Шиф Владимир Самойлович: другие произведения.

Семён Григорьевич и Алла Ивановна

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 4, последний от 05/12/2010.
  • © Copyright Шиф Владимир Самойлович (vladishifs@mail.ru)
  • Обновлено: 07/05/2016. 17k. Статистика.
  • Рассказ: Израиль
  • Скачать FB2
  • Оценка: 5.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Житейская история

  •   
       Мне было лет тринадцать, когда у меня появился новый приятель - Санька, сын недавно вселившихся новых жильцов в нашу густонаселённую коммуналку. Санька был одних лет со мною, одного роста, но худее меня. Кожа на его лице была белая, лишённая летнего загара, я бы сказал какая-то полупрозрачная. По характеру он был живой, но, вместе с тем, иногда его взгляд останавливался, и он смотрел в одну точку.
      -Сань! Ты чего? -спрашивал я его в этот момент.
      А он стряхивал головой и отвечал:
      -Да так, ничего, просто задумался.
       Он стал учиться в нашем классе, и мы подружились.
      
       Отец его, Семён Григорьевич, по специальности был инженером-строителем, а его жена, мать Саньки, Маргарита Иосифовна с пышной шапкой ярко рыжих волос называла себя журналисткой. Пара была красивая. Семён Григорьевич, лет сорока, всегда элегантно одетый, выше среднего роста, худощавый с приятным интеллигентным западноевропейским лицом, Когда он появлялся в нашем коридоре в красивом пальто с тканевым поясом и мягкой велюровой шляпе на голове, то был похож на одного из инженеров строителей из нашумевшего тогда кинофильма "Девушка моей мечты". Говорил Семён Григорьевич негромким красивым баритоном. Подстать ему и Маргарита Иосифовна, всегда оживлённая и громкоголосая. Она была на несколько лет моложе супруга, но уже начинала полнеть, как говорили тогда "не от котлет, а от лет.
      
      Семён Григорьевич с Маргаритой Иосифовной прожили в нашей квартире вместе недолго. В разговоре моих родителей между собой я услышал, что Маргарита - Рита ушла от мужа, а он пока она обустроится на новом месте остался с Санькой. О причине развода родители не говорили, может быть, не знали, а, может быть, и говорили, но я не слышал. Я спросил об этом Саньку, он ответил кратко, что не сошлись характерами и добавил:
      - Не приставай! И так тошно.
      
       Прошло несколько месяцев, и у Саньки появилась молодая мачеха, лет на десять старше его. Она недавно окончила медицинский институт и её звали Аллой. Семен Григорьевич, по моим расчётам, был старше её лет на шестнадцать. Это была высокая и стройная женщина с гордо посаженной небольшой головой с гладко зачёсанными русыми волосами. Обычно она сплетала их в толстую и длинную до узкой талии косу. Лицо у новой жены Семёна Григорьевича было по весне веснущатым и с узкой полоской бедого, как мел, лба. Но если не присматриваться к деталям, то, в целом, она, высокая, стройная и молодая женщина, с неспешной плавной походкой, выглядела эффектно и, наверное, обращала на себя внимание мужчин. В мои отроческие годы Алла представлялась мне этакой васненцовской Алёнушкой, которая как бы вдруг встала и распрямилась во весь рост.
      
       В нашей коммуналке на общей для всех жильцов кухне впритык умещалось семь разнокалиберных кухонных столов. На всех в кухне был один длинный эмалированный со щербинами отлив с одним краном над ним в центре. Отлив находился в углу возле двери, ведущей на чёрный ход и служил для умывания, стирки, мытья посуды и готовки пищи. Все в квартире знали не только, что у кого из соседей варится на скудный, в то время, обед, но и кучу разных подробностей о каждом. Вскоре любознательным соседям через своих знакомых, знакомых своих знакомых стало известно, что Алла уже успела побывать замужем, что она член партии, что работает врачом в той самой больнице при медицинском институте, где Семён Григорьевич недавно лечил обострение желудочной язвы .
      
      Они действительно познакомились в больнице. Алла была его лечащим врачом, К тому времени, когда они встретились, она уже развелась с первым мужем, но сохранила его фамилию в качестве продолжения своей. Семён Григорьевич после ухода жены не потерял своего мужского обаяния и сохранил умение очаровывать понравившуюся ему женщину. Как говорят, судьба свела их.
      
      Санька искренне переживал разрыв между родителями и иногда, когда мы были вместе, пытался вслух понять, что послужило причиной их развода. Я ему сочувствовал.
       - Отец, - как-то раз задумчиво сказал Санька, - наверное, свою язву желудка на фронте нажил.
       Прокручивая в уме происшедшие в их семье, он, по-видимому, предполагал, что не будь язвы у отца, мать его не бросила и он с врачихой в больнице не познакомился.
      
       Я тогда рассказал Саньке, что прочёл в одном периодическом журнале воспоминания одного молодого парня, будущего писателя, которого из-за язвы желудка не взяли на фронт. В жестокую голудуху в блокадном Ленинграде при язве чего он только не ел, даже столярный клей, кожу от ремня, машинное масло. Работал он тогда связистом, навешивал провода на столбы. Однажды, будучи слаб от голода, упал со столба на землю, но отделался только ушибами. И надо же, при очередном медицинском освидетельствовании язву не обнаружили и отправили на фронт.
      
      -Писатель написал - продолжил я, -что язва у него бесследно исчезла от пережитого им стресса. Может быть, и у твоего отца она залечится, если у него будет какой-нибудь стресс- неуверенно закончил я своё сообщение.
      Санька промолчал, может быть, не поверил в правдивость рассказанного мною.
      
       Алла появлялась утром в нашем длинном, наверное, пятидесяти метровом коридоре с полотенцем на шее, мыльницей, коробочкой зубного порошка и зубной щёткой в руках . Коридор, куда выходили двери всех комнат, был когда-то просторным, можно было свободно ездить на велосипеде, если бы не частокол разных по высоте и толщине соседских шкафов вдоль стен, ссужающих проход. Алла обычно выходила в заграничного производства черный атласный халат с большими ярко раскрашенными экзотическими попугаями на фоне. Халат элегантно очерчивал прелести молодой фигуры, а блестящая ткань четко контрастировала с крупными белыми икрами её длинных ног.
      
       С распущенными русыми волосами, струящимися по покатым плечам, и ещё с заспанным, но улыбающимся лицом Алла плавно шествовала по коридору, а потом сворачивала в более узкий, ведущий в общую кухню. Мужчины, ожидавшие в очереди около туалета, завидев появившуюся из-за угла Аллу, приветливо оживлялись, ведь она была самой молодой женщиной в нашем разновозрастном коллективе.А она стеснялась.
      
      Как-то Санька рассказал мне, что отец дома иногда носит Аллу на руках, а она смеётся. Трудно было представить, как худощавый язвенник Сеня мог держать такую длинноногую женщину на весу. Наверное, - сказал Санька,- отец сильно любит её, маму он на руках не носил. А ещё Санька сообщил мне, когда ещё ничего не было видно, что у Аллы будет ребёнок. И действительно у Семёна Григорьевича с Аллой родилась дочь, а у Саньки появилась малюсенькая сводная сестричка.
      
      Потом Санька уехал к матери, а к отцу стал приезжать только в гости на каникулы.
      
      Я не помню подробностей, когда Семён Григорьевич со своей семьёй сменил одну комнату в нашей коммунальной квартире на более просторную самостоятельную. Но этому предшествовала, по-видимому, защита Аллой кандидатской диссертации, потому что по существовавшему законодательству кандидат наук, как науный работник, имел право на дополнительную жилплощадь в виде отдельной комнаты. Алла преуспевала в своей общественной и врачебной деятельности. Об этом мне тоже рассказывал Санька. Он слышал об успехах Аллы из её разговоров с отцом. От Саньки я впервые узнал, что у ученых, как в армии, существуют персональные звания, но их меньше: аспирант, кандидат наук, доктор. Последние два они получают после защиты какого-то непонятного на слух слова "диссертация". Теперь я уже с интересом читал о предстоящих защитах в объявлениях, которые помещали на четвёртой странице нашей областной газеты.
      
       После переезда Семёна Григорьевича в отдельную квартиру я продолжал встречаться с Санькой, когда он приезжал к отцу. Мы вместе гуляли по городу, обсуждая интересовавшие нас события и проблемы. В конце сороковых и в начале пятидесятых годов из разговоров родителей с приятелями, и из газет я узнал о трагической смерти Михоэлса, я читал гневные и напористые статьи о низкопоклонстве некоторых советских граждан перед загнивающим Западом, о "безродных космополитах", об "антипатриотичной группе театральных критиков". В комнатах нашей квартиры, где проживали еврейские семьи, живо, но приглушённо обсуждали страшные события, происходившие в стране и старались предугадать, к чему приведёт этот ежедневно нарастающий по силе поток государственного антисемитизма..
      
       За плечами наших родителей была не только недавно закончившаяся тяжёлая многострадальная война, но и не менее страшные предвоенные годы многочисленных правительственных репрессий. Тогда тоже, судя по газетам и радио, весь советский народ единогласно одобрял уничтожение так называемых "отщепенцов", "подлых наймитов". А когда в газетах появилось сообщение об кремлёвских врачах-отравителях, взрослые, умудрённые жизненным опытом, люди почувствовали, что вот- вот начнётся что-то невообразимое. По малочисленности прожитых лет я не увязывал эти события в какую-то целенаправленную политику. Я гордился тем, что меня приняли в комсомол..
      
       В начале пятидесятых Алла Ивановна уже писала докторскую диссертацию. В один из вечеров в разгар антисемитского разгула в стране, как потом рассказал отец сыну, Алла, возвратясь из клиники института, предложила Семёну Григорьевичу фиктивно разойтись, чтобы её замужество за евреем не помешало бы предстоящей защите диссертации и дальнейшему карьерному росту. Она была несомненно талантливым врачом и перспективным учёным
      .
       Как рассказывал мне Санька, Алла сказала отцу, что всё останется у них по-старому, но в её анкете он не будет фигурировать, как муж.
      - Ты меня прости сказала Алла, но я столько времени и сил потратила на свою докторскую, столько из-за неё не додала в нашей жизни тебе и ребёнку, что будет очень обидно и больно, если наши антисемиты из Учёного совета при голосовании закидают её чёрными шарами. А потом ещё будут выражать мне сочувствие. Я уже видела подобное.
      
       От неожиданности предложенного женой, которую Семён Григорьевич продолжал нежно любить и в душе восхищаться, он стал говорить с заиканием:
      -Ну т-т ты, А-а-а-лик, (так в минуты нежности он называл свою Аллу Ивановну), ну ты то понимаешь, что я не виноват перед тобою, что родился евреем, ведь не обвиняют человека, что у него карие или серые глаза, и даже если необычные -зелёные. Почему же ты хочешь наказать меня?
      
      Он вдруг как-то сник, чего до этого с ним не бывало, и медленно побрёл в спальню, закрыв за собой дверь. Впервые в своей уже многолетней жизни он был поставлен в такое патовое положение. Он, знал, что Алла очень предана своей медицине, но во имя её карьеры разрушить их законный брак, формально оставить дочь без отца, ему перейти на нелегальные отношения -это было для него не только унизительным, но и кощунством.
      
       С другой стороны, он испугался, что может совсем потерять семью, потому что знал силу целеустремлённости Аллы и ощущал, что с ним жила уже не та молоденькая стеснительная женщина, которая пришла к нему пять лет назад и он, надавливая авторитетом своего возраста, мог влиять на её решения. После долгих размышлений Семён Григорьевич дал согласие на развод. О предстоящих бракоразводных процессах в то время также было положено сообщать читателям в объявлениях на четвёртой полосе областной газеты.
      
       Семён Григорьевич согласился на развод ещё и по другой причине. Недавно он встречался с одним ответственным работником из Москвы. Он с ним давно поддерживал приятельские отношения, цементируемые периодическими посещениями ресторанов, когда тот приезжал в командировку, На этот раз они вдвоём сидели в ресторане, когда тот под большим секретом рассказал Семёну Григорьевичу, что скоро всех евреев, как татар в войну, переселят в Еврейскую автономную область. Семён Григорьевич не стал рассказывать Алле об этом. Он не мог рассчитывать, что она, как жёны декабристов, поедет туда вместе с ним.
      
      - Может быть, размышлял он, - если учесть сложившуюся вокруг обстановку общественной травли, развод- это даже к лучшему для дальнейшей судьбы Аллы и дочери. Ведь же отказывались в предвоенные годы некоторые родные от своих осуждённых родственников, чтобы не оказаться в лагерях для так называемых членов семьи изменников родины.
      
       На меня рассказ Саньки произвёл большое впечатление. Я до этого как-то не задумывался о ежедневной семейной жизни смешанных по национальности семей. Ведь это, наверное, страшно, когда в семье муж и жена чувствуют разобщённость на этой почве. Ужасно, наверное, если в ссорах или разногласиях, которые бывают в каждых семьях, в качестве аргументов вдруг может возникнуть ссылка на национальную принадлежность жены или мужа. А каковы должны быть ощущения детей, живших в советское время и принадлежащих сразу двум народам? Я знал, например, одного парня моего возраста, который тщательно скрывал, что у него мать еврейка. Другие, будучи евреями по отцу, чтобы скрыть это переходили на фамилию матери.
      
       Семён Григорьевич и Алла Ивановна официально разошлись, но продолжали жить в одной квартире, якобы разделив её на две, тем самым сделав е коммунальной. Теперь, когда у них звонил телефон и снимал трубку Семён Григорьевич, то на просьбу попросить к телефону Аллу Ивановну, привычно отвечал:
      -Извините, я не знаю есть ли моя соседка дома, сейчас постучу к ней в дверь.
       А на входной двери , вместо одного звонка как обычно водится в отдельной квартире, на дверной раме торчали две кнопки. Они ходили по разным сторонам улиц, называли друг друга по имени и отчеству, чтобы никто, на их взгляд, не мог заподозрил, что они продолжают жить, как муж и жена.
      
       В начале 53-го года умер Сталин, врачи-"вредители", кто остался жив, были освобождены из заключения и оправданы из-за отсутствия состава преступлений. Алла Ивановна благополучно защитила докторскую и явно, как говорится. пошла в гору. Ей предложили заведовать клиникой, у неё появились заглядывающие ей в рот аспиранты, а потом и ученики, которые став под её руководством кандидатами медицинских наук, под её же руководством писали докторские диссертации. Она стала вхожа в областную элиту, её избрали членом обкома партии, непременным участником республиканских и всесоюзных симпозиумов и съездов. Её фамилия часто мелькала в областных газетах. Она много, напряжённо и продуктивно работала. Впереди, наверное, ей светило звание члена-корреспондента, а то и академика.
      
       А Семен Григорьевич как-то не оправился от удара, который нанесла ему жена фиктивным разводом, а, может быть, уже резче стала сказываться большая разница в возрасте между супругами, В решении семейных вопросов голос Аллы Ивановны всё чаще становился решающим. Она сама с годами внутренне и внешне менялась: пополнела, походка потеряла былую плавность и стала более решительной. Погрубел голос, в нём всё чаще проскальзывали командные интонации. Семён Григорьевич почти полностью освободил жену от домашних забот, перекладывая их на себя. На работу он ходил, но по согласованию с своим начальством, которое не могло отказать просьбе Алле Ивановне, большей частью занимался ею дома, составляя или проверяя строительные сметы или делал расчёты и что-то чертил.
      
       Дома он немало времени уделял готовке любимых женой и дочкой блюд, мойке посуды, уборке квартиры, занятиям с дочерью. Жили они дружно, но роли явно поменялись, в семье Семён Григорьевич уже не командовал, он стал, как шутили тогда, "ты бы" "Ты бы сходил за хлебом", "Ты бы уплатил за квартиру". Угнетало ли его такое положение, я не знаю.Его сын, Александр Семенович, хотя и дружил с отцом, приезжал к ним редко. Он после окончания инженерного института женился и с семьёй жил далеко от нашего города.
      
       Вдруг, в расцвете своей многообещающей карьеры и всеобщего уважения Алла Ивановна внезапно умерла, не дожив несколько лет до шестидесяти. Наверное, сказалась повседневная и многолетняя профессиональная перегрузка. Её похоронили на престижном кладбище города, а там на престижном месте и с большими почестями. Семён Григорьевич после смерти любимой женщины ненадолго пережил её. Их дочь Светлана к этому времени уже закончила медицинский институт, вышла замуж и работала врачом в одной из городских поликлиник. Я иногда встречал её на улице и каждый раз поражался удивительной похожести дочери на Аллу, ту, стеснительную, которую много лет назад впервые увидел в нашей коммуналке.
      
  • Комментарии: 4, последний от 05/12/2010.
  • © Copyright Шиф Владимир Самойлович (vladishifs@mail.ru)
  • Обновлено: 07/05/2016. 17k. Статистика.
  • Рассказ: Израиль
  • Оценка: 5.00*3  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка