Своим гостеприимством и теплотой маленькая Хорватия издавна привлекала к себе европейскую аристократию и талантливых людей. Байрон, Шекспир, Джек Лондон, Бернард Шоу, Агата Кристи... Они здесь творили, любили и чувствовали, а английский король Эдуард VIII со своей возлюбленной американкой Валлис Симпсон, скрываясь от гнева королевы - матери, успешно и с чувством внедряли нудизм на хорватские пляжи. Местоположение Хорватии между христианским Западом и мусульманским Востоком, завоевание ее римлянами, славянами, Османской империей и могущественной Венецией, наложили свой отпечаток на хорватский пейзаж, сделав обязательными его атрибутами крепостные стены, замки, монастыри и средневековые города. Тысяча с лишним островов и четыре тысячи километров побережья, украшенного скалами и опавшей хвоей составляют богатство этой тихой страны. Отсюда родом собачья порода далматинцев, перьевая ручка и галстук, так полюбившийся деловым людям.
Я открыла свою Хорватию рано утром, проснувшись от нежного прикосновения лучей еще не потерявшего невинность, солнца, робко пробивающегося сквозь деревянные, выкрашенные белой краской, жалюзи. Одним движением руки, залив комнату светом, я увидела в трех метрах от себя ленивое, кристально чистое голубое море. Оно дышало, шептало, шелестело, манило. От вчерашнего суматошного дня, вместившего в себя перелет, устройство в отеле, аренду автомобиля в соседнем городке и встречу друзей, прилетающих ночным рейсом из Франции, не осталось и следа. Не отрывая взгляда от распахнутого передо мной широкого и щедрого моря, от узкой полосы пляжа и от сосен, склонившихся над ним в услужливом поклоне, я вдыхала неповторимую смесь запахов хвои, водорослей и невесть откуда взявшейся лаванды. Мое решение раствориться между солнцем и морем, небом и соснами на все две недели, именно здесь на Макарской Ривьере, между Сплитом и Дубровником, казалось окончательным и бесповоротным.
Но, уже за завтраком, услышав резонное замечание о том, что не для того мы арендовали автомобиль, чтобы он стоял на стоянке отеля, я поняла, насколько несостоятельным было принятое мною решение. Все последующие мои встречи с морем были краткими и от этого еще более желанными свиданиями. Зато наш арендованный "Форд" стал для нас незаменимым помощником в нашем стремлении к познанию чужой культуры, истории и, прежде всего, самих себя и своего места в этой культуре.
После поездки через горный перевал, я поняла, что мое место в этой культуре все-таки располагается на ровном месте и ближе к морю.
Задавшись вечером вопросом, а что там за горной грядой Биоково, утром мы отправились за ответом по узкой горной дороге с односторонним движением, что означает отсутствие возможности повернуть назад, если все-таки разум даст о себе знать. И поскольку наш разум проснулся слишком поздно, мы с восторженным ужасом двигались неминуемо вверх. С каждым поворотом по этому серпантину, все меньше становилось блестящее на солнце море с яхтами, все более похожими на детские игрушки и все больше чудилось на каждом повороте, что мы летим вниз. Несмотря на доверие к моему спутнику за рулем, мой мозг непрестанно сверлила мысль, что он всего лишь городской житель, никогда не ездивший по горным дорогам. И я, в очередной раз добровольно сузив свое жизненное пространство, на этот раз всего лишь до трех метров: от скалы до хилой веревки, по всей видимости, обозначающей границу между жизнью и смертью, закрыв глаза, все глубже вжималась в сиденье злополучного "Форда". Почему-то вспоминался старый скрипучий фуникулер, застрявший над бездной в Красной поляне Сочи, автобус, ползущий по серпантину к вулкану Тейде, Швейцарские Альпы с почти вертикальной зубчатой дорогой и пропастью то слева, то справа и эти воспоминания вселяли надежду, что и на этот раз все обойдется. И, все-таки, оказавшись на другой стороне горного хребта, на ровной каменистой тверди, я провалилась от пережитого шока в глубокий сон и пропустила возможность созерцать тихую деревенскую жизнь милых моему нервному сердцу хорватов.
Розовым нежным утром, плавая в самом чистом во всей Европе море, я решила, что буду просто плавать, просто лежать и заниматься восхитительным ничегонеделанием. А к обеду, когда солнце превратится в далеко не ласкового и нежного зверя, буду ходить в рыбный ресторанчик, рисовать иероглифы на запотевших боках кувшина с холодным белым мускатом и хрустеть упругими листьями зеленого салата, посреди которого дымится только что выловленная рыба, приготовленная на домашнем оливковом масле. И никто меня больше с этого места не сдвинет!
Но... На следующее утро мы ехали в Дубровник. Пересекли границы Боснии и Герцеговины, узкой полосой выходящей к морю и с прибрежного серпантина предстал пред нами Дубровник словно стоящий над морем Град из "Сказки о царе Салтане". Все улочки его ведут на мощеную бледно-розовым камнем главную улицу Страдун, от многовекового шарканья ног отполированную до блеска, а весь город, словно королевская мантия окружает крепостная стена высотой двадцать пять метров. Обойдя весь город по этой стене, мы увидели сквозь бойницы горизонт и бьющиеся о скалы волны. В распахнутых окнах древних домов видна была жизнь обычных людей, которые давно привыкли к чужим взглядам, словно напоказ выставляя свою жизнь. Мы отправились в обратный путь на закате, оставляя за стеной город, излучающий достоинство и благородство, в котором прошлое тесно переплелось с настоящим и который, пренебрегая званием крепости, открыт всему миру.
Мой отпуск в тихой без туристического глянца и безумия Хорватии закончился также неожиданно, как начался. Мы колесили по дорогам, останавливаясь в деревнях, пробуя знаменитый пашский сыр и ореховый пирог, переправлялись на острова, купались на диких пляжах, и я, ожидая вылета самолета, обещала себе обязательно вернуться в страну, по словам Бернарда Шоу, созданную Богами в последний день из слез, звезд и дыхания моря.