По тротуарам, покрытым лужами... полустёртым "зебрам" переходов... набухшим водой песчаным садовым дорожкам...
Шуршали колёса проезжающих мимо машин. Гремела собачья цепь в промокшей будке. Тренькал звонком укутанный в полиэтилен велосипедист.
Это тоскливое скольжение Женщины сквозь неясные блики и звуки, сопровождал скучный, как метроном, стук её каблуков.
Ни промозглый дождь, ни порывы пронизывающего насквозь ветра, бьющего по ногам мокрыми и скользким опавшими листьями, - ничто не вызывало на её лице какого-либо выражения. Все в ней отупело, замкнулось.
Она не была ни жительницей этого города, ни его гостьей. Никто её здесь не знал, и она никого не знала. Утренний поезд привёз её сюда, а ночной, может статься, - увезёт.
Уже несколько лет что-то гнало эту Женщину по стране из одного населённого пункта в другой. В каждом из них она устраивалась на работу, но вскоре увольнялась и опять уезжала неведомо куда.
И никто из её часто сменявшихся сослуживцев и неблизких знакомых не имел ни малейшего понятия не только о её прошлом, но и о настоящем.
А в своё будущее она и сама смотрела с тем выражением, с каким обычно разглядывают старые обои...
Бесцельное изнурительное кружение Женщины по городу неожиданно прервалось. Её взгляд, скользивший по грязно-жёлтым листьям, споткнулся о чьи-то ноги в растоптанных ботинках и чуть не до колена мокрых брюках.
Подняв глаза, в которых бодрости и веселья было не больше, чем в этой погоде, Женщина увидела, что находится около старинного особняка.
Еле удерживая над головой сломанный и потому постоянно выворачиваемый ветром наизнанку зонтик, небритый человек недовольно переспросил Женщину:
- Ну, чё ты вылупилась? Берёшь?..
Красивое сине-белое здание оказалось местным городским театром.
Женщина кивнула мокрому человеку, расплатилась за билет и направилась к входу.
По обе стороны от двери ярко светились два внушительных деревянных короба под стеклом. В левом располагался репертуар театра на полмесяца, а в правом - большая афиша, на которой крупно чёрнело название спектакля:
ЩЕН
Шрифтом поменьше обозначался жанр:
Макеты с выставки времён Застоя и Запоя
И всё перечёркивала красная диагональ:
Премьера!
До начала спектакля оставалось, по-видимому, совсем немного времени, так как гардероб был уже забит пальто, плащами, зонтиками...
Она поднялась по мраморной лестнице во второй этаж. Зрительское фойе, уже опустевшее, было очень красивым: тёмный паркет, лепнина, изразцовые печки в углах маленьких зальчиков, резные кресла и банкетки. Мягким тёплым светом лучились люстры. Но вот и они погасли, а Женщину снова поторопили капельдинеры:
- Заходим, женщина, заходим ...
В зрительном зале уже стихал гул публики и вот-вот должен был начаться спектакль.
Держа в руках билет и сумочку, Женщина пробралась к единственному свободному месту в центре партера.
В это время тяжёлый, расшитый золотом занавес уже распахивался, скользя бахромой по авансцене, но свет в зале пока ешё не убирали.
Около своего места Женщина повернулась, чтобы сесть в кресло но, глянув мельком на сцену, вдруг замерла. Рука её взлетела к виску, голова резко дёрнулась, сумка с шумом упала на пол между рядами. Нелепой фигурой с побелевшим лицом она застыла посреди зала...
Из кресла, стоящего на авансцене у правого портала, поднялся Мужчина в чёрном костюме и, показав на декорации, спросил Женщину:
- Это ваша комната?
Голова Женщины вновь дернулась, похоже, что она кивнула...
И вдруг глухой, нечленораздельный возглас, почти вой, вырвался из её горла. Она съёжилась, поспешно нагнулась, подхватила упавшую сумку и стала выбираться из переплетения зрительских ног, взглядов, ухмылок и шепотков:
- Артистка... подставная...
- Не узнали что ли - Мамандальская!..
- Да, прямо! Это новенькая, к ихнему художнику приехала, вроде, как жена.
- Я вам говорю - Мамандальская это, только в гриме.
- Правильно. А новая у них - жена режиссёра, тоже нового.
- Старый-то совсем спился.
- И этот сопьётся. Со временем.
- Ну, чего вы сразу? Может, и пронесёт. Говорят, он современный, андердауном увлекается...
Вот, наконец, и спасительный для Женщины проход между рядами, но в спину ей вновь прозвучал со сцены низкий голос Мужчины, мягко, но настойчиво.
- Остановитесь. Прошу вас.
Она замерла в проходе между рядами, уткнувшись взглядом в узор ковровой дорожки.
- Очень прошу вас... поднимитесь на сцену.
Женщина подняла голову и, щурясь, оглядела притихший зал. Затем повернулась, подошла к рампе и легко поднялась по ступеням на сцену. Чуть помедлив, села в кресло у правого портала.
Зал и сцена резко погрузились в темноту.
И - в историю Женщины...
1
Тот же Мужской голос, только уже записанный на плёнку, как голос "от автора", произнёс в темноте:
- Женщина медленно и бесцельно брела сквозь осень по Городу...
И далее всё то, что вы уже прочли в самом начале.
И пока в зрительном зале звучало это осеннее описание, на сцене медленно набирался свет. Там было ещё очень раннее утро, поэтому рассмотреть подробно комнату Женщины пока не получалось - одни сумеречные очертания...
Загремел телефон. Не в самой комнате, а в коридоре, рядом с дверью. В паузе между звонками где-то вдалеке щёлкнул английский замок и оттуда же донёсся скрип открываемой двери. Шарканье домашних тапок приблизилось к телефону. Трубка снялась с рычага. После сипло-хриплого "Алё..." раздался оглушительный стук в дверь комнаты.
Тапки поволоклись в обратном направлении.
Скрипнула дверь.
Щелкнул замок.
Тишина.
На сцене посветлело.
Узкая комната втиснулась между давно не крашеной дверью и рассохшимся окном. Они смотрели друг на друга издалека уже много лет.
Рядом с дверью в углу стоял двустворчатый платяной шкаф с чемоданом наверху. К стенке шкафа примкнула изголовьем лежанка с одной спинкой. А в ногах её примостился невысокий пуф у столика с небольшим трельяжем и многократно повторенным в зеркалах обилием косметики.
По другую сторону от двери висела на вешалке верхняя одежда. А дальше вдоль стены за квадратным обеденным столом пристроилась в углу тумбочка с допотопным телевизором.
Перед кроватью - коврик, над кроватью - репродуктор, в самой кровати - Женщина.
Вот и всё, что было в этой продолговатой комнате.
Откинув с лица одеяло, Женщина некоторое время после ужасного грохота в дверь лежала на спине, не двигаясь, и с закрытыми глазами. Будто пыталась восстановить в комнате тишину. Мягко сев, она вслепую нашарила ногами тапки, и тихо вышла из комнаты к телефону.
Будильник на полу у кровати зазвенел самой отвратительной из всех возможных трелей.
Женщина тут же вернулась в комнату, держа в руках аппарат и трубку. Споткнулась о коврик, потеряла тапок, ударила босой ногой по кнопке будильника и с размаху плюхнулась на кровать.
- Алё? Кто? А-а, это ты. Который час? Спасибо, Тонюшка. Угу. Всё, проснулась. А вы, что, еще не ложились? Да нет, я спрашиваю, совсем не спали? Сумасшедшие. Я? Нет, я одна. Тоня, ты же знаешь. Почему - вру? Феликс? Проводил, конечно. Он поймал машину, довёз меня. Сразу домой поехал, не выходя. Сказал - домой. Откуда я знаю, почему. Он? Да, прилично. Нет, меня просто в машине укачало. Подожди, форточку закрою...
Женщина подошла к окну и протянула руку к форточке, но в этот момент репродуктор, включённый на полную мощность, извергнул из себя жестяной звук первого аккорда гимна. Женщина отреагировала не сразу. Некоторое время она пристально глядела на радио, а потом вернулась к кровати и повернула ручку громкости так, как будто задушила кого. И забралась под одеяло.
- Алё... Всё в порядке, это меня страна будила... Нет, передумала - душно будет. Не замёрзну, я прикрылась. Ну что ты, нет, уже не усну. Кофту? Ладно, сегодня надену - покажу, увидишь. Ночью довязала, когда приехала. Да быстро как-то, даже не заметила... Нет, Тонюшка, я помню, возьму... Да вон он, твой зонтик, на шкафу висит. Вечером? Придумаем что-нибудь, там видно будет. Ну, пока, Тонюш. Да. Всё, пока...
Женщина пружинисто поднялась, оставив телефон на кровати. Машинально достала из шкафа пёстренький халат. Постояла, вслушиваясь в тишину, и, на ходу всовывая руки в рукава, вышла из комнаты.
Но не тут-то было.
- Доброе утро, товарищи!
Это там, в пыльных недрах, в замысловатых сплетениях древних проводков бабушкиного радио что-то перемкнуло, и со стены комнаты городское радиовещание снова децибельно поприветствовало своих горожан:
- Сегодня вторник, двадцать девятое октября. Местное время - шесть часов утра. В эфире - последние известия...
Женщина вернулась в комнату уже с зубной щёткой во рту. Потянув за шнур, она выдернула штепсель репродуктора из розетки, но потом, постояв и повертев его в руках, снова воткнула обратно, предварительно убавив громкость.
Но теперь пришла очередь следующего телефонного звонка. Она сняла трубку.
- Привет, Гера, ты что, в ночь работаешь?.. Чувствую себя хорошо, а что случилось, Гера?.. Что? Какой паренёк?.. Гера, перестань, на кой черт он мне нужен?.. Вот, видишь, он и тебе не нужен, так в чем дело?.. Ну, если земляк, тогда конечно, только ведь он не мой земляк. Насколько мне известно, мы с тобой из разных волостей... Сколько?! Недельку... Так. Герочка, в моей комнате кроме меня никто не ночует, и ты об этом знаешь, кажется, лучше всех... Что тебе делать? Отвези его к себе... Правильно, у Лары последние дни голова болит, а у меня такого места, чтоб болеть, нет!.. - Женщине вдруг надоело спорить, и она неожиданно согласилась. - Ладно, вези. Завтра утром я его вышвырну... Не 'там посмотрим', а я сказала - вышвырну... Не зли меня. Все, не мешай мне, - и она сначала быстро нажала пальцем на кнопку, а уж потом положила трубку.
- Шесть часов десять минут, местное время. Утренний концерт. В программе - музыка к кинофильмам...
Женщина чуть прибавила звук и вышла из комнаты, взяв со стола поднос с принадлежностями для варки кофе. И тут же вернулась обратно. Швырнув на стол пустую коробку спичек, она достала из-за шкафа электроплитку. Приладила её на деревянную скамеечку и включила... Поставила вариться кофе... Взглянув на часы, набрала номер:
- Утренний концерт окончен, - вскоре "обрадовал" её репродуктор.
- Еще нет, - Женщина продолжала сопротивляться.
Снова выдернув шнур радио, она включила теперь телевизор. А пока тот нагревался, стояла, задумавшись, у окна. Когда из телевизора донеслось шипенье, она переключила канал и из ящика ешё один приятный голос возвестил:
- На 'Маяке' - музыка к кинофильмам.
- Вот так... - отметила Женщина с победной интонацией.
Кофе подошёл. Заварив внушительную чашку, она стала пить его медленно, неторопливо, под музыку. Потом перешла с блюдцем к туалетному столику, включила лампу на трельяже и начала краситься...
2
Со стороны улицы донёсся скрип тормозов.
- 'Земляк'... Вот паразит...
Женщина вздохнула и собралась идти открывать входную дверь, но, услышав, что её открыли ключом, опустилась на пуф обратно. В комнату постучали. Она не ответила. Дверь чуть приоткрылась, и Герка вошёл как-то боком, плечом вперёд.
- Чем ты открыл?
- Я?.. - вопрос застигнул его врасплох.
- Да, ты.
- Кстати, на-ка, возьми, - тут же быстро нашёлся Герка и разжал руку: ключи соскользнули на стол. - Вчера какого-то кретина с яйцами вез на рынок. Всю машину разукрасил, когда я тормознул. Потом сиденье полдня чистил и вот: нашёл твои ключи за задним сиденьем. Помнишь, ты все стонала, когда у тебя сумку украли, что пришлось новые ключи заказывать? Оказывается, никто их и не крал, они у тебя просто вывалились
- Я всегда сижу рядом с тобой, а не на заднем сиденье, - заметила она, уличая его во лжи и продолжая краситься. - Ладно, брось на стол.
- Уже бросил, - стоя у дверей, ответил Герка
Вдруг Женщина с резким стуком поставила помаду на столик.
- Гера, подойди ко мне... поцелуй, - каким-то неожиданно жалостным тоном попросила она.
- Ты же знаешь, у меня от помады изжога, - начал было юморить Герка, но Женщина прервала его.
- Не шути, Гера. Подойди скорее. Что-то плохо мне сегодня очень... внутри что-то ноет... и трясёт. Всё утро боюсь чего-то...
Когда Герка приблизился, Женщина, целуя, повлекла его к кровати.
- Ты же сказала: 'В моей комнате, кроме меня...'
- Тш-ш-ш... Я потом уйду на работу, а ты останешься. Отдохнёшь от своих, выспишься. Ты же после заснёшь сразу... А я тихонько уйду на работу.
Герка мягко освободился от её рук...
- Действительно, всю ночь мотался. Спать хочу страшно.
Некоторое время они сидели на кровати молча...
- Ну, в чём дело? - выдавила из себя Женщина.
- Я взял вызов, - ответил Герка, не поднимая глаз от пола. - На сейчас. Тут, рядом. Да и... Парня-то я привёз... Там, в машине сидит...
Женщина опустила спину на подушку и воздухом посвистела в потолок. Потом перевела взгляд на Герку и легко спросила:
- Сколько ему?
- Лет двадцать.
- Не боишься?
- Нет, - Герка, крякнув, поднялся с кровати и резко поменял тему. - Ты чего-то неважно выглядишь, не приболела?
- Думаешь, не клюнет на мои мешки?
- Ты не клюнешь. Щенок ещё, слабенький, и на вид, да и так....
- Ты нахал, Гера. Слабенький... Иногда, бывает, и "слабенького" хочется. Особенно когда "крепенького" не дают, - коротко хохотнула Женщина. - Нет, я определённо попрошу сейчас этого твоего слабенького щенка подменить усталого, измученного таксиста.
- Я вот давно хотел спросить, - опять сменил тему Герка, - на кой ляд ты каждый день вскакиваешь в такую рань? Не спится?
- Встаю специально за два часа до выхода на работу. Все сделаю, потом сижу и полчаса спокойно пью кофе. Прихожу в результате в приличное состояние.
- Выходит, я тебе помешал?
- Что-то входит и выходит, а в трюме моем, - она опять рассмеялась и протянула: - темно-о...
- Где у тебя темно? - не понял Герка.
- В глазах... Это песня такая есть, Гера... Вернее, - была, но я в ней почему-то слова переврала, - закончив краситься, она стала убирать кровать. - Там дальше ещё говорится о том, что с утра до утра ежедневно надзиратели глаз не смыкают. И - темно.
- Ты что-то бредишь, - Герка подошёл к окну.
- Бредишь ли, грезишь ли - разница где? Всё равно, главное - ждешь.
- Мне тоже прикажете ожидать? - Герка отколупнул ногтем пластинку засохшей оконной краски.
- Что ты! Ждать - это искусство, как говорил мой второй муж. Он умел, даже любил это дело - ждать. 'Но искусство жертв требует, так что тебе это недоступно', - это он про меня так.
- А ты про меня? - серая пластинка от Геркиного щелчка вылетела в форточку, но не упала сразу вниз, а как-то по косой спланировала на козырёк подъезда напротив.
- Перестань сорить во дворе, вчера только субботник был.
- Вчера был воскресник. А чего в этом вашем колодце убирать-то?
- Не видишь - окно в пыли всё, двор подметали. Всем домом. Дружно и очень тщательно.
- Вчера, вроде, дождь был...
- Гера, отстань, а? Я просто попросила ничего не выбрасывать из окна, а то меня соседи вообще сожрут.
- Тебя со...
- Может, о чём-нибудь другом побеседуем в шесть сорок утра?..
Герка только сейчас отвернулся от окна и опустился прямо на пол, упершись спиной в батарею. Достал сигарету и понюхал её.
- Ты сказала 'второй'. Ты что, была замужем?
- Второй, значит, второй. Тебе знать не обязательно. Извини, случайно вырвалось. Не переживай. Сигарету убери.
Герка вздохнул и засунул пачку обратно в нагрудный карман.
- Ну, так как с этим парнем?
Женщина закончила с кроватью, вынула из шкафа пакет с новой мужской рубашкой и, бросив его Герке через дверцу, стала за ней одеваться.
- С праздником!
Герка поймал пакет и удивлённо спросил:
- С каким?
- Ровно семь лет назад, точно в такой же прохладный октябрьский день, правда, вечером, ты, предварительно хорошо меня накачав, отвёз к себе. А Лара твоя тогда находилась в роддоме. Или ты такие даты не отмечаешь?..
Герка, пристыжено поджав губы, безмолвствовал. Выждав слегка мстительную паузу, она с иронией продолжила:
- А у меня, господин измученный таксист, последнее время, знаете ли, появилась какая-то новая страсть: точно помнить что, где, когда, с кем, в какой обстановке и при каких обстоятельствах! Иногда просто страдаю от постоянного сложения-вычитания в голове!
- Прости, - наконец пробормотал Герка, прокашливая горло, - нет, правда, вчера еще, с вечера, помнил.
Голос из-за дверцы шкафа зазвучал чуть суше:
- Привёз, так приведи. Неудобно, мальчик аж четверо суток, говоришь, не спал!..
Женщина появилась в брюках и вязаной кофте. Удивительно хороша, азартна, но зла.
- Иди, иди с богом, Гера... Отдохни.
Герка, прихватив пакет с рубашкой, поднялся с пола и направился к двери. Около Женщины остановился и наклонился её поцеловать:
- Вечером позвоню.
Она, поведя плечом, отстранилась
- Упадешь ещё. Иди... - и вдруг широко улыбнулась. - Поди прочь, окаянный человек...
Герка вышёл. Вскоре со стороны улицы послышался шум отъехавшей машины. Женщина перестала улыбаться и подошла к окну. Вглядываясь в еле видимое отражение своего лица на стекле, тихо проговорила:
- Все-таки трясёт...
Взяла со стола поднос и унесла из комнаты...
3
В дверях комнаты возник Юноша. Лет двадцати. Светлые, соломенные волосы. Голубые глаза. Оглядевшись, он остался стоять у вешалки.
Вернулась Женщина и, никак не прореагировав на гостя, раздражённо поставила невымытую посуду на стол. Бесцеремонно отодвинула рукой Юношу, взяла с вешалки кожаное пальто. Раздался телефонный звонок. На ходу, одеваясь, Женщина сняла трубку:
- Выхожу! А он что у тебя остался? Спит? Так разбуди и скажи, что в следующий раз, когда ему взбредёт в голову меня кому-нибудь подложить, пусть потом не напивается с клиентом до бессознательного состояния... Спасибо Феликсу - не бросил, хоть домой довёз... Ладно, ты тоже! Помолчи! Да, взбесилась!
Оборвав разговор, Женщина присела к туалетному столику и опять внимательно посмотрела в зеркало. Неожиданно подмигнула себе, и стала быстро собираться: надела часы, браслет, кольца; сбросила в кожаную сумку косметику. Проверила кошелёк, достала с обратной стороны двери ключи. Набрала номер.
- Простите, а Валерий Ефимович уже проснулся? Еще нет... Извините... Вечером? Хорошо, спасибо.
Взяла со стола ключи, оставленные Геркой, подбросила на ладони.
- Давай, парень! Твоя теперь очередь!
Положила ключи на стол. Ушла.
С улицы донёсся стук её каблуков. Юноша подошёл к окну, посмотрел вниз...
Во двор снова въехала машина, и почти тут же в комнате появился взъерошенный Герка. В руке еще одни ключи.
- В общем так, пацан... Тут у меня... Короче, надо потолковать с человечком. Там у неё трагедия какая-то. Из дома, что ли, выгнали или сама сбежала, пока не понял. Ты вот что... Тут за углом скверик, часок погуляешь, лады?
Юноша пожал плечами.
- Хорошо, - и двинулся к двери.
- Подожди. Человечек у меня в машине, скажи ей, чтобы поднялась сюда. Квартиру скажи.
- Хорошо.
- Входную дверь только не захлопни...
-Хорошо.
Юноша открыл дверь.
- Стой. Только ты так... поинтеллигентнее с человечком... Ну, чего уставился? А, блин, ладно... Ты тогда это, поднимаешься этажом выше, подождешь, пока мы сюда войдем, понял?
Юноша, положил ключи со стола в карман и вышел вслед за таксистом. Во дворе хлопнула дверца машины.
4
- Захо-одь!
Герка широким жестом впустил в комнату высокую молодую девушку. Очень молодую, очень высокую, и не по годам крепко сбитую.
- Давай, давай, не стесняйся! Во-от. В этой комнатухе ты и будешь с сегодняшнего дня проживать. Месяц, два, три - сколько хошь! И ни про что не спрашивай, ни про что не выясняй. Как я сказал, так и будя! Вещицы твои перевезём поближе к вечеру и все наши расстройства и грустности улетучатся! Тут у нас один паренёк живёт, то бишь, жил, мой земляк, но мы ему скажем: так и так, милдруг-минхерц, пожил-понаслаждался, пора и совесть знать. Дай другим тепереча райской жизни вкусить!.. Так что, мадмазэл? Кофей, коньяк, компот, а то - сигареты? Чё изволите, а?
Девушка молча наблюдала за этой кобелиной суетой.
- Та-ак. Значит, ничего? Не желаете? Так нормально! А может, - уют? Необходим уют? Так создадим и уют! Уют мы сварганим по высочайшему пилотированию! Эт-то чё такое? - Герка находит на телевизоре какой-то бланк. - Ой, телеграмма! Мусор - убрррать! - и он рвёт бланк на несколько частей; подходит к столику с трельяжем. - Эт-то чёй-то? У-у, сколько парфюмерного магазина наворочено! Интересна, интересна! На кой же леший молодому завлекательному парубку столько женской ваксы? А мож-быть он... Нет, про ето вам, мамзэл, ещё рановато... Так, а это чё? Ха-лат. Чей? Женский! Так и есть, завёл кого-то! Ах, паршивец! Хотя, чё ж? Молодой, сильный, здоровый парубок и такая же молодая, красивая, розовощекая девушка. Как, верно, а?
Девушка по-прежнему никак не реагировала на эту возбуждённую прыть.
- Значит, никак. Нормально. Присаживайся, чувствуй себя, как говорится, и все! Никаких проблемностев и сложностев не имеем. Пока, а?..
Загадочное молчание великовозрастной отроковицы показалось Герке уже подозрительным, и его азартный натиск обольстителя чуток ослаб, а таксистский лоск заметно потускнел...
-Значит, никаких. Нормалёк... - уже автоматически завершил он свой неудавшийся "подъезд". И уже собрался, было, объявить план "Б", как немой наконец заговорил:
- Сколько? - окающим баском спросила дивчина с Волги.
- Сколько мне лет? - тут же встрепенулся Герка и стал острить: - 'Столько же, сколько и зим!' А? Старушка знала в этом толк! Сколько? Да буквально один поцелуй и вырубаем счетчик!
- Один... - задумались румяные щёки при тугой тёмной косе.
- Два - и на все вечные времена забываем о любых расценках! - не на шутку заводилась мужская похоть.
- Два... - продолжала что-то вычислять эта высоченная парная свежесть.
- А три - падаем на мягкую леопардовую шкуру, - подпустил поэтичности в похабщину крупный ловелас из предместья, - и в ладье любви взвиваемся в пену облаков, превращая обыкновенный таксомотор в сверхзвуковую птицу!
- Раз-два-три...
- Раз-два-три!
- Раз?
- Два!
Мозолистая длань наотмашь хлястнула по распалённой морде таксиста:
- Три!!!
- Так, так. Так. Так-так-так... Утрёмся. И посмотрим более внимательно, чуть более внимательно...
И вдруг в тупом кобелином мозгу дрянного потасканного мужичонки что-то щёлкнуло. В самой глубине его блеклых зрачков полыхнуло какое-то забытое им пламя. И бывшая надежда всего литобъединения "Рваный парус" при районной многотиражке - юный поэт Герман Гвоздёв - с волнующей хрипотцой в голосе выдал страстный стих:
... в эти бешеные зрачки
Разъяренной львицы молодой...
Вглядимся, всё же вглядимся...
И восхитимся
Ликом, пылающим гневом дикой богини!
Вздрогнем и испуганно отшатнёмся,
Встретив трепет губ пересохших
И жемчуг сверкающих белых слепящих зубов!
Глубоко-глубоко, так, чтобы легкие разорвались,
Втянем воздух в себя
И в дрожащие, нервные ноздри ворвётся
Этот пьяный, бродящий и душный
Запах сильного, мощного тела...
Тела юной и гневной пантеры,
Натянувшегося, как струна!..
- Да-а. Здорово...
Произвело, задел стих Девушку. И Герка спросил её тихо и почти робко: