветуешь его отвести?
       В глазах Антти читалась беспросветная тоска: он явно не был завсегдатаем модных клубов, очевидно проводя досуг на своём дворе, около гриля с колбасой, с огромной упаковкой пива и с толстой женой в растянутых спортивных штанах. Он уже рассчитывал улизнуть в этот знакомый и уютный уголок вселенной, как вдруг на него свалился этот русский. Директор ускакал (уже наверняка сидит на даче в сауне), а Антти должен в пятницу вечером тащиться в кабак и, не имея даже возможности хотя бы как следует напиться, будет вести светские беседы по-английски, старательно обходя тему хоккея, где финны недавно опять обыграли русских.
       Несмотря на настойчивые попытки Антти уличить меня в незнании английского языка мне стало его жаль. Но идти в кабак с русским гостем самой мне не хотелось ни за какие деньги - у меня были свои планы на вечер.
      -- Отведи его в "Театр". Там ему будет так скучно, что захочется спать. Не меняй ночной клуб, а, не дав ему опомниться, вези его в отель. Одного лучше не оставляй - ничего не могу гарантировать. Удачи!
       Пожав руку совсем поникшему заместителю директора Лехтонену и чуть ли не обнявшись с так хорошо знающим английский Николаем Васильевичем, я выпорхнула из "Стокманна" и направилась к автовокзалу в Камппи.
       Всю дорогу меня одолевало смутное чувство, что я забыла сделать что-то очень важное. Вдруг меня осенило: кроссовки!
       Я быстренько позвонила своему ребёнку:
      -- Зайчик, я задержусь!
       Не по годам рассудительная одиннадцатилетняя девочка спросила недоверчивым голоском:
      -- Ты в обувной магазин идёшь?
       И как она догадалась?!
       - Не трать там опять все деньги. И ещё - у нас маргарин кончился. И у меня йогурт. Только купи обязательно детский.
       Не прошло и двух с половиной часов, как я опять направлялась к автовокзалу, весело помахивая новеньким пакетом из обувного бутика. В пакете лежала красивая обувная коробка, а в ней были золотые, на 15-ти сантиметровой шпильке, расшитые стразами и перьями вечерние босоножки.
      
       Глава вторая
      
       Ну вот, наконец я в автобусе. В восторге от своего приобретения - все время так и хочется приоткрыть коробку и полюбоваться этим чудом обувного дизайна, но вдруг помнутся перья? Надо успокоиться. До Эспоо где-то полчаса езды и если я буду беспрестанно заглядывать в коробку я обязательно что-нибудь испорчу. Или сидящий рядом со мной банковского вида дядька с непробиваемым лицом агента КГБ решит, что у меня не все дома...
       Кстати о доме, о нашем с Лизкой доме, довольно просторном rivitalo с окнами на море. Меня всегда очень забавляет реакция моих русских гостей на наше жилище - "Вот живут же эмигранты! Вот это государство!". Я обычно даю им вдоволь навосторгаться, а затем охлаждаю их пыл подробным описанием тех домов, в которых действительно живут эмигранты ... благо у меня есть об этом достоверное представление. А как же мы с Лизкой попали в этот район уютных двориков с фонтанами, где на парковках стоят такие машины, на которые иногда даже страшно дышать?
       Вот я вам как раз и расскажу, пока еду... заодно отвлекусь от беспрестанного заглядывания в обувную коробку.
       А дело было так.
       Несколько лет назад, после развода, мой бывший муж решил воспользоваться моей полной неосведомлённостью в каких-либо законах и завалил меня грудой всевозможных счетов, предлагая их мне оплатить. Я почувствовала неладное и отказалась, после чего бывший благоверный стал настойчивее и начал угрожать мне полицией и другими возможными способами приструнить незаконопослушных. Перепугавшись, я отправилась к юристу, трясясь одновременно по двум причинам: придётся ли действительно платить (интересно чем?!) и сколько возьмёт за консультацию юрист. Наши с Лизкой доходы в то время были настолько скромными, что поездка из Ванты в Хельсинки на автобусе была с экономической точки зрения серьезным проектом.
       Когда я вошла в приёмную одной частной юридической фирмы, моим первым желанием было сбежать. Контора занимала половину второго этажа старинного особняка в центре, её украшали толстые ковры, бархатные старинные диваны и картины в тяжёлых позолоченных рамах. Самое неприятное заключалось в том, что в виду своей излишней осведомлённости в области искусства, я сразу поняла, что эти картины - подлинники. А такая роскошь интерьера непременно отражается на представляемом клиенту счете .
       Я начала сжиматься в размерах уже у переговорного устройства при входе в подъезд, достигла пятидесяти процентов от собственного объёма у столика секретарши в блузоне от "Барбери" и очках от "Шанель", вдавилась в бархатный диван, уменьшившись ещё вдвое, поэтому, когда юрист, к которому я заказала время вышел мне навстречу в коридор, то не сразу меня разглядел.
       Очень высокий, спортивного вида джентельмен согнувшись почти пополам, пожал высунувшуюся откуда-то из глубоких недр дивана ледяную дрожащую руку. Встав, я едва достала ему до подмышки, что его как-то стразу заметно растрогало и расположило ко мне - маленькая испуганная женщина. Я покорно поплелась за ним в кабинет, по площади превосходивший всю мою городскую квартиру вместе с балконом, заставленный почему-то чучелами птиц и животных, из которых одно страшенное чучело вороны чуть не обернуло меня в паническое бегство и помогло наконец понять, что люди имеют в виду, когда говорят "его выпотрошили юристы". Кроме этих сомнительных предметов дизайна кабинет от пола до потолка был занят книжными полками, содержащими полный свод законов Финляндии и другие подобные издания. Прочитавший хотя бы названия всех этих книг на корешках завоевал бы в моих глазах огромное уважение.
       Назвавшийся Йонатаном (свою шведскую фамилию он как-то странно и неразборчиво прожевал) юрист предложил мне сесть, очень красиво отодвинув одной рукой тяжелый стул, который я и двумя руками не смогла бы оторвать от земли, уселся напротив и, нацепив смешные круглые очки, которые ему, кстати говоря, безумно шли, принялся очень внимательно изучать протянутые ему мною требования ненасытного бывшего супруга, изложенные на нескольких страницах очень густым текстом.
       По прочтении сего документа он вздохнул и вдруг, несказанно меня удивив, сильными руками разорвал стопку бумаги на мелкие кусочки, после чего широким жестом отправил их в мусорный ящик.
       - Я рекомендую Вам проделывать то же самое с каждой бумажкой, приходящей от Вашего бывшего мужа. Да что же Вы так дрожите? Воды? - с узумлением спросил он.
       Вид у меня действительно был довольно-таки жалкий. Не успев утром вымыть голову я наскоро заплела полудлинную жирную косицу, а припухшие красные глазки (не от слёз, пролитых из-за развода, а от вчерашнего посещения подружек , привезших с собой несколько бутылочек портвейна) видимо вызывали у собеседника мысль о глубоких и благородных страданиях. Этакая васнецовская Алёнушка, только с признаками похмелья. К тому же меня нестерпимо продолжал мучать вопрос: сколько же этот юрист с меня за такую своеобразную консультацию возьмёт?
       Испуганный Йонатан принёс мне стакан воды и мы разговорились. Он оказался просто замечательным собеседником, умевшим как со свойственной его профессии внимательностью слушать, так и очень живописно говорить. А его нежнейшей страстью неожиданно для меня оказалась ... Россия! Вот его и тронула моя просаленная косица... Он обожал русских классиков, в особенности Чехова, был в восторге от русского искусства и как все убеждённые фанаты России считал верхом нирваны никому до этого не удающееся "постижение загадочной русской души".
       Мы проболтали почти час, он попросил в случаях притеснений со стороны бывшего супруга звонить ему и на всякий случай записал мой телефон. Я так и не набралась храбрости спросить о стоимости консультации, и к лучшему, мне тогда не пришло в голову, что в Финляндии юристы не пересчитывают замасленные купюры, а что их секретарь цивилизованно высылает клиенту счёт на дом, за что собственно этот секретарь свою зарплату и получает. Но как выяснилось позднее - этот визит мне ничего не стоил. Как сам Йонатан потом объяснил, ему же не пришлось вести никакого дела...
       Через несколько дней он неожиданно позвонил и спросил, не надоедает ли мне бывший муж. Я поблагодарила и ответила, что тот, по-крайней мере, затих. Йонатан немного посопел в трубку, пробормотал несколько совершенно неопределённых вежливостей (в стиле "как приятно быть полезным") и на этом наш содержательный разговор закончился.
       Ещё через несколько дней он опять мне позвонил, спросил вновь про мужа, и, услышав мои уже удивлённые заверения о том, что всё в порядке, начал мяться, никак не решаясь что-то сказать. Наконец, предварительно ровно десять раз очень доходчиво объяснив мне, что он обычно так никогда с клиентами не поступает, застенчивый защитник обижаемых жён пригласил меня с ним как-нибудь поужинать. Я ужасно обрадовалась - он же такой замечательный: спокойный, симпатичный да ещё и Россию любит... Я как-то больше привыкла к некрасивым окрикам, оповещающих всю автобусную остановку о моей пренадлежности к древнейшей профессии, или к исподлобья смотрящим на меня дамам в социальных конторах, подозревающими меня в очередной попытке ограбить доверчивое Финское государство, чем к интересующимся русской культурой, что впрочем было не удивительно, ведь любители России вряд ли станут кричать в общественных местах: "Люблю Россию я!".
       Я утешила Йонатана, что вовсе его клиентом не являюсь, чем его сразу успокоила. Мы ещё добрые полчаса мило беседовали о том-о- сём, после чего договорились встретиться на выходные и поужинать вместе.
       Мы с Лизкой жили тогда в наспех вымоленной у города малюсенькой квартирке в Вантаа. Сразу после развода я наивно решила найти нам частную квартиру. Уселась за стол, заваленный газетами с объявлениями о недвижимости, и начала названивать по всем более или менее подходящим объявлениям, единственным критерием отбора которых была цена. Ответы были удивительно однообразны. Как только я со своим звучным акцентом спрашивала, свободна ли квартира, квартира тут же оказывалась занятой. Я долго размышляла об удивительном спросе на аренду, пока до меня не дошло в чём дело. Некоторые владельцы квартир, впрочем, давали мне высказаться несколько подробнее, до того момента, как я бодро сообщала им, что являюсь на данный момент безработной матерью одиночкой. Один же дядечка с приятным интеллегентным голосом, очень терпеливо меня выслушавший, объяснил, что не хочет делать из своей квартиры бордель.
       От знакомых я узнала, что могу получить квартиру от города. А так как никаких требований к району я не предъявляла, мы с Лизкой довольно быстро переехали в удивительную многоэтажку.
       Наш дом напоминал огромный постоянно движущийся муравейник с муравьями самых различных цветов и размеров. В нашем дворе можно было увидеть деятельных китайцев, постоянно носившихся по каким-то своим делам или усердно что-то чистящих; собравшихся стайкой и напоминающих чёрно-белых сорок темпераментно галдящих арабских женщин, с глазами такой необыкновенной красоты, что за них не одна модель отдала бы всё своё состояние; толкающих коляски с очаровательным потомством похожих на яркие орхидеи индийских дородных мамочек. Из некоторых окон нашего двора доносились красивые и громкие греческие песни, а из квартир сомалийцев шли совершенно опьянительные ароматы каких-то восточных приправ. Неуклюжие цыганки в своих знаменитых непомерных юбках постоянно ругались во весь голос, обвиняя друг друга в чём ни попадя, задумчиво и устало плёлся с работы тихий эстонский водитель автобуса в своей синей форме, регулярно раз в неделю набиравшийся и колотивший свою грустноглазую жену.
       Ну а дети, игравшие во дворе и вовсе представляли собой необычайную картину: было очень интересно слушать, как они все орали по-фински, кто с акцентом, а кто уже и без, а особенно было весело наблюдать, как мамаши нашего двора разбирали их по домам под вечер. Меня всегда необыкновенно удивляло, как из этой похожей на движущееся лоскутное одеяло кучи отпрысков мамочки всегда сподабливались вытянуть руку или ногу именного собственного ребёнка.
       Нетрудно себе вообразить выражение лица Йонатана, когда он въехал в этот, скажем, не совсем обыкновенный финский двор на блестящей новенькой машине забирать меня в ресторан. Да и головы всех присутствующих сразу повернулись к энергично поднявшемуся из машины высокому джентельмену, одетому в серый в полосочку костюм и светлую, хрустящую от свежести рубашку, оставленную для придания элегантной небрежности без галстука. Во дворе стало ОЧЕНЬ тихо. Собственно благодаря этой странной для нашего двора тишине я и выглянула в окно, увидев Йонатана и роскошный "экипаж". Я была вымотана двухчасовым сеансом примеривания одежды, как своей, так и лучшей приятельницы, не пожелавшей оставить меня в беде, и необыкновенна расстроена, увидев, что одеть абсолютно нечего. Поглядывая из окна во двор, где Йонатан уже начал нервно протирать белоснежным кусочком замши очки от солнца, я решила, что маленькое "платье-футляр" ещё никого никогда не подводило, оделась и, взгромоздившись на огромной высоты каблуки, проковыляла во двор.
       Моё появление с высокой причёской и ярко красной губной помадой тоже не прошло незамеченным. Действие уже начинало смахивать на посещение голливудскими звёздами родной маленькой деревни в африканской саванне, откуда, преодолевая всевозможные преграды они пробились к славе и жители которой не узнают теперь в этих двух людях тех голопопых ребятишек, которые когда-то копошились здесь в глине.
       Сидевший у подъезда на скамеечке наш дворовый пьяница, или "местный дурачок" (наличие хотя бы одного такого алкоголика на один многоэтажный необходимо!) незамедлил проснуться от глубокого сна и приветствовал меня, как обычно, фразой следующего содержания:
       - Здравствуй, эстонская шлюха!
       - Русская, - тоже привычно поправила я его с лёгкой укоризной.
       Йонатан открыл рот.
       В дальнейшем, он сжимался в размерах всякий раз, когда увозил нас с Лизкой с нашего двора и выглядел извиняющимся, привозя нас обратно. И через некоторое время, то ли устав от назойливого внимания, то ли действительно желая о нас позаботится, он предложил нам взять в аренду квартиру его друга, находящуюся в одном из самых престижных районов Эспоо, деликатно сказав, "что там нам будет спокойнее". На мой естественный вопросы о цене за аренду он ответил, что все уладится - квартира была куплена для дочери друга, которая учится за границей, и очень давно пустует ... все как-то забывали сдать. Бывает же такое...
       Как раз в то время в нашей славной Хакуниле финские и сомалийские подростки начали выяснять, кто здесь главный при помощи летящих через дорогу булыжников, так что каждый поход в магазин был довольно-таки экстремальным занятием. Интересно, что победителя найти никак не удавалось - сомалийцы кидались темпераментнее и чаще, а финны лучше целились. Одновременно ни с того ни с сего на Лизку ополчилась разноцветная малышня нашего двора и стоило ей высунуться во двор, как в нее щедро летели горсти песка, мелкие камешки и вопли "рюся" (притом сильнее всех вопила Даша из Выборга). Цыганки надрывались день ото дня всё сильнее, от всемозможных приправ у меня уже начало течь из носа, и мы не стали долго колебаться - со словами "хуже не будет", начали упаковываться. Арендованный нами микроавтобус, не заполненый нашим добром даже на одну треть, перевез нас, минуя несколько "классовых поясов", в просторный rivitalo в районе, где я была единственным клиентом небольшого продуктового магазина, говорившим по-фински.
      
       Ой, даже половины пути пока не проехали ... тогда я расскажу Вам еще кое что про Йонатана... про нас с Йонатаном, вернее, - честное слово он этого заслуживает.
      
       ... Йонатан был немного слишком правильным и суховатым, но все-таки очень милым. Он долгое время женат, но жена его слишком увлеклась карьерой, становилась все более резкой и нетерпеливой, коротко стригла волосы и носила точно такие же мужские костюмы, как и ее муж. Йонатан как-то незаметно превратился сначала в ее терпеливого соседа, а потом в задумчивого холостяка, переехавшего в свой домик и мечтающего о доброй, спокойной длинноволосой женщине, пекущей ему блины.
       Ему попался в руки томик какого-то русского классика, который он начал читать от скуки, а потом увлёкся российскими великими литераторами не на шутку. Вот они где, оказывается, попрятались, длинноволосые женщины с блинами! Толстовские роскошные красавицы, знаменитые тургеневские барышни, нежные и невинные "бедные Лизы" и прочие необыкновенные представительницы лучшей половины человечества, созданные больным воображением русских ипохондриков всех времён, пленили воображение нежного романтика.
       Наблюдая, как люди целыми днями льют перед его глазами друг на друга ушатами и прочими объёмными предметами домашнего обихода грязь, а пообещавшая верность и любовь супруга готова зарезать своего бывшего возлюбленного из-за запасных колёс от машины, он должен был найти какое-то уравновешивающее средство, чтобы не превратиться в непереубеждаемого циника. Его внутренний мир должна была спасти красота. И, желательно, женская.
       Но с реальными русскими красавицами ему никак не удавалось встретиться. К его большому разочарованию, бывшая на виду и доступная для знакомства часть русских женщин была уж слишком доступной и вовсе не для такого знакомства, о котором мечтал Йонатан.
       Выходившие вечером на охоту завсегдатайки бара "Микадо" из всех черт, описываемых русскими классиками имели только две: синяки под глазами, причём чаще не от травм душевных, а от физических и сносное владение русским языком, впрочем, не всегда литературным.
       Он усердно посещал всевозможные концерты и спектакли с участием русских артистов, отправился на курсы русского языка, съездил несколько раз в Петербург, но случая свести знакомство с российской барышней ему никак не представлялось. В отчаянии он даже как-то заглянул на сайт с так называемыми "почтовыми невестами", но объявления в стиле: "175-55, 95-65-95, блондинка, 22 года, наполненная до краёв неизлитой ни на кого любовью, любит до глубины души Финляндию (а также Швецию, Данию, Норвегию, Америку, Турцию и просто не может устоять перед красотами Испании), хочет познакомиться с состоятельным иностранным джентельменом для создания чудесной семьи, основанной на бескорыстной любви и взаимном уважении. Рассмотрит также предложения о работе няни, официантки и танцовщицы в баре. Ответы по-адресу Нижний-Забубенск, улица Октябрьской Революции, Катюше". Не совсем романтично.
       Наш герой читал, что в Хельсинки проживает огромное количество русских эмигранток, только вот места нахождения их популяций были ему неизвестны. Но на ловца, как известно, и зверь бежит - и вот ему и повезло. Так он по-крайней мере , видимо, считал сначала...
       Всё было бы просто замечательно, но меня не покидало чувство, что я вовсе не соответсвую радужно-романтическим ожиданиям Йонатана.
       Он не знал, что в Петербурге я считалась такой махровой феминисткой, что некоторые мужья моих лучших подруг категорически запретили им со мной общаться, потому что после наших встреч жены их устраивали грозные бунты, грозящие отправить ко дну даже самые прочные корабли семейной жизни. Но тогда мой феминизм был еще в зародыше. Оказавшись в же в Финляндии, я совсем перестала понимать, почему кто-то должен заниматься интересными проектами и спасать человечество, а кому то нужно весь день топтаться у дурацкой плиты и носится по дому с метлой, к вечеру начиная напоминать Бабу-Ягу.
       Йонатан, казалось, все время ждал, что я сделаю или скажу что-то "типично- русское", желательно безрассудное и романтичное, с интересом исследователя, застывшего над банкой с очень редкими мухами, изучал наш с Лизкой быт, и выглядел крайне обескураженным, слушая, как Лизка вместо русских напевов гремит удалую песню про славного и упорного финского паука, а моя книжная полка вместо кружевных романов забита финноязычной литературой типа "Маркетинг и основы управления туристическим предприятием".
       Я начинала зевать, когда Йонатан на корявом русском пытался читать мне стихи, потому что натура я абсолютно не поэтическая. Мне больше нравилось часами разглядывать газеты с голливудскими сплетнями и доскональными сведениями о том, кто из звёзд сколько себе отрезал и откуда.
       Блины я пекла крайне редко и вообще старалась обойтись замороженными полуфабрикатами. Терпеть не могу часами танцевать по кухне, как нормальные русские хозяюшки, в пару и в чаду, поругиваясь и дуя на обожжённые пальцы исключительно из желания наблюдать, как рыбно- креветочно-пармезанный рулет в кисло-красном соусе из левой ноги таиландской лягушки за считанные минуты исчезает в прожорливых утробах голодного семейства, оставив счастливой кулинарке груду вымазанных не пойми в чём разнообразных кухонных принадлежностей и чувство, как у Пятачка, державшего весь день красивый воздушный шарик за верёвочку и случайно выпустившего его.
       Вечерам у камина я предпочитала шумный бар. Вместо прямых гладких волос любила богемно-растрёпанные клочки, являющиеся тогда, на мой взгляд, необыкновенно сексуальными. Я терпеть не могла строгих и скучных бежевых платьев в стиле Наташи Ростовой и бегала в неприкрывающих пупок майках и драных джинсах. И вместо того, чтобы загадочно и грустно подняв на собеседника туманные глаза с поволокой, сказать " Ах, душечка, я нынче что-то вовсе не голодна..." могла не сходя с места слопать целый кебаб с двумя наполнителями.
       Наши отношения всё чаще стали напоминать мне о диалоге тётушки и племянника из знаменитого российского фильма "Граф Калиостро":
       "- Ну как же, тётушка, представьте, вот предмет моих романтических грёз, нимфа, сильфида, возьмёт и велит подать на обед лапшу! - говорит тётке томный дворянский отпрыск.
       - Ну а почему же лапшу? - отвечает неромантическая тётушка. - Да и какой же изъян в лапше-то?"
       Влюблённость Йонатана во всё российское меня тоже уже так не радовала. Так не радует нормальную женщину влюбленность маньяка, каждый вечер прибивающего к забору любимой принесенную в жертву кошку. Особенно меня выводило из себя его настойчивое нежелание принять того факта, что Россия - это не только литература, живопись и сильфиды в пачках, но и жуткий мат и загаженные подъезды, что, доезжая на трёх видах транспорта до работы в обществе русских "очаровательниц" я успевала побыть и "тупой коровой, которая не видит, что автобус забит", и "жирной свиньёй, которая раскинула ляшки", и "глупой овцой", и "собакой", и многими другими обитателями сельскохозяйственных угодий.
       Сначала я начинала слабо возражать, защищая финскую защищённость, чистоту и тишину от нападок Йонатана, часто называвшую Финляндию "тёмной непросвещённой деревней" с "холодными, бессердечными жителями, все помыслы которых сосредотачиваются на стяжании материальных благ", а потом только раздраженно молчала в ответ. Но больше всего негодования вызывали у меня разговоры Йонатана о финских женщинах - если он и говорил о них, то только издеваясь над их короткими стрижками и избытком тестостерона. И на рассуждения разумного человека это уже, увы, было не похоже.
       День ото дня росло мое возмущение, и однажды меня всё-таки прорвало.
       Был обычный тёмный зимний вечер, когда мы были у Йонатана в гостях. Он, глубокомысленно читавший какую-то толстенную книгу, оторвал от неё взгляд, о чём-то задумался и вдруг спросил, скучаю ли я по-Петербургу. Он спрашивал это неоднократно и раньше, и этот вопрос значился в моём словаре "слов-долготерпений" под кодовым названием "опять началось".
       - Нет, не скучаю. Ни по Невскому проспекту, ни по мостам, и тоски по знаменитым фонарям я тоже не испытываю, - уже в который раз ответила я.
       - А я вот подумал, может съездить туда на выходные? - я заметила вложенный в его книгу туристический проспект по Петербургу.
       - Езжай, - прекрасно понимая, что речь идёт о совместной поездке, я не смогла удержаться от маленькой гадости.
       Он всё понял, надулся и просидел так какое-то время ничего не говоря.
       - Взгляни, гостиница "Астория", - Йонатан был не из тех, кто сдаётся без боя.
       - Там повесился великий российский поэт.
       - Ну хорошо, а вот "Невский Палас".
       - Там застрелили английского бизнесмена.
       - Не город, а мечта юриста, - улыбнулся Йонатан.
       - Там сейчас темнота, грязный снег до колена, ребёнок всегда какие-то вирусы сразу подхватывает.
       - А родители?
       О, сколько раз уже всё это было обговорено!
       - Родители бывают у нас два раза в год. Тот, кто однажды проведет две недели с моей мамочкой, поймет, что это очень часто.
       - Я тебя иногда не понимаю. Россия... - начал он свою любимую песню.
       - Россия, - подхватила я. - Это высочайшая культура, это чудесные города, Толстенная Москва-Купчиха, поглаживающая весёлое брюшко и Томная Изящная Барышня Петербург, страдающая бессонницей и в полузабытьи бормочащая стихи. Это высоко взлетающие человеческие чувства, это взлетевшие ещё выше на воздух машины с журналистами, чьи темы сочинений отличались от предложенных. Это великие поэты, застрелившиеся от несчастной любви и лежащие на площадке перед дверьми своих квартир политики с простреленными головами, которые думали не так как надо. Это роскошные бутики, заполненные мехами и бриллиантами из окон которых не видны чеченские дети с чёрными от грязи ладошками, с оторванными ногами, просящие милостыню.
       - Ты утрируешь...
       - Иструкция по возвращению поздно вечером из твоего любимого высококультурного театра, - нарочито громко перебила я его. - Открывая дверь в абсолютно тёмный подъезд (лампочки своровали жильцы) петербургского многоэтажного дома, прежде всего надо остановиться и прислушаться, не закрывая входную дверь, может, возможно притаившийся в подъезде маньяк или грабитель даст о себе знать каким-нибудь шорохом или другим звуком. Тогда надо на всю улицу орать. Никто не выйдет, но преступник может обратиться в бегство на верхние этажи. Если в подъезде тишина, то надо взять карманный фонарик или зажигалку в левую руку, а газовый баллончик в правую. Продвигаясь осторожно к лифту надо держать под контролем лестничный пролёт. Около лифта необходимо встать немного от него в стороне и нажимать его кнопку, одновременно держа палец на звонке ближайшей к лифту квартиры, потому что там живёт милиционер. В лифт сразу заходить нельзя, надо опять сначала прислушаться, нет ли там кого-нибудь, а потом тихонько заглянуть внутрь. На своём этаже тоже не следует сразу из лифта выходить. А дверь надо научиться открывать быстро, два замка на первой двери и один-два на второй.
       Я решила не рассказывать Йонатану о том, как в один прекрасный вечер мы с мамой обнаружили на нашей стене в кухне петербургской квартиры странное двигающееся красное световое пятнышко. Выглянув из окна, мы выяснили природу этого явления - на крыше противоположного высотного дома кто-то играл с винтовкой, имеющей лазерный прицел.
       - Все крупные города мира...
       - Не все. Газеты надо читать. Россия! - я вспомнила о газетах и в гневе выхватила из лежавших на столике журналов недавно данную мне знакомой почитать русскую газетку и открыла её на рубрике "особо чувствительных просим не читать":
       - Рассказ 17-летней девушки. Она долго не решалась сказать родителям о беременности, но на седьмом месяце всё уже стало и так заметно. Её насильно отвезли в больницу, где в полутёмной и грязной операционной по требованию родителей, ругаясь матом и обходясь с девушкой необыкновенно грубо, врачи вызвали ей искуственные роды. Родившегося живого ребёнка швырнули в судок для всякой грязи и, орущего, куда-то унесли. Девушку отвели в палату, откуда ночью она сбежала и отправилась по больнице искать своего ребёнка. Она нашла в одной из комнат, куда выносили мусор, на грязном ледяном полу трупик своей девочки, которая погибла от холода и голода... Вот тебе твоя Россия!
       - Пресса всегда...
       - Заткнись! - в Йонатана полетела газета. Она упала к его ногам и он невольно брезгливо отодвинул от неё свой мягкий светло-бежевый носок. - Сколько таких чудом уцелевших детей, живущих в питерских канализационных люках, спасают твои "холодные и бесчувственные финны, сосредоточенные на стяжательстве материальных благ", развозя им на своей машине еду и одежду. А сколько карельских и петербургских матерей готовы целовать руки твоим стриженным тестостероновым монстрам, возящим им мешками детские вещи и сухие супы.
       Йонатан ненадолго утихомирил свои восторги, но тут как нарочно, началась неделя русского балета и его опять понесло к сильфидам и самоварам.
       ... Через несколько недель нашего с Йонатаном общения я была уже настолько сыта балладами о русских березках, что созрела для решительных объяснений.
       - Я больше не буду с тобой встречаться. Извини, но я не сувенир. Я не хочу быть интересна лишь потому, что я русская, как повар не хочет, чтоб кто-то любил его только за вкусные десерты, которые он умеет готовить.
       - Увлечение русской культурой причиной разрыва отношений быть не может! - уверенно выступил Йонатан-юрист.
       - Наверное, не может, - сказала я и добавила, - Я пойду.
       Ну вот, заболталась и чуть не проехала остановку... и рассказала явно больше чем надо...
       А теперь бегом, надо как следует подготовиться к вечерним мероприятиям. Работы непочатый край - новые босоножки требуют совершенно нового подхода к макияжу глаз.
      
       Лизка открыла мне дверь и сразу заметила обувную коробку, не смотря на то, что я старательно, но без особого успеха, попыталась спрятать ее за спиной. Она только вздохнула и принялась ворчать по-поводу йогурта, оказавшегося не детским.
       Я тут же открыла коробку и с довольным видом стала рассматривать свою покупку. Лизка с ужасом воззрилась на этот плод больной фантазии известных дизайнеров, напоминавший две Эйфеллевы башни, если только кто-нибудь в состоянии представить себе Эйфеллевы башни, сделанные из фольги и перьев.
       - Носи что хочешь, - заявила Лизка. - Но сделай, пожалуйста, так, чтобы ни мои одноклассники, ни их родители тебя в этом не видели...
      
       Глава третья
      
       Вечером намечался грандиозный выход в свет, или точнее в то, что здесь под этим словом подразумевается. Ко мне приехала погостить на выходных одна из самых моих забавных и эксцентричных подруг - Люси, которую питерские знакомые переделали в Люську.
       Она была итальяно-француженкой и наверное уже больше десяти лет изучала в Петербурге русский язык. Других определённых занятий за ней не водилось. Благодаря её весёлому нраву и бесконечной энергии она знала почти всех петербуржцев, которых стоило знать, если надо было попасть на бурную вечеринку и являлась одной из тех подруг, кого я не хотела бы застать делящейся откровенными воспоминаниями о шалостях нашей молодости с моим будущем мужем.
       Её мама принадлежала к аристократическим потомкам русских эмигрантов в Париже, а папа играл на рояле в итальянском ресторане. Результатом такого неожиданного романа стала теперь уже почти тридцатилетняя изящная красавица, дюймовочка с огромной копной блестящих золотых кудрей, необыкновенно большими карими глазами и с темпераментом, действующем, несомненно, на энергии ядерного реактора.
       Взгляды и убеждения Люси менялись с поразительной быстротой, и перемены обычно бывали довольно-таки радикальные: от защитников животных она перешла в ряды поклонниц натуральных шуб, побыв какое-то время вегетарианкой и совратив на этот путь по меньшей мере полсотни знакомых и незнакомых людей, она была застигнута на Невском проспекте в "МакДональдсе", жадно уплетающей сочащийся жиром гамбургер с толстенной котлетой. А идеи борьбы за мир сменились навязчивой идеей послужить в армии, куда её, впрочем, к счастью, не взяли. В связи с этим событием многие наши петербуржские знакомые решили, что Французская империя может спать спокойно - ведь её знаменитые легионы устояли даже под натиском Люси...
       Любовную жизнь моей подружки никак нельзя было назвать беспорядочной, так как в ней был один строгий порядок - наша дюймовочка не встречалась ни с одним мужчиной больше двух недель. По её собственному высказыванию, за это время мужчина успевает продемонстрировать все свои лучшие стороны и не успевает показать свои недостатки. Один раз, впрочем, Люси сильно озадачил один очень симпатичный и на удивление спокойный швед Бьёрн, который так и не познакомил её ни со своими особенными достоинствами, ни со своими недостатками за неимением таковых, но на горизонте к счатью появился веселый и юный итальянский пацифист и избавил Люси от трудных раздумий о том, что же делать в таком исключительном случае.
       Возраст, внешний вид и сфера влияния позарившихся на золотые локоны поклонников менялись также, как убеждения Люси. Каждый новый мужчина открывал перед красавицей свой особенный мир, а так как в принципе Люси было абсолютно всё равно куда бежать, лишь бы сразу и на огромной скорости, она мгновенно признавала своими любые увлечения и наклонности своего нового избранника. В этом были свои преимущества: она совершала прыжки "бенджи" с телевизионной башни в Вене, отплевывалась от песка на зубах, следуя за гонками "Париж-Даккар" и даже один раз ухаживала за небольшим семейством пингвинов.
       ... Лучше всех мою подружку охарактеризовал в двух словах один наш общий знакомый, назвав ее со свойственной мужчинам любовью к технике ""Феррари" без тормозов".
       Вчера в аэропорту Люси пронеслась вниз по экскалатору и стала разглядывать толпу встречающих. На ней были драные шорты в стиле милитари (обломки мечты), футболка с пацифистским знаком на груди (дань недавнему роману с уже известным вам 19-ти летним борцом за мир) и толстый безвкусный золотой браслет на руке (подарок американского безнесмена). Несмотря на лето она держала в руках толстенное лохматое драповое пальто серого цвета, напоминавшее невыделанную шкуру недавно убитого животного и совершенно неизвестного происхождения.
       Чуть не переломав мне в объятиях рёбра и вымазав жирнейшим блеском для губ, она сразу выложила два важнейших известия:
      -- Я хочу писать! Три месяца без мужчина!
       "Три месяца"! Я уже вообще с трудом припоминаю, что это такое - "быть с мужчиной"...
      -- Ты вообще здороваться умеешь? - спросила я. - Успокойся, здесь есть туалет. А зачем тебе эта шинель?
       - Это не "Шанель", это "Эсприт". Я думала - здесь Финляндия снег, - виновато сообщила мне совершившая полуторачасовой перелёт из Петербурга Люси, добродушно глядя на меня своими огромными глазами...
      
       Наша компания, состоявшая из одной дамы, одной девицы и двух "полудевиц" (имеется в виду наличие поклонника или детей), договорилась встретиться на одной из центральных террас около восьми вечера.
       Удивительно, как хорошо работает этот совсем не используемый в Финляндии способ назначения встреч: "около восьми" - это и 19.45 и 20.30 ... Никто не несётся сломя голову и не застревает шпильками в самых неудобных для этого местах. И никто не ждёт, нервно поглядывая на часы - уже на две минуты опаздывает, на три, а берёт себе коктейль (газету, кофе) или спокойно занимается чем-нибудь полезным и развивающим, например, разглядывает туфли в какой-нибудь витрине...
       Летом такое ожидание особенно приятно. Это то время года, когда Хельсинки вообще можно назвать нормальным городом: солнечно, ярко, тепло, ветерок дует с моря, толпы разноцветных и разноязычных туристов, разулыбавшиеся, загорелые лица финских отпускников, на центральных улицах русские музыканты и певцы или горланят под гармошку, или играют изящную, как старинные кружева, классику, африканцы от души лупят по тамтамам, индиец в костюме супермена разгуливает по натянутыми между двумя деревьями канату, и нудно трубит на волынке непонятно как затерявшийся сюда шотландец. Открыты нараспашку двери небольших магазинчиков, а в них всё такое красивое, яркое, в обувных магазинах сандалии и лёгкие туфли (здесь уж невозможно пройти мимо).
       Открытые же террасы Хельсинки - это отдельный предмет для обсуждения. Они обычно солнечные, с яркими большими зонтами, так замечательно расположенные, что, потягивая из запотевшего огромного стакана освежающий сидер, вы можете разглядывать проходящих мимо и детально обсуждать их с подружкой. Иногда на террасе вы наткнетесь на какую-нибудь местную знаменитость, например, с трудом узнаваемую "обесфотошопленную" Мисс Финляндия или подвыпившего актёра. Обычно завязать беседу с незнакомым фином практически невозможно, но на летних террассах солнце и пиво делают своё дело и часто здесь можно найти очень приятную компанию для беседы даже на глубокие философские темы.
       Зимой же Хельсинки напоминает город-призрак, какое-то мутное и кошмарное творение С. Кинга: темно, сильный, насквозь пронизывающий ветер властно заставляет прохожих сгибаться перед ним до земли, с неба идёт то дождь, то снег, то просто падают какие-то комки грязи. Использование нормальной обуви невозможно - тонкие итальянские сапоги насквозь пропитываются водой через несколько минут после выхода из дома, а удержать равновесие на каком-либо каблуке является абсолютно невыполнимой задачей, так что начинаешь смиряться с необходимостью купить калоши от "Пертти Пальмрут". Лица всё больше нахмуренные, бледные, с простудой на губах и с подтекающим красным носом... Лучший способ преодоления пространства зимой - это движение короткими перебежками от магазина к магазину. Но и в них картина неутешительная: везде висит серый и отвисший, но так горячо любимый в Финляндии трикотаж... Только героический индиец, как случайно оставшийся с лета выцветший лоскуток, всё ещё висит на своем канате уже в облезшем костюме Деда Мороза, но и ему не сладко: канат обмёрз, раздражённым прохожим не до него...
       Однако летом обо всём этом лучше не думать, особенно эти размышления неуместны в обществе неутомимой Люси, поджидающей со мной двух остальных моих подружек. Потягивая ледяной грушевый сидр, Люси делилась со мной своим новым мировоззрением - теперь она была борцом против расизма. Она, как всегда, бурно жестикулировала и гневно швыряла обвинения в расизме совершенно непонятно кому. Она разволновалась не на шутку и щёки её раскраснелись в равной мере от гнева и от сидра.
      -- Замолчи, будь так любезна, - попросила я её. - Ты несёшь чушь, как только что выигравшая конкурс красоты Мисс Вселенная, от восторга написавшая в штаны. Ты планируешь когда-нибудь повзрослеть? Ты слышала, что такое муж, дети?
       Детей Люси панически боялась, поэтому быстро вернулась на исходную позицию:
      -- Тебе легко так говорить! Тебя не рассирует никто!
      -- Солнце моё, глагола "рассирует" в нашем языке нет, хотя неологизм ты произвела на свет неплохой. И ты прекрасно знаешь, что я из-за этого самого рассизма так и не смогла найти нормальную работу. Меня даже не приглашали на собеседования. А если и приглашали, то спрашивали, замужем ли я за финном, как будто это давало им какие-то гарантии, что я хороший работник.
       Этого не следовало говорить. Люси притихла. Но это скорее всего было затишье перед большой бурей. Опережая вспышку праведного гнева на финских работодателей я быстро перевела разговор на неё.
      -- Ты такая красивая.
       Это было чистой правдой. Я не любительница рассыпать комплименты женщинам, но в лёгком цветастом платьице и чудных сандалиях, напоминавших древнегреческие, Люси была уж очень свежа и хороша. Учитывая особенности её манеры одеваться и местные понятия об "одежде на вечер", я заранее волновалась, что с их бескровным совмещением у нас возникнут проблемы. Но Люси оказалась на удивление сговорчивой.
       - Я одену что ты хочешь, - голосом паиньки отозвалась она на мои опасения. - Ничего красивый не взяла, - грустно добавила она, созерцая содержимое своего раскрытого небольшого чемодана. Видимо скромные размеры чемодана и послужили причиной такой сговорчивости, ограничив, к счастью, возможности Люси к самовыражению при помощи одежды.
       - Если бы я была мужчиной... - начала я в шутку и запнулась, потому что приятельница смотрела на меня довольно-таки странно. Выражение "три месяца без мужчины", нельзя было проигнорировать, когда речь шла о Люси, а моя глупая шутка могла запустить в работу какие-нибудь совершенно не те механизмы в её легкомысленной голове.
      -- Люси, - строго взглянула я на неё.
       Люси встряхнула кудрями, словно отгоняя какую-то уже обдуманную ею мысль:
      -- Нет, мне надо мужчина!
      
       - Девочки, - раздался сильный и мелодичный голос. - Какие вы сегодня красивые!
       К нам подошла маленькая женщина страшно смахивающая на Софи Лорен, если вы можете представить себе великую итальянскую актрису сжатую до 159 см с сохранением всех пропорций. Это драматически-эротическое творение природы к тому же звалось Любовью и являлось самой закадычной моей подружкой.
       Я с большим интересом наблюдала за девочками, до этого момента не знакомыми. Знакомство двух молодых красивых женщин всегда очень занятно. Первые секунды решающие - либо они будут подругами либо врагами. Это зависит в большинстве случаев от того, симпатичнее ли одна другой и лучший вариант - когда обе хороши, но совершенно по-разному. Люба же кроме всего прочего свирепо меня ревновала, и однажды за вечер интеллигентно и со вкусом разделалась с одной из моих новоприобретённых знакомых, весёлой и симпатичной эстонкой, нравившейся не только мне, но и мужчинам. Бедняжка сбежала с середины вечера, а Люба, как лиса, с удовольствием съевшая невинную курочку и поковыривающая в зубах косточкой, заметила:
       - А она БЫЛА очень мила. Жаль, что так спешила.
       Но искренность Люси делала ее неотразимой в чьих угодно глазах.
       - Софи Лорен! - ахнула она при виде моей подруги.
       - Ах ты, подлиза, - рассмеялась Люба и я с облегчением вздохнула - они поладят.
       Люба переехала в Финляндию уже больше десяти лет назад, выйдя замуж за работавшего в Петербурге финского инженера. Совершенно безвреденый и абсолютно бесцветный инженер был впоследствии сменен на темпераментного режиссёра, который пил, как сапожник, и красавицу жену самым бессовестным образом ревновал и поколачивал. В результате наша уставшая жить в итальянской драме "Софи Лорен" успокоилась на симпатичном и безызвестном хельсинском дизайнере, отличавшемся любовью к тишине и к огромным старым свитерам. Бывшая пианистка с тонкими пальчиками отправилась на курсы продавцов и её определили на практику в небольшой, но очень любимый модными дамами бутик. Знание русского языка и непревзойдённый вкус Любы сделало магазин одним из любимых достопримечательностей приезжающих в Хельсинки состоятельных русских туристок, и после двух лет работы без зарплаты она всё-таки получила место продавца. Хозяйка магазина её недолюбливала и даже как-то побаивалась, но обойтись без неё не могла. Закончившая музыкальную академию Люба продавала, гладила, подшивала, убирала, оформляла витрину, терпела бесконечные придирки хозяйки, потому что знала: работа - это единственная возможность чувствовать себя здесь полноценным человеком.
       - Как я уста-а-а-ла, - протянула Люба.- Но скоро отпуск!
       - Опять в Италию? - усмехнулась я. Она была пылко влюблена в Италию, и её поездки назывались в кругу наших знакомых "Любиными посещениями исторической родины".
       - Конечно! Надо хотя бы раз год почувствовать себя женщиной - Девочки, ну-ка представляйте себе: Рива де Гарда, теплый вечер... - голос Любы гипнотизировал, заволакивал лёгкой дымкой мечты, она чудесно картавила и от этого её "Гива де Гагда" становилась ещё экзотичнее и заманчивее. - ... Темнеет, старинная площадь, бьют городские часы на старой башне, небольшая пиццерия...
       - ... красивый мужчи-и-и-и-ина, - подпела ей Люси со знанием дела.
       За соседним столиком кто-то громко рыгнул. Мы вздрогнули и пришли в себя.
      
       А тем временем к нам шла Валерия. Такие женщины встречаются редко. Статная, с гордо посаженной головой блондинка совсем не подходила под современные стандарты красоты, требующие, чтобы губы у женщины были как у распухшего греховодного пьяницы. Она напоминала холодных красавиц Тициана: большие глаза с тяжёлыми веками, тонкий нос с едва заметной изящной горбинкой, маленький красивый рот - всё наполнено классической грацией и прямо-таки королевским достоинством. "Породистая женщина"! При ней представительницы слабого пола начинали нервно прятать облезший лак на ногтях, а представители сильного пола втягивали животы.
       Самое, впрочем, интересное, что при всей этой величественности Валерия легко могла пропустить не самое литературное выражение или как следует "принять на душу". Обычно её высокомерие и некоторая отчуждённость быстро улетучивались и интереснее и веселее собеседника трудно было найти.
       Лет двадцать назад она вышла замуж за необыкновенно состоятельного финна, но заскучала и без лишнего шума развелась, не взирая на необходимость отказаться от поездок в Париж за брюками - Валерию совершенно невозможно было купить. Не унижаясь до бракоразводных юристов, она ни словом не обмолвилась о разделе немалого имущества, несоразмерно удивив бывшего мужа, приготовившегося обеднеть наполовину. "Снежная Королева" благосклонно позволила изумлённо-благодарному бывшему благоверному приобрести ей скромную квартирку в старом центре Хельсинки и через некоторое время открыла очень небольшую и очень популярную антикварную лавочку. Совершенно необыкновенные, какие-то волшебные вещи она привозила из Петербурга, где раньше сама работала искусствоведом. В "русском Хельсинки" за успех у местной богемы и аристократии предприятие довольно быстро получило прозвище "Салон мадам Рекамье", с явным привкусом издёвки. Преуспевающих русских "русский Хельсинки" не любит.
       Валерия в белоснежной деловой блузке и скромных светло-голубых джинсах неторопливо подходила к нашему столику, вежливой улыбкой благодаря отодвигающих перед ней стулья внезапно поголовно сделавшихся джентельменами мужчин. Большая часть сидевших на террасе провожала её уж слишком удивлёнными взглядами, как будто в Хельсинки до этого не видали блондинок в джинсах.
       - А вот и я! - объявила она.
       - Видим, видим,- улыбнулась Люба. -Торжественное появление Вашего Снежного Королевского Величества не может быть незамечено.
       - А Ваше Величество не могло бы объяснить, почему большая часть Ваших верноподданых на этой терассе продолжают таращиться на Вашу высокородную задницу? - поинтересовалась я.
       - А! - засмеялась Валерия и повернулась к нам спиной.
       Деловая спереди блузка обнажала спину Валерии почти полностью и вся конструкция держалась на продёрнутых в спинке блузки шнурах. Наличие лифчика такой вид одежды безоговорочно исключал. На украшавших "высокородный зад" джинсах красовалась набранная из мелких и крупных стразов причудливая вышивка.
       Люси некоторое время рассеянно созерцала это великолепие и вдруг без всякого вступления накинулась на меня:
       - У-у-у! А мой одежда не нравится Хельсинки, да?!
       - Угомонись, а если очень хочешь, то сними платье и сиди в одних трусах, - разрешила я. - Тебя увезут в чистую и светлую финскую психиатрическую больницу и подлечат, а мужская половина Хельсинки будет спасена.
       - А ты хорошо осведомлена о финских психиатрических больницах, - не удержалась вредная Любка.
       Но Люси уже никого не слушала, с нескрываемым восторгом глядя на Валерию.
       - Люси, это Валерия, Валерия, это Люси, - официально представила я их друг другу.
       - Валери? - переспросила моя француженка.
       - Валерия!
       - Валери?
       - Нет же: Валерия! А впрочем...
       И с тех пор Валерия получила то, чего ей так долго не доставало для завершённости её королевского вида - французского имени с прононсом и ударением на последнем слоге.
      
       Глава четвертая
      
       Через какое-то время терасса начала казаться нам тесной.
       Мы прогулялись немного по вечернему, не на шутку развеселившемуся Хельсинки и направились к одному из излюбленных наших местечек на десятом этаже гостиницы. В приподнятом настроении, с невероятным шумом, который может производить только трио русских женщин, сдобренное настоящей итальянской крикуньей, мы вывалились из лифта и сразу заполнили собой довольно-таки большое фойе бара.
       Здесь нас ждала небольшая неприятность.
       - Оставьте, пожалуйста, пиджаки на вешалке, - задержал нашу уже влетавшую в бар компанию швейцар.
       Люба посмотрела на меня озадаченно: её облегающий пиджак не подразумевал наличия под ним блузки. На меня похожая на приказ просьба швейцара тоже не произвела приятного впечатления: я одела под лёгкий блейзер тоненький топик и вовсе не намеревалась окоченеть под мощными вентиляционными трубами бара.
       - Нам нужны наши пиджаки, - ещё вежливо заметила Люба.
       - Я не могу пустить вас в бар верхней одежде, - упрямился швейцар.
       - В ВЕРХНЕЙ ОДЕЖДЕ?! - подняла брови Люба, уже начинавшая закипать. Посетители в фойе смотрели на разыгрывавшуюся сценку с явным интересом.
       - Верхнюю одежду надо сдать на вешалку.
       - Если я сдам мою верхнюю одежду на вешалку, ты пустишь меня в бар в лифчике? - не выдержала Люба.
       Швейцар молчал, загораживая от нас вход в бар внушительной фигурой. В рядах зрителей послышалось неприятное хихиканье.
       В это время две финки, одна в пиджаке, а другая в кожаной куртке, оглядывая нас с явным презрением, беспрепятственно прошествовали в бар.
       - Да ты же их пропустил в кожаной куртке! - не сдавалась Люба.
       - Сдайте верхнюю одежду в гардероб, - услышали мы в ответ.
       В это время Валери, которую никто и ничто не осмелилось бы остановить и которая была уже в баре, устав ждать нас выглянула из-за двери.
       - Вы что застряли, красавицы? - удивлённо рассматривая нашу компанию спросила она.
       - Он не пускает нас, требует, чтобы мы сняли пиджаки, а финок только что пустили в кожанных куртках. У него явно что-то с головой.
       - Это у вас что-то с головой, если до вас до сих пор не дошло в чём дело, - ответила Валери и довольно резко спросила у швейцара: - Ты сам прекратишь это безобразие или я найду менеджера вашего бара?
       - Мы можем сами выбирать клиентов, - заученно продекламировал швейцар, который понял, что Валери бесполезно долдонить о вешалке. - Это приказ менеджера.
       Валери вышла из бара, и, наградив швейцара взглядом, который он вряд ли когда-нибудь забудет, гордо повела нас под руки восвояси, как классная дама из Института Благородных Девиц удалилась бы со своими подопечными из общества, недостойного внимания столь благовоспитанных юных особ.
       Наша компания вошла уже в лифт, когда до не понявшей ни слова Люси дошло, что что-то здесь не так.
       - А почему мы ушли? - спросила она со взглядом ребёнка, который после того, как его родители больше десяти лет били друг друга сковородками по голове спрашивает, почему мама и папа не хотят жить вместе.
       Я не успела сделать Валери никакого знака и она чётко осветила Люси ситуацию:
       - Потому что мы русские. В Хельсинки многие бары не пускают проституток, а быть русской вполне достаточно, чтобы тебя считали проституткой.
       Этого ей не следовало говорить, но она была не в курсе противорасистских убеждений Люси.
       Ножка в греческой сандалии в тот же момент протиснулась между уже почти закрывшимися дверями лифта, лифт послушно открылся и Люси с боевым кличем уже брала разгон в направлении ничего не подозревавшего швейцара.
       - Мер-р-р-рд! - раскатисто пронеслось по фойе сочное французское ругательство. Все вокруг притихли, казалось, что даже доносившаяся из бара музыка зазвучала намного тише.
       Люси неслась на швейцара подняв в воздухе один кулак и напоминая одновременно женскую фигуру с знаменитой картины "Свобода на баррикадах" и древнюю воинственную амазонку. Сходство с последней довершали цветастое платье-туника и греческие сандалии.
       Она ругалась на всех известных ей языках так, что человек, не знающий французского, итальянского, английского, русского, а также языка русских эмигрантов Парижа понять ничего не мог.
       Швейцар, очевидно не владел всеми вышеперечисленными языками, но тестированием его лингвистических способностей никто и не собирался заниматься: чувства Люси были понятны без слов. Молодой, полный сил завсегдатай тренажёрного зала, видавший в дверях бара разные виды, но никогда ещё, особенно в девять вечера, подобной агрессии со стороны посетителей не подвергавшийся, невольно отступил назад, споткнулся о порог двери и сел со всего маху на отполированный до блеска паркет. Там он и остался сидеть, широко раскрыв глаза в ожидании решения своей судьбы, которая со скоростью звука надвигалась на него в лице маленькой разъярённой француженки.
       Люси затормозила прямо над ним, и, встав между его раздвинутых ног и нависнув над ним, вероятно из-за подсознательного желания казаться больше, начала темпераментно разъяснять ему свою позицию по-отношению к расизму. Я невольно порадовалась за них обоих - у Люси ещё не выветрилась из головы теория о неприятии насилия, поэтому она удержалась от более кровопролитных изъяснений, закончившихся бы для пылкого борца за равноправие в специально отведённом для них месте - в Хельсинской каталажке.
       До Люси начало, впрочем, постепенно доходить, что от её лекции нет никакой пользы, когда её не понимают, и перешла на более или менее понимаемый английский, щедро перемежая речь именами международно известных русских классиков, с целью сделать выступление ещё более наглядным:
       - Русские дать Достоевский! Балет! Русский дать космос!Толстой! Я злой, что я не русский! Ты знаешь русский культура? Ты знаешь русский душа? Ленин! - уже совершенно некстати припомнила Люси.
       - Все люди хороший! Все могут ходить в бар! Расист! Гитлер! - видя, что Люси переходит к более серьёзным обвинениям, мы с Любой заторопились к ней с целью отодрать её от швейцара. Из конторы уже спешил на подмогу охранник и сопротивление явно начинало превосходить наши силы и по части веса и по части полномочий.
       Мы волокли брыкающуюся, отчаянно вырывающуюся и вопящую, как дикая кошка
       Люси к лифту. Когда мы с неимоверными усилиями запихали её в лифт, она всё-таки сподобилась вырваться на свободу и прежде чем двери лифта закрылись, присутствующие увидели её кулачок, описавший в воздухе боевого вида дугу и услышали обвинение, не оставляющее больше места для разъяснений:
       - Вы Ку-у-клу-ускла-а-а-а-а-н.....- впрочем, большая часть этого вопля осталась в лифте и досталась на долю наших несчастных ушей.
       - Это им всем, - пояснила Люси. - Я не говорить "Вы" этот большой мерд. Они все смотреть и ничего не делать.
       И вдруг, внезапно обессилев, она съехала на пол лифта и громко заплакала, как обиженный ребёнок.
       - Вы такие хороший и красивый! Как он может так делать вам?
       Хороший вопрос. Только вот что же Люси на него ответить?
      
       Всё время молча наблюдавшая за происходящим Валери выглядела очень недовольной.
       - Как бы не было обидно, нельзя терять контроля над собой, - сказала она материнским тоном, обращаясь к Люси. - Здесь, деточка, тебе не Париж, и за такие выходки можно угодить в участок и ...
       - Успокойся, - прервала её не верившая в заботу Валери о Люське Люба. - Твои клиенты по барам не ходят. Они сидят сейчас с увеличительными стёклами над какой-нибудь протухшей книжкой или кисточкой отчищают песок с какой-нибудь древней скорлупки в песках Сахары. И вообще, чем больше будешь в общественных местах скандалить, с твоей величественной внешностью, тем быстрее попадёшь в Парламент...
       Валери не сочла нужным удостоить это замечание ответом и, повернувшись ко мне, тихо добавила:
       - Она же остановилась у вас? Ты не подумывала сделать себе и ребёнку прививку от бешенства?
       Да, подумала я, Люси не совсем нормальная. Вряд ли бы нормальная женщина бросила богатого любовника загорать одного на Ривьере и примчалась первым самолётом в Петербург, нагруженая тюками детской одежды и детского питания, узнав, что я осталась одна с маленьким ребёнком без работы и без денег. Но это вряд ли впечатлит Валери...
       - Не будем терять весь вечер из-за этих идиотов, философски заметила дипломатичная Люба, но по её тону чувствовалось, что она на стороне Люси, а в понятие "идиоты" входят не только швейцар, охранник и любопытствующие в фойе бара. - Ведь это не единственный бар Хельсинки.
       К счастью, этот бар был действительно далеко не единственным. Мы прошли пару кварталов по беззаботному, радовавшемуся пятнице городу и несмотря на острое чувство обиды, нам стало немного полегче. Типичная русская особенность - посопели и забыли... Лишь Валери с недовольной физиономией что-то бурчала себе под нос и держалась несколько позади от нас, очевидно из опасения новых выходок Люси.
       В известном, причудливо освещённом ночном клубе под эстетичным названием "Театр" (который после двух часов ночи обычно больше смахивал на цирк с плохо дрессированными приматами) нас встретили широкими улыбками два накачанных швейцара. Они были так похожи на предыдущего работника сферы обслуживания, что их улыбки были с нашей точки зрения довольно подозрительными. Всё время озираясь, словно боясь, что они передумают, мы, притихшие, вошли внутрь. Ничего, не передумали. У этого ночного клуба другие принципы выбора клиентов.
       - Ну что, красавицы, шампанского? - спросила наша начавшая оттаивать Снежная Королева.
       Должна признаться, что в тот вечер мы замечательно повеселились, с лихвой компенсировав обиды количеством спиртного. Точно не помню, что там происходило, но какие-то обрывки этого вечера всё-таки в памяти сохранились: Люба, заявив, что настоящие мужчины вымерли, как вид, громко жалуясь на отсутствие присутствия рыцаря на белом коне, сняла с ноги лодочку со внушительной шпилькой и, наполнив её до краёв шампанским, лично осушила с быстротой, которой настоящий мужчина позавидовал бы. Кажется, для этого мы ещё нарисовали ей карандашом для подводки глаз шикарные, закрученные в колечки чёрные гусарские усы - для создания романтической атмосферы... ...
       ... Едва державшийся на ногах джентельмен средних лет, весьма приличного в остальном вида по-купечески рассыпал веером на пол к нашим ногам свои многочисленные кредитные карточки. Затем, впрочем, он значительно испортил эффект от красивого жеста, в течении следующего часа выныривая то здесь, то там между ногами танцующих и тщательно собирая доказательства своей финансовой обеспеченности назад в бумажник.
       ... Потом было очень-очень весело и все ужасно нас смешило, особенно весёлые швейцары, которые на выходе приглашали нас приходить ещё, потому что у них давно не было так весело, как в этот вечер ... Хм, они имели в виду весь бар или себя?...
       ... К невероятному облегчению Валери Люси потерялась сразу после входа в бар. Я за неё не волновалась: один раз Люси предприняла двухнедельный марафон по злачным барам Амстердама и даже не начала курить. Она не пропадёт!
       После выхода из ночного бара у меня произошло затмение памяти, и только открыв дверь своего rivitalo я вернулась к действительности. Я зашла внутрь и увидела стоящего в середине нашей гостинной внушительных размеров пегаса, который сосредоточенно вылизывал одно из больших кресел с бархатной обивкой. Решив, что я действительно перебрала, я обошла пегаса, который при этом весьма подозрительно на меня посмотрел, и рухнув на диван, отключилась.
      
       Глава пятая
      
       Я проснулась от телефонного звонка. Звонил мой мобильный телефон в вечерней сумочке, которую я, видимо, всю ночь крепко прижимала к себе, наверное, из-за страха быть ограбленной. Я ещё какое-то время послушала телефонный звонок не двигаясь и не открывая глаз, оттягивая тот неприятный, очень хорошо знакомый момент возвращения к действительности после того, как вы накануне перебрали. Затем медленно открыла глаза: яркий солнечный свет больно резанул, и, покопавшись полуслепо в сумочке, я нашла в ней солнечные очки и водрузила их на нос. Как говорил великий Карлсон, главное - спокойствие.
       Интересно, что вопреки моим ожиданиям пегас не исчез. У него даже вырос за ночь на лбу рог, правда какой-то мягкий на вид и явно кривоватый. Я принюхалась - от пегаса-единорога шёл слишком уж натуральный для мифологического животного запах навоза. Я приподнялась на диване. Сразу же во все мышцы радостно впились все возможные боли всех видов и оттенков. О!
       Справившись кое-как с первыми приступами тошноты, которые тоже не замедлили появиться, я села на диване и оглядела гостинную. Кресло было с одной стороны насквозь пропитано слюнями неизвестного животного, став из светло-зелёного тёмно-бурым. Весь пол был застелен газетами, местами прорванными, видимо, перетоптывавшимся парнокопытным. На участке пола строго под хвостом животного газетные листы отсутствовали, и, сопоставив этот факт с запахом свежего навоза, я выстроила незамысловатую логическую цепочку - пегас ли, единорог ли, но за ним кто-то недавно убрал. В ужасе я схватилась за всё ещё упорно звонивший телефон и выдавила хриплым голосом забулдыги:
       - Оллль-га с слуш-шт...
       - Привет! - радостно произнёс по-фински до обидного трезвый и бодрый мужской голос, который, кстати говоря, был совершенно незнакомым. - Как дела?
       - Спасибо, ничего, вот только голова немного болит, - пожаловалась я и томно добавила: - Видимо от запаха навоза.
       В трубке стало тихо. Незнакомец перерабатывал информацию.
       Пегас решил внести в ситуацию ясность и довольно громко заржал.
       - Ой, - испугался незнакомец, - Ты где?!
       - Дома, конечно, - обиделась я. Неужели он думает что я напиваюсь до потери сознания и могу заснуть под мостом или в чьей-нибудь конюшне?!
       - А-а-а...
       - А ты, собственно, кто? - поинтересовалась я.
       - Антти.
       - Какой Антти? - искренне удивилась я, а в голове пронеслась мысль " не Лехтонен же?!"
       - Из "Театра", я вчера тебя до дома на такси довёз.
       Об этом я абсолютно ничего не помнила.
       - А-а-а, спасибо, Антти...
       - Да не за что. Ты себя как чувствуешь? Может встретимся, в кино сходим?
       О, нет, только не кино. С меня вчерашнего "Театра" вполне достаточно.
       Я вспомнила - у меня же есть уважительная причина для отказа: пегас.
       - Ты знаешь, мне надо разобраться, откуда здесь пегас и постараться вернуть его музам, потому что он очень уж здорово пахнет навозом и испортил наше бархатное кресло.
       - Какой пегас?
       - Крылатый конь, символ поэзии, но честно говоря, он не очень-то чистокровный - явная смесь с единорогом.
       Незнакомец, видимо, не был силён в генеалогическом древе пегасов и вообще в мифологии, зато несомненно что-то читал из области психиатрии: он, старательно выговаривая слова, терпеливо спросил:
       - Ты уверена, что у тебя всё нормально?
       - Да, да, спасибо, вот только разберусь с этим животным.
       - Ну, как хочешь, а то бы я зашёл, я же здесь недалеко живу... - промямлил Антти.
       Вот здорово! И как же долго мне теперь ходить по нашим кварталам в тёмных очках?
      
       Я встала с дивана, преодолев невероятную силу тяготения, и, постанывая, приблизилась к загадочному животному. При близжайшем рассмотрении пегас оказался обыкновенным, довольно крупным коричневатым пони, которому к спине прикрепили детские белые пушистые крылья для изображения ангелочка при помощи верёвки, обвязанной вокруг предположительной талии этой довольно-таки тучной леди. Крылья еле держались с обоих боков пони и судя по нервным движениям животного должны были скоро встретится на его животе. Рог наспех шили через край розовыми нитками из очень знакомого материала - вишнёвого бархата и он едва держался между ушами пони, прикреплённой к нему какой-то замысловатой конструкцией из пластмасовых проволочек. Происхождение этих необычных предметов лошадиного туалета не вызывало у меня ни малейшего сомнения, и, набрав в лёгкие как можно больше воздуха, я завопила, как папа Антон, знаменитый папа Эмиля из Лённеберги:
       - Ли-и-изка!!!!!!!!
       Открылась входная дверь и в квартиру бочком вошёл сам великий дизайнер, специализирующийся на лошадиных аксессуарах. Лиза поглядывала на меня неуверенно и изучающе, потому что я хоть и мамаша широких взглядов, но как никак пони в гостинной - это уже что-то не совсем обычное. Любительница лошадей, видимо, только что выкинула продукты деятельности большого организма пони и её высокие, сорокового размера резиновые сапоги (трофеи моего первого брака) были основательно выпачканы навозом.
       - Доброе утро, мамочка! -слишком уж послушненько поприветствовала она всё ещё застывшую в недоумении перед пони мамашу. - Правда, я здорово её нарядила?
       - Рог отваливается, - ответила я. Из-за собственного вопля голова разболелась пуще прежнего и говорила я через силу. - А я давно искала эти лоскутки от твоего рождественского платья. Где ты их обнаружила? - спросила я, как будто это было в данный момент самым важным. - Ладно, ругаться я не в силах. Рассказывай.
       - А за что ругаться? Тебе эти лоскутки и не нужны были!
       - Не за лоскутки же, чучело! У нас лошадь в гостинной!
       - Это не лошадь, а пони смешанной породы, её зовут Стефани. Её надо было спасать, вот я и привела её к нам. Я сначала хотела оставить её на нашем внутреннем дворике, но потом подумала, что Виртайнены рассердятся.
       Да, ЛОШАДЬ на внутреннем дворике! Если неравное количество гвоздей в заборах у соседей вызывает у Виртаненов (чести и совести нашего двора) сердечный приступ, что бы они сказали про пони?!
       Конечно, с другой стороны, это лучше, чем в гостинной, у пони была бы свежая травка, на нашем дворе, собственно, ничего кроме высокой травы перемешанной с сорняками и не растёт - в то время как у соседей во дворах бьют фонтаны и стоят устрашающего вида
       античные статуи, купленные в магазинах удобрений.
       О чём это я, собственно? Животное немедленно нужно отсюда вывести!
       - Мама, ты слышишь? - оказывается Лизка за время моих раздумий успела выложить суть дела. - Ты ведь не хочешь, чтобы Стефани отправили на колбасный завод?
       - А разве там используют на производстве лошадей?
       - Нет, их там не используют, из них там делают колбасу!
       Кошмар! Чем нас кормят?!
       - Нет, я не хочу, чтобы из Стефани сделали колбасу. И хотя мы с ней так мало знакомы, у меня пока нет никаких оснований такого ей пожелать.
       - Она такая добрая, послушная, так деток любит! Но она старенькая и не может больше бегать в школе в верховой езды, так они хотят её убить!
       В результате мне удалось выяснить, что вчера вечером, мой ребёнок, как всегда околачиваясь в соседней конюшне, где она раз в неделю занималась верховой ездой, подслушала разговор владелицы конюшни с тренером. Затем Лизка тихонечко вывела пони из стойла во двор, убедилась, что на неё никто не обращает внимания (в конюшне всегда копошатся подобные соплюхи) и вывела жертву заговора на идущую неподалёку тропинку для верховой езды. От этой тропинки до нашего дома не больше километра. Двор наш обычно пуст, да и дверь выходит в маленький кривой переулочек, заросший буйными кустами, так что на странную парочку никто не обратил внимания.
       Пони была действительно довольно стара, вероятно этим и объяснялось её безупречное (если не принимать во внимание облизывание чужого кресла, конечно) поведение в гостинной - ей было совершенно всё равно, где дремать.
       - Но что же мы можем поделать? Ты же понимаешь, что мы не можем держать её в доме?
       - А в кладовой?
       О! Зачем я отправила этого ребёнка в школу верховой езды?! Надо было, заметив первые симптомы заболевания по имени "лошадиное бешенство" запретить в доме любое изображения этого животного. Недостаточно того, что на это уходит треть моей зарплаты, дом завешан фотографиями лошадей во всех позах, книжные полки забиты "Справочниками наездника", мои гости за праздничным столом выслушивают лекции о лошадином запоре и стуле, так ещё и пони в кладовке?!
       Лизка начинает громко рыдать, обняв за шею несчастную Стефани. Пони просыпается и с недоумением оглядывается по сторонам.
       - Мы сейчас позвоним на конюшню, её наверняка уже с полицией ищут. Ещё не хватало попасть в тюрьму за воровство лошадей, как цыганский барон. А затем подумаем, что мы можем сделать.
       Учитывая моё состояние меньше всего мне хотелось именно думать. Я готова была уже согласиться с пребыванием пони в гостинной - только бы меня оставили в покое, дали бы забраться в постель и выпить шипучего аспиринчика. Но пони нестерпимо пахла, а Лизка смотрела огромными мокрыми глазами с такой надеждой, что я поняла - постель придётся отложить.
      
       Настроение после звонка на конюшню у меня испортилось ещё больше. У нас были полные расхождения во мнении с хозяйкой о значении слов "украсть" и "увести". Я пообещала сама привести им животное, не захотев излишнего внимания от спокойно наслаждающихся выходными соседей при виде делегации взрослых и детей, которые наверняка увяжутся следом, гремящих шпорами, узцами и всей этой лошадиной ерундой.
      
       Кто-то постучал в дверь. Я открыла, и на меня буквально упала не нашедшая звонка Люси.
       - Он русский, - выдохнула она счастливо и устало. - Я его очень люблю.
       Имя возлюбленного, правда, она никак не смогла вспомнить, но я её знала - она действительно влюбилась. Как обычно.
       - Его зовут, как какой-то русский классик, - только и смогла вспомнить она.
       - Фёдор Михайлович? - мне почему-то захотелось выяснить имя счастливца, хотя что бы я с этой информацией делала, не знаю. Так на человека иногда нападает желание вспомнить вдруг ни с того ни с сего вывалившееся из памяти имя какой-либо актрисы, и он весь день ходит, бормоча себе под нос:
       - Шерил Оун... нет ... Джуди Лопес ...
       Затем он скверно спит ночью, ворочаясь и что-то бубня и наконец в пятом часу утра будит ни в чём не виноватую жену громким воплем:
       - Джулия Робертс!
       ... Люси помотала головой. Не Федор Михайлович.
       - Лев Николаевич?
       Любимого Люси не звали и Львом Николаевичем.
       На тот момент, учитывая моё состояние, запас находившихся в моей голове имён, имеющих отношение к русской классике, начал иссякать.
       - Мы вечером вместе смотреть Хельсинки.
       - Иди спать, - завистливо сказала я.
       Тут Люси заметила лошадь:
       - Ты же не хотел собака, - удивилась она. - Лошадь кушает больше.
       Она подошла к пони и что-то нежно заговорила ей по-французски.
       Не знаю, что произошло, видимо, головная боль, тошнота, мой ребёнок, похожий на вымазанного в навозе кота в сапогах и Люси, беседующая по-французски со старой клячей в нашей гостинной сделали своё дело, но я вдруг ясно поняла, что со мной не всё в порядке.
       В это время суток нормальные женщины возвращаются с прогулки, уверенно переставляя палочки для ходьбы и подбадривая растолстевшего тихого мужа. Они вернутся домой, где на приставке играют их откормленные нормальные дети, не приводящие лошадей в гостинную, разожгут гриль, нажарят колбасы с 17-ю процентами жира, усядутся в мягкие кресла и будут потягивать пивко или сидр из баночек.
       - Сегодня надо подстричь траву, - скажет жена.
       - Угу, - ответит муж.
       - А Хямяляйсет опять собираются яхту менять. Откуда у них деньги?
       Муж сделает неопределённый жест рукой, давая понять, что не знает, откуда у Хямяляйненов деньги.
       А потом они будут долго молча сидеть, думая каждый о своём. На ночь перекусят фруктовым творогом и пойдут спать. Лягут в кровать, жена наложит крем для рук и погасит свет, не заметив, что муж ещё читает газету. Отвернутся друг от друга и заснут мирным сном младенца.
       А здесь что?!
       Мои идиллические размышления прервал звук, не наполняющий гостинной нормальной женщины. От нежного шептания Люси оказавшаяся в эпицентре всевозможных бурных чувств пони окончательно проснулась и начала протяжно и негромко ржать. Видимо она проголодалась. На предложение Люси дать ей хлопья для завтрака, Лизка начала детально рассказывать про лошадиный запор и Люси поспешно отдалилась от темы.
       Мы все втроём повели Стефани на конюшню и проходившие мимо пары с палочками для ходьбы очень внимательно на нас смотрели. Некоторые улыбались и основная причина этих улыбок выяснилась около конюшни - мы забыли снять с пони крылья и рог.
      
       На дворе конюшни нас нетерпеливо поджидала её владелица. Она милостиво сообщила, что дело в суд не передаст, Лизка вела себя до этого безупречно (а мамаша безупречно платит, подумала я про себя), а с детишками всякое случается.
       - Что же будет с лошадью?
       - Ничего не могу поделать. У неё на ноге какое-то воспаление начинается, видимо повреждена связка. Мы не можем её продолжать держать.
       - А вот ты бы хотела, чтобы когда ты будешь старая из тебя бы колбасу сделали? - довольно невежливо поинтересовалась у владелицы Лизка.
       Та не на шутку обиделась.
       - А из Стефани никто и не собирается делать колбасу. Её отведут в ветеринарную клинику. Она скоро начнёт прихрамывать и страдать из-за ноги.
       - А вчера ты сама сказала, что Стефани надо везти на колбасный завод. И она совсем не хромает, её ногу можно вылечить.
       Владелица конюшни пожелала нам хороших выходных и отвернулась, давая понять, что она здесь хозяйка и разговор окончен.
       - Сколько стоит Стефани? - спросила я.
       Владелица в изумлении остановилась:
       - Нисколько! За неё ни один нормальный человек ничего не даст...
       - А сколько дал бы ненормальный?
       - Забирайте, если хотите. У вас есть где её держать?
       Упс! Не в кладовке же...
       - А если мы арендуем ей стойло в вашей конюшне?
       - В принципе, у нас сейчас нашлось бы место, - ещё более удивлённо ответила хозяйка. Она посмотрела на мои утопавшие в песке золотые босоножки с перями и стразами и, видимо, решила, что я вполне могу принадлежать к этим мифическим русским миллионерам, о которых все в Финляндии говорят, но с которыми никто лично не знаком.
       - Сколько это стоит? - миллионеры ведь тоже того мнения, что денежки счёт любят. - Ой, не говорите ничего, напишите вот сюда, - я протянула ей мятый автобусный билет, извлечённый из недр сумочки и губную помаду. Я боялась получить инфаркт, если бы сразу услышала требуемую сумму.
       Приподняв нарисованные чёрные брови хозяйка написала цифру и протянула мне билет обратно. Я приоткрыла один глаз и осторожно на бумажку посмотрела. О!О!О!О!О!О!О!
       Моих многолетних накоплений на машину хватило бы ровно на шесть месяцев.
       Лизка боялась дышать. Она смотрела на меня с надеждой, перемешанной с ужасом, а сама тихо подбиралась к задумчиво дремавшей пони, видимо готовая в случае необходимости повиснуть у неё на шее и висеть не отрываясь, пока пони не получит право на существование.
       - Договорились, - сказала я.
       - У нас есть деньги на шесть месяцев. И уроки верховой езды отменяются, - сказала я счастливой Лизке.
       - А что мы будем делать потом?
       Я ответила мифической фразой, всегда действующей успокаивающе на Лизку и являющейся неотъемлимой частью образа мышления тех женщин, которые родились в стране с названием Россия:
       - А потом мы что-нибудь обязательно придумаем.
       Мы придумаем. "Остановим коня на скаку" и не раздумывая " войдём в горящую избу". Сделаем колготки модной расцветки из детских, терпеливо выдернув из них половину ниток. Сварим губную помаду модного фиолетового оттенка из вонючего, замешанного на собачьем жиру блеска для губ из советского магазина, добавив в него синих чернил из шариковой ручки. Сделаем пышную причёску, подложив в неё для объёма старый чулок и в течении месяца прокормим семью из пяти человек килограммом риса и мешком капусты. Заведём в петербургской многоэтажке на балконе кур и петушка, который будет радостно приветствовать нас и соседей в половине шестого утра, сошьём пальто "точь-в-точь как "Шанель"" из старой занавески, разведём спиртом засохшую, но бесценную французскую тушь для ресниц и не зная не слова по-английски влюбим в себя американца - исключительно при помощи взгляда из-под собственноручно подстриженной огромными ножницами чёлки. Мы обязательно что-нибудь придумаем...
       Ну вот, у нас теперь есть своя лошадь. Не автомобиль, но ведь тоже средство передвижения. И притом экологически чистое.
      
       Глава шестая
      
       В понедельник я примчалась с раннего утра в свою называемую "офисом" комнатку, чтобы немного оправиться от столь бурных выходных. "Офис" свой я снимала у одной полугородской организации, в которой я раньше работала, так что фирма была своя, новая, а соседи старые. В том числе и горячо всеми нами любимая секретарь Бетта, особа молодая и весьма и весьма неординарная.
       Её особенность тщательно всё взвешивать и обдумывать всегда приводила меня в щенячий восторг. Она могла перерыть весь Интернет, когда ей понадобились обыкновенные льняные штаны, звонок для мобильного телефона она выбирала в течении двух месяцев, но настоящая катастрофа произошла, когда Бетте пришло в голову, что её украсили бы очки. Она каждое утро приветствовала нас, радостно помахивая новым каталогом очков и уже через несколько дней нас могли бы разбудить среди ночи и спросить, сколько стоит любая модель оправ Версаче (Бетта не мелочилась), в данный момент имеющаяся на международном рынке и услышать чёткий отчёт о ценах по крайней мере ближайших к нашему офису магазинов. Она регулярно появлялась у меня в комнате (так как из всех пятерых работников я одна была с ней почти одного возраста и единственная из них была всегда свободна для общения) и спрашивала, идёт ли ей какая-либо оправа для очков.
       Наибольшую сложность вызывало то обстоятельство, что Бетта была уж очень хорошенькая и очки вообще ей необыкновенно шли, притом практически все вариации. Наверное, продавцы оптики начали бы залезать при виде входящей в магазин Бетты под прилавок, но безукоризненные очки всё-таки нашлись. Мы все тихонько дрожали от страха при мысли, что ей захочется купить автомобиль.
       Её молодой человек был очень спокойным, немногословным, регулярно посещал тренажёрный зал с очень заметными результатами и был необыкновенно хозяйственным - он постоянно что-то чинил и прибивал и даже у нас в офисе его обычно видели с дрелью или с молотком, устанавливающим какое-нибудь найденное Беттой новомодное приспособление дла поддержки локтя за компьюторным столиком или для разминки перенапряжённого большого пальца левой ноги. Несмотря на их долгое знакомство и "сколоченные" отношения замуж наша осторожная девица не торопилась, чему, впрочем, никто и не думал удивляться.
       Бетта заглянула ко мне сегодня утром:
       - Как выходные?
       - Уста-а-ла... , - ответила я.
       - Где были? - она была в курсе наших с девочками планов.
       - В "Театре", в основном... - далее последовал подробный рассказ о том, что нам пришлось перенести до благополучного прибытия в вышеуказанный ночной клуб.
       - Вот это они дают! - от души возмутилась Бетта. - Надо написать директору, в газету, на телевидение! Это же глупость какая-то! Разве русские проститутки обычно не молодые девочки?
       - Спасибо. Ну ладно, успокойся, не в первый раз и не в последний, зато мы с Лизкой купили пони.
       - Как, прям за выходные? - изумилась Бетта, в её голове это просто не укладывалась.
       - Ну, а чего ж тут раздумывать, - я решила её надуть, - Как подвернулась подходящая, так и взяли.
       Бетта посмотрела на меня с недоверием. Выслушав всю историю она, видимо, едва сдержалась не сделать то, что на её месте сделал бы любой более-менее нормальный человек - покрутить пальцем у виска.
       Тут двое других моих бывших коллег вышли в коридор за кофейком.
       - А у Ольги - пони! - радостно возвестила им Бетта, высунувшись в коридор и подняв ногу для равновесия.
       В моей маленькой комнате появилось сразу два удивлённых лица: высокий Артури, джентельмен под шестьдесят, настолько вычищенный и безупречный, что, казалось, он входил каждое утро в офис открывая дверь прямо из отглаженных шестидесятых годов и Риита, спортивная и интересная леди неопределяемого возраста, которая всегда ужасно куда-то торопилась.
       - Поздравляем, - неуверенно сказал Артури. - Это большая покупка.
       - Да, это я уже заметила, - ответила я, - всю гостинную занимает...
      
       Заняться мне, честно говоря, было на данный момент особо нечем, надо было только перевести на русский язык интернетный сайт одной финской фирмы. Это была одна из тех странных фирм, где начитались в "Торговой газете" статей о том, что в необъятную и богатейшую Россию что не отправь, всё раскупят за секунды и торговаться не будут. Фирма изготовляла спецодежду для строителей и маляров и особенный упор делала на экологичность используемых ими материалов и незасорение природы. Достаточно представить себе российских строителей и их антураж, чтобы понять, почему желание фирмы покорить сердца российских директоров строительных фирм были довольно-таки странными. А уж меньше всего российский потребитель интересуется, сколько срублено ёлочек на туалетную бумагу, которой он вытирает попу или куда полетели после использования какие-нибудь неинтересные испачканные в кислоте пластмассовые детали.
       Вообще, мне кажется, что в ближайшем времени любой финн, знающий два русских слова "Привет!" и "На здоровье" и нализавшийся однажды в петербургской гостинице "Москва" может начать претендовать на звание "консультанта по-России". Несмотря на то, что Финляндия забита такими узкими специалистами (некоторые из них даже бывали на автобусной экскурсии в Петербурге!) и магазины трещат по швам от всевозможных книг и журналов о российских нравах, познания среднего финского предпринимателя в области русской культуры сводятся к двум постулатам - острых предметов не дарить, женщине руку не жать. А какими составленными подобными умельцами-консультантами рекламными проспектами завалены офисы многих российских фирм!
       Очень живо припоминаю хохот менеджера нашей петербургской туристической компании, получившего от одной небольшой финской турфирмы рекламу следующего содержания:
       " Весёлый отдых в Тампере.
       Приезжайте на новогодние выходные в Тампере, один из самых крупных и красивых городов Финляндии.
       В программе посещение центра "Сярканиеми", где вы увидите дельфинов и рыб, а также двух тюленей. Вы можете подняться на башню "Нясин-неула" и увидеть весь город сверху. Вы можете также посетить известный "Музей Мумми".
       Также мы предлагаем Вашему вниманию двух- с половиной часовой полёт над Тампере на безопасном финском вертолёте.
       В стоимость поездки входит проживание в четырёхзвёздночном отеле с завтраком и с сауной.
       С приветом, турфирма ........" И четырехзначная цена.
       Те, кто способны в Росии выложить такие деньги за милые выходные в тихом Тампере, скорее всего прилетят туда на своём вертолёте или средних размеров "Боинге". Они наверняка испытают необыкновенное потрясение от встречи с двумя тамперскими тюленями и будут долго всем рассказывать о белом снеге, покрывавшем Тампере, единственном, чем они наслаждались сначала на башне "Нясин-неула", а затем, сидя как Смусмумрики в безопасном финском вертолёте, во время двух- с половиной часового полёта над одним из самых крупных в Финляндии январским городом... Вот уж действительно, с приветом ...
      
       Я покряхтела над страницами с текстами. Делать ничего не хотелось.
       Я выхлебала чай из своей любимой кружки. Заварив с утра чаю и перелив его в небольшой чайничек я всегда могла быть уверенна - там он и будет, поэтому мне не надо было участвовать в постоянных сдержанных распрях из-за того, кто опять выпил только что сваренный кофе. Все-таки какие-то преимущества от моей принадлежности к "некофейной" нации у меня есть.
       Сидя с абсолютно пустой головой и глядя на экран компьютера, где сонно плавали рыбки я приложила пустую кружку к лицу около рта и втянула в себя воздух из нее. Та не замедлила прочно присосаться к моему лицу, как банка, которыми щедро меня утыкивал в моем раннем детстве мой папа-доктор. Я выпустила в кружку воздух, и она отпала от моей физиономии. Я повторила эти увлекательные упражнения несколько раз, когда вдруг по какой-то необъяснимой причине кружка прочно прилипла и отделяться ни хотела, сколько в неё не дуй.
       Тут дверь приоткрылась и в комнату заглянула ярко-красная физиономия с белыми густыми бровями, принадлежавшая моему старому знакомому Маркусу, юристу со стажем и большим весёлым брюшком.
       - Ты что, совсем с ума сошла? - удивился Маркус увидев меня с яркой жёлто-зелёной кружкой на лице. На кружке кроме всего прочего был изображён шустрый розовый поросёнок, который в результате моих мимических упражнений резвился сейчас на самом виду под моим носом и невыгодно подчёркивал мои красные, опухшие после бурных выходных глазки.
       Но Маркуса я вряд ли могла чем-либо удивить после нашей совместной командировки в Москву. Тогда среди ночи мне позвонил один из моих самых любимых клиентов московский бизнесмен Александр Александрович, или "Сан Саныч", и заявил, что ему незамедлительно требуется юрист, специализирующийся на разводах и притом обязательно немец. Факт того, что я нахожусь в Финляндии, а не в Германии его совершенно не смущал. Не разобравшись спросони, что Сан Саныч несколько перебрал, я начала в панике искать немца. В результате чего нашла владевшего немецким языком Маркуса (он вроде как учил его в школе), с которым незамедлительно вылетела в Москву, коварно умолчав о нужде именно в немецком специалисте, из страха, что Маркус откажется от такого сомнительного эксперимента. Все страхи оказались напрасными. Сан Саныч страшно нашему появлению в его офисе обрадовался, налил замечательного коньяка, не смотря на то, что время было около десяти утра и с большим интересом спросил, что мы в Москве делаем. Потом ему было очень стыдно и нас два дня развлекали в качестве компенсации морального ущерба на одной их охотничьих баз Сан Саныча. Абсолютно непросыхающего ни в плане одежды, ни в плане алкоголя Маркуса таскала по болотам свора охотников и собак, а я, злая, как сто индейцев, сидела на базе, среди ружей, потных мужиков, ароматов, исходящих от мокрых бобиков и ощипанных перьев. Сама не помню (т.к. была не намного трезвее своего коллеги), но я очевидно крепко ругалась матом, потому что сердобольный егерь спросил меня с большим интересом:
       - И кавож ты так кроешь????
       Самое интересное, что Сан Саныч так и не вспомнил, зачем ему был нужен немецкий юрист, специализирующийся на разводах. Он никогда и ни за какие блага не решился бы развестись со своей дородной и шумной супругой Дарьей Степановной и по-всеобщим подозрениям, знал о местонахождении Германии ненамного больше, чем Бриджит Джонс.
       ... Мы с кружкой повернулись к Маркусу и я промычала в неё приветствие. У меня уже промелькнула мысль, а не колотнуть ли прилипшей негодяйкой со всего размаха об стол, как Эмиль супницей, но я решила всё-таки ещё разик попробовать традиционное средство. Напрягшись, я изо всех сил тянула кружку от лица. Раздался громкий звук, как будто из унитаза вытащили забившую его тряпку и кружка всё-таки отделилась
       - Привет, - смогла я наконец поприветствовать Маркуса, - Ну как ты сегодня?
       Маркус только что пережил довольно-таки необыкновенный развод, и оттаивал от него день ото дня, причём день на день не приходился.
       - Уже ничего, вчера готовил себе дома лазанью, нож упал на пол со страшным стуком, а я даже не закричал.
       Вернувшаяся лазанья (которую Маркус любил, как Карвинен, на которого он, впрочем, и сам был очень похож) и то, что Маркус держался с ножом таким молодцом были хорошими признаками, если учесть обстоятельства, приведшие нервную систему этого добрейшего толстяка в такое нежное состояние.
       Маркус жил не тужил в светленьком домике с садом и видом на море со своей милой и спокойной женой Эммой. Эмма тоже была юристом. Парочка играла в гольф (как для души так и для поддержания необходимых социальных контактов), к ним любили заехать на чашечку кофе друзья, а их вечера с грилем были настоящим праздником для гурманов. Они часто путешествовали - объездили уже давно всю Европу и начали знакомиться с экзотическими странами.
       Всё бы и продолжалось хорошо, если бы в один прекрасный день, как раз во время одной из таких поездок, в Латинской Америке, Маркуса не стукнул бы по голове "сорокалетний кризис", явление, о котором в Финляндии говорят необычайно много и с таким глубоким почтением, что иногда кажется: над мужчиной, через него не прошедшим смеются также, как над неслужившим в действующей армии и выбравшим альтернативную службу "слабаком" смеются настоящие мужчины. Как он впоследствии объяснял, ему показалось, что он всё делает не так, ну совсем не так как ему всегда хотелось и с женой его объединяют только совместные вечерние просмотры телевизора. Он ужаснулся, и пока Эмма отдыхала с маленьким тропическим недомоганием в гостинице, безумно влюбился в местную знойную особу, которая в тот день по ужасному, как выяснилось впоследствии, для Маркуса стечению обстоятельств, была их гидом.
       В течении целого дня перед округлившимися глазами скандинавского отца семейства попеременно вертелись то круглый зад, то белые зубы и в этом круговороте, не выдержав напора, бастионы Маркуса пали, без боя и крови.
       Вернувшись в Финляндию, он тут же объяснился с изумлённой Эммой и они профессионально и честно разделили немалое имущество пополам. Злые языки убеждали, что они даже распилили на две части купленную до идеи о разводе пачку маргарина . Маркус забегал по учреждениям, занимающимся видами на жительство для иностранцев и через какое-то время взмыленный и счастливый влюблённый объявил, что нога его невесты торжественно ступила на финскую землю.
       А дальше события развивались совсем не так, как казалось когда-то Маркусу.
       Ожидавшие увидеть стройную, как ствол пальмы молодую мулатку знакомые увидели в доме Маркуса большую, сорокалетнюю даму, сразу заполнившую весь дом своим зычным голосом, звучавшим непрерывно и не знавшим преград в виде стен или дверей, проникавшим в самые затаённые уголки дома, заставляя сбежавших в туалет перевести дыхание гостей подпрыгивать от испуга на унитазе. Она также отличалась необыкновенным умением переходить от состояния нежнейшей влюблённости к бешенному гневу и эти чувтства сменялись у неё так быстро, что казалось, вот она сейчас лезет к Вам обниматься, а за спиной на всякий случай держит кухонный нож.
       Влюблённый Маркус был всем доволен, находя во всём этом необыкновенный шарм. По-крайней мере его тихие вечера у телевизора закончились, так как его жена, насидевшись за день дома одна и не имеющая возможности выговориться, имела манеру встать прямо перед экраном телевизора и начать что-то пылко объяснять, размахивая руками, что при её габаритах целиком исключало возможность что-нибудь в телевизоре увидеть.
       Друзья потихиньку начали отдаляться от Маркуса, заметив, что в гостях у него они не чувствуют себя больше в безопасности, а в своём доме больше любили экзотику в виде молчащих ковров и плетёной мебели, которая не пыталась их постоянно обнять.
       Потом Маркус перестал играть в гольф, потому что жена терпеть не могла сидеть одна дома, пока он играл, а её посещение гольф-клуба чуть не закончилось для Маркуса позорным изгнанием из него. Она пела, начиная с первой по восемнадцатую лунку, высоким голосом очень красивую испанскую песню, что мешало капризным товарищам нашего юриста забить мяч на "грине".
       С ней приехал её сын, очаровательный малыш, который очень боялся и мамочку, и Маркуса, и детей во дворе, и соседскую собаку и в особенности снегоуборочных комбайнов. Он обычно тихонько сидел где-нибудь в закутке и рисовал или строил из купленного ему Маркусом "Лего" гараж для своей любимой игрушечной Феррари, ободранной до неузнаваемости и являющейся точным воплощением заветной латиноамериканской мечты.
       Когда первые восторги Маркуса при виде жены и малыша прыгающих по первому снегу и орущих от восхищения улеглись, на него свалилась новая неприятность. Жена принесла ему длинный список родственников, которые собирались приехать к ним в гости и которым надо было сделать приглашения. Маркус, твёрдо решив ради любви перевернуть горы и осушить моря стойко отправился в аэропорт, где навстречу ему из-за ограждений вышла огромная грозного вида тёща, тащившая за собой слабо сопротивляющегося щуплого усатого тестя, которому явно никто не удосужился объяснить где он и куда его тащат. Увидев рядом с любимой дочерью Маркуса она что-то громко выкрикнула и протянула вперёд огромную длань, указывая на своего тестя. В ту же минуту, подчиняясь этому сигналу из-за её спины вылетели пятеро разновозрастных детишек и устремились к Маркусу с радостным криком. Дети по цвету напоминали пять чашек чёрного кофе в которые было добавлено в разных количествах молока. Добежав до Маркуса они повисли на нем, как осиные гнёзда на яблоне и судя по всему считали его своим новым папочкой. Жена смотрела на всё это с материнской нежностью и даже украдкой смахнула набежавшую от избытка радостных эмоций слезу. Невеста Маркуса скромно "забыла" рассказать своему возлюбленному, что дома остались ещё несколько очаровательных разноцветных крошек, напоминавших о её необыкновенной популярности в годы молодости среди местных "бандитос".
       Маркус помрачнел. По вечерам он явно не торопился домой, сидя в конторе до позднего вечера, а оттуда обычно направлялся в бар. Его приход домой навеселе скорее радовал, чем огорчал жену - вот какую замечательную латиноамериканскую семью она сумела сплотить - настоящий мужчина, уже пьёт, вот ещё немножко терпения, а потом глядишь и лёд двинется - так поколотит.
       Но Маркус становился всё молчаливее и жена подумала ( а делала она это всегда исключительно вслух, так как размышления про себя вызывают временное прекращение работы органов речи, что в данном случае было невозможно), что малюток, наверное, придётся отправить на историческую родину, хотя бы на время. Эта санкция, однако, не привела несчастного отца семейства в нормальное состояние и супруга решила, что здесь точно замешена какая-то женщина. Она была необыкновенно ревнива, чем вначале просто изумила Маркуса, потому что если к нему и подходила женщина в баре, то она обычно хотела взять стоящий около него свободный стул. Но вскоре восторги Маркуса по поводу обнаруженной собственной мужской привлекательности улеглись, и к этому была хорошая причина.
       У него была в числе давнейших и вернейших клиентов одна почти пятидесятилетняя чудесно сохранившаяся дама, которую он в честь их давнего знакомства периодически водил в оперу или на какой-нибудь спектакль. Не думая о последствиях он оповестил перед одним из таких походов жену о причине своей возможной задержки вечером. Это было ужасно неосторожно! Наконец-то нашлась эта мерзавка, покусившаяся на этот выстраданный образцовый латиноамериканский очаг! И пока вернувшийся из театра Маркус мирно спал, из его телефона были извлечены координаты соперницы, которая с раннего утра получила по-телефону известие, отличающееся сомнительной английской грамматикой и ещё более сомнительным содержанием, но основная мысль которого явно читалась - если она не оставит Маркуса в покое, ей выцарапают глаза.
       Интеллигентная дама не заставила себя долго упрашивать и оставила Маркуса в полном покое: она только что подтянула веки и явно не хотела допустить какого-то ни было насилия над своими глазами. Из отправленного ею по электронной почте необычайно сухого письма незадачливый юрист узнал, что она по-независящим от неё причинам меняет юридичекую фирму и на правах старого друга советует ему навести порядок в собственном доме.
       Так Маркус потерял лучшую свою клиентку и окончательно обозлился на свою знойную и ревнивую спутницу жизни. Он сидел теперь почти целыми днями в баре, подружившись со всеми местными алкоголиками, которые ввиду престижности района почти все были актёрами или известными поэтами, а домой приходил, дыша пивом, небритый и озлобленно что-то бормочущий. Его разговоры с женой отличались определённым однообразием и выглядели примерно так:
       - Ты меня уже не любишь, золотко!
       - Люблю, люблю...
       - Не любишь, чтоб тебя!!!!!
       - Чтоб ТЕБЯ!!!!!
       Жена испробовала всевозможные средства, чтобы вернуть к себе расположение мужа, которое должно было бы восстановиться после такого блестящего разгрома соперницы. Маркус прошёл через ряд старинных ритуалов, но они оказались неэффективными, хотя Маркус честно признавался, что вина была полностью его - он очень беспокоился, чтобы используемые для его приворожения свечки не закапали дорогой ковёр и поэтому никак не мог как следует сосредоточиться.
       Наконец, жена стала угрожать ему своим отъездом и была немало удивлена, когда лицо Маркуса просветлело и он, вместо того, чтобы валяться у неё в ногах и упрашивать остаться, не дав ей опомниться помог сложить чемодан и быстренько отвёз в аэропорт.
       После этого лучший друг увёз его к себе на дачу, где несколько недель отпаивал вымотанного героя-любовника ромом и жарил ему колбасу в камине. О женщинах как о виде запрещено было даже упоминать и все картины и декоративные предметы, даже отдалённо напоминавшие о женских формах были сняты со стен и предметов мебели и временно свалены в кладовку, потому что Маркус увидел на обложке какого-то журнала Дженифер Лопес и забился в приступе лихорадки.
       Через какое-то время Маркус стал появляться на людях, причём не в барах, а во вполне приличных гостях, а спустя ещё какое-то время его радостно приветствовали друзья в гольф-клубе. Несколько недель назад он игриво спросил меня, нет ли у меня для него какой-нибудь знакомой русской милашки (ничему ведь старый дурак не научился!), а вот теперь готовит лазанью. Ура!
       Лишь одна неприятность омрачала Маркусу существование. Он начал сильно скучать по славной Эмме, и один раз, набравшись храбрости и поджав маленький розовый хвостик-колечко ей позвонил.
       Славная Эмма, вдруг расцветшая после развода, уже несколько месяцев смотрела по вечерам телевизор со своим новым другом. Она собиралась проехаться со своим возлюбленным во время отпуска по надёжной Скандинавии, благоразумно решив не везти его во всякие опасные для душевного здоровья сорокалетнего мужчины места.
      
       - У нас соревнования в следующие выходные в гольф-клубе, - объявил Маркус с хитрой физиономией. Я едва поборола желание запустить в него вышеописанной кружкой, и то только из-за того, что стало жалко поросенка - поросенок был не в чем не виноват. В особенности в моей склонности к аристократическим увлечениям. - Ты приедешь? Надо нашу команду вытаскивать ... А ты все-таки с восьмым разрядом...
       И тут же довольно-таки глупо, на мой взгляд, хихикнув, он поспешно спрятался за дверью, справедливо опасаясь, что моя темпераментная славянская натура таких издевательств не потерпит. Я, может быть, и не Тайгер Вудс, но ...
       Ладно, чтобы Вы поняли мое желание запустить в Маркуса своей любимой кружкой, я вам расскажу о своих блестящих успехах в этом виде спорта...
       Вот только возьму еще чайку, а Вы подождите здесь минуточку. Не разочаруетесь.
      
       Глава седьмая
      
       На заре моей карьеры на поприще консалтинга, когда я только начала работать в нашей конторке, в мой кабинет как-то заглянул Артури и спросил, играю ли я в гольф. Каждый год филиалы нашей организации встречались, чтобы сразиться за звание лучшей команды. Большую часть времени участники слетов проводили обычно за другими занятиями, спортивностью не отличавшимися, но так как энергичным деятелям большого бизнесса следует быть на высоте во всех планах, какое-то спортивное мероприятие и должно было стать стержнем программы встречи. А так как глядя на большинство участников слета трудно было предположить, что они могут подпрыгнуть хотя бы на 15 см в воздухе и после этого не развалиться, то гольф для этих целей больше всего подходил.
       Из-за одной из своих самых дурацких русских привычек, я ответила, что да, поигрываю, не желая ударить в грязь лицом и показаться светской леди. Артури не выказал в связи с этим никакого удивления, так как в его среде играть в гольф было таким же естественным, как жильцу нашего вантовского дома, выпивши, гонять жену по двору со скалкой.
       Я уже совершенно забыла об этом вопросе своего коллеги, как вдруг через какое-то время он заглянул снова и обрадовал меня тем, что я в составе нашей команды и билеты с гостиницами Бетта нам уже заказала. Но ничего, решила я, не может же гольф быть чем-то таким уж трудным - я быстро научусь.
       Моё представление о гольфе было более чем туманным. При употреблении этого загадочно-изящного слова мне всегда представлялись английские аристократы в гольфах, беседующие о политике Тори и пьющие чай "Эрл Грей" из тончайших старинных фарфоровых чашечек. Артури спросил, все ли мои принадлежности для гольфа в порядке. Пришлось честно ответить, что не все, умолчав, что их у меня просто пока ещё и нет.
       В спешном порядке пришлось навести справки, а что же мне, собственно, для занятия этим видом спорта нужно.
       Я нашла одну из школ гольфа и позвонила тренеру.
       - Ну, тебе, как начинающему игроку, понадобятся только основные puumailat, один большой draiveri и putteri и, конечно же, сумка для гольф-клюшек, - просветил меня приятный мужской голос.
       Я записала все это на листочек бумажки, ещё не подозревая, во что я ввязываюсь, и отправилась в торговый дом, где как считается, есть всё - в "Стокманн".
       Уверенно подойдя к продавцу спортивного отдела я потребовала:
       - Всё для гольфа, пожалуйста.
       Продавец, мужчина средних лет, внимательно на меня посмотрел. Но его задача была не рассматривать клиентов, а продавать им желаемое (а порой и не желаемое) и он деловито начал перебирать стоящие рядами клюшки.
       - Так, ну попробуйте вот эту модель, как раз, я думаю, для Вашего роста, графитовая. Или вы хотите железную?
       Я беспомощно на него посмотрела.
       - Графитовая, - решил он и выдернул из ряда клюшек несколько.
       - Так, возьмём "пятёрку", "семёрку" и "девятку". Для бункера, putteri а вот Вам и замечательный draiveri Мяч летит на двадцать метров дальше!
       Замечательно. Дальше чем что?
       - Ну, давайте смотреть. Берите клюшки, вот тренировочный коврик. Попробуйте сделать несколько тренировочных свингов, чтобы посмотреть, как они Вам, а потом вот там можете испробовать и putteri - он указал на специально оборудованный искуственной травой уголок, где пожилой джентельмен уже, наверное, полчаса производил различными клюшками очень смешные, на мой взгляд, движения, пытаясь загнать малюсенький белый шарик в дырочку.
       - Я Вашему выбору полностью доверяю, - пролепетала я. У меня даже не было представления какая часть клюшки должна быть вверху, а какая внизу, не говоря уже о том, что ими надо делать.
       Продавец удивился несказанно. Пожилой джентельмен тоже посмотрел на меня очень удивлённо и продолжил свои изыскания в области закона равновесия.
       И тут я взглянула на отобранные им для меня клюшки. Интересно, но ведь в моей бумажке ясным финским языком написано: ”puumailat”. А этот прожига что мне всовывает? Железные! Ну и негодяй!
       - Мне нужны деревянные клюшки, - со знанием дела и видом знатока выложила я ему. Меня не проведёшь.
       К моему удивлению продавец побледнел и начал беспокойно озираться по сторонам.
       - Ну, тогда Вам нужно попробовать поискать в антикварных магазинах, - промямлил он и до меня начало доходить, что я сморозила какую-то необыкновенную глупость.
       - Ладно, - я решила всё быстренько замять. - Давайте смотреть сумки.
       Сумки - это всегда интересно.
       - На ножках или будете возить её на тележке?
       На ножках, на ручках, на чём угодно. Интересно, а что за тележка? Вот было бы здорово, если бы в неё впрягался маленький ослик. Англичане ведь любят скакать на лошадях и забивать клюшками мячики в лунки.
       Я остолбенела: неужели это и есть гольф?!
       - А как Вы думаете? - дипломатично спросила я продавца.
       - У нас сейчас хорошая скидка на женские сумки без ножек, - он подвёл меня к уродливой бежево-коричневой конструкции, напоминающей оторванную паровозную трубу с огромными разнообразными оттопыренными карманами и обвешанную всевозможными непонятными приспособлениями.
       - Вот, очень удобный вариант: сюда влезет куртка или жилет, здесь специальное колечко для зонтика, сюда можно зацепить полотенце, здесь карман для фляжки, а вот фляжка для воды.
       Для воды... А какая же тогда во фляжкином кармане?
       - А фляжки у нас тоже сейчас есть со скидками и замечательные полотенца тоже на распродаже, - начал воодушевляться продавец.
       Я задумчиво молчала.
       - А ботинки Вам нужны?
       Передо мной предстало нечто, что только в самом странном бреду можно было бы назвать обувью. Бежевые страшные лапти, с какой-то нелепой пришлёпкой из кожи сверху, а самое ужасное, на очень низком и безобразно широком каблуке.
       Я опять начала сомневаться в профессионализме продавца.
       - А ... женские у Вас есть?
       Он опять посмотрел на меня неприлично удивлённым долгим взглядом.
       - Они женские. А посмотрите, какие замечательные шипы, - он с любовью погладил подошву ботинка, покрытую жуткими пластмассовыми шипами. - Если вывалятся, легко заменить, - гордо добавил он.
       Интересно, что же такое надо сделать, чтобы такие страшные и прочные колючки вывалились?
       И я вдруг представила себя на ослике, с этой кошмарной трубой через плечо, выхватывающей из неё попеременно разные железные клюшки и пытающейся забить в лунку мяч с такой силой отпихивая противников, что из отвратительных ботинок летят во все стороны шипы, пот приходится всё время вытирать со лба полотенцем, пытаясь другой рукой удержать над собой и осликом зонтик, и в промежутках прикладываясь то к фляжке с водой, то ко второму сосуду, наполненному неизвестной жидкостью. Извращенцы-аристократы!
       Я примерила жуткую обувь. Ужасно смешное ощущение и очень неприличный звук при соприкосновении с линолеувым полом! Хи-хи!
       В течении следующих полутора часов я носилась вслед за вдохновенно летавшим между ящиками и вешалками продавцом по всему отделу снаряжения для гольфа, постоянно возвращаясь к огромной куче моих приобретений, сваленных у кассы. Назначение большей части предметов осталось для меня непонятным.
       Наконец, продавец вытер пот со лба и объявил, что у меня теперь есть всё, что нужно для начинающего игрока в гольф.
       Огромнейшую кучу этого странного барахла можно было уже действительно везти домой на довольно-таки крупном ослике. В мою душу закралось вполне обоснованное подозрение: а не дорого ли всё это стоит?
       Продавец, ловко орудуя считывающим цену устройством, сосчитал сумму и весело сообщил мне её.
       Всё поплыло у меня перед глазами. Мужественно глотнув побольше воздуха и собрав волю в кулак, я заявила, что теперь задача продавца оставить в этой внушительной куче только то, без чего меня не пустят в гольф-клуб.
       Разочарованно вздыхая он нехотя начал откладывать все эти странные вещи одну за другой в другую кучку, пока в каждой горке не осталось примерно равное количество вещей. После этого он тяжело вздохнул и сказал, что вот без этого всего уже никак не обойтись.
       Я вздохнула ещё тяжелее, чем он, и полезла за кредитной карточкой. За несколько лет вполне реально расплатиться... Но, назвался груздем - полезай в кузов.
       После магазина я пыхтя и отдуваясь приволокла все свое вновприобретенное богатство в наш офис, так как уезжать на встречу мы должны были оттуда и тащить все это добро через весь город домой и обратно на себе мне не хотелось. Артури решил полюбоваться на мое снаряжение. Он подошёл к моим приобретениям и задумчиво вытащил одну из клюшек. Долго разглядывал и спросил, какой у меня разряд. Да, знать бы, сколько их, этих разрядов. Ну, может десять?
       Я решила быть скромнее.
       - Восьмой, - сказала я, скромно потупив глазки и помахивая фляжкой для воды на верёвочке.
       - Ого! - с уважением заметил Антти и почтительно поставил клюшку на место. Потом любовно провёл по ним рукой:
       - Совсем новенькие. Надо купить тебе на них такого симпатичного тигрёнка, или мишку, а то будут колотиться друг о друга и поцарапаются.
       Тигрёнка? Мишку?
       Английские бестии ...
      
       Всю предшествующую слету неделю я занималась всевозможными изысканиями в Интернете. Чем ближе мы подъезжали к гольф-клубу, тем больше я волновалась. Особенно я холодела при мысле о своём разряде. Но, не в первый раз, выкручусь.
       Я вспомнила своё первое рабочее место в одной из фирм города Петербурга.
       - Владеете компьютером? - спросила меня строгая тётка, моя будущая начальница.
       - Владею, - я никогда ни была до этого даже в одном помещении с компьютером, но мысль о зарплате в целых двести долларов вытеснила все сомнения в нецелесообразности вранья.
       - Отлично, остальные Ваши навыки нас вполне устраивают. Начинаете у нас завтра с восьми утра. Добро пожаловать! Вопросы есть?
       Есть. Где за одну ночь научиться использованию компьютера?
       Дома я набрала телефон одной из своих приятельниц, работающей секретарём у владелицы гостиницы.
       - Приезжай, я тебя быстренько научу. Это совсем нетрудно, - прозвенел в трубке уверенный голос.
       Было очень смешно, что стрелка, приводимая в движение мышкой никак ни хотела указывать на то, на что надо. Но, просидев до темноты в кабинете моей приятельницы, я научилась не бояться двигать мышку и на следующий день пришла в офис и уверенно уселась за компьютор.
      
       Пока я с удовольствием размышляла о собственной высокой степени приспосабливаемости мы уже подъехали к нашей гостинице. Около высокого здания, больше напоминавшего своей стерильностью кардеологический институт, нежели приют для гостей, собралась внушительная толпа наших коллег из разных городов. Я вылезла и радостно полезла знакомиться и общаться со всеми без разбора, как я всегда это делаю. И сразу же впервые наткнулась на уже известного Вам Маркуса.
       Мы сразу познакомились Он уже рассказывал мне замечательный анекдот, как подошел Артури и сразу испортил мне настроение, нахвастав Маркусу, что у меня восьмой разряд. Мой новоиспеченный знакомый с уважением приподнял рыжие бровки и сразу предложил мне для начала вечерком отправиться в гольф-клуб с ним и его приятелями, и, пока они сыграют полраунда, "размяться" на ранджере, чтобы на следующий день показать класс.
       Надо было хотя бы попробовать, так ли это сложно ... я согласилась.
       Где-то через час, по вылизанной, засыпанной красноватым гравием дорожке, с двух сторон обрамлённой аккуратными кустами, мы въехали под красивой стилизованной под старину вывеской "Добро пожаловать" в роскошную усадьбу.
       Справа от стоянки для машин виднелся чистенький, недавно покрашенный, белоснежный особняк, плавающий, как старинный парусник, в море кустов шиповника.
       - Это здание клуба, - объяснил Маркус.
       Он изящным разворотом припарковал машину. Тут же к нам кинулись два помощника - очень юные девушка и молодой человек, и начали помогать Маркусу вынимать наши баулы с клюшками из багажника. Я смотрела на воспринимающего это как должное своего спутника, едва подавляя желание запеть "Интернационал".
       Но надо было отдать должное молодым людям, на "заклеймённых рабов" они совсем не походили. На них были выглаженные одинаковые рубашечки-пике и они явно не были из числа голодающих. Весело и приветливо пожелав нам приятной игры и привезя нам по тележке для баулов, они удалились в другое небольшое здание, расположенное недалеко от стоянки по правую руку.
       - Там контора и магазин, - продолжил экскурс Маркус.
       Он провёл меня к зданию клуба, перед которым располагалась потрясшая моё воображение клумба. Совершенно круглая и неимоверно большая, она была сложнейшей комбинацией всевозможных растений, таких ярких, что рябило в глазах.
       Пока я застыла, рассматривая это великолепие, Маркус уже махал рукой, приветствуя приближавшихся к нам своих приятелей. Приятелями были пара пожилых джентельменов, оба такие солидные, что мне сразу захотелась сбегать для них за прохладительными напитками. Маркус представил нас и они спросили, как мы добрались так, как будто это их и впрямь интересовало.
       А они совсем не такие страшные, как я себе представляла, эти члены гольф-клуба. Смеются, как вполне обычные люди.
       Мы договорились встретиться уже на поле и Маркус повёл меня в клуб, осмотреться. Больше всего меня поразило то, что все друг с другом здоровались. Оказалось, что они вовсе не знали друг друга, просто здесь было так заведено.
       Чувствуя себя великосветской дамой, я с огромным удовольствием раскланивалась по сторонам:
       - Добрый день! Отличная погода! Приятной игры!
       В холле на первом этаже стоял огромный белый рояль. На нем была корзина, наполненная ароматными свежими яблоками, которые кто-то собрал с растущих неподалёку яблонь и принёс для всех в гостинную. Меня охватило чувство тепла и защищённости. Здесь, в этом маленьком уютном мирке все были такими замечательными и так заботились друг от друге. Все проблемы и неприятности остались где-то далеко и казались сейчас какими-то нереальными, как будто я всего лишь где-то читала о них.
       - А здесь можно играть? - спросила я неуверенно, указав на рояль.
       - Конечно. А ты умеешь? - с полувосторгом спросил Маркус.
       Здесь не надо было выдумывать небылицы. Это я действительно умею. Я же петербурженка, выросшая в в семье преподавателя английского языка и военного врача.
       Я заиграла свою любимую "Лунную сонату", в основном из-за того, что после стольких лет ежедневных мучений за пианино я ничего больше толком не помнила.
       Рояль звучал необыкновенно, он разговаривал с нами, как старый друг, который давно нас не видел и который действительно нам очень рад. Окна были открыты и звуки музыки вылетали на свободу, кружились в свежем осеннем воздухе над роскошной клумбой и разливались по всей усадьбе, заставляя рассыпаных по полям игроков остановиться и прислушаться.
       Маркус украдкой смахнул слезу умиления.
       - Как красиво, - растроганно сказал он.
       - Ой, меня же ждут ребята! - тут же спохватился ценитель классической музыки. - Ты можешь переодеться здесь, в здании клуба и потренироваться на райнджере или с putteri.- Ты бывалый игрок, справишься.
       - Справимся, - уверенно кивнула я, по-спортивному встряхнув плечами.
       - Да, вон там - комнаты для переодевания, а здесь бар, - указал Маркус на соседнюю комнату, сделав, как выяснилось позднее, невероятную ошибку.
      
       Я вышла из клуба и направилась к машине, чтобы забрать из неё мои вновприобретённые соответствующие этикету клетчатые брюки, бежевую рубашку-пике и эту уродливую, напоминавшую ортопедические ботинки обувь, предназначенную для игры в гольф. Изучив огромное количество материалов о гольфе я поняла, что главное в этой игре - правильная экипировка.
       С трудом подавляя в себе низменное чувства гордости от того, что окружающие могут принять этот блестящий автомобиль за мою машину, я достала из утробы "Ягуара" Маркуса своё роскошное снаряжение.
       Уже направляясь обратно к усадьбе я услышала доносящийся из соседних кустов странный шум. По его силе можно было подумать, что его производит дикий вепрь завидных размеров.
       Шум всё усиливался и, наконец, навстречу мне из кустов выломился грузный пожилой джентельмен с физиономией, настолько загорелой за долгое лето в гольф-клубе, что черт его лица невозможно было больше различить.
       Он быражал всем своим видом крайнюю степень возмущения, из предположительного места глаз вылетали молнии, а на месте рта открылась круглая дырка, выдав фразу следующего содержания:
       - И с каких это пор юные леди разгуливают в НАШЕМ клубе в джинсах!
       Учитывая мои весьма скромные познания в этикете этой глубокоаристократической игры моё смущение нетрудно было понять. Как щитом загораживаясь от напавшего своими клетчатыми штанами и выставив ботинки острыми шипами вперёд, я начала лепетать объяснения о своих благородных намерениях переодеться. Клетчатые штаны подействовали на джентельмена, как на джина, увидевшего в руках приказывающего кольцо, которому он должен подчиняться.
       - Ну ладно, ладно, - мне казалось, что он вот-вот погрозит мне пальцем, меня, дескать, не проведёшь. - Надо читать "Устав гольфа"!
       Джентельмен удалялся в сторону конторы, продолжая что-то бубнить себе под нос, видимо, о нравах современной молодёжи.
       Несколько позднее я получила истинное наслаждение, когда Маркус взял меня с собой на игру. Стоя под раскидистой берёзой, вышеупомянутый джентельмен глубокомысленно ковырял в своём большом, красном носу, сочетая это важное занятие с последующим сосредоточенным изучением извлечённого из носа содержимого. Об этом действии, впрочем, ничего не написано в "Уставе гольфа", что является, несомненно, крупной недоработкой составителей правил этой мудреной игры.
       На ранджере почти никого не было, и, не имея ни малейшего представления о том, что там вообще надо делать, я отправилась в бар.
       Там был очень симпатичный бармен в атласном жилете. Я попросила для себя джин-тоник, потому что это был единственный изысканный, на мой взгляд, напиток, название которого я тогда знала.
       Симпатичный бармен не пожадничал с джином. Вскоре я почувствовала необыкновенный прилив тепла и непреодолимое желание общаться, какое всегда охватывает особ, не имеющих особого опыта обращения с алкоголем.
       За окном виднелась очаровательная террасса, где наслаждались осенним солнышком несколько членов клуба за белыми пластмассовыми столиками. Туда я неверными шагами и направилась.
       Через какое-то время ко мне подсел очень-очень приятный мужчина лет сорока, загорелый, в красивом тёмно-синем пике и в белых штанах, которые навярняка растопили бы сердце Остапа Бендера, наполнив его грёзами о Рио-Де-Жанейро. Он очень остроумно шутил, в основном осмеивая странные претензии на аристократизм у членов клуба и громко захохотал, услышав мою историю о блюстителе порядка, выскочившем из кустов.
       Он принёс мне ещё джин-тоник, а затем и второй, после чего я окончательно отбросила сомнения о том, что члены гольф-клубов сухие и скучные типы в клетчатых штанишках.
       Я призналась своему новому знакомому, что "аб-б-бсолютно не-умм-ю игрть в гольфф", на что он тут же вызвался исправить этот заметный пробел в моём светском образовании.
       Мы встали из-за стола, и я, заметно пошатываясь, направилась вслед за своим добровольным учителем назад, к ранджеру.
       Из его урока я не помню почти ничего, меня всё очень смешило, и клюшка постоянно вываливалась у меня из рук от смеха, что смешило меня ещё больше. Мой педагог объяснил, что если он встанет за мной и будет производить движения клюшкой моими руками, это позволит мне глубже проникнуть в секреты высококлассного свинга. Ничего не могу сказать о руках, но от тесно прижавшегося ко мне сзади преподавателя шёл такой охмуряющий аромат дорогих французских духов, что мои мысли были уже очень далеко от свинга и от гольфа как такового. Продолжая безудержно смеяться, я глупо размахивала клюшкой из стороны в сторону, как старый пьяный сторож, пытающийся отогнать палкой молодых кобелей, окруживших с самыми неприличными намерениями его любимую собаку женского пола.
       В такой эротической позе мы и предстали перед глазами появившегося около ранджера Маркуса, решившего перевести дух перед следующими девятью лунками и заодно посмотреть, как у меня идут дела.
       Он широкими шагами направился к нам, сдвинув рыжие кустистые брови и угрожающе бряцая клюшками в бауле, как благородный рыцарь доспехами. Это вызвало у меня новый, непомерной силы приступ смеха.
       Я не поняла ни слова из нескольких шведских фраз, которыми Маркус обменялся с моим преподавателем, но тот исчез, оставив лишь чудное облачко французских духов, которое впрочем тоже быстро улетучилось.
       А меня, пошатывающуюся и смеющуюся, поволокли смотреть на следующие девять лунок, и мне было так скучно, что я очень быстро протрезвела.
       Только истерические приступы смеха периодически ещё душили меня, особенно
       при виде вышеупомянутого джентельмена, ковырявшего в носу.
       Наверное, не нужно рассказывать читателю, что на следующий день я неожиданно подвернула ногу и, со скорбным лицом выдающегося спортсмена, пять лет готовившегося к Олимпиаде и накануне нее получившего травму, благополучно следила за успехами соревнующихся, сидя в баре гольф-клуба перед таблицей, на которую заносились результаты команд. Единственный, кому я открыла свою тайну, был Маркус, к которому я сразу прониклась симпатией и доверием и который от всей души смеялся над этой историей, потряхивая брюшком, минут тридцать. А теперь при всяком удобном случае норовил напомнить мне о моем высоком разряде ... в области вранья.
       Я опять заболталась. Но меня можно понять - Вы замечательный собеседник. Не перебивающий.
      
       Глава восьмая
       Вечером ко мне должны были приехать Люба с Валерией. Мне пришлось пообещать Валери, что её никто не искусает, потому что после того, как Люси уехала со своим новым другом смотреть Хельсинки, она ни разу у нас не появилась. Да и Хельсинки она скорее всего обозревала из окна гостиницы.
       Девочки явились с бутылочкой белого вина, на которое я смотрела после предыдущих выходных с нескрываемым отвращением.
       - Вы представляете, мой муж рассказал мне, что я явилась домой около шести утра, с огромными чёрными усами и, бросившись на шею удивлённому благоверному, заявила, что не хочу белого коня. Он решил, что мы играли в великих художников и что я изображала Сальвадора Дали. Интересно, а при чём здесь конь? - выдала информацию Люба.
       - Обратиcь к трудам Фрейда, - я решила не напоминать ей про гусаров и туфлю.
       Ну, если уж говорить о конях ...
       - Что же ты будешь делать со своей пони? - спросила Люба, девочки уже, естественно, были в курсе дела.
       - Понятия не имею. Надо где-то хорошо заработать.
       - Вот ты всё заработать да заработать, да всё сама ...
       - Ну и правильно, что сама, - начала отстаивать мою финансовую независимомть Валери. - Да и ты ведь, тоже сама.
       - Но всё равно эти кони, Люси, которая явно не в себе да и эта самостоятельность, не говоря уже о том, что ты носишься теперь ещё и с трудами Фрейда... Надо найти тебе нормального мужика!
       - Вряд ли какой-либо нормальный мужик всем этим, что ты только что перечислила, заинтересуется. Да и мне как-то не очень нравятся уж совсем нормальные, вспомни вот хотя бы Йонатана.
       - Вспомни лучше своего первого мужа или Лучано, - посоветовала мне Люба, крепко обиженная на меня за то, как я поступила с романтичным юристом.
       Ни того ни другого мне вспоминать не хотелось. Мой первый муж был настолько глубоко погружен в виртуальный мир одной из компьюторных игр, что неделями не отходил от экрана лаптопа и уставшую после работы жену, нагруженную авоськами с продуктами, встречал восторженной фразой "Дорогая, я сегодня заработал семьсот золотых!" и начинал ей показывать новую кольчугу.
       Лучано же был бойкий итальянский делец, развозящий по всему миру яркие модные тряпки, далекие от высокой моды и по внешнему виду и по цене. Несколько раз в году он объявлялся в Хельсинки и мы проводили вдвоем шикарную романтическую неделю. Каждый раз он привозил мне красивый пакет с каким-нибудь модным туалетом и открыткой, гласящей "С любовью, для звезды", притом по-русски. Отношения наши закончились на том, что в один прекрасный день я обнаружила в привезенном им пакете джинсовый комбинезон такого размера, что я, Люба и Валери поместились бы в нем втроем и открытку, гласившую "С любовью, для суслика", притом на немецком языке.
       - Так, включаем гриль и подрумяниваем колбаски, - я решила, что мы уже вдоволь наговорились о моей семейной неустроенности. - Люба - тебе поручается салат, а мы с Валерией начинаем резать грибочки.
       Люба нехотя поплелась на кухню, как революционер-каторжник в ссылку, но вид у неё был крайне задумчивый. Ссылка на революционные мысли каторжника не оказала никакого влияния. Мне это совсем не понравилось. Идея о моём знакомстве явно запала в голову Любы. Самое плохое, что она обладала неимоверным упорством, если уж что-то задумывала.
       После нашей встречи не прошло и нескольких дней, когда раздался телефонный звонок, и на другом конце телефонного провода абсолютно счастливая Люба доложила мне, что кандидат найден среди коллег её мужа.
       - Какой кандидат? - не поняла я, так как уже успела совершенно забыть о нашем разговоре и решила, что речь идёт о какой-нибудь учёной степени и что дело относится к лошадям. По ряду причин, мне всё время казалось, что все дела относятся к лошадям.
       - Не изображай недоумения. Пойдёшь на свидание, - строго сказала Люба.
       До меня начало доходить, о чём идёт речь.
       - А-а-а-а, я вообще-то... здесь у нас в офисе... ну, один такой занятный мужчинка из одной фирмы... ну, в общем я уже нашла кое-кого, - сбивчиво начала врать я.
       - А также не ври и не пытайся отделаться.
       Отделаться действительно было сложно. Люба ходила бы за мной по пятам и не переставая ныла бы, при каждом удобном и неудобном случае напоминая мне, а заодно и находящимся вблизи окружающим о моём незавидном положении в отношении второй половины человечества. Ну, что я теряю, в принципе? Посижу немножко в кафе с каким-нибудь скорее всего ужасно скучным типом, потом скажу, что мне пора кормить пони, вот и всё. И все будут довольны.
       Я взяла бумажку.
       - Записывай, - грозно заявила Люба, не надеявшаяся на мою память, впрочем, как и её обладательница.
       - Уже записываю.
       - Его зовут Юкка.
       Надо же, как оригинально...
       - Вот тебе его номер телефона, но ... честно говоря лучше он сам позвонит. Ты ведь разрешишь дать ему твой телефон? - вопрос судя по всему был риторический.
       - Не разрешу.
       - Вот и славно. Он такой тихий, спокойный, необыкновенно воспитанный. И главное, не рассказывай сразу о пони, да и вообще, постарайся больше слушать. Договорились?
       - Договорились, - мой энтузиазм был равен примерно нулю. Примерно, потому что я решила затащить кандидата в женихи в "Фазер" и бесстыдно слопать огромнейшее пирожное.
      
       Юкка для начала взял и опоздал. Я сидела напротив роскошной витрины, заполненной тортами и шоколадом и злилась в равной степени на Любку с разобравшей её заботой о моём семейном благополучии и на этого опаздывавшего кандидата в женихи. Вид на витрину вызывал у меня такое обильное слюноотделение, что если этот незадачливый жених задержался бы ещё на несколько минут, то он увидел бы за столиком женщину своей мечты, распустившей по столу слюни подобно сенбернару.
       Наконец в кафе вошёл невысокий гражданин в сером костюме и что самое неприятное, при галстуке. Ненавижу галстуки. Единственный мужчина, которому могу простить галстук - это мой коллега Артури. Ещё можно понять важных чиновников и министров, но ведь многие бизесмены, например, сейчас предпочитают оставить воротник рубашки расстёгнутым даже на переговорах, а уж явиться в галстуке на встречу с совершенно незнакомой женщиной - это уже плохой тон и полное отсутствие вкуса.
       Кроме галстука неопределённого цвета этот мужчина имел какие-то совершенно незапоминающиеся черты лица, впрочем не лишённые приятности. Глаза его бегали из стороны в сторону, оглядывая посетителей кафе, как у магазинного воришки, стащившего совершенно ему ненужный дамский кружевной зонтик и решительно не знающий куда же теперь его спрятать. По этому странному его ищущему взгляду я сразу догадалась, что это и есть жертва Любы, которая пытается отыскать среди посетителей кафе некую Ольгу.
       Взгляд вошедшего упал на меня и он расцвёл в улыбке, довольно-таки робкой и нерешительной. Мне и улыбка его не понравилась, хотя, впрочем, нельзя относиться к человеку с предубеждением и неприязнью только потому, что сама страдаешь постыдной любовью к тортикам до которых тебе из-за него не добраться.
       - А ты случайно не Ольга?
       - Ольга, - ответила я, подумав, что вот, прошляпила последнюю возможность съесть торт в величественном одиночестве, вздыхая от удовольствия и облизываясь. Достаточно было сказать "нет, не Ольга" - и дело было бы в шляпе.
       Мужчина до церемонности вежливо поздоровался, представился и уселся за мой столик.
       - Я тебя сразу узнал, - признался он. - Я видел у Любы и Ари твою фотографию.
       Вот как замечательно, когда у Вас есть такая умная подруга, как Люба! И что бы было, если бы я сказала, что я не Ольга? И почему это, извините, мне ничьих фотографий не показывают? Я им всем что, почтовая невеста что ли?
       - Что ты возьмёшь? - спросил Юкка. Вот это уже дело. Так как мне он совершенно не нравился, я решила, что лишние церемонии ни к чему.
       - Капучино и кусок вот того большого шоколадного торта.
       Торт был великолепен. Не понимаю людей, которые могут вот так просто заявить - я не люблю торты. Торты относят теперь к понятию "нездоровой пищи" в компании с гамбургерами и жирными пирожками с мясом, исключительно из-за их калорийности и исключительно те, кто в них ничего не понимает. Настоящий торт - это не еда, а произведение искусства. Это касается не только их внешнего вида, но и их содержания. Если есть торты в достаточном количестве, то начинаешь улавливать всевозможные тонкости: ага, вот здесь малиновое варенье чуть-чуть смягчило нахальный вкус взбитых сливок и одновременно приструнило вызывающий оттенок тёмного шоколада... А вот здесь ананас уговаривает довольно-таки сладковатый бисквит быть паинькой и не заслонять собой тонкую прослойку из итальянского сыра ... Торты есть плохие, как дешёвая копия с туфлей от известного стилиста, их делают обычно на фабрике или начинающие повара. Надо глубоко себя презирать, чтобы скормить себе торт, например, из супермаркета. Но торт настоящего мастера ни с чем не перепутаешь - в нём есть обычно идея, что-то своё, поэтому даже сделанный по-классическому рецепту тирамису у разных кондитеров получается разным ...
       - ... но тут дело не в лишнем весе, а скорее в холестерине. А ещё мама считает, что это слабость, что человек, управляющий своими желаниями, вступил на более высокий уровень развития и холестерин у него тоже должен быть в норме.
       Что?!!! Что это он несёт? Похоже я увлеклась размышлениями о тортиках и что-то пропустила...
       - Я совершенно с тобой согласна, - нашла я нужным поддержать совершенно неизвестную мне точку зрения собеседника и его мамы. - А ты бы не хотел попробовать ещё вот то небольшое канопе? Я так с величайшим удовольствием.
       Видимо моё предложение не соотносилось с тем, что я так увлечённо прослушала. Юкка посмотрел на меня озадаченно и от канопе отказался, впрочем, совершенно напрасно - оно было великолепно.
       Я наконец почувствовала, что вошла уже в ту стадию, когда тортики начинают вызывать у меня отвращение. Так бывает с горячо любимым мужем-моряком - его ждёшь и нестерпимо хочешь, пока он в море и он начинает вызывать приступы удушья после некоторого времени его пребывания дома.
       Из того, что Юкка бесперебойно говорил, я поняла две вещи: он за здоровый образ жизни и у него есть мама, женщина со мнениями.
       - Ты не хочешь пойти немного прогуляться? - спросил робко Юкка. Ему, наверное, очень хотелось добавить "после того, что ты съела", но он удержался. - Мы можем прокатиться по набережной и погулять в Кайвопуйсто.
       На языке всех мужчин мира это значит: я хочу показать тебе, какая у меня хорошая машина. Никогда меня ещё не приглашали именно "прокатиться" обладатели скромных средств передвижения. На них в лучшем случае "подбрасывают" и то по-необходимости.
       После торта я смягчилась. Не такой уж он и противный, как мне казалось. И желание продемонстрировать машину вполне присущее настоящему мужчине.
       - Ладно, хорошо, - сказала я. - Только сделай мне одно маленькое одолжение.
       Юкка, как мне показалось, даже поставил уши торчком в радостной готовности и сделал стойку, как сеттер, готовый плюхнуться за уткой в болото из любви к хозяину.
       - Да, конечно!
       - Если тебя не затруднит, сними эту удавку ...
      
       - Люба, - серьёзно сказала я. - Такое не должно повториться.
       - А чем он тебе так не понравился? Такой тихий, воспи...
       - Не затягивай свою волынку. Из его десяти слов одно всегда "мама". "Мама считает", "мама хочет", "маме нравится" ... Это замечательно, что она такая бодрая старушка, но всему должен быть предел.
       - В уважении к родителям нет ничего постыдного!
       - На этой стадии уже есть! Знаешь, что он мне сказал? Совершенно не пойми зачем начал рассказывать мне о своём разводе и заявил, что жена хотела делать карьеру, а мама, опять-таки, хотела внуков, вот и результат! А когда я спросила, отдаёт ли он себе отчёт в том, что мамины внуки это не какие-то абстрактные существа, а его собственные дети и хочет ли он сам детей, он посмотрел на меня, как баран на новые ворота.
       Люба ничего не сказала. Но всё это ей не нравилось. Иногда бывает трудно одновременно быть хорошей и для мужа и для подруги.
       - А самое главное - он слушается!
       - Ну и хорошо, обычно мужчины упрямы, как ослы.
       - Да ты не понимаешь, он действительно слушается, как ребёнок, автоматически. Я решила попробовать и приказала ему поднять правую руку - он сразу поднял и только значительно позже спросил зачем это нужно.
       Люба, видимо, задумалась.
       - А тортик был замечательный! - я решила нагло отвлечь ее от темы.
       - Шоколадный? - оживилась Люба.
       И мы заговорили о вещах более интересных.
      
       Интереснее всего то, что мужчины совершенно не понимают, когда их хотят видеть, а когда нет. Иногда кто-то из них неделями томится, не решаясь позвонить понравившейся даме из-за того, что она не так посмотрела на его нос, а иногда, после того, как женщина в течении часовой прогулки молчит, грозно ухмыляясь, а потом вдруг заявляет, что ей пора кормить лошадь и срывается с места, не дав даже отвезти её домой, мужчина звонит и самым развесёлым голосом предлагает встретиться опять.
       Особой неожиданностью для меня не было, что Юкка предложил заехать на минутку к его маме, у него якобы было там какое-то дело. На втором свидании здоровые люди к маме не приглашают. Значит, без её высочайшего одобрения в подружки никто не годится.
       Интересно, что же он её в кафе не приволок?
       Мам своих мужчин я люблю ещё меньше чем галстуки и надо отдать им должное, они все без исключения платят мне тем же. Больше всего их почему-то обычно раздражает, что я их на столько лет моложе и что я нравлюсь их сыну. Как будто бы они хотели, чтобы их сыночки женились на маминых подружках, которых они ещё и терпеть бы не могли. А в Финляндии не способствует одобрению мамаш и моя национальность ...
       И вдруг меня разобрал нездоровый интерес увидеть, что же это за мама. В принципе, мне в тот вечер заняться было особо нечем, а у меня было чувство, что такие мамы, как у Юкки не каждый день встречаются.
       Интересно, но у Юкки была просто какая-то болезненная необходимость доказать, что он не только положительный, серьёзный мужчина, но и все его помыслы крайне благородны и что намерения у него в отношении меня очень серьёзные. Не удовлетворившись тем, что я буду представлена его мамочке, что с времён мамонта считается в кругу женщин демонстрацией самых что ни на есть серьёзных намерений, он ещё и продемонстрировал мне своё жилище, как бы показав - вот он весь я, как есть, скрывать нечего.
       Его небольшой риви-тало потряс меня своим порядком и чистотой. Мне всегда казалось, что у дизайнеров должен царить творческий беспорядок и нормальный дизайнер всегда должен раздражённо кричать жене:
       - Где мои носки? Где мой галстук? Кто залил кофе мой многомиллионный проект дизайна нового Мерседеса?
       ... Как , извините, у Любы.
       Квартира же Юкки была до скучного вычищенной, её интерьер был типичным современным интерьером со светлыми стенами, которые в изобилии можно увидеть в журналах Как обставить свой дом и начисто лишённых какой-либо индивидуальности. Здесь были все предметы необходимости: ваза Альвара Аалто, невыразительные эстампы на стенах, на которых было изображено что-то в виде размазанных объедков, всё серенькое или болотненькое, мебель была модная, но совершенно безликая. Единственное, что действительно удалось в обстановке комнаты - это то, что всё составляло единую массу и ничто не выбивалось из интерьера - ни забавная безделушка, привезённая откуда-то из экзотической страны, ни детские фотографии, ни хотя бы брошенный носок, лукаво выглядывающий из под дивана, ничего из того, что так неожиданно радует глаз. В этой квартире действительно хотелось делать карьеру, потому что даже обыкновенный офис был бы теплее и уютнее. И ярко красный плед, брошенный на диван гостинной с желанием показать широту творческих взглядов её владельца наводил на мысль о деревянной двери, на которой спасалась главная героиня фильма "Титаник".
       Мы выпили в гостинной кофе с какими-то полезными злаковыми сухарями. Мне почему-то начало казаться, что ни на что более вкусное нам и у мамы рассчитывать не придётся.
      
       Мы подъехали к довольно-таки большому дому, окружённому высоким забором, который надёжно скрывал происходящее во дворе от посторонних любопытных взглядов.
       Мне стало неуютно - ведь известно, что люди не строят высоких заборов, если у них нет ничего постыдного, чтобы его скрывать. Надо запомнить, где выход.
       В окнах второго этажа было заметно какое-то движение, и через некоторое время нам открыл дверь папа Юкки - вот это копия, вот каким Юкка будет, когда ему перевалит за шестьдесят!
       Папочка тоже был тихим и воспитанным, но своё отношение ко мне ни в положительном, ни в отрицательном отношении ни выказывал, так как лицо, ответственное за внешнюю политику указа об отношении ко мне ещё не издало, и папа не хотел нарываться на неприятности.
       Дверь дома распахнулась и оттуда энергично вышла пожилая дородная (а как же, интересно, холестерин и лишний вес?) леди. Она выглядела необычайно ухоженной, её домашний туалет, состоящий из безупречных светлых брюк и тончайшей бежевой кофты из ангоры меня насторожил: хорошие, добрые и весёлые женщины в таком дома не ходят. Они одевают джинсы, или свободные штаны и флисовые джемпера или футболки. Такой домашний наряд подразумевал наличие домработницы и большого количества капризов.
       - Добро пожаловать! - возвестила глубоким голосам мамаша, но по её виду я засомневалась, так ли уж это добро.
       Она в мгновение ока просканировала меня с ног до головы вроде бы и незаметно, но с моим знанием в области тончайших ньюансов в поведении мамаш незамеченым ничто быть не могло. Видно было, что ей не нравится вырез на моей кофте.
       - Заходите, дорогие! - продолжала она ворковать, как толстый голубь, нашедший целую булочку и не имеющий на неё конкурентов. - Юкка, у тебя что-то на подбородке.
       Юкка лихорадочно провёл по подбородку рукой.
       Мы вошли в в дом. Я остановилась, потрясённая. Интерьер прихожей полностью совпадал с квартирой Юкки, только в увеличенном масштабе. Маман поглядывала на меня с довольным видом: вот женщина из бедной развивающейся страны, умеющая ценить богатство и великолепие - мое удивление было явно растолковано ею неправильно. В гостинной при виде вазы Алвара Аалто того же цвета, но большего в несколько раз размера и при виде очень больших объедков на стенах меня начал разбирать смех.
       - Вы не голодны? - даже не помышляя о том, что мы можем и ответить она продолжила, - Давайте пить кофе.
       Дальнейшие события я вспоминаю как какой-то кошмар. Нас усадили на неудобные кресла в виде танков перед столиком, который был ниже наших коленей, а при таком положении что-либо съесть или выпить - задача очень трудновыполнимая. Но, честно говоря, проблем особых не возникло - перед нами поставили чашки (конечно же "Арабия") и блюдце, на котором лежало пять небольших и невкусных на вид печеньев.
       - Сахару? Мы сами сахар не едим, только для гостей. Молока? Обезжиренное, добавлены витамины и минералы ...
       ".. и цианистый калий" - подумала я.
       - Сахар - это же ужасно. А жир - и того хуже, - вещала она потряхивая порядочным двойным подбородком.
       Интересно, а как же без сахара и без жира можно умудриться нажить такую попу?
       - Угощайтесь, берите печенье ...
       "Обезжиренное", - подумала я.
       - ... обезжиренное и без сахара, довавлены ...
       "Опилки" ...
       - полезные жиры и минералы. Юкка, выпрями спину, ты опять сутулишься.
       - Он сутулится все время, - объяснила она мне, видимо на случай, что до меня эта информация не дошла, или чтобы донести до меня её важность.
       - Это ужасно, - ответила я, - Сутулость - это ещё хуже, чем жир и сахар вместе взятые.
       Глаза Юккиной мамы загорелись: иностранка, а ведь какое взаимопонимание!
       Она пустилась в длинное описание того, как внутренние органы Юкки страдают от его неправильной осанки. Аппетит пропал и на засохшее печенье не хотелось смотреть.
       Так мы и наслаждались обществом друг друга, а точнее увлечённым повествованием леди об осанке. Вдруг повествование прервалось и воцарилась угрожающая тишина.
       Оказалось, что Юкка, видимо уже давно научившийся при звуках мамашиной речи впадать в глубокий транс, в задумчивости потянулся за вторым печеньем.
       - Юкка! - раздался грозный оклик. Бедняга испуганно и пристыженно положил печенье назад на блюдечко.
       - Ты должен следить за своим весом!
       Юкка действительно должен был следить за своим весом, чтобы не улететь за порывом ветра и есть жирные колбаски с гриля и запивать пивком, как всякий добропорядочный мужчина.
       Я с трудом удерживалась, но удержаться не смогла:
       - Юкка, выпрями спину!
       Тот невольно выпрямился.
       - Вытри руки, они все в крошках!
       До Юкки начало доходить и он сидел заметно насупившись.
       После кофе мамаша сделала загадочное лицо:
       - А ведь папе Юкки надо было о чём-то побеседовать с ним, не так ли?
       Если и надо было, то папа Юкки, судя по-всему, основательно об этом забыл. Он сделал удивлённое лицо, но тут же опомнился под многозначительным взглядом маман и повёл сынка в другую комнату.
       - А мы посекретничаем, по-женски.
       Я приросла к креслу-танку и готовилась к жестокой обороне: только не альбомы с фотографиями! Лучше обезвоженное печенье с обесцвеченным кофе.
       Но дело было не в альбомах.
       - Нам нужно поговорить. Ты ведь уже, наверное, заметила, какой Юкка замечательный мальчик, только вот уж очень ранимый. А ты такая красивая женщина, да его заметно моложе ... ведь ты знаешь, люди могут привязаться друг другу и это уже тогда совсем не так просто, - начала издалека мамаша.
       Да, это действительно, просто ужасно. Когда люди привязываются друг к другу, а если ещё, чего доброго, люди привяжутся друг к другу, находясь в законном браке! ... Что, к счастью, встречается очень редко.
       - А как у вас с разницей в культурах?
       - Никто ни к кому не привязан, знаете, я его вообще второй раз вижу. А с разницей в культурах у нас вообще дела обстоят великолепно - наши культуры совершенно разные.
       - Что? - озадачилась его маман, часто заморгав глазами и не понимая, в чём дело.
       - У Вас замечательный сыночек, - уверила я её.- Который безумно привязан к мамочке. Безумно, - повторила я. Мамаша просияла.
       - И ты не будешь его ко мне ревновать и против меня настраивать? - с надеждой спросила она.
       Это я могла твёрдо пообещать.
       Тут в дверь неуверенно заглянул Юккин папочка.
       - Ну, Юкка сказал, что вам пора, - выдавил он, робко поглядывая на командира.
       - Езжайте, раз так, но мы будем видеться очень часто! Юкка, что у тебя на брюках?, - спросила она тут же у появившегося из-за двери сыночка. Юкка осмотрел брюки.
      
       Как только мы сели в машину, я громко и грубо сказала:
       - Я хочу жрать.
       Юкка посмотрел на меня удивлёнными глазами, но повёз к ближайшей заправке.
       Заправляясь огромной жирной пиццей я не смогла удержаться, одновременно чувствуя себя очень злой, но всё же наслаждаясь:
       - Юкка, не вертись! Выпрями спину! Поправь нагрудник!
       Юкка обиделся всерьёз, ни слова не говоря довез меня до дома и больше ни к маме, ни на прогулки не приглашал.
      
       Глава девятая
      
       Дома меня ждал приятный сюрприз. На нашем заднем дворике сидела на шатком садовом стуле Люси. От нее осталась ровно половина, и, казалось, первый же порыв теплого летнего ветерка может ее унести в жаркие страны. Под глазами красовались огромной величины синяки, и если бы я не знала характера Люси, я могла бы подумать, что она побывала в потасовке. Но она, видимо, просто забыла, когда спала.
       Честно говоря, я уже напрочь забыла о ней.
       - Я выходить замуж! - радостно завопила она безо всякого приветствия. Приветствия, как Вы, наверное, уже заметили, вообще были не в ее вкусе - сразу суть дела.
       Я задумалась. Такое я слышала от Люси в первый раз. Она была давно и прочно разочарована в институте брака после того, как новоиспеченный муж ее подруги попытался соблазнить Люси в ночь после свадьбы.
       - И я хочу ребенку!
       Я оторопела. Обычно я всегда нахожу, что сказать, но в данный момент я только тупо смотрела на Люси и нервно и часто моргала.
       - ... ты ... что-то приняла? - назвала я наконец единственную причину произошедших с Люси перемен.
       - Ты знаешь, что я сказать нет наркотики, - обиделась она. - Они делать плохо ребенке.
       Я продолжала молча на нее таращиться.
       - Ты не поздравлять? - робко и чуть-чуть обиженно спросила Люси.
       - Я тебя с удовольствием поздравлю, но для этого у меня пока нет достаточных оснований - я же не знаю твоего жениха, - разумно, на мой взгляд, ответила я.
       - Ты больше не русский, ты стала северный и скучный человек, - рассмеялась Люси. - Я думал, ты будешь прыгать и пить шампанское.
       - И ты будешь увидеть мой любимый. Он придти сюда и познакомиться, сегодня вечером, - добавила она гордо. Настоящая замужняя дама... Я едва подавила в себе желание ехидно спросить, вспомнила ли она имя своей великой любви.
      
       Я отправила их с Лизкой в магазин за кофе и печеньем (как верно заметила Люси, я "стал скучный северный человек" и никакими разносолами в виде обеда из пяти блюд я своего гостя кормить не собиралась). Затем я устроилась на дворике с чашкой чая и журналом, переодически прерывая чтение мыслями, какой же он, этот русский, так сильно изменивший позицию Люси. Впрочем, если учесть, что ухаживать за женщиной красивее русского мужчины не способен никто на нашей планете, это вряд ли стоило ему больших трудов.
       В назначенное время раздался звонок в дверь и Люси рванула ее открывать, сметая на ходу вставшую на пути мебель.
       С улицы послышался приятный баритон и я поспешила навстречу гостю.
       Я жестоко ошиблась, заявив, что я не знаю Люськиного избранника. На пороге собственной персоной стоял Николай Васильевич в полной российской джентельменской выкладке - с букетом роз, бутылкой шампанского и коробкой шоколадных конфет. Увидев меня, он сделал то же самое, что и я - широко открыл рот и застыл на месте. Видимо, и мысль в данный момент у нас была одна на двоих - ЖЕНА.
       Люси радостно стрекотала и носилась вокруг нашего гостя, как глупая мошка носиться вокруг застывшего старого пня. Я более чем холодным тоном пригласила гостя войти, что он крайне робко и сделал. Развлечь Виртаненов разбирательством на весь двор мне не хотелось, но и дальше прихожей этот врун в мой дом не зайдет.
       Я совершенно не была знакома с принципами Люси насчет женатых мужчин или многоженства вообще. Но во всяком случае, она имела полное право знать, что монополии на ворчание по-поводу разбросанных по всему дому носков у нее на данный момент нет.
       С другой стороны, это был косвенно, но мой клиент, и при желании он мог мне крупно насолить по-работе.
       Вот как бы Вы поступили?...
       ... Нет, Люси важнее.
       - Добрый день, - наконец поприветствовал меня гость, робко заглядывая мне в глаза и пытаясь понять, что я намерена предпринять.
       - Это Николя!!!!! - радостно верещала Люси, светясь от счастья и повиснув у него на рукаве.
       - Да, я знаю. Здравствуйте, Николай Васильевич, - сдержанно ответила я.
       - Так вы знакомы? - восхитилась Люси.
       - Да, к сожалению, - незадачливый жених затрясся, как осиновый лист, услышав мою фразу. - Я имела честь выбирать в "Стокмане" отвратительнейшие керамические тарелки для его жены.
       Люси остановила свое непрекращающееся движение вокруг Николая Васильевича. Она продолжала еще по-энерции улыбаться, но в глазах уже намечался грозовой шторм.
       Несколько минут было очень тихо.
       - Я все объясню, - начал было николай Васильевич. Этой довольно-таки банальной фразы было для Люси достаточно.
       - Мерд, - строго сказала она. - Ты только глупый старый мерд. А я еще больше глупый. Ты сказал - только я, больше никто такой красивый, добрый и умный.
       ... Ну, насчет умной он явно погорячился. Это уже грубая лесть.
       - Ты говорил, что хотеть жена в твой дом, он пустой и грустный. И хотеть маленькую ребенку. И я - в первый раз! - тоже хотел. А еще ты сказал, что вся Москва будет на наша свадьба, что мы будем ехать из церковь на большой слон.
       У меня было такое чувтсво, что больше всего ее расстроило именно то, что накрылся слон.
       - И я думал про платье.
       А вот это было уже действительно ужасно. Когда женщина намечтала себе брачный наряд, ее лучше не расстраивать наличием у жениха жены.
       - Иди,- Люси открыла перед Николаем Васильевичем дверь и указала пальцем направление.
       - Но...- начал было он.
       Люси наконец взорвалась и показала свой темперамент. На месте ее уже бывшего возлюбленного, однажды увидев такое, я бы тихо благодарила судьбу, что успела уже обзавестись женой.
       Люси вопила, как резанная, подпрыгивая от злости и, как обычно, ругаясь на всех языках планеты. Она выхватила из рук несостоявшегося жениха букет, и обстоятельно, с видимым удовольствием отходила им его по удивленной физиономии. Затем она прыгала на коробке шоколадных конфет, превратив ее в отвратительную смесь картона, фольги и растекшегося шоколада. Добравшись до бутылки шампанского, она раскрутила ее ,как пращу, с явным намерением обрушить на голову лгуна, но его спасло то, что он не поскупился, купив огромную бутылку. Люси не смогла удержать ее в руках, и шампанское, вылетев, как снаряд из катапульты, просвистело в воздухе и приземлось на дворе Виртаненов в опасной близости от их окна.
       Теперь, когда орудия производства скандала иссякли Люси остановилась, в бешенстве шаря глазами по-сторонам в поисках подходящих предметов. Занавеска в окне Виртаненов дернулась и из-за нее высунулся кончик длинного носа хозяйки дома.
       Я решила, что должна вмешаться. Тем более, что Люси заметила наши древние ржавые грабли, еще с прошлого лета забытые около забора.
       - Вам лучше уйти, - строго сказала я НВ. - И, по крайней мере, в моем доме больше не появляться.
       Люси рванулась по-направлению к нему, горя от жажды мести за сорвавшегося слона. Я ее удержала.
       Николай Васильевич громко вздохнул, что-то вроде решил сказать, но, оглядев свою оппозицию, лишь махнул рукой и грустно поплёлся восвояси.
       На шум из дома выскочила Лизка. Она видела растоптанную коробку шоколадных конфет, и, не поняв, откуда звон, грозно погрозила в спину Николая Васильевича кулаком:
       - У-у-у-у-у!
       Люси громко плакала всю ночь, а на утро уехала в Петербург.
      
       Глава десятая
      
       Мы с девочками в прежнем составе наслаждались поздним летним вечером на терассе "Меримаказиини". Этот ресторанчик замечательно расположен - далеко от центра, на берегу моря, и хотя с терассы открывается вид на далёкие от романтики судоверфи с ужасными кранами, похожими на растопырившихся от кишечной колики гигантских кузнечиков, там же был и небольшой причал для частных яхт и катеров.
       Мы уже выпили по бокальчику белого вина и как раз покончили с обсуждением провалившегося благотворительного проекта Любы и вероломства Николая Васильевича.
       К причалу подошла яхта, не захудаленькая, но и не вопящая душераздирающе в рупор о наличии у владельца бешенных денег. На палубе суетились, готовясь причалить, два мужчины - один толстенький и суетливый, видимо гость этого судна, постоянно путавшийся в канатах, а второй, несомненно, заслуживал более подробного описания: высокий и стройный, загорелый светловолосый капитан лет за сорок (небольшая плешка его нисколько не портила, а напротив, придавала ему вид бывалый и опытный, как будто он остался без волос из-за сильных морских ветров, или побывал в потасовке из-за какой-нибудь мулатки в далёкой южной гавани), уверенно отдававший команды своей команде, состоявшей из вышеуказанного толстяка и необъятного крепко спящего сенбернара.
       Яхта подошла вплотную к берегу. Капитан приказал толстяку прыгать на берег с канатом в руке. Толстяк с готовностью прыгнул, споткнувшись о спящего на корме сенбернара, но как выяснилось, ни с тем канатом. Капитан тяжело вздохнул и, оставив свой боевой пост у штурвала, ловко пробежал по палубе яхты и легко спрыгнул на берег сам. Его явно стыдила неловкость толстяка, что можно было понять, если принять во внимание, что терасса была полна народу и кроме их причаливания больше ничего интересного в гавани ни происходило.
       - Какой интересный мужчина, - задумчиво произнесла Люба.
       - Который из них? - спросила я с неподдельным интересом. По-моему, толстяк был намного занятнее.
       - У тебя странный вкус, - задумчиво посмотрела на меня Люба. - Вот скажи, кто тебе из мужчин-знаменитостей нравится?
       - Яри Терво и Веса Виерикко, - не раздумывая ответила я. Веса был бесподобен в роли Сальери. - И Рубен Стиллер.
       Было бы совершенно несправедливо забыть Рубена. Он же такой забавный.
       Девочки замолчали.
       - А что вы ожидали услышать? - беспокойно заерзала я на стуле. Опять что-то не то сказала?
       - Ну... Джордж Клуни, - протянула Люба. - Или Бред Питт.
       - Джордж - ничего, - поразмыслив, согласилась я. - А вот Бред - нет, сорри, но это не мое.
       - Я думаю, это проблем у него не вызовет, - заверила меня Валери.
       В это время яхта уже успешно пришвартовалась и капитан большими шагами направился к бару, вытирая пот со лба и не очень-то слушая бесперебойное тарахтение толстячка, семенившего за ним и объясняющего, как причаливание надо усовершенствовать. Сенбернар даже не проснулся и всем своим видом, включая в себя морду с развалившимися по сторонам щеками, напоминал рухнувшую палатку, поставленную неумелым туристом.
       Мы, как и многие присутствовавшие на террассе женщины, провожали парочку долгими взглядами. Мой выбор тоже все-таки перекинулся в сторону капитана.
       - Да... яхты, спортивные автомобили, собственные особняки и конюшни ... где-то всё это есть, - со вздохом сказала Валери. - И такие мужчины, заметьте, даже в Финляндии, стране чуждой люксу, точнее его лишённой.
       - Ну, насчёт лошадей ...- гордо вскинула я голову.
       Валери наградила меня таким взглядом, что я сочла нужным не выступать с описанием своих безмерных богатств в виде старой пони.
       Я задумалась. Где-то ведь всё это действительно есть. Мне вдруг ужасно захотелось оказаться на этой белоснежной яхте, лежать на палубе в бикини (конечно, в парео, чтобы не видно было целлюлита), в огромных очках от солнца, и чтобы вот такой капитан, только уж, пожалуйста, всё-таки без плешки, преподносил мне коктейль в высоком стакане. И шлёпанцы на шпильке ... вот разве что с такими маленькими золотыми якорями...
       Где же найти такого капитана? В баре его вряд ли отличишь от обычного посетителя, нельзя же спрашивать у мужчины сразу:
       - Извините, пожалуйста, а у Вас есть яхта?
       Хотя по-моему, ничего в этом стыдного нет, не происходит лишней потери времени и пустой болтовни.
       Я вспомнила ловкие движения капитана, управляющегося с разложенными аккуратными узлами канатами. Но ведь, если рассуждать логически, капитанами не рождаются, а становятся. Становятся где? Ведь где-то на них учат?
       - Ты что, заснула? Смотри, они выходят из бара!
       Капитан со своим неуклюжим матросом вышли из бара и уселись за столиком, потягивая пиво. Но чувствовали они себя, видимо, крайне неуютно, так как сидевшие на терассе бескарабельные продолжали их внимательно изучать, поэтому наскоро, без всякого удовольствия они выхлебали своё пиво и торопливо направились к яхте. Капитан ловко вспрыгнул на корму и втащил за собой толстяка, который опять споткнулся о сенбернара.
       Тот на этот раз проснулся и подняв морду, неторопливо повернул её в сторону потревожившего его сон гостя, вследствии чего за его мордой потянулись две длинные и мерзчайшие на вид полоски слюны. Фу!
       Но главное я уже придумала. Только бы завтра моя личная ходячая энциклопедия Артури был бы в офисе, а не на каком-нибудь дурацком собрании. Мне не терпелось кое-что у него узнать.
      
       - Артури! - я ворвалась в его кабинет в 8.45 как небольших размеров ураган. - Как хорошо, что ты здесь.
       Коллега в полном недоумении взирал на меня поверх очков. Видимо ему давно никто так сильно не радовался.
       - Что-то с лошадью? - спросил он осторожно.
       - Нет, слушай меня внимательно. В Финляндии для управления автомобилем нужны права, так ведь?
       - Да, а что в Росии не нужны?
       - Не всегда, но не об этом речь. Если здесь все такие правильные, то и для управления большой яхтой нужны права?
       Артури посмотрел на меня с ещё большим недоумением, в котором ясно читалась мысль "откуда у этих русских столько денег", но он взял себя в руки, видимо твёрдо решив ничему не удивляться:
       - А вот как ни пародийно, для этого никаких прав не требуется.
       Убил. Я была необыкновенно расстроена.
       - Никакой даже самой захудаленькой бумажки?- с подступающими слезами спросила я.
       У Артури при виде такой моей законопослушности просто полезли глаза на лоб.
       - Ну, в народном университете есть платные курсы для владельцев частных судов, они совершенно добровольные, но ответственные граждане активно их посещают.
       - Спасибо, дорогой! Ты мне так помог, так помог! - завопила я и через мгновение уже сидела за своим рабочим столом перед компьютером, на экране которого в поисковой системе "Гугле" висел запрос "курсы кораблевождения".
       Оказалось, что приём на эти курсы начинается как раз на днях и записываться туда нужно через Иинтернет. В назначенный день, в назначенное время я сидела перед компьютером с открытой нужной страницей, заполненной анкетой и пальцем на мышке, чтобы сразу нажать надпись " зарегистрироваться". Я узнала от того же Артури, что этих курсов немного, а желающих попасть - предостаточно, поэтому я жутко боялась их прошляпить.
       Меня несколько огорчила цена за курсы, но вспомнив во что мне обошелся гольф, я в мыслях пожурила себя за непонимание действительно ценных инвестиций.
       "Добро пожаловать на курсы!" засветилась на экране надпись. Я ещё раз проверила свою анкету, чтобы убедиться, всё ли я заполнила правильно и что мышка случайно не сбилась, в результате чего я оказалась записанной совсем не на те курсы, например, по дойке коров. Но всё вроде было правильно. Через пару недель начинаются занятия - а значит надо начинать серьезно к ним готовиться, Похудеть килограммов где-то на пять.
      
       Курсы были в помещении одной обыкновенной школы. Я приехала заранее, чтобы занять нужное место. Если сесть в первые ряды, то все увидят только твой затылок. В середине опять-таки делать нечего. А вот если усесться "на галёрке" тебе всех видно и при первой перекличке люди обычно непроизвольно оборачиваются посмотреть на того, кто называет своё имя, так что и сам не останешься незамеченным.
       Преподаватель уже был в классе. Он совершенно не напоминал бывалого капитана, а если уж искать сравнение среди морских профессий, он больше походил на толстого и неряшливого пьяницу-кока. Несколько учеников уже тоже были на месте. Тоже никаких светловолосых капитанов. Одна тусклая семейная пара и какая-то тётка в обязательном для таких тёток сером трикотаже, похожая на забытый на складе мешок прошлогодней картошки.
       - Садитесь плотнее, - сказал мне преподаватель, увидя, что я направляюсь к задним рядам. - Все места будут заняты.
       Замечательно! Значит какой-то выбор всё-таки будет.
       Класс постепенно заполнялся. Поначалу народ шёл совершенно не такой, как нужно было. Особенно меня огорчила высокая светловолосая дама лет тридцати - вот уж меньше всего нам нужны конкуренты, впрочем меня через какое-то время упокоили её абсолютно кривые ноги, которые явились всеобщему обозрению, когда она направилась что-то спросить у преподавателя.
       Но чуть позже я даже заёрзала на месте от радости: начали появляться приятного вида мужчины за тридцать или за сорок, не все, впрочем спортивного вида, но вполне приемлимые кандидаты на подношение коктейлей. Особенно, если смотреть на них против солнца через толстые солнцезащитные очки.
       Один из них сел рядом со мной и вежливо кивнул. С другой стороны от меня уселся скучный на вид очкарик, который сразу с готовностью открыл на первой странице толстую чистую тетрадку и приготовился уже что-то в ней записывать. Здороваться со мной он не стал, а окинул с ног до головы презрительным взглядом: "Блондинка в розовых туфлях!".
       Занятие началось. И тут, как в плохом сериале, дверь открылась и в неё скромно протиснулся опоздавший ученик. Высокий светловолосый капитан! Мамочки! И почему этот очкарик уселся рядом со мной! Я чуть не замахала обеими руками:
       - Хи я хой! Я здесь сижу!
       Он сел на единственное свободное место в первом ряду прямо напротив преподавателя.
       Преподаватель, сложив руки на обширном своём животе, начал рассказывать о земном шаре и глобусе, притом всякий раз употребляя слово "глобус" он застенчиво опускал взгляд на свой живот. Всё это мы проходили в школе где-то в шестом классе, ещё до того, как научились вычислять тангенсы, котангенсы и квадратные углы. Российская школьная программа до отказа забита такими необходимыми в быту вещами, как высшая математика и основы ядерной физики.
       Я слушала преподавателя невнимательно. Меня очень занимал "капитан" и передо мной стояла сложнейшая задача: в занятиях, как выяснилось, не было перерыва, а когда же, как не в перерыве, люди знакомятся и разговаривают? Если в Финляндии и с перерывами может пройти месяц, прежде чем сосед смущенно попросит тебя одолжить резинку, то что же, если перерывов нет?!
       Я вывернула шею в надежде увидеть, есть ли у объекта моего пристального внимания на безымянном пальце левой руки кольцо. Это перед баром мужчины его снимают (вот дурачки, за время долгого брака на этом месте у них уже мозоль, которую нельзя не заметить), но вряд ли они станут это делать на курсах по управлению судами да ещё и сидя перед таким сексуально неинтересным объектом, как наш толстый кок-преподаватель.
       Увлекшись, я нечаянно вторглась в территориальные владения своего вежливого соседа, пристально вглядываясь вперёд.
       - Не видно? - услужливо спросил он. - Я могу сказать.
       Да, скажи мне, пожалуйста, есть ли вон у того гражданина на руке обручальное кольцо...
       - Нет, спасибо.
       Я вывернула шею в другую сторону и глубоко возмущённый очкарик потянул к себе свою драгоценную тетрадь, видимо решив, что я на неё покушаюсь.
       Но искомое кольцо я увидела. Вот так!
       Не поддавшись разочарованию, я снова начала вертеть во все стороны головой в поисках компенсирующего такую неудачу кандидата. Несколько персон положительно надо было разглядеть получше.
       Тем временем преподаватель дал какую-то задачу с градусами, так сильно напирая на слово "градус" как будто ничего роднее для него не было. В классе воцарилась тишина и ученики начали усиленно что-то вычислять на бумажке. Я беспокойно завертелась уже по другой причине - а что это все делают?
       - Что надо сделать? - заговорщицким шепотом шалопая спросила я соседа.
       Он молча открыл передо мной мой новенький учебник на нужной странице и указал пальцем на нужные задачи:
       - Вот и вот.
       И перевел с задачи на меня взгляд, наполненный неизбывной жалостью.
       Интересно, почему почти все без исключения мужчины принимают меня за беспомощную идиотку? Может сменить розовые туфли на коричневые?
       Задача была лёгкой, мы в школе столько таких решали, что они врезались в память несмотря на то, что я уже их лет двадцать не видела. Градусы, градусы ... Мне вспомнилась наша учительница математики, бодро лупившая неспособных к точным наукам учеников указкой по голове и под влиянием этого видения я быстро застрочила решение в тетради.
       Очкарик около меня, пыхтевший над задачей и что-то по десять раз перечёркивающий, беспокойно завозился, а потом, переборов гордость, уставился в мою тетрадь, с явным намерением узнать, что я там такое строчу. Я закрыла тетрадь рукой - щас тебе! Второй мой сосед тихонечко подавил смешок.
       - Он пытается списывать! - пожаловалась я ему шёпотом на очкарика.
       Через некоторое время преподаватель, задумчиво созерцавший пейзаж из окна, сложив руки на своем животе, вдруг очнулся от оцепенения посмотрел на класс, словно не понимая, где он находится. Он напоминал Белоснежку, которая проснулась и заметила, что поцеловал-то её не прекрасный принц, а гном Чихун.
       - Всё решили? - спросил он, обводя глазами навыкате класс.
       - Всё! - с готовностью очень громко отозвалась я, опасаясь, что голос мой не будет и слышен в море других голосов.
       Но других голосов и не было...
       Все смотрели на меня, явно думая, что я что-то не поняла, как всегда в Финляндии думают про иностранца, утверждающего, что он сделал то, что не смог сделать финн.
       - Посмотрим, - преподаватель пропыхтел к нашему ряду, взял из моих рук тетрадь.
       - Всё правильно, - сказал он, сразу заслужив мою симпатию тем, что нисколько не удивился.
       - Давайте разбирать вместе, - бодро продолжил он и начал обяснять задачу.
      
       Занятия закончились и я побрела вниз по лестнице в вестибюль, повесив голову и находясь в крайнем смятении чувств. Ещё вчера мне казался таким ясным и блестящим мой план поиска и поимки капитана на яхте, но к концу занятия я была уже готова дать своему плану кодовое название "Летучий Голландец", в соответствии с его трудновыполнимостью.
       А вдруг они тут все женаты? Женатых мужчин в качестве поклонников я любила ещё меньше чем мамаш, которых я любила меньше чем галстуки. Есть в таких отношениях что-то омерзительно унижающее, хотя обманутых жён мне не жалко совершенно. Иногда измены мужа можно избежать, не натягивая на торс 48 размера огромную майку "Маримекко" в поперечную сине-белую полоску и переодически посещая парикмахерскую не только с целью подровнять два хвостика.
       Но вернёмся к нашим ... мужчинам. Ну и как я здесь буду с ними знакомиться? Теперь я по-собственной глупости даже не могу прикинуться, что мне никак не решить задачку и обратиться за помощью, что мужчины так любят.
       С этими тяжёлыми мыслями я добрела до вестибюля. В глубоком раздумье я направилась к входной двери и сделала величайшую ошибку - не заметила расстеленный в дверях резиновый ковёр со специальными дырочками, мешающий проникновению грязи в помещение и прозванный русскими женщинами именем с лёгким сексуальным оттенком - "Гум Киллер". Не знаю, насколько такие ковры препятствуют проникновению в помещение грязи, но вот женщинам на каблуках в такие помещения проникнуть достаточно трудно. Надо сосредоточить всю массу тела на пальцах ног, не давая каблукам даже прикасаться к поверхности коварного ковра - иначе каблук в мгновение застрянет. А то и оба.
       Упс! Застряла, но всё-таки не растянулась. Идущий сзади меня очкарик тихонько ругнулся, чуть на меня не налетев. На ум снова, уже в тысячный раз пришла мысль о кроссовках. Ногу в туфле я вытащила легко, но судя по металлическуму стуку, производимому после аварии каблуком, ковёр присвоил набойку. Одни расходы ...
       Окончательно расстроившись, я вышла во двор. Очкарик шёл по направлению к автостоянке, периодически на меня оглядываясь. Раньше, чем я сообразила, что я делаю, я показала ему язык.
       Неожиданно слева от меня прошел мой второй сосед, вскользь бросив в мою сторону заинтересованный взгляд. Так что язык увидел и он. Полная идиотка! Я расстроилась ещё больше, если такое вообще возможно.
       Налетел порыв холодного, уже осеннего ветра. Я закуталась в свой лёгкий плащик и поёжилась. До остановки минут пятнадцать пешком, а вот когда ещё будет автобус. ... Яхты, коктейли ... тут бы тулупчик и валенки ... или такси... но какое такси, когда у нас лошадь ...
       Очкарик прыгнул в машину и укатил, возмущенно выпустив в мою сторону серое облако газов из выхлопной трубы. Второй же сосед явно не торопился. Он стоял, опираясь на открытую дверь и, словно наслаждаясь красотой осенних листьев стоявших около парковки кленов, краем глаза за мной наблюдал.
       Чертов феминизм! Ведь если я к нему сама не подойду, он сядет в машину, вздохнет - не судьба! - и уедет. А я со своей российской гордостью буду женственно дрожать на автобусной остановке.
       - Извините, - вежливо спросила я, подойдя к трусишке и обращаясь на "Вы", чтобы не выглядеть законченной нахалкой. - Такой холод ... А Вы, случайно, не в Эспоо?
       Вряд ли люди начнут приезжать сюда из Хельсинки или из Вантаа, там же наверняка есть свои курсы.
       - В Эспоо, - отозвался он. И замолчал.
       Этого не может быть! Мне надо самой предлагать себя подвезти...
       - А Вы меня не подвезете? - тихо спросила я. Вполне может сказать и "нет". Это не Россия.
       Жертва феминизма с явным удовольствием кивнула и быстро плюхнулась на водительское сидение, видимо, успев уже начать замерзать.
      
       Было так приятно из тёплой машины сразу прыгнуть в нашу жаркую, пахнущую навозом, напоминающую уютный хлев квартиру. Споткнувшись о сапоги для верховой езды, которые этот несносный ребёнок опять забыл унести в кладовку на улице, я вошла в коридор и услышала высказывание следующего содержания:
       - Нет, она на курсах по вождению, - Лизка говорила по-телефону по-русски. Это значило, что она разговаривает со своей бабушкой, то есть с моей мамочкой. - Нет, не на права на машину, на что ж нам машину-то купить, - по-взрослому вздохнула маленькая лицемерка и я чуть не сказала, на что бы мы купили машину, но тут Лизка добавила, - Она на права на корабль сдаёт.
       - Вот, - обратилась она уже ко мне, протягивая трубку нашего настенного телефона,- бабушка просит , чтобы я позвала мою сумашедшую мать.
      
       Глава одиннадцатая
      
       Оказалось, что Яри (так звали моего соседа по парте) живет совсем недалеко. Довезя меня в тот вечер до дома, он принялся маяться и от смущения дергать себя за мочку уха, в точности как Кими Райконен после опубликованных в развлекательных газетках его шаловливых фотографий с блондинками. Когда я уже начала опасаться, не погрузился ли он в глубокий транс и что будет с его многострадальным ухом, он робко предложил захватить меня не следующее занятие с собой и доставить обратно. После чего я уже без всяких мыслей о попранной женской гордости вручила ему свой номер телефона.
       На втором занятии было необыкновенно скучно. Яри уже набрался решимости пригласить меня поужинать вместе, поэтому в дальнейшем я занятия по-кораблевождению не посещала, решив, что миссия выполнена. До сих пор, разбирая всякое барахло в шкафу, я натыкаюсь на выданные нам на курсах транспортиры и учебные карты, вызывающие у меня неприятные воспоминания об уплаченой по-частям стоимости обучения вождению кораблей.
       Яри был необыкновенно интересным, типичным, но так скудно описанным в специальной литературе (дамских журналах, например) представителем мужской половины человечества. Он был занудой - но занудой не простым, а финским.
       Финский зануда отличается от зануд русских, немецких, а также новогвинейских тем, что он убеждённо считает себя необоримым оптимистом, в то время, как вышеуказанные зануды сдались и нагло досаждают своим занудством окружающим без какого-либо оправдания или объяснения. Финский зануда просто постоянно перечисляет те ужасные невзгоды, несмотря на которые и вопреки которым он так удивительно резв и весел.
       Заботы Яри были действительно ужасны - он был как раз тем "почти начальником", а точнее заместителем директора крупной фирмы, нахождение в должности которого в течении продолжительного времени так дурно влияет на психику честолюбивых мужчин, которым чуть за сорок. Но с этой напастью Яри ещё как-то справлялся. А вот то, что хотя у него и была яхта, но по его мнению на две ноги (интересно чьи?) короче чем следовало, вызывало в нем бурю глубоких переживаний. Материально эта разница в ногах выражалась как раз в том десятке тысяч евро, которые Яри недополучал, потому что не был директором фирмы. И ведь работа пошла бы на лад, если бы был нормальный досуг, ради которого Яри бежал бы с работы домой вприпрыжку. Но ведь какой нормальный досуг может быть на такой ущербной яхте?! В таком круговороте проблем редко бы кто устоял, но Яри всем своим видом всё время демонстрировал, что пусть и путём нечеловеческих усилий, но он держится молодцом.
       Но еще интереснее была для меня его молчаливость. Это был далеко не первый представитель сильной половины человечества из страны Суоми, которого я видела. Но Яри превосходил в искусстве держать язык за зубами самых стойких шпионов, подвергшихся пыткам и не выдавших нахождения диска с кодом запуска ядерной бомбы опасным врагам. Впрочем, были две темы, на которые его молчаливость не распространялась. Это были его страдания и мокрые канаты. А так он либо отвечал на вопросы крайне односложно, либо вообще оставлял вопросы без ответов. Думаю, он не стал директором фирмы потому, что никто не знал, что он хотел бы им быть. Или его спросили, и не заметили, как он молча кивнул.
       Яри еще был не самый неприятный вариант. Мне было с чем сравнивать. Одна моя русская подруга высказалась о своем необыкновенно молчаливом финском муже так: "Когда он сидит вечером у телевизора, я изредка подхожу к нему посмотреть, жив ли он еще или уже умер".
       Но, пусть этот поклонник и не отличался красноречивостью, по-сравнению с русскими мужчинами, разливающимися соловьем (перед каждой лебедушкой, впрочем) он казался надежным и прочным, как каменная крепость. И несомненно заслуживал возмодность быть изученным получше.
       Однажды подорвавшись на "блинно-тургеневских" минах, чтобы у Яри не возникло на мой счет славянофобических иллюзий, я решила сразу пригласить его к нам и заодно познакомить с Лизкой. Пока, к моей великой радости, он не придавал никакого значения моей национальности, и как будто и не видел, что я русская. Конечно, он с интересом слушал мои рассказы о Петербурге, но с тем же выражением лица он мог спросить соседа, как тот нашёл Таити или осведомиться у любимой тётушки, что ей запомнилось в Коуволе. Но кто знает...
       Я дала ему наш адрес.
       - Ты нашу дверь сразу заметишь, добавила я, - у нас на двери висит рождественский мишка.
       - Рождественский? - откровенно удивился Яри. На дворе стоял конец августа.
       - Да, всё как-то никак не снять... Да ведь опять скоро Рождество ...
       Яри вздохнул. И кивнул головой.
      
       Накануне визита Яри я задумалась над меню для нашего гостя. Готовить я умею, но было ужасно лень, да ещё меня обуревал страх, как мужчину перед первым сексом с новой женщиной, что ничего приличного не получится.
       Немного поразмыслив, я остановила свой выбор на безопасном салате из бройлера, хотя, наверное, было бы романтичнее есть спагетти при свечах. Но спагетти слишком легко развариваются и превращаются в обойный клей, а есть это блюдо красиво за пределами Италии вообще никто не умеет. Не очень-то приятно беседовать непринуждённо о романтических и приятных вещах со свисающими изо рта длинными макаронами и с томатным соусом (или чего не слаще, сырым яйцом) на подбородке.
       К кофе я решила испечь так горячо любимый в Финляндии яблочный пирог к корицей, но опять-таки из-за лени, тесто решила купить замороженное.
       Насчёт теста я начала волноваться - а вдруг пирог получится сухой, как кирпич? Я не была уверена, что у меня сохранились навыки печения пирогов. Поэтому, отправившись в магазин, я мудро рассудила, что сделаю вечером пробный пирог, а для гостя - настоящий.
       Так сказать, генеральная пироговая репитиция.
       Первый же пирог, сделанный по-рецепту из Интернета, удался на славу. Одно лишь обстоятельство омрачало нашу с Лизкой радость по этому поводу - мы его съели на двоих, и откровенно говоря, яблочные дольки с корицей прочно стояли у нас в горле.
      
       В дверь постучали. Я понеслась открывать, окрылённая получившимся генеральным пирогом. Звонок у нас не работал, из него каждый раз выпадала батарейка, когда хлопали дверью, и всем попросту надоело её вставлять назад.
       В дверях застенчиво переминаясь с ноги на ногу стоял Яри. У него в руках был какой-то небольшой, но очень симпатичный пакетик. Я люблю такие пакетики сильнее, чем российский классический джентельменский набор: букет, коробка конфет и бутылка вина. Ужасно неинтересно, когда всё это сразу на виду. А вот в таком пакетике всегда может быть всё что угодно, в прямом смысле этого слова, когда дело касается финских мужчин.
       В прихожую вышла Лизка. Этот типичный финский ребёнок не спешил здороваться с гостем. Она внимательно, но бегло оглядела моего нового знакомого и со свойственной ей поверхносностью и меркантилизмом принялась детально изучать принесённый им яркий пакет.
       - Привет, - строго сказал Яри. - Лииса?
       - Ну, вообще-то, да. - Лизка не хотела ещё сжигать мосты к отступлению и если что, быстро сказать, что она всё-таки не Лииса.
       Яри пожал ей руку, как это принято в Финляндии, где с детьми привыкли считаться.
       - Яри.
       - Знаю. У тебя есть яхта.
       Фу, как неудобно получается. Ведь я ей и сказала-то об этом как-то мимоходом и больше к этой теме не возвращалась. Умение детей высказаться некстати и в то же время сказать всё так, как они и услышали, не привирая, всегда меня удивляло. Но по-сравнению с другими детьми Лизка отличалась редчайшим свойством:- стоило сказать ей, что вот это никому не рассказывай - и я могла быть уверена, что уже эту информацию из неё не вытянишь даже клещами.
       Яри рассмеялся.
       - Да. Увидишь, когда поедешь с нами кататься.
       У нас был договор в ближайшие выходные сделать небольшой рейс в соседнем заливе и взять Лизку с собой.
       - Не знаю, - серьёзно ответила Лизка, - А детский спасательный жилет у тебя есть?
       Лизка прошла в школе уже несколько курсов по-безопасности и была просто на ней помешана. Она бубнила, как ворчливая старушка всякий раз, когда видела, что я опять еду на велосипеде без шлема. Лицо её при этом принимало досадливое выражение, мол "Вот уж эта молодёжь!". Кроме этого ей было очень важно, чтобы любой предмет был адаптирован для детей. Она всегда дотошно выясняла: а эта сумочка детская? А шампунь детский? А зубная паста? А билет на корабль? В поездах на Петербург она всегда отдавала несомненное предпочтение финскому "Сибелиусу", потому что там добрый дядя-кондуктор с серьёзным видом выдавал ей прокомпостированный детский билет с рыбками или черепашками. У меня было такое чукство - она боится, что от взрослых вещей у нее начнут расти усы.
       - Купим, - успокоил её Яри.
       Будущая спасательница облегчённо вздохнула.
       - Вот, - Яри проследил за Лизкиным взглядом, даже во время диалога не отрывавшимся от пакета.
       Он засунул руку в пакет и оттуда показалась игрушечная лохматая лошадиная голова. От долгого лежания в пакете грива у неё спуталась и вид был у неё довольно-таки бандитский. Под управлением Яри голова огляделась боязливо по сторонаям и снова скрылась в пакете, именно в тот момент, когда Лизка протянула к ней руки.
       Дети обожают, когда с ними играют. Глаза Лизки заблестели в напряжённом ожидании, когда голова покажется снова.
       Лошадь опять осторожно вылезла, на этот раз наполовину, продемонстрировав кожанные копыта своих передних ног. Она уже более уверенно осмотрелась по-сторонам, молодецки встряхнулась и вдруг одним махом прыгнула Лизке в руки. Та даже отшатнулась от неожиданности, но тут же любовно оглядела игрушку.
       - Рабочий конь Владимира, - диагносцировала она. - Высота в холке 155 см.
       Она нежно взглянула на нашего гостя.
       - Я назову его Яри, - твёрдо и гордо сказала Лизка, дав таким образом высшую оценку выбранному мною мужчине.
       Яри улыбнулся, но улыбка была несколько натянутой. По-моему, ему не очень понравилось сравнение с рабочей лошадью Владимира.
       Впрочем, он опять опустил руку в пакет, заметив, что и второй ребёнок топчется от нетерпения. А вдруг там духи? Французские? Или швейцарский шоколад? Ммммм ...
       Из пакета выплыла огромная красивая книга по кораблевождению ...
       - Вот, - довольно повторил простодушный Яри.
       Мне вдруг стало очень стыдно.
       - Спасибо, огромное, - я изобразила смесь изумления и крайней радости. - Как ты угадал?
       Яри сделал именно такое лицо, какое делают все мужчины после подобной фразы, мол, знай наших!
       - Пойдёмте кушать, - торопливо пригласила я, мне было очень трудно продолжать удерживать на собственной физиономии уже начинавшее становиться до неприличности фальшивым выражение восторга и благодарности.
       Яри ничего не ответил, однако всем видам показывал, что покушать он не откажется.
       Лизка внимательно на него посмотрела, словно решая, стоит ли ему доверять, или дарёный конь был только прикрытием за которым последуют всякие пакости. Наконец, она, видимо, решилась на крайнее доверие.
       - Обещаешь мне одну вещь? - коварно спросила она, прямо глядя в глаза несчастной жертве, как удав, гипнотизирующий кролика.
       О, нет. Яри молчи, молчи.
       - Не могу - логично ответил Яри, показывая наличие навыков общения с детьми. - А вдруг ты попросишь вертолёт?
       У Лизки возникла проблема выбора - раскрыть карты или остаться с носом. Она решилась:
       - Ты посмотришь со мной мои фотографии лошадей?
       Вот вам и романтический вечер с бройлером и яблочным пирогом. Опять эти кони.
       - Посмотрю, - простодушно пообещал Яри.- Но и ты пообещай мне кое-что.
       Этого Лизка не любила. Её сделки обычно отличались однонаправленной выгодой.
       - Ну? - нехотя спросила она.
       - Ты любишь рисовать?
       - Да!
       - Нарисуй мне, пожалуйста, лошадей различных пород. С размерами и особенностями. А потом выберем лучший рисунок и я поставлю его на рабочем столе. Он у меня скучный.
       Вот хитрец! Да на это с Лизкиной скрупулёзностью уйдёт весь вечер!
       Лизка расцвела. Кто-то понимает толк в интересных делах!
       Мы съели салат, съели почти весь пирог, хотя Яри покряхтывал и с улыбкой указывал на несуществующий животик. Лизка удалилась к себе на второй этаж, и следующие два с половиной часа её даже не было слышно.
       А мы уселись в гостинной и замечательно болтали о том, о сём, в том числе и о Яриных ужасных невзгодах. Это была одна из тем для разговора, в которой Яри нельзя было назвать немногословным.
       - Я чувствую - с моим потенциалом я мог бы заниматься большим бизнесом, - вещал он, и в глазах его загорался страстный огонёк. - Но столько лет заместителем ... Кто же теперь меня возьмёт в директора ... С другой стороны стресс от высокой ответственности ... но опять-таки зарплата ... Уж если работать на кого-то чужого, так за большие деньги. Вот если бы свой бизнесс - подумай, в любой момент взял и уехал себе на Канары, лежишь себе на песочке, свободный предприниматель ...
       Я была по некоторым причинам другого мнения о свободном предпринимательстве. Я не лежала на Канарах с переносным компьютером, проворачивая нажатием мышки миллионы, а бегала по всему городу в поисках работы и ублажала зачастую довольно-таки мерзких и капризных клиентов в страхе остаться без денег. А отпуска, честно говоря, у меня уже очень давно не было.
       Но мне почему-то показалось, что сейчас в моём мнении особо никто не нуждается.
       Сидевший уже больше года дома в гордом одиночестве Яри хотел, чтобы его слушали, и, желательно восторженно и понимающе.
       - Вот ты молодец, - продолжал он, похлопывая меня по коленке, как кобылу, выигравшую забег. -Ты рискнула, не пошла сидеть в контору с утра до вечера, и, посмотри - свободная женщина, талантливая, с широкими взглядами.
       Интересно, а широкие взгляды ... это он о чём? О розовых туфлях?
       А не рассказать ли ему, что я бы с величайшим удовольствием сидела в скучной конторе с утра до вечера, за возможность каждый месяц получать зарплату и не трястись, поедет ли какой-нибудь Николай Васильевич в Хельсинки или опять, подлец такой, в сотый раз отложит свою поездку и отправится с женой за тарелками в Гренландию? Но ведь меня просто ни в одну из этих контор не взяли. У меня были очень чёткие возможные варианты: уборщица с высшим образованием или предприниматель. Далеко от мыслей о свободе и творчестве, не так ли?
       - Но главное - оптимистический настрой, - тяжело вздохнул владелец яхты с двумя недостающими ногами.
       Я решила перевести тему на что-нибудь другое. И предложила гостю посмотреть фотоальбомы, как самая что ни на есть светская хозяйка.
       Смотреть фотоальбомы с поклонником это совсем не то же самое, что с мамашей вышеуказанного поклонника. Можно придвинуться поближе ... чего вряд ли кто-либо захочет проделать с потенциальной свекровью.
       Я с готовностью достала несколько альбомов и выложила их на журнальный столик перед гостем.
       - А не сварить ли ещё кофе? С пирогом? - спросила я у Яри. Интерес мужчины надо всё время подпитывать, притом вещами и более материально ощутимыми, чем умение слушать его Наполеоновские больные фантазии или полный отчёт о несуществующих проблемах.
       - Спасибо, - отозвался Яри (интересно, это "да" или "нет"?) и вдруг добавил: - Сразу видно, что русская женщина.
       Я застыла в дверях. Только не это.
       Впрочем, Яри уже забыл ооб особенностях русских женщин и углубился в рассматривание альбома.
       Я задумалась. Если синдромы начнуть повторяться, надо бить тревогу. Пожалуй, пусть идёт на кухню за своми кофе и пирогом сам, нечего его баловать.
       - Ого! Кто это? - раздался непривычно эмоциональный возглас Яри из гостинной. От неожиданности я уронила коробку с кофе и тот не замедлил высыпаться на пол. Я взяла с поверхности пола несколько ложек рассыпавшегося напитка и положила в кофеварку. Ничего, проварится. И что же он там увидел?
       Яри уставился на одну из фотографий. Загланув через его плечо в альбом, я увидела, что его так взволновало.
       На фотографии был изображён довольно-таки современный броневик. Он проламывался через густейший лес, где в наличии были лишь жалкие следы какой-то бывшей просёлочной дороги.
       На крыше броневика сидел мужчина лет может сорока пяти, а может и восьмидесяти девяти, отчасти определение его возраста было затруднено огромной бородой, начинавшейся у него сразу под глазами и растущей до выреза свитера. Свитер заслуживал отдельного описания - цвет и размер его уже не подлежали никакому определению, впрочем, в нём было что-то говорящее о маскировке, как будто его обладатель хотел замаскироваться на болоте или на огромной свалке. Муж Любы затрясся бы при виде такого свитера от белой зависти. На голове у мужчины была лихо сдвинутая на один бок мохнатая, видавшая разные виды шапка-ушанка, а на ногах красовались толстенные ватные штаны защитного цвета, делающие его ноги похожими на ноги человечка "Мишелин". Заправлены эти чудесные штаны были в потёртые валенки внушительного размера, составляющими диссонанс с довольно-таки небольшой фигурой мужчины. Всем своим бывалым видом он напоминал партизана войны 12-ого года, совершившего путешествие во времени и для разнообразия усевшегося на современном броневике. Вид у него был необыкновенно бодрый и удалой, широкая голливудская улыбка раздвигала пышную тёмную бороду. Он излучал оптимизм и был необыкновенно доволен своим положением, являющимся, видимо, для него привычным.
       - Это что за чеченский террорист? - спросил Яри в изумлении выкатив глаза.
       Я бы на его месте не забывала, что ему предложили альбом с фотографиями моих родственников.
       - Это мой папа, - скромно сказала я.
       Яри замолчал. Когда до него дошло, что он молчит неприлично долго он спросил:
       - А что твой папа делает ... по-профессии?
       - Он пенсионер.
       Яри кивнул. Было очень интересно наблюдать, как его люботытство борется с врождённой финской деликатностью по-поводу чужих дел. Любопытство победило.
       - А что он ... делал ... - Яри умоляюще на меня посмотрел. Нет, милый, сам, пожалуйста, спрашивай.
       - ... до пенсии?
       - Этот террорист заведовал большим госпиталем в одной из военных академий Петербурга. Он военный врач. Сначала был оперативным хирургом, но потом пошёл по-административной линии. Это он в магазин едет, за продуктами, в деревню, - разъяснила я содержание фотографии.
       Яри пальцем указал на папин броневик и вопросительно поднял брови.
       - А-а-а-а-а ... у папы есть небольшой домик в нескольких десятках километров от границы с Финляндией, - начала я свой рассказ об этом необычном средстве передвижения. - Там стоит полк, довольно обшарпанный впрочем, офицерам зарплату уже давно не платят. Врач у них совсем спился, а лечить-то кому-то надо все их язвы и церрозы. У папы была проблема с поездками в деревню за продуктами - машина застревала на местных дорогах, вот они и дали ему броневик, впрочем, вряд ли дело обошлось без канистры спирта, у папы он всегда есть в запасе.
       Эту историю я люблю рассказывать финнам, опасающимся, что неугомонные русские полезут на страну тысячи озер с захватническими целями. Пока не было такого случая, чтобы она не оказала нужного влияния на внушаемого.
       Яри был в шоке. Думаю, он как и все финны добросовестно служил в армии. Ему было трудно представить финского офицера, расхаживающего в грязной майке, почёсывающего большой живот и раздающего за спиртное броневики.
       Он глубоко вздохнул и погрузился в размышления. Главное, что нужно знать в общении с финским мужчиной - это то, что надо дать ему время переварить полученную информацию. Если этого не сделать, то новая информация навалится на старую и непереработанную и компьютер в голове зависнет.
       - Давай пить кофе, - выдержав приличную паузу, беззаботно предложила я.
       Он вышел из оцепенения и молча самостоятельно направился на кухню за кофе. Я не стала его останавливать.
       - Ой, - опять воскликнул Яри. Какой он нервный!
       Яри заметил кофе на полу.
       - Все рассыпалось, - прокоментировал он.
       - Ничего, я с пола на несколько чашечек наскребла, - обрадовала я его.
       Он с подозрением посмотрел на кофе в чашке, но решив, что со мной ему придётся принять многие вещи такими, как они есть, одним махом его выпил.
      
       Тут подоспела Лизка с ворохом рисунков и последующие полчаса у них шёл детальный разбор достоинств разных пород лошадей. Точнее Лизка обсуждала их сама с собой, а Яри очень внимательно ее слушал.
       Для рабочего стола Яри выбрал рисунок с изображением очень грустного на вид коня, понуро повесившего голову. Грива коня, впрочем, была украшена радостными ленточками - всем своим видом конь пытался сказать, что несмотря на тесное стойло, некачественное импортное сено и на нерасторопных служащих конюшни, он держится молодцом и ни капельки не унывает.
       Яри был уже в дверях, когда Лизка подошла к нему и довольно-таки требовательно сказала:
       - Приходи ещё.
       Яри расцвёл, но тут же выяснилась истинная причина подобного расположения:
       - Мама перед твоим приходам печёт репетиционные пироги, - объяснила Лизка.
       Даже от самых замечательных детских качеств нет никакого прока, если мамаша не помнит, о чём надо запретить рассказывать, а о чём нет.
      
       Глава двенадцатая
       История с гольфом научила меня очень серьёзно относиться к аристократическим увлечениям. А так как парусный спорт я имено к таким, на мой взгляд, и относится, то я просидела два дня в Интернете, изучая в основном одежду для яхтсменов. В большинстве своём одежда этих членов высшего общества почему-то состояла из белых шорт, а спутницы же их, к моему великому ужасу, возлежали на белоснежных палубах или вытягивали бесконечные свои ноги в бикини, не прикрывающих практически ничего.
       Я подумала и сделала поправку на несколько десятков градусов по карте, на скандинавский климат. Новрежские страницы отличались неприсущим этой хмурой нации разноцветием и яхта с таким экипажем больше напоминала лагерь африканских беженцев, разбитый на осенней Сенатской площади в Хельсинки, чем судно людей из приличного общества.
       Я опять отправилась ...в "Стокманн".
       Старательно обойдя отдел гольфа (если бы кошелёк мог болеть, как дырявый зуб от холода, он бы в этом отделе именно так и поступил), я неуверенно приблизилась к отделу спортивной одежды. На этот раз я решила не заикаться насчёт цели своего визита ни одному из продавцов, дабы они не получили удар от счастья, что кто-то хочет купить "всё для парусного спорта", а самой не оказаться счастливой обладательницей долга на несколько тысяч евро.
       Не прошло и двух часов, как я выходила из "Стокманна" с двумя огромными пакетами и необыкновенно довольная собой.
       В пакетах были:
       Очки от солнца, изготовленные специально для мореходов, с повышенной степенью защиты от ультрафиолетового излучения.
       Белоснежная куртка с едва заметными розовыми вставками на рукавах и с таким множеством карманов, что я, наверное, сразу забуду, что в каком кармане лежит.
       Светло-розовые штаны из лёгкой водоотталкивающей ткани, естественно, составляющие комплект с курткой.
       Красивые светлые полусапожки на невысоком пяти-сантиметровом каблуке, приобретённые, честно говоря, совсем не в спортивном отделе. Но меня нетрудно понять - я ещё не вполне отошла от ботинок для гольфа, как увидела лапти-мокасины для яхты, похожие на те, которые все пижоны планеты носили в 80-х годах с белыми носками.
       Джемпер из ангоры, тончайший и белоснежный. Если вдруг солнышко скроется за тучи и станет прохладно.
      
       Во всей этой роскошной аммуниции я и явилась в один из лодочных клубов Эспоо, расположенный совсем недалеко от нашего дома. За собой я тащила отчаянно упирающуюся Лизку, которой пришлось одеть неудобный комбинезон и которая по мере приближения к пристани всё больше и больше начинала праздновать труса.
       Яри ждал нас на причале. На нём была толстенная тёмно-синяя куртка, из-за толщины своей утратившая какие-то ни было формы и делавшая его похожим на полурастаявший и оползающий городской сугроб, испачканный какими-то химикатами. Его штаны больше подходили для подлёдного лова рыбы, потому что к собственному счастью рыбы не являются особенно требовательными по-отношению к цветам одежды, да и заправлены эти штаны были в большие резиновые сапоги, похоржие на те, которыми Лизка месила навоз.
       Яри явно не отдавал себе отчёта в аристократизме "прогулки на яхте".
       Он открыл небольшую железную дверь, ведущую с общей части причала к частным судам и повёл нас по шатким мосткам вдоль качающихся с двух сторон разноразмерных и разномодельных, моторных и парусных судов.
       Я искала глазами небольшую яхточку и нашла её очень быстро. Нижняя часть её была покрашена в ярко-жёлтый цвет и вид у неё был очень боевой. Единственным недостатком её было отсутствие на палубе ограждения, наверное, пассажиры сидят внутри. Ой, а есть ли там вообще что-то внутри?
       Увидев, что я направляюсь к этой яхте Лизка начала резко вырывать руку, за которую я ее крепко держала с явной и неприкрытой целью задать стрекача. Она абсолютно не умела налаждаться аристократическими занятиями.
       Яри также заметил моё движение в сторону этой яхты и сделал очень обиженное лицо. Как выяснилось, этим судном владели два тинейджера в широких обвислых штанах и являлось оно, по-мнению более высоковозрастных яхтсменов, "доской с парусом".
       Ярино же великолепия качалось на волнах немного дальше. Он остановился около своей недостаточно длинноногой красавицы со смущением на лице, к которому явно примешивалась гордость.
       Невзирая на хорошеей воспитание, данное мне мамой, я чуть не присвистнула. Вот это фрегатище!
       Белоснежная яхта, с синими полосками, с ограждениями и всем положенным снаряжением. На яхту вела небольшая лесенка, закреплённая на носу, которая и явилаяь первым нашим с Лизкой препятствием на пути к высшим мореходным достижениям.
       Корма возвышалась над причалом примерно до уровня глаз. Лизка смотрела на лесенку, вообще, высоко задрав голову.
       - Добро пожаловать.
       Я соображала, закину ли я ногу на высоту самой нижней ступени или вызову на пристань подъёмный кран. Лизка продолжала настойчиво выворачивать свою руку из моей.
       - Я помогу, - заметив наше смущение, сказал Яри.
       Он ухватился за поручни и лёгким прыжком оказался на яхте, сопровождаемый нашими завистливыми взглядами снизу.
       Я увлеклась его блестящим трюком и на долю секунды ослабила хватку в руке, вкоторой я держала за руку Лизку. Этого Лизка не могла пропустить - в момент вырвавшись, она понеслась по качающимся мосткам назад, к общему причалу, по направлению к захлопнутой Яри двери. Добежав до неё, она поняла, что находится в засаде и уселась около этой двери с лицом, на котором читалось твёрдое намерение не сходить с этого места, пока у мамаши не выветрится из головы эта её дурь насчёт яхт.
       Я беспомощно посмотрела на Яри. Тот спрыгнул с лодки и мы направились на дипломатические переговоры.
       Перемирие вышло дорогое - Лизка получала пакет чипсов, а мы должны были смотреть с ней соревнования по скачкам с препятстквиями в какой-то очень далёкой от города конюшне.
       Яри опять забрался на лодку. Мы начали операцию по помещению Лизки на борт. Яри предложил, что он будет тянуть ее вверх, а я буду подталкивать снизу. Мы ухватили ребёнка соответственно за руки и за ноги, когда её вдруг снова покинула смелость. Лизка вопила и извивалась, как ящерица. Притом она очень неприятно сучила ногами и я пригрозила ей, что если она не успокоится, то за ноги будет тянуть более сильный Яри и она взойдёт на борт кверх ногами.
       Вспотевшая, измотанная и злая как сто цепных собак, я, уже не думая, как выгляжу, бойко закинула ногу на нижнюю ступеньку лесенки и чуть не заорала от боли. Видимо что-то растянула ... Улыбаясь (нашёл чему улыбаться) Яри втащил меня на яхту, с ужасным позором, совсем непохожим на то наше изящное появление на борту, которое я себе представляла.
       Лизка вцепилась в поручни и боялась пошевелиться.
       Я тоже пыталась сохранить равновесие на покачивающейся яхте. Кожанные подошвы моих сапожек ужасно скользили на гладкой палубе судна.
       Выяснилось, что Яри оставил ключи от каюты в машине. Он недовольно покрутил головой и опять спрыгнул с яхты. Мы остались с Лизкой вдвоём, крепко держась за ограждения и напоминая фильм о природе, где две облезлые взъерошенные обезьянки, мама и ребёночек, цепляются за лианы.
       Наконец Яри вернулся и открыл нам каюту. Несмотря на то, что день был тёплый, с моря дул довольно-таки сильный ветер и мы уже начали замерзать, поэтому ввалились внутрь с огромным энтузиазмом.
       Внутри были две комнаты: салон и небольшая каютка в носу лодки. Куда Лизка сразу устремилась и где она на всю поездку окопалась. В салоне была небольшая кухня, с плитой и раковиной для мытья посуды, а между двумя этими помещениями находился совершенно настоящий туалет. Вот тебе и лодчонка! Интересно, а как же выглядит та яхта, которая нужна Яри?
       Мы надели спасательные жилеты, большие, неуклюжие и очень полнящие. Лизка первый раз проявила положительные эмоции, выразившиеся в кривой усмешке при виде яркого нового спасательного жилета, являющимся детским. Она внимательно прочитала инструкции на внутренней стороне спинки жилета и, одобрительно вздохнув, натянула его на себя.
       Наконец, наш экипаж вышел в море.
       Первое, что сделало солнышко, это спряталось за тучи. Джемперок из ангоры не помогал. Тонкие штанишки продувались насквозь сразу налетевшим на нас сильным ветром.
       Уже через несколько минут я поняла, что чувствуют фотомодели, позируя для рекламы бикине на крыше небоскрёба в Нью-Йорке в феврале месяце. Ещё я поняла, что хочу куртку, как у Яри.
       Он понимающе на меня посмотрел и на правах капитана отправил в каюту с приказом её не покидать и откупорить там прихваченную бутылку красного вина.
       Я решила не сопротивляться приказам вышестоящего командования.
      
       После второго такого же рейса я поняла - парусный спорт абсолютно лишен люкса. По-крайней мере в Финляндии и прочих северных странах. Основной его прелестью, честно говоря, было попасть после нескольких часов, проведённых в холоде и сырости домой, закутаться в плед и съесть что-нибудь вкусненькое. Умная Лизка, накачавшись за время первой прогулки в своей норке до посинения, вышла на причал, шатаясь, и со словами:
       - Я больше туда не поеду.
       Слово она своё сдержала и никакими посулами затащить её на яхту было невозможно.
       Интересно, что её отношение к мореплаванию каким-то чудным образом перекинулось и на Яри - во время его визитов она смотрела на него исподлобья и пыталась быстренько куда-нибудь спрятаться. Она не хотела с ним заводить даже задушевных бесед о лошадином поносе. А ведь он был такой слушатель!
       Ярино представление о роли женщины на яхте тоже разительно отличалось от картинок в каталогах. Мне сразу же показали, гда хранятся запасы сухих супов и всякая прочая снедь и я, не особо отличающаяся рвением у плиты, которая не качается и зажигается одним повотором руки, оказалась поставленной перед необходимостью стряпать какие-то плохо пахнущие замысловатые отвары, постоянно находясь в противоборстве с равновесием и переводя коробки спичек в попытках попасть огоньком в убегающую то влево, то вправо плитку.
       Кроме того мне довелось познакомится со второй темой для разговоров, по-которой Яри обстоятельно и с видимым удовольствием высказывался. На лодке были сотни каких-то всевозможных приспособлений, совершенно непонятного назначения, разговорами о действии которых он изводил меня часами, притом не только на лодке, а уже и на суше. Канаты же и вовсе стали моим кошмаром - попробуйте просунуть мерзкий размоший и холодный канат в какую-то явно не предназначенную для него металлическиую петлю ... Соло для скользкого каната в сопровождении проливного дождя и раздражённого матросом-неумехой Яри ...
       Вскоре я пришла к выводу, что напоминаю не красотку с шарфиком, возлегающую на палубе в очках от солнца в стиле 60-х годов годов, а направляюсь в своём развитии семимильными шагами в сторону женщин, за которыми я с любопытством наблюдала на пристани. Они сноровисто втаскивали на лодки какие-то канистры, как маленькие ослики тащили на тележках, а то и на спинах непомерные груды матрасов, пледов и прочего корабельного имущества, как будто не отправлялись в весёлую поездку на выходные, а переезжали на ПМЖ во Вьетнам и готовились добывать там огонь первобытным способом. Впрочем, за Вьетнам высказывался ещё тот факт, что многие женщины грузили на яхты непомерные запасы провианта (свисающие из сумок колбасы) и даже велосипеды.
       Лица у большинства женщин были мужественные, продублённые морскими ветрами.
       Их мужья, похоже, считали свои лодки последними островками своего мужского достоинства, столь грубо ущемлённого в Финляндии, по-крайней мере лодки - это, наверное, единственное место, где неплохо образованный и обеспеченный мужчина может публично наорать на жену. Любимый предмет семейных конфликтов - причаливание к берегу. Со всех сторон, с моря, с бесчисленных финских озёр, перекрывая друг друга несутся над страной крики недовольных капитанов, сливаясь в единый, громкий, побуждающий к действию вопль:
       - Прыгай же, что б тебя!
       Я всегда задавала себе вопрос, что должна чувствовать прыгающая с носа яхты на причал женщина, сжимающая в руках два килограмма канатов и подбадриваемая таким способом? Впрочем, через какое-то время мое любопытство было удовлетворено.
       Яри, расхрабрившись от моих прогрессирующих изменений в области корабельной стряпни и непокорных канатов, впервые предложил отправиться в море с ночёвкой. Я его предложение встретила без особого энтузиазма, поскольку уже тогда поняла, что из меня вряд ли получится добрый мореход. Впрочем, я подумала о красивом закате, тихо струящейся воде, криках чаек, теплых и сильных объятий и о других подобных явлениях природы, связанных с понятием "романтика".
       И решила попробовать. Лизка с радостью отправилась на ночь к подружке, а мы с Яри занялись снаряжением яхты.
       Мы грузили пледы и сумки с едой, ещё какие-то канаты, заправляли яхту водой из шланга на причале (где я, естественно облилась водой с ног до головы), заливали бензин в бак для топлива и делали ещё великое множество совершенно неинтересных дел. Больше всего мне досаждала мысль о том, что по прибытии назад нам всё это добро надо будет разгружать в обратном порядке.
       Когда мы отчалили на нашем отяжелевшем судне, настроение у меня было отвратительное. Мокрая, голодная и измученная, я сразу же накинулась на съестные запасы, не разглядывая, сырые они иди нет. От лодочкой обработки вкус их вряд ли бы изменился в лучшую сторону. Пожирая съестное, я кроме всего прочего тешила себя мыслью, что этот процесс сократит нагрузку на наши спины при разгружении судна.
       Яри выглядел озабоченным. Он постоянно поглядывал на небо, которое выглядело очень уж хмурым. Ветер тоже не напоминал южный бриз.
       Через несколько часов мы вышли в открытое море. Тем, кто ни разу не был в открытом море под парусом во время непогоды среднего масштаба могу посоветовать попробовать - вы либо станете увлечёнными яхтсменами, потрясённые величием сил природы, либо станете убеждёнными приверженцами твёрдого берега, поражаясь человеческой глупости, пытающейся эти силы покорить.
       Ветер сразу усилился раз в пять, его уже не сдерживали леса на берегах и на островочках. Яри спешно потащил вниз паруса и включил мотор. Мне он сказал сидеть внутри и держаться за сиденье, но я упрямо вылезла на верх, отчасти из упрямства, отчасти из-за любопытства. Любопытство моё было удовлетворено полностью я всеобъемлюще - высунувшись на палубу я получила в качестве приветствия от разбушевавшейся стихии ушат ледяной воды прямо в свою недовольную физиономию.
       Я всё-таки выкарабкалась на палубу и уселась на скамеечке, отчаянно в неё вцепившись.
       Казавшаяся такой большой и безопасной в порту, яхта вдруг стала маленькой и хркупкой на фоне серых рокочущих волн. Под парусами лодка обычно плавно шла по волнам, но с мотором, который в ритм волн не мог попасть, лодка подпрыгивала на каждой волне высоко вверх, чтобы резко рухнуть с вершины волны вниз. Это было одновременно и пугающее, и чудесным образом волнующее ощущение. Мне начало нравиться, наверное, во мне заговорили гены моего папочки, прыгавшего в молодости с парашюта в десантных войсках и в тихие дни пенсии разъезжающего по бурелому на броневике.
       Я начала улыбаться и радостно повизгивать при каждом новом подъёме лодки, как молоденький поросёнок, которого щекочут.
       Яри посмотрел на меня как на ненормальную. Затем он развернул яхту и направился назад, к порту. Я огорчилась и зловредно подумала - струсил!
       Лицо у Яри становилось всё бледнее. Через пятнадцать минут насквозь промокший капитан с зелёным лицом, с трудом удерживая штурвал приказал мне спуститься в каюту, сдобрив словами " чтобы тебя здесь и видно не было". Я обиделась, но повиновалась. Внутри было намного хуже, там просто невозможно было решить, за что держаться, всё раскачивалось из стороны в сторону. Наконец, попав в ритм этих раскачиваний и закрепила свои позиции на одном из диванов. Достала зеркальце.
       - Как ты там? - прокричал Яри.
       - Тушь потекла! - нажаловалась я ему.
       Когда мы были уже на полпути к домашнему причалу буря вдруг стихла, в очередной раз удивив нас неустойчивости скандинавской погоды.
       Солнышко проглядывало через густые ещё облака, ветер начал стихать.
       Яри задумался.
       - Ты очень испугалась? - спросил он.
       - Нет, мне понравилось.
       - Понравилось? - он искренне удивился.
       - Я же улыбалась, ты не заметил?
       - А я думал, это истерика. Ты, наверное, хорошо плаваешь, - усмехнулся Яри.
       Я задумалась.
       - Нет не очень хорошо. А вообще-то я, честно говоря, могу оказаться замечательным пловцом. Я не знаю, как я плаваю, потому что я никогда этого не делала.
       Яри открыл рот.
       - Закрой рот. Да, я не умею плавать.
      
       Мы всё-таки решили продолжить плавание, погода была обещана на выходные хорошая (мы , конечно же, побурчали, как положенно насчёт многострадальных синоптиков) и столько всего было загружено.
       Я горячо поддержала эту идею, что понятно при моём нежелании опять бегать по причалу по маршруту "яхта - машина" с котомками и тележками.
       К вечеру мы решили после многотрудного дня встать на якорь в красивой бухточке, защищённой от ветра.
       Я предложила разжечь на берегу костёр, чем немного озадачила Яри, сказавшего, что на берег мы высадиться не можем.
       Как интругующе! Дикие скандинавские племена? Питоны? Обезьяны?
       Выяснилось, что всё гораздо прозаичнее: у яхты есть киль, поэтому яхты на берег не вытаскивают. И чего это ему так смешно?
       На якорь мы встали вполне прилично. Точнее Яри встал. Я в это время благоразумно занялась своим макияжем, пострадавшим во время бури.
       Когда я появилась на палубе в полном блеске своей красоты Яри посмотрел на меня недовольно и сдержанно сказал, что ему, в принципе, была бы нужна моя помощь, так как канат от якоря чуть не обернулся вокруг пропелера мотора, после чего нам бы пришлось нырять.
       - Тебе, - терпеливо поправила я его.
       Ужин прошёл в напряжённой обстановке, чему способствовало и качество ужина. Оказалась, что я произвела за время нашего выхода в море опустошающие действия в запасе провианта и любимые Ярины пирожки совершенно нечаянно съела.
       Через какое-то время Яри взял газету и улёгся на одной из кроватей, полностью поставив с ног на голову моё представление о романтике с теплыми и сильными объятиями. Впрочем, романтика присутствовала - закат закатывался, чайки громко вопили, дерясь из-за рыбы и замечательно квакали лягушки. Я посидела, подумала и улеглась спать.
      
       Не знаю, что почуствовала принцесса на горошине, усаживаясь мягким местом на свои известные широкому кругу читателей перины. Но ночёвка на яхте может довести до нервного срыва и более стойкую к качеству ночлега особу.
       Я проснулась посреди ночи от непонятного звука, неприятно и ритмично режучего уши. Очевидно, это колотилась о мачту какая-то плохо закреплённая снасть. Через несколько минут я готова была вылезти из тёплого спальника и оторвать ее. Ещё через полчаса я готова была оторвать и мачту. А ещё через полчаса снасть внезапно затихла.
       Замечательно.
       И тут начал храпеть Яри. Храп был высокопрофессиональный - со всеми переливами, подхрюкиваниями и периодическими жалобными подпискиваниями. Около часа я боролась с желанием задушить его подушкой. Наконец, он издал ужасный звук, напомнивший мне картину Брюллова со спасающимися от извержения вулкана жителями древнего итальянского города, повернулся на другой бок и затих.
       Какое счастье.
       Вдруг я даже вспотела от ужаса. По палубе явно кто-то ходил. До острова было достаточно далеко, да и остров выглядел лишённым каких бы-то ни было обитателей. Но вопреки всему кто-то прохаживался вдоль палубы туда и обратно. Потом вдруг послышалось какое-то постукивание. Казалось, кто-то задался выяснить прочность материала, из которого была изготовлена палуба. Когда постукивание и шаги раздались у самой двери в каюту (честно говоря плотно закрытой, но всё равно!) я не выдержала.
       - Яри!
       Тишина.
       - Яри!
       Никакой реакции. Только новая ария самодовольного храпа.
       Защитник!
       Шаги и постукивание вдруг тоже затихли.
       Ну, как теперь заснёшь - надо быть начеку. С таким защитником.
       У меня начали затекать ноги, так как диван был достаточно узкий, а перспектива в довершении всего ещё и свалиться на пол меня совсем не прельщала. Потом заныла спина.
       И шея.
       А под утро мне всё-таки удалось забыться тревожным сном, на протяжении которого Яри пытался мне продать испорченный спасательный жилет. Жилет был во многих местах продырявлен, и при нажатии на него издавал громкие хриплые звуки.
       Я проснулась от яркого света и очень струи ходолодного воздуха, забравшегося в мой спальник. Это выспавшийся и бодрый Яри открыл дверь каюты.
       За завтраком я почти ничего не говорила, а молча жевала бутерброд без сыра, который я в задумчивости съела вчера.
       При выходе на палубу выяснилось, кто здесь вчера так колотился. Это были птицы. В продукт их жизнедеятельности, которым была щедро разукрашена вся палуба, Яри незамедлительно встал.
       Тут капитан решил, что дикой природы с нас достаточно, мы снялись с якоря и направились выпить кофейку в находившуюся неподалёку цивилизованную гавань, где по словам Яри имелось какое-то кафе.
       Мы подошли к причалу с красным домиком, на которой действительно была надпись, утверждающая, что здесь кормят и поят. По-словам Яри там был также небольшой магазин.
       Окончательно озверевшая после бессонной ночи я сидела на корме.
       Яри сбросил скорость мотора и начал доставать канаты, нужные для причаливания. Два из них он протянул мне - они были толстые, с какими-то карабинами на конце:
       - Тебе нужно прыгнуть.
       Нет проблем, я уже делала это на родном причале. Прыгаешь с кормы на пристань и держишь яхту, чтобы она не врезалась в причал или не вырвалась в море. Очень приятное занятие - держать такую большую яхту в своих руках, чувствуешь себя необыкновенно умелым и полезным членом экипажа.
       Но когда наша яхта подошла ближе к берегу, я увидела, что причал здесь намного ниже, чем наш. И судно почему-то идёт вроде как быстрее чем, обычно.
       Я робко топталась на корме со связкой канатов и размышляла, как бы получше спрыгнуть.
       Вдоль всего причала стояли самые разнообразные суда, так что зрителей, загорающих на палубах, дразнящих собак, попивающих кофеёк на террассе кафе или просто носящихся по причалу в спасательных жилетах и памперсах было достаточно.
       Причал приближался с неимоверной быстротой. С одной стороны не хотелось, чтобы лодка в него врезалась, а с другой стороны было очень страшно прыгнуть слишком рано и упасть в воду.
       Яри занервничал.
       Причал приближался.
       Метр, пол-метра!
       - Прыгай же!!!!! Чтоб тебя!!!!! - прогремел голос Яри к неописуемой радости зрителей, вне зависимости от своих занятий теперь за нами наблюдавшими.
       Исключительно для лодочных крикунов должна сказать - вопль этот имеет действие больше парализующее, чем мотивирующее. И чувства женщины, такое услышавшей были бы очень неприятными, но, к счастью, женщина в этот момент вряд ли может анализировать свои ощущения. Замечательно, если она помнит, как ее зовут.
       Я закрыла глаза, выпустила из рук оба каната и прыгнула. Открыв глаза, я обнаружила, что стою на коленях в средних размеров муравейнике, который какие-то глупые муравьи умудрились здесь разбить, видимо страдая, как некоторые, страстью к люксу и возжелав квартиры с видом на море и яхты.
       Я вскочила на ноги, развернулась и как раз успела остановить почти ударившуюся о причал яхту, за что она неблагодарно наградила меня ударом лесенки в лоб.
       Пока Яри, спрыгнув на причал, громко ругаясь и оповещая всех присутствующих о цене своей ненаглядной яхты, которая чуть не разбилась (хотя такая махина скорее бы разворотила причал, чем разбилась сама) привязывал канаты, я припустила к спасительному берегу. Яри не смотрел, куда я несусь, очевидно решив, что это женские штучки - показывание характера при помощи быстрого передвижения в неопределённом направлении, целью которого вызвать затруднение в коммуникации и необходимость мужчины бежать следом за женщиной, если он хочет что-то услышать или разъяснить.
       Но мои мысли были далеки от этого старого как мир и проверенного ритуала. С меня просто достаточно было и Яри как индивидуума и мореплавания вообще.
       Промчавшись мимо дружелюбного плаката "Добро пожаловать в Порккала!" с гербом вышеуказанного места, я рванула по направлению к густому лесу, начинавшемуся на берегу сразу за кафе. Зная, что Яри непременно одумается и пойдёт меня искать я бежала уже изо всех сил, хваля себя за мысль положить кошелёк, телефон, а главное, пудренницу в карман куртки.
       Отбежав на достаточное по-моему рассчёту расстояние по асфальтовой дороге, ведущей к пристани, я свернула в лес и продолжала напролом по нему бежать, пока дорога стала почти не видна. Здесь я залегла в кустах. Мокрых мох приятных ощущений не вызывал, но зато была возможность проверить непромокаемость штанов. Я приготовилась к долгому сидению в засаде.
       Не прошло и четверти часа, как на дороге показался Яри. Он резво пронёсся дальше, видимо ометив про себя, что неумение плавать с успехом компенсируется у меня умением бегать. Через какое-то время он уже устало пыхтел по дороге в обратном направлении. Тут я с ужасом увидела, что он остановился и начал возиться с телефоном. Только не это!
       И тут я обрадовалась, вспомнив, что по недомыслию своему забыла зарядить телефон и он отключился ещё вчера вечером.
       Теперь моя дислокация не может быть распознана неприятелем. Я на всякий случай опустила руки на голову и затаилась, как Рембо, спасающийся в джунглях от красных вьетнамцев.
       Яри раздражённо взмахнул рукой с телефоном.
       Он направился опять к пристани. Я не шевелилась, дав ему побегать вокруг кафе и раз пятьдесят заглянуть в него, набегаться в обоих направлениях по асфальтовой дороге и даже опозориться, наполнив осенний лес криками сначала " А что я сказал?", потом "Извини!", и вернувшись к в раннем детстве заветному и безотказно срабатывающему с мамой "Я больше так не буду!".
       Мне стало его жаль. Но я тут же представила себе мокрый канат, не пролезающий в металическую петлю. Преследуемая этим видением, не взирая на жалость, рискуя належать себе воспаление мочевого пузыря, я не подавала голоса.
       Когда Яри скрылся из виду окончательно (или по-крайней мере долго не показывался) я вылезла из своих траншей борьбы за "право лежать на палубе в бикини и парео и не выслушивать недостойных истинного джентельмена воплей" и пошла прочь от пристани, в надежде наткнуться на какой-нибудь очаг цивилизации, и на этот раз негодуя на свою забывчивость с батарейками телефона.
       Впрочем, через несколько километров меня догнал какой-то добрый селянин и к остановке городского автобуса я гордо подъехала, восседая на новеньком немецком тракторе.
      
       Наше очередное дамское собрание происходило в небольшом ресторане, отделанном под Испанию. Белые стены, лесенки, небольшие кабинетики - всё было бы уютно и замечательно, если бы из окон было видно солнечное море, в то время как они были наглухо закрыты ставнями, отчего сосдавалось впечатление, как при игре в ралли на экране телевизора - вроде бы всё по-настоящему, а всё-таки что-то не то.
       - Видели бы вы физиономию этого фермера, когда он меня увидел, - рассказывала я девочкам историю о своём бегстве с белоснежной яхты. - Сзади-то мой костюм был вполне ничего, а вот когда я развернулась, то стал виден и перед, с присохшими листьями, весь в грязи, как будто я проползла на животе по мхам и болотам от Камбоджии до Норвегии.
       - Отошел?- спросила, вздыхая, Люба.
       - Кто?
       - Ни кто, а что. Костюм! Не фермер же ...
       - Не знаю, честно говоря, после этой поезки на на него даже смотреть не хочу. Видимо, мне не подходят яхты. И вообще я воду не люблю.
       - Ну ничего, - утешила меня Валери. - Ведь есть ещё парашюты, прышки бенджи, автогонки.
       Очень интересно, а как бы ты умудрилась познакомиться с известным автогонщиком?
       Я задумалась. Люба смотрела на меня с нескрываемым ужасом и заметно было, что она пинает под столом Валери в ногу.
       - Одна из лучших моих особенностей, несомненно, заслуживающая особенной оценки, это моё умение трезво оценивать свои возможности.
       Валери хихикнула:
       - Что же Вам, девушка, на гонщика-то не потянуть?
       - Отчего же? Гонщики - это те же мужчины. - мне вспомнилось как Кими и Яри одинаково теребят свои уши. - Дело в другом.
       Девочки заинтересовались.
       - Журналисты. Папарацци.
       - Что?
       - Ну поймите, прихожу я с вами в роскошный ночной клуб. Вспышки фотокамер, суета. На следующий день все газеты мира пестрят заголовками "Жена известного гонщика красавица Ольга Фенколли появилась в блистательном баре с двумя толстыми, страшными и дурно одетыми женщинами" ... А я к вам так привязана ...
       - СВИНЬЯ!
      
       Глава тринадцатая
      
       В офисе делать было особо нечего, но я решила немного посидеть в спокойствии перед очередным переводом. Клиент с финской стороны был не из лёгких, надо было морально подготовиться к переговорам.
       В мою каморку заглянула Бетта. Она была чем-то взволнована, щёки у неё раскраснелись, кудри растрепались и в глазах был блеск, как у охотничьей собаки, напавшей на след жирной куропатки.
       Ни слова не говоря она положила мне на стол распечатанную на нашем чёрно-белом допотопном принтере фотографию, затем отошла назад, облокотилась о дверной проём и сложила руки на груди, как бы желая полюбоваться моей реакцией с порядочного расстояния для усиления ощущений.
       На листке был изображен молодой человек именно с такой внешностью, которая заставляет краснеть щёки и растрёпываться кудри таких юных созданий, как наша Бетта.
       - Ничего, - ответила я. - Но ты же знаешь наш принтер. К нам из соседнего офиса одна бухгалтерша всё время ходит свои фотографии распечатывать. Она на них получается на несколько десятков лет моложе и в несколько раз тоньше.
       - На компьюторе-то видно лучше, - резонно заметила Бетта.
       - Что ты будешь с ним делать? У тебя же есть с кем из-за одеяла сцепиться.
       - Да ничего я не буду с ним делать. Он из портала с объявлениями о знакомствах. У меня все подружки теперь целыми днями объявления рассматривают. Это же так забавно! А многие даже ходят на свидания! Некоторые даже начинают встречаться.
       - А некоторые даже просыпаются с ножом в горле после бурной ночи с таким вот возлюбленным, оказавшимся маньяком. Отстань, я ни с кем через Интернет знакомиться не собираюсь. Возиться с этими дурацкими анкетами, а потом ещё распутываться с этими либо большей частью женатыми, либо никому не нужными идиотами.
       - А ты когда-нибудь пробовала? - осведомилась Бетта.
       - Нет и не намерена впреть. Я себя ещё уважаю.
       Бетта напрягла лоб. Из моего высказавания было видно, что она-то как раз себя и не уважает.
       - Как хочешь. Я просто подумала, что это всё-таки намного легче и дешевле, чем записываться на курсы кораблевождения.
       Это был очень веский аргумент. Особенно насчёт дешевле.
       - Ну ладно, давай адрес. Через компьютор же они не нападут.
       - Имя только настоящее не указывай, - предупредила Бетта.
       - И в мыслях не было, - ответила я.
       Бетта убежала к себе, а я открыла нужную страницу и занялась очень интересным делом - выдумыванием себе имени.
      
       На переговорах я была крайне рассеянной и сидела, как на иголках. Мы с Бетой состряпали мне так называемый "профиль" на сайте знакомств и по-словам Бетты, результаты могли начать поступать незамедлительно.
       К тому же финский представитель, как я уже Вам нажаловалась, был не из лёгких. Это был молодой и необыкновенно ретивый молодой человек, стремившийся во что бы это не стало выслужиться перед начальством и сделать головокружительную карьеру. Такими нетерпеливыми юношами, с осветлёнными загелеными хохолками надо лбом, который по их мнению, делает их похожими на европейских бизнесменов, (в то время как они больше похожи с ним на финских продавцов сотовой связи) забиты всевозможные конторы поменьше, где на честолюбии юнцов пытаются нажиться, экономя на их зарплате.
       Янни был именно из их числа. Самой большой проблемой его было то, что он всё знал о бизнесе. Мне, тёмной женщине из недоразвитой страны, он всё время считал своим долгом напомнить, насколько я несведуща в международных торговых отношениях. Фирма, где это чудо работало, только начала выходить на российский рынок и его начальник платил мне за консультации по-налаживанию контактов с русскими бизнесменами и за переводы на различных переговорах, но Янни абсолютно моих советов не слушал, вследствии чего я твёрдо решила горло себе не рвать и заняться только переводами.
       В составе русской делегации был директор большого завода, его помощник и невзрачная маленькая женщина, как нам объяснили, секретарь. На типичную русскую секретаршу она была совершенно не похожа - отсутствовала объёмистая грудь, обесцвеченные длинные кудрояшки и длинные ноги, сразу над которыми обычно торчали два глаза, отличающиеся первозданной тупостью. Судя по умненьким глазкам дамы и по тому, с какой внимательностью она вслушивалась в незнакомую для неё, как казалось бы, речь, это была одна из выпускниц Петербургского университета, защитившая диплом по финно-угорским языкам и из-за сильной нужды сопровождавшая подобного рода поездки в качестве "шпиона", задача которого слушать, что говорят между собой финны и записывать в тетрадочку.
       Я тихонько шепнула Янни:
       - Не молоти языком! Нас явно понимают.
       - Детский сад! У тебя мания преследования, - гордо бросил мне Янни, не поворачивая в мою сторону головы.
       - От моей мании преследования твоя фирма не так пострадает, как от твоей мании величия!- огрызнулась я в ответ.
       Тётенька вытянула шею в нашем направлении.
       Мы расселись после положенных приветствий за столом переговоров. Янни, как всегда с русскими, начал вести себя полуразвязно и полуснисходительно, как чванливый представитель высокоцивилизованной страны, собирающийся выменять на стеклянные бусы у дикарей бриллианты и золото. Русский директор нахмурился. Этому пятидесятилетнему господину, имевшего в Москве несколько собственных домов и строившему себе замок на Волге совсем не нравился тон этого "успешного европейского бизнесмена". Я тяжело вздохнула. Учить Янни чему-либо было абсолютно бесполезно.
       Тётенька тоже вздохнула и достала из огромной сумки тетрадку, подтвердив мои худшие опасения. У нормальных русских секретарш на переговорах были не затёртые тетрадки, а роскошные календари в солидных переплётах. И самое большее, чем они заполняли эти календари во время переговоров, было рисование цветочков от скуки. Более развитым доверялось заполнение расписания своего начальника. В России до сих пор великолепно работает правило по-приему на работу секретарш, описанное в одном русском анекдоте: начальник выкладывает на стол перед юной кандидаткой на должность секретаря купальник размера ХХС и бросает " Заполните!".
       Я решила проверить тетку. В процессе переговоров шла речь об одном заказе, стоимость которого была бы для русских двести пятьдесят тысяч евро. Я нарочно перевела эту сумму, как двести девяносто. Тётка беспокойно завозилась и начала беспомощно оглядываться на своего босса, с одной стороны терзаемая необходимостью внести поправку, а с другой стороны не решавшаяся нарушить запрет на выявление собственных языковых способностей.
       Я извинилась и уточнила перевод. Всё ясно.
       В перерыве я взяла Янни за рукав.
       - Давай ты всё-таки научишься вести себя на переговорах. Это не тупые жители медвежьей берлоги, это люди, видевшие мир и настоящих бизнесменов: американских, немецких шведских и финских - нормальных финских деловых людей. Не вертись. Не подпрыгивай, оставь в покое свой хохолок - директор несомненно гетеро. Если ты не хочешь чтобы они что-то услышали, просто не говори этого, потому что все твои идиотские "не переводи" эта тётенька записывает в тетрадочку.
       Янни был глубоко оскорблён и смотрел на меня с нескрываемым презрением. Больше всего он обиделся за свой роскошный хохолок, который он сам любил ни с чем ни сравнимой любовью. Мы, как всегда, сцепились.
       - А что ты сама знаешь о международном бизнессе? Ты училась в высшей торговой школе Хельсинки?
       - Нет, и знаешь, наверное твоему боссу лучше взять консультанта, который там учился. Этот консультант наверняка вызубрил всю историю России и непоколебимо уверен, что русским женщинам на переговорах не жмут руку. Этого же для успешного ведения бизнеса достаточно.
       Янни надулся, действительно негодуя на своего начальника, заключившего договор со мной. По его насквозь читаемой физиономии было написано: вот когда я буду начальником, эта глупая русская, не умеющая разглядеть всего Янниного ума и величия не получит в нашей фирме ни одного заказа! Пусть идёт в стриптиз-бар!
       На переговорах он вёл себя в дальнейшем ещё более высокомерно, всё время играя роль успешного американского бизнесмена, явно представляя себя Ричардом Гиром.
       Терпение русского директора начало иссякать.
       - Ну, на этом наши ... э-э-э-э-э ... предварительные преговоры мы могли бы и закончить, - не смог больше выдержат Янниного кривляния русский директор. - Встретимся в вашим боссом - и будем говорить о серьёзных вещах.
       Я давно не преводила ничего с таким удовольствием, как это высказывание для Янни. Он обиделся так, что на следующие полчаса оставил свой хохолок и Высшую Торговую школу Хельсинки в покое.
      
       После переговоров Янни предложил вниманию гостей лично им составленную культурную программу. Вместо моего предложения отправиться с ними на машине фирмы по центру города и не загружать их головы лишней информацией, а лучше поскорее накормить в хорошем ресторане, Янни развернулся на полную катушку и проявил немало энтузиазма и изобретательности.
       Нас таскали по серому, дождливому центру, невзирая на тоскливые взгляды русской группы в сторону гостеприимных огней "Стокмана", мимо которого, кстати говоря, мы проехали раз девять. Пиком Яриного триумфа было восхождение на вышку Стадиона города Хельсинки, естественно без лифта, чтобы за время подъёма иностранные гости могли на собственных ногах ощутить высоту сооружения и проникнуться великим уважением к нации, столь высокую башню воздвигшей.
       Толстый русский директор, чей большой красный нос выдавал в своём владельце любителя доброго виски и пациента с высоким давлением, начал пыхтеть, как старый паровоз уже после первых лестничных пролётов. Ему явно не доставляло никакого удовольствия созерцать, как спортивный и юный Янни, тренирующийся несколько раз в неделю в тренажёрном зале, легко взбегает вверх по ступенькам с выражением "а вот и не догонишь" на лице. Все мы остальные тоже тащились нахмуренные - затея Янни на спортивные подвиги нас вовсе не воодушевляла.
       Когда мы наконец вползли наверх, я посмотрела на директора и поняла, что скоро надо будет вызывать вертолёт скорой помощи. Он шумно дышал, а глаза его налились кровью и выкатились. Наверх он влез, видимо, из-за нежелания обидеть гостеприимного хозяина, а также из чисто мужского нежелания показать себя старым и неспортивным.
       Он нервно ухватился за перила балкончика и начал взирать с высоты башни (на такую длину финский спортсмен метнул на какой-то Олимпиаде копьё и по-нашему общему мнению в тот момент, мог бы так и не стараться) на серые железные крыши района Тёёллё.
       - А я слышал, что Финляндия - страна тысячи озёр, - задумчиво вымолвил наконец он.
       Янни выглядел немного сконфуженным. Даже несмотря на свою слоновью самоуверенность он не мог не заметить, что гости смотрят на него с заметным раздражением.
       Он беспомощно посмотрел на меня, как маленький мальчик, расковырявший нос до крови и бегущей к маме с вопросом что же ему теперь делать.
       - Есть и немедленно, - приказала я. - Ты какой ресторан заказал?
       Я навела заранее справки о составе российской делегации и предложила заказать ресторан дорогой и консервативный. Такие толстые русские дядьки не любят новомодных холодно-стильных ресторанов, где надо самому доставать ножи и вилки из выставленных на столе ваз и они чувствуют себя на модных высоких табуретках, как первый на деревне жирный петух, пытающийся не теряя изящества и величия устроиться на зубочистке.
       - Японский.
       - И-ди-от! - прошипела я. И зловредно добавила:
       - Я позвоню Юкке и всё про тебя расскажу!
       Юкка был начальником Янни, умненький, хитренький невысокий мужчина средних лет, всегда неимоверно занятый. Только его занятостью и возможно объяснить тот факт, что глупого Янни ещё не выкинули из фирмы. Ему некогда было познакомиться с блестящими способностями юнца как следует.
       На мой перевод о японском ресторане директор взорвался:
       - Нас таскали два с половиной часа по сырости, а теперь ведут сырых лягушек есть, - познания директора в области японской кулинарии не отличались точностью. - Да там и порции с гулькин нос! А я голодный! - прибавил он жалостливо.
       Не слушая лепет Янни о несовременности русских нравов и невозможности заниматься с русскими цивилизованным бизнесом (что уже клевавшая носом тётечка старательно записывала в своей тетрадке, пристроив её на свои колени в машине) я распорядилась развернуть машину на 180 градусов и ехать в русский ресторан.
       Очутившись за накрытым столом, с белоснежной скатертью и серебрянными приборами с витиеватыми орнаментами, увидев официанта в белоснежной рубашке и в бабочке, русская делегация облегчённо вздохнула. С меню на русском языке тоже проблем не было, но Янни и здесь чуть всё не испортил.
       В российских ресторанах салат это чаще всего небольшая закуска, предшествующая еде. В Финляндии же это обычно отдельное и весьма большое блюдо. Директор заказал салат, суп и, к огромному удивлению Янни, ещё и горячее блюдо.
       - Он же всё это не съест! - возмутился Янни.
       Я объяснила ему разницу в системе общественного питания двух стран, но он протестовал.
       - Переведи ему, что здесь это большие отдельные блюда.
       - Не переведу. Сиди и молчи.
       - Тебе платят за то, чтобы ты переводила!
       Я готова была вцепиться Янни в его загеленные волосы. Я очень хорошо знала, как важен был этот контакт для Юкки и твёрдо решила не переводить. Впрочем, тётенька всё поняла.
       Я честно посмотрела в глаза русскому директору:
       - У Янни начинается грипп. У него, наверное, уже температура и ему лучше уехать домой, чтобы нас всех не заражать. Отпустим?
       Директор облегчённо вздохнул, поднялся из-за стола и начал жать руку Янни и похлопывать его по плечу. Юнец обалдело смотрел на директора.
       - А ему и правда не здоровится, - директор истолковал оторопевшую физиономию нашего Ричарда Гира по-своему.
       - Вали отсюда, я сказала, что ты болен и уходишь, - грубо шикнула я на Яри. - Я ими займусь и отвезу в гостиницу.
       Янни бросил на меня злобный взгляд, но не придумал, как ему лучше поступить, и к всеобщему облегчению удалился.
       Забегая вперёд, должна сказать, что в способностях директора он жестоко ошибся. Директор управился не только со всем заказанным, а ещё и в качестве десерта отведал тортика.
       Надо было что-то делать с записями Янниных " непереводилок". Я долго пыталась встретиться глазами со шпионкой и, наконец, мне это удалось. В её взгляде был очень весёлый понимающий огонёк.
       Я посмотрела на неё умоляюще, сдвинув бровки домиком. Усталая дама всё поняла, выразительно покосилась на подвыпившего и сытого директора, из чего стало ясно, как этот жадный, видимо, хряк ей надоел.
       Она кивнула слегка головой, а я тоже слегка кивнула ей, поблагодарив за услугу. Надеюсь, Вы понимаете, за какую.
       Овладеть такими средствами контакта с русскими в Высшей Торговой школе города Хельсинки вряд ли удастся.
      
       Глава четырнадцатая
      
       Дома, едва сняв пальто и запихав наскоро в Лизкин разинутый голодный рот какую-то еду я пристроилась к компьютеру. На моё объявление в течении нескольких часов ответили пятнадцать человек!
       Голова моя закружилась от наличия такого количества свободных и интересных во многих отношениях мужчин. Однако чем больше я вчитывалась в объявления, тем больше улетучивался мой энтузиазм.
       " Полицейский, 32 года, ненавидит насилие и готов бить морду всякому, кто совершает насильственные действия. Увлечения тренажёрный зал и пробежки. В женщинах ценит женственность, мягкость и беззащитность, а также умение готовить". Ага, чтоб сдачи не дала и месила протеиновые коктейли. Нет, спасибо!
       "Специалист по компьютерам, 46 лет, маленький, лысый, но очень добрый. Увлечение - компьютер, компьютерные игры, вертуальеое общение, чаты ...". Ясно, виртуальный секс и виртуальная зарплата. "В женщине ценит женственность, мягкость, понимание и умение готовить". Значит самому уже лень зад оторвать от компьютера, чтобы пиццу разогреть.
       Чем больше я читала известий, тем больше разочаровывалась. Но, обнаружив всё-таки два вполне интересных объявления, я поняла, что этот процесс не из лёгких и требует необыкновенного терпения, как, например, у ловца жемчуга. Надо набрать в лёгкие побольше воздуха, нырнуть и выхватить из песка как раз ту раковину, в которую и заключена драгоценная жемчужина, достав которую, сразу разбогатеешь, так что потом нырять уже не надо. Ну разве что для поддержки формы.
       Воодушевившись, я настрочила два ответа. Казалось, что кандидаты в женихи сидели не отходя от своих компьютеров, так как они сразу ответили тоже.
       Вечер и полночи прошли в приятной переписке, так что на следующий день в офисе я выглядела более чем странно. Невыспавшаяся опухшая физиономия, мешки под глазами, а в самих глазах., покрасневших от компьютера, лихорадочный блеск, как у сыщика, напавшего на след давно и успешно скрывающегося преступника.
       Бетта вошла и поняла всё сразу.
       - Ты никак начала отвечать? - удивлённо спросила она.
       - Конечно, а зачем же вешать свои объявления, если потом не отвечать?
       Оказалось, что не всё так просто, а я ещё всего-навсего жалкий дилетант в вопросах интернетного знакомства.
       На первые послания отвечать даже не стоит, потому что по большей части их строчат безнадёжные случаи, сидящие днями и ночами в сети и жадно кидающиеся на каждый новый профиль. Ага, вот почему они сразу ответили! Более того, они строчат совершенно кому попало и часто копируют собственные глубокомысленные творения, меняя только адрес дамы сердца. Кроме того, переписка по ночам с десятком незнакомых дам одновременно не свидетельствует о наличии у кандидата какой-либо постоянной деятельности, приносящей стабильный доход, что тоже не говорит в пользу сего кандидата.
       Настоящие, заслуживающие внимания ответы, по-словам Бетты, начинают приходить по вечерам через несколько дней после опубликования анкеты. Самые достойные внимания особи написали Бетте через неделю. Это занимающиеся нормальной, дневной работой далеко не безнадёжные мужчины, которые действительно читают анкеты, размышляют, стоит ли какой-либо даме писать и даже думают, что пишут. Часто в эту компанию может затесаться только что брошенный обеспеченный алкоголик, которому надо кому-нибудь выговориться, но такого легко распознать по длинным запутанным письмам, в которых он сам себе противоречит и вопросы рассматривает очень высокие и философские. К тому же он может довольно быстро пропасть, что означает, что он скорее всего заснул у компьютера.
       Особое внимание надо обратить, по мнению Бетты на так называемых "многожёнцев". Это желающие поразвлечься или страдающие от давления своего гиперфорированного инстинкта размножения мужчины, которые заводят бесчисленных подружек в Сети и за её пределами. Главное их обнаруживающее обстоятельство - это неназывание имени оппонента. Обычно это "привет" в начале, а в дальнейшем "милочка", "деточка" и т.д.. Так же такого героя-любовника легко распознать, вывесив ещё один профиль, например, с другими увлечениями и другим родом деятельности, на который такой дурак незамедлительно начнёт высылать своих "милочек" и "деток".
       Мне стало от прочитанной Беттой лекцией тоскливо. Уж лучше навигационные курсы ... или вот курсы по управлению частными самолётами ...
       Я с трудом вытолкала разошедшуюся Бетту за дверь и погрузилась в размышления. Подумав, я распечатала на принтере все характеристики ответивших мне кандидатов с фотографиями и без таковых. Затем я разложила их все на рабочем столе и позвала Бетту назад. Мы выпили кофейку-чайку с печеньем, вздохнули и с новыми силами приступили к разборке кандидатов.
       Видимо, мы очень галдели, потому что через некоторое время Артури тихонечко приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Он увидел двух своих раскрасневшихся коллег женского пола и кабинет, стол и большая часть пола были завалены листами с фотографиями самых разнообразных представителей сильной половины человечества.
       - Что здесь происходит? - удивлённо спросил Артури, очки которого даже подпрыгнули от изумления.
       - Естественный отбор, - жестко и решительно ответила ему я.
      
       Глава четырнадцатая
      
       В ту неделю на меня неожиданно навалилась масса заказов, чему я страшно обрадовалась, учитывая наш "лошадиный вопрос". Я уже вдоволь наигралась в знакомства в Интернете и даже уже успела обо всём этом хорошенько позабыть, когда сидя с любимой поросячьей чашкой в своём кабинетике и переводя дух после многотрудной недели, я решила из чистого люботпытства заглянуть в свой "нелегальный" почтовый ящик и нашла там завалявшийся э-мэйл. Открыла и прочитала вначале ничем не примечательный ответ сорокапятилетнего мужчины. Интересная работа, спорт, разведён, трое детей ... Ого! Какой плодовитый. И вдруг, в описании достоинств, которыми должна обладать искомая дама сердца, фраза: "Ничто обычное не может меня заинтересовать".
       Гениально! Что там девочки говорили о том, что я не устрою обычного мужчину? Это же просто для меня.
       Я тут же написала ответ и уже на другой день Бетта подскакивала от нетерпения, пока я открывала ей электронную почту с фотографией моего адресата.
       - Ничего, - одобрительно кивнула Бетта. - Только уж какой-то слишком самодовольный...
       На небольшом снимке спортивно-элегантный джентельмен в черном кожаном полупальто стоял где-то на открытом месте, на сильном ветру, что делало его мужественным викингом, не боящимся бури, хотя если бы я тогда присмотрелась к фотографии повнимательнее, она больше напомнила бы мне съёмки рекламы шампуня для волос, где известная фотомодель обдувается фенами, для создания свободного и возбуждающего вида.
       Но так или иначе, он мне чем-то понравился и, видимо, моя славянская физиономия произвела на него благоприятное впечатление, потому что на той же неделе я стучала каблуками по направлению к "Стринбергу". Там на втором этаже есть очень стильный бар, уставленный от пола до потолка книжными шкафами и обслуживаемый иностранными официантами мужского пола, с внешностью и улыбками которых надо смело ехать в Париж и становиться лицами (или другими частями тела) известнейших фирм. Там у нас была назначена встреча с Ари.
      
       Я прибыла в вышеуказанный бар и начала готовиться к свиданию - Ари меня действительно заинтересовал, тут уже и речи не шло о некрасивом пожирании тортов. Необыкновенно полезные инструкции насчет первого свидания Вы всегда найдете во всех женских журналах, но только один из них - русский "Космополитан" - непотопляемый флагман в бушующем море всевозможных теорий об отношениях между мужчиной и женщиной. Это пятисотстраничное (!) ежемесячное издание дает ответы абсолютно на все важнейшие вопросы, возникающие в связи с первым свиданием: Опоздать или нет? Можно ли одеть кофточку с рисунком под леопарда? Распустить волосы или собрать их на затылке в хвост? О чем говорить и о чем молчать, как партизан? А главное - все это с точки зрения мужчин. Я всегда прихожу в ужас при мысле о том, сколько непоправимых ошибок я бы наделала в сфере общения с противоположным полом, если бы не была так основательно подкована теоретически. Конечно, многие замечательные советы не применимы для финских мужчин. Если я кокетливо уроню перчатку (чтобы Он наклонился и увидел вблизи мои стройные ножки и безупречный педикюр), то скорее всего, тяжело пыхтя полезу за ней под стол сама, финский кавалер же в лучшем случае догадается ногой пододвинуть ее к даме поближе. Так же неприменимы на данной местности некоторые не менее ценные советы о том, как познакомиться с мужчиной мечты. Например, подойти к нему небрежно покачивающейся походкой в кафе и спросить:
       - А Вы знаете, что говорят о мужчинах, держащих чашку кофе в правой руке?
       - Что?- заинтересованно спросит незнакомец.
       - А вот это я Вам расскажу завтра, в семь вечера, в этом же кафе, за этим же столиком. До встречи!
       И изящно удалиться, помахивая шарфиком, завязанным на кисти руки.
       Если произвести такой маневр с финном, ему скорее всего на ум придут два варианта:
        -- Она только что вышла из психиатрической больницы на поруки общественного комитета.
        -- Она решила подзаработать.
       Однако я опять отвлеклась. Итак, я внимательно оглядела поле боя и обратила свое внимание на уютный уголок с мягкими диванами. Туда я гордо прошествовала и уселась в позе кинозвезды на одном из этих диванов, подальше от безжалостных предателей - ламп дневного света и поближе к уютному торшеру с оранжевым абажуром. Это совсем не значит, что я так страшна или неуверенна себе. Нет ничего плохого, если женщина стремится преподнести себя в лучшем свете. Ведь даже великие актрисы давали себя фотографировать только в строго определенных ракурсах.
       Итак - с позой все в порядке, с освещением тоже. Красивые женщины нигде поблизости не сидят. Тушь не потекла. Помада не скатилась в складки губ. Вот только спина немного ноет от напряжения. Положение изящное, но не из удобных.
       Я оглянулась по сторонам. Он вполне уже мог бы и придти. Кроме спины начала ныть изящно наклоненная под определенным градусом правая нога.
       На ум пришла Лизка - это поколение раскорячиваться в углу под торшером не будет. Плюхнется на стул перед стойкой бара и почешет затылок. А то еще и зевнет, как корова на лугу, не прикрыв рта...
      
       Наконец мой "виртуальный" знакомый появился. Он так эффектно вошел в бар, что я сразу заподозрила - он читает те же журналы, что и я. Небрежно-горделиво "внес" себя и остановился ровно посередине зала, одновременно отыскивая глазами меня и наслаждаясь заинтересованными взглядами посетителей в свою сторону. Несмотря на его царственное появление я сразу отметила, что на снимке он был значительно интереснее. Но кто же устоит от искушения отправить незнакомой даме фотографию, где он не совсем похож сам на себя, но зато выглядит чуть-чуть посимпатичнее?
       Моего нового знакомого даже при очень сильном желании нельзя было назвать красавцем, но он, очевидно, давно понял, что, в отличие от женщины, мужчине намного легче стать красивым или по-крайней мере приятным на вид. Для этого нужны: спортивный зал, хороший парикмахер и, главное, шарм, которым матушка-природа, к сожалению, наделяет далеко не всех. Так что бесцветные глаза и неправильные черты лица мужчину не портили, а маленький шрам на щеке придавал его персоне мужественности и загадочности.
       Незнакомец приблизился ко мне, внимательно посмотрел на свою новую знакомую и мягким, как кошачья лапка, голосом выдал фразу ничем не примечательную, которой однако глаза его, томно прищуренные, невинным взглядом нильского крокодила на меня смотрящие, придали особенный, глубокий смысл:
       - Ты, наверное, и есть ... Ольга?
       Я ничуть не была бы удивлена, если бы он после этого мяукнул.
       Где-то через пару недель после знакомства с Ари, я появилась перед сидящими в кафе на Эспланади Любой и Валери и, встав поэффектнее, радостно провозгласила:
       - Произошла потрясающая вещь - я умудрилась найти финского метросексуала!
       По какой-то совершенно непонятной для меня причине, новость моя восторгов со стороны слушателей не вызвала. Все время настаивающие на моем остепенении девочки вдруг возненавидели моего нового поклонника, ещё не видя его и почти ничего о нём не зная.
       Валери, облив презрением мой искуственный загар (не может же подружка метросексуала появиться на людях бледной, как поганка), смотрела на меня с такой укоризной, что я предпочла засунуть нос поглубже в огромный коктейль и безнадёжно пыталась найти убежище от её взглядов за маленьким коктейльным зонтиком.
       Люба бросила веером на стол принесённые мне девочкам наши с Ари фотографии, как следователь уголовного отдела выкладывает перед преступником неотрицаемые документы с местами бандитских явок.
       - Зачем тебе, объясни на милость, этот сноб? - возмущалась Люба, не обладавшая силой взгляда Валери, но имеющая весьма завидный по силе голос, благодаря чему на нас всё время оглядывались посетители кафе.
       - Он не сноб, то есть, конечно отчасти сноб, но ему есть чем гордиться ... он за собой следит, начитанный и ... заведует отделом во вполне солидной фирме ...
       - Чем ему гордиться? Мышцы как болван качает, в солярии лежит, сидит в конторе, бумажки перекладывает, двадцать раз женился ...детей наплодил! Дети ... это же гемморой! - с чувством выдала Люба.
       - Спасибо, - сквозь зубы ответила я.
       - Да не твои дети, а дети твоего мужика, ведь что ты сама по-телефону про прошлые выходные рассказывала.
       Это была правда. На прошлых выходных мы отправились погостить вместе с Лизкой у Ари. Честно говоря, я ждала понедельника, как спасения и ввалившись к себе в офис закрыла дверь изнутри на ключ, чтобы по-крайней мере пару часов никого не видеть. Кроме троих, вполне симпатичных и воспитанных детей Ари, двое из которых были девочки девяти и восьми лет и мальчик двенадцати, и Лизки, в двухэтажную квартиру моего нового поклонника набежало не меньше шести-семи соседских детишек, так как каждый из наших детей отстаивал право привести в гости по-крайней мере двоих своих друзей. В новом районе, где жил Ари, было огромное количество молодых семей, так что в приятелях недостатка не было. Мы с Ари наступали на кубики "Лего", бранясь и подпрыгивая, готовили еду в чём-то похожем на котёл, как в средневековой семье и вскрикивали от ужаса, когда на нас из-за угла наскакивал чей-то отпрыск, изображающий трёхглавого пса из "Гарри Поттера".
       - Как в еврейском анекдоте, - прищурилась вредная Валери. - "Сара! Сара! Беги скорее в гостинную! Там твои и мои дети наших детей бьют."
       - А его ухоженность! - продолжала Люба. - Он у тебя ещё косметику не потаскивает потихоньку?
       - Они красятся вместе у трюмо, оддалживая друг у друга карандаш для губ, - закатив глаза жеманно пропела Валери. - Идилия...
       - Волосы осветлены пёрышками! Представляешь, чтобы нормальный, зрелый мужик в его возрасте до такого додумался? Твой папа такое бы сделал? - вопила Люба тыкая в фотографии своим пальчиком с безупречным маникюром.
       Я действительно не могла себе представить своего папу с осветлёнными пёрышками, вставал существенный вопрос: а свою аристократическую бороду ему бы тоже пришлось мелировать?
       - Ты здесь посреди леса, матушка, начала отставать от веяний современности. Я же говорю - Ари - метросексуал. Ты знаешь, кто это такой? - ехидно спросила я у Любки.
       - Да мы прекрасно знаем, кто такие метросексуалы, - Валери решила отвечать и за себя, и за Любу. - Но надо помнить, что Финляндия страна не совсем обычная, в ней каждое новшество искажается, как в кривом зеркале, под самым неожиданным углом. Твой финский метросексуал, например, может выщипывать брови, но никакая сила не заставит его писать в туалете с закрытой дверью. Чем типичнее финн - тем он безопаснее. От него знаешь, чего ждать и в нём очень трудно разочароваться. Потому что о нём очень трудно невесть что навоображать.
       - Он никогда ... - бойко начала я.
       - Подробности мочеиспускания твоего поклонника меня не интересуют, - Валери сделала категоричный жест рукой, не желая выслушать речь защиты. - Ну а что ты сама говоришь насчёт его тренировок и витаминов?
       - А что тебе в витаминах-то не нравится? - возмутилась я.
       Ари очень следил за тем, чтобы еда была полноценной и питательной, из мясных продуктов ел только курицу и рыбу, а жиры употреблял исключительно в растительном виде. И крепко рассердился, когда на выходных я вылила в салат его годовую норму растительного масла.
       - Сколько ты говорила различных биологических добавок этот мутант закладывает в рот перед завтраком? - осведомилась Валери.
       - Не знаю, где-то, наверное, штук двадцать.
       Действительно, Ари перед завтраком достал из кухонного шкафчика целую батарею разноцветных баночек и аккуратно начал выкладывать на стол из каждой рассчитанное число пилюлек и капсул. Увидя моё удивлённое лицо он охотно, с любовью, начал пояснять свои манипуляции:
       - Здесь кальций, здесь витамины, это для укрепления зубов, это для блеска волос ...
       Тогда мне еще представился Ари, по какой-то причине не получивший необходимых его организму веществ. Беззубый, лысый, на слабых ногах, неподкреплённых выжимкой из лопуховой кислоты БР-259, со здувшимися мышцами ... Фу!
       Но нельзя же так нападать на человека, который всего навсего старается за собой следить.
       - Вот что делает зависть, - строго погрозила я пальчиком Любе. - Ты вынимаешь своего мужа из свитера прежде чем положить туда нафталин или он даже не замечает твоих манипуляций?
       Люба громко фыркнула и отвернулась.
      
       Мы сидели у Ари в гостинной, обставленой необыкновенно стильно, с претензией на руку дизайнера. Чувствовалось, что если я спрошу хозяина этой квартиры, что такое "эклектика", он не скажет, что это такое пирожное или заболевание.
       Ари достал гору альбомов с фотографиями, намереваясь продемонстрировать мне свои путешествия по разным странам, которых он, по его словам делает немало.
       Я радостно уселась возле него, напоминая вертлявого, непоседливого щенка, старающегося в угоду хозяину усидеть на месте и не вилять беспрестанно хвостом от восторга.
       Усевшись, я прижалась к Ари поближе и он положил мне на плечи свою налитую тяжестью тренированную руку. Тяжесть была весьма ощутимой, но приятной.
       Забегая вперед скажу, что заморских пейзажей в альбомах было немного. Да и те, что были, трудно рассматривались из-за находящихся на переднем плане самых разнообразных персон. Таких, например, как сам Ари, в основном обнаженный до пояса или запечатленный крупным планом с обязательным эффектом "обдувания". Или его детки, снятые, впрочем, как-то вскользь, второпях, между фотосессиями их загорелого папочки. Или ...
       ... Для начала он продемонстрировал мне альбом с фотографиями своей первой жены, почти никому не известной актрисы, постоянно подчёркивая, что она совсем не толстая, просто так получилась почему-то на фотографии. Я без особого интереса разглядывала снимки удостоившейся называться женой Ари. Тётка как тётка, честно говоря ...
       - А почему вы, кстати, расстались? - спросила я и тут же сама ужаснулась своей неделикатности.
       - О эта долгая история. Сначала всё было нормально, но потом мне понравилась одна женщина ... ну а потом ей понравился один знакомый ... да тут ещё, пока я ушёл к понравившейся женщине у нас с женой родился ребёнок.
       - Как же он у вас родился, если ты ушёл к понравившейся женщине? - законно, но очень наивно удивилась я.
       Ари посмотрел на меня, как на маленького назойливого ребёнка, который влез во взрослые дела и канючит: "Папа, ну скажи! Па-а-а-а-апа, ну скажи!".
       - Ну я не совсем к ней ушёл. То есть ушёл, но потом вернулся несколько раз, и когда жена начала встречаться с одним моим знакомым, не с тем, что ей вначале понравился, а с другим, неухоженным таким и толстым, тогда я всё-таки опять ушёл, но тоже ещё не совсем.
       Ари основательно запутался, совсем ли он ушел, напоминая чеховского гимназиста с его перфектами и плюсквамперфектами.
       Я с сочувствием посмотрела на Ари. Интересно, а бедняга уверен, что эти дети все его?
       Ари с небывалым оживлением воодушевлением начал рассказывать мне о запечатлённых на фотографиях событиях, давая понять, что в генеалогическом древе их семейства так сразу не разберёшься.
       На фотографиях скучной чередой шли всё-таки толстая жена Ари, пустышки их первого ребёнка, пелёнки их первого ребёнка, развешанные для просушки в каком-то похожем на лагерь беженцев районе из шалашей, пейзаж на заднем фоне которого показывал, что данные первобытные жилища находятся где-то в Греции.
       - Ну, мы любили путешествовать по-спартански, - пояснил более чем скромные декорации семейной идилии Ари.
       Затем пошла Восточная Европа. Жена Ари, широко улыбаясь стояла на какой-то площади в Бухаресте. Жена в гостинице. По виду номера было видно, что либо они жестоко нуждались, либо Ари был жмот. Опять какой-то лагерь не то автомобилистов, не то альпинистов, не то хиппи - палатки, шатры и пелёнки второго ребенка. Ну, люди путешествуют, как могут.
       А какая же всё-таки у него тёжёлая рука. Но убрать её со своего плеча как-то неудобно, лучше немного поёрзать, сменить центр тяжести.
       Ари открыл новый альбом. Видимо, каждый альбом был аккуратно заклеен фотографиями отдельной супруги или подружки.
       Это был альбом под названием "избранное". В него Ари поместил героинь романов, видимо настолько серьёзных, что были сделаны совместные фотографии, но всё-таки недостаточно серьёзных, потому что на отдельный альбом они не тянули.
       - Это в Америке, с Сюзанной, она была из той фирмы, где я тогда работал, у нас ничего не получилось ... А это на Карибских островах с Йенни, она была секретарём ... не помню где. Она не умела себя вести на людях. А здесь мы с Арьей и Ноорой, мы вместе ездили в Турцию, я тогда начал встечаться с Арьей, она была учительница. Потом я встречался и с Ноорой, но тоже ничего не вышло. С обеими.
       Отели улучшились, пустышки исчезли. Внешние данные пассий Ари колебались между оценками "терпимо" и "с пивом потянет".
       Я всерьез задумалась - зачем он все это мне показывает? Удивить меня количеством своих сердечных побед? Показать, что не так-то легко его заполучить? Или Валери оказалась права и изысканный местный метросексуал всего навсего недостаточно воспитан?
       Тем временем Ари заботливо смахнул пыль со следующего альбома. Далее начиналась экзотическая часть Ариного архива. Деланно-наивно смотрела с фотографии юная отельная потаскушка с Ямайки. Стройная африканка демонстрировала камере упругий зад. Тоненькая китаянка, стыдливо прикрывала улыбку детской фарфоровой ладошкой.
       Рука Ари давила уже почти невыносимо. Интересно, он что, действительно какие-то гормоны ест?
       Наконец Ари достал ещё один альбом. Его героиней была моложавая особа, как и все предыдущие дамы Ари - крашенная жгучая брюнетка, к которым большинство финских мужчин испытывают трепетную привязанность, в отличие от всего мира, помешавшегося на блондинках. Она отличалась пристарстием к нарядам каких-то совершенно невообразимых депресивных цветов, начисто отсутствующих в природе. Лицо её на всех фотографиях имело выражение кислое и невыспавшееся. Она смотрела в камеру вымученно, как бы спрашивая: "Ну, снял?" и не строила камере глазки и не втягивала живот, как это обычно делают на фотографиях все нормальные женщины её возраста. По всему ее виду было видно, что Ари ей невыразимо надоел.
       - Она художница, - с почтением (впрочем не к ней, а к самому себе, отхватившему такую необыкновенную женщину) произнёс Ари. - С ней я жил и разошёлся до того, как мы с тобой познакомились. После неё у меня было несколько романов, но ничего серьёзного из них не вышло. Только еще один ребенок... Она никогда ничего не убирала и у неё были очень скандальные дети, которые дурно влияли на моих детей..
       Вот-вот, "твои и мои дети наших бьют."
       - Я настоял, чтобы они от нас переехали.
       И тут я увидела фотографию, в дальнейшем оставившую Лизку без мобильного телефона, о котором она так долго и страстно мечтала.
       Высокохудожественная подруга Ари, в ядовито-оранжевом пиджаке, с нетипичной для неё широкой улыбкой стояла на той же площади Бухареста, точь-в-точь в том самом месте, где и его первая жена.
       На какое-то мгновение комната, Ари, всё как-то странно расплылось и отодвинулось на дальний план и я ясно увидела в альбоме свою фотографию, с широкой улыбкой, на том же самом месте восточно-европейской столицы. С волосами, выкрашенными в темно-каштановый цвет!
       Тут мне захотелось сбросить с себя ставшую уже невыносимо тяжёлой, навалившуюся мне на плечи Арину руку и бежать, подальше от всех этих запутанных романов, непонятно чьих невоспитанных детей, разнокалиберных стюардесс и сосок на фоне греческих кипарисов. Но бежать я не стала. Спокойно поднявшись, без лишних объяснений я вышла в прихожую и начала натягивать на себя плащ. Ари с округленными от удивления глазами вышел посмотреть, чем я занимаюсь.
       - Ари, - без обиняков и очень серьёзно спросила я. - Кстати, а ты от неё совсем ушёл?
      
       Глава пятнадцатая
      
       Из окна моего домашнего рабочего кабинета была видна небольшая проезжая дорога, вышеупомянутая лошадиная тропа и другой дом, во дворе которого беспрестанно вопил маленький ребёнок с потрясающе развитыми для своего возраста лёгкими.
       Я сидела перед окном на стуле, на коленях у меня покоилась литровая коробка с мороженным "Мёвенпик", устроенная на подушке, чтобы коленям не было холодно, а на столе стояла изрядная батарея бутылок, в разной степени наполненных сидром.
       Я по очереди брала столовой ложкой здоровенный кусок мороженного, отправляла его в рот, какое-то время наслаждалась вкусом, а потом запивала его сидром прямо из первой попавшейся под руку бутылки. Впрочем, несколько раз я обнаруживала в этих бутылках застрявших там мух, поэтому не взирая на собственную меланхолию, всё-таки стала поглядывать на бутылки, прежде чем из них пить.
       От моей вполне стройной фигуры не осталось и следа. Я растолстела килограмм на восемь, отчасти из-за нездорового рациона, состоявшего исключительно из мороженного "Мёвенпик" и сидра, а отчасти из-за того, что мне лень было пошевельнуться.
       Я, наконец, стала настоящей гражданкой Финляндии - у меня началась депрессия.
       До финского зануды нужно было еще расти и расти, но и депрессия - значительный шаг на пути интеграции в слои местного населения.
       Началась моя меланхолия незаметно - я вдруг четко поняла, что по каким-то независящим от меня причинам нормальный муж с палочками для ходьбы мне не грозит. Нормальные мужья уже давно разобраны и мне достаются только уникальные индивидуумы, в хозяйстве никакой ценности из себя не представляющие.
       Поняв, что мне , несмотря на такой солидный возраст (32 года!) не на кого опреться ни духовно ни материально, я невольно задумалась и о материальном своем положении. Дела фирмы шатки до предела и я полностью завишу от количества клиентов. Работы нет и надежды на ее появление тоже нет. Собственности - старая стиральная машина, набор мебели из "Икеа" и резиновые сапоги в навозе. Впрочем, есть же у нас лошадь.
       А вот размышления о лошади, точнее о том, что накопленные деньги кончаются, и стали последней каплей в чаше моих невзгод, которая, переполнившись, опрокинулась, выплеснулась и застыла в форме самой отвратительной депрессии, которую только можно придумать.
       И беспрестанно капающий за окном жиденький серый дождик настроения мне не тоже улучшал.
       Когда обеспокоеные тем, что я не отвечаю на звонки девочки в нашу гостинную, куда я для разнообразия сползла вместе со своими депрессионными реквизитами, они меня не узнали. Они увидели перед собой опухшее, лохматое существо с огромным прыщом на носу и с полосами на коже от облезшего автозагара. Война с этим прыщём шла кровопролитная, но все сражения почему-то были в пользу прыща.
       - Вот, мы тебе говорили, а ты не слушала, - необыкновенно сжато и доходчиво объяснила мне причину моих неприятностей Люба.
       - Если бы она тебя всё время слушала, она бы сейчас была но восьмом месяце беременности, вынашивая обезжиренных внуков мамаше твоего знакомого, - осадила её Валери.
       - Ну, в принципе, размеров я достигла таких же, - заметила я невесело, громко икнула и принялась отдирать с руки длинную пленку средства для автозагара, остатки которого напоминали тигриные полоски.
       - А может сходим как-нибудь на дискотеку? Потанцуем? - пыталась подбодрить меня Люба.
       - Если в городе найдётся специальная дискотека для женщин, - задумчивым бесцветным голосом ответила я. - Есть же спортивные залы только для женщин - и эту замечательную идею несмешения полов надо всячески подддерживать и развивать. Школы для девочек, университеты для девочек (впрочем, там обычно и так только девочки). Отдельные кинотеатры, не показывающие спасение мира с помощью дробящего зубы противников удара ноги, где показывали бы только глубокосодержательные фильмы. Магазины, куда имели бы право входить только женщины. Банки для женщин, рестораны для женщин. И отдельные туалеты надо отстоять: красишь губы у зеркала и вынуждена слушать не самые приятные звуки ... А потом он ещё выходит из кабинки и строит глазки. И ещё улыбается ... Дискотеки для женщин, где на тебя не выльют пиво и никто не скажет тебе: "Д-дддай тел-лефон! Ик!" и не заснёт у тебя на плече после этого. Дома только для женщин. Районы, а лучше целые города. С фонтанами, парками и широкими местами для парковок. И с работающими ночью киосками с мороженым и шоколадками. А ещё лучше - целые страны только для женщин.
       - С дымящимися трубами заводов, изготовляющих вибраторы, - тихо дополнила Люба.
       Я кивнула.
       Девочки притихли и смотрели на меня со смешанным чувством ужаса и восторга. Разумность большинства моих мыслей они, судя по всему, не отрицали.
       - Ну а как на работе? - робко постаралась сменить тему Люба.
       Я воззрилась на нее с тоской - спасибо, что напомнила, лучшая подруга.
       - То есть с фирмой, - торопливо исправилась Люба.
       - Не знаю, - ответила я. - Наверное, еще не закрыли за долги.
       Тут я немножко кривила душой - я вполне могла позволить себе развалиться на балконе, потому что большинство клиентов были в отпуске, что для меня неожиданностью не было и финансовым крахом моей фирме не грозило. Но если уж взялась депресничать, надо испить страдания полной чашей.
       - Аааа... как лошадь? - уже совсем некстати осведомилась Люба.
       Я заломила руки в тоске и потянулась за одной из бутылок.
       - Слушай, Васисуалий Лоханкин, - не выдержала до этого молчавшая Валерия. - Вот ты тут сидишь, похожая на бочку с сидром, а чем занят твой ребенок?
       - В конюшне, как всегда, - махнула я рукой, на счет этого я совершенно не сомневалась. А надо бы было.
      
       Если бы я не поленилась дойти до конюшни, то увидела бы кое-что очень интересное. В загоне Стефани появилось несколько лошадиных игрушек, деньги на которые отнюдь не происходили из моего кошелька. На пони была недорогая, но новая красивая попонка, на гвозде около двери в загон висела новенькая сбруя, а сама достопочтенная наша старушка бесперебойно жевала вкусненькие лошадиные печенюшки. Но я в конюшне не показывалась и посему обо всех этих весьма подозрительных новшествах понятия не имела.
       Обо всем этом я узнала несколько позднее.
       Я сидела, как обычно, на балконе в привычном состоянии легкого похмелья, когда заснуть еще не можешь, но и делать ничего уже ни в состоянии.
       Раздался звонок в дверь. Раздраженно подумав, кого это там нелегкая несет, я решила сначала не открывать. А потом вдруг любопытство и желание увидеть кого-либо новенького взяли верх и я неторопливо сползла к входной двери. Если это какой-нибудь продавец, будет здорово сорвать на нем сердце и отослать подальше. Открыв дверь, я увидела нашу соседку - госпожу Виртанен.
       Визит данной особы не мог сулить ничего хорошего. До этого момента госпожа Виртанен никогда не удостаивала нас такой чести и дело, из-за которого она пошла на такой решительный шаг, как визит в наше скромное жилище, должно было быть серьезным. Я судорожно начала соображать: не положила ли я случайно в депрессивном помутнении сознания бутылки из-под сидра в общий мусорный бак? Не перекосилась ли на несколько градусов наша калитка после недавней небольшой бури? Или того хуже - не пробилась ли густая высокая трава, царившая на нашем внутреннем дворике на безукоризненно выбритый, как область бикини у фотомодели соседский двор? Все эти ужасные нарушения общепринятой общественной дисциплины грозили мне серьезными неприятностями.
       Кроме всего прочего, я отлично знала, что пожилая соседская чета не переносила нас на дух из-за нашей национальности. Туговатые на ухо старички иногда достаточно громко разговаривали на своем дворике и самое безобидное, что я довольно-таки часто слышала в наш адрес, было сетование на умственную отсталость хозяина, сдавшего нам квартиру и теплые пожелания того, что он все-таки опомнится и "выставит рюсей на улицу" в эмигрантский квартал, где им и надлежит находиться.
       С одной стороны я финских пожилых людей великолепно понимаю - я вряд ли бы подпрыгивала от радости при звуках немецкой речи, если бы в детстве наблюдала в небе пролетающие над моей головой фашистские бомбардировщики. Вряд ли бы была особо счастлива, если моя семья была бы выгнана из своего дома и отправлена неизвестно куда, на милость полуразрушенного государства. Но, извините, я же в бомбардировщиках не сидела! И Лизка тоже, насколько я знаю. Я вообще придерживаюсь о войнах того же мнения, что и Эрнест Хемингуэй, заявивший, что "война - это самое большое свинство". Я даже, в отличие от Люси, никогда не полезла бы в наемные легионы. Дак что же на нас обижаться?!
       Я расправила плечи и в момент протрезвела, приготовившись к обороне.
       Но самое интересное, что госпожа Виртанен не собиралась на меня нападать. В ней явно происходила какая-то внутренняя борьба, но агрессия в ее поведении не просматривалась. Неуверенно потоптавшись на месте (что было этой дородной даме абсолютно неприсуще) она вдруг громко вздохнула, подошла ко мне и неловко заключила в свои объемные объятия. Судя по тому, как она неуклюже это сделала, у нее давно не было в этом вопросе практики.
       Я чуть не задохнулась от неожиданности. Интересно, как сильно от меня несет алкоголем? Хочет проверить, пью ли я как сапожник? Вызовет полицию?
       Но госпожа Виртанен явно не собиралась заниматься тестированием на содержание в моей крови алкоголя. Со словами "золотое сердце" она сунула мне в руки конверт и нерешительно потрепала меня по плечу.
       - Лишними, я думаю, не будут, - сопроводила она свои странные действия комментарием, развернулась и направилась в сторону своего крыльца.
       - Спасибо, - пробормотала я и закрыла за ней дверь. Хмеля как не бывало. Я осторожно открыла конверт, в глубине души надеясь, что в нем нет ни яда, ни бомбы. И застыла на месте - в конверте лежала купюра размером в сто евро.
       Если в моем доме наблюдаются непонятные явления, вроде лошади в гостинной, наполненных водой воздушных шариков в унитазе, пятна от киселя в виде карты Японии на стене в гостинной, растаявшей шоколадной конфеты в моих новых бежевых босоножках из замши или добровольно отданных мне сварливой соседкой ста евро - я всегда знаю, у кого следует искать разъяснений.
       - Лиза, - строго сказала я пришедшей вечером коновладелице. - Ты ничего не хочешь мне рассказать?
       - Нет, - беззаботно ответила Лизка, опустив глаза и рванула было в свою комнату. Но от моего внимания опускание глаз не укрылось.
       - А придется, - я задержала ее за рукав.
       И Лизка раскололась.
       Она со своей лучшей (и абсолютно безмозглой, насколько я знаю) подружкой начала пасти Стефани на ближайшем к конюшне роскошном лугу, благо запрещено это не было. Неподалеку находилась большая детская площадка, где изнывавшие от каждодневных куличиков мамаши несказанно радовались появлению в зоне видимости Стефани, к которой, узнав ее кроткий нрав, с большим удовольствием подводили познакомиться своих карапузов. Наиболее крепко научившиеся стоять на ногах обитатели песочницы сразу высказывали твердое решение взгромоздиться Стефани на спину и совершить увеселительную прогулку верхом. Вот подружки и решили - мамашам было предложено катать своих отпрысков за символическую плату, размер которой мамочки определяли сами. Видя своего счастливого дитятю, восседающего на лошади и с видом казацкого атамана горделиво обозревающего окрестности с непривычной высоты (выше мамы!) мамаши не скупились. Как призналась Лизка, гонорар за два-три круга вокруг луга редко составлял меньше двух евро.
       От этого рассказа я похолодела. Мне начал грезится налоговый инспектор, из-за тяжести экономического преступления сделавший исключение и явившийся к нам домой лично. И толпа младенцев, с гипсом на руках и ногах, сопровождаемые бурно жестикулирующими мамашами, около нашей двери.
       - Лизка, - сказала я . - Ты хочешь в тюрьму?
       - Я? - искренне удивилась Лизка. - А разве есть детская тюрьма? - добавила она тут же с нескрываемым интересом.
       Впрочем, она тут же опомнилась.
       - Да при чем здесь я, - объяснила она мне тоном, каким взрослая тетя объясняет маленькой и непонимающей элементарных вещей пигалице на какой сигнал светофора надо переходить улицу. - Ты же за меня отвечаешь.
       Я вздохнула:
       - Лиза, не смей больше этого делать.
       Лизка начала оправдываться:
       - Я же хотела нам помочь... и у всех лошадок есть игрушки и вкуснятинки, только Стефани стоит в этом голом стойле, в старой попо-о-о-о-о-оне, - заныла она. Но меня трудно было разжалобить.
       К тому же эта история никак не объясняла внезапную доброту госпожи Виртанен. Я решила бурить пласты Лизкиного вранья (точнее умолчания) дальше.
       Оказалось, что дело обстояло очень просто: Лизка трогательно рассказывала всем желающим, которых было немало, волнующую историю спасения Стефани. А в рядах мамочек оказалась одна журналистка-фрилансер из местной небольшой газетки, которая строчила статьи сидя дома с малышкой. Она от всей души возмутилась решению сделать из старой доброй трудяги колбасу и опубликовала в своей газете статью, украшенную фотографиями Лизки, восседающей на смирно дремлющей Стефани.
       - Так, - сразу возмутилась я. - А кто ей дал разрешения публиковать в газете твою фотографию?
       - Ты, - скромно ответила Лизка.
       Я почувствовала, что начинаю сходить с ума.
       - Я же тебе принесла на подпись бумажку, - напомнила мне местная знаменитость.
       Я напрягла свою разжиженную сидром память и действительно припомнила, что в один из темных дождливых вечеров, когда я уже по самые уши была погружена в "мевенпиково- сидровую" нирвану, Лизка сунула мне невзрачный на вид листок, который я неглядя подмахнула, решив, что это какая-то очередная глупая бумажка из конюшни.
       Теперь все стало ясно.
       Я грозно уставилась на Лизку и молча протянула руку в выжидательном положении.
       Лизка помялась, поднялась к себе и вернулась с аккуратно сложенной свежей газетой. Фотография действительно впечатляла, а текст отличался такой драмой и надрывом, что я решила посоветовать автору переехать в Бразилию и начать писать сценарии для знаменитых мыльных опер. Не удивительно, что даже госпожу Виртанен пробрало.
       Нет, здесь невозможно даже как следует впасть в депрессию. Стоит только на минуту потерять контроль и все встает вверх дном. В один прекрасный день я смогу обнаружить у себя долг в несколько миллионов евро, спьяну подписав договор о приобретении небольшого острова в Средиземном море, вместе с маленьким летним сарайчиком, пристроенным к большим и благоустроенным конюшням.
       Я вздохнула, приняла душ, сделала укладку и накрасилась. А потом мы с Лизкой направились в госпоже Виртанен, чей длинный нос неизменно торчал за кружевной занавеской и привычно спрятался внутрь при нашем появлении во дворе. Мы еще раз ее поблагодарили и пригласили сходить вместе с нами на конюшню проведать Стефани, на что она, немного помявшись, с величайшей радостью согласилась. Не трудно догадаться, как ей наскучило в полной бездеятельности сидеть около своего тихого супруга, развлекаясь лишь скудной возможностью ущучить кого-нибудь из соседей за каким-нибудь мелким незаконным занятием.
       После вышеперечисленных событий моя депрессия начала сходить на нет. Окончательно же я избавилась от нее, когда в один солнечный денек мы с Лизкой направились на прогулку на берег моря, находящийся неподалёку от нашего дома.
       Мы уселись на скамеечке и я достала из сумки чай в термосе и пару толстых сандвичей, сочащихся майонезным соусом. Осень готовилась сдать вахту зиме и было замечательно, умудрившись ухватить солнечный день, неспешно прогуляться по пустому берегу и выпить, сидя на скамейке, горячего чайку.
       Вдруг зазвонил мой телефон. Я лениво достала его из сумки. Ого - Ари.
       Не особо сознавая, что я делаю, я размахнулась и с необъяснимым удовольствием закинула телефон в море настолько далеко, насколько только могла.
       Чувство облегчения от проделанного трюка мне трудно передать - как будто я закинула в море не современное средство связи, а маленький контейнер с тяжелыми отходами, в который были утрамбованы недели, проведенные в нашем кабинете в обнимку с сидром и депрессией, яхты, пеленки на кипарисах и директора русских заводов, наотрез отказывающиеся есть лягушек.
       Лизка проводила телефон грустным взглядом - это был предмет её глубочайшей зависти. Она вожделенно смотрела на него и всё время спрашивала, не собираюсь ли я обзавестись новым телефоном, что связывалось не с Лизкиной заботой о том, чтобы у меня были суперновейшие средства связи, поддерживающие, кроме всего прочего имидж предпринимателя, а с тем, что она надеялась заполучить этот телефон себе.
       - Кто звонил? - сварливо спросила Лизка, ища виновника очередного бездумного поступка своей ненормальной мамаши.
       - Ари, - небрежно бросила я.
       Никогда до этого и так особо нежных чувств к Ари не питавшая Лизка (которая со своими выпачкаными в навозе сапогами в эклектический интерьер не вписывалась) тяжело вздохнула и угрюмо проконстатировала ситуацию:
       - От этого гадины одни убытки ...
      
       Глава шестнадцатая
      
       В моем кабинете на втором этаже нашей квартиры сидра уже не водилось, но мороженое осталось. Это был уже очень и очень хороший признак. Я начала потихонечку брать заказы и купила новый телефон.
       Я смирилась с мыслью о своей неустроенности в личном плане, тем более, что совершенно случайно наша отличную компанию для времяпрепровождения - ей оказалась наша знаменитая Стефани. Как-то раз задержавшись в её скромном, тёмном стойле я почувствала себя в нем необыкновенно комфортно. На просторное стойло с окном денег у нас не хватало, и пони довольствовалась закуточком без окна, где она не помещалась иначе, как по диагонали, но разворачивалась с удивительной для такой немолодой леди гибкостью, особенно если дело касалось яблока или морковки. Сам довольный и безмятежный вид Стефани, всегда находящейся в прекрасном расположении духа, настраивал на нужный для выздоравливающего депрессионного лад. Было так расслабляюще и спокойно сидеть около Стефани, так удивительно приятно её вычёсывать, когда она прикрывала глаза с большими ресницами от удовольствия и снова упорно подставляла свой бок ее чесавшему сразу, как только ей начинало казаться, что её туалет уже завершен.
       Лизка, конечно же, из стойла практически не вылезала. У неё была запасена для долгих лошадины посиделок невысокая скамеечка, которую она умудрялась втискивать в уголок и на которой часами сидела около своей ненаглядной коняги. Один раз Лизка была застигнута за и вовсе удивительным занятием - судя по всему, она читала тихонечко дремавшей пони сказки из книжки, принесённой с собой в конюшню. Впрочем, Лизка это напрочь отрицала, краснея и надуваясь от гнева на нелепые подозрения.
       Стефани была прекрасной компанией прежде всего потому, что она не разговаривала. Она не разу не сказала мне "я же тебе говорила, а ты не слушала", ни разу даже не обмолвилась о том, что мне бы надо похудеть и не заводила со мной утомительных бесед о российско-финском бизнесе, намекая мне на отсутствие у меня диплома из Высшей Торговой школы Хельсинки. Для замечательного друга это уже немало.
       А так как по чистоте и порядку стойло Стефани давало сто очков вперед нашей квартире, так и вовсе домой спешить было незачем.
       Девочки мои были в ужасе. Когда я, как-то раз нехотя, уступая их настойчивым требованиям вылезла в город, от меня шёл такой термоядерный запах назоза, что Валери демонстративно достала из сумочки флакончик с туалетной водой и побрызгала ей себе под носом. Люба, не выносившая такого эгоизма, выхватила у неё флакончик и стала щедро разбрызгивать французские духи во все стороны, пока некоторые наиболее нежные посетители кафе, в котором мы сидели, не начали, чихая, убегать за другие столики.
       - И у тебя есть, говоришь, клиенты? Тебя под стол, что ли, сажают на переговорах? - поинтересовалась Валери.
       - Это ещё что - навоз, - небрежно отмахнулась я от неё. - Вот на одних переговорах около меня сидел русский бизнесмен, наевшийся чеснока.
       - От вашего ароматического дуэта у финской стороны могли возникнуть неправильные представления о российской культуре, - заметила Валери.
       - Не думаю, потому что напротив меня сидел финский бизнесмен, который накануне посетил столицу соседнего государства под названием Таллинн.
       - Вот это букет у вас был, - засмеялась Люба.
       - А вы о чём-нибудь кроме запахов способны говорить? - спросила я. Они начали мне надоедать своими ехидными замечаниями. Да и вообще, честно говоря, здесь было слишком большое скопление народа и мне очень захотелось в конюшню.
       - Конечно, способны. Ты не хочешь всё-таки с кем-нибудь попытаться познакомиться? - спросила робко Люба и закрыла на всякий случай голову обеими руками, приготовившись к моей реакции на её вопрос.
       - Очень хочу. Я хочу познакомиться с кем-нибудь, например ... с наёмным убийцей ...
       - Ой! - испугалась Люба. - Ну зачем же такие крайности, уж лучше гонщик ...
       - ... который избавил бы меня от так называемых подруг, которые никак не могут оставить меня в покое насчёт этих двуногих. То маньяк с блинами и самоварами, то почти сорокалетний малыш со своей зацикленной на внуках обезжиренной мамочкой, то немой лодочный крикун, а то и вовсе полный набор фрейдовских комплексов ... В их компании не достаёт теперь только наёмного убийцы, который в свободное от основной работы время ведет кружок вышивки гладью в районной школе. Четвероногие, должна я заметить, на данный момент мне нравятся гораздо больше.
       - Никто ей не нравится, аристократка какая! Вот сидишь теперь в своей конюшне, да смотри - принц-то в конюшню не придёт! - сварливо сказала Любка.
       Ну вот и замечательно - тогда я из конюшни ни за какие блага не выйду ...
      
       У меня был свободный день и я решили как следует прогулять Стефани и основательно её вычесать.
       Старушка наша немного устала после прогулки и с наслаждением подставляла мне под щётку свои начавшие лосниться от нашего заботливого ухода бока. Она ещё и получила яблоко и довольна была беспредельно.
       Вдруг в конюшню заглянул довольно-таки невзрачный мужчинка, видимо папаша какой-то девочки, занимающейся у нас, скорее всего новенькой, потому что все друг друга в нашей конюшне уже давно неплохо друг друга знали.
       Остановившись в дверях, он с любопытством посмотрел сначала в один конец конюшни, потом, повернув голову, как шустрый воробей, в другой. Затем он не очень уверенно зашёл внутрь, явно страдая из-за невозможности по-финнской привычке спросить разрешения посмотреть на лошадей, так как меня он не заметил.
       - Заходите, заходите, - вежливо пригласила я, высунувшись из стойла. - Только не просовывайте руку через решётки - они не то что со злости цапнут, а могут подумать, что у вас яблоко.
       Мужчина вздрогнул и заметил нас со Стефани. К счастью, в конюшне было достаточно светло, потому что появление моей весьма крупной персоны в бесформенных штанах, огромных резиновых сапогах и с соломой, которая торчала во все стороны из всклокоченной шевелюры могло стоить ему сердечного приступа. Но он широко нам улыбнулся замечательной, открытой улыбкой и уверенно начал прохаживаться вдоль загонов. Видимо, незнакомец был существом общительным, потому что вскоре он оказался у нашего уголка и попросил разрешения погладить Стефани, навострившую при его появлении уши. Стефани, видимо, тоже мужчинам особо не доверяла.
       - Замечательный конь, - оценил мужчина нашу Стефани, дружелюбно потрепав её по шее.
       - Это не конь, это очень старая пони, - разъяснила ему я. Стефани посмотрела на меня с укоризной.
       - Ей нравится, когда её чешут?- спросил он.
       - Очень, да разве нам неприятно, когда нас по-волосам гладят? - и тут я осеклась - мужчина был довольно-таки лысый.
       - Не помню, - тут же весело рассмеялся он и я засмеялась вместе с ним. Надо думать, что говорю, совсем здесь одичала, в стойле.
       И тут в конюшню вошла персона, заставившая нас всех надолго позабыть о лошадиных и человеческих пристрастиях. Это была тощая, как ручка от швабры дама лет сорока, в абсолютно новом пиджаке для верховой езды, в белоснежным жакейских брюках и роскошных высоки сапогах, новёхоньких и красиво блестевших, как сдержанно блестит новая и очень дорогая кожа.
       Дама была необыкновенно раздражена. Её гидроперидные волосы стояли надо лбом высоченным возмущённым коком, то ли опережая моду на 80-е, то ли засохнув на её голове с этих самых 80-х. Она страшно напоминала похитительницу щенков из диснеевского мультика "101 далматинец": глазки у неё были маленькие, холодные и злые, нос узкий и длинный, а рот - как жёсткая щель, которая постоянно искривлялась самыми удивительными линиями, придавая лицу выражения одно капризнее другого.
       В руке эта наездница держала новенький кожанный хлыстик, которым нетерпеливо и раздражённо похлопывала себя по сапогу.
       Это была, скорее всего одна из тех решительных бизнес-дам, которыми наполнена до краёв Америка и которые стали наводнять уже и Финляндию. Особы такого рода озабочены исключительно своей карьерой и страдают жаждой власти, недостаток которой они с лихвой компенсируют невиданной манией величия. Такие особи, являясь продавцом обуви, величают себя "ответственным за продажу обувных изделий", если они проведят собеседование с будущей практиканткой в коллективе из нескольких человек - они величают себя не иначе, как "заведующей по кадрам", а если оплачивают через Интернет счета фирмы - смело назвают себя финансовым директором. Особенно опасны такие дамы, попавшие в большие фирмы и настырно и тупо (потому что необыкновенным умом такие тётки редко отличаются) зацапавшие себе какую-нибудь должность поважнее. Они становятся тогда настоящим кошмаром для подчинённых, а также для своих кавалеров, если такие вообще имеются. Для именования этой породы женщин американцы используют хорошеё слово "...", принимающее в русском языке, несомненно, ещё более глубокое значение.
       Наш смех не вызвал у неё никакого удовольствия. Она окинула мужчину таким собственническим и ревнивым взором, что стало ясно, что он здесь находится с ней.
       - Обслуживающий персонал? - она грозно посмотрела на меня. Опять нетерпеливо стегнула хлыстиком, но промазала и удар пришёлся не по сапогу, а по ноге, отчего её перекосило ещё больше, на этот раз от весьма ощутимого удара.
       - Я заказала себе занятие на восемнадцать часов, уже без двадцати и никто даже не интересуется клиентом! - визгливо продолжала она, даже не дав мне ничего ей ответить.
       - Коня! - как фельдмаршал приказала она.
       - Но преподаватель ... - вякнула я неуверенно.
       - Не надо мне вашего преподавателя. Я уже на двух занятиях побывала, толку никакого. Лентяйки, ничему не учат - да умеют ли сами нормально ездить? - возмутилась в ответ на моё неопределённое попискивание наездница.
       И вдруг мне пришла в голову одна великолепная мысль. Точнее эту мысль никак нельзя было назвать великолепной, но ... Седлавшая коней для занятий девушка, насколько я знала, спокойненько попивала сейчас кофе в соседнем здании конюшни. Времени до занятия было ещё предостаточно, поэтому она врядли бы заторопилась.
       Только бы ей не вздумалась заявиться раньше!
       Чувствуя, что я делаю порядочнейшую гадость и нарываюсь на очень крупные неприятности с хозяйкой конюшни, я всё же не могла себе отказать в удовольствии и направилась к стойлу Блэк Джека.
       - Вот какой красавец, - открыв дверь стойла, я показала даме коня.
       Она оценивающе на него посмотрела и осталась, вроде бы, вполне довольна, её лицо приняло какое-то неопределённое выражение, не в состоянии сделать более или менее довольную мину.
       - Он будет неплохо выглядеть на фотографии, - вымолвила она надменно.
       - Камеру взял? - бросила она через плечо мужчине, оказавшемуся её спутником.
       Да, наш милашка Блэк Джек прекрасно смотрелся на фотографии. Огромнейший чёрно-коричневый красавиц, с лоснящейся шёрсткой, длинными, изящными ногами, как у фотомодели и с огромными умными глазами. Он был добрейший конь - ласкался, никогда даже и не помышлял никого кусать, давал делать с собой всё что угодно: и чистить копыта и вычёсывать гриву. Он безукоризненно давал себя оседлать, хотя и надувал бока иногда, чтобы седло сидело свободнее, как это делают некоторые лошади. Но у него была одна своя милая странность- он был совершенно непригоден для верховой езды.
       Его отдала в конюшню буквально за символическую сумму его предыдущая хозяйка, отчаявшаяся научить этого коня цивилизованному поведению в манеже. В конюшню его, естественно, от жадности взяли, надеясь, что великолепные преподаватели укротят строптивого коня - но не тут то было. Он паинькой выходил в загон, давал на себя сесть без попыток к сопротивлению, но только наездник брался за поводья и начинал движение - коня как будто бы подменяли - он явно страдал от жестокого раздвоения личности.
       Он вставал для начала на дыбы, а потом начинал высоко вскидывать свой породистый и дорогой зад, лягая задними копытами то воздух, а то и ограду загона. Он ржал, вращал глазами и демонстрировал крепкие зубы. Затем он начинал вертеть задом, как танцовщица хула-хулы, делая всё возможное и невозможное, чтобы только сбросить наездника, что ему обычно замечательно удавалось. Но самое неприятное, что остановить его в это время было практически невозможно. Он носился по загону со свесившимся набок наездником, и половина обслуживающего персонала по кругу носились за ним по загону, но как только наездник падал из седла, конь тут же останавливался как вкопанный и полностью терял ко всей этой беготне всякий интерес, глядел на окружающих невинными, влажными глазами и явно недоумевал, что это здесь все так разволновались.
       Недолго думая, я оседлала кроткого Блэк Джека и вся наша компания вышла из конюшни. В загоне никого не было, ответственная за уроки девица засиделась за кофе или ещё лучше, зацепилась с кем-нибудь языком.
       Я вывела Блэк Джека в загон. Он держался молодцом, но уши заложил назал, видимо ему не понравилось, как дама размахивала своей плёткой.
       Кряхтя и показывая полнейшую неопытность в верховой езде дама взгромоздилась на коня и фельдмаршеским взглядом с победоносным видом гордо огляделась вокруг, на нас, которые рядом с таким огромным конём сразу начали казаться жалкими карликами.
       И сразу после этого всё смешалось, завертелось и ничего уже нельзя было различить из этого ржущего, отборно ругающегося, визжащего клубка, из которого в песчанной буре выскакивала то рука с плёткой, то лошадиная нога, то гидроперидные кудри, то огромный зад коня, то его вытаращенные глаза. Дама начала от страха и ярости начала ожесточённо стегать коня плёткой - от этого он совершенно остервенел. Его дикое ржание и визги от стараха орущей наездницы незамедлительно привлекли к себе внимание и у ограды довольно-таки быстро образовалась толпа наблюдателей.
       Из здания конюшни уже спешила девушка, ответственная за обучение, видимо торопившаяся кого-то из коней оседлать. Увидев картину, она подлетела к забору, но почему-то вопреки моему ожиданию не бросилась останавливать коня, а встала рядом со мной и принялась с большим удовольствием наблюдать за развернувшимся родео-шоу.
       Наконец конь сделал невообразимый пируэт, высоко подкинул вверх задние ноги и сбросил с себя злобную наездницу. Проделав вышеуказанный трюк он мгновенно застыл на месте и обвёл собравшихся зрителей недоумённым, наивным взглядом своих огромных и прекрасных глаз, и только всё ещё ходуном ходившие бока хулигана выдавали его участие в происшедшей баталии.
       Дама же, буквально перекувыркнувшись через голову во время полёта с коня, пролетев некоторой расстояние, как барон Мюнхаузен на ядре, бухнулась в песок, наполовину зарывшись в него своими роскошными сапогами и подняв облако пыли размером с небольшой ядерный гриб.
       Она визжала что-то бессвязное, грозя хлыстом всем присутствующим по-очереди, и из воплей чаще всего желающие могли различить выражения "под суд" и "я разберусь".
       К моему великому удивлению ни ответственная девушка, ни подошедшая преподавательница верховой езды не спешили с извинениями и явно получали удовольствие от всей этой сцены.
       Наблюдавший за этим высшим пилотажем верховой езды спутник дамы хохотал до слёз, упершись руками в колени. На него даже начали в недоумении оглядываться стоявшие рядом девчёнки с уздечками и лошадиными щётками, вылетевшие на шум из конюшни.
       Поднявшись, ничуть не пострадавшая дама поковыляла прямой наводкой к нему и с помощью шквала ругательств излила на несчастного всю звою злость и непомерное раздражение.
       Он замолк, очень серьёзно на неё посмотрел и вдруг, не слова не говоря, направился к красивой открытой серебряной машине, припаркованной на стоянке около конюшни. Легко вспрыгнул в машину через верх , завёл мотор и стартанул, подняв огромное облако пыли.
       Дама ещё погрозила ему вслед кнутиком, а потом кряхтя и постанывая направилась к комнате переодевания, на ходу бросив нам с девушкой и преподавателем чёткое обещание, разобраться, но не с нами, обслуживающим персоналом, не стоящими внимания такой высокородной персоны, как она, а с хозяйкой конюшни.
       Мы задумчиво проводили её взглядом.
       - А вы знаете, что я подумала, первый раз услышав её голос по-телефону, когда она заказывала себе занятие, - без какого-либо намёка на стыд сказала девушка-тренер. - Я подумала, что если она не укротит Блек Джека, вряд ли это тогда сможет сделать кто-нибудь другой.
      
       Как-то под вечер я опять решила заняться туалетом Стефани, и направилась в конюшню. Лизка пошла со мной, но в конюшне сразу прочно прилипла к загону только что осчастливившей конюшню своим появлением новой лошади, вместе с ещё десятком разновозрастных и разноразмерных ценителей лошадиных достоиств.
       Наша Стефани как всегда дремала, посапывая от удоволствия. Увлекшись её довольно-таки запутанной гривой (Лизка что-то не доработала) я полностью погрузилась в её рассчёсывание, и поэтому чуть не подпрыгнула в воздух от испуга, когда кто-то почти над самым моим ухом радостно выдал:
       - Привет!
       Сердце у меня колотилось с бешенной силой, в ногах появилась какая-то непонятная слабость и я повернулась на голос с совершенно ошарашенным видом.
       - Да, в этом возрасте, похоже, мужчина может заставить женское сердце колотиться только показавшись ей во всей красе при ярком дневном свете, - прокоментировал ситуацию мужчина Великой Наездницы.
       - Здравствуйте, - довольно-таки сухо ответила я. Видимо, приехал разбираться. Носок варёный. Да ещё так напугать...
       - А я тебя искал, - вдруг, счастливо улыбаясь, объяснил незнакомец.
       Не он один. Меня после вышеописанных событий хотела видеть также и хозяйка конюшни и напряжённо меня тогда искала.
       - Ты давно здесь работаешь? - спросил он.
       - Я здесь не работаю. Это наша лошадь, - очень хмуро ответила я. Ещё не хватало, чтобы он ко мне начал прилипать. Его наглотавшаяся пыли вперемешку с навозом подружка ещё не оправилась от своего знаменитого родео, а тут уже из под носа уволакивают и кавалера. Она же мне глаза выцарапает!
       С другой стороны, он сбежал тогда с места событий и сам чуть не заработал плеткой по спине. Вряд ли он имел какие-либо агрессивные намерения. Но зачем же он тогда явился?
       Я присмотрелась к другу Великой Наездницы. Он был очень забавный - лицо его было необыкновенно подвижным и в мгновение меняло своё выражение, особенно же смешными были светлые брови, которые жили совершенно отдельной жизнью и находились в постоянном движении, то выгибаясь двумя абсолютно разными дугами, то очень смешно хмурясь.
       Мы разговорились. Нике, как его звали, радостно сообщил, что он живёт совсем неподалёку от конюшни, а значит и от нас. Лошадей он, признаться, побаивается, но всё равно, по его мнению, они замечательные животные. Разговор наш невольно перешёл на верховую езду, ведь, согласитесь, было бы более чем странно беседовать в стойле, скажем о ренессансе или о Байроне. Я напряженно ждала, когда он заговорит о знаменитом часе верховой езды. Мне всё-таки было всё ещё стыдно, да и это же его подруга...
       - А здорово вы проучили эту стерву! - вдруг заявил Нике, развеяв мои сомнения насчёт его позиции в вопросах подсовывания неопытным наездникам лошадей, страдающих от раздвоения личности. Но извините, а как же любовь?
       - Честно говоря, она была моей подругой. Какое-то время ... до той её встречи с Блек Джеком, - он довольно хихикнул и одна из его бровей вдруг резко взлетела вверх и встала неровной дугой.
       - Она вначале казалась такой энергичной, решительной, всё время твердила, что деньги - не главное ... А ведь сейчас так немного женщин, которые так считают... - продолжил свои признания Нике.
       "А ещё меньше женщин, которые действительно так считают" - подумала я.
       - А потом вдруг я начал замечать, что она кроме денег и своего успеха по работе вообще ни о чём и не говорит ... Все остальные женщины у неё - неумехи и уродливые дуры, сумочка должна быть только от "Шанель", а квартира только на Катаянокка. А когда я получил от фирмы открытый автомобиль на пару недель, вместо того, чтобы проехаться в Таммисаари или в Турку, мы как идиоты должны были сутками крутиться по центру Хельсинки, в надежде, что её во всём великолепии кто-нибудь из знакомых увидит.
       Брови съехались на переносице, придавая, видимо не умевшему всерьёз злиться владельцу выражение лица клоуна, который с привычной и наигранной злостью грозит зрителям кулаком, потому что они над ним смеются.
       - Да, затмение нашло, - задумчиво вздохнул он.
       Затмения - это нам знакомо.
       И тут он выдал фразу, от которой я, буквально говоря, чуть не уселась на солому. После этой фразы мне захотелось выйти из конюшни, и, набрав в лёгкие побольше воздуха крикнуть:
       - Женщины! Бросте все ваши кремы и маски, груды дорогой косметики, давайте соберём все эпилляторы в большую кучу и вместе выбросим эти орудия инквизиции с башни Нясиннеула. Давайте перестанем смешивать белки и желтки с огурцами и мёдом, размазывая всю эту сомнительную пакость по нашим лицам, давайте порвем и выбросим телефоны всех наших косметологов и напрочь забудем о существовании пластических хирургов. И предадим анафеме всех изготовителей кремов и пластырей против целлюлита, потому что его не существует в природе вообще! Вы только послушайте эту фразу, которая объяснит вам, что по-крайней мере ради мужчин всё это проделывать над собой не стоит, потому что они вообще ничего в красоте не по-ни-ма-ют!
       - Да и трудно было не соблазниться, она ведь такая красивая женщина, - скромно потупив глазки со вздохом сказал мой новый знакомый.
       Да-а-а-а-а ... как сказал мне когда-то один знакомый мужчина, в восторженном состоянии описывая достоинства увиденной им где-то дамы:
       - Очень эффектная женщина - длинные ногти и мини-юбка!
      
       Нике начал почти каждый день наведываться в стойло, но так как телефон он у меня попросить почему-то не решался, то приходил строго в одно и то же время, после семи вечера. Я тоже стала как-то подгадывать свои визиты к Стефани на вечер, к великому удивлению Лизки, видевшей мамашу с таким небывалым энтузиазмом вычёсывающую нашу старушку. Так мы и беседовали с большим увлечением в стойле, видимо зверски надоев старой пони, которая постоянно просыпалась от наших взрывов смеха и с укоризной на нас посматривала. Кроме того, она начинала уже от слишком усердной обработки ее шерстки лысеть.
       Наконец, мой собеседник не выдержал, и, признавшись, что коллеги на работе начали к нему с подозрительным видом принюхиваться, предложил как-нибудь поужинать вместе.
       - Нет, - вежливо и грустно отказалась я. Мне почему-то совсем не хотелось никуда идти с ним ужинать.
       - Я понял, что ... на данный момент ты не с кем не встречаешься?
       Да, по моему конюшенному антуражу это было нетрудно заметить.
       Мне вдруг стало очень-очень тоскливо. Это ведь так скучно: ужин в ресторане, другой, прогулки по набережной, возможно даже цветочки и шоколадные конфеты, потом какие-то планы, а потом, наверняка - если не мамаша подкачает - то уж яхта обязательно окажется виновницей тяжёлого душевного кризиса, а если даже выставить самовар на стол в кухне и спеть Калинку-Малинку - то уж обязательно мой ребёнок не впишется в интерьер.
       - Нет, не встречаюсь, и, честно говоря не хочу встречаться. Я уж лучше здесь, в конюшне.
       - У тебя был тяжёлый развод?
       Какая вежливость. Нет, у меня был очень лёгкий и приятный развод, веселый раздел имущества, а когда делили детей, так просто обхохотались.
       - Я наверное, не в своё дело лезу, - брови Нике поникли, как засохшие листья лопуха.
       Мне стало его жалко. Человек же из лучших побуждений.
       - Извини, просто сейчас мне действительно никто не нужен, - тихо пояснила я.
       - Окей, - кивнул Нике и, грустно помахав нам со Стефани рукой, опустив плечи пошел прочь из конюшни.
      
       Глава семнадцатая
      
       Не успела я придя домой, открыть мобильный телефон (на конюшне я привыкла держать его закрытым чтобы не напугать Стефани) он тут же истерически заверещал. В трубке раздался вопль Любы, напоминавший боевой клич увидевшего войско проклятых бледнолицых индейского вождя.
       - Где тебя носит?! - надрывалась она. - У меня для тебя потрясающие новости!
       - Рассказывай, - послушно сказала я, и, подозревая, что речь идет об очередном тошнотворном кандидате в мужья, положила бесперебойно тарахтящую трубку на стол и спокойно пошла заварить себе чаю.
       Люба воистину начинала напоминать мне мою мамочку, страдая навязчивыми идеями, касающимися замужества, какими и по сей день жестоко донимают своих дочерей все без исключения мамочки в России. Со времен марлевых подгузников (я так стара, что в моем детстве памперсов еще не было) в мою память врезались мамины воспитательные угрозы:
       - Ешь кашу, а то не вырастешь большая и замуж не выйдешь.
       - Не плюйся черникой, вырастешь замарахой и замуж не выйдешь.
       - Не бей Сережу по голове ведерком, будешь злюкой и точно замуж не выйдешь.
       Для меня постепенно прояснилось, что страшнее всего - это не выйти замуж. Я росла - но суть этой аксиомы оставалась незыблемой, только угрозы мамы несколько изменились:
       - Вытащи булку изо рта - растолстеешь и замуж не выйдешь.
       - Не гни спину, не шаркай ногами, как старушка - кто же тебя такую замуж возьмет?
       - Опять тройку принесла по-геометрии? Скажи, пожалуйста, кто женится на такой дуре?
       В России, в отличие от Финляндии, растят не просто ребенка, а Мальчика или Девочку, притом не просто Девочку, а будущую жену. А заполучить мужа намного легче, являясь красавицей. Я думаю, здесь кроется один из мистических секретов красоты и ухоженности русских женщин - это метод выполнить основное свое задание, с детства вдолбленное в голову - выйти замуж и там продержаться.
       Борьба за красоту начинается в России с раннего детства. Магазины завалены всевозможной косметикой для девочек, кружевными юбочками, бантиками и туфельками с перекладинками. Читатель не может себе представить, каким всевозможным истязаниям, с целью получить из меня достойную невесту, я лично подвергалась в детстве - самое невинное из них было хождение по квартире с толстой книгой на голове, с целью отработать безупречную осанку. Кроме того мне надо было по два часа в день играть на пианино, потому что это очень красиво и необходимо для девушки из приличной семьи. Естественно, чтобы выйти замуж.
       Красота может быть и спасет мир, но русскую женщину она когда-нибудь погубит. Настоящая русская женщина способна ради красоты абсолютно на все - ломать ноги на шпильках, спать годами сидя, обложенной подушками, с целью сохранить прическу, сделанную у дорогого стилиста, есть ростки пшеницы, запивая их растительным маслом, мыть голову скипидаром. Оберегая нежную психику моего читателя от травм, не буду рассказывать, в чем, для лучшего роста и крепкости, русская женщина может додуматься держать ногти.
       Достаточно вспомнить историю с моей мамой, когда я в возрасти двенадцати лет пришла домой и обнаружила ее неподвижно лежащей на диване, со странно красным лицом. Подойдя поближе я стала громко звать на помощь - местами ее лицо явно было вспорото, как ножом какого-то сумасшедшего пластического хирурга, во многих местах на его поверхность выступали кровавые куски мяса. Мама очень спокойно объяснила мне, не вставая с дивана, что я могла бы вести себя потише, пока она во имя крастоты здесь расслабляется ... Оказывается, она нашла какой-то совет из женского журнала, утверждавший, что на красоту кожи чудесно влияет маска из сырого мяса, после чего мама моя сразу понеслась на базар за свежей вырезкой и разлеглась в гостинной на диване с кусками кровоточащего мяса на лице. Не знаю, как вырезка повлияла на состояние маминой кожи, а вот мы с папой были очень благодарны автору совета - вечером мы мамину маску в виде замечательных отбивных с большим удовольствием съели. Ведь вырезка с рынка значительно отличалась от предлагаемых в то время советскими продуктовыми магазинами ребер совершенно неизвестных науке животных и была в нашем доме необыкновенно редким деликатесом из-за своей нереальной цены.
       Шло время, мои подружки начали, едва дождавшись восемнадцатилетия, одна за другой выскакивать замуж, что в России до сего времени считается явлением нормальным и всячески приветствуемым. Ознакомившись с изменениями в их быту, произошедшими после глупой беготни с кучей родствеников в жутком белом платье, похожем на торт с прокисшими взбитыми сливками, я усомнилась, что быть незамужем так уж скверно. Я уже тогда отличалась феминистскими наклонностями и искренне не могла понять, как один взрослый человек может "не пустить" другого с подружками на дискотеку, причем совершенно спокойно идет туда с друзьями сам.
       Но мама моя напирала, как угнанный большевиками царский бронепоезд. Я врала, что иду на танцы в военное училище и убегала со спрятанными в сумке карандашами рисовать бесподобные пейзажи Петербурга, что было, на мой взгляд, значительно интереснее, чем стоять вдоль стены танцевального зала в шеренге разряженных и раскрашенных дурочек и трепетно ловить взгляды наглых прыщавых юнцов в курсантских погонах, мечтая получить приглашение на танец. Вечером мне приходилось отбиваться от мамы, накидывавшейся на меня прямо с порога с вопросом " Ну как?" и ждущей ответа с выжидательным блеском в глазах.
       - Нормально, - сдержанно отвечала я, игнорируя дальнейшие расспросы: сколько раз меня пригласили танцевать и взяли ли номер телефона.
       Меня начала не на шутку возмущать российская дурь - там незамужних девушек считают ущербными и с жалостью называют цветущих 27-летних девиц обидным прозвищем "старая дева". Не удивительно, что накануне этой магической даты несчастные русские женщины начинают срываться с цепи и в панике выскакивают замуж за кого ни попадя. На меня произвело неизгладимое впечатление то, как тащили силами всего семейства в ЗАГС мою отчаянно упирающуюся 27-летнюю тетю, чтобы в ее паспорте появился заветный штамп и она избежала бы позорного звания "безнадежного случая".
       Я совершенно не спешила пополнить стройные ряды дам с пылесосами в натруженных руках и бигуди в волосах, расхаживающих по дому в стеганных цветастых халатиках, протертых на животе и разболтанных шлепанцах на босу ногу. В помощь мне моя мама случайно сделала роковую ошибку - указав на улице на девицу с зелеными волосами и критически поджав губы, она твердо меня заверила, что "такое чучело" точно не выйдет замуж. Вследствии чего почти весь университет я проходила с роскошной зеленой шевелюрой.
       Мама твердо стояла на своем, периодически приводя в нашу гостинную блеклых полузадушенных инфальтильных юношей, являвшихся сыновьями ее лучших подруг. Но я была спокойна - моя боевая раскраска делала свое дело безотказно и больше одного визита никто и вышеуказанных товарищей нам не наносил.
       Мама начала сдаваться. Я опять стала блондинкой, вышла на свою первую работу. Тогда я однажды случайно услышала одну весьма оригинальную мамину идею, которой она делилась по-телефону со своей лучшей подругой. Она решила проверить меня у психиатра - может я лесбиянка? По-мнению моей мамы, это лечилось.
       Периодически на моем горизонте возникали поклонники, но они не были такими интересными и волнующими, как моя работа в туризме - я как раз начала разрабатывать новый подход к посещениям российскими туристами Финляндии и увлеклась этой необычной страной не на шутку. Все свободное время занимали изучение финского языка и бесконечные поездки по гостиницам и достопримечательностям "страны тысячи болот".
       Когда мама полностью сдалась и грустно провожала взглядами шевствующих с розовыми младенцами в колясках бывших моих одноклассниц, я, как то раз между двумя командировками, обрадовала весь мир появлением Лизки, а через год вышла замуж за ее папашу-финна и уехала из России. Как раз в 27 лет. А мама наносила своим подружкам визиты с гордо поднятой головой - за долгие годы страданий она получила значительный бонус - зятя-иностранца, что всегда считалось в России одним из наиболее высоких достижений со стороны дочерей.
      
       Я задумалась и совершенно забыла о Любе. Бросившись к трубке, я услышала в бурном потоке Любиной болтовни слово "вакансия" и заорала, что есть сил, перекрывая темпераментно бубнившую что-то копию великой итальянской актрисы.:
       - Какая вакансия?!
       В трубке послышалось угрожающее сопение.
       -Я тебе уже час долблю, - обиделась Люба.
       - Извини, я тут задумалась... последствия депрессии.
       - С такими последствиями тебя никто не возмет ... - начала Люба.
       Я почувствовала, как горлу подступает тошнота.
       - Замуж? - сдавленно спросила я.
       - Замуж?- удивленно спросила моя подружка. - Да нет, на эту работу.
       Оказалось, одна из клиенток Любы ищет себе секретаря, обязательно русского - для ее фирмы это было необходимо. Устав от потока едва лепетавших по-русски финских студентов, которыми щедро заваливали ее все конторы по наему служащих, она решила осведомиться у Любы, не найдется ли подходящего кандидата в русскоязычном Хельсинки. Думаю, услышав такое, Люба подпрыгнула от восторга высоко в воздух и осталась там висеть на несколько минут, после чего бросив все дела побежала звонить мне.
       Требования к кандидату были гуманными: знание финского языка и русской бизнес-культуры, общительность, способность не опаздывать на работу и нормальная человеческая вменяемость. Несмотря на глубокие сомнения по-поводу наличия у меня вменяемости, я уже набирала данный мне Любой номер.
       Мою спешку нетрудно было понять - "лошадиные" деньги благополучно подходили к концу. Взвалить на себя оплату конюшни при заработке, колебавшемся в зависимости от наличия клиентов было бы даже для меня безумием, к тому же я уже давно истосковалась по стабильной зарплате, четким заданиям начальства, больничным и нормальным человеческим отпускам. Предпринимательства с меня было давно уже довольно.
       Любина клиентка была очень любезна. Она пригласила меня на собеседование на следующей неделе, где кроме нее должна была присутствовать заведующая отдела, отвечающего за Россию и Эстонию.
       Окрыленная, я побежала в ближайший дешевый универмаг за подобающим случаю деловым костюмом. После летней диеты все приемлимые варианты из моего гардероба на меня не налезали.
      
       В дверях я натолкнулась на Лизку, сидящую на полу в драных джинсах и видавших виды кедах. Она, согнувшись, задумчиво считала мелочь в своем кошельке. Лучшего места для этих целей она не нашла.
       - Выпрями спину, - приказала я ей и добавила. - А то замуж не выйдешь.
       Лизка выронила от удивления из рук кошелек и с открытым ртом уставилась на меня.
       - А ты что, не выпрямляла в детстве спину? - тут же нахально осведомилась она у меня.
      
       Глава восемнадцатая
      
       Утром на работе сразу вдруг начали звонить всевозможные клиенты. Так всегда получается у предпринимателя - то густо, то пусто. С трудом запихав всех желающих незамедлительно завязать деловые контакты с Россией в недельное расписание я имела на руках ещё двух непристроенных, ехать на переговоры с которыми я могла бы только в четверг после двух часов ночи и в пятницу между 12.00 и 12.32.
       А ведь у меня есть еще одно важное дело - самое важное на данный момент. Для собеседования меня попросили сделать мое резюме. Я не люблю таскаться с одним и тем же списком своих достижений по разным работодателям, поэтому каждый раз подхожу к делу творчески и делаю что-то новенькое, с учетом требований фирмы.
       Я невольно размечталась - вот бы меня действительно взяли на работу ... Новые коллеги, интересные задачи, огромное количество новых лиц ... И опять-таки зарплата ...
       Мне невольно вспомнилась моя предыдущая, первая нормальная работа в Финляндии. И та необыкновенная история, благодаря которой я ее получила.
      
       После моего переезда в Финляндию, сидя дома без работы и жестоко страдая от бездеятельности, я начала активно носиться по самым разнообразным организациям для эмигрантов, которые радовали то встречей с министром труда, то курсами африканских танцев. Где-то на одной из этих встреч я заполнила какую-то анкету со своими данными, потому что мне вдруг неожиданно позвонила какая-то тётенька и предложила принять участие в городском проекте по улучшению положения эммигрантов.
       Я страшно обрадовалась: деньги за это не платят, но зато какое великолепное применение найдётся для моих сил и знаний об эмигрантском быте!
       Через какое-то время мне пришло письмо в белоснежном твёрдом конверте. Упав через дырку в двери на пол, этот конверт гордо, с видом важной персоны, возлегал на кучке сереньких конвертиков с напоминаниями о просроченных счетах. Я осторожно, с почтением подняла это послание..
       В конверте было несколько листков, в которых вкратце объяснялась суть проекта, что то вроде "оказать значительную поддержку эммигрантам и повысить мотивацию их к трудоустройству и нахождению новых своих капазитетов в условиях другого государственного устройства и культуры". Далее текст кишел уже такими мудрыми высказываниями, что, не поняв и половины из прочитанного, я начала подозревать, что то, во что я ввязываюсь, требует больших умственных спопобностей чем, те которыми я располагаю. Но на втором листе было довольно чётко объяснено, где состоится первое заседание участников проекта. Это было здание городского совета города Хельсинки. Ого!
       Я решила не падать духом и, в надежде, что моя тупость не будет сразу обнаружена и что меня не сразу с этого собрания выкинут, одетая в деловой костюм и белоснежную блузку, величественно вплывала в здание старинного особняка на набережной.
       Меня распирала гордость, от того, что я принимаю участие в таком умном и замечательном проекте. Иностранка, а участвую в государственной деятельности Финляндии. С трудом оттянув огромную, тяжеленную дверь здания я остановилась в надежде, что торопящиеся мимо прохожие увидят и оценят, в какое значительное здание я направляюсь. Но никто не обращал на меня никакого внимания и, недовольно и тяжело вздохнув, я направилась в роскошный вестибюль дома городского совета.
       Огромный, прохладный вестибюль с мраморными колоннами для жителя Петербурга показался бы бедноватым, но после буро по трудоустройству и социальных контор, где в основном неторопливо бежит время порядочного эмигранта, он потрясал своим величием. Я невольно подумала - вот бы меня сейчас увидела сомневающаяся в наличии у меня каких-либо способностей мама, увидела бы, как её дочь в деловом костюме спешит по государственным делам, деловито и бегло спрашивает на труднейшем скандинавском языке, как ей найти комнату, где проходит собрание и гордой походкой, с выпрямленной по-королевски спиной, с достоинством поднимается по широкой, устланной красным ковром лестнице в зал собраний, вероятно наполненный министрами и прочими важными государственными деятелями, направляется вершить судьбы эмигрантов. А ведь так может начаться моя политическая карьера! А если я вдруг стану первой иностранкой в парламенте!? Мне представились заголовки газет: "Депутат парламента Ольга Саволайнен на собрании в Брюсселе". Не знаю, почему я подумала именно о Брюсселе, но по-моему, это очень подходящее место для депутатов всевозможных парламентов, уж очень по-деловому оно звучит. ... Спешить в Брюссель ... Звонить из Брюсселя ... Ух!
       В такие моменты и при наличие подобных мыслей по всем правилам жанра я обычно либо цеплялась каблуком за ковёр и падала, либо у меня неожиданно ломалась молния на брюках. Я, признаться, уже давно поджидала какого-нибудь из вышеперечисленных подвохов, но ,к собственному удивлению и радости, я добралась до зала собраний без особых приключений.
       Отворив дверь в зал я зажмурилась на минуту, готовая быть ослеплённой великолепием зала и наполнявшего его сливок финского общества.
       В зале было подозрительно тихо и я поспешила приоткрыть один глаз.
       Зал был практически пуст, если не принимать во внимание какую-то трикотажную тётку неопределённого цвета и размера, углубившуюся в чтение какой-то толстой пачки бумаг и скучающего вида очень юного для вершения судеб эмигрантов мужчину в невзрачном и видавшем виды сером костюме, со скучающим видом глазевшего в окно. Они не проявили к моей персоне никакого интереса, тётка на мгновение оторвалась от бумаг, прожевав, как корова, какое-то неопределённой приветствие, вроде "Здрствте", а молодой человек едва заметно кивнул и снова погрузился в рассматривание набережной из окна с таким интересом, как будто бы там проезжала карета английской королевы и она ему лично махала рукой в белой перчатке.
       Решив, что я опять что-то напутала я посмотрела на приглашение. Всё правильно.
       А где же министры? А как же Брюссель?
       Впрочем, я ведь явилась на полчаса раньше из заячьего страха опоздать на такое важное собрание. Надо успокоиться и подождать. Ведь министры так заняты, что могут и задержаться.
       Тут дверь приотворилась, и в комнату вошла буфетчица, катя перед собой тележку с кофейниками, чайными пакетиками и чайниками, всякой кофепитийной снедью и главное - целым подносом ароматнейших булочек с корицей. Размером каждая из них была с Аландские острова и их, видимо только что испекли.
       Присутствующие государственные лица значительно оживились. Ловко и привычно лавируя между столами, расставленными вдоль всего зала собраний и показывая необыкновенную привычность к нахождению в подобного рода местах, молодой человек в мгновение ока оказался у ещё не остановившегося столика и сноровисто нагрузил на небольшую тарелочку и чашку с кофе, и причитающийся к нему сахар и огромную булку.
       Тётка тоже зашевелилась, и, оторвавшись от своих бумажек тоже направилась за бароматной выпечкой.
       Я чувствовала себя чужой на этом празднике жизни, не решаясь взять угшощение, отчасти всё ещё опасаясь, что ни туда заявилась и съем чужую булку, отчасти от незнания ритуалов подобных собраний. Обливаясь слюнями от охмуряющего аромата булочек, я благоразумно решила повременить и, усевшись за массивный стол, достала с озабоченным видом свой календарь и принялась рисовать в нём смешных человечков.
       Зал постепенно начал заполняться участниками проекта. Народ как-то совсем не напоминал членов правительства, больше тех тётушек, которые гавкают на безработных в бюро по трудоустройству или на дяденек, проверяющих билеты у входв в театр. Большинство женщин обошлись без деловых костюмов, закутавшись в различные свитера и кофточки, на нескольких были пиджаки образца 80-х годов и растянутые юбки, всё преимущественно серое или болотное. На мужчинах были в основном далеко не новые костюмы со штанами с обвислыми коленками, задние части которых заметно светились насквозь, просиженные на бесконечных собраниях.
       Очень многие были между собой знакомы и начинали радостно вскрикивать при виде друг друга и завязывать оживлённые беседы, впрочем, не забывая прежде всего отметиться у кофейного столика и заполучить свою булку.
       Наконец, все уселись за огромным столом и затихли. В комнату за минуту до этого резво вбежал опаздывающий пожилой мужчина. По виду присутствующих было видно, что это настолько важная персона, что без него бы и не начали. Он небрежно бросил:
       - Я, кажется, опоздал? Извините, - в то время как на его физиономии никакого раскаяния не наблюдалось.
       Юноша встал во главе стола, он, видимо председательствовал. Вид он принял привычно значительный, только этому немного мешали остатки корицы на подбородке.
       - Итак, начнём. Вы получили краткое изложение проекта по почте на дом. Теперь нам нужно распределить обязанности на сегодняшнее собрание. Кто будет председательствовать, кто вести протокол. Итак, предложения?
       Все молчали. Затем какая-то из женщин назвала чьё-то имя, которое тут же все одобрили, видимо, из нежелания погружаться в этот вопрос.
       - Ну а председатель?
       Все упорно молчали.
       - Ну, придётся, наверное, мне,- с деланным тяжёлым вздохом выдавил юноша.
       Мне почему-то сразу захотелось узнать, кто его папа. Обычно таких юношей можно увидеть в супермаркете, в рыбном отделе, ловко управляющимися со скользкими рыбинами или шагающими с защитного цвета рюкзаком, в ботинках, напоминающих обувь наполеоновской армии во время бегства через опустошённую Россию в Отечественной войне12-ого года, спешащего в сторону Хельсинского университета. Как же этот юнец попал сюда есть булки и председательствовать?
       - Теперь давайте представимся друг другу, хотя очень многие уже знакомы по работе или по другим проектам, - все зашевелились, с интересом поглядывая в сторону незнакомых им заседавших.
       - Тиимо Ярвинен, начальник по работе с многонациональными эмигрантами из общества развития трудовой мотивации при центре развития международных бизнесс контактов.
       - Ирма Лайтинен, ответственная за психологическое адаптирование эммигрантов из общества "Новая Родина" при центре психологического развития, находящегося на базе городской службы города Эспоо, деятельность которой направлена на адаптацию эммигрантов.
       Ого!
       Я покрылась мурашками от такого великолепия. Как же всё-таки эта страна, которую мы, эмигранты, так часто поругиваем за безобразное к нам отношение, заботится о нас! О, как же мы несправедливы! Сколько замечательных, образованных людей ежедневно занимаются нашими проблемами, а мы и не знали! Интересно, а почему же мы не знали ... да где же все эти милые люди находятся? Где их прячут от нас, отдавая несчастных эмигрантов на растерзание подозревающим нас во всех грехах работникам социальных служб?
       Я настолько глубоко погрузилась в такого рода размышления, что не заметила, как сидевший около меня мужчина представился, сопровождаемый благосклонными улыбками участников заседания.
       Все выжидательно воззрились на меня.
       Я открыла рот, но от волнения голос пропал и я издала лишь весьма жалкий и даже какой-то подозрительный хрип, какой бывает, если при отключённой воде открыть водопроводный кран. Все смотрели на меня с недоумением, смешанным с интересом.
       Я, собрав все силы в кулак, напряглась и разразилась следующим текстом:
       - Ольга Саволайнен, безработная, при буро по трудоустройству города Вантаа.
       Все на мгновение затихли, затем представления пошли своим чередом.
       Кроме того, что мой титул важностью и изяществом не отличался, я была ещё и единственной иностранкой в этом великом проекте, призванном помочь эмигрантам.
       Но, наверное, финны лучше знают как нас адаптировать.
       Тем временем оживление, вызванное представлением прошло, и председатель вновь начал говорить в абсолютно тихом зале.
       - Итак, вы, вероятно, ознакомились с набросками проекта. Задача наша разработать его подробнейшим образом и предоставить лицам, отвечающим за его финансирование. К финансированию будут привлечены три города Хельсинки, Эспоо и Вантаа. Цель проекта - ... м-м-м... создать такое ... такой ... - юноша явно растерялся, когда понадобилось без высланной нам на дом аброкадабры объяснить суть намечавшегося великого проекта.
       - ... такой многонациональный центр различны умений! - обрадованно нашёлся он.
       Никто не отреагировал на его замешательство и вообще на его высказывания никоим образом. Большая часть присутствовавших задумчиво перебирала бумаги, а некоторые всё ещё дорывали зубами огромные булки. Да и вообще, после вышеуказанного выпечного изделия по лицам участников проекта разлилась благостная сонливость, отчасти способствовавшая такому дружному согласию со всем, что говорилось на собрании. Лепите, что хотите, только дайте нам спокойно переварить ваши замечательные булочки.
       - Ну, у кого какие-будут предложения? - вопросил председатель.
       Все молчали.
       - Ну, как по вашему, может такой центр повлиять на трудоустройство и лучшее адаптирование иностранцев?
       Молчание. У кого-то явственно заурчало в животе. Булки не прижились.
       И тут один средних лет джентельмен, с лоснящейся физиономией и кругленьким животиком, рвавшимся наружу из тесной рубашки так, что казалось - напряжённые пуговицы выстрелят в присутствующих и брюшко, как студень, расползётся по его коленям, откинулся назад и выдал следующую мысль, отношение которой к информационному центру я бы поставила под большое сомнение:
       - Надо делать все, чтобы помочь эмигрантам внедриться во все слои финского населения. Надо обязать, вы слышите, обязать, - он строго погрозил присутствующим толстым пальцем, похожим на сосиску. - всех финских граждан определенное количество свободного времени проводить в обществе эмигрантов.
       Он разошелся не на шутку и резко рубил воздух ладонью в сопровождении своей речи. Мне даже на минуту начало казаться, что он достанет туфлю и хряснет ей по столу, как Никита Хрущев.
       В зале раздались одобрительные возгласы. Все ждали дальнейших разъяснений джентельмена, видимо тихо радуясь, что не надо ничего выдумывать и высказывать самим.
       Интересно, это они всерьёз?
       Собравшиеся серьезно кивали головами. Я живо представила себе Йонатана, гуляющего по гольф-клубу в обществе большого сомалийского семейства, которое завороженно слушает лекцию по истории гольфа, начавшейся с пастухов, их посохов и овечьих какашек. Или слезающего с Яриной яхты с зеленым лицом маленького вьетнамца, дисциплинированно проведшего выходные в обществе настоящего финского гражданина и за все эти дни услышавшего ровно два финских слова - "привет" и "пока". Или Ари, отнимающего у толстого грека баранью ногу и с завидным терпением объяснеющего ему основы здорового питания. Или реакцию Маркуса, увидевшего назначенную к нему для адаптирования солидную эмигрантку из Перу.
       Оказалось, что идея была признана замечательной и все, вдруг очнувшись от спячки, вызванной усиленной работой желудочно-кишечного тракта, начали это предложение бурно обсуждать и дополнять.
       А затем я потеряла к собранию всякий интерес. Я рисовала в своём календаре смешных человечков. Когда одна страничка была целиком заполнена ими, я перевернула ее и продолжила это замечательное занятие.
       Собрание шло своим чередом. Я почти задремала, когда председательствующий юноша с большим энтузиазмом поведал собравшимся, с несколько секретной физиономией подавшись вперёд (насколько возможно было говорить секретно-доверительным тоном в зале, где сидело по крайней мере шестьдесят борцов за улучшение безрадостной эмигрантской доли):
       - А ещё - это не утверждено, но всё-таки вопрос обсуждается: возможно в нашем проекте примет участие сама Айла Коскинен. Её участие наверняка придаст ему большую значимость и будет намного легче получить финансирование от городов.
       В зале уважительно зашумели, председатель наслаждался произведённым эффектом.
       Мне имя Айла Коскинен не говорило абсолютно ничего. Наверное опять какая-нибудь скучная тётка.
      
       На следующее собрание я тащилась без всякого энтузиазма, скорее от нечего делать. Как только появилась официантка с булочками, я уверенно направилась к тележке и обзавелась огромным выпечным изделием, после чего уселась за стол переговоров и полностью погрузилась в свои мысли.
       Зал постепенно наполнялся, Недалеко от себя я заметила женщину, которую в прошлый раз я вроде бы не видела. Вряд ли бы я не заметила её на предыдущем заседании, уж очень контрастно она выделялась из мешковатой картины собравшихся участников проекта.
       Высокая, почти худенькая, в отлично сидящем строгом деловом костюме и белоснежной накрахмаленной до хруста блузке, движения её были отрывистые и энергичные, она нетерпеливо постукивала ручкой по столу, с сожалением оглядываясь по сторонам, словно бы отлично зная, что она теряет здесь время впустую. Женщину эту кроме безупречного костюма отличала от мешковатых теток, учавствующих в проекте, очень привлекательная внешность - она была действительно красива, как многие приехавшие в столицу северные финки - черты лица её были правильные, может быть чуть-чуть слишком резковатые, волосы густые, глаза серые, большие и немного холодные. Но, видимо, она сама о своей красоте особенно и не подозревала - волосы были коротко подстрижены и выкрашены в какой-то непонятный тёмный цвет, макияжа не было, а красивые глаза надёжно прятались за узкими стёклами очков в тёмной, угрожающей оправе. Заглянув, словно ненароком под стол, я увидела на её ногах огромные, практически мужские ботинки, по форме напоминавшие ботфорты петровских времён. Она явно, как и многие делающие карьеру или находящиеся на ответственных должностях финские женщины, хотела походить на мужчину. По какой-то непонятной причине такие женщины считают, что только так их будут воспринимать всерьёз.
       Я, видимо, неприлично долго и внимательно рассматривала эту женщину, потому что она, почувствовав мой взгляд, повернулась в мою сторону и посмотрела на меня без всякого наличия интереса. Как на стул. Наверное, она встречала ежедневно столько новых лиц, что они все смешались у неё в голове в единое, непримечательное лицо.
       Если бы кто-то в тот момент сказал мне, что когда-нибудь нас с ней будут с огромным энтузиазмом и радостными криками фотографировать японские туристы на бульваре Эспланади, когда мы ... впрочем, я забегаю вперёд.
       Собрание началось.
       Председатель для начала представил собравшимся вновь появившуюся, хотя она явно в представлении не нуждалась. Это и была та самая загадочная Айла Коскинен, призванная смягчить чёрствые сердца городских финансистов. Затем юноша кратко ввёл в курс дела "вновь появившихся", обращаясь исключительно к Айле, и вновь началось обсуждение идеи с принудительными выходными.
       Айла выслушала этот бред безо всякого интереса. Всем своим видом она показывала: бросьте этот трёп и давайте переходить к делу, если оно вообще у вас есть в наличии.
       Далее началось обсуждение самого "центра разнонациональных умений". Очевидно, существовало намерение объединить под одной крышей все имеющиеся организации иностранцев и для иностранцев, чтобы желающие легче нашли бы о них информацию. Затея была бы сама по себе и неплоха, но имела существенный минус - все эти организации были уже по пятьдесят раз объединены и найти их было не сложно. Да и тут же вставала проблема номер два: а кто бы их собственно говоря искал? Что за личность со здоровым рассудком станет искать кружок керамики, состоящий из двух латвийских женщин, клуб любителей таджикской литературы или кружок содержательных бесед, который проводили в здании районного клуба одуревшие от безделья арабские женщины?
       Айла не выдержала, демонстративно громко отодвинула от себя чашку с кофе и тарелку с булкой и сухо сказала:
       - Так, я не могу себе позволить, как многие из вас наверное догадываются, проводить часы и недели, выслушивая проекты о воздушных замках. Будем говорить начистоту: вы действительно хотите помочь иностранцам или это опять очередная выдумка с целью на несколько лет трудоустроить на тёпленькие места несколько знакомых?
       Вот это да! Неужели в Финляндии такое возможно? Сразу пришли на ум бесчисленные должности и даже целые исследовательские институты времён Советского Союза, где главной задачей персонала была лакировка ногтей и беганье по магазинам с высунутым языком. Но здесь же, извините, не Советский Союз.
       В зале стало очень тихо. Все опустили глаза вниз и занялись детальным изучением поверхности стола, щедро украшенной лужицами кофе и крошками от булок.
       Первым нашёлся председатель:
       - Конечно же, целью помочь, создать систематизированную, действующую цепь информации ...
       - Стоп, здесь же наверное, присутствуют и эмигранты, вот давайте их и спросим, какие препятствия на пути трудоустройства им встречаются, ведь именно трудоустройство и есть наша основная задача, - Айла с насмешкой посмотрела на председателя.
       Он вспотел.
       Все головы в зале повернулись в мою сторону и с надеждой ждали от меня любого разумного подтверждения тому, что они сидят здесь не напрасно.
       Надо было выдать что-то глубокое и содержательное, но все мысли как нарочно повылетали у меня из головы, и ещё и не вовремя прицепился какой-то совершенно дурацкий мотив из популярной песенки: ”Ups, I did it again”..
       Айла, глядя на меня своими пронзительными глазами, нетерпеливо спросила, расставляя слова отдельно, как бы беседуя с маленьким, абсолютно ничего не понимающим ребёнком, который заметно раздражает её своей тупостью:
       - Ну вот с какими проблемами ты столкнулась сразу по переезде в Финляндию?
       Я подумала.
       - Я не знала, что ключ от двери в квартиру подходит и к двери подъезда, поэтому я жутко спешила попасть домой раньше десяти вечера и после этого времени никуда не выходила.
       Умно, нечего сказать.
       Айла вздохнула.
       - Ну, если у многочисленного представительства эммигрантов проблемы адаптации находятся на таком уровне - нам ещё далеко до создания центров разнонационального умения. Забудьте о трудоустройстве - нам надо дворников на курсы русского языка отправлять, - иронически усмехнулась она.
       Всем было очень неловко, но председатель опять нашёлся:
       - Ах да, я тут проделал огромную работу и сделал предварительный бюджет для нашего проекта. Ознакомтесь, пожалуйста!
       Все с необыкновенным оживлением начали передавать по кругу пухлые пачки бумажек, видимо, желая поскорее замять неудобное положение вещей.
       Одну из пачек сосед услужливо положил передо мной, сопроводив это действие взглядом, каким посмотрел бы изощрённый в технике взрывов специальный агент ЦРУ, вынужденный дать бородатому русскому напарнику в валенках вмонтированную в авторучку суперсовременную бомбу.
       Я посмотрела на бюджет. Сначала мне показалось, что он в моих глазах двоится. Такие суммы ... Возможно ли это? Так посмотрим: зарплаты работников - директор, секретарь директора, секретарь по-информации, координатор ... Координатор чего?
       Далее: офис, желательно в центре, чтобы клиенты (какие клиенты? Любители балийского батика или отчаявшиеся его производители?) могли легко его найти, офисная техника, компьютеры, обстановка. Телефонные расходы, расходы на Интернет... услуги по изготовлению Вебсайта. Услуги переводчиков, лекторов ...
       - Извините, а это что, в марках? - тихонечко спросила я.
       На меня многие посмотрели, как на сумасшедшую.
       - Нет, в евро, - удивлённо откликнулся председатель.
       Я посмотрела на Айлу. Она с насмешливой улыбкой энергично перебирала страницы бюджета.
       И тут я пришла в состояние, так знакомое каждому русскому человеку. Возмущение накатило на меня огромной горячей волной и я поняла, что, несмотря на все мои попытки сдержаться, меня понесёт. Я скажу что-то совершенно неподходящее, грубое, но правдивое. Я старалась сосчитать до ста, потея от напряжения. Я старалась отвлечься на булки. Старалась смотреть на ручку соседа с надписью "Нордея". В окно.
       Бесполезно. Зал вращался вокруг меня, лица сливались в одно размазанное пятно, как бывает, когда едешь на карусели.
       Я встала и громко и гневно выдала следующий текст:
       - Да что же вы вытворяете! Нас же за это финны и будут ненавидеть - это их налоги, их деньги! Мы этих денег и не увидим - да и не нужны они нам! Как вы не можете понять - мы не подачек хотим - уберите все наши пособия, но дайте работать и почувствовать себя нормальными людьми! Жмите из нас соки, используйте наши знания, умения - ведь большое количество эмигрантов имеют отличное образование! В Америке, в Канаде, да где угодно - они годятся, а в Финляндии - почему-то нет. И мы хотим не сидеть на унизительной социалке, а ездить на юга, зарабатывать на машины и дома - мы тоже хотим долги! Финляндия относится к своим иностранным гражданам, как злая мачеха к приёмным детям - вроде и нельзя пнуть ногой под зад, в приличном доме живёт - соседи могут осудить. Покупает им всякие игрушки, но приласкать, обнять-то не хочет - а детям ласка нужна, а не деньги. А тут еще вы, городские средства выжимаете ради каких-то знакомых! Как же вам всем не стыдно!
       К моим глазам от сильного эмоционального взрыва подступили слёзы. Добавить к этому я ничего не собиралась, а увидеть меня, размазывающей по лицу тушь вперемешку с соплями, данной аудитории я не хотела позволить. Поэтому я демонстративно сложила ручку и календарь в сумку, брезгливо отодвинув в сторону бюджет проекта и вышла из зала, не удержавшись, и совсем некрасиво хлопнув дверью.
       Вот вам и политическая карьера с Брюсселем.
       Я тяжело вздохнула, и, шмыгая носом и раскрывая глаза как только возможно шире, чтобы тушь не потекла, с позором поковыляла к лестнице. Шагая вниз по ступенькам, застланным красным ковром я с усмешкой отметила, что вот так, наверное, и выглядит спуск с политических карьерных вершин.
       В зале заседаний за моей спиной снова очень громко хлопнула дверь. Затем я услышала догоняющие меня торопливые шаги.
       - Подожди, - позвала меня Айла. - Вот несётся!
       Я остановилась. Интересно, а что ей-то от меня может быть нужно?
       Айла догнала меня. Мы обе стояли на лестнице друг напротив друга: я - с совершенно несчастным видом, уже начинающая жалеть о своей пламенной речи, а Айла - внимательно на этот раз меня изучавшая.
       - До тебя хоть дошло, что ты сделала? - тихо спросила меня Айла, впрочем, скорее с теплотой, чем с упрёком.
       - Но ...
       - Для красоты им было необходимо взять в проект хоть одного иностранца, иначе города бы всё эту мышиную возню не одобрили.
       Ну и что? К чему она клонит?
       - А на эту должность они, как одна птичка напела, хотели взять тебя. Так что ты потеряла несколько минут назад рабочее место по-крайней мере на два года (а там эти хирецы время действия проекта и продлили бы) с зарплатой в две с половиной тысячи эвро в месяц.
       Я застыла. Последний раз подобную по масштабам глупость я сделала в Петербурге, когда с недопустимой небрежностью недостаточно уважительно отозвалась о норковой шубе моей начальницы.
       - А если бы ты этой должности знала, ты бы высказалась всё равно? - Айла смотрела на меня с необыкновенным интересом, явно с нетерпением ожидая, что я на это отвечу.
       - Нет, я бы сидела ни слова не говоря и в случае необходимости заткнула бы свою идиотскую морду булкой, - честно сказала я.
       Айла рассмеялась. Смеялась она громко, открыто. Я невольно улыбнулась.
       - А знаешь, ты очень хорошо высказалась. Не подачки давать надо, а взять и подавить к себе эту идиотскую ненависть к иностранцам. Этих проектов видимо не видимо, а толку от них ... ну, может быть толк и есть, но в сравнении с тем, что на эти деньги полезного можно бы было сделать, толка особого не видно.
       - Угу, - мрачно отозвалась я. Айле легко носить такие убеждения. А мне что сними сделать? Съесть их с банкой тунца что ли?
       - Я думаю тебе немножко помочь, - сказала Айла с какой-то лёгкой неуверенностью, словно всё ещё сомневаясь в правильности того, что она намерена сделать.
       - У меня одна знакомая недавно искала какого-нибудь сообразительного эмигранта, отлично владеющего финским языком. Работа для него есть в одной организации, которая занимается действительно полезным делом - даёт консультации по открытию собственного бизнеса. Для иностранцев решили на пару лет принять на работу консультанта-эмигранта. Я тебя порекомендую. У тебя будут и другие конкуренты на эту должность, но если будешь вести себя не так, как только что, может и получишь работу. А если получишь - всему, что связано с твоими обязанностями тебя научат, так что не волнуйся.
       Когда говорят, что вдруг среди зимы зазеленела трава, забили ручьи и зацвели всевозможные фиалки и кактусы - говорят именно о том состоянии, которое у меня было в тот момент.
       Я уже ринулась было обнимать мою спасительницу, но она, видя мой порыв, холодно отстранилась от меня рукой и деланно-сухо произнесла:
       - Не благодари. Я тебе ничего не гарантирую, всё от тебя зависит.
       - Айла ... ты ... ты ведь такая добрая, зачем ты это скрываешь, - несмотря на отстраняющий её жест я дотронулась до руки Айлы. - Откуда у тебя такая необходимость показывать неестественную суровость? Ведь ты могла бы просто отсидеть это собрание и пойти на следущее, а могла и сейчас на лестнице просто протопать мимо по своим делам. У тебя сердце-то, похоже, золотое ...
       - Вот что в вас русских самое отвратительное, - грустно сказала Айла. - Ну как ты можешь совершенно незнакомого человека брать за рукав и говорить ему такие интимные, такие личные вещи? Все вы такие - нет, чтоб спасибо сказать и дальше пойти, нет, вам надо человеку душу вывернуть и вилкой в ней покопаться. Это же ненормально здесь, понимаешь?
       Айла на минутку задумалась, потом встряхнула головой, словно отгоняя ненужные мысли:
       - Ну мне пора на, как ты отлично угадала, очередное заседание, - она вытащила из своего объёмистого портфеля блокнот и наскоро нацарапала на нём телефон. - Позвони вот этой женщине, скажешь, что я тебе её телефон дала. А вот моя визитка. Позвони после собеседования и расскажи, как прошло.
       Айла говорила очень сухо и официально, скорее не говорила, а отдавала приказания. Я не глядя сунула бумажку и её визитку в сумочку. Айла сопроводила мой жест взглядом и почему-то, усмехнулась.
       Она, обогнав меня, заторопилась вниз по лестнице, небрежно махнув мне рукой:
       - Пока! Удачи!
       Впрочем, через несколько ступенек она остановилась и подняла ко мне своё лицо, ставшее задумчивым:
       - Ведь ты разговаривала со мной не больше десяти минут, а узнала обо мне то, что мой бывший муж не узнал за восемь лет. Вы какие-то всё-таки ... особенные.
      
       Наша беседа с моей будущей начальницей, очень улыбчивой сорокалетней женщиной, больше смахивающей на тёмненькую кудрявую француженку, чем на финку, прошло замечательно. Так я получила свою первую нормальную работу в Финляндии, обойдя, как Бетта позже рассказывала несколько конкурентов, и познакомилась с Артури и Риитой.
      
       Глава девятнадцатая
      
       Я отолжила резюме и задумалась об Айле: что-то она давно не звонила. Дело в том, что мы стали после этой истории закадычными подругами.
       Из распиравшей меня благодарности я с первой зарплаты пригласила Айлу в русский ресторан, она не отказалась, видимо, не желая меня обидеть и мы отлично провели тогда время.
       А потом мы очень часто были вынуждены вместе просиживать на разных собраниях и заседаниях всевозможных проектов, и Айла обычно сразу усаживалась около меня, хотя знала и других заседавших. После этих собраний мы часто шли в кафе или в бар, а так как Айла была разведена и семьи у нее не было, она домой особо не торопилась.
       Как-то раз Айла позвонила мне на работу и, около получаса витая вокруг да около неожиданно попросила:
       - Мне нужна твоя помощь ... может быть нужна ... а может и нет... не совсем обычная помощь ...
       Я никогда не слышала от всегда необыкновенно четко изъясняющейся Айлы такого лепета.
       - Ну, мне однажды мой бывший муж сказал, что я неженственная ... и - она перешла на дрожащий шепот. - несексуальная... так вот я тут подумала ... если бы ...
       Я не выдержала.
       - Тебе кто-то понравился, ты не хочешь второй раз наступить на те же грабли и хочешь пойти со мной по-магазинам, - рассказала я Айле о ее проблеме.
       - Ну вот, - разочарованно протянула Айла. - Какая ты противная ... откуда ты все знаешь?
       Айла должна была блеснуть на корпоративной вечеринке и я отнеслась к заданию по ее преображению с полной ответственностью и большим удовольствием, потому что сутками могла бегать по магазинам высунув язык.
       Зная о разнице наших вкусов, шагающая рядом со мной по Булеварди Айла всем видом своим напоминала пациента с огромным флюсом, идущего к стоматологу. С одной стороны ему страшно не хочется к стоматологу идти, а с другой стороны выбора у него нет абсолютно никакого - зуб-то болит и болеть переставать не собирается.
       Мы направлялись в бутик к Любе.
       Люба уже ждала нас. Она встала напротив Айлы, уперев руки в боки и принялась очень внимательно её рассматривать. Потом она деловито произнесла:
       - Всё ясно.
       И удалилась в сторону склада.
       Следующие два с половиной часа напоминали ледовое побоище. Люба убеждала Айлу хотя бы примерить ярко-красное роскошное итальянское платье, верх которого держался на одной серебрянной цепочке, окружающей шею. Айла в ужасе взирала на этот наряд голливудского уровня, видимо сожалея уже о всей затее. Она в отчаянии хваталась за какие-то чёрные и болотные невзрачные тряпки, как падающий в колодец пытается зацепиться за проросшие в стенах колодца корешки. Но она не знала Любы. Если Люба что-то задумывала
       ... Впрочем, читатель-то с Любой уже знаком.
       Наконец, платье было практически насильно одето. Вытирая пот со лба, мы разглядывали Айлу.
       На её стройной фигуре платье сидело великолепно. Айла разглядывала своё отражение в зеркале с полнейшим недоумением, явно мечтая сорвать с себя этот ужас и задать стрекоча подальше от этих двух сумасшедших русских. Она ёжилась - вся спина была открыта и спереди вырез доходил до расшитого серебрянными узорами широкого пояса.
       - Красавица, - удовлетворённо вынесла приговор Люба, судя по-всему больше довольная своим профессионализмом в выборе одежды, чем поёживавшейся и неловко скукоженной Айлы.
       Айла выглядела всё-таки как-то нелепо - она явно не знала, куда девать руки и как держать спину, и напоминала шкодливого перверси-мужа, в отсутствии жены примеряющего её вечерние туалеты.
       Объект преображений снял свои очки в тёмной и толстой оправе.
       - Вот так-то лучше, - похвалила Люба.
       - Лучше, но в большей степени от того, что я вообще ничего теперь не вижу, - проворчала Айла. Но ворчание было полудовольным.
       - И какой же лифчик я под это платье одену?
       - Лифчик? Какой лифчик! Насмешила ...
       - Нет, нет, нет! Это же такое ... яркое, сексуальное платье!
       - А ты что хотела? Выглядеть сексуально в сером трикотажном свитере до колен и в своих калошах?
       Айла задумалась. Вдруг, решительно вздохнув, отправилась в примерочную кабинку. В течении некоторого времени оттуда сначала доносился шум борьбы с платьем незнакомой конструкции, а затем тяжкие вздохи вперемежку с недовольным бормотанием. Мы с Любой терпеливо ждали результатов этой жестокого сражения Айлы с самой собой.
       Айла вышла из примерочной в своём сером костюме, но без очков. Она решительным и красивым жестом опустила аккуратно свёрнутое бесстыжее платье на прилавок перед Любой:
       - Беру!
       Впрочем, её красивый жест несколько пострадал от того, что она сослепу налетела на прилавок, чуть не снеся его.
       - Кого ты мне привела, - в недоумении прошептала Люба.
       - Сколько оно стоит? - Айла задала этот вопрос впервые, в отличие от нас Любой, всегда смотрящих сначала на этикетки.
       - Я тебе сделаю скидку на 70%, значит... - Люба постучала по калькулятору своими безупречными пальчиками. - это будет 550 евро.
       - На 70% - по дружбе? - изумилась Айла.
       - Ну ... предположим, что на нём пятно, - Люба выразительно улыбнулась.
       - Пятно? - всполощилась недогадливая Айла. - Какое пятно? Я не хочу платье с пятном!
       - Да нет там никакого пятна! - не выдержала я. - Расплачивайся и пойдём. А то я Любу попрошу ещё и за туфлями с нами сходить.
       Это подействовало. Айла торопливо вынула кредитную карточку и начала с опаской поглядывать на Любины шпильки.
       - Это Люба в Финляндии такие туфли купила? - спросила Айла уже на улице, переводя дух.
       - Нет, эти вроде бы в Италии.
       - А почему она в вечерних туфлях на работе ходит?
       - Они не вечерние. Она их называет "невзрачненькие, для работы". Идём в обувной?
       - Нет, - честно и с тяжёлым вздохом сказала Айла. С меня на сегодня хватит, за туфлями пойдём в другой раз.
       Она вполне отошла от посещения Любы через неделю, и в обувном магазине ужасно ныла, выторговывая у меня каждый сантиметр каблука. Остановились на модели, в которой она могла не только стоять, но и передвигаться в пространстве.
       На вечере же случилось неожиданное - объект внимания Айлы, по-джентельменски заигрывавший с ней в офисе, не обратил на нее никакого внимания. Как потом оказалось - он ее не узнал.
      
       Окончательно же нашу дружбу неожиданно скрепило одно из известнейших архитектурных сооружений Хельсинки.
       Тёплым летним деньком мы сидели с Айлой на скамейке на Эспланади. Эспланади, как Невский проспект в Петербурге является местом, куда приходят людей поглядеть и себя показать, мы же выглядели после работы, как две растрёпанные швабры и предпочли сосредоточиться на первом занятии, с величайшим интересом разбирая проходящих по бульвару по-косточкам.
       Невдалеке от нас продефилировала куска отчаянно вопящих итальянских туристов, один из которых исполнил к удовольствию находящихся в их группе дам замысловатый африканский танец прямо посреди бульвара. Насмеявшись на этим клоуном мы заговорили о постоянном чувстве скованности, не покидающей среднестатистического финна. "Что этот слон думает обо мне?" - никогда и ничего нельзя сделав не подумав о знаменитом животном из этого известного финского анекдота. Если выпить как следует, тень огромного слона, неизвестно что о тебе навоображавшего, вроде бы отодвигается, до тех пор, пока не протрезвеешь и не начнёшь в ужасе соображать, что ты наговорил в пьяном виде.
       - И ведь, всё это понимая, я - такая же, - удивлённо заметила Айла.
       - Понимание - один из ключевых этапов на пути к исправлению, - ответила я.
       - Возьмём по мороженному? - спросила Айла. - Жара такая, что я бы с удовольствием в фонтан залезла.
       Хавис Аманда неподалёку распространяла вокруг дымку свежести.
       Мне пришла в голову отличная мысль. По-крайней мере, тогда она мне показалось отличной. Дело в том, что я обычно так быстро начинаю обращать мысли в действие, что только значительно позже начинаю думать, действительно ли это была умная затея.
       - Ну вот, замечательный момент, чтобы прогнать слона!
       Айла с удивлением оглянулась:
       - Какого слона?
       - Пошли.
       Я потащила обалдевшую Айлу к фонтану.
       Около фонтана я отняла у неё огромный портфель и поставила его на песок.
       - Снимай туфли, - коротко приказала я. Теперь я буду командовать парадом.
       - Зачем?- ещё более оторопело спросила Айла.
       - Потому что ты в них утонешь. Они у тебя каждый наверное, по пять килограммов весят, - недовольно пробурчала я, снимая свои лёгкие итальянские шпильки я с неудовольствием поглядывая на мужские ботинки, бывшие, как всегда на ногах у деловой женщины.
       - В фонтане?
       - В фонтане.
       Айла не двигалась. Ну, может после этого ей придётся выкинуть этих обувных монстров.
       - Ты что делаешь? - уже почти в панике вопила Айла, когда я начала тянуть её к радостно журчавшему фонтану.
       - Не полезу, не полезу в фонта-а-а-а-н! Ты сумасшедшая!
       В следующее мгновение мы уже стояли в фонтане. Айла смотрела то на меня, с полным негодованием, то в ужаса оглядывалась на уже начавшую интересоваться нашем импровизированным купанием толпу, очевидно, боясь, что её увидят знакомые или коллеги.
       Я наклонилась и зачерпнула горсть прохладной воды, а потом швырнула её в Айлу.
       Обалдевшая Айла рассвирипела на меня настолько, что тут же набрав воды в два раза больше торжествующе вылила её на меня.
       И через несколько мгновений толпа гуляющих могла насладиться зрелищем, которым не каждый день радует бульвар Эспланади: две дамы за тридцать, в деловых костюмах и блузках, резвились в фонтане с громкими криками окатывая друг друга пригоршнями воды.
       Обе вошли в азарт: костюмы промокли насквозь и начали прилипать, сковывая движения, что делало их ещё более нелепыми, косметика у одной из них растеклась по всей физиономии, вследствие чего она напоминала по-боевому настроенного папуаса, вступившего в схватку за просторы родной Африки с белым колонизатором. Дамы использовали порой весьма подлые приёмы в виде подталкиваний и подножек, в результате которых вскоре обе уже сидели на дне фонтана, вяло пошвыривая друг в друга водой давясь от обессиливающего смеха.
       Народ был в восторге. Финны решили, что у нас polttarit, и дружелюбно смеялись, а туристы, в изобилии гулявшие по Эспланади получили от известного бульвара массу интересных впечатлений.
       Интересно, во скольких странах мира люди разглядывают фотографии, на которых две дамы резвятся в фонтане ...
       Оказавшаяся неподалёку группа японских туристов немедленно устремилась к месту действия и затрещала камерами, самые усердные из них, производили видиосъёмку даже тогда, когда насквозь мокрые и необыкновенно довольные мы выползали из фонтана.
       Они захлопали и нам с Айлой ничего не оставалось, как отвесить им изящные реверансы.
       До машины Айлы мы шли почти согнувшись пополам, потому что нас смешили удивлённые взгляды прохожих, для которых было немало оснований - взглянуть хотя бы на то, во что превратились башмаки Айлы. Хотя я сама особой разницы не заметила.
       Но ведь мы всё это проделали совершенно трезвыми! Долой слона!
       В машине я посмотрела на Айлу повнимательней. Нахохотавшись до слёз она выглядела на десять лет моложе.
       - Что мне с тобой сделать? - спроила она, как мамаша с укоризной, но с нежностью спрашивает у нашалившего, но горячо любимого дитяти.
       - Только не покупай такие же туфли взамен старых - это слишком тяжёлое наказание.
       - А ты знаешь, своей идиотской выходкой ты сделала то, что мой психоаналитик не смог сделать за несколько лет - я давно не чувствовала себя такой свободной.
       Я не знала, что у Айлы есть психоаналитик.
       - Ну, если я так здорово помогла тебе съэкономить на психоаналитике ...
       - И не мечтай, - засмеялась Айла.
      
       Открывшая мне в тот вечер дверь Лизка застыла, глядя на меня и даже не мигая. Я уже начала бояться, что она вошла в транс и её придётся вести к детскому психиатору.
       Внезапно Лизка очнулась и гневно, даже топнув ногой от возмущения высказалась об увиденной картине:
       - Ты купалась, - уличающе произнесла она. - А мне не разрешаешь - птичий грипп, птичий грипп!
      
       глава двадцатая
      
       Я совершенно не способна сосредоточится. Ведь и надо-то всего навсего резюме написать, а я уже час над ним мечтаю.
       И я снова сосредоточенно углубилась в работу.
       Дойдя до пункта своей нынешней деятельности, я опять задумалась. В этом месте меня обычно спрашивали две вещи: как я дошла до предпринимательства и почему я хочу от своей процветающей фирмы избавиться.
       Никак не могу понять, откуда у финнов такая радужная картина о мелком предпринимательстве? С мелким купчишкой здесь долго не нянчаться, все жестко - не заработал - сиди голодный, заработал - придет налоговый инспектор ... и сиди голодный. Зато на первый вопрос всегда легко ответить - кончились деньги вот и дошла. И тут я вспомнила историю своего великого консультационного концерна.
       Два года работы в проекте пролетели незаметно. Начальница моя всеми правдами и неправдами устроила меня в нашу конторку еще на год, но уже секретарем-практикантом, благо Бетта, после необыкновенно тяжелых колебаний, ушла в другую крупную фирму.
       Незаметно пролетел и этот год и я осталась полностью не у дел.
       Накопить что-либо на моей работе не получалось, поэтому мы с Лизкой впали в катострофическую бедность. К счастью, Бетта рассказала мне о кассе для безработных, куда я сразу же и вступила, едва-едва подгадав так, что получение пособия стало возможным.
       Неприятной неожиданностью стало для меня, что пособие я получила не сразу. В бюро по-трудоустройству мне спокойно объяснили, что деньги я получу не раньше, чем через месяц.
       Я остолбенела. И тут же по совету Любы помчалась в социалку, где объяснила, что Лизку совершенно нечем кормить. Уверенная в том, что мои скудные, но уплаченные налоги гарантируют что-то и для меня, я облегченно вздохнула, получив от сердобольной тетеньки, выслушавшей меня с неподдельным вниманием, кучу анкет для получения помощи от государства.
       Никогда до этого момента, когда я начала вчитываться в содержание страниц анкеты, я не испытывала такого унижения. Нужно было указать абсолютно все расходы - на парикмахерскую, на предметы личной гигиены, одежду, питание ... Интересно, да какая же в такой нужде парикмахерская? Заполняя эту анкету, я поклялась себе, что до такого больше никогда не дойду.
       Когда бумажки были заполнены, я опять вернулась с ними к чиновнице.
       - А отец у Вашего ребенка есть?
       Интересный вопрос, конечно есть, не в капусте же я ее нашла. Другой вопрос, что толку от вышеуказанного отца не было никакого - он лежал большую часть времени на диване и жаловался, что его гениальности никто не понимает, а посему на плохую работу он не пойдет сам, а на хорошую его по-вышеуказанной причине никто не берет.
       - А пособие от Вам платит? - спросила тетенька, внимательно посмотрев на меня поверх очков.
       - Пособие? - я расхохоталась. - Чем?
       Тетенька тихо охнула.
       - Так Вы столько лет ничего на ребенка не получали?
       - Нет, - я удивилась не меньше ее. - А я должна что-то поучать?
       - Конечно, если отец не в состоянии платить пособие на ребенка, это делает государство ...
       Она глубоко вздохнула и выдала мне пачку анкет.
       Я терпеливо справилась и с ними.
       Тетенька в это время что-то искала в компьютере.
       - А... Вы что, и за квартиру доплату не получали? - она уже смотрела на меня, как на инопланетянина.
       - Что? - удивилась я. - И такая есть?
       - Есть. Вы же мать-одиночка.
       Я расстроилась - сколько денег я потеряла. Вот они, проекты по обустройству эмигрантов ... элементарного не знаем.
       Тетенька выдала мне еще несколько анкет и начала объяснять, какие бумаги мне для этого прошения нужно собирать и откуда.
       Наконец между нами выросла такая кипа бумажек, что мы с трудом видели друг друга глядя поверх них.
       Я была довольна - все-таки что-то мы получим, а значит, продержимся, пока я не найду работу.
       - А когда мы начнем получать пособия? - осторожено спросила я, наученная горьким опытом в бюро по-трудоустройству.
       - Где-то через месяц, - спокойно ответила мне тетенька.
       Я почувствовала, что пол уходит у меня из под ног. В состоянии студня я выползла из здания социалки и поплелась домой, размышляя над незамысловатым вопросом - что мы весь этот месяц будем есть?
       Конечно, девочки помогут. Но одна продавец, а вторая еле держится со своими заплесневелыми кофейниками - иной раз несколько недель никто ничего не покупал. Родителям же пенсионерам, живущим в Петербурге, мне даже не пришло бы в голову о своих экономических неприятностях рассказывать...
       Придя домой я выложила на кухонный стол все содержимое кошелька (кредиток у меня тогда не водилось, ведь постоянной работы не было) и мы дружно выпотрошили с Лизкой ее копилку. Результаты были крайне неудовлетворительными.
       Надо было срочно, в течении нескольких дней найти работу, и я сразу за эту трудную задачу взялась. Но финские работодатели не спешили распахивать для меня свои объятия. Меня пригласли только на одно собеседование в какой-то бутик, где хозяйка, подробно расспросила меня, как бывшего специалиста в области российского туризма, где, как и что покупают русские в Финляндии, после чего отправила восвояси. Понурившись, я отправилась из бутика в ломбард, где заложила свое обручальное кольцо, чтобы купить билет до Ванты.
       И тут нас спас Игорь.
       Девочки из турфирм по старой памяти от случая к случаю подкидывали мне работу - автобусные экскурсии по Хельсинки для русских туристов. Работа непыльная - два часа лепетать о красотах финской природы намного легче, чем ублажать неимоверно капризных российских туристов в течении всей поездки. Но платили за это совсем неважно (с вычетом расходов на транспорт я получала за экскурсию ровно 12 евро) и наше шаткое финансовое положение грозило все равно обвалиться под ураганом счетов, как соломенная хижина нерадивого поросёнка при условии, что на неё подует серый волк.
       Часто гиды просили меня о разных мелких услугах - то письмо за границу отправить, так как из Финляндии оно дошло бы быстрее и в целом виде, то заказать по-телефону обед для группы где-нибудь около Тампере, так как гиды обычно владели школьным английским, которого не понимает никто, кроме турков, стремящихся продать русскому туристу поддельной кольцо с бриллиантом на пляже в Турции.
       На выходных я опять получила заказ на экскурсию. Идти было ужасно лень, в восемь утра, но волка ноги кормят и пришлось подниматься из кровати. После экскурсии, переполненная гордостью за победу над одним из главных своих недостатков, сжимая в руке честно заработанные засаленные доллары, я уже спускалась по ступенькам из автобуса, как молодая гид бешенно замахала обеими руками:
       - Ой, подождите!
       Она выскочила за мной из автобуса и протянула большой конверт, набитый чем-то до отказа.
       - Мне надо перевести деньги в банк на счёт финского партнёра, а сегодня суббота, банки закрыты. Завтра они тоже закрыты, а вечером нам надо уже возвращаться. Вы не могли бы отнести деньги в банк в понедельник? А то мы всегда задерживаем оплату, партнёр злится. Там номер счёта в конверте.
       Большинство российских турфирм не пользуется услугами российских банков по-переводу денег за границу - это неимоверно дорого. Вот несчастные гиды и трясутся, как зайцы, провозя через границу суммы денег, значительно превышающие предел вывозимой валюты, установленной российской таможней. Прячут деньги по различным частям туалета, раздают водителям и даже туристам перед границей, чтобы опять после границы собрать их назад.
       - Давайте, - легко согласилась я. А то ведь опять придётся какой-нибудь замотанной выкрутасами туристов девчушке дрожать за купюры в лифчике.
       Уже приехав домой, всё дорогу удивляясь объёму конверта, я решила в него заглянуть, так как он не был заклеен. Я была уверенна, что такое колическтво денежных знаков обусловленно тем, что едущие в Финлянждию туристы часто собирают деньги на поездку по крупицам и, когда плватят долларами, размер честных трудовых сбережений невелик по цене, но увесист по-объёму.
       Открыв конверт я оцепенела. Он был до отказа набит стадолларовыми купюрами.
       Выходные, точнее то, что от них оставалось я провела в панике. Я буквально сидела на конверте с деньгами, как добросовестная наседка на горячо любимых яйцах. Я боялась выйти из дома, потому что кто-то мог нас некастати ограбить. Это чувство было для меня абсолютно новым, ранее мною не успытываемым, но всё-таки отнють не самым приятным.
       Дома я боялась, что в нашем хаосе, царившем обычно в нашей второй квартире (первой у нас, как вы ,наверное, понимаете, считалась конюшня, из-за её важности и более высокой аренды) конверт потеряется, как частная яхта в бермудском треугольнике.
       Ночью я спала с конвертом, одновременно всё время просыпаясь и нервно вслушиваясь в тишину летнего вечера. Единственным звуком было сопение Лизки, которая ворочалась не в силах заснуть от духоту, потому что несмотря на застилавший глаза струящийся пот, окна во всей квартиры были плотно закрыты. Их, кстати говоря, я проверяла регулярно, несколько рах за ночь.
       К концу выходных мы уже чувствовали себя в осаждённом замке, окружённые гоблинами принцессами, чьими волшебными богатствами гоблины вознамерились поживиться.
       В понедельник утром, невыспавшаяся и вымотанная, тесно прижимая к груди завёрнутый в целлофановый пакет конверт я короткими перебежками устремилась к банку.
       Ворвавшись в едва открывшийся банк, я ринулась к прилавку и здесь меня вдруг охватила дикая паника - а вдруг я взяла не тот пакет? Или спросонок завернула в него что-то не то? Или конверт каким-то загадочным способом испарился и на егоместе я обнаружу, к примеру, старые шерстяные носки? Но пакет, к счастью, злобных помыслов не имел, или не смог их претворить под таким бдительным надзором, поэтому он был на месте. Я Я удовлетворённо выложила, всё-таки шмыгая глазами по сторонам, из пакета с надписью "Алепа" огромные пачки денег. Естественно, мои действия сразу же привлекли внимание всех банковских служащих и охранника, так что переведение денег на указанный счёт финской фирмы по степени бдительной напряжённости важности проходило как обмен двумя необыкновенно ценными заложниками. Что в принципе меня удивила - я же принесла деньги, а не стремилась их забрать.
       Из банка я шла высоко подняв голову и напевая. Было неимоверным облегчением избавиться от пакета - страх потерять такие деньги и вступить в далеко не приятные переговоры по этому поводу с российской стороной душил меня все выходные. Ещё раз подивившись на доверчивость русского гида, таскавшего конверт за собой в сумочке по автобусам и аквапаркам и отдавшей деньги фирмы совершенно незнакомому ей человеку я напрочь забыла о событии. Чему, впрочем, способствовало и то обстоятельства, что в панике я потеряла ключи от квартиры и мне пришлось тащиться за ними в банк, где моё появление вызвало заметное оживление - они, видимо, решили, что я буду приносить сюда отмытые русской мафией деньги с интервалом в полчаса.
       Игорь позвонил мне через несколько дней после этой замечательной истории.
       - Мне Ваш телефон дала одна из менеджеров турфирмы, - рассказал он. - Эта идиотка в автобусе Ваш телефон попросить не догадалась.
       - Замечательно, что вы звоните, - искренне обрадовалась я, не имея не малейшего представления с кем говорю, но поняв, что речь идёт о всё тех же деньгах. - У меня же чек из банка на Вашу оплату, я уже три ночи не сплю, боюсь потерять ... Он же такой ... такой маленький ... - я чуть не плакала - такие ответственные поручения всегда негативно отражаются на моей слабой нервной системе.
       На другом конце трубки замолчали. Видимо Игоря пробрал холодный пот при мысли в каких двух совершенно безголовых руках побывали деньги его фирмы.
       - Если Вас не затруднит, мы могли бы встретиться. Я должен Вас как-то отблагодарить. Эта дура ... - тут Игорь сдержал, видимо, очередной приступ вполне оправданного гнева и закусил губу.
       Выглядел Игорь замечательно - высокий, стройный, лет под тридцать, одет в отличный костюм он держался с той замечательной лёгкостью, с которой держатся люди, видевшие немало и привыкшие передвигаться в дорогих интерьерах. Его умные карие глазки смотрели из-за стёкол очков в тонкой оправе любопытно изучающе, а тот английский, на котором он обратился к официанту подразумевал наличие у него в детстве англоговорящего частного преподавателя.
       В ресторане было спокойно, ланч уже закончился, а вечерние гуляки ещё не появились.
       Я ковырялась в заказанном мной недорогом салате, после нашего с Лизкой рациона с трудом борясь с желанием воткнуть вилку в сочную отбивную Игоря и убежать с ней домой.
       - Какое у Вас в фирме доверие к людям, - решила я похвались атмосферу в его рабочем коллективе, считая, что он, наверное, совладелец этой туристической компании. Хотя по его виду я усомнилась, что это так, он походил на птицу большего полёта, чем дерущееся из-за крошек бойкие воробьи - директора мелких петербургских туристичеких фирм.
       - Доверие? - удивился он. - Да я потребовал, чтобы её уволили! Вручила такие деньги непойми кому и даже телефон не взяла. Если бы Вы решили эти деньги прикарманить, как бы мы Вас нашли?
       Я обиделась на "непойми кого" и на прикарманить. Положительно, он был ярким примером того, как человек выглядит иногда умным исключительно за счёт очков.
       - Вот Ваш чек. А вот Ваши деньги, которые я получила от гида и которые остались от уплаты банку за услугу, - я выложила на стол две смятые десятиевовые купюры.
       - Да не надо, - он взял чеки, но деньги отодвинул. - Возьмите их себе.
       Вот уж спасибо. Как собаке кость. "Сынок" - подумала я. -"гадкий, наглый сынок какого-то гадкого наглого папочки".
       - У меня работа, - соврала я для значимости, не взглянув на смятую купюру, хотя в тот момент гордость боролась с явной необходимостью взять деньги. - Мне надо идти.
       - Работа? - вдруг оживился Игорь. - А где Вы работаете?
       Назвался груздем - полезай в короб.
       - Я ... мм... консультант по-бизнесу.
       Игорь посмотрел на меня с нескрываемым восторгом:
       - То, что надо! А главное - если тебе после этой истории я не могу доверять, то кому же смогу. Добро пожаловать на работу в нашу фирму ! - возвестил воодушевлённо Игорь.
       - В какую фирму? На какую работу? - я давно уехала из России и в какой-то мере потеряла способность слёту воспринимать такие импровизации - на заре своей карьеры в Петербурге я просто бы сказала "Спасибо" и осведомилась, когда зарплата.
       - Я владею международной консультативной фирмой, главный офис в Лондоне, - он выдал эту информацию без малейшего намёка на обязательный российский апломб, как сообщил бы, что он на завтрак съел бутерброд с маслом. Мне это очень понравилось. Не такой он всё-таки гадкий.
       - У нас филиалы во многих странах Европы, Америки и Скандинавии, а вот про Финляндию мы как-то и забыли ... , - продолжал он. Не удивительно. Про неё вообще многие и не знают.
       - И что мне надо делать? - спросила я, боясь, что он пустится в долгие описания своего великого предприятия и суть нашего разговора затеряется в лабиринтах англоязычной бизнес-лексики, в которой, как известно, я была отнюдь не сильна.
       - Откроешь фирму, снимем тебе контору, сделаем визитки, - ответил Игорь.
       - И всё? А что я буду в этой конторе делать?
       Игорь явно удивился, что я так хочу что-то делать. Он посмотрел на меня опять с сомнением.
       - Ну, когда наши клиенты из России, или партнёры будут приезжать тебе надо будет ездить с ними на переговоры, иногда устраивать им досуг ...
       Ах вот! Эскорт услуги! Знаем ваш досуг. Сутенёр несчастный...
       - Спасибо, но на такого рода деятельность я не согласна, - я опять попыталась встать.
       - А что в этой деятельности такого? - Игорь был, видимо, искренне удивлён.
       - Как что? А интимные услуги это по-вашему "ничего такого"?
       Игорь ошарашенно на меня уставился. Некоторое время он смотрел на меня совершенно неподвижно, не мигая, а потом до него вдруг дошло.
       Он рассмеялся. Впрочем, это было достаточно оскорбительно: что же, я уж такая страшная?
       - Нет, Вы меня неправильно поняли. Во-первых, этим девочки занимаются, молоденькие и красивые как фотомодели.
       Вот спасибо.
       - А во-вторых, наш, русский мужик, в предоставлении таких услуг, как поиск дамы на вечер, не нуждается. Нашему мужику - ещё и женщины заплатят!
       Я начала успокаиваться.
       - Но ведь на переводах и досуге не разбогатеешь, - начала я думать вслух. - Чем же Ваша фирма ещё занимается?
       Игорь посмотрел на меня на как на недоумка, задавшего вопрос не только несуразно глупый, но ещё и абсолютно неприличный.
       - Двух с половиной тысяч евро в месяц и машина - этого достаточно для того, чтобы ты оставила меня с этим в покое? - спросил Игорь устало.
       - Да, - скромно сказала я.- Достаточно.
      
       Надо отдать должное Игорю - как только я нашла офис в центре Хельсинки и, немного волнуясь за его несоразмерную ни с чем цену, сообщила своему боссу об этом - деньги он выложил на мой счёт незамедлительно, на многие месяцы вперёд. Интересно, что через банк.
       ... А вот машину я так и н не получила, как и новых визиток, но зато я начала регулярно получать зарплату, а для русского работодателя два выполненных обещания из трёх это уже очень и очень неплохо.
       Я приезжала поначалу в офис облачённая в деловой костюм бизнес-леди, желая выглядеть на уровне занимаемой мной должности директора филиала международной консультативной корпорации и часами таращилась на молчащий новенький телефон, в ожидании, что мне позвонят клиенты. Но клиенты явно решили меня не беспокоить, и звонили только назойливые продавцы журналов, непонятно почему решившие, что фирме, которую я с таким блеском представляла для дальнейшего процветания необходим журнал "Дональд Дак".
       Затем я перестала являться в офис так рано. А потом, навещая контору всё реже и реже, я и вообще перестала там появляться, забирая только переодически почту, содержащую рекламы и всякие скучные бумажки из налоговой инспекции.
       Я уже привыкла к своей так называемщой работе и научилась, несмотря на вялое недоумение по-поводу своей неизменной бездеятельности, наслаждаться её положительными сторонами. От нечего делать я вступила во всевозможные бизнес-организации и объединения и регулярно посещала всевозможные мероприятия, отличавшиеся от заседаний в Доме городского управления лишь тем, что в меню обычно была закуска и красное вино, и оплачивать всё это надо было фирме. Точнее Игорю, что он добросовестно и делал.
       Затруднение, да и то небольшое, возникло тогда, когда прельстившись великолепным меню и предполагаемым большим количеством влиятельных бизнесменов (тогда еще не хотела так рьяно бороться за разделение туалетов и строить заводы по изготовлению вибраторов) я заказала себе участие в несоразмерно дорогом семинаре, проводимом в одном из лучших отелей города. Игорь в первый раз позвонил мне, и давясь от смеха спросил:
       - Ты уверена, что хочешь стать специалистом в этой области?
       - Да, - твёрдо ответила я. Тут же меня разобрало сомнение: на финском языке в рекламе было только меню, цель же семинара излагалась на английском и была для меня загадкой.
       - Семинар для специалистов в области бухгалтерии крупных корпораций, специализирующихся на добыче тяжёлых металлов с изложением изменений, внесённой Европейской финансовой коммиссией в области их налогооблажения.
       Игорь уже не мог не заржать. Так победоносно ржал известный Блэк Джек, скинув со спины очередного незадачливого седока. Грубо и недостойно джентельмена.
       - Да, я хочу участвовать в этом семинаре, - тихо, но твёрдо сказала я.
       - За тысячу двести евро, - Игорь притих.
       - Да, - закапризничал директор по-Финляндии.
       - Нет проблем,- опять развеселился Игорь. - Набери побольше материалов и пришли доклад точнее изложение твоего мнения на этот счёт, желательно по-английски, чтобы мой партнёр прочитал ...
       И услышав зловещее молчание на финском конце трубки, сдался:
       - Шучу, шучу .
       Затем мне надоело полным незнайкой сидеть на скучных семинарах и ,набив рот икрой наблюдать за старыми толстыми бухгалтерами.
       Тут мне в руки попалась рекламка о психологической подготовке и до меня тут же дошло, как я в этом плане безнадёжно отстала.
       Одна из фирм предлагала необычное и эффективное психологическое обучение за весьма необычную и несомненно влияющую на психику цену. Некоторое время я ничего не просила у Игоря - я не знала, где находятся границы его долготерпения и не хотела узнать. Затем я опять потихонечку начала клянчить, пока не набралась достаточная сумма.
       Фирма была очень известной. Одни, не без отенка зависти, впрочем, называли эту фирму шарлатанской верили, что разумный человек к ним за услугами не обратится. Другие считали эту фирму, в особенности её руководителя талантливейшими и умнейшими людьми, притом веским аргументом в пользу кма и таланты руководителя был сколоченный им довольно быстро капитал, что, по-мнению сторонников фирмы дурак бы не сделал. Говорили, что даже один крупный и известный безнесмен, побывав на его курсах, проникся к этому психологическому гению таким доверием, что лично звонил ему среди ночи и спрашивал, как поступить с молодой женой, несколько фривольно ведшей себя в другом городе.
       Я вознамерилась попасть в группу только к самому руководителю. И через некоторое время, обеспечив Лизку надёжной (по-крайней мере по мнению дотошной Лизки "детской" нянькой) и сжимая в руке приглашение на курсы я входила в один из лучших оотелей города Савонлинна. По непонятной и волнующе загадочной причине обучение наше в области психологии не предствавлялось возможным в Хельсинки. Это мероприятие уже начинало мне напоминать ситуацию, когда опасных для окружающих нервных больных увозят в глушь, подальше от большого скопления людей.
       Странным было и то, что занятия проходили в течении недели каждый день с 8 утра до 9 вечера. Но я уже нашла объяснение этому в Интернете - это так называемый психологический штурм, когда психика человека не выдерживает, его эмоции вырываются наружу и из него можно лепить, что угодно. Так сказать провокация психологического организма сильным стрессом ... Отдать должное фирме, они очень удачно начали вхождение в стресс уже с цены обучения.
       Этот метод мне было очень трудно применить к себе - у меня эмоции и так были всё время наружу, да к тому же и Люба меня решила напугать, заявив, что мне там совершенно запутают мозги, на что Валери совершенно незамедлительно с противной улыбочкой заметила, что, если это и есть цель обучающих нас тренеров, в таком случае я могу чувствовать себя на курсах в полной безопасности, запутать мне мозги невозможно, так как у меня их нет.
       В небольшом конференц-зале располагавшемся в гостинице нас было человек десять.
       Даже небольшой зал казался слишком вместительным, потому что каждый по-финскому обычаю старался усесться как возможно только было дальше друг от друга. В финских школах, наверное, ужасно списывают, если у людей остаётся такая глубокая психологическая травма, что они стремяться постоянно закрыться от соседа локтём.
       Дверь хлопнула, как пробка и перед нами, с выражением лица циркового факира, своим появлением совершившего уже первое чудо, возник наш будущий тренер. Мне даже представилось, как он эффектно сбросил с плеч синий бархатистый плащ, расшитый золотыми звёздами. Впрочем, плаща на нём не было, а был деловой костюм с непринуждённо расстёгнутым пиджаком, над которым возвышалась сияющая физиономия, напоминавшая здоровенную перезрелую картошку, на которую кто-то по-случайности или из глупой шалости наткнул утиный нос.
       - Дамы и Кавалеры! Добро пожаловать во дворец! - торжественно возгласил он.
       Присутствующие оглянулись по сторонам: отель и действительно неплохой, но с дворцом дяденька явно перегибал.
       - Во дворце нашем, - продолжал он, не прекращая лучезарно нам улыбаться. - Есть двери желаний, ворота открытий, залы побед, но есть в нём и закутки сомнений, подвалы неудовлетворённости и каморки зависти.
       Его физиономия в одно мгновение изменила своё выражение и стала угрюмо-серьёзной:
       - А вот с них-то мы пожалуй и начнём!
      
       Нас пытали уже восьмой час.
       Сначала нам внушали, что всё, чего мы хотим, мы получим, потому что мы начнём это осуществлять тем эффективнее, чем больше этого хотим. Я тут же представила себе Лизкину мечту о единороге и задумалась, как этот проект Лизка могла бы осуществить.
       Затем нам объяснили, что деньги - это не главное и тут же добавили, что хотеть денег - это совершенно нормально, что мерилом успеха всегда являются деньги и вот наш тренер их имеет и великолепно себя чувствует.
       А заполучить эти горы денег и обозы добра вовсе не трудно (тут очень важно иметь в виду, что они не главное, объяснил тренер).
       Лекцию о вредности денег аудитория выслушала довольно-таки равнодушно, а вот при упоминании о способе эти ценности заполучить, все значительно оживились.
       Оказывается, достаточно быть всего лишь профессионалом в чём-то любимом и купюры сами повалят в карманы, переругиваясь из желания влезть в карман непременно быстрее, чем другие.
       А ещё надо избавиться от старых комплексов и вычистить так называемые "подвалы обиды" и "чуланы зависти".
       Чистка, честно говоря, была занимательной. Я нисколько не жалела о потраченных деньгах, так как ни в одном театре такого не увидишь. Вокруг меня со всех сторон доносились стоны и тихие всхлипывания, как будто я сидела не в чистойм конференц-зале, снабжённой экраном, диапроектором и современной вентиляционной системой, а в камерах пыток Тауэра.
       Слева навзрыд рыдала средних лет полная дама, директор финансов, как следовало из списка участников, в отчаянии роняя руки на стол ладонями ввверх, отчего её массивные кольца стукались об стол с металлическим звоном, как будто горбун из Нотр-Дама звонил в свой колокол.
       - Да, да, он оставил меня! Пятнадцать лет назад оставил! - вопила она, сопровождая вопли ритмичным постукиванием колец. - Оста----а-а-а-а-а—вил! Не прощу!
       Справа от меня тихо ныл грозный с виду директор Супер-Маркета из Оулу, но из его нытья никакого связного текста нельзя было различить.
       Ближе к кафедре злобно подпрыгивали на месте две стройные дамы, выкрикивая обвинения друг другу в желании идти к вершинам карьеры по распростёртым телам своих коллег, походящие на двух тощих кошек-помойниц, устроивших свару ихз-за вылизывания старой консервной банки.
       Со всех сторон доносились стоны, жалобы и крики. Всеобщей эмоциональной буре не подверглись только два человека: я слишком увлеклась вокруг происходящим, чтобы начать биться головой об стол самой, и спортивного вида владелец магазина машин из Эспоо, который просто придремал. Он, как позднее выяснилось, выехал в сторону Савонлинны ещё накануне, так как он отец пятерых очаровательных малышей и привык заботиться обо всём заранее. Весь вечер и последовавшую за ним ночь отец семейства знакомился с достопримечательностями Савонлинны, особенно с теми, которые носят облегающие юбки и блестящие топики, поэтому понятно, что он был утомлён.
       Я с восхищением наблюдала за преподавателем. Он, как актёр, изображающий злого гения, носился по всему залу, наполняя собой сразу всё пространство и драконя своих несчастных обучаемых. В выражениях тренер особо не стеснялся, видимо желая эпатировать обдбучающихся и довести их до белого каления. Вот он кричит толстой бухгалтерше:
       - Ага, не простила! Пятнадцать лет, глупая женщина ты носишь это идиотское бремя!
       В следующее мгновение он уже набрасывался на несчастного директора Супер-Маркета из Оулу:
       - А, ноешь! - далее он явно растерялся из-за невозможности понять, что так расстроило этого здоровенного дядьку. Впрочем он не растерялся и тут же обличил дядьку в отсутствии умения расслабляться, после чего тот уже не рыдал, а как слон, трубил у преподавателя на плече.
       Я заметила, что преподаватель не подходил ни ко мне, ни к любителю исторических и культурных ценностей Савонлинны. Он двигался от обучаемого к обучаемому по кругу, в центре которого мы с автобизнесменом явно находились.
       "Охмуряет" - подумала я.
       Между тем вопросы преподавателя, старающегося разбередить всякую пакость в подсознании своих учеников, стали всё более клониться к сексуальной теме, становясь даже скабрезными. Я ужасно таких вещей не люблю и вообще считаю эту тему слишком интимной. Конечно, не настолько интимной, что нельзя уж и сподружками перекинуться парой фраз о поведении своего самца в брачный период, но с этим Фантомасом с утиным носом мне совершенно не хотелось откровенничать.
       Вдруг он оказался около продавца машин. Он так резко стукнул кулаком по его столу, что тот дёрнулся и тут же проснулся. Застигнутый врасплох преподавателем, он видимо спросонок решил, что находится в школе и лихорадочно у хватился за свой блокнот, с целью быстренько всё записать и не оставаться после уроков, и нервозно сжал в левой руке ручку.
       - Левша, - тренер пришёл от этого в неописуемый восторг. - Ты пишешь, значит, левой рукой, а вот какой рукой ты себя удовлетворяешь? - спросил он совершенно неожиданно.
       Автомобильный бизнесмен изменился в лице - после вчерашнего ночного похода по Савонлинне любое высказывание с намёком на сексуальную подоплёку, вызывало в нем, видимо, отвращение, совершенно непреодолимое. Он с тоской воззрился на тренера с явным намерением вмазать ему по морде, но его до конца не проснувшийся организм не был готов к таким решительным действиям, вследствии чего отец семейства так и остался сидеть с перекошенным от ярости лицом, явно не зная, что предпринять..
       - Ого, - задумчиво вздохнул тренер, разглядывая мою любимую розовую блузку с довольно ясной золотой надписью "Блондинку ничто не изменит" и воззрился на меня, явно не зная, что с моим олимпийским спокойствием делать.
       - Она скоро получит инфаркт, - я показала на всё ещё колотящую перстнями по столу бухгалтершу. - У тебя успокоительного нет?
       - Они в баре вечером обычно получают успокоительное, - серьёзно ответил тренер. - Что делать, люди по-разному реагируют.
       Может люди и избавляются таким способом от накопленных стресов, но, извините, не за такие же деньги ... да есть способы и намного гуманнее и веселее.
       - А ты ... какой ... - вяло и неуверенно решил попробовать тренер, встав рядом со мной.
       - Не смеши людей. Ты в корне неправ, - строго сказала я тренеру. - Занимаешься ерундой и толку от твоей беготни и кудахтанья нет никакого.
       Лицо гуру начало медленно вытягиваться. Всхлипы и всхрюкивание в комнате заметно стихли.
       - Забудь свои чуланы чепухи и кабинеты плагиатства, где ты скверно пытаешься перевести Дейла Карнеги. Фонтан! - уверенно заявила я с беспокойством уставившемуся на меня тренеру, стоящему уже в зловещей тишине и озабоченно держащемуся за щёку. - Бросай их в фонтан.
       И не забыв как следует хлопнув дверью пошла собирать чемодан.
      
       В дверях, на самом нашем крылечке меня ждала няня в полной боевой выкладке и готовая к сдаче своих обязанностей. Я не знаю, сколько времени бедняга там провела, потому что я сообщила ей о своём возвращении ещё из Савонлинны. Она наскоро схватила протянутые мною деньги и сказала совершенно удивительную фразу:
       - У меня на руках уже нет кожи.
       От Лизки чего угодно можно ожидать - я бросила озабоченный взгляд на нянюшкины руки. К моему великому облегчению она явно заблуждалась - кожа на ее руках была.
       Значит она всего навсго сходит с ума. Бывает.
       Из двери показалась Лизкина физиономия:
       - Я тебе нарисовала лошадку, - радостно сообщила она своей нянюшке и протянула листок.
       Нянюшка посмотрела на него с нескрываемым ужасом и задала доселе невиданного на нашей улице стрекоча вдоль заборов, легко перескакивая через встречающиеся на дороге небольшие рытвины от начатого ремонта.
       - Я ведь только попросила её почаще мыть руки. Она же общается с таким количеством детей, а уселась, взялась за мою книжку немытыми руками. Детское полотенце не отличает от взрослого, - вздохнула Лизка. - А в лошадях не понимает Ни-че-го.
      
       Всё шло замечательно, пока в один далеко не прекрасный месяц вышло так, что я не получила из России деньги. Сначала я не паниковала, так как всё-таки какие-то запасы имелись. Но проходили все сроки выплаты зарплаты (надо заметить весьма расплывчатые), и салдо моего счёта не пополнялось моим "самым лучшим в мире" боссом.
       Телефоны Игоря не отвечали. В офисе секретарша пискнула как-то сдавленно: "Он в командировке" и бросила трубку.
       Я запаниковала. Звонила в день по сто раз Игорю и выслушивала очень вежливую запись на автоответчике, сделанную на английском языке интеллигентным баритоном.
       Наконец, когда я в тысячный раз звонила в московский офис Игоря, подошла какая-то другая, очевидно новая секретарша. Услышав, что я ищу Игоря, она со скоростью ракеты рванула куда-то, колотнув как следует трубкой об стол, отчего у меня зазвенело в ухе.
       - Вы кто? - осведомился совершенно незнакомый мне мужской голос довольно требовательно и грозно.
       Но я не так проста:
       - А вы? - стараясь быть ещё грознее, спросила я.
       - Я - генеральный директор этой фирмы, - важно, но уже не так свирепо ответил незнакомец.
       - А где же Игорь? - спросила я.
       - Девушка, поверьте, - в голосе послышалось настолько жестокое страдание, как будто его любимая только что оставила его вместе с сорокалетним кризисом и лысиной и сбежала с юным серфингистом в Австралию. - Я не меньше Вас хотел бы это узнать. Где он, а так же та довольно-таки значительная сумма денег, которые он прихватил.
       Я быстро сообразила, что мои тёплые отношения с уже бывшим боссом в случае их обнаружения могут доставить мне совсем нежелательные хлопоты.
       - А Вы сама не предполагаете, где бы он мог быть?
       Какой идиотский вопрос. Что ж я тогда им звоню?
       - Нет, не представляю. Если найду - перережу горло, - воинственно заявила я. - Он оставил меня без зарплаты!
       Угроза о перерезании горла, видимо возимела влияние на моего собеседника. Он не надолго затих, а затем неуверенно спросил:
       - Да кто же Вы всё-таки?
       - Я?! - возмущённо завопила я. - Да я директор финского филиала вашей несчастной конторы!
       В трубке воцарилась полная тишина. Через какое-то время ставший уже робким голос спросил:
       - А у нас такая есть?
      
       Итак, я опять без определённого рода занятий. Из Москвы на мой счёт неожиданно упали 500 евро, видимо струсивший директор беспокоился о своём горле.
       Я начала понемногу приходить в себя и обнаружила следующие довольно-таки приятные вещи:
       1. Никто не выгнал меня из конторы. Она была оплачена за год вперёд, и, следовательно, была в моём полном распоряжении.
       2. Никто не приехал забирать у меня переносной компьютер и прочую дорогую офисную ерунду, и видимо и не собирался приезжать.
       3. Мой семинар на тему положения сельского хозяйства после вступления Финляндии в Европейский союз уже оплачен. С икрой и белым вином.
       Так что всё не так уж и драматично.
       И так филиал известной консалтинговой фирмы в Финляндии полностью перешёл в моё распоряжение и хотя и лишившись "поддержки Кремля" находился в весьма и весьма удовлетворительном положении.
       Благодаря бесконечным семинарам я приобрела кучу знакомых в самых разных отраслях народного хозяйства и часть из них с удовольствием стала пользоваться моими услугами. Я здала дорогой офис в центре и попросила своих бывших коллег приютить меня в свободной комнате их офиса, что они за символическую плату и сделали.
       Вот так появилась на свет моя фирма. Вкратце ...
       А теперь - дописывать резюме. Скоро собеседование, а у меня как всегда ничего еще не готово.
      
       глава двадцаь вторая
      
       Моя потенциальная начальница оказалась приятной дамой не только в телефонном общении, но и при личной встрече. Секретарь провела меня в светлую и уютную комнату для переговоров. Любина клиентка попросила принести нам кофе, и, поддерживая беседу, одновременно просматривала принесенные мною бумаги. Вдруг остановилась и стала внимательно вчитываться в мою анкету.
       - Это на скольких же курсах Вы побывали? - с искренним удивлением спросила она.
       - Мое начальство в Москве на мое обучение не скупилось, - похвасталась я.
       - Ну, значит, вы ценный работник, никакая фирма ни пойми в кого не будет столько денег вкладывать, - удовлетворенно похвалила меня она.
       Я гордо протянула ей пачку моих свидетельств и дипломов с различных курсов и зарделась.
       - Замечательно, - подвела итог нашей беседы моя потенциальная начальница. - Вы производите очень благоприятное впечатление. У нас есть и другие кандидаты, (здесь она вздохнула, вспомнив, очевидно, о финских студентах). - Но мы с Вами в ближайшее время свяжемся. Сейчас подойдет Ваш будущий непосредственный начальник, поговорите с ней, - дама поднялась из-за стола.
       "Будущий непосредственный начальник"; Берут же, берут!
       Дверь открылась и я почуствовала, что ножки моего стула подкосились, так как я сидела и мои собственные ноги подкоситься не могли.
       В кабинет, бодро потряхивая коком, вошла Великая Наездница.
       Она не сразу меня узнала, что легко было объяснить - я сидела напротив нее в строгом костюме, лишенном декоративных украшений из навоза и с забранными вверх волосами, не утыканными соломой.
       Но как только я открыла рот, чтобы ее поприветствовать, в глазах Ленинградского Ковбоя с большим коком промелькнул заметный луч сомнения, что она меня видит не в первый раз.
       Наконец, она меня узнала. В это время моя первая собеседница заторопилась.
       - Так, я бегу на собрание, думаю, вам есть о чем поговорить, - и одобрительно кивнула Великой Наезднице в моем направлении. Мол, сотрудник - то, что надо.
       Здесь она ошибалась - разговаривать после событий на конюшне нам совершенно было не о чем. Думаю, что и Великая Наездница была абсолютно того же мнения.
       Как только дверь за владелицей фирмы закрылась, стало необыкновенно тихо. Слышно было только, как в соседней комнате секретарша усердно колотит по клавишам клавиатуры компьютера.
       Ни слова ни говоря, я собрала со стола все свои блестящие свидетельства и дипломы специалиста в области добычи металлов и, поджав хвост, бочком удалилась из комнаты.
       Меня никто не остановил. И об этой фирме я больше с тех пор ничего не слышала.
      
       С неутешительной поговоркой в голове, объясняющей, что совершенное зло к тебе может вернуться, я, совершенно растроенная, вошла в свою прихожую и, привычно споткнувшись о сапоги для верховой езды, направилась на кухню.
       Было безумно жаль светлого офиса и милой владелицы фирмы. Но даже если бы Великая Наездница неожиданно впала в амнезию и забыла про случай на конюшне, работать с таким начальничком я бы не стала. Уж лучше Сан Санычу немецких юристов искать.
       Я заварила чаю и приготовилась насладиться им в полной мере. Кроме того, я вспомнила, что в запасе у меня есть пачка шоколадного печенья и все мысли мои в данный момент были обращены к ней.
       В дверь позвонили.
       "Кого это еще несет?" с праведным возмущением подумала я.
       С чувством топая от злости своими знаменитыми шлепанцами с перьями, запахнув тонкий шелковый халатик я пошла открывать.
       На пороге стоял Николай Васильевич. Абсолютно пьяный. Он смотрел на меня остекленевшими, ясными глазами, какие обычно бывают у человека, допившегося до белой горячки.
       Длинное кашемировое пальто его было все изваляно в снегу, из чего я сделала вывод, что пройдя расстояние от такси до нашей двери он не раз и не два вступал в противодействие с законом земного притяжения.
       Щеки его были давно не бриты, шевелюра торчала во все стороны и для полноты образа беспробудного пьяницы очки в тонкой золотой оправе были основательно заляпаны и дужки искривлены. Что же он с очками-то делал?!
       Николай Васильевич уверенным шагом верховного главнокомандующего ступил на нашу территорию и тут же, истратив на это благородное появление на сцене остатки сил, осел на пол коридора и выглядел, как грязный и подтаявший весенний сугроб.
       Не на свое имя и ни на какие-либо побудительные сигналы, издаваемые человеческим голосом он не отзывался.
       Я задумалась. Тащить его в ванную с целью превращения ее в районный вытрезвитель мне не хотелось. Немного поразмыслив, я решила, что количество холодной воды на результат дела не повлияет. Заботливо подставив тазик (речь идет о заботе по-отношению к паркету, как Вы понимаете), я перевернула на буйную головушку гостя кастрюлю ледяной воды.
       Голова незамедлительно начала издавать какие-то звуки, от человеческой речи пока далекие, но свидетельствующие о наличии в организме Николая Васильевича каких-то естественных реакций.
       Через какое-то время он уже самостоятельно сидел на полу, а вскоре поднялся и гордо, как молодой орел, оглянулся вокруг. Впрочем он тут же чуть не упал снова, и, опираясь на мое плечо, как раненный комбат на санитарку, доволокся до кухни. Там я его кое-как усадила за стол и налила очень крепкого чаю.
       - Люси не здесь? - был первый его внятный вопрос.
       Ах вот, в чем дело...
       - Нет, - ответила я весьма ехидно. Я сразу припомнила историю со слоном во всех красках..
       - Я искал ее в Питере, но нашел только несколько друзей, они сказали, что она уехала в Париж. Затем несколько недель был в Париже... Он громко вздохнул. Париж явно оказался ему не в радость. - Нашел адрес, кое-кого из друзей, но никто определенно не знает, где она... все месье да месье и только смеются ... сумасшедшие какие-то.
       Интересно, а какие еще друзья могут быть у Люси? Посмотрите вот хотя бы на меня ...
       - Вот я и подумал, может она здесь?...
       Я помолчала, а потом спросила с деланными участием и нежностью:
       - А как здоровье супруги?
       Если Вы когда-нибудь заходили в клетку к голодному тигру, то Вы сможете представить себе тот взгляд, которым мне ответил мой гость.
       - Я как только вернулся тогда из Хельсинки, подал документы на развод, - неожиданно трезво и твердо сказал НВ. - Глаза не смотрели на эту накрашенную куклу... как будто прозрел - ни я ей не нужен, ни семья вообще - деньги, деньги... все для себя любимой... Сначала остервенела, а потом как поняла, что я готов хоть все ей отдать, успокоилась ...
       Я скользнула взглядом по его руке, на которой красовался новенький "Роллекс". Ну не так уж и все... НВ поймал мой взгляд и натянул на часы рукав. Он на секунду задумался, а потом радостно предложил::
       - Нравятся? Бери! Я тебя озолочу, проси что хочешь, скажи мне только, где она.
       Я обиделась не на шутку. Он явно неправильно истолковал мой взгляд на его часы.
       От куклы ушел, а сам не особо от нее отличается. Настоящий пьяный русский купчишка - "всех озззолочу-у-у-у!"
       - Иди и позолоти ... ручку цыганке, она тебе и не то расскажет, - грозно ответила я.
       НВ быстро сообразил, что сморозил и пошел на попятный:
       - Не обижайся ты так... откуда ж я тебя знаю? Всего два раза видел-то...
       Да, один раз на переговорах и второй раз в крайне неприятной сцене. Я припомнила ее подробности, что навело меня на новые размышления. Ситуация изменилась, и что бы там ни было, с этим надо было ознакомить Люси. С другой стороны, насколько я ее знаю, она уже где-нибудь на Луне с астронавтом и вряд ли НВ вспомнит вообще.
       - Я ей звонил, - жалостливо заныл мой гость, прервав мои размышления. - Но она не отвечала на телефон... наверное, номер сменила...
       Да, знаю, что сменила. Теперь даже знаю, зачем.
       НВ вдруг широко зевнул и стал медленно, но верно заваливаться на бок. Видимо он исчерпал все силы на свой драматический рассказ. В тот момент, когда он уже был готов к полету со стула, он каким-то чудом очнулся и удержался, вцепившись в краешек стола.
       В его руках оказался один из тех "гламурных" журналов, какими обычно завален мой кухонный стол. Он мутными глазами уставился на его обложку.
       - Ничего... финочка ... Оччень даже ниччего... хорошенькая ... Певичка, актриса? - спросил он, указывая на журнал.
       - Нет. Это наша Министр Красоты, - ответила я.
       - Ого! Вот это - страна... - искренне восхитился НВ и тут взгляд его скользнул по-моему халатику, не оставлявшему места воображению. - ... Министр Любви ...Министр Эротики...
       - Есть у нас и такие.
       - А еще говорят, холодная северная нация, - удивился мой гость. - На-а-а-азна-а-а-чьте ме-е-е-еня Ми-и-и-инистро-о-о-м Лю-ю-ю-бви-и-и-и! - неожиданно красивым классическим баритоном запел он.
       После чего голова его упала на руки и он отключился.
       - Люси, он больше не женат.
       На другом конце провода было тихо. Затем раздалось громкое сопение.
       - Да? - Люси старалась быть рассеянно-равнодушной. А ведь она сразу поняла, о ком идет речь.
       - Он здесь, у меня.
       - Я могу с ним говорить?
       - ...ближайшие двое суток вряд ли, - улыбнулась я. - Он спит.
       - Спит?! - возмутилась Люси. Мне даже пришлось отодвинуть трубку подальше от уха. - Как это спит?!
       Да, здесь такой накал страстей, а он спит, как младенец. Это наверняка послужит для него отягощяющим обстоятельством, если состоится разбор отношений.
       - Он впал в летаргию от несчастной любви... как средневековый трубадур, - добавила я, вспомнив про замечательные вокальные данные своего гостя. - Я думаю, что он эгоистично обезалкоголил весь самолет.
       - Я скоро буду, - заявила сидящая в Риме Люси так, как будто ей надо было только накинуть косынку на бигуди, запахнуть халат, засунуть ноги в шлепанцы и перебежать через площадку многоэтажного дома.
      
       Я положила телефон на стол, уселась напротив спящего НВ и стала разглядывать его. Грязный, жалкий, видна уже седина в густой шевелюре... Спит здесь, пьяный, в заснеженном нашем медвежьем углу, вдали от праздничной Москвы, с ее огнями и буйным весельем. Бросивший работу, все дела, как ошалелый он носился по Европе в поисках этой маленькой разгильдяйки. Милое, теплое, почти забытое чувство заполнило меня.
       Из-за меня никто никогда такого не делал, не искал меня по всему свету, не выгонял своих красивых жен из дому, не говоря уже о том, что за мое местопребывание никто никому не предлагал "Роллекс".
       Я вздохнула, подошла к спящему бедолаге, и, приговаривая "дурачина ты старая", погладила его по спутанным волосам.
      
       На следующий день Николай Васильевич, вопреки моим ожиданиям вставать не спешил. Он только нашел в себе силы добраться ночью до гостинной и заснул там в облизанном Стефани знаменитом кресле. Меня взволновал его лихорадочный румянец и тяжелое дыхание. Я дотронулась до его лба - он был раскаленный. Возлежание в сугробах и ледяной душ явно не пошли ему на пользу.
       Пока я определяла состояние пациента, в гостинную спустилась со второго этажа заспанная Лизка. Увидев в кресле спящего чужого дядьку в пальто, она не выказала особого интереса. Наверное, Лизку уже трудно было чем-либо удивить.
       Она прошлепала на кухню, насыпала себе в миску кукурузных хлопьев, залила их молоком и вернулась в гостинную. Тут она остановилась около Николая Васильевича - он занял ее любимое кресло, в котором она обычно по утрам смотрела мультики.
       - Ма-а-а-м, - протянула она. - А его нельзя куда-нибудь отсюда убрать?
       Она присмотрелась к гостю.
       - А-а-а-а-а, это он конфеты растоптал, - припомнила она.
       - Нет, их растоптала Люси.
       - А зачем? Что он ей такого сделал?
       - Он обещал на ней жениться, а сам был тогда еще женат.
       - Вот дура, - искренне удивилась Лизка. - И зачем конфеты топтать? Я вот никогда не буду замуж выходить. Кони - лучше, - глубокомысленно добавила она.
       Я в чем-то с ней была согласна. Кони не напиваются в стельку и не спят в чужих любимых креслах. Особенно у людей, которых они до этого видели два раза. Если вспомнить, то как по-светски вела себя у нас в гостинной Стефани.
       Но меня сейчас больше занимал вопрос, что делать с нашим незваным гостем, раз уж он все-таки здесь. Ему нужен был врач - но в Финляндии врача на дом не вызовешь. Это не Россия со вседоступными участковыми врачами. Вспомнились часы ожидания в городских больницах Эспоо с сопливой и кашляющей Лизкой. Но, в отличие от Лизки, Николая Васильевича невозможно было взять на ручки и отнести в такси. Да и неотложка вряд ли приедет- у него или грипп или пневмония, да и чем я за нее буду расплачиваться?!
       Не буду утомлять читателя долгим рассказом о том, как мы с Лизкой умудрились раздеть бедолагу и уложить на диван рядом с креслом, как с величайшим трудом напоили его чаем с малиной и жаропонижающим.
       Он только один раз открыл глаза и единственное, что произнес, было "позвони Олегу", после чего снова забылся.
       Я влезла в карман его кашемирового пальто, но телефона там не было. Наверное, он его потерял, или выкрали где-нибудь. Я на всякий случай заглянула в карман пиджака - ура, нашелся! Роскошный телефон ... под темное дерево, с портретом Люси на крышке... неужели такое где-то делают?
       Искомый Олег нашелся сразу, он был первым в списке телефонов. Но звонить телефон Николая Васильевича категорически отказывался. Видимо аппарат не смог еще прийти в себя после того, что ему пришлось пережить и на что насмотреться за это время. Или на него дурно влиял портрет ненормальной Люси на крышке.
       Я записала номер на бумажку и взялась за свой телефон, невольно подумав о расходах. Ну вот, я уже как финка ...
       - Да, - резко ответил на мой звонок довольно-таки раздраженный голос.
       Я растерялась.
       - Николай Васильевич просил Вам позвонить, он здесь у меня... болен...
       - Какой Николай Васильевич? - Еще более раздраженно спросил голос.
       И надо мне все это?
       - Никакой, - грубо ответила я и закрыла телефон.
       Как они мне все надоели, со своими странными романами, разъездами по Европам и дурацкими друзьями.
       Телефон через несколько минут зазвонил. Я нехотя открыла трубку - Олег.
       - Это Колька что ли? - с радостным изумлением спросил волшебным образом изменившийся голос.
       - Да, - все еще довольно злобно ответила я, - Месье Николя.
       - Да кто Вы, где? Мы тут его потеряли совсем! Работа стоит, контракты висят, да и волнуемся уже, все ли с ним в порядке... Конкуренты ж не спят.
       - Я Ольга... переводчик. Из Финляндии...
       - Ого,- удивился собеседник.- Смотри ж куда его занесло. Дак Вы говорите он заболел?
       - Не то слово. То ли грипп, то ли воспаление легких. До визита ко мне, судя по его состоянию, он спокойно мог проспать несколько дней в каком-нибудь сугробе.
       - Я вылетаю первым рейсом, - темпераментно, с заботой в голосе пообещал незнакомец. - Держитесь!
       ... держаться до его приезда или вследствии такового??
       На другом конце провода раздались гудки. Я пожала плечами. Вдруг телефон снова зазвонил.
       - Адрес-то я забыл узнать, - виновато произнес Олег.
       Да ладно. Что там. Страна-то всего пять миллионов.
      
       глава двадцать третья
      
       Олег вечером прилетел и сразу все устроил.
       Невысокий и плотный, настоящий русский мужик с темными веселыми глазами сразу заполнил собой весь дом. Он говорил не переставая, и одновременно улаживал все вокруг себя, как по мановению волшебной палочки.
       К Николаю Васильевичу приехал врач, притом еще и говорящий по-русски. Он не обнаружил пневмонии, выписал кучу рецептов и пообещал заезжать каждый день, пока наш гость не поправится. Вот это да!
       Застав меня у постели своего друга, заботливо вытирающей ему лоб полотенцем, смоченном прохладной водой с уксусом (я же все-таки дочь врача), Олег сразу проникся ко мне необыкновенно дружескими чувствами. На следующий день я убежала в офис, и, вернувшись вечером домой, обнаружила в своем холодильнике деликатесы, большую часть которых я в первый раз видела. Олег собственноручно, со словами "женщина может мясо только испортить" приготовил нам роскошные отбивные. Сидя за ломящимся столом, в тепле, слушая веселый голос Олега, беспрерывно расказывающего анекдоты, я наконец, почувствовала себя защищенной и проблемы, мои и чужие, окружающие меня со всех сторон, начали казаться маленькими и далекими. Я представила себе, что у кого -то всегда так - приходит домой такой вот Олег и все становится просто и ясно. И не надо бороться с ветрянными мельницами и все время что-то придумывать
       А потом мы очень долго сидели с Олегом на кухне и пили чай... хорошо так сидели, по-русски... говорили о Финляндии, точнее я говорила, а Олег слушал. Я рассказывала про странные здешние обычаи: что значит, когда человек шагает по улице без лыж, но с лыжными палками, что в этой странной местности есть соревнования по-забрасыванию на дальние расстояния мобильных телефонов, про то, как женщины одевают норковые шубы только по большим праздникам, а так бегают в сортивных костюмах... и что, хотя шубейка у меня старая и видавшая виды, я пока спортивный костюм себе даже не купила.
       .
       Я давно так сладко не спала. А проснулась от знакомого восторженного вопля - это Олег привез из аэропорта Люси. С тем же темпераментом, с которым она несколько месяцев назад пыталась укокошить любимого бутылкой, Люси принялась квохтать над ним. Через несколько дней Николай Васильевич уже мог стоять на ногах и я провожала всю странную компанию в Москву. Наш гость и Люси не могли оторваться друг от друга ни на минутку. Даже со мной оба раскланялись как-то вскользь, отчего мне стало очень обидно.
       Все замечающий Олег обнял меня:
       - Спасибо тебе огромное! От этих двух голубков, которые сейчас вообще ничего не соображают и от меня лично. Ты - наше солнышко!
       Меня лет с пяти никто так не называл. Мне опять стало тепло и легко.
       - А ты насчет твоей фирмы говорила... так я смогу твоими услугами воспользоваться, когда приеду? Этого-, он насмешливо покосился на Николая Васиевича. - Я больше в Финляндию не отпущу.
       - Нет проблем Олегович, - ласково сказала я. - Добро пожаловать.
      
       А дома меня ждал сюрприз. На диване в гостинной лежал огромный подарочный пакет. Вот почему Олег завозился и вышел из дома после всех остальных. Напротив пакета сидела Лизка в обнимку с гигантским меховым конем, подаренным Олегом и гипнотизировала взглядом сверток, не решаясь открыть его самой.
       Я разорвала пакет. Для Лизки в нем ничего интересного не было. В пакете лежала роскошная норковая шуба до пят. Драгоценный мех переливался тысячами огоньков, легкая, как утренняя туманная дымка, теплая, уютная - закутаешься в такую - и тебе славно и тепло. Как будто ты окружена заботой и любовью. Когда я развернула чудесный подарок, на пол из пышных складок вывалился конверт. Я открыла его, достала красивую открытку.
       Надпись, сделанная широким и уверенным почерком гласила:
       "Не сдавай позиций! Обнимаю, целую, Олег".
      
       Для начала Олег приехал уже через пару недель и остановился в "Марски", но был там всего два раза - в день приезда и когда он уезжал, все остальное время проводя у нас.
       За эти несколько дней, пока он у нас был, успевая ухаживать за мной по всем российским правилам, Олег умудрился преобразить наш теплый "хлев" до неузнаваемости.
       В течении последующей недели дверь моего дома практически не закрывалась. Олег, как ураган, носился из одного магазина строительных материалов в другой, не забывая переодически заглядывать в электротовары и в "Кодин Анттилу". В нашем коридоре постоянно находилась весьма солидная куча из всяких непонятных частей от электрических приборов, обрезки проводов, какие-то шнурочки, изолента, тейппит, щедро перемешанные со смятыми магазинными чеками, видимо вывалившимися из пакетов со всем этим добром.
       Один раз я даже обнаружила в этой свалке фантик от конфеты, из чего сделала вывод, что куча стала чем-то вроде промежуточной между кухней и Лизкиной комнатой мусорки.
       На мои робкие просьбы об устранении этого очага отходов Олег неизменно отвечал, что он опять будет что-то ремонтировать, я так как не знаешь, где и что может пригодиться, лучше все эти необыкновенно полезные предметы держать под рукой.
       Не знаю, почему только в середине коридора они были под его рукой, но все мои жалкие попытки хотя бы переместить кучу в другое место заканчивались неудачей. Новая куча имела заброшенный вид, а в коридоре, строго на старом месте подростала её близняшка.
       Олег был в каком-то ремонтном ударе. За неделю он сделал следующее:
       Ввернул 15 новых лампочек на место перегоревших, лично приобрёл и повесил недостающую люстру на место скопления опасных оголенных проводов посреди кухни, повесил на стены картины, которые дожидались этого момента со дня нашего переезда, приделал к окнам ручки, чтобы их можно было открывать и даже закрывать, забил все существующие щели в дверях и окнах утеплителем , приделал Лизке полок для книг, до этого чинно стоявших в ряд на полу в её комнате, починил неработающую посудомоечную машину, незамедлившую, впрочем после этого протечь и, когда к его величайшему сожалению работы в доме больше не осталось, вырвался во внутренний дворик, сгреб оттуда весь снег и с вожделением воззрился на забор, с намерением немедленно его разобрать и отстроить заново. Здесь мне пришлось его грубо оборвать. Хоть госпожа Виртанен и заходила к нам по-субботам на чашку кофе, всегда принося с собой ароматные булочки с корицей собственной выпечки (за что Лизка прозвала ее "Фрекен Бок"), но нестандартный забор мог бы ее очень крепко рассердить.
       Олег в жажде деятельности опять обратил свой взгляд внутрь нашего ривитало.. В ужасе я уже боялась разборки стен и нашего выселения из квартиры при помощи полиции, но, к счастью, его вдохновение начало иссякать.
       Олег был невыразимо рад плодам своих трудов.
       - Смотри-ка, все еще держится молоток в руках... Я уже забыл, когда гвоздь сам вколотил... иногда так хочется вот хотя бы обои в новом доме поклеить, да нельзя...
       - Нельзя? - искренне удивилась я.
       - Нанимаю рабочих, - вдохнул он. - Куда ж мне самому обои клеить... Надо соответствовать.
       Я тогда не знала, какой гигантский рой проблем и неприятностей кроется в этой расхожей российской фразе - "надо соответствовать". Поэтому никакого значения ей не придала.
       Тем более мне и так было над чем поразмыслить - Олег явно взялся за меня всерьез.
      
       Я была твердо уверенна, что такого не бывает. А если и бывает - то не с такими, как я , а с так называемыми "небожительницами" Голливуда или с роскошными фотомоделями. Чтобы каждый день- свежие розы. Выполнение любых капризов и даже предугадывание их. Театры, рестораны - все роскошно, по-купечески. Дорогие украшения - горстями, одежда, сумки, обувь, о которой я даже и мечтать раньше не могла. И главное - все с улыбкой, без жалоб, без требований благодарности, с явным удовольствием от того, что можно доставить другому радость. И хотя я всегда знала - если русский мужчина берется за обольщение дамы сердца - он за ценой не постоит, но это уже ни в какие ворота не лезло.
       Через некоторое время Хельсинки стал для ухаживаний Олега слишком тесным. Он явно грустил, что его возможности остаются нераскрытыми. Здание местной оперы чувство праздника не вызывало, официантов заставить петь хором в нашу честь ни за какие деньги заставить было нельзя ни в одном ресторане. Правда, в "Шашлыке" цыгане (двое шустрых пареньков явно грузинского происхождения) несколько романсов для нас спели. Но, честно говоря, особо не старались.
       Но добил Олега телефон с инкрустацией кристаллами "Шваровски", точнее его отсутствие в магазинах. Вознамерившись подарить мне такой высокотехнологический шедевр, Олег притащил меня за ним в "Стокманн", где продавец ему вежливо улыбаясь объяснила, что кристаллы у них есть, телефоны - тоже есть, но никому здесь пока ни пришло в голову их соединить. Мне совершенно не нужен был такой телефон (с ума же можно сойти, если он потеряется, а он потеряется, это я знаю точно), но Олег не на шутку рассердился на нерадивых финских закупщиков.
      
       " В Москву, в Москву"!
       Какая Москва? У Лизки школа, у меня туристическая выставка на носу ... я на ней на полгода вперед должна заработать!
       Но прежде чем я успела высказать свое мнение о нашем визите к Олегу, он, сияющий, вбежал в квартиру, помахал у меня перед носом билетами и радостно сообщил, что мы через несколько часов вылетаем в первопрестольную.
      
       глава двадцать четвертая
      
       Столица ослепила.
       Это была не та Москва, которую я видела, приезжая в советское время к дальним родственникам в рабочий район и бегая с мамой по ЦУМам и ГУМам. Тогда для меня это прежде всего был чудесный сказочный город, единственный город в Советском Союзе, где, отстояв в длинной очереди Вы могли купить бананы, индийские джинсы и финские сапоги.
       И не та Москва, по которой я носилась, как наскипидаренная во время своих командировок из одного весьма скромного офиса в другой, то попадая на какую-нибудь не имевшую вывески улицу, то трясясь по разбитым трамвайным путям в старой "Тойоте" какого-нибудь мелкого предпринимателя, то увертываясь от карманных воришек в международном аэропорту.
       Эту Москву, Москву "Олега" я впервые увидела из окна огромного "Мерседеса", приехавшего за нами в аэропорт. Из окна подобного экипажа любой город выглядит лучше - из-за весьма ограниченного обзора душного и забитого городского автобуса наслаждаться архитектурными произведениями и городским освещением значительно труднее - надо уже быть настоящим и страстным любителем культуры.
       Был вечер, огромный город утопал в огнях реклам ресторанов, бутиков, театров. Бесконечные потоки машин. Толпы народа - казалось население всей России сорвалось с насиженных мест и собралось здесь. Я начала чувствовать себя глупенькой провинциалкой, приехавшей покорять этот гигантский город и сразу у вокзала понявшую редкий идиотозм всей своей затеи.
       Я боялась того момента, когда автомобиль остановится и надо будет шагнуть в этот круговорот огней из теплой уютной норки салона. Мне казалось, что этот город сразу поглотит меня, растворит в себе и понесет мощным течением куда ему будет угодно.
       Но машина выехала за городскую черту. На какое-то время стало по-привычному, по-фински темно. Мы с Лизкой вздохнули с облегчением. Потом мы свернули на какую-то небольшую дорогу, с двух сторон которой путь освещали красивые фонари, с завитушками, под старину.
       Через несколько минут машина остановилась перед крепкими воротами. Сделаны они были под стиль барокко, но никакие изящные изгибы железных прутьев не могли обмануть - ворота имели вид военного укрепления. Въехав во двор, мы сразу увидели огромный белоснежный дом, сверкающий огнями всех окон. Нет, не дом - дворец.
       Выбравшись из машины, мы все направились к этому дворцу - мы с Лизкой на нетвердых ногах, а Олег - вприпрыжку, не забывая периодически оглядываться, наслаждаясь произведенным эффектом.
       От шока, при виде интерьера дома меня спасло только то, что я петербурженка и мама все мое детсво усердно водила меня по всем музеям. То есть не могу сказать, что такой царственной роскоши я не видела вообще. Но все-таки это был не музей. Это был дом, предназначенный для проживания обычных людей. Впрочем, не совсем обычных, надо признать.
       - Это мой загородный дом, - скромно сказал нам Олег. - У меня холостяцкая квартира в пару этажей в Москве, но мне там не нравится. Здесь тихо... как в Финляндии, - улыбнулся он.
       Я вздохнула. Все нами увиденное от Финляндии было очень и очень далеко.
       Я злорадно подумала о Яри с его яхтой. Инересно что бы с ним было, увидь он подобное, не на обложке журналов про миллионеров, а наяву? Он бы наверное впал в летаргию с расстройства или потерял бы разум. Не знаю. Или как бы поник знаменитый хохолок Антти, воображающего себя Ричардом Гиром, при виде подобной роскоши в "задрипанной недоразвитой стране".
       На следующее утро после нашего приезда нас с Лизкой привезли в огромный салон красоты, сверкавший чистотой и блаженными улыбками обслуживающего персонала.
       Меня немного задело, что меня никто не спросил, хочу ли я туда ехать. Получалось, что меня перед выходом в свет надо было отскрести и завить, как барана. Закралась и мысль о том, почему нас привезли не в городскую квартиру, а в загородный дом ... как беженцев в карантин. Но когда я оказалась в роскошной ванной, где на поверхности ароматной воды плавали лепестки роз, затем провела час под сильными теплыми руками массажиста, я больше обиды не чувствовала. Затем со мной больше часа возился стилист, его сменили визажист и парикмахер. Все трое были очаровательные девушки и я сразу нашла с ними общий язык, хотя вначале они явно не спешили заводить со мной беседы, а только подобострастно улыбались, как японцы члену императорской фамилии. Но увидев, что я не прочь поболтать, они тоже обрели дар речи. Эти красавицы, как и многие русские девушки не прочь были выйти замуж за иностранцев и с большим энтузиазмом накинулись на меня с вопросами о финнах. У меня несомненно было, что им рассказать ... Когда я стояла в прихожей салона, нагруженная пакетами с флакончиками и палетками, они сердечно признались мне, что я была их самой приятной клиенткой. Я удивилась, но немного времени спустя поняла, почему я заслужила такую похвалу. Они в кругу знакомых Олега считались прислугой, разговаривать с которой нужно было сухо и исключительно по-необходимости.
       Лизка же вышла в вестибюль салона недовольная. Ее подстригли, окрасили волосы радужными светлыми полосками и даже сделали макияж. Лизка и макияж - две вещи несовместные.
       Как только мы оказались в приехавшей за нами машине, она злобно размазала все по своей надутой физиономии, вследствии чего ждавший нас дома Олег испугался, увидев ее.
       - Я что вам, девченка что ли? - удивила она всех присутствующих фразой и громко топая отравилась к себе. Видимо жаловаться на издевательства стилистов своему второму огромному меховому коню, ждавшему ее у Олега.
       - А теперь поедешь по-магазинам со Стеллой, - сообщил мне Олег.- Она шоппинг-ассистент.
       - Кто? - не поняла я.
       - Это профессия такая, она ездит с клиентами по магазинам и помогает найти для них подходящую одежду. Весной отправлю вас с ней в Париж, - серьезно объяснил мой поклонник.
       Мне совершенно не хотелось испортить себе наслаждение от шопинта присутствием какой-то Стеллы, диктующей, что мне нужно одевать.
       - Нет, я хочу поехать одна, - уверенно заявила я, но меня никто не услышал - Олег уже бежал к прихожей весело распевая на ходу. Он вообще никогда не стоял на месте, и всегда было невероятно трудно определить, дома ли он или опять куда-то убежал. Я упрямо устремилась за ним.
       Вдруг он остановился так резко, что я чуть не врезалась в его спину.
       - Чуть не забыл, - он протянул мне кредитную карточку.
       - Да не надо, у меня есть с собой деньги, - возразила я.
       - Не для Стеллиных магазинов, - объяснил Олег.
       - Спасибо, - тихо поблагодарила я, впрочем, без особого восторга. - А сколько я могу потратить?
       - Что? - он от души рассмеялся. - Бросай эти буржуйские замашки, - посоветовал мне он, и , оставив стоять в полном недоумении посреди прихожей ускакал в неизвестном направлении.
       Стелла и впрямь оказалась редкой занудой. Длинная, как палка, и необыкновенно унылая. Она возила меня по микроскопическим необыкновенно дорогим бутикам и придирчиво перебирала в них одежду, близоруко наклоняясь над каждой тряпкой, отчего казалось, что она обнюхивает вещи. Особенно она огорчила меня тем, что не разрешила купить замечательные розовые туфли с золотыми цепочками. Ассистент по шопингу вежливо забрала их у меня из рук, с чувством поставила назад на полку и произнесла всю ту же магическую фразу:
       - Вам надо соответствовать.
      
       Олег предпринял жалкую попытку превратить и нашу финскую "девочку из конюшни" в светскую барышню. Для предстоящего похода в оперный театр ей купили лодочки из тончайшей золотистой кожи, невесомые, невероятно красивые, и, конечно, работы великого итальянского дизайнера. Зайдя в Лизкину комнату тем вечером, я увидела подобную сцену.
       Олег стоял на одном колене перед Лизкой, с хмурым выражением лица по-королевски восседавшей в старинном бархатном кресле.
       - Лиза, - увещевал ее Олег. - Ну ты же девочка, барышня. Здесь нельзя в театр идти в кроссовках. Здесь никто и никогда так не делает, кроме убогих американских туристов.
       Лизка упорно молчала и раздраженно покачивала ногой.
       Олег явно начинал терять терпение - не знаю, сколько продолжались увещевания.
       - Лиза, пойми, ты идешь в театр с нами. Там будут мои друзья. Ты хочешь, чтобы они о нас плохо подумали?
       Лизке совершенно очевидно было глубоко наплевать на мнение друзей Олега.
       - Ведь нам с мамой будет неудобно, как будто мы тебя не воспитываем.
       Нда... и когда бы он успел Лизку воспитывать?
       - Лиза, почему ты отказываешься одеть эти туфли, они что, по-твоему, некрасивые? Они пятьсот долларов стоят, девушка Вы наша разборчивая.
       Лизка с тоской воззрилась на Олега. Она судя по-всему прикинула, сколько лошадиных попон и щеток она могла бы купить на эту сумму. Вместо дурацких лодочек.
       - Красивые, - снизошла до ответа Лизка. - Но одеть я их не могу. Они узкие.
       - Лиза я же вижу, они тебе не малы, - тяжело вздохнул Олег.
       - Нет, не малы. Но я не могу свободно шевелить в них пальцами ног.
       Я хихикнула. Интересно, зачем ей, сидя на балете шевелить ими?
       Олег наконец закипел.
       - Тогда ты останешься дома! - довольно-таки грозно рявкнул он.
       Лизка сщурила глаза, облила его презрительным взглядом и уткнулась в очередной лощадиный журнал, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена.
       - Больно-то и надо, - прошипела она.
       Это была неправда. Лизка очень любила балет. Но еще больше она любила свободу и возможность беспрепятственно, в свое удовольствие шевелить пальцами ног.
       - Так пусть идет в сапогах, - решила я вступиться за Лизку. - Нормальные сапоги.
       - Нет, твердо сказал Олег. - Нам надо соответствовать.
      
       Олег возил нас по всей Москве. Наконец он мог продемонстрировать свои неограниченные возможности!
       Каждый вечер мы обедали в разных ресторанах, никогда ни интерьером, ни меню не повторяющих друг друга.
       Не смогу забыть шок своего ребенка, увидевшего в бассейне на входе в один из роскошных ресторанов очаровательного малыша-крокодильчика. Она устремилась к нему с явной целью зубастого младенца погладить, но, к счастью, двое охранников, похожие на Арнольда Шварценегера привычно перехватили ее уже у самого бассейна. Лизка в восторге начала голосить, что хочет такого домой, в ванную, но я успела в мгновение зажать ей рот рукой, пока это не услышал Олег. Помому что тогда, кроме наличия пони в гостинной в историю нашей квартиры было бы красными буквами вписано и наличие крокодила в душе.
       Московские театры открыли для нас свои двери, как будто до них дотронулась волшебной палочкой фея. Нас водили на такие спектакли, о посещении которых обычный командировочный может только мечтать и видели выступления настоящих легенд - драматических актеров, балерин и оперных артистов. Старинные интерьеры театров, вечерние наряды, бриллианты ... и Лизкины дутые сапоги, которые мы с ней ни смотря ни на что отстояли.
       И конечно "гости". Это были не финские вечеринки, где все приходят со своим спиртным и с мрачными лицами переминаются с ноги на ногу вдоль стен. Это были те настоящие русские вечеринки, о которых я уже успела забыть. С дамами, танцующими на столе и мужчинами, прикорнувшими под столом. Активно практиковавшая на заре своей юности и то и другое, я снова почувтсвовала себя в своей тарелке и веселилась от всей души.
       "Олег и Ольга" радостно приветствовали нас в каждом доме. Лизку уводили в прекрасные детские, а мы садились за ломящиеся столы, ели, пили, пели...
       Правда, через какое-то время я начала уставать от этого бесконечного калейдоскопа человеческих лиц, меняющихся интерьеров ресторанов, других роскошных дворцов и квартир, где жили друзья Олега. Захотелось залесть с ногами в облизанное нашей старушкой кресло, взять гламурный журнал и почитать заметки о современной российской роскоши. Или хоть один вечер просидеть в загородном доме, у старинного камина, без дорогих вин, без начинающего надоедать постоянного спектакля с Олегом в главной роли - но он не останавливался ни на минуту, что-то устраивая, организовывая, несясь к себе в офис ... Я даже забыла, когда мы в последний раз спокойно беседовали о чем-то вдвоем.
       И вдруг как-то само собой решилось, что мы с Лизкой переезжам в Москву. Я не давала на это никакого согласия. Конечно, иногда я задумывалась - что я делаю в этой маленькой, северной стране, пытаясь как-то удержаться на плаву, если здесь я могу получить все, что хочу и обеспечить блестящее будущее Лизке.
       В то же время, я скучала по нашему rivitalo, по Любке с Валери, по своим соседям по офису и даже по госпоже Виртанен. И уезжать в Москву пока даже не планировала.
       Но Олег говорил о нашем переезде, как о свершившемся факте. Он беспрестанно повторял фразу " когда вы переедете", чем иногда вызывал у нас Лизкой приступы удушья. Возражать ему было очень сложно - он к возражениям явно не привык, и легко пропускал их мимо ушей. Как будто это была всего лишь моя милая странность - сотрясать воздух бессмысленными изречениями, на которые реагировать вовсе не нужно - как на лепет двухлетнего ребенка, просящего в подарок настоящий космический корабль.
       В один прекрасный день Олег заявил:
       - Сегодня поедешь к своим подругам.
       Я опешила - неужели он привез сюда Любку и Валери? Люси ворковала с Николаем Васильевичем в Париже, а подруг в Москве у меня никогда и не было.
       - Но у меня здесь нет друзей, - удивленно сообщила я.
       - Теперь есть, - безапеляционно ответил Олег.
       Вечером я была привезена на дамские посиделки. Я вошла в старинный особняк, отреставрированный и со вкусом обставленный, и довольно-таки робко поднялась в гостинную и стала здороваться с женами друзей и коллег Олега (некоторых из них я знала по бурным вечеринкам). Все они, как всегда, выглядели необыкновенно ухоженными и безупречно одетыми. Я вспомнила, как могла выплыть навстречу своим приятельницам с жирным "хвостиком" и в пижаме с Винни Пухом и Тигрой...
       Для начала меня несколько удивила хозяйка дамских посиделок, которая, разливая из фарфорового чайничка гостям какой-то редкий белый чай, незамедлила оповестить присутствующих о цене за его пачку, услышав которую, я этим драгоценным напитком основательно обожглась.
       Речь зашла о воспитании детей, как и полагается в кругу приличных женщин.
       Здесь я невольно порадовалась за Лизку - может я и не лучшая воспитательница в мире, но у моего ребенка есть детство. В России ничего не изменилось - маленькие старички, кроме напряженной учебы в шестидневной школе, делают по два часа в день уроки, кроме чего почти каждый день занимаются в различных кружках - английский язык, японский (!), балет, латиноамериканские танцы, теннис, каратэ ... Интересно, а когда же они играют? Или спят?
       Одна молодая особа сразила меня наповал. Она грустно сообщила присутствующим:
       - У нашего Женечки что-то не так. Он явно отстает в развитии. Что-то с головкой, наверное.
       Все сразу заинтересованно начали выяснять, в чем Женечкина ненормальность проявляется.
       - Ах, - громко вздохнула мамаша. - Ему уже два с половиной годика, а он никак не может начать читать.
       Решив, что это шутка, я весело рассмеялась. Но дамы выразили глубокую озабоченность в связи с неграмотностью карапуза и наперебой начали предлагать телефоны лучших учителей и логопедов.
       Да, с головкой было что-то не у бедолаги Женечки, а у этих мамаш.
       В кругу Олега отношение к образованию ребенка было необыкновенно серьезным. Впоследствии мне было несмешно, когда мы приехали в известную частную гимназию, где должна была учиться Лизка после нашего переезда в Москву, и где ждавший нас в кабинете директор с полным составом будущих Лизкиных учителей извинялся, что учительница английского языка в командировке и не смогла прийти знакомиться.
      
       Ко мне подошла незнакомка - высокая стройная женщина лет сорока - и представилась:
       - Привет, я - Ольга.
       - Ольга Вторая - назвалась я ей и улыбнулась - она показалась мне очень симпатичной.
       - Да нет, это я здесь Ольга Вторая, по-иерархии, - улыбнулась она мне в ответ. - Тебе легко не будет, - добавила она. - Олег -важная птица.
       - А почему легко не будет? - я расстроилась. Кому же хочется, чтобы все было нелегко.
       - Надо ... -начала Ольга Вторая.
       - ... соответствовать... - задумчиво добавила я.
       Та снова улыбнулась.
       Мы разговорились, выпили по чарочке ликера и я решила поделиться с ней давними сомнениями, ведь девочки были так далеко, да и во время моих телефонных разговоров с ними около меня все время, навострив уши, вертелся Олег.
       - Не могу понять, - доверительно сообщила я Ольге Второй. - Ведь Олег мог найти себе здесь редкую красавицу-фотомодель, отличную хозяйку ... Что же он во мне нашел?
       - Хорошая хозяйка ему не нужна, - пояснила Ольга Вторая. - у него штат домашней прислуги. А насчет красавиц... они-то куда денутся? - Ольга посмотрела на меня со смесью иронии и удивления. - Скажи, ты ведь на самом деле не думаешь, что он будет спать только с тобой?
       До этого момента я думала именно так. Мне стало совсем не по себе. Драгоценный чай вдруг поднялся в горле. Я вдруг поняла, что если не выберусь отсюда на свежий воздух, из этой удушливой гостинной, пропитанной дорогими французскими духами, меня понесет в этих гинекеях не хуже, чем на знаменитом собрании в Городском доме Хельсинки.
       Наскоро отделавшись от Ольги Второй, я потихонечку выбралась в прихожую, одела свою метущую пол шубу и тайком, ни слова никому не говоря, выкралась из старинного особняка на улицу.
       Шел мягкий снежок, было необыкновенно тихо и мне очень нравилось идти по небольшой московской центральной улице, выбравшись на свежий воздух. Но чем дальше я шла, тем менее приветливыми становились улицы и подозрительнее прохожие, так что я уже начала раздумывать, так ли уж разумно разгуливать здесь в это вечернее время в такой шубе. Впереди засветилась вывеска метро. Мне вдруг пришла в голову мысль прогуляться по Старому Арбату, где я уже давно не бывала.
       Я сунула руку в карман шубы - денег не было.
       Обследовала свою сумочку - то же самое. Данная Олегом карточка благополучно лежала дома. За мной должен был приехать водитель, поэтому я ничего с собой не взяла. Ну вот, я уже стала совершенно зависимой и беспомощной. Затрезвонил мой телефон, украшенный кристаллами "Шваровски" - звонил Олег.
       - Ты где? - поинтересовался он довольно-таки заплетающимся языком. Из телефона гремела музыка, слышались пьяные крики вперемешку с весьма подозрительными визгами. - Мне девочки позвонили, что ты пропала.
       Следят они за мной, что ли? Я уже и двадцати минут не могу побыть без присмотра.
       - Тебя кто обидел, что ли? - грозно сросил он. Даже если бы и обидели, я способна за себя постоять.
       - Нет, захотелось свежим воздухом подышать, - ответила я устало.
       - Ты где? - осведомился Олег.
       Я бросила взгляд на соседнюю вывеску с названием улицы и отчиталась ему об увиденном.
       Олег даже приствистнул:
       - Нашла где свежим воздухом дышать в такой шубе, - прокоментировал он. - Стой на месте и не двигайся, если что - кричи. Водитель за тобой уже выехал.
       Через некоторое время я входила в загородный дом, считающийся теперь и нашим домом. Зашла к Лизке - та не спала.
       Она лежала в кровати с розовым бардахином, в обнимку со своим огромным конем. Вид у нее был грустноватый.
       - Ма-а-ам, - протянула она. - Давай отсюда свалим. Домой.
       Лизка затосковала не на шутку - по друзьям, по конюшне, по огромным снежным горкам, катку и больше всего по Стефани.
       Гулять на улицу Лизку в Москве не выпускали, а в загородном доме она уныло шаталась вокруг огромного особняка да сползала с ей самой сооруженной маленькой снежной горки. Было очень грустно из окна наблюдать, как, усевшись на верхушку этого сооружения, Лизка доставала до низа горки ногами. На потрясающий московский каток Лизку свозили один раз, да и то, потому что там был какой-то большой праздник, где обеспеченным жителям столицы надлежало продемонстрировать дорогой снаряжение и успехи своих деток.
       Детей, с которыми ее познакомили, она невзлюбила.
       - Скучные, - ответила Лизка на мою просьбу поделиться своими впечатлениями о новых друзьях. - Два дебила вообще только по-английски разговаривают.
       - Ну какие же они дебилы? - удивилась я. - Развитые детки.
       - Твои развитые детки только и делают, что хвалятся - мой папа то, а мой папа се...
       Да, Лизкин папа действительно был ни то, ни се.
       - Хвастайся Олегом, - предложила я Лизке с улыбкой.
       Лизка натянуто усмехнулась - было бы чем хвастать.
       Отдать должное Олегу, его забота о Лизке проявлялась только тогда, когда надо было брать ее с собой в свет. Да и тогда они лишь часами препирались насчет ее одежды и обуви. Один раз Олег отвез ее в великолепные конюшни, с манежем, где работали лучшие тренеры страны. Но посещение это, несмотря на обещания, осталось единственным, и Лизка, каждый вечер перед сном доставала из шкафа новенькие сапоги для верховой езды и шлем, достойный профессионала, любовалась на них, тихо вздыхала и убирала обратно.
       Ничего, сейчас зима, успокаивали мы сами себя, вот весной и начнутся занятия с лучшими тренерами. Олег же обещал... обещал он Лизке и нового красавца коня - лучшего, естественно.
       Услышав о коне Лизка не изъявила ни малейшей радости. Она пустилась в дикий рев, между приступами которого мы разобрали, что кроме Стефани ей никто не нужен.
       Олег вздохнул:
       - Зачем тебе эта старая коняга? Новый конь будет молодой, красивый и резвый - все призы твои будут.
       Я подумала, что все призы и так будут Лизкины. Олег заплатит жюри так щедро, что они начнут дружно галлюцинировать, что ее лошадь была самой быстрой. Даже если она побежит в противоположную сторону от стартовой отметки.
       Тут мы с Лизкой дружно уперлись. Если он такой великий волшебник, что ему стоит доставить нашу пони сюда?
       Олег сдался.
       - Договорились, будет вам ваша коняга, - пообещал он. - В лучшее стойло поставим, пусть стоит, пенсионерка.
       Лизка ненадолго просветлела. Но вскоре опять свернулась комочком в огромном кресле и угрюмо уткнула нос в журналы.
       По Стефани скучали мы обе. Она осталась на временном попечении ее подружки, той самой, с которой Лизка занималась бизнесом, предоставляя незаконные транспортные услуги. И хотя, уезжая, мы надолго проплатили загон и оставили девчушкиным родителям значительную сумму, на случай, если Стефани что-то потребуется (спасибо Олегу), мы очень за старушку волновались.
       Тем временем Олег наших духовных страданий не замечающий, судя по его загадочной физиономии, готовил мне какой-то сюрприз.
      
       В тот вечер Олег явно волновался. Вид у него был загадочный и довольный. Он сказал, что ужинать мы будем сегодня вдвоем, а Лизка останется дома.
       Ресторан был старинный, относительно небольшой, но очень уютный. Кухня предлагалась французская, а это обычно значит, что порции были с космической ценой и комическим размером. После таких ресторанов первое, что приходит в голову, оказавшись дома, это заказать пиццу, а иногда так голодно, что бежишь вприпрыжку к первому киоску с хот-догами.
       На десерт нам принесли два пирожных, на резных фарфоровых тарелочках. Официант торжественно возвестил, что это блюдо специально для нас делал их лучший повар, а тарелочки коллекционные и во всем мире осталось всего девять таких сервизов., после чего удалился.
       Мой страх случайно разбить тарелочку испортил все впечатление от обеда. Разрезая серебряной ложечкой десерт я была близка к состоянию сердечного приступа.
       Когда же я надкусила пирожное, я чуть не сломала зуб. Почувствовав себя героиней бразильского сериала, притом скорее комического, чем любовного, я некрасиво и несколько раздраженно извлекла изо рта медальон на свернутой в колечко цепочке. В форме сердца, естественно, раскрывающийся, как книжка. Тяжко вздохнув - неужели ничего поинтереснее не мог придумать - я раскрыла кулон. Достала микроскопичекую бумажку и с величайшим трудом разобрала : " Выходи за меня замуж".
       Олег светился восторгом. Пока я возилась с кулоном, он успел достать из кармана футляр с колечком, и , открыв его, бухнуться передо мной на одно колено. В зале раздались бурные аплодисменты. Аплодировали как посетители, так и стоявший навытяжку персонал ресторана.
       Больше всего в тот момент обуревало желание залесть под стол. Так я поступила, когда мне было пять лет и ко мне в виде Дед Мороза пригласили нашего переодетого соседа дядю Васю. Под столом было пыльно, тихо и уютно и видны были только устрашающие валенки нашего соседа.
       А самое главное, кто же в такой ситуации отклонится от сценария спектакля сватовства и не скажет "да"? Кто же при таком скоплении людей начнет неромантично бубнить " нам надо поговорить об этом" и тянуть страстного влюбленного в коридор на совещание?
       Олег же в успехе предприятия явно нисколько не сомневался. Это меня задело. Я сердилась все больше и больше. И все-таки он сиял таким неподдельным удальством и счастьем, что искомое "да" я кое как из себя выдавила, не особо соображая ,что делаю.
       Загремели такие аплодисменты, что на нас с лепного потолка чуть не попадали тяжелые старинные люстры. Олег тут же полез ко мне целоваться, после чего меня потащили в другой ресторан, более современный и просторный, где нас ждали в полном составе нарядные друзья Олега со своими женами и подругами. Когда мы вошли в зал, они сразу начали нас обнимать, выкрикивая поздравления, и я сразу поняла - они в моем согласии тоже не сомневались.
       Изрядно помятая, испачканная в губной помаде, голодная и необыкновенно злая, я сидела возле разливающегося соловьем своего жениха, сердито терзая лодочкой ковер на полу, обуреваемая одной единственной мыслью - что я здесь делаю?
       Мне представилась Лизка. На белом красавце коне, берущая препятствия на крупных соревнованиях. Я отчетливо видела ее жакейский пиджак, белые брюки, начищенные дорогие сапоги. И сияющую физиономию. Лизку-студентку. В растянутом свитере и узких очках вышагивающую по коридору старого английского университета. И Лизку, спешащую в тесное стойло едва стоящей на ногах Стефани, торопящуюся туда после утренней смены в Эспоо, в Мадональдсе ...
       И я поняла, что я здесь делаю.
       Я не знала, что в это время Лизка, свернувшись как всегда клубочком в любимом кресле, гнала от себя мысли о друзьях и свободе, представляя себе толстую Стефани, стоящую в просторном, светлом и теплом, увешанном игрушками стойле.
       - Олег, мне нужно с тобой поговорить, - я сказала это так внушительно, что обычно на такие заявления не реагирующий жених остановил свое бесконечное вращение и посмотрел на меня с неподдельным вниманием.
       - Почему ты решил жениться именно на мне? У тебя наверняка есть неплохой выбор.
       Олег улыбнулся.
       - Мне сорок два года и я никогда еще не был женат. Знаешь почему?- вопрос был явно риторический. - Сначала я учился. Потом начал работать. Потом открыл первую свою фирму. Времени не было абсолютно ни на что - было не до семьи. Когда же я стал обеспеченным, возникла другая проблема: на красивой дуре я жениться не хочу, с умными же надо быть осторожным. В России жена что угодно может придумать, чтобы избавиться от богатого мужа... Не хотелось бы получить нож в спину в темном переулке или неожиданно попасть в автокатастрофу. И я, конечно же, не хочу, чтобы со мной кто-то был бы только из-за денег. Когда я увидел, как ты с Колькой возилась, на лоб примочку делала и за него волновалась, хотя второй раз и видела - я подумал, что если эта женщина яду мне в коньяк насыплет - пусть тогда уже и сыпет, потому что мир этот, в таком случае, встал с ног на голову.
       Я опустила голову. Ведь, хотя Олег и был мне очень симпатичен ... я больше думала о нас с Лизкой, чем о нем.
      
       глава двадцать пятая
      
       Я стояла посреди своей квартиры в Эспоо. Все вещи были упакованы, мебель, совершенно неподходящую к интерьерам Олега решено было вывезти на свалку. Наши дешевые шкафы, столы и стулья были разобраны и свалены в угол, где имели такой несчастный вид что хотелось подойти и их погладить. Квартира сразу стала намного больше, мы открыли форточки, чтобы проветрить и в комнатах гудел сквозняк.
       Я не думала, что мне будет так тяжело уезжать из Финляндии. Если бы мне кто-нибудь пару месяцев назад сказал, что я буду плакать, заполняя анкету об закрытии моей фирмы, я была бы весьма и весьма удивлена. Но, автоматически выведя ”RussConntact T:mi” и на память написав код предприятия я чуть не разрыдалась. Вспомнилось, как я намучилась с этим названием, когда казалось, что все разумные варианты уже заняты и я была близка к тому, чтобы назвать фирму "Малыш и Карлсон". Фирмы стало жаль. Но Олег очень четко объяснил мне свою позицию относительно моей работы заявив, что " у Лизки столько пробелов в воспитании, что тебе есть чем заняться дома", и что "накрутившись за день на работе, он хочет видеть дома не настолько же вымотанную стерву, говорящую об авралах, а спокойную, довольную женушку". Вот так.
       С девочками мы сходили на дискотеку и набрались просто неприлично. Олег и в отношении моих развлечений высказался весьма категорически:
       - Моя жена с подружками по дискотекам не бегает!
       Даже если девочки и приедут в Москву погостить, прежнего бурного веселья нам уже не видать, что крайне обидно, если учесть, какие в Москве роскошные ночные клубы.
       Олег звонил мне буквально каждые полчаса. После похода на дискотеку разразился первый грандиозный скандал, так как я около пяти часов находилась вне зоны досягаемости. Словно боясь, что я передумаю, он не переставая, прислушиваясь к малейшему шороху на другом конце трубки, задавал совершенно дикие ревнивые вопросы, вроде:
       - Кто это там у тебя так тяжело дышит?
       - Что это за музыка?
       - Десять вечера, почему ты не дома?
       К моей великой радости, приехать с нами его не пустили важные дела фирмы.
       Я вынесла все свои вещи из офиса, подмела в нем пол и снова чуть не расплакалась. Вспомнилось, как мы С Беттой раскладывали на полу листы с фотографиями кандидатов в женихи и Артури застукал нас за этим занятием. Вспомнила, как офис мой служил нам с Беттой примерочной, и как она пряталась у меня от глаз начальницы и сослуживцев, чтобы сделать макияж перед свиданием.
       Зашли Артури с Риитой.
       Оба мялись и совершенно не знали, что сказать.
       -Когда едете? Муж здесь, с Вами?- дрогнувшим голосом произнес мой отутюженный коллега.
       - Да вот, как все дела переделаю, так и поедем. А Олег в Москве. Он часовню к нашему дому пристраивает.
       Артури с Риитой сначала улыбнулись, но потом увидели, что я говорю всерьез.
       Слов больше не было. Я бросилась к Артури, уткнулась носом в его безупречный пиджак и неприлично громко разревелась, размазывая по-несчастному коллеге тушь для ресниц. Риита, похлюпывая носом и часто моргая глазами обняла нас обоих, чем вызвала у меня такой всплеск рева, уже похожего на коровий, что на шум прибежала наша начальница, которая, обняв всех троих разразилась рыданиями, громовым эхом раскатившимися по всему этажу нашего офисного отеля.
      
       Все было уложено, бумаги оформлены, визиты нанесены. Был солнечный радостный день, какие часто бывают в самом начале весны и меня это как-то огорчало - я бы предпочла, чтобы в честь нашего отъезда зарядил мелкий гадкий дождик или даже грянула бы первая гроза. Но капризную скандинавскую погоду наш отъезд явно не печалил.
       Наш поезд на Москву отправлялся вечером.
       Мы с Лизкой зашли за госпожой Виртанен, она захотела навестить Стефани перед ее отправкой на новую родину. Соседку нашу наш отъезд очень огорчил. Закадычными друзьями мы не стали, но субботние кофепития стали и для нас и для сварливой некогда соседки важным ритуалом. Лизке, как ни странно они тоже очень нравились и не только из-за знаменитых булочек - соседка любила вспомнить о своем детстве и однажды поведала нам, как мама запретила ей лезть на горку, но она полезла и разорвала свои красные штанишки, за что ей сильно досталось на орехи от рассерженной мамы. На Лизку это почему-то произвело неизгладимое впечатление.
       - Мама запретила - а ты пошла? - переспросила она и в ее фразе сквозил восторг.
       -Да, - кивнула госпожа Виртанен.
       - И разорвала красные штанишки? - глаза Лизки уже начали округляться от восхищения. Она наверняка представляла себе грузную соседку с ее нынешней внешностью в детских красных штанах.
       - Да, - опять кивнула соседка, и, улыбнувшись, добавила. - Ты же не думаешь что я никогда не была маленькой девочкой и что я родилась сразу такой, какая я сейчас?
       Лизка деликатно промолчала. Видимо она именно так и думала.
       В тот день была как раз суббота и, ввиду опустошения нашей квартиры, мы были приглашены выпить кофе у госпожи Виртанен. После ароматого кофе с булочками тихий господин Виртанен остался дома хлопотать по-хозяйству, а мы отправились на конюшню, к Стефани.
       Нашу старушку должны были забрать где-то через неделю, Олег жаловался на трудности с перевозом и просил нас подождать. Мы лишнего не требовали - за Стефани великолепно ухоживала Лизкина бизнес-компаньонка.
       Около конюшни стоял большой старый джип, к которому был прикреплен прицеп для перевозки лошадей. Я не обратила на него никакого внимания, такие прицепы стояли около конюшни практически ежедневно. Щуплый водитель в огромной, словно купленной на вырост куртке, открыл дверцу в машину и отбрасывая какой-то хлам, расчищал себе сидение, чтобы сесть в машину.
       Вдруг из прицепа раздалось ржание. Мы с Лизкой переглянулись - оно было очень тихое и подозрительно знакомое. Не сговариваясь мы рванули к прицепу и начали дергать закрытую дверь. Ржание повторилось, на этот раз оно было уже намного громче и в нем явно слышалась радость.
       Водитель выскочил из машины и в долю секунды оказался около нас.
       - Ты что, ненормальная?- с легким непонятным акцентом завопил он.
       Но мы уже догадались заглянуть в малюсенькое темное окошко под крышей фургона и увиденного кусочка знакомой тощей белой челки, торчащей во все стороны, как солома, как ее не чеши, нам было вполне достаточно.
       - Немедленно, сейчас же открывай машину, - вопила я. - Там наша лошадь! Если не хочешь, чтобы я вызвала полицию.
       Тощий мужичонка задумался. Я в мыслях вознесла хвалу стране, в которой полицией можно как следует напугать.
       - Я делаю, что было договорено, - мужичок пытался сопротивляться. - Мне заплатили, я и везу.
       - Со мной договорено?! - вопила я. - Я тебе заплатила?
       Видя, что жуликоватый тип не сдается, в ход пошла тяжелая артиллерия. Из-за наших спин выступила госпожа Виртанен и, сложив руки на груди, молча застыла перед водителем.
       - Открывай, русский ворюга, - грозно потребовала она. Мы с Лизкой, видимо, к "рюссям" в ее глазах уже не относились.
       А акцент-то был действительно русский ...
       Увидев нашу соседку в гневе, мужичонка махнул с досады рукой и пошел за ключами. Я вырвала их у него из рук, и, трясущимися руками, не попадая в замочную скважину, начала открывать замок на двери фургона. Госпожа Виртанен подошла ко мне, молча отняла у меня ключи и одним уверенным движением открыла неподдающуюся дверцу. Та открылась и Лизка повисла на шее у довольно ржущей Стефани.
       - Слушай, - сбивчиво начал мне объяснять по-русски мужичок, боязливо косясь в сторону госпожи Виртанен. - Я ж не в чем не виноват. Мне с Москвы друг позвонил, говорит работа есть, клячу на завод отвести, заплатили сразу и сумму предложили такую, что я долго не раздумывал - ведь без работы сколько лет сижу... так, подбросишь кому какой товар - вот и все заработки.
       Я посмотрела на джип. Он, действительно, был так стар, что грозил развалиться на болты и гайки не двинувшись с места. Я понимала мужичка.
       - Ладно, чего ж там... главное, что мы вовремя пришли, - ободрила его я и вдруг застыла на месте - мы были у Стефани накануне вечером, и только благодаря желанию госпожи Виртанен направились в конюшню снова. А если бы мы оказались здесь на несколько минут позже??
       В это время Стефани вышла из фургона и добродушно оглядывала присутствующих.
       Я указала мужичку на открытую дверь джипа, он подхватился и, лепеча любезности хлопнул дверцей и газанул, что есть сил.
       Я достала из кармана телефон и набрала номер Олега.
       На другом конце трубки радостно отозвался довольный голос:
       - Да, солнышко?
       С трудом преодолевая отвращение, я будничным голосом спросила:
       - Слушай, так я что-то забыла, когда Стефани будут перевозить?
       - Потерпите, дорогие, - нежно ответил мне Олег. - Этож не стул, надо столько бумаг оформить, со столькими людьми договориться... Потерпите недельку-другую.
       - Олег, - сурово сказала я. - Больше никогда, ни при каких обстоятельствах нам не звони.
       И закрыла телефон.
       Лизка посмотрела на меня с невыразимым одобрением.
       - Только не выбрасывай его, - тут же попросила она, кивнув на мое драгоценное средство связи.
       Госпожа Виртанен завертела головой:
       - А что собственно тут случилось?
       - Идем выпьем еще кофе и мы вам все расскажем. К нам, - добавила я.
       - Так у вас же все сложено, - удивилась соседка.
       - Ничего, - ответила я. - Мы быстренько все распакуем.
      
       Не дождавшись ответа на свои звонки, Олег примчался к нам разбираться лично. Не хочу разочаровывать читателя в этом герое больше, если такое вообще возможно, но вел он себя на этот раз совсем не по-джентельменски.
       - И что ты о себе воображаешь, - вопил он мне в лицо сжав кулаки. - Из-за какой-то клячи... Я-то ничего не потерял, а вот ты-то в дерьме будешь сидеть, кому ты нужна, Синди Кроуфорд... Сиди здесь со своими финнами, жри гороховый суп! Дура! Старая жирная дура!
       В тексте невозможно заменить нецензурные слова на "пип", поэтому, для того, чтобы не нарушить душевное равновесие читателя, я их опустила вовсе.
       Разбирались мы во дворе, потому что приглашать и этого лгуна в дом я не захотела. Да и кто его знает, на что он способен в гневе...
       Я взяла стоявшие у забора ржавые грабли, до которых в свое время не добралась Люська и угрюмо направилась с ними на противника.
       Он, ошалело на меня глядя, начал пятиться назад, продолжая ругаться на весь двор последними словами. Наконец несостоявшийся жених понял, что больше уже опозориться он не может и честить меня на всю улицу абсолютно бесполезно, так как никто его здесь не понимает. Он выбросил еще одну порцию грязных ругательств, опасливо косясь на грабли повернулся ко мне спиной и припустил прочь вдоль нашей улицы.
       Старые, ржавые, забытые почти два года назад у забора грабли не знали, когда до них не добралась Люси, что их звездный час еще впереди. Они наверняка не могли тогда предположить, что им выпадет честь преследовать позорно убегающего вдоль тихого переулка города Эспоо Великого Купца Российского, Олега Владимировича Арфеева, нацеленными точно на его зад.
       За занавеской у соседей кончик длинного носа хозяйки дома трясся от смеха.
      
       Итак, мы дома. Мебель вернулась на свои места, фирма открыта заново, "офис" опять за мной, Стефани стоит в своем маленьком загоне, а Лизка сидит в своем любимом, облизанном пегасом кресле, смотрит мультики и самозабвенно шевелит пальцами ног, на которые надеты два разных толстых шертяных носка.
       Упс, девочки будут минут через двадцать, а я еще даже не начала печь пирог. Открываю духовку - ужас! На противне стоит целый кавалерийский полк вылепленных из глины лошадей и вся духовка внутри щедро засыпана глиняной крошкой.
       - Ли-и-и-изка!
       - Я слепила лошадок и хотела их обжечь в духовке, - обиженно надувает губы юная творческая личность. - Я думала, ты обрадуешься.
       Ладно, сбегаю за булочками в магазин, девочки подождут.
       Весна разбушевалась вовсю - почки набухли, воробьи орут, как сумасшедшие, а главное, уже несколько дней назад установился тот особенный запах, услышав который сразу узнаешь - пришла весна.
       Как и положенно ранней весной, навстречу мне прошагала юная влюбленная парочка, держась за руки и глядя друг на друга настолько безотрывно, что они не видели ни красного сигнала светофора, ни резко затормозившего перед ними грузовика. Интересно, а как там дела у Нике? Найти его? Он же все-таки такой искренний, приятный, настоящий ... а может, все на этот раз даже у меня получится?
       Дела наши финансовые также неопределенны, как и раньше, но, к счастью, Олег умудрился нас по-хорошему удивить - он не забрал назад ни шубу, ни драгоценности, ни телефон с кристаллами "Шваровский". Наверное, забыл, или они для него никакой ценности не представляли. Так что все это добро продав (особенно я спешила избавиться от ненавистной шубы, подтирающей пол) мы вполне могли быть спокойны за оплату загончика Стефани на довольно-таки продолжительное время.
       А там мы что-нибудь обязательно придумаем. Вот возьмем и откроем с девочками маленький обувной магазин. Или Финляндия вдруг вылезет наконец из окопов Зимней войны и забудет старые обиды на русских, и меня возьмут на работу - на постоянную, с хорошей зарплатой и даже настоящим отпуском. Или вот возьму и напишу книгу толстую такую, солидную, про наши эмигрантские радости и беды, про Лизку, Любку с Валери и безумную Люську, про старушку Стефани и замечательную соседку нашу, Арью Виртанен. И не забуду про славянофобов и лодочных крикунов с немецкими юристами. Только писать буду под чужим именем ... потому что я же к ним так привязана.
      
      
      
       184
      
      
      
      
  • Комментарии: 13, последний от 24/09/2019.
  • © Copyright Саавалайнен Валерия (innochka@hotmail.com)
  • Обновлено: 17/02/2009. 494k. Статистика.
  • Повесть: Финляндия
  • Оценка: 4.58*15  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка