АННА. ИСТОРИЯ СТРАНЫ.
ГЛАВА 1. "ЧЕРВОНЫЙ ХУТОР". АННА НИКОЛАЕВНА -
НОВЫЙ СОТРУДНИК. ПИСЬМО.
"Моя жизнь - это история моей страны, я родилась в 1917 году, в ноябре", - сказала Анна Николаевна, разливая чай и накладывая в вазочки прозрачное варенье с необыкновенно крупными ягодами вишен. Был тёплый летний день. В приморской степи в конце августа уже не так жарко, веет прохладный влажный ветерок, пожелтевший ковыль ковриком ложится вдоль зелёных посадок в мягкую пыль степных дорог. Посёлок "Червоный хутор" расположился в степи у новой городской черты. Силуэты высоких городских зданий хорошо просматривались сквозь изгородь небольшого участка, засаженного фруктовыми деревьями и цветами. Мы, несколько сотрудниц, сидели за круглым столиком, покрытым белой вышитой скатертью, под грушёвым деревом , с которого свисали дозревающие крупные плоды. Сад мы уже осмотрели, восхищались жёлтой нарядной айвой, разноцветьем плодов поздних сортов яблок, тяжёлыми зелёными и чёрными гроздьями винограда , обвивавшего изгородь и беседку с противоположной стороны чисто выбеленного домика, к которому вела усыпанная мелкой галькой дорожка.
Анна Николаевна пригласила нас на дачу по поводу перевода её в наше учреждение из родственного, так как её должность там была ликвидирована. До пенсии Анне Николаевне оставалось немного, впрочем сколько точно,лег-ко было подсчитать, ведь осенью вся страна готовилась отмечать своё 50-ле-тие, так что и до пенсии оставалось ровно пять лет. В областном отделе на-родного образования попросили нашего директора принять Анну Николаевну на имеющуюся у нас вакансию. Я знала Анну Николаевну по работе и была рада, что такой интеллигентный и добросовестный человек вольётся в наш небольшой коллектив.
Домик с участком, куда нас пригласили, был скорее летней служебной квартирой руководителя студенческой практикой Сельскохозяйственного института, которому и принадлежал посёлок со всеми строениями и угодь-ями. Муж Анны Николаевны, как назвала она его, Пётр Иванович, был про-фессором, заведовал кафедрой садоводства и виноградарства.
Сад же вокруг дома, был уже работой Анны Николаевны. "Я ведь по спе-циальности тоже учёный агроном, садовод и виноградарь",- сообщила она не без гордости . Работа, которой ей предстояло заниматься у нас, была далека от этой профессии.
Засиживаться долго мы не могли, автобус Ильичёвск - Одесса проходил через "Червоный хутор" нечасто, и мы поторопились до вечера добраться домой, где ждали нас мужья, дети, хлопоты предвыходного дня. "А это при-вет им из моего сада",-с этими словами, вручив пакеты с фруктами, прово-дила нас гостеприимная хозяйка до калитки.
По дороге мы продолжали восхищаться трудолюбием и умением хозяев. И вдруг самая молодая из нас, Людочка, недавняя выпускница пединститута, спросила: "А что это Анна Николаевна про историю вспоминала? Все мы с историей страны связаны, здесь живём, не такая она древняя наша страна".
Ответа не последовало, подошёл переполненный автобус, мы с трудом вти-снулись в него и устроились, кто как сумел. Уже вечерело, автобус мчался навстречу большому городу, где один за другим вспыхивали вечерние огни, и у каждого из нас загорался свой огонёк.
Работая бок о бок с Анной Николаевной, я сблизилась с ней. Наши отноше-ния, правда, ограничивались работой, в гости мы друг к другу не ходили, семьями не встречались, но обеденный перерыв , чаще всего, проводили вместе, да и в течение дня не упускали случая перекинуться словом-другим, обменяться мнением по разным вопросам.
Я узнала некоторые подробности личной жизни Анны Николаевны. Детей у неё не было. Сын от первого брака есть у Петра Ивановича, он живёт с женой и матерью на Северном Кавказе, детей у него нет. Сын, по профессии ветеринарный врач, студентом жил с ними, учился в том же институте, где работает отец.
Жили они втроём в одной комнате тесной коммунальной квартирки в са-мом центре города, в знаменитом Пушкинском домике, где когда-то останав-ливался поэт во время тринадцатимесячного пребывания в Одессе во время ссылки на юг.
Дом этот с проходными дворами, был построен в 1821 году по законам проектирования первых одесских двух - трёхэтажных доходных домов с большим количеством комнат и минимумом удобств. Со временем, после капитального ремонта дома и открытия в части его Пушкинского музея, ком-мунальная квартира Анны Николаевны была перестроена.Уже после отъезда сына к ним отошла ещё одна комнатка, и они из части коридора оборудовали отдельную кухоньку, к ней вела небольшая лестница в три ступеньки, что создавало определённые неудобства, но квартирка получилась как бы отдель-ной.
Сколько раз Петру Ивановичу советовали добиваться более комфортабель-ного жилья , но, во-первых, это было непросто при норме не более четырёх метров жилой площади на человека. Во-вторых, новые жилые массивы строились вдали от центра города, который Анна Николаевна ни за что не согласилась бы оставить: работа близко, магазины, театры рядом, а Пётр Иванович и она - такие театралы. Бульвар Приморский, море, да и их улица, Пушкинская, самая красивая в городе. И эти великолепные платаны...Что им вообще двоим надо?
Сын раньше приезжал на отдых и с женой бывал, а теперь носа не кажет, да и пишет редко, только по праздникам открытку пришлёт, а то позвонит, поблагодарит за подарок или деньги, которые от них получал. Теперь-то он в этом и не нуждается, а раньше помогали немало. Да кто это помнит?
Жизнь свою Анна Николаевна целиком мужу посвятила. Она, хороший спе-циалист, от карьеры отказалась, чтобы мужу в работе помогать. Он, раненый на войне, человек нездоровый, нуждается в специальной диете, со зрением у них обоих проблемы. Она ему, не считаясь со своим здоровьем, много помогала в оформлении и переписке, в подборе литературы, статей, материа-лов, особенно при подготовки докторской диссертации. Работать ему нелегко, меняются требования и начальство, докторскую диссертацию долго не удавалось защитить.
Со времени прихода Анны Николаевны к нам на работу прошёл примерно год. Однажды, когда я в очередной раз замещала ушедшего в отпуск директо-ра, пришло письмо. К моему удивлению, письмо касалось Анны Николаевны. Это была жалоба. И особенно, не читая ещё письма, я была поражена подпи-сью в конце его - Мать.
Мать жаловалась, что дочь совершенно не интересуется ею, старым чле-ном коммунистической партии, заслуженным человеком, персональным пен-сионером. Анна не отвечает на письма, не захотела повидаться с ней и её му-жем, тоже заслуженным человеком, когда они лечились в правительствен-ном санатории в Одессе. Мать просила, даже требовала, воздействовать на дочь. В противном случае она угрожала, что будет жаловаться начальству.
Письмо меня очень удивило. От Анны Николаевны я никогда не слышала, что у неё есть мать, что она жива. Отца она вспоминала довольно часто по ра-зным поводам. Я знала, что он умер в самом начале войны в Ялте, её родном городе. А о матери - ни слова. Я была в растерянности: предстояло вмешаться в чужую жизнь, укорять в чём-то уважаемого мною человека, поучать женщину, старше меня по возрасту. Отдать письмо просто Анне Николаевне я не имела права, оно требовало официального ответа.
К моему удивлению, письмо матери не было неожиданностью для неё. Ока-залось, что в последние годы такие письма мать рассылала в разные адреса: по месту работы Анны Николаевны , в партийные и профсоюзные организа-ции и даже в институт, где работает Пётр Иванович.
Мать добивалась, чтобы дочь содействовала переводу её с мужем из прес-тижного Дома престарелых старых большевиков в Днепропетровске, где они находятся, в аналогичное заведение в Одессе.
Когда организовался их Дом санаторного типа на берегу Днепра, мать, вы-шедшая к тому времени на пенсию, решила, что им с мужем там, "на всём готовом", в отдельной комнате, будет лучше, чем в старой уже квартире, в доме, нуждающемся в постоянном ремонте, с домашними хлопотами и забота-ми о здоровье. Тем более, что у неё обнаружился сахарный диабет, а у мужа всегда были больные ноги, теперь ещё и слабое сердце. Вначале им там всё нравилось. Но, сделав доброе дело, начальство, как всегда, скоро о нём забы-ло, начались трудности и ссоры, условия жизни ухудшились. В довершение к этому, окрестные предприятия, расширяясь, стали всё больше загрязнять всё вокруг. Временами стало просто трудно дышать, прибрежная речная вода "по-зеленела".
Побывав в санатории в Одессе, мать приняла решение перебраться туда, на берег моря, город-то курортный, хоть и есть промышленность. Зацепка наш-лась: в Одессе проживает дочь. Но у одесских старых большевиков свободной комнаты для коллег не нашлось. Требовались хлопоты со стороны Анны Ни-колаевны, в чём она категорически отказала.
И тут я услышала удивительную историю, одну из тех, которыми так богата история великой страны, исчезнувшей с карты мира в конце ХХ -го века.
Страна эта, СССР, - была и нашей родиной.
ГЛАВА 2. КРЫМ. РОДОСЛОВНАЯ АННЫ. БУРНЫЕ ГОДЫ РОССИИ.
БЕГСТВО МАТЕРИ.
Представьте себе Крым, Ялту, 1916 год. Здесь, в окрестностях этого курортного города, в некотором отдалении от моря в горах, но в пределах его видимости, в доме бабушки и родилась год спустя Анна Николаевна.
Дедушка, зажиточный крестьянин, садовод-любитель, умер скоропостижно за год до того от обыкновенной простуды. Оставил он вдову и сына-студента. Своего единственного сына, Николеньку, дедушка, сам талантливый самоуч-ка, отправил учиться садоводству и виноградарству во Францию. Начавшаяся Первая Мировая война, помешала прилежному юноше продолжить там обра-зование. Приехав на каникулы, Николай вернуться назад уже не мог и про-должил обучение поближе к дому, в Одессе. Однако, смерть отца, связанные с войной трудности, заставили его вновь отложить учёбу.
Мать с хозяйством одна справиться не могла, трудно стало нанимать помо-щников, всё больше народу требовала война. Сам Николай от призыва в ар-мию был освобождён по причине плохого зрения. Перестроив дом, часть его стали они сдавать дачникам, стремящимся в благодатный Крым от тревог и трудностей столичной жизни. Там только разговоров было, что о поражении армии, бегстве солдат с фронта, о грядущей революции, которую ждали и бо-ялись. В провинции всё это было приглушено.
В Ялте играли оркестры, по набережной прогуливалась нарядная публика, на пляжах загорало много людей. Военные, которых было тоже немало, поль-зовались особым вниманием, сочувствие вызывали раненые и калеки, а рас-сказы их о войне воспринимались как интересные, но далёкие приключения.
Николай политикой не интересовался. Его ещё в Одессе студенты считали странным книжником, немного "не от мира сего". Большинство их больше митинговали, чем учились. Он же со своим земляком , однокашником по Ял-тинской гимназии, всё время проводил в читальном зале или на опытном уча-стке, где им выделили место для выведения нового сорта винограда, что Ни-колай задумал ещё во Франции. Увы, этому не суждено было сбыться.
Оставляя учёбу, как думал Николай, всего на год, он сумел получить диплом учёного агронома лишь годы спустя, когда был уже далеко немолодым чело-веком и опытным специалистом. Товарищ его учёбу тогда завершил, но опы-ты забросил. Николай же продолжил их в собственном саду. Хорошие урожаи из сада продавали жильцам и соседям. Деньги нужны были на содержание до-ма и хозяйства.
Осенью, когда дачный сезон уже подходил к концу, сняла у них комнату с от-дельным входом прибывшая из Петербурга женщина с молоденькой дочерью. Женщина - петербургская дама, недавно овдовела, потеряв мужа-полковника на фронте. Дочь её только окончила гимназию и думала учиться медицине, но мать от переживаний заболела туберкулёзом, и мечты об учёбе пришлось забыть. Девушка, бойкая, не то чтобы красивая, но симпатичная, заботливо ухаживающая за матерью, понравилась хозяйке.
"Николенька, странный какой-то, на девушек не смотрит, - рассуждала она,- здоров ли? Ну, чем не невеста молодая жиличка? Собой приятна, воспитанная, образованная. Городская, конечно, в саду копаться не будет, но ведь и они с отцом тоже мечтали, что сын их выучится, учёным человеком станет, в городе жить будет".
Не знала она, что Николай оставил свою большую любовь во Франции, что война помешала не только его учёбе, но и разлучила с любимой девушкой, на встречу с которой он всё ещё надеялся, письма писал и однажды,- о чудо!-, че-рез все фронты пришла к нему весточка от неё, она тоже его не забыла.Прав-да, было это уже более года назад.
Мать его уже не раз женить хотела, вот и теперь всё на молодую жиличку указывала: то с гостинцами из сада пошлёт, то скажет, невзначай будто, что другие жильцы в Ялту на концерт собрались, почему бы и им не проехаться, вон сколько артистов из больших городов понаехало. И Николай, не возражая матери, стал Кате, так звали девушку, внимание оказывать. Любовь любо-вью, а молодость своё требует...
Тут случилось несчастье с матерью девушки. С наступлением холодов здоро-вье её резко ухудшилось. Сухой кашель, слабость и повышенная температура очень тревожили лечившего её старого доктора. И однажды ночью пошла у неё горлом кровь. Все в доме очень испугались, дочь забилась в истерике, Ни-колая отправили за доктором. Разбуженный среди ночи доктор велел немед-ленно отвезти больную в Ялту в больницу, для чего дал свой экипаж.
Николай поехал вместе с Катей, провёл в больнице всю ночь и следующий день, а к вечеру мать девушки умерла. Схоронили её на кладбище в посёлке, и осталась девушка одна. Дяди её воевали, живы ли, она не знала, сестра ма-тери давно жила заграницей. Надо было возвращаться в Петербург, но хозяй-ка уговорила её остаться до весны у них.
Николай старался развлечь сироту, приносил книги, иногда они ездили в Ял-ту и гуляли по зимней бесснежной набережной, особенно когда выпадали сол-нечные тёплые дни. Вечерами в столовой вели они тихие разговоры. Он рас-сказывал ей о Франции, а она ему - о жизни своей в Петербурге, часто плака-ла, вспоминая мать и отца. Ему было жаль девушки. И, наконец, случилось то, что не могло не случиться между двумя одинокими молодыми людьми.
Николай сообщил матери, что они с Катей решили пожениться. Венчали их в церкви в посёлке. Время траура по матери ещё не прошло, свадьбы не играли, ограничились торжественным обедом, на который пригласили жильцов, кое-кого из соседей, двух гимназических приятелей Николая, доктора и священ-ника. Большинство сверстников Николая находились в армии. Родня была разбросана по всей России, приехать никто не мог, так что и приглашать было некого.
После свадьбы молодые собрались в Петербург. Там оставалась квартира, вещи. За квартирой мать велела присматривать прислуге, которая жила в том же доме в полуподвале и работала у них, сколько Катя помнила себя.Ценные вещи мать снесла к соседке, с которой дружила.
"Время-то тревожное, беженцев, солдат беглых, воров и бандитов тьма-тьмущая, без всего остаться можно",- тревожилась мать перед отъездом в Крым.
"Да вот и не нужно ей теперь ничего", - с горечью говорила Катя. Свекровь советовала их повременить, дождаться тепла, но Катя рвалась в Петербург, и молодые отправились в путь.
В Петербурге они узнали , что царь только что отрёкся от престола. В городе царило приподнятое настроение, переходящее в психоз: "Свобода! Свобода!" - гремело повсюду. Серо-зелёные солдатские, синие и чёрные шинели и мунди-ры гимназистов, студентов, служивого люда всех рангов заполнили улицы и площади города. Среди них выделялись добротные шубы и меховые шапки состоятельных горожан. У всех были пристёгнуты или пришиты красные банты. Пьяная ругань перемешивалась с изысканной речью, над толпой то и дело звучали хорошо поставленные голоса штатных ораторов, славящих рево-люцию. Революционные лозунги выкрикивали экзальтированные курсистки и даже шикарно одетые дамы "из общества". "Душка" Керенский, возглавив-ший Временное правительство вызывал общий восторг и вселял надежду на прекрасное будущее.
Во дворе, где жила Катя, шла своя революция. Прислуга со своим вечно пьяным мужем перебралась в их квартиру, где как хозяйка пользовалась всем, что там было. Катя подняла крик, но прислуга держалась спокойно и уверенно. "Теперь все равны,- отвечала она на требование убираться восвоя-си,- мать умерла, а вы, молодые, идите жить ко мне в подвал. Я там всю жизнь прожила, поживите и вы".
Еле вещи кое-какие удалось забрать. Подруга матери рассказала, что ходила жаловаться, но её предупредили, чтоб не связывалась. Раз хозяйка квартиры умерла, дочь где-то замуж вышла, то пусть у мужа и живёт. Вот тебе и рево-люция!
Катя тоже когда-то ждала революцию. Среди её знакомых был один студент, который ей особое внимание уделял, звали его Борис. Он так красиво о рево-люции говорил, убеждал Катю в несправедливости царского строя, читал сти-хи о Буревестнике и "революции-невесте", звал в "стан погибающих за вели-кое дело любви", хотел привлечь в свой революционный кружок. В кружок она не пошла, но речи его волновали её юную душу и нашли в ней отклик, Бо- рис ей нравился. И вот теперь в городе хозяйничает пьяная солдатня, прислуга...
Николаю всё, что он увидел в Питере, не нравилось. "Как же Россия без ца-ря? Царь слабый, жена - немка, на фронте поражение, но кто же теперь будет хозяином земли русской? Россия - не Франция, народ другой, порядок нужен". Но он давно решил, что не его ума это дело, ему о матери, а теперь и о жене заботиться надо, семью укреплять. Катя недавно призналась, что заберемене-ла, кажется, вот дети пойдут, дом на нём, сад, хозяйство, учёбу как-то закон-чить надо, диплом получить.
"Пусть решают в столицах, - сказал он Кате, - а нам домой пора. Оставь ква-ртиру, она уже не твоя, забирай, что можно, и поехали". Катя заплакала, но согласилась с Николаем.
Однако уехать оказалось не так просто. На вокзале скопилась масса людей, казалось, вся Россия перемещается куда-то. Солдаты, "мешочники", "чистая публика" с билетами и без них штурмовали поезда. Между ними металось железнодорожное начальство, тщетно пытаясь установить хоть какой-то порядок. Николай растерялся, как беременной Кате сквозь толпу пробиться, в её беременности он почему-то не сомневался. Билеты они приобрели зара-нее, но что они значили?
"Борис, Борис!"- закричала вдруг Катя и подбежала к молодому человеку, одетому в полувоенную форму. Он с группой военных и хорошо одетых штатских направлялся к поезду, несколько железнодорожников в форме и полицейский прокладывали им путь. Борис обрадовался, увидев Катю, извинился, что не ответил ей на письмо, адрес потерял, да и не до писем теперь. Узнав об изменениях в её жизни, протянул руку Николаю и, в ответ на просьбу о помощи, взял сумку у Кати и повёл их с собой. Так очутились они в одном из спальных вагонов и благополучно тронулись в путь. Николай поблагодарил Бориса, дал свой адрес с приглашением на отдых в Крым. Если бы он знал , какую роль в дальнейшей жизни сыграет эта случайная встреча!
Беременность у Кати проходила тяжело. В ноябре 1917-го года родилась де-вочка, маленькая, светленькая. Назвали её в честь умершей бабушки Анной. А в Петрограде пришли к власти большевики.
Революция вначале почти не изменила жизнь крымского посёлка, лишь из Ялты приходило много новостей. В городе сменилась власть. Богатые вла-дельцы дворцов, домов, дорогой крымской земли большей частью давно уже жили за границей, а проживали здесь, чаще всего, обедневшие отпрыски этих старинных дворянских родов, оставаясь хранителями семейной недвижимос-ти. Недвижимость быстро была отобрана большевиками, а отпрыски оказа-лись в ЧК. Всё состоятельное население Ялты пребывало в страхе и неуве-ренности.
В посёлке вскоре тоже установилась советская власть. Нашлись завистники и на добро семьи Николая. Кто-то указал на них как на кулаков, хотя они дав-но уже чужим трудом не пользовались и доходов больших не имели. Обошлось тем, что половину дома у них отобрали. Туда вселили бездомных беженцев, что от самой границы к их посёлку от войны добежали, а половину сада, ко-торый дед Николая своими руками на сухой каменистой земле взрастил, сосе-ду-лодырю передали. Он-то и указал на них.
Шёл 18-ый год. Жизнь ухудшалась с каждым днём. Николай нашёл работу в Ялте, помог однокашник по гимназии, который начальником в земельном управлении стал. Дополнительно нашлась работа в сельскохозяйственной школе, его пригласили проводить практические работы с учащимися. Домой он приезжал затемно, иногда в Ялте ночевать оставался.
Гражданская война, разразившаяся в России, в конце концов докатилась и до Крыма. В Ялте накапливалось всё больше беженцев из обеих столиц, из глу-бинных губерний России. Ялта становилась убежищем для разгромленных частей Белой армии. Власть вновь поменялась. Новые жильцы покинули данную им Советами половину дома, а отобранный участок Николай требо-вать не стал, всё было уже испорчено, заниматься восстановлением сада вре-мени у него не хватало.
Катя в посёлке тосковала. Часто, оставив ребёнка на попечении свекрови, уезжала она с Николаем в Ялту. Пока он был на работе, Катя ходила по ули-цам и магазинам, иногда сидела на набережной, любуясь морской стихией, то грозной, то ласковой, думала о своём.
Жизнь складывалось у неё вроде бы неплохо, но ощущения счастья не было, чересчур всё было обыденным. Иногда встречала она знакомых по Петрогра-ду, как стал называться её родной город. Не обо всех встречах рассказывала она Николаю.
В Питере было голодно и очень тревожно, шли массовые аресты, в город вот-вот должны были войти немцы. Знакомые говорили о близкой гибели большевиков, о спасении матушки России, а сами только и мечтали, как бы скорее покинуть её. Подумывала об этом и Катя, но Николай и думать запре-тил, он уже жил за границей и знал, что и там беспокойно, и никто их там не ждёт.
Но понимал он также , что дом и участок становится для него всё большей обузой, да и Кате будет повеселее в Ялте. Мать согласилась с трудом, но по-шла навстречу сыну, и решили они, если случится покупатель, дом с участком продать и купить в городе квартиру, а лучше маленький домик. Николай уже присмотрел такой на окраине Ялты, на горе, недалеко от сельскохозяйствен-ной школы. Там же поблизости находился дом знаменитого писателя Антона Павловича Чехова.
Но кто же будет обзаводиться недвижимостью в такое смутное время? И на какие деньги? В ходу были разные бумажки, но разве это деньги?
Однако покупатель нашёлся. Саратовский купец, бежавший с семьёй в Крым сразу после падения белогвардейского саратовского правительства, в зпграни-цу решил не пробираться, а осесть здесь, где его никто не знал. Рассчитывался он золотыми царскими монетами и драгоценностями, которые сумел увезти с собой.
Полученных денег хватило на покупку домика в Ялте с маленьким участком земли, и ещё кое-что осталось. Мать Николая сыну с невесткой не перечила. Всё случившиеся в стране очень изменили её характер. "Пусть молодые ре-шают как знают, а мне угол бы только был свой" - решила она для себя.
В Крыму было образовано своё правительство, из разрозненных частей фор-мировалась армия под командованием барона Врангеля для отпора большеви-кам. Семья Николая жила своей повседневной жизнью, обживалась на новом месте.
Однажды в дверь постучали. Свекровь открыла и позвала Катю, спрашивали её. Человек был ей незнаком, но он вручил записку. Катя ответила. Николаю она рассказала, что человек пришёл от Бориса, передал привет, он искал их в посёлке, по старому адресу, там же подсказали, где их найти.
Прошёл примерно месяц с того дня. Вернувшись как-то с работы, Николай не застал дома ни Кати, ни ребёнка. Встревоженная мать сказала, что не замети-ла, когда они вышли и не знает, куда пошли. Было уже темно, шёл проливной дождь. Время шло, а Кати с ребёнком всё не было. Николай не знал, что де-лать. Обошёл все окрестные дома, но никто ничего не видел. Всю ночь бегали они с матерью по городу, но поиски их были безуспешны. Обращаться к влас-тям не имело смысла. Красная Армия наступала, Ялта была охвачена пани-кой. Кому было дело до пропажи женщины с ребёнком, когда гибли сотни лю-дей и каждый думал о собственном спасении. Может быть, их убили бандиты, такие случаи бывали?
И лишь на третий день прибежал к ним человек, живущий в конце их улицы, и рассказал, что вчера вечером, вернувшись домой после многодневной отлу-чки, нашёл у себя в сарае девочку лет двух. Девочка больна, но в сознании, зовёт маму. Он думал с утра отвезти её в больницу, но услышал, что они кого-то ищут. Это была Аня.
.
ГЛАВА 3. БОЛЕЗНЬ АННЫ. ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ.ОТЕЦ И БАБУШКА.
Аня уже не плакала, но ничего не говорила, от еды и питья отказывалась. Врач, с трудом найденный Николаем в военной суматохе, сразу установил диагноз - воспаление лёгких, что граничило в тех условиях со смертным при-говором. Николай за большие деньги достал у спекулянтов лекарство, но и оно не гарантировало выздоровление. Лечить больную приходилось на дому, больницы были забиты ранеными и умирающими от инфекционных болез-ней. Бабушка ежедневно добиралась в посёлок, привозила оттуда свежее мо-локо и другие продукты. Прошёл кризис, девочка начала понемногу попра-вляться.
Что случилось с Катей, почему она бросила дочь в сарае, Николай понять не мог. В городе, всё ещё занятом белыми,свирепствовала контрразведка. Дохо-дили слухи о расстрелах и казнях людей при малейшем подозрении в связях с большевиками. Однажды мать, вернувшись с рынка, рассказала, что слыша-ла о поимке красных лазутчиков, среди которых была женщина. Мелькнуло подозрение, не Катя ли с Борисом замешаны в этом?
Но где мог Николай что узнать, да и не было у него сил и времени занима-ться Катей, надо было спасать дочь. Катя, которую он винил в случившемся, перестала для него существовать.
В дальнейшем Анна Николаевна никогда не слышала от отца имени мате-ри, а если что и знала, то из скупых фраз, обронённых бабушкой - "мамой Ве-рой", как стала она называть её, едва начав говорить.
На этом беды в семье не закончились. Болезнь дала осложнение на почки, а год спустя, когда она, казалось, отступила, случился у Ани приступ аппенди-цита, как говорят в народе. Приступ поначалу приняли за почечные колики и потому, когда врачи всё же прооперировали ребёнка, аппендикс лопнул пря-мо на операционном столе, разлился гной, Аня оказалась опять на краю гибе-ли, на этот раз, казалось, неминуемой. Спасение пришло от старой знакомой бабушки - знахарки, живущей в дальнем горном селе. В ответ на отчаянную мольбу, она спустилась с гор, прихватив с собой известные ей травы и отва-ры. Обе старухи прежде всего опустились на колени перед иконой, вымали-вая спасение безвинной души, а затем тайно от врачей, но и не отказываясь от их помощи, стали лечить ребёнка ещё и по своему.
Обезумевший от горя отец впал в отчаяние, резко ухудшилось и без того сла-бое зрение. И тогда мама Вера, проявив былой характер, взяла руководство семьёй на себя. Потребовалась ещё одна операция, которую провёл осевший в Крыму знаменитый столичный хирург, привлекались и другие врачи, на что ушли почти все сбережения. Наконец, врачи дали заключение: "Жить девочка будет, но детей рожать не сможет никогда".
В борьбе за жизнь ребёнка Николай почти не заметил, как закончилась гражданская война, в Крыму прочно утвердилась советская власть. Он полностью перешёл на работу в сельскохозяйственную школу, преобразованную сначала в училище, а затем в техникум. Но главной его заботой оставалась дочь.
После перенесённого Аня росла тихим болезненным ребёнком. С отсутствием матери она справилась легко, просто не знала её. Мама Вера, добрый ласковый отец были её семьёй, окружали её любовью. Мама Вера приучала девочку к аккуратности и домашним заботам, отец рассказывал и читал ей сказки, учил азбуке. Вместе с ним работала она на маленьком участке, где он вновь выращивал необыкновенный виноград и фрукты. Была у неё своя клумбочка с цветами.
Школьные годы Анны прошли спокойно. В школе она особой активности не проявляла, близких подруг у неё не было, но отношения со всеми были ровными и доброжелательными. Несмотря на то, что часто болела, училась прилежно, трудности были только с математикой. Иногда с отцом допоздна засиживались они над задачками и примерами, но уроки всегда были приго-товлены.
В классе Аню уважали, часто выбирали старостой, вовремя вступила она в пионеры. Иногда мама Вера по каким-то вопросам, особенно по поводу колхозов, своё мнение пыталась высказывать, но отец запретил душу ребёнка баламутить, пусть будет, как все. Слава Богу, от большого хозяйства своевременно избавились, так что социальное положение отца "служащий из крестьян" Ане ни в чём не вредило.
Однажды, в начале тридцатых годов, когда девочке исполнилось лет пятнад- цать, вернувшись из школы, застала она у них молодую нарядную женщину и пожилого мужчину с бородкой "клинышком". Женщина внимательно посмот-рела на Аню, от чего ей почему-то стало тревожно, переговорила с бабушкой, затем со своим спутником и, отказавшись от предложенного угощения, они быстро ушли. Мама Вера на вопрос Ани ответила, что это дочь её давней знакомой. Вечером, когда вернулся отец, они о чём-то тихо беседовали, а под утро у мамы Веры случился сердечный приступ, оказавшийся инфарктом, от чего она вскоре скончалась.
Когда они вернулись в опустевший дом после похорон, отец сказал : "Та женщина - твоя мать, Анна. Я всегда думал, что её нет в живых. Но она жива и опять принесла несчастье в наш дом. Не спрашивай меня о ней никогда, для нас она мертва".
Историю жизни матери услышала Анна Николаевна много лет спустя от неё самой, а тогда девочка, тяжело переживающая смерть бабушки, любимой мамы Веры, совсем не заинтересовалась незнакомым ей человеком.
Поначалу Аня не хотела оставаться одна в доме. После школы шла она к отцу на работу, там обедали они в студенческой столовой, там же, в уголке учительской, где стоял его стол, готовила она уроки или шла в городскую библиотеку, в читальный зал, и тогда отец заходил за ней по дороге домой.
Так долго продолжаться не могло. Однажды утром отец велел Ане после школы идти домой. К своему удивлению, Аня застала отца дома, стол был накрыт белой скатертью, из буфета была извлечена парадная посуда, а из кухни приятно пахло домашней едой, совсем как при маме Вере. На удивлён-ный вопрос Ани отец ответил: "У нас есть свой дом, хватит скитаться по уг-лам и портить желудки в столовой. Сегодня у меня свободный день, а так ты уже не маленькая, и я всё умею, справимся".
Вместе они закупали продукты,в выходной день занимались стиркой-уборкой, а приготовление обеда Аня взяла на себя, недаром мама Вера её к хозяйству приучала. Готовить еду и накрывать на стол Ане нравилось, отцу она эту ра-боту не доверяла, зато посуду чаще всего мыл он. Так и жили они, пока Аня не окончила среднюю школу.
Встречался ли с кем-то отец все эти годы, были ли у него женщины, она не знала, домой он никого не приводил. Однажды, гуляя с подругами по набере-жной, встретила она его с черноволосой женщиной. Пришёл он домой в тот день заполночь. Аня очень беспокоилась и проплакала,пока отец не вернулся. Привыкла дочь, что он принадлежит ей и только ей, он сам её к этому приу-чил и понимал, что никакую мачеху она не примет. Впоследствии очень жа-лела Анна, что обрекла отца на одиночество.
Но вот окончена десятилетка. Вопрос о специальности для Анны был ре-шён давно. Она , как и отец, будет учёным - агрономом, садоводом и виногра-дарем. Диплом он получил ещё при маме Вере с опозданием на десять лет, окончив заочно тот же Сельскохозяйственный институт в Одессе. Но Анна не хотела уезжать от отца далеко и осталась в Крыму, поступила в институт в Крыму, в Симферополе.
ГЛАВА 4. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ. ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ.
Анна студентка. Каждый выходной, все праздники и каникулы проводила она дома. В каникулы подрабатывала на опытном участке в школе у отца. И дома их маленький садик превратился, как тогда говорили, в "мичуринский". Соседи не раз обращались к ним за советами и саженцами.
Ялта всё хорошела, строились новые санатории и Дома отдыха, рядом с Ял-той разместился Всесоюзный пионерский лагерь Артек, куда мечтали попасть все мальчишки и девчонки Советского Союза. Анна однажды работала там в саду во время каникул.
Часами проводить время на пляже, как любили многие ялтинские ребята, она не могла и не любила. Её больше тянуло в сад, в лес, к цветам и деревь-ям. Суета ялтинской набережной, обилие отдыхающих людей её и вовсе не привлекало. Иногда они с отцом брали билеты на гастрольные спектакли или слушали оркестры и певцов, выступавших в городском саду. Как часто потом вспоминала Анна эти счастливые дни!
Но главным её увлечением была сама учёба. В институте полностью раск-рылась любовь Анны к выбранной ею профессии, воспитанные с детства тру-долюбие и добросовестность, желание и умение добиваться результатов в лю-бом деле. Эти качества выдвинули её в число лучших студенток на курсе. В институте вступила она в комсомол и сразу получила много поручений. В об-щем, была на виду.
Внешность её неброская, но приятная, скромность, граничащая с застенчи-востью, видимо, пришлись по вкусу самому секретарю комсомольской орга-низации института. Этот красивый молодой человек, аспирант, с зычным голосом и неуёмной энергией, был слишком шумным для Анны. Но его нас-тойчивость не могла остаться без внимания со стороны девушки, не избало-ванной мужскими ухаживаниями. Всё чаще стал он появляться в свободные дни в их ялтинском домике, приглашал Анну на пляж, на танцы, даже в недо-рогой ресторан.
Отец был рад, что Анна покинула, наконец, свою "монашескую келью", как называл он её комнатку, и развлекается, как положено молодой девушке. Па-рень, видимо, серьёзный, из того же института, не из курортных Дон Жуанов, которые так и охотились за ялтинскими девчатами.
Всё окончилось иначе, чем думал отец. Год был тысяча девятьсот тридцать седьмой. На комсомольском собрании института, которое специально было собрано парткомом, чтобы громить очередных "врагов народа" из числа сту-дентов и преподавателей, вступился секретарь за своего профессора. Выводы не заставили себя долго ждать. Было проведено внеочередное отчётно- выбо-рное собрание, на котором секретаря переизбрали и тут же, выведя из комите-та, исключили из комсомола. Анна была поражена, сколько студентов, кото-рые, казалось, обожали своего секретаря, голосовали за его исключение. Сама она при голосовании воздержалась, голосовать против побоялась, за что себя презирала. Вскоре парень из института исчез, о судьбе его она ничего не знала. С тех пор активной комсомолкой Анна быть перестала, углубилась ещё боль-ше в учёбу.
В студенческие годы случилась у неё ещё одна встреча с молодым челове-ком, которая могла бы изменить её судьбу. Как-то в дверь к ним постучал молодой военный и спросил, как пройти к домику Чехова. Анна вызвалась его проводить. По дороге они познакомились, он рассказал, что прибыл в один из санаториев долечивать рану, полученную ещё во время боёв с японцами на Халхин-Голе, он очень любит писателя Чехова и сразу по прибытии захотел посетить его дом. Молодые люди понравились друг другу, как говорят, с пер-вого взгляда, он предложил встретиться на следующий день, но Анна как раз уезжала в Массандру, на последнюю в своей студенческой жизни практику. Он вместе с отцом проводил её на автобус, обещал писать. И Анна почувствовала, что расставаться с ним ей не хочется, что в жизнь её входит не испытанное ранее чувство радости и тревоги. Это была её первая, хоть и не очень ранняя, любовь.
Ещё до отъезда Анны в Массандру, отец признался, что впервые за долгие
годы встретил женщину, которая стала ему близка. Женщина эта, его колле-га по работе, несвободна. Муж её, бывший работник горисполкома, был реп-рессирован в тридцать восьмом году. Ещё за несколько лет до того, они с му-жем фактически не жили вместе, у него была другая женщина. Но они реши-ли официально ничего не менять, чтобы не травмировать дочь до окончания ею семилетки. А потом арест, ссылка.
Дочь очень любит отца, она уже знает обо всём, но просит мать не оставлять его. Он кается, пишет, когда может, что впал в отчаяние и только их письма и посылки поддерживают его. Девочку исключили из комсомола, так как она не захотела отказаться от отца - "врага народа", её не приняли в медицинское училище, она устроилась санитаркой в больницу, зарабатывает стаж. Мать не может обидеть её, но не может отказаться и от отца Анны, они нужны друг другу.
Обо всём этом думала Анна, пока весёлый студенческий автобус с песнями и шутками катил по весенним горным дорогам среди лесов, цветов и трав, сквозь которые иногда блестели серебром быстрые горные речушки, перехо-дящие в водопады на более крутых склонах.
Как сложно всё в жизни! Как сложится судьба отца, её судьба? Будет ли счастлива она? Скорее бы получить весточку от нового знакомого! В самом ли деле это любовь?
В Массандре студенты не столько практиковались, сколько просто работали на обширных виноградниках знаменитого совхоза. Но всё же наиболее приле-жные из них находили время, чтобы собрать материал для зачётной работы, почерпнуть полезные сведения у старых практиков, опытных учёных-виног-радарей, молодых специалистов, только вернувшихся из ознакомительной по-ездки в недавно присоединённые к стране области Бессарабии и Закарпатской Украины, где виноградарство было развито не хуже, чем в Крыму.
А в Европе уже почти два года шла война, гитлеровская Германия со своими союзниками оккупировала одну страну за другой.Доходили глухие слухи о зве-рствах фашистов в оккупированных странах, в самой Германии. Об этом го-ворили шёпотом, потому что громко на всех собраниях , в газетах , по радио кричали о дружбе с немецким народом, о взаимовыгодных поставках продо-вольствия и техники, о договоре с германским правительством. В Ялте, в Симферополе, других городах эта политика сопровождалась длинными очере-дями за маслом, сахаром, молоком и даже хлебом. Резко ухудшилось питание в крымских санаториях, Домах отдыха, в студенческих и рабочих столовых. Народ был согласен: " Лишь бы не было войны!"
Как-то отец высказался по этому поводу: "Сколько волка не корми, только аппетит разовьёшь".Но мнение своё он держал при себе, и Анне велел забыть, о чём сказал. Он счастливо избежал раскулачивания, скрыл своё пребывание заграницей во время учёбы, не вступал в партию, всю жизнь старался держа-ться на грани страха и порядочности, уйдя с головой в профессию и частную жизнь. Это ему удавалось.
Письмо, которое ждала Аня, отец передал ей с оказией. В нём её новый зна-комый сообщил, что служить он направлен в Латвию, по прибытии на место сразу сообщит адрес. А ещё он написал, что всё время думает о ней, что такой девушки, как она, он никогда не встречал, надеется, что она будет отвечать ему на письма, и он приедет к ней в первый же свой отпуск. Анне понравился по-военному чёткий, сдержанный, но ласковый тон письма. Он не торопился признаваться сразу в пылкой любви, давал время себе и ей разобраться в сво-их чувствах. Но Анна для себя уже всё решила, назвав его мысленно своим женихом. Правда, отвечать ему пока было некуда.
А дальше случилось то, что предвидел отец, и не только, конечно, он один. Немецкая армия без объявления войны перешла границу в нескольких мес-тах, бомбардировала крупнейшие города и населённые пункты Советского Союза и продвинулась вглубь территории на многие километры. Началась война.
ГЛАВА 5. НАЧАЛО ВОЙНЫ. СМЕРТЬ ОТЦА.
С началом войны студентов домой не отпустили. Военнообязанных орга-низованно увезли в военкомат, где вручили им мобилизационные повестки, а остальных оставили в совхозе до окончания работ. Все верили, что война ско-ро окончится, ведь недаром любимый вождь обещал, что война будет вестись только на чужих территориях. Радиоточки, телефоны были только в посёлке, вдали от их палаточного городка. Известия с фронта приходили очень трево-жные, в Массандре пока было тихо, только по дорогам всё время громыхали машины. Анна, добравшись до почтового отделения, пыталась дозвониться до Ялты, но связи не было. Она очень тревожилась об отце, как он там, не моби-лизовали ли его, здоров ли?
Некоторые девушки из отдалённых мест, где, по доходившим до них обры-вочным сведениям, уже шли бои, самовольно покинули лагерь в надежде по-пасть к родным. Им грозило исключение из института. Анна самовольно поки-нуть лагерь не решалась.
Приехал куратор, провёл собрание, уехавших объявил дезертирами, разъяс-нил, что во время войны каждый должен быть там, где он нужен. Он расска-зал последние новости. Анне передал письмо от отца. Отец оставался в Ялте. В письме он сообщил, что все ялтинские санатории переоборудованы под гос-питали, много раненых, они с учащимися патрулируют улицы, ловят дивер-сантов и паникёров. А вообще опасаются высадки со стороны моря союзницы Гитлера - Турции. Но опасность грозит прежде всего из глубины Крыма.
Однажды со стороны дороги раздались взрывы, над лагерем пролетели само-
лёты с чёрными крестами. "Наверное, летят бомбить Ялту,- подумала Анна,- будь, что будет, я еду к отцу".Ночью она, ничего никому не сказав, вышла на большую дорогу и пустилась в путь пешком, пока не подобрали её ехавшие на грузовике солдаты.
Отец обрадовался, увидев Анну, но испугался её самовольного ухода, Он ве-лел не задерживаться дома, а переночевав, вернуться назад, время военное, мало ли в чём могут её обвинить. Отец всегда чего-то боялся, но и предвидел опасность, почти не ошибаясь. На этот раз он не стал пугать Анну, но всё же по его поведению и намёкам она поняла, что положение не только на фронте вообще, но и в Ялте, тревожное. Шла массовая эвакуация предприятий, учре-ждений. Эвакуировались раненые, дети, застрявшие в детских лечебницах,
семьи начальства. Случались бомбёжки, но чаще грохот войны доносился со стороны моря, враг прорвался к Севастополю.
В Ялте то там, то здесь вспыхивали пожары, участились грабежи. Многие крымские татары, прежде лояльные граждане, имеющие свою автономию, своё правительство, стали почти откровенно желать поражения советской власти. Спускались они с гор целыми бандами, грабили магазины, врывались в квартиры жителей : "Всё равно немцы скоро придут, им всё достанется, отдавай, если хочешь жить, а сам убегай в Россию". Особенно часто грабили квартиры евреев, крымчаков, караимов, пугали их: "Всех иудеев немцы по-убивают, так что имущество вам ни к чему". Слухи об убийствах евреев в ок-купированных областях Белоруссии, Украины, Молдавии множились, но лю-ди верить им не хотели, официально об этом не говорилось.
В царской России евреям было запрещено жить в Ялте, но по всему Крыму жили они испокон века. После революции многие из них обосновались и в Ялте.
Городские и военные власти с трудом справлялись с охраной порядка, создавали отряды в помощь милиции. Вот и отец, простившись с Анной, ушёл на ночное дежурство. На рассвете Анна, приготовив ему завтрак и наскоро перекусив, ушла, не дождавшись его возвращения. Если бы она знала, что видела отца в последний раз!
Писем от "жениха" не было, то, единственное, пришло за три дня до начала войны. Добрался ли он до места назначения, жив ли, выбрался ли из Латвии, так и не узнала она никогда.
Анна вернулась в Массандру. В их лагере не было даже радиоточки, за ново-стями и почтой ездили по очереди в посёлок на единственном велосипеде.
Один студент, вопреки запрету, привёз с собой собранный им собственноручно ещё в школьном кружке "Юный техник" детекторный радиоприёмник. Со-орудили антенну, достали длинный провод для удлинителя, и, спрятавшись в винограднике, подключали приёмник. Звучала бравурная музыка, лающая речь упоённых военными успехами гитлеровских генералов, восторженный рёв толпы в Берлине:"Хайль Гитлер!" Анна и ещё одна девушка, знавшие не-мецкий язык, переводили услышанное.
Тяжело было слушать, что Красная Армия разгромлена,тысячи солдат, кома-ндиры и даже генералы сдаются в плен. Не только Прибалтика, где должен быть "жених" Анны, но и Минск, Киев, Смоленск, пали. "Скоро, - кричали немцы, - падут Москва и Ленинград, война окончится ещё до наступления холодов". Студенты не хотели верить, что это правда. Они все очень рисковали, слушая радиоприёмник, стоило кому-нибудь донести на них или проговориться, как их всех признали бы немецкими шпионами. Из сообщений советского радио и из газет, с более успокаивающими известиями, тоже было ясно, что дела плохи, всюду идут тяжёлые бои, враг наступает.
Вновь приехал куратор. Студенты на комсомольском собрании решили, что все они подают заявление о добровольном уходе на фронт. Куратор объяснил, что по решению, принятому "наверху", им поручено в рекордный срок собрать богатый урожай винограда, кроме них сделать это некому, осталось уже нем-ного, а затем они вернутся в институт и тогда уйдут на фронт все вместе.
Золотистые и багряные листья винограда сообщали о приближающейся осе-ни. Студенты собирали виноград с утра до темноты. Однажды днём они ус-лышали уже знакомый им рокот приближающихся самолётов и увидели чёр-ные кресты на крыльях. Но на этот раз враги были в небе не одни. Над ними закружились три краснозвёздных ястребка. Один из них сбил фашиста, но тут же загорелся и рухнул в придорожном леске. Двое других скрылись, а фашис-ты, видимо, разозлившись, сбросили на посёлок десятки бомб. Лагерь студен-тов не пострадал, но сгорела большая партия собранных ими ящиков с виног-радом. Несколько студентов, пытавшихся их растащить, в том числе и Анна, получили тяжёлые ожоги.
Рассказывая об этом, Анна Николаевна показала мне большое красное пятно на плече. С той поры на людях она никогда не носила сарафанов или откры-тых платьев "без рукавов".
С помощью военных их вывезли в Симферополь и поместили в больницу. Ра-на у Анны зарастала плохо, опять дали знать о себе больные почки. Отцу она не сообщила о случившемся, не хотела его волновать.Из больницы Анна выш-ла глубокой осенью.
Симферополь был уже занят немцами. Они заняли и большую часть Крыма. Пали героически оборонявшиеся Одесса и Севастополь. Ялта не была окку-пирована. Анна всей душой стремилась туда, но это значило перейти линию фронта, что было невозможно.
Институт был частично эвакуирован, здание пострадало от бомбёжки. Поки-нуть город смогли и захотели не все.
Немцы объявили,что институт будет восстанавливаться и продолжит работу. Они предложили преподавателям и студентам сотрудничать с ними, на что со-гласились не все. Кто-то предпочёл не иметь дело с врагом, переждать окку-пацию, занявшись сельским хозяйством на своих или оставленных дачных участках, прокормиться другим путём. Но другие, в том числе куратор мас-сандровской группы студентов, остался на прежнем месте, более того, занял должность проректора, хотя не был и кандидатом наук.
Он уговаривал Анну остаться в институте, завершить учёбу. "Что бы ни бы-ло,- убеждал он её, - специалист нужен всегда. Мне всё равно, какая власть, я видел всякую". "Раньше он говорил другое, активно выступал против "врагов народа", - подумала про себя Анна. Но пришлось сделать вид, что согласна, на- до было что-то есть и где-то спать, хотя замыслила она совсем другое.
Бывшая сокурсница Анны, устроившаяся в управу, за мзду достала ей вре-менный пропуск, позволявший свободно передвигаться и во время комен-дантского часа. Она же рассказала, что слышала о положении в Ялте. Там на узкой полоске побережья, незанятого немцами, начался настоящий голод. Крымские татары под покровительством немецких властей, занявших гор-ную часть Крыма, перекрыли все дороги и тропы, не пропуская крестьян с продуктами питания. У многих в Ялте жили дети, родственники, знакомые, которым они хотели помочь, но сделать это не удавалось.
Выбраться из Ялты морем в сторону кавказского берега, где находились ре-гулярные части Красной Армии и флот, тоже было невозможно.Фашисты бо-мбили с воздуха любые плавсредства, топили их минами или просто расстре-ливали, так что гражданские и военные корабли с ранеными и эвакуирован-ными далеко не все благополучно завершали опасное плавание. Ялту войска оставили почти без боя.
Анна поняла, что отец остался в Ялте, он всё равно не уехал бы, не зная,что с ней. Обменяв дорогое бабушкино колечко на продукты питания, Анна реши-ла пробираться в Ялту. Отец в последнюю их встречу передал ей небольшой мешочек, в который были зашиты колечки, серёжки, коралловое ожерелье, золотые десятки. Всё это осталось от бабушкиного приданного, а была она из состоятельного казачьего рода, а также от оплаты, полученной когда-то при продаже хозяйства саратовскому купцу. Отец объяснил , что держать ценнос-ти в доме стало опасным, а Анне проще хранить этот драгоценный мешочек при себе, тем более, что в какой-то момент содержимое его может спасти ей жизнь.
Кроме мешочка отец передал ей адрес своего старого друга, который много лет работал агрономом в одном из колхозов по другую сторону гор. Он напи-сал ему записку, а Анне сказал: "Если что, обратись к нему, он поможет. В се-ле легче спрятаться, переждать недоброе время. Ты комсомолка, студентка, в Ялте тебя многие знают". Анна плакала, не хотела брать мешочек, записку, но отец настоял, будто чувствовал, что больше случая не представится. Он успокаивал её: "Обо мне не беспокойся, я местный житель, политикой не за-нимался, не выступал против советской власти, но и членом партии не был, вообще человек я немолодой, нездоровый, кому я нужен?" Она тогда послу-шала отца. Вот и пригодилось бабушкино приданное. Настоял отец и на том. чтобы взяла она в дорогу новый тулупчик, - ведь в горах уже прохладно.
Надёжно спрятав мешочек, отправилась Анна пешком в Ялту, на встречу с отцом. Шла медленно, прячась в придорожных лесках и посадках от снующих по дороге машин, ночевала там же, укутавшись в тёплый не по сезону тулуп-чик, иногда подвозили её крестьяне на телегах, если было им по пути. Ей вез-ло с погодой, сухой и солнечной, хоть и прохладной по ночам. Далеко она од-нако не ушла. На второй день пути, едва выйдя из леса, заставил её останови-ться окрик: "Хенде хох!". Машина проехала чуть вперёд и остановилась. Из неё вышел пожилой немецкий офицер. Анна смело подошла к нему, хоть и за-метила, что сидящий за рулём молодой солдат, пристально разглядывает её. От его взгляда Анне стало не по себе. Офицер на ломанном русском языке спросил, кто такая и куда идёт.
Анне скрывать было нечего и она по-немецки объяснила , что она студентка из Симферополя и торопится в Ялту к отцу, о котором ничего не знает. Ей по-казалось, что офицер поверил её рассказу.
Следует объяснить, откуда Анна знала немецкий язык. В школе у них препо-давала очень хорошая учительница - немка из бывших гувернанток в бога-тых дворянских и купеческих семьях. Приехав в Россию на заработки моло-дой девушкой, она осталась там навсегда, не сумев уехать на родину во время революции. Семьи у неё не было, и она всё время проводила в школе.
Учеников своих немка обучала не только грамматике и чтению, а учила их говорить на родном своём языке, знакомила с немецкой культурой. Учительница рассказывала о великих немецких писателях и композиторах, показывала свои коллекции немецких открыток и марок с изображением памятников архитектуры, читала им стихи немецких поэтов.
Она с ними разыгрывала сценки , проводила тематические вечера, они сами пробовали сочинять. В общем, немецкий язык, наряду с биологией, был любимым предметом у Анны.
Отец поддерживал это её увлечение, он сам знал немецкий неплохо, хотя не так, как французский, часто читал Анне вслух выдержки из специальных журналов, которые брал в библиотеке, иногда говорил с ней по-немецки, по-могал закреплять знания,полученные в школе. В институте Анна языком уже специально не занималась, хватало школьных знаний, и вот теперь ей эти зна-ния опять пригодились.
Немцы тоже ехали в Ялту, офицер пригласил Анну в машину, отказаться она не посмела. По дороге он расспрашивал о ней, о родителях. Узнав, что они с отцом оба специалисты по садоводству и виноградарству, немец разразился длинной тирадой, из которой Анна поняла, что немцы умеют ценить специа-листов, которые готовы служить великой Германии. Он сообщил, что в Кры-му скоро будут новые хозяева - немецкие колонисты, которые научат мест-ных, как надо работать. Анна старалась улыбаться, но от страха у неё ледене-ли руки и ноги. Особенно пугали её злые взгляды, которые бросал на неё, ог-лядываясь, молодой солдат. Он, видимо, не одобрял либерализма начальника, совсем не верил этой русской.
Наконец, они въехали в город. Офицер велел шофёру довести симпатичную фройлен до самого дома, обещая завтра заехать за ней и пригласить на про-гулку по набережной. Анна указала на дом в центре города, назвав наугад номер квартиры. Она очень рисковала, но солдат не пошёл за ней в подъезд. Опасность как будто миновала, хотя фамилию и имя офицер всё равно узнал, проверив её удостоверение, полученное в Симферополе, и мог в любое время найти её. Пока она спряталась в парадном и провела так более часа. Немцы не вернулись.
Лишь в сумерках Анна попала домой. В доме была их мебель, в книжных шкафах стояли их книги, коврик, занавески, люстра были их, но жили в их доме чужие люди. Отца не было. Жильцы рассказали, что ещё до прихода не-мцев они, заняв пустующий дом, с удивлением увидели, что всё в доме в по-рядке, как будто хозяева отлучились ненадолго. Сами они "погорельцы", ока-зались на улице без всего. В их дом попала бомба, когда, к счастью, никого в квартире не было. Отца Анны они не знали, никто о нём не спрашивал. Реши-ли пока ничего в доме не менять, вдруг появятся хозяева. Тут же освободили одну комнату для Анны, предложили поесть, но ей было не до еды. Надо было найти отца.Что случилось с ним?Неужели уехал, не оставив ей даже записку?
Анна бросилась прежде всего к соседям. Соседи знали, что отец голодал, как все они, ничего нельзя было купить, за пределы города тоже никого не выпу-скали, ели то, что выросло возле дома, да и то воровали чуть ли не на глазах у хозяев. Отец заболел, просил у них лекарство от жара,а куда ушёл, не знают.
В помещениях техникума, куда Анна прибежала, разместилась немецкая вои-нская часть. В воротах стояли часовые, они ничего не хотели слушать, не по-могал и немецкий язык, один замахнулся на неё прикладом, чтобы отошла. Так продолжалось долгих полчаса, пока она, обогнув длинный забор, не уви-дела в глубине двора знакомого старика-сторожа. Он удивился, узнав в деву-шке, укутанной в тёплый крестьянский платок, Анну, думал, что она успела уехать. Старик помог Анне пройти через проделанную им дырку в заборе во двор и провёл так, чтобы немцы не заметили, в свою сторожку. Немцы разре-шили ему остаться в сторожке,убирать двор и копаться в саду,давали ему еду, но не разрешали выходить за пределы части и водить кого-либо к себе. Если увидят, могут расстрелять обоих, у них это решается быстро.
Старик говорил много, оттягивая ответ на главный вопрос, где отец Анны. Она, видя это, уже поняла, что случилось что-то страшное, и сама инстинк-тивно не торопила старика с ответом. Чуть слышно он, наконец, проговорил: "Отец твой неживой, дитя, я сам схоронил его". Всё поплыло перед глазами, но Анна удержалась на ногах. Старик, полуобняв девушку, завёл её к себе в сторожку, уложил на узкую койку, застланную тонким солдатским одеялом, пошёл во двор, где сооружён у него был очаг, зажёг его, подбрасывая сухие веточки, поставил на огонь котелок с водой. Идти домой Анна всё равно не могла, и старик оставил её на ночь. В случае чего, скажет - внучка пришла деда навестить.
Анна осталась одна, на всём белом свете не было у неё никого. О матери она не вспомнила, как не вспоминала никогда до того.
Когда старик вернулся с горячим кипятком, он застал Анну сидящей за сто-лом. Она ждала подробного рассказа о последних днях отца, хотела знать, где он похоронен и сразу же идти к нему на могилу. Старик начал издалека.
В последние дни перед приходом немцев в городе был настоящий голод. В техникуме никого не осталось, директор с семьёй эвакуировался с городским начальством, преподаватели и студенты тоже разъехались или разбрелись,кто куда. Уехала и та женщина, в техникуме все знали об их отношениях с отцом Анны, дочь её ушла добровольно на фронт медсестрой. Отец иногда заходил в техникум, пытался что-то делать в саду, но был очень слаб. В последний раз дал он сторожу золотую монету царской чеканки и просил обменять на хлеб и какие-то продукты, сам этого сделать не имел сил.
Тут начался обстрел города, уже появились немецкие солдаты на мотоцик-лах, войска оставили город. Старик рискнул только выйти во двор, собрал виноград и яблоки, было у него немного картошки, он сварил её и компот, но отец уже есть не мог, так и скончался прямо здесь на койке. Ночью он вырыл неглубокую ямку в самом конце сада, завернул отца в простыню и схоронил, прикрыв землёй и листвой.
На рассвете Анна со стариком пошли на кладбище, там нашли инвалида, ко-торый за золотую монету согласился помочь в захоронении. Трудность была в том, как тайно вывезти труп с территории.Дождавшись сумерок, они со стари-ком выкопали полуразложившийся труп. Анна принесла из дому покрывало, чистую одежду, но тут же ей стало дурно, и старику всё пришлось делать одно-му. Немцы заметили возню старика у забора, ему ничего не оставалось, как объяснить, что это брат, и он хочет похоронить его на кладбище. После этого, уже не скрываясь, он получил от старшего разрешение, позвал инвалида, и они вместе вынесли труп за ворота. Анне пришлось незаметно выбраться че-рез дыру в заборе, старик ведь скрыл, что спрятал её у себя.
Схоронили отца в старом гробу, неизвестно где добытому инвалидом, но на хорошем месте, обозначили место крестом.Лишь спустя годы поставила Анна памятник на могиле.
Несколько дней она не выходила из своей комнаты, жильцы ухаживали за ней, от них узнавала свежие новости. Немецкие власти издавали всё новые и новые приказы. Они приказали зарегистрироваться всем вреям и крымчакам, от караимов этого не потребовали, хоть и они были иудейского вероисповеда-ния. За невыполнение полагался расстрел. Требовалась также регистрация всех оставшихся в городе советских военнослужащих и коммунистов. Жесто-ко каралось укрывательство. Уже появились первые казнённые.
В ялтинские санатории, вновь переоборудованные под госпитали, стали при-бывать раненые немецкие офицеры из отборных частей. Для обслуживания их отбирались молодые девушки, вначале добровольно. Анна опасалась, что офицер, который видел её данные, может её разыскать, но то ли его отпра-вили куда-то, то ли она его не заинтересовала, он пока её не тревожил. Во всяком случае ничего хорошего от немцев Анна не ждала, и приняла решение уйти, как советовал отец, из города к его другу в село.
ГЛАВА 6 . ЖИЗНЬ В ОККУПАЦИИ. ЗАМУЖЕСТВО АННЫ.
СМЕРТЬ АНТОНА.
Продав за бесценок дорогую брошь знакомому ювелиру, Анна отправилась на вновь открытый непривычно скудный базар. Там припасла она продукты в дорогу и договорилась со старым татарином, у которого хилая лошадёнка по-щипывала травку, пока он ругался с толстым торговцем, о том, что он подве-зёт её по дороге домой, куда ей надо.
На сборы было мало времени, и она прежде все-го пошла на кладбище поп-рощаться с отцом. Когда она снова вернётся сюда и вернётся ли вообще, она не знала. У войны нет законов, и жизнь человека стоит намного меньше, чем было денег у неё в кошельке. В победу Красной Армии она верила всей ду-шой: не может быть побеждена такая огромная страна, где народ так верит своему вождю. Правда, и немцы верят фюреру, но "Мы на своей земле,- ей вспомнились слова лозунга,- дело наше правое и мы победим!". С этим лозу-нгом Анна была согласна, ей казалось даже, что это она его придумала.
Надо было попрощаться ещё со стариком-сторожем, но времени уже не оста-валось, он хотел вернуть ей золотую монету, оставленную отцом, но она не взяла, просила его присмотреть за могилой. Жильцов попросила и дальше ни-чего не менять в доме, ухаживать за садом. Ни с кем из знакомых за всё это время Анна не общалась, так что и прощаться больше было не с кем. Наскоро собрав вещи, она отправилась в путь.
Всё это вспоминалось ей под заунывную песню татарина. Часто приходилось вставать с телеги, помогать старой, как и её хозяин, лошадёнке тащиться в
гору по разбитой дороге. Наконец, выехали они на плоское плато. Старик ука-зал ей на виднеющиеся вдали крыши селения, а сам повернул в другую сторо-ну. Он объяснил, что в селе этом живут староверы, и что с татарами они ни-когда не дружили, так что там ему лучше не показываться. Пришлось идти дальше пешком.
Село, куда направлялась Анна, стояло вдали от больших дорог и от войны не пострадало. Крепкие дома, ухоженные поля, обрамлённые лесом, скот, мель-кающий сытыми боками на лесных прогалинах, - всё это резко отличалось от того, что видела Анна с начала войны.
Друг отца встретил Анну очень приветливо, прочитал записку, погоревал о преждевременной смерти друга и оставил её в своём доме. Попал он в это се-ло сразу после окончания института, женился на местной, своё хозяйство за-вёл , вырастил трёх сыновей. Двое погодков воюют, они ещё раньше покину-ли родительский дом, а младшенький, Антон, только- только девять классов окончил, при них живёт.
Народ в селе зажиточный. В революцию, правда, самых крепких хозяев поби-ли, да и при организации колхоза "Новый свет" многих раскулачили и вывез-ли. Но и остальные небедные, благо, курортных мест и базаров в Крыму хва-тает, только, знай, не ленись,- сыт будешь.
Туго пришлось в колхозе, поначалу менялись председатели,пока не возгла-вил колхоз человек со стороны, бывший красный партизан, инвалид на деревянной ноге. Сам из крестьян, людей понимал. Сразу предупредил: " Вы мне не мешайте, в накладе не будете".
И действительно умел он с начальством ладить, доверенным людям, в том числе агроному, говорил: "Богатый колхоз - крестьянин бедный. Нам славы не надо, мы середняки". Так и вёл дело. Колхозники за него горой стояли, а он, после тридцать седьмого года, случайно избежав сталинских репрессий, в правильности советской системы сомневаться стал, ещё больше заботился о жизни людей. За год до войны сам с поста ушёл, как ни возражали, по причине болезней и возраста. Остался в селе, а когда молодого председателя вместе с другими мужчинами на фронт призвали, старого попросили вернуться.
Кое-кто из сельчан от мобилизации в горах попрятался, кое-кто от плена бе-жал. Агроном, хоть и немолод был, однако на войну его призвали, успел он отведать солдатской судьбы, горечь отступления, на Украине в окружение по-пал, а там, когда к своим выбирался, в плен угодил.
Жена прослышала, что немцы некоторых украинцев из лагеря отпускают, ес-ли жёны за ними приходят. Один из вернувшихся в село рассказал, в каком месте мужа её видел, она и нашла его, измученного, в одном из лагерей, выта-щила оттуда. Вернулись они недавно, он всё ещё не может оправиться, но жи-вой и даже не искалеченный.
Агроном за короткое время пребывания в плену немцев успел возненавидеть за их жестокость и высокомерие, хотя раньше уважал как учёную и предпри-имчивую нацию. Он был удивлён, что в селе немцев не было, в окрестностях и на дорогах всё было ими занято. Оказалось, что ещё до прихода немцев в село с самолёта были рассыпаны листовки, призывающие население сбро-сить власть жидов и коммунистов, встречать победителей хлебом-солью, а фюрер вернёт им землю и свободу. "И Бога",- добавляли многие староверы, крестясь по-своему.
Многие верили немцам, радовались втайне их приходу и встретили хлебом-солью, как писалось в листовках, когда в село въехали два мотоциклиста, легковой автомобиль и два грузовика с солдатами. Солдаты выскочили из грузовиков, по команде оцепили село, видимо, опасались сопротивления. Но увидев жителей, идущих навстречу с хлебом-солью, крестящихся разодетых молодух и стариков, попрятали автоматы и уселись за расставленные у правления колхоза столы с едой и шнапсом.
Два офицера с переводчиком из бывших немцев-колонистов прежде всего спросили, есть ли в селе евреи и коммунисты. Им ответили, что коммунисты давно убежали, а евреев у них никогда и не было. Своего старого председате-ля люди коммунистом не считали.
Офицер поблагодарил за встречу, обещал, что пришлёт фотографа, может и киношника,чтобы эту встречу заснять и показать самому фюреру.В благодар-ность он обещал, что село они не оккупируют, колхоз сохранят, будут только приезжать за продуктами. Сельчанам же надо избрать старосту и председате-ля колхоза, выделить троих молодых людей для обучения на полицейских. Как ни отнекивался старый председатель, люди опять голосовали за него, просили не оставлять их в такое трудное время.
Колхозники были обескуражены. Где же обещанная земля? Всё остаётся по-старому? Они заранее разметили участки, спорили, чуть не до драки доходило, а теперь опять колхоз? Но всё же хорошо, что немцы в селе не остались, цер-ковь обещали восстановить, школу открыть, а там что-то будет...
Обо всём этом Анна узнала не сразу. А когда узнала, проплакала всю ночь, что попала во вражеский стан, ведь она комсомолка. Поразмыслив, немного успокоилась, ведь в Ялте было бы ещё хуже, кругом немцы, на них пришлось бы работать, а может, ещё хуже, заставили бы немецких офицеров в санато-риях обслуживать. Не могла бы она этого пережить. Тут вспомнился ей её недолгий жених: "Где он, что с ним, думает ли о ней, суждено ли им когда-ни- нибудь встретиться?"
Агроном взял Анну к себе в помощницы. В землепашестве она специалистом не была, да этого от неё и не требовалось, крестьяне с помощью агронома с этим сами справлялись, а вот виноградники у них не приживались, а где брать вино в войну?Этим и поручили заняться Анне, выделили участок на пустыре, в помощники агроном направил сына своего Антона, больше направить было некого, он и на тракторе работать умел.
Однажды, когда Анна с Антоном находились на участке, готовили землю под новые посадки винограда, они увидели на дороге, ведущей к селу, женщину с двумя маленькими детьми и детской коляской. Заметив, что никого поблизо-сти не было, Анна пошла ей навстречу. Что-то подсказало её , что женщине лучше не появляться открыто, поэтому, выйдя и успокоив путницу, она посо-ветовала ей сойти с дороги и спрятаться за деревьями. Коляска при этом пе-ревернулась, напугав на этот раз Анну, но в ней были вещи, все принялись их собирать. Обстановка разрядилась.
Женщина рассказала, что они добираются из Ялты уже не первый день, везде немцы. Добрые люди указали село, где немцев нет. Она надеется, что в этом селе найдут они приют.
От женщины Анна узнала, что происходит в Ялте. Немцы определили Ялту, да и весь Южный берег Крыма, как жемчужину своей империи. Всё работо-способное население согнано на уборку и восстановление дворцов и санатори-ев. Там располагаются госпитали, места отдыха и развлечений для высшего командного состава, эсэсовцев, немецких героев-лётчиков и моряков.
По всему городу ищут евреев, коммунистов, не успевших эвакуироваться ра-неных военнослужащих Красной Армии. Она еврейка только по отцу, но его в городе знали, он был известным лектором горкома партии. Отец у детей не еврей, но она опасается за их жизнь, вдруг кто-то выдаст её, осведомителей и охотников до чужого добра хватает.
Татары подняли голову, называют себя турками, хотят возродить с помощью немцев Крымское ханство. У немцев планы другие, но от татар они их скры-вают. После евреев, наверное, возьмутся за славян и за всех других. Крым, и прежде всего Ялту, они собираются "очистить" и полностью заселить немцами.
Евреев и крымчаков сгоняют в определённые места, издеваются, при малей-шем сопротивлении - расстрел на месте. В разных местах за Ялтой эти нес-частные роют глубокие траншеи, говорят, там их всех и расстреливают. Об этом рассказал ей соседский мальчик, выбравшийся из траншеи, заваленной трупами, он прибежал к себе домой. Квартиру уже заняли соседи, мальчика выдали, и утром за ним приехали немцы и увезли. После этого, наскоро соб-рав кое-что из вещей, она ушла с детьми из города, подальше от греха.
Анна велела женщине с детишками спрятаться до вечера в посадке, а вече-ром отвела их к знакомой учительнице местной школы, с которой успела по-дружиться. Та женщину представила как родственницу. Агроном пошёл с ней к старосте-председателю, который сразу всё понял, документы женщины с ев-рейским отчеством сжёг, сделал ей новые, посоветовал одеться попроще, по-крестьянски платок повязать,чтобы не выделяться.Так они все годы оккупа-ции в этом селе и прожили.
Не знала Анна, это потом она ей сама рассказала, что пришлось не раз с поли-цаем переспать, чтобы не донёс он на неё. Как напьётся, к ним идёт, женщину "жидовочкой" обзывает, догадался как-то, а потом насилует.
В селе всё время что-то происходило. Полицейские нашли на краю заброшенного поля старое зернохранилище. Там пряталось несколько еврейских семей из северного Крыма, где был у них знаменитый на весь Крым еврейский колхоз. Поле примыкало к лесу, и лесник, обходя свой участок, обнаружил зернохранилище и его обитателей. Немцам он евреев не выдал, а за плату стал снабжать их продуктами и кое-какими вещами. Но однажды по пьянке рассказал своему приятелю-полицаю, на чьи деньги они гуляют. Через день приехали немцы с собаками. Спастись удалось только одному мальчику, который залез на высокое дерево. Остальных немцы всех вместе с лесником на деревьях повесили. А полицай получил обещанное вознаграждение.
К лесу пригнали жителей села. Хотели повесить и старосту - председателя за то, что покрывает, давно на него у немцев донос лежал, но снабжал он их исправно продуктами, знал, что от этого жизнь села и его самого зависит. Сами полицейские за старика заступились, каждый чем-нибудь ему обязан был, отстояли. Немцы только его сместили, другого старостой назначили. Старик перекрестился от облегчения, хоть до того неверующим был.
С тех пор начались в селе поборы, каждый раз собирали, якобы, чтобы немцев умаслить. Так это было или нет, никто не знал, но поговаривали, что новый староста дом на Южном берегу приобрёл, а один из полицаев свой дом во дворец внутри превратил, хотя снаружи слегка только подправил, чтобы особо в глаза не бросалось. Но село оно и есть село, ничего не утаишь.
После поражения под Сталинградом настроение у немцев изменилось, они стали злее и требовательнее. При наездах брали оброк не только с колхоза, но и с людей, заходили в дома, хватали кур, яйца, сало, из вещей, что понра-вится, только успевай прятать. Сельчане, что радовались приходу немцев, да и полицаи поутихли, даже стали предупреждать об очередном наезде.
Прошёл слух, что немцы собирают молодых парней и девчат для работы в Германии. Старосте велели на видном месте вывесить красочный плакат, призывающий молодых людей ехать в Германию. Им обещали, что они уви-дят большие города и красоты Европы, будут хорошо зарабатывать. Несколько перезрелых девиц отозвались на призыв, сбежали из чуланов, куда их запирали родители, и уехали в Германию добровольно. Но это были единицы, тогда немцы начали проводить массовые акции по насильственному угону молодёжи.
Семья агронома опасалась за Антона. Ему уже исполнилось восемнадцать.Па-рень рослый, хоть не очень крепок здоровьем. Лицом он был приятен, учился хорошо, книги читать любил, до сельского труда не очень охоч был, только с Анной работал охотно. Анна давно уже обратила внимание, что её юный помощник ходит за ней по пятам, смотрит влюблёнными глазами.
Поначалу Анна, не имевшая братьев и сестёр, отнеслась к Антону, как к младшему братишке. Агроном просил её больше уделять ему внимания, рас-сказывать о профессии агронома, надеялся, что она сможет привить ему лю-бовь к сельской жизни, чтобы он в дальнейшем не уехал от них, как старшие братья.
Анна же, найдя в Антоне родственную душу, делилась с ним не только про-фессиональными знаниями, но рассказывала и о городской жизни, вместе они обсуждали книги,что прочитали, кинофильмы, которые видели до войны. Она даже поделилась своим горем: осталась совсем одна, отец умер, жених пропал.
В сердце юноши вспыхнуло большое чувство первой любви, которое он не пытался скрывать. Анна очень испугалась. Так просто оттолкнуть его она не могла, ведь она так многим была обязана его отцу. Все попытки объяснить Антону, что они не пара, что она на целых семь лет старше его, что полюбила другого, ждёт его, ни к чему не приводили. Анна стала подумывать, что из села ей придётся уходить.
Стало известно, что в Германию немцы отбирают только бессемейных. В селе начались повальные свадьбы. Родители и Антону говорили, чтобы тот срочно искал себе невесту, тогда он им открылся. Сын заявил, что кроме Анны, никого ему не надо и он ни на ком не женится ни сегодня, ни завтра, никогда, скорее уйдёт из дома и будет скрываться в лесу.
Разговор с Анной был очень тяжёлым, мать обвинила Анну, что та "совра -тила" их мальчика. Объяснения Анны , что никакого повода для влюб -лённости юноше она не давала, что у неё жених на фронте, мать не при- нимала, однако согласилась с отцом, что раз так получилось, то она обязана, хотя бы формально, выйти замуж за их сына, чтобы спасти его от угона в Германию.
Анна стала собирать вещи, заявила, что уходит немедленно. Агроном бро-сился перед ней на колени, умоляя в память о его дружбе с отцом, спасти Ан-тона. Он даже заплакал, и Анна, видя отцовское отчаяние, не устояла. Она предупредила, что брак будет формальным, что как только придут наши, а это будет скоро, она немедленно уедет, и они её не будут искать. Венчаться они будут в церкви, а регистрацию оформят на временном документе. Агроном был на всё согласен. Антон был счастлив:Анна его, его! "А там видно будет",- повторил он её присказку.
Свадьбу сыграли нарочито шумно, правда, под кривыми улыбками одних и удивлёнными взглядами других односельчан. Многих мамаш разочаровал Антон, он был одним из лучших женихов на селе, хотя по молодости романа ещё ни с кем не завёл, и вот тебе, женился на чужой и старой для него.
В первую же ночь захмелевший молодой муж стал настаивать на своих законных правах. Анна, сославшись на то, что он пьян, прогнала его. Находя всякие предлоги, она не допускала его к себе ещё несколько ночей, но так долго продолжаться не могло. Муж любил её, был настойчив, и Анна уступила.
В конце концов она уже почти "старая дева". В селе её ровесницы давно обзавелись детишками, да и сокурсницы в большинстве были замужем или имели надёжных женихов. Он был первым её мужчиной, и близость с ним, к её удивлению, не раздражала, а наоборот, расковала её, принесла чувство по-коя и уверенности в себе.
Все отмечали, что Анна расцвела, похорошела. Она поняла, что испытывает к молодому мужу тёплые, уже не только сестринские, чувства. Может быть, своей горячей любовью он разбудил её одинокое сердце для земной настоящей любви, не похожей на мечтательную фантазию, связанную с её первой любовью, след которой затерялся среди горя и смертей. Анна ничего никому не обещала и ничего никому не была должна. Она отдалась этому новому чувству, для которого не существует ни возраста, ни препятствий, душой, а не умом. Ей только было стыдно перед собой, что происходит всё это, когда тысячи людей мучаются, голодают, борются за жизнь, жертвуют собой и гибнут, не дожив, недолюбив, не победив врага.
Она считала, что, не согласившись работать на немцев, выполнила хоть ма-лую часть своего долга в этой войне, но понимала, что этого очень мало и стыдилась того, что не способна на большее в силу своего характера и об-стоятельств, в которые попала. По слухам она знала, что в горах появились партизаны, что они стреляют в немцев и их приспешников, взрывают машины с солдатами и вооружением, мосты, склады с оружием. На дорогах люди стали находить листовки, призывающие население браться за оружие и выгонять немцев из своих городов и сёл. Уже и в лесу, недалеко от деревни, рассказывали сельчане, видели бородатых людей. Один из них представился майором Красной Армии, бежавшим из плена, расспрашивал о немцах, стоящих в селе. Откуда они пришли и где были раньше, никто не знал.
В селе уже несколько месяцев как немцы разместили карательный отряд по борьбе с партизанами. Однажды в центре села сколотили виселицу, на кото-рой повесили чужого невзрачного мужичонку, прикрепив ему на груди пла-кат с надписью: "За сотрудничество с партизанами". В правлении обоснова-лась комендатура, солдат развели по домам. У агронома тоже забрали одну комнату, так что пришлось ему с женой в сенях ночевать, молодых он не тро-гал. Немцы вели себя как хозяева, требовали еды и питья, отбирали послед-нее, приходилось стирать и убирать за ними. Анна старалась на глаза им не попадаться, в поле тоже выходить было опасно, все старались схорониться где-то, без необходимости не появляться на улице. Но жить надо было, село само себя кормит, работа продолжалась.
Как-то Антон, работая на тракторе на дальнем участке, увидел немолодого, плохо одетого крестьянина с мешком на спине. Сначала он подумал, что это кто-то из сельчан накопал картошки на колхозном поле и тащит к себе домой, что строго запрещалось, однако с едой становилось всё труднее, и многие по-тихоньку подворовывали. Мужчина, увидев, что Антон один, направился к нему, назвав его по имени. В мужчине трудно было узнать его любимого учи-теля истории, но это был он.
Учитель не появлялся в селе с начала войны. Жена его, тоже учительница, проводив мужа на фронт, уехала с детьми, куда именно, Антон не знал. И вот теперь учитель стоит перед ним, поседевший, постаревший, в таком виде, ка-ким он его не помнил, они с женой были городскими, в селе считались фран-тами. Узнав, что семьи его в селе нет, учитель обрадовался, понадеялся, что сумели они эвакуироваться в тыл. Он рассказал, что попал в окружение, вы-бирались группой вместе с командиром, встретились с партизанами и воева-ли на Украине, а теперь перебазировались в Крым.
Ему разрешили навестить семью, а заодно разузнать, что делается в селе и его окрестностях. Антон узнал от учителя свежие новости о положении на фронтах, рассказал , что знал , о немцах. Ясно было, что скоро Крым осво-бодят. Учитель сказал Антону, чтобы он молчал о встрече с ним, дал напи-санный от руки текст листовки, просил размножить и расклеить в селе, чтобы люди знали правду, готовились к освобождению и помогали партизанам , чем могут.
Заканчивалась листовка знакомым лозунгом: "Враг будет разбит, победа будет за нами!" Антон показал листовку Анне. Анна очень обрадовалась и сказала Антону, что они оба комсомольцы, сохранили комсомольские билеты, и наконец, им представилась возможность помочь в чём-то борьбе с фашиста-ми. Но, оберегая Антона, Анна всё взяла на себя, убедив его, что она старше, в селе не последний человек - специалист, кто подумает, что она ввязалась в такое дело. Листовки они писали печатными буквами, а расклеивать их Анна пошла одна и не ночью, а среди дня, когда немцы, оставив возле комендатуры двух пожилых охранников, ушли на задание.
Анна проявила сноровку и в течение часа расклеила в разных местах, в том числе и на самой комендатуре, все 20 листовок. Её никто не заметил, люди были в поле или сидели в домах. Переполох был большой. Сельчане,прочитав листовки, их быстро срывали, боясь, что немцы разозлятся и спалят село, как делали это не раз в других местах.
По селу ползли слухи, что листовки расклеили не партизаны, а кто-то из сво-их. Чужих в селе никто не видел. Новый староста ходил по домам и расспра-шивал, не видел ли кто чего. И одна старуха указала на Анну. Она видела, как та задержалась у стены дома напротив, а когда отошла, то на стенке что-то белело. Правда, она не вышла и не уверена, что это точно, видит она плохо, но староста поделился подозрениями с подручными. Поразмыслив, они реши-ли, что это сделала Анна, больше некому. Из сельчан, хоть настроения и изме-нились у многих, вряд ли кто занялся листовками, жиличка учительницы, жещина с детьми, тоже не стала бы рисковать.
Староста тут же разыскал агронома, сообщил ему о своих подозрениях и при-грозил, что сообщит немцам о невестке его и сыне, он знает, что они комсо-мольцы и осуждают его и других за сотрудничество с немцами. Пусть Анна признается, он за неё на виселицу идти не намерен, тогда Антона он поста-рается выгородить, всё-таки соседи.
Агроном очень испугался, стал просить старосту, чтобы тот выручил детей, а он в долгу не останется, напомнил, что Красная Армия уже совсем близко. Староста призадумался. С одной стороны, если немцам никто не донесёт о ли-стовках, это может ему пригодиться в будущем. С другой стороны, если при-дётся бежать с немцами, тогда донести надо, чтобы перед ними заслуги иметь. Бежать из родных мест старосте очень не хотелось: такой дом на Южном бе-регу, записанный на тёщу, он нигде иметь не будет. В общем, он сказал агро-ному,что не выдаст и Анну, но та должна обещать держать язык за зубами, ес-ли немцы уйдут, ничего не рассказывать, ни о нём, ни о том, что было в селе при немцах.
На семейном совете было решено, что старосте верить нельзя, Анне с Анто-ном лучше из села скрыться до прихода наших. Агроном указал, где можно переждать это время, а Антон шепнул Анне, что хочет идти в лес к партиза-нам. Уходить собирались прямо с утра. Вечер прошёл в сборах. Спать пошли поздно. Было полнолуние и большая круглая луна смотрела прямо в окно. Открыли форточку, чтобы проветрить на ночь комнату, стали раздеваться, не зажигая свечи, электричества не было. Анна стояла лицом к окну, Антон по-дошёл, обнял её. И в это время она заметила промелькнувшую в тусклом свете луны тень. Грянул выстрел, всего один. Стрельнули, видимо, в откры-тую форточку, даже стёкла не задрожали.
Антон лежал на полу на спине. Анна не успела понять, что случилось. Она бросилась к нему, стала тормошить, перевернула и увидела, что пуля попала в затылок. Он не дышал, пульса не было. Только теперь, поняв, что Антон мёртв, Анна испугалась, закричала, забилась в истерике. Родители крепко спали, выстрела не слышали. Мать, увидев мёртвого сына , зашлась в стра-шном крике, а отец сказал Анне:"Эта пуля была твоя". И ещё: "Уходи, пока не собрались соседи и не вернулись немцы, всё сделаем сами".
Анна выбежала из дома в ночь в чём была, прихватила только тёплый тулу-пчик и сапоги. Переночевала, зарывшись в стог сена, а утром ушла в лес, на-деясь встретиться с партизанами. В лесу без еды и питья провела она три дня, так никого и не встретив. Далеко уходить ей нельзя было, в доме свёкра ос-тавались все вещи и документы, без которых она не могла выйти из леса.
Через три дня услышала Анна шум моторов, лязг гусениц, нечастую стрель-бу, какие-то крики.Таясь,она вернулась в село, там увидела красноармейцев. Её удивили погоны на шинелях, в начале войны были только петлицы и у некоторых нашивки на рукаве. Селу опять повезло, немцы оставили его поч-ти без боя, бои шли в горах, на перевале, сгорело только здание правления в центре, которое немцы подожгли, и хозяйственные постройки за околицей.
В дом свёкра вошла она не без страха. Свекровь даже не ответила ей на при-ветствие, а свёкор передал Анне корзину с вещами и документами, свёрток с продуктами в дорогу, вышел проводить. Он провёл её к месту, где похоронили Антона, обещал разобраться, кто стрелял в ту ночь. То, что это не были нем-цы, он не сомневался. В дом свёкор её не пригласил, но обещал ответить, если получит от неё письмо - не чужие ведь.
ГЛАВА 7. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЯЛТУ. ПРИВЕТ ИЗ ДНЕПРОПЕТРОВСКА.
Анна пробиралась в освобождённую уже Ялту. Отца не было в живых, но там был её дом, и идти больше было некуда. Правда, дома своего она не зас-тала. Он сгорел вместе с соседними домами во время артобстрела. Располо-женный неподалёку домик Чехова не пострадал. Ни соседей, ни людей, что оставались в их доме, она не встретила. Усталая, пристроилась Анна прямо среди развалин, перекусила остатками еды, которой снабдил её свёкор, вспла-кнула, почувствовав своё полное одиночество, и пошла искать пристанище, хотя бы на одну ночь. Драгоценный мешочек был при ней и придавал ей уве-ренность - с ним она не пропадёт.
Передохнув, Анна пошла в техникум, к сторожу, с которым хоронила отца.
В техникуме не было никого. Там, где располагалась немецкая воинская часть, видимо, шёл бой или бомбили с воздуха. Из всех зданий осталось лишь одно с выбитыми стёклами, кое-где сохранились остатки ограды с колючей проволокой. Не сохранился и домик сторожа. Куда идти дальше, Анна не при-думала. Уже стемнело, и она, примостившись на досках внутри здания , укута-лась в свой неизменный тулупчик, уснула, уставшая, не думая о возможной опасности, а ведь в городе скопилось так много молодых, жаждущих женщин мужчин-военных, не говоря уже о лихих искателях лёгкой добычи, их и до войны было немало в курортном городе.
Проснувшись среди ночи, она заснуть больше не смогла. Одолевали мысли о будущем, с осени рассчитывала продолжить занятия в институте, получить диплом и работать по специальности. Прежде,чем ехать в Симферополь, сле- довало разузнать, работает ли институт, получить новые документы и про-довольственные карточки, заработать деньги на дорогу и на первое время учёбы.
Но куда идти теперь, кто сдаст ей квартиру? И она вспомнила, что у её соу-ченицы по школе был небольшой отдельный домик. Её семья, как-будто не собиралась оставлять Ялту, но в войну, кто может быть уверенным хоть в чём-то. Едва рассвело, Анна решила попытать счастья.
Домик подруги стоял неповреждённый на склоне горы. Открыв покосившу-юся калитку, Анна попала в небольшой, увитый виноградом дворик. Ей от-крыли дверь не сразу, и лишь узнав, впустили в дом. Девушка очень обрадо-валась Анне, хоть после окончания школы они почти не общались, но так мало осталось знакомых людей, что любая встреча с ними радовала, хотя бы потому, что человек был жив и невредим.
В доме царил переполох. Младшего братишку, подросшего за время оккупа-ции, мобилизовали и через день отправляли куда-то. Мать очень переживает.
Они ничего не знают об отце, а тут сына забирают на войну.Комната его осво-бождается, так что Анна может жить у них. Они с подругой поспят временно в одной кровати, денег брать с неё не будут, пока она на работу не устроится.
Рассказывая друг другу о том, как прожили эти годы, девушки плакали. Ан-на вспомнила отца, свою первую любовь к молодому военному, не доехавше-му, наверное, даже к месту службы, милого мальчика Антона, ставшего нео-жиданно её мужем и погибшего так нелепо.
Подруга тоже пережила немало. Во время оккупации ей пришлось работать в офицерской столовой, чтобы её не угнали в Германию, терпеть приставания и хамство немецких офицеров, которые смотрели на русских как на "быдло". Повезло, что на постой к ним поставлен был высокий чин из штабных. Мать очень старалась во всём угождать ему, чтобы детей защитить.У него тоже ос-тались двое детей и жена-красавица , он ими очень гордился. Главной заботой немца были посылки семье, он даже хвастал перед хозяевами награбленным, что отправлял. А чьи это вещи были? Понимали, чьи они.
Ещё немец требовал хорошего ухода,кричал, если что не нравилось. Но защи- щал дочь хозяйки от приставаний денщика своего хамовитого. И в столовой все знали, что он ей покровительствует, думали, что любовница она, побаива-лись его.
Мать теперь опасается, что могут приписать им сотрудничество с врагом, но ведь не они виноваты, что "под немцем" жить пришлось. Ничего плохого они не делали, не выдавали никого. Теперь в городе проходят чистки и аресты, НКВД работает вовсю. Соседку их арестовали было, но отпустили временно, пообещав, что будут с ней ещё разбираться. Кто-то донёс, что с немцем она жила, что было правдой. Теперь и мать за дочь опасается, хотя есть доказательство: девушка она.
Война уходила на Запад, в другие страны, в Ялте жизнь постепенно налажи-валась. Из знакомых Анна встретила сослуживца отца. Восстановят ли техни-кум, он не знал. Из эвакуации люди ещё не вернулись, а те, кто оставался, ра-ботали, где придётся. Сам он работал садовником. Слышал , что проводится спешная работа по очистке и приведению в порядок Набережной и близлежа-щих улиц, а также уцелевших дворцов и некоторых санаториев, ожидается приезд больших начальников. Для этого пригнали воинские части, набирают народ и из местных, но только тех, кто прописан в городе постоянно и прошёл проверку в Сером Доме, хорошо известном жителям города ещё с довоенных времён.
Анна решила, не откладывая, начать с поиска работы. У неё сохранились паспорт, комсомольский билет, справка об освобождении от физкультуры, из которой было видно, что она студентка Симферопольского сельскохозяйстве-ного института. Возле Серого Дома толпилось много людей. Там она услы-шала, что ночью в городе собрали и вывезли всех крымских татар, болгар, турок, греков, кое-кого из славян, сотрудничавших с немцами.
Анна не могла забыть, по чьей вине умер от голода в Ялте её отец, но как же можно, думала она, выслать всех. Ведь не все они были виноваты, а дети, а старики? Но она успокоила себя привычным - "там разберутся".
За собой Анна вины не чувствовала и смело пошла в Серый Дом. Оказалось, что по поводу работы ей надо сначала обратиться в исполком, а они уже, если надо, направят на собеседование. В исполкоме Анна предъявила ялтинский паспорт, но из-за того, что годы оккупации она провела не в городе, избежать ей собеседования в Сером Доме не удалось. У дверей кабинета, где заседала комиссия, собралась длинная очередь, и она попала на приём в самом конце.
Приём вели двое молодых людей, один, с тремя звёздочками на погонах, дву-мя полосками за ранение и орденскими планками, задавал вопросы. Второй, видимо, рядовой новобранец, без знаков отличия и орденских планок, печатал на машинке. Анна под испытывающим сверлящим взглядом нквдэшника по-чувствовала себя неуютно, растерялась, начала нервничать.
"Почему Вы не эвакуировались с институтом?" - был задан первый вопрос. Анна, волнуясь, стала рассказывать о практике, об ожоге во время бомбёж-ки, о её уходе в село, о смерти отца. Второй вопрос касался матери и других родственников. О матери Анна привычно ответила, что она умерла сразу пос-ле её рождения, а родственников у неё вообще нет.Отсутствие родни, видимо, очень облегчило задачу и тогда нквдэшник задал третий вопрос - о её жизни в годы оккупации.
Это был самый сложный вопрос. Анна отвечала скованно. И как было пере-сказать всё пережитое за трудные три года? Как объяснить, что заставило её, уже не молоденькую девушку, выйти замуж за паренька, ещё не окончившего школу, о его нелепой смерти, спасшей жизнь ей.
Анна решила быть краткой. О возрасте Антона умолчала, в смерти его обви-нила немцев, не сообщила о встрече с партизанами и листовках, хотя это бы-ло бы выгодно ей. Но кто что подтвердит, да и что знала она сама? Расскажи она всю правду, начались бы расспросы о жизни в селе, о партизанах. Значит, надо было докладывать и о непатриотичном поведении сельчан, с которыми делила хлеб и кров, о подозрениях по поводу того злополучного выстрела. Антона всё равно не вернёшь, пусть всё останется на совести этих людей.
Короткий её рассказ подозрений не вызвал, особенно, когда Анна предъявила свой сохранённый комсомольский билет. Это произвело большое впечатление на нквдэшников. Видимо, немногие коммунисты и комсомольцы сохраняли в оккупации такие опасные документы. Оба заулыбались, посоветовали ей зай-ти в горком комсомола, стать на учёт, там помогут с работой. Пожелали успе-ха и отпустили, пообещав, что через пару дней в исполкоме справка будет у инспектора. Анна с трудом поднялась со стула, ноги дрожали, беседа её совер-шенно измотала.