Обычным жарким атлантическим днём, ко мне, стоящему на своём рабочем месте в порту и пьющему холодное молоко прямо из пакета, подошел очень рыжий и широко улыбающийся паренек. Парень был тощий, длинный и небритый, похожий на ржавую колючую проволоку и, как будто перечисленного не было достаточно - с выдающимися передними зубами, которые торчали из его рта на добрый сантиметр и в конце пути упирались в сочную нижнюю губу. Заговорил он со мной по-английски, но я не сразу сообразил, чего он от меня хочет. Засмотревшись на это стоматологическое чудо, я не успел переключиться с постоянного испанского на варварский язык Шекспира, не сводя с подошедшего феномена озадаченных глаз. Я был действительно изумлён. Затем, спотыкаясь и подбирая слова, я всё-таки смог объяснить тонкости моих коммерческих предложений, после чего снова затормозил, продолжая изучать лежащие на его губе кости, с полным убеждением, что Проволока Бобр (именно такое имя пришло мне в голову) не понял ни слова из того, что я сказал. Но он вдруг заявил, что жаждет (так и сказал - он крейв это очень) покататься на водном мотоцикле. Я, с трудом отведя взгляд от его лица, назвал установленную цену, на что он ответил предельно понятным "Yep!" и удалился, как он пояснил, за своей подругой, оставив денежный залог. Когда же этот исхудавший английский бобр пришел снова, в порту всё замерло. Девочка, с которой появился улыбающийся рыжий житель дождливой Англии, могла быть с какой угодно неведомой звезды, но никак не с берегов Темзы.
Ясноглазая, с шикарным длинным русым волосом, гордо неся молящую о прикосновении грудь, она вошла в периферию порта с грацией слегка уставшей от внимания пантеры и качая удивительных линий задницей, позволяющей на некоторое время забыть о её груди. Это был день Солнечного затмения наоборот. В порту ослепли все. От мужчин до женщин. А я надел солнцезащитные очки и, жадно высасывая последние капли молока из нервно смятого пакета, подготовил договор аренды гидроцикла, через чёрные стекла рассматривая каждый сантиметр тела, стоящего в полуметре от меня. Между моими зрачками и её полной наготой оставался лишь тоненький бирюзовый купальник и дымчатая накидка на бедрах, через которую был виден светлый след отсутствующего загара. В эти секунды я физически чувствовал связь времён, эпох, и движение планет, создавших это совершенство.
Надо заметить, что среди массы приезжающих сюда женщин только единицы не ходят в купальниках или в легких накидках, прикрывая детали человеческой анатомии от тех, кто на это не смотрит. Поскольку наличие ткани на теле женщины не является сдерживающим фактором для настоящего мужчины, для этой, проверенной столетиями, аристократической оценки истинного эстета, для возможности вспомнить в конце прошедшего дня или даже всей жизни о замечательной пластике, чистых формах и линиях, заставляющих обернуться и провожать проплывающее явление долгим восторженным взглядом, вкладывая очередной смысл в существование мужчины, как вида. Смысл моего существования, таким образом, стал очевиден именно сейчас.
Так вот, в нашем порту, напичканном дорогими яхтами, катерами и водными мотоциклами, где в этот момент было полно людей, которых нельзя удивить ни деньгами, ни штормами, ни затишьем в океане или в человеческих душах, способных на самые безумные, безбашенные и даже просто бессмысленные поступки, разговаривающих с женщинами, как с ветром и берущих от них ровно столько, сколько те способны дать - из них не было ни одного, кто сейчас, после появления фантастической подруги рыжего англичанина, на короткое время не распрощался бы со здравым смыслом. Все, исключительно все, от обугленных солнцем капитанов до просоленных рыбьими поцелуями рыбаков мечтали хоть чем-нибудь дотронуться до её тела. Все. Включая меня.
Успешно концентрируясь на разговоре, а не на женском объекте перед моими глазами, я узнал, что опыта руления по воде у парня нет никакого, а дама очень хочет, как он выразился, "жесткое вождение", что окатило меня новой волной профессиональной этики и заставило задать вполне резонный вопрос - не хотят ли молодые люди, чтобы я им в этом помог. Проволока Бобр немедленно сказал, что это было бы замечательно и попросил озвучить варианты. Вариантов было немного. Один. На двухместном мотоцикле они поедут вместе. Я сопровождаю их на катере, пока они привыкают к технике под их задницами, а в открытом океане, если девочка по-прежнему будет убеждена в необходимости опытной мужской руки - я просто пересажу англичанина в свой катер, сам займу место на мотоцикле за его подругой, защищая девчонку от падения в воду кольцом своих надёжных рук и показав в этой роли всё, что я могу.
Разговаривая с парой, я вдруг обратил внимание, что обращаюсь не к нему, а исключительно к ней. Но после ознакомления с моим предложением обе фигуры энергично закивали головами, сбросив мои настройки смотреть только в распахнутые на меня серые глаза. Закончив составлять договор, я едва не молился, чтобы рыжеволосый парень не оправдал ожиданий своей спутницы. Я уже видел, как крепкою рукой и гибким телом веду сильную машину на пределе возможностей, глубоко вдыхая запах собранных в пучок русых волос, наполненных рискованной солёностью океана. Мне было легко представить почти случайные прикосновения к напряженному телу передо мной, в истошном девичьем визге целомудренно стараясь не смешать в одну кучу мой профессионализм и желание приблизиться на лишний сантиметр. Тринадцать беременных медуз, я был в состоянии сделать это! И в ту же секунду, когда мы были готовы спуститься к причалу, у англичанина зазвонил телефон.
Через несколько секунд разговора, озадачено меняясь в лице, парень сказал своей спутнице пару быстрых слов и они, извинившись раз двадцать пять, в четыре ладони пожали мою руку, вмяв в неё свой денежный залог, и растворились в спокойно принявшей их пёстрой толпе. А я остался. С деньгами в одной руке, ощущением от многократного рукопожатия в другой и непонятным чувством трепетного разочарования от несостоявшегося экзамена для моего мужского эго. Я стоял, в пятидесятый раз сгибая денежную банкноту, в деталях вспоминая едва ли не самую экзотическую и противоречивую пару на моей памяти. Оставшуюся сейчас лишь тающей картинкой изумительной девичьей грации в моём совершенно измождённом воображении.