Аннотация: Леонид Духин
Добрый дедушка Франц из Гайсхорна,или удивительные метаморфозы Франца МурераИз серии «Монстры XX века»Документальный рассказ
Леонид Духин
Добрый дедушка Франц из Гайсхорна,
или удивительные метаморфозы Франца Мурера
Из серии «Монстры XX века»
Документальный рассказ
«Референтом по еврейским вопросам при Хингсте – гебитскомиссаре Вильно был молодой австриец Франц Мурер, за свою садистскую жестокость получивший прозвище «малэх hамовэс шэль Ерушолаим дэЛита» («ангел смерти «Иерусалима Литвы»). Когда он появлялся в гетто, люди старались не попадаться ему на глаза. Матери пугали им детей: не будешь слушаться, придет Мурер и заберет тебя в Понары…» – из воспоминаний выживших узников Виленского гетто.
Жемчужина Пальтенталя
Городок Гайсхорн (Gaishorn am See) расположен в альпийской долине Пальтенталь (федеральная земля Верхняя Штирия (Obersteiermark) в Австрии). Величественные заснеженные вершины Альп окружают его и придают сказочный вид; кристально чистый воздух напоен ароматом альпийских лугов. Приходская церковь Святой Троицы, освященная в 1180 году, служит главной туристической достопримечательностью; старинное приходское кладбище заботливо обустроено и поныне служит местом захоронения прихожан Гайсхорна. Кладбищенский покой время от времени нарушают любознательные туристы, привлеченные старинными надгробьями с готическими письменами; их веселый взгляд праздно скользит по непримечательной могильной плите с краткой надписью: «Франц Мурер, годы жизни: 1917-1995». Кладбищенский сторож, заметив любопытство гостей, поясняет: «Это могила доброго дедушки Франца, уважаемого члена нашего прихода»…
Когда его просят, очевидно, из праздного любопытства, рассказать чуть подробнее, сторож Лоренц, упитанный австриец средних лет, с удовольствием предается воспоминаниям; его карие, слегка навыкате глаза блестят от умиления:
«Помнится мне, как еще мальчишкой я часто сидел с пожилым и седовласым Францем Мурером на крыльце его дома в Гайсхорне. Он разговаривал со мной на равных, спокойно и не спеша; его речь казалась мне восхитительной», – здесь Лоренц привычно выдерживает многозначительную паузу, после чего продолжает: «Больше всего мне запомнился необычайно обаятельный облик этого старика, нашедшего время побеседовать на равных, как мужчина с мужчиной, с таким сорванцом, как я…».
Ветеран народной партии
Респектабельный старик, задушевно беседовавший с юным Лоренцем на крыльце своей усадьбы в Гайсхорне, оказался не выдумкой и не страшным призраком, воскресшим из небытия. Действительно, он был тем самым Мурером, более известным как “Schlachter von Wilno” («мясник Виленского гетто»), имя которого после 20-летнего забвения снова появилось на страницах австрийских газет, когда его сын Герульф – статс-секретарь парламентской коалиции Австрийской социалистической партии (SPO) и Австрийской партии свободы (FPO) получил руководящий пост в Министерстве сельского хозяйства Австрии. Однако в шумовом фоне развернувшейся в середине 80-х годов ХХ века полемики критические голоса были едва различимы, возможно, оттого, что Мурер-старший в качестве почетного, но отставного ветерана Австрийской народной партии (OVP) не вписывался в схему широкомасштабного конфликта между бывшим федеральным канцлером Австрии Бруно Крайским и Симоном Визенталем, в ту пору расследовавшим нацистское прошлое лидера Австрийской партии свободы Петера. При том, что, в отличие от партийного босса Петера, в отношении которого Центр документации вел расследование, Мурер был отъявленным военным преступником (“Kriegsverbrecher”), на кровавый след которого Визенталь вышел еще в 1947 году по случайному стечению обстоятельств…
Нечаянная находка на Йом Кипур
Приближался Судный день (Йом Кипур) 1947 года, и 2 еврейских беженца из Польши, оказавшиеся в лагере для перемещенных лиц в городе Грац в австрийской Штирии (Steiermark), отправились в ближнее село, чтобы за американские консервы и шоколад выменять нескольких кур для – כפרת עוף–символического обряда искупления грехов. Встретившийся им пожилой тирольский крестьянин указал на большую усадьбу неподалеку, но предупредил, что ее хозяин – большой ненавистник евреев (“grosser Judenhasser”). Вполне возможно, что, в лучшем случае, он выставит их за ворота или, не сдержав свои чувства, натравит дворовых псов. Молодые люди сразу вспомнили имя Адольфа Эйхмана и так уверовали в то, что обнаружили именно его – !ימך שמו וזכרונו – имах шмо вэзихроно! (да сотрется его имя и память о нем!) буквально под носом у Центра документации Визенталя, что немедленно отправились в Линц, где в то время находился Центр, и рассказали о своей находке.
Вскоре Мурер по решению окружного суда по уголовным делам в Граце был арестован и заключен в городскую тюрьму; в августе 1947 года его делом вплотную занялась Федеральная прокуратура Австрии. Основанием к возбуждению уголовного дела послужили свидетельства бывших узников Виленского гетто – очевидцев его преступлений, согласно которым Франц Мурер в качестве референта по еврейским вопросам и первого помощника гебитскомиссара города Вильно Хингста несет прямую ответственность за садистские издевательства над узниками гетто и их массовые расстрелы в Понарах. Его имя впервые, в 1945 году на заседании Международного трибунала в Нюрнберге, озвучил Аврам Суцкевер, которому удалось вырваться из гетто и, добравшись до Рудницкой пущи, стать бойцом еврейского партизанского отряда נקמהנעמער"” – «нэкомэнэмер» («мстители»). Он неоднократно упоминает о Мурере в своей книге воспоминаний פון ווילנער געטא" – «Гетто Вильно», изданной в 1946 году в Москве издательством «Дэр Эмэс» и ставшей ныне библиографической редкостью:
«До образования первого юденрата еврейскую общину Вильно возглавлял доктор Выгодский, часто выступавший в роли ее ходатая («штадлана») в довоенной польской администрации города. Наивно полагая, что немецкая оккупационная власть сможет прекратить бесчинства литовской полиции в еврейских кварталах, он на свой страх и риск отправился в особняк гебитскомиссариата на прием к Муреру…
Прервав Выгодского на полуслове, Мурер выволок старика из своего кабинета и спустил вниз по мраморной парадной лестнице…».
«Вхождение во власть» референта по еврейским вопросам более обстоятельно описывается в воспоминаниях другого очевидца тех событий.
История одного Эстеровича
Самуил (Шмуэль) Эстерович родился в религиозной еврейской семье в Вильно в 1897 г. Волей судьбы оказавшись в одном из эпицентров исторических катаклизмов первой половины ХХ века – в ירושלים ד'ליטא – «Иерусалиме Литвы», он выжил в гетто во многом благодаря тому, что работал в армейском автопарке HKP 562, которым руководил майор вермахта Карл Плагге. В начале июля 1944 года, когда части Советской Армии вплотную приблизились к Вильно, он предупредил еврейских рабочих, что вскоре они будут переданы СС. Укрывшись в заранее приготовленных тайниках («малинах»), группа евреев, в том числе Эстерович с женой и дочерью, спаслись от, казалось бы, неминуемой смерти.
Карл Плагге был не единственным немцем, сохранившим иммунитет к проказе антисемитизма. Помимо фельдфебеля Антона Шмидта, который за помощь виленским евреям предстал перед военным судом и был расстрелян, Эстерович упоминает немецкого солдата Бергера – бывшего автослесаря из города Хемниц, с которым он работал в автохозяйстве майора Плагге и успел подружиться. Однажды Бергер вернулся из города сильно возбужденным: в районе Снипишек ему встретилась колонна из нескольких сотен евреев под конвоем литовской полиции. Он спросил немецкого офицера, возглавлявшего конвой, куда они направляются, и получил краткий ответ: в Понары…
Наедине с Эстеровичем Бергер не скрывал своего возмущения: «От того, что эти негодяи (dreckische Lumpen) творят здесь от имени немецкого народа, нам не отмыться во все последующие века!»…
В 1951 году Эстерович вместе с семьей как бывшие польские граждане эмигрировал в США. Свои воспоминания он начал записывать еще в 1975 году на русском языке; его дочь Перл перевела их на английский, но, к сожалению, до сих пор их большая часть не опубликована.
Самуил Эстеровичזיכרונו לברכו ! – благословенна его память! умер в январе 1985 года в США.
Самуил Эстерович, Вильно, 1940 г.
Разумеется, в его воспоминаниях нас, прежде всего, интересует всё, что связано с героем (антигероем) нашего повествования – Францем Мурером:
«В качестве новоиспеченного помощника гебитскомиссара Хингста Мурер первым делом вызвал членов юденрата во главе с инженером Шаулем Троцким в свою резиденцию на проспекте Мицкевича и, не скрывая своей ненависти и презрения к ним, потребовал от еврейской общины «контрибуции» в размере нескольких миллионов рублей. Мурер пригрозил: если указанная сумма не будет собрана в течение трех дней, община лишится 5 000 еврейских голов… Его речь была столь оскорбительной и пугающей, что у председателя юденрата Шауля Троцкого случился инфаркт, и он потерял сознание в офисе Мурера. Для того чтобы доставить его, так и не пришедшего в сознание, домой, членам юденрата пришлось нести его на руках по городу несколько километров, потому что Мурер запретил им пользоваться городским транспортом. Поскольку не было физической возможности собрать требуемую сумму в срок наличными, Мурер «милостиво» согласился принять «контрибуцию» драгоценностями…».
Ганс Хингст, гебитскомиссар Вильно (в центре) и Франц Мурер (справа от него в форме СС), Вильно, 1942 г.
Последняя песня Любы Левицкой
Исполнительница еврейских народных песен Люба Левицкая была окружена аурой любви и почитания. Жители еврейских кварталов Вильно были очарованы ее исполнительским мастерством; мелодичное сопрано то наполняло грустью, то подымало настроение до уровня безудержного веселья. Лукавый юмор народной песни не оставлял равнодушным к словам на идиш, наполненным такой любовью к слушателям, что их глаза невольно блестели от слез. «Голос соловья слышен в наших краях» – ,קול הזמיר נשמע בארצנו – говорили евреи о Левицкой. «Азомир шэль Вильна» – הזמיר של ווילנא – «Виленским соловьем» называли они Любу. Когда из раскрытых окон домов на улице Страшуна или в переулке Виленского гаона лилась мелодия песни «Ойф дэм вэг штэйт а бойм», люди знали: Люба выступает на радио. Это была любимая песня Левицкой:
אויף דעם וועג שטייט א בוים,
שטייט אריינגעבויגן,
אלע פייגלעך פונעם בוים
זיינען זיך צעפלויגן
Ойф дэм вэг штэйт а бойм,
Штэйт арайнгебойгн,
Алэ фэйглэх фунэм бойм
Зэнэн зих цефлойгн…
Стоит у дороги дерево,
Стоит одиноко, согнутое ветром.
Все пташки с его ветвей
Давно уж разлетелись…
Левицкая вела класс вокала в консерватории Вильно. После аннексии Литвы Советским Союзом в 1940 г. Любу стали приглашать в Москву для участия в концертах; она не отказывалась…
Несколько месяцев ее не было в гетто: она скрывалась у своих друзей – польских музыкантов в районе Зверинца. Когда в городе начались массовые облавы на евреев, она вернулась в гетто. Неоднократно ее приглашали исполнить еврейские народные песни на концертах, организованных подпольной организацией в гетто.
Это были незабываемые концерты: слова и мелодия песен вызывали в памяти образы людей, еще недавно живших рядом и отправленных в Понары. Удивительным образом никому из аудитории не приходила в голову мысль, что и они могут быть в любой момент окружены «хапунами» – литовской полицией и прямо с концертов доставлены к свежевырытым рвам в Понарах. Если бы Мурер узнал о таких «перформансах», судьба их участников была бы трагической…
Левицкой чудом удалось выжить во время одной из облав в гетто, укрывшись в погребе. Помощник Мурера – гестаповец Швайнбергер обнаружил Любу, пинал ее сапогами и колол кинжалом. Она долгое время пролежала в больнице гетто с отбитыми легкими…
Любу погубил холщовый мешочек с горохом: ее польский друг-музыкант принес горох для ее больной матери. Они должны были встретиться у главных ворот в гетто на улице Рудницкой. На обратном пути ее заметил Мурер, проезжавший по Рудницкой в автомобиле. Он вылез из машины и проверил, прочно ли пришит « могэн-Давид» – желтая шестиконечная звезда на ее пальто. Затем он обыскал Любу и обнаружил холщовый мешочек с горохом. Мурер приказал ей сесть в автомобиль и отвез в городскую тюрьму Лукишки.
В Лукишках она просидела больше месяца. Каждый день кого-нибудь из ее соседей по тюремной камере увозили в Понары. Люба понимала, что никогда больше не будет петь в гетто: дни, а возможно, и часы ее жизни были сочтены. Она пела в камере для своих подруг по несчастью, обреченных на смерть, чтобы хоть немного порадовать их страдающие души…
Мартин Вайс, который в то время руководил «расстрельной командой» (Sonderkommando) в Понарах, лично прибыл за Любой в тюрьму, чтобы отвезти ее на смерть. В автомобиле их было трое: Вайс вел машину, рядом сидела его любовница Хелен Дегнер из Гамбурга и на заднем сиденье Левицкая.
На краю глубокого рва Хелен приказала Любе раздеться, но та отказалась. Тогда рассерженная немка вытащила кинжал; «если ты немедленно не разденешься, – кричала она – я выколю твои наглые еврейские глаза» (“deine freche judische Augen”). Люба, молча, обернулась ко рву: покрытые глиной в нем покоились тела евреев из гетто, которые еще несколько месяцев назад слушали ее песни. Вайс и Мурер стояли в стороне и с любопытством наблюдали за происходящим.
Свою последнюю песню Люба Левицкая исполнила за мгновение до смерти. Это был ее «кадиш» для десятков тысяч евреев Вильно, убитых в Понарах. Она пела на иврите молитву Виленского гаона, звучавшую как реквием:
שהשלום שלו ישים עלינו,
ישים עלינו ברכה ושלום
ועל ישראל, עם ישראל כולם,
על עם ישראל שלום...
Шэ ашолом шэло яасим алэйну,
Ясим алэйну брохо вэшолойм
Вэ аль Исроэл, ам Исроэл кулом,
Аль ам Исроэл шолойм!..
Пусть дарует нам Господь свой мир и покой
И одарит нас своим благословением,
Нас и весь народ Израиля,
Да пребудут с нами мир и покой!..
Хелен Дегнер, бывшая студентка университета Гамбурга, улыбаясь, подошла к Любе Левицкой и выстрелила из пистолета ей в затылок.
Мартин Вайс, начальник Sonderkommando в Понарах, Вильно, 1942 г.
Образцовый испытательный полигон Холокоста
Литва была захвачена немцами в считанные дни: части вермахта вошли в Каунас и Вильно в полуденные часы 24 июня 1941 г., в Шауляй (Шавли) и Укмерге (Вилькомир) 26 июня. Литва и Латвия оказались западней для евреев: несмотря на их аннексию Советским Союзом в 1940 г. (в соответствии с секретными протоколами пакта Молотова-Риббентропа), старая граница с СССР была «на замке» и строго охранялась…
Холокост в Прибалтике, равно как на Западной Украине, включенных в состав СССР в 1939-40 годах и переживших острый травматический шок советизации, начался не с «акций» – массовых расстрелов евреев, организованных “Einsatzkommandos SS”, а с погромов при активном и массовом участии местного населения. Оккупационные власти всеми способами поощряли антисемитскую шизофреническую истерию, имеющую в этих краях глубокие исторические корни.
Руководитель Имперской службы безопасности SD Гейдрих 29 июня 1941 г. издал приказ для СС, предписывающий «не препятствовать погромной деятельности антикоммунистических и антиеврейских слоев местного населения» – (“Selbstreinigungbestrebungen” – «стремлениям к (расовому) самоочищению»). Напротив, указывал он, военнослужащие СС должны способствовать им и лишь «направлять в нужное русло».
Самый кровавый погром был организован в Каунасе с 24 по 30 июня 1941 г. боевиками («партизанами») Фронта литовских активистов (ЛАФ), поднявших антисоветское восстание в первые дни войны. Заблаговременно переброшенные в Литву активисты Фронта призвали под свои знамена десятки тысяч добровольцев – «партизан». В Каунасе, вооружившись топорами и пилами, они первым делом направились в еврейский район Вильямполь (Слободка), где находилась всемирно известная ешива с тем же названием. Выстроив учеников во дворе ешивы, они по очереди подводили их к гидранту, вставляли шланг в рот и включали давление; под мощным напором воды кишки вылетали через задний проход…
Покончив с ешивой, «партизаны» направились на улицу Юрбарко и оттуда пошли по еврейским домам; за 6 дней были зверски убиты более 4 тысяч евреев, от младенцев до глубоких стариков…
В литовской провинции каунасские события повторились в меньшем масштабе, но с не меньшей жестокостью. Сотни евреев погибли в Вилькомире (Укмерге), Саланте (Салантай), Шавли (Шауляе) и в десятках других городов и местечек. Часто в роли инициаторов бесчинств выступала местная интеллигенция: священник в Салантае, учитель в Янове (Йонава) и др.
Когда немецкие солдаты вошли в местечко Россиены (Рассейняй), они увидели разграбленные еврейские магазины и десятки растерзанных тел евреев на улицах городка. Известны случаи, когда немецкая военная администрация освобождала евреев, арестованных не в меру ретивыми литовскими повстанцами.
Так уж заведено: для сокрытия правды всегда сочиняют легенды. Одна из них утверждает, что насилие в отношении евреев в оккупированной немцами Литве – дело рук «одиночек с неадекватным поведением». Однако на деле в кровавых антисемитских эксцессах летом 1941 г. участвовали до 30 тысяч гражданских лиц, представители всех социальных слоев: рабочие, крестьяне, студенты…
В начале июля 1941 г. в Вильно (Вильнюсе) из бывших «партизан» был организован батальон Календры и вскоре еще 5 вспомогательных полицейских батальонов. Они занимались по преимуществу расстрелами и отправкой евреев в гетто в районе Вильно. К сентябрю 1942 г. в них несли службу 8 500 литовцев.
Мартин Вайс руководил Sonderkommando, сформированной на базе добровольческого формирования Ypatingas Burys (Специальное подразделение). В начале июля его стрелки по личной инициативе расстреляли 300 богатых евреев и представителей интеллигенции Вильно и до конца 1941 г. практически не покидали Понары. Доставкой туда евреев из города и округи занимались другие добровольческие формирования…
Авангард Холокоста в Литве: литовские добровольцы (Hilfswillige), Вильно, июль 1941 г.
Обратимся снова к воспоминаниям Эстеровича:
«Напротив окон нашей мастерской литовская полиция конвоировала большую колонну евреев из ликвидированного второго гетто – мужчин, женщин и детей в тюрьму Лукишки. Эта сцена с толпой невинных людей, которых гнали на смерть, потрясла меня до глубины души. Моя душевная боль стала еще острей, когда я увидел, что польские рабочие в мастерской наблюдали за этим вопиющим произволом не с состраданием, а с криками радости. «Глядите, – они почти прыгали от восторга. – Zydzi pedzony na smerc! – евреев гонят на смерть!»…
Однако в тех случаях, когда дело касалось конкретного еврейского приятеля или соседа, поляки порой проявляли сочувствие и бескорыстную помощь, рискуя собой и своими семьями»…
Городок Неменчин: «марш смерти»
В октябре 1941 года литовская полиция внезапно нагрянула в городок Неменчин, расположенный в 20 км на северо-запад от Вильно. Евреев уведомили, что их переселяют в Виленское гетто; им предстояло пройти весь путь – 20 км – пешком; с собой разрешалось брать лишь самое необходимое, чтобы не обременять себя на марше.
Колонна из 700 человек направилась по шоссе в сторону Вильно; на трех евреев приходился один литовский стрелок. Когда они удалились от городка на 7 км, охранники приказали повернуть в лес. Офицер подал знак рукой, и колонна остановилась на большом лугу, обрамленном лесными зарослями. Полицейские взяли евреев в кольцо и открыли огонь из пулеметов и винтовок по людской массе. Первыми пулеметными очередями были застрелены десятки людей; многие бросились на землю, повинуясь инстинкту самосохранения; молодые люди пытались взобраться на деревья, надеясь избежать пуль, чем вызвали издевательский хохот стрелявших…
Литовцы были чужаками в этих краях (местное население до войны состояло из белорусов и евреев) и организовали эту бойню исключительно по своей инициативе; немцы не принимали в ней участия. Неменчин – одна из множества «акций», проведенных литовскими добровольцами из Ypatinga Burys (Специальные формирования) в районе Вильно по указанию гебитскомиссара Хингста и его первого заместителя Франца Мурера.
В результате регулярных и по-мужицки основательных «этнических зачисток» литовская провинция уже к декабрю 1941 года стала “judenrein” – «свободной от евреев»; лишь в гетто Каунаса (Ковно) и Вильно до осени 1943 года оставались, по настоянию немецкой военной администрации, несколько десятков тысяч евреев, занятых на предприятиях, обслуживающих вермахт.
96% еврейского населения довоенной Литвы погибли – самый высокий показатель геноцида в Европе, оккупированной нацистами. В анналы новейшей истории Литва навсегда вошла как «образцовый испытательный полигон Холокоста».
Евреи Вильно перед расстрелом; справа «желоб», по которому обреченные спускались в котлован; Понары, осень 1941 г.
Понары
Окрестности маленького поселка Понары (Панеряй) в 7 км от Вильно, благодаря удивительной красоте ландшафта, еще с конца XIX века стали любимым местом отдыха горожан. В те идиллические времена выражение
פארן קיין פאנאר" "מיר Мир форн кэйн Понар – «Мы отправляемся в Понары» было лишено инфернального смысла: оно означало всего лишь увеселительную поездку на plein air. В 1941-43 годах эта дачная местность стала «Бабьим Яром» для 100 тысяч евреев «Иерусалима Литвы» и округи, а также для нескольких тысяч советских военнопленных и представителей польской интеллигенции Вильно.
Советская военная администрация в 1940 году распорядилась вырыть здесь несколько огромных котлованов, предназначенных для хранения топлива и горюче-смазочных материалов для танковых частей Красной Армии, расквартированных в районе Вильно. Первые расстрелы евреев начались здесь уже в начале июля, но были упорядочены и приняли массовый характер с августа 1941 года, когда в город прибыла Einsatzkommando 9…
Первые 2 месяца оккупации евреи Вильно упрямо отказывались верить тем, кому чудом удалось выбраться из Понар; их рассказы воспринимались как навязчивый бред – столь ужасными и нереальными они казались…
Литовская полиция, проявлявшая исключительные рвение и жестокость в уничтожении еврейского населения Литвы, периодически оцепляла еврейские кварталы Вильно и устраивала облавы, прежде всего, на молодых и физически крепких мужчин под предлогом отправки их на работу. На самом же деле, всех задержанных отводили под конвоем в городскую тюрьму Лукишки, из которой был только один путь – в Понары.
Полицейские (так называемые «хапуны») с июля по декабрь 1941 года отправили на смерть десятки тысяч евреев Вильно и близлежащих местечек…
Голоса
(История, записанная автором со слов израильской школьницы Яэль Коэн из Иерусалима в 2008 году)
«Довелось мне прошлым летом с моей приятельницей прогуливаться по узким улочкам бывших еврейских кварталов Вильно. Внезапно я подумала: что было бы, окажись мы на этом же месте лет 70 тому назад? Воображение не подвело, и я живо представила следующую картину: на одной из улочек впереди нас торопливо шла маленькая сгорбленная старушка. Она спешила плавно, будто плыла, и все прохожие, идущие ей навстречу по узкому тротуару, с большой почтительностью сторонились, уступая ей дорогу.
С обеих сторон улицы Страшуна люди радостно кивали ей и приветствовали добрыми словами…
באבעשי א געזונטער קאפ – Бобэши а гэзунтэр коп – Бабушка – светлая голова
Я спросила свою подругу:
– Видишь маленькую старушку, спешащую нам навстречу?
– Вижу, но кто она?
– Это Эстер-Малка.
Я произнесла имя этой женщины так, как будто эти два слова сами по себе были разгадкой, и больше не требовалось объяснений. Заметив недоумение на лице подруги, я пояснила:
– Да ведь это моя бабушкаזיכרנה לברכה ! (благословенна ее память!) – Эстер-Малка – а гэзунтэр коп!
Тем временем старушка подошла к нам почти вплотную, взглянула на меня, и в ее глазах заблестели слезы, худенькие плечи задрожали.
Я не сдержалась и заплакала. Бабушка утирала мои слезы носовым платком, зажатым в сухоньком кулачке. Потом она исчезла…
Все оставшиеся дни моего пребывания в Вильно я пыталась снова встретить ее, но тщетно. Наконец, я поняла, что больше нам не увидеться.
Однажды вблизи железнодорожного вокзала я увидела странную процессию. Тесная привокзальная улочка, названная именем Лизы Магун – отважной подпольщицы Виленского гетто, была заполнена людьми. Толпа выплеснулась из улочки, будто из узкого горлышка бутылки, и растеклась по прилегающей широкой улице в направлении синагоги. Евреи всё подходили, толпа всё росла. По разговорам в ней я выяснила, что провожают в последний путь – на Антокольское кладбище праведницу Эстер-Малку…
Я поймала себя на мысли, что присутствую на спиритическом сеансе. Не могут живые люди – мои современники устраивать погребальные проводы человеку, умершему 100 лет назад. Я пригляделась к окружающим меня людям. Они выглядели странно и пугающе, передвигаясь тихо, почти бесшумно, как тени. Мертвенно-бледные лица; иссохшая и пожелтевшая кожа, как пергамент, покрывавшая кости рук и ног. Маленькие усохшие черепа; скорбные глаза, провалившиеся во впадины глазниц. Толпа казалась бесконечным плывущим потоком…
Я оказалась в царстве призраков. Мертвецы, вышедшие из могил, и все же мне не было страшно.
Ведь все дни моего пребывания в Вильно (пусть это не покажется тебе странным) я жила среди них: проходила по узким улочкам и дворам, где они жили. Рассматривала выцветшие фотографии старого Вильно, ушедшего в небытие. Теперь настал их черед встретиться со мной.
Должно быть, души этих людей видели и запомнили меня в Понарах, на холмах, поросших желтой травой. Теперь они восстали из пепла и, обретя плоть, вернулись в некогда родной город. Боже мой, неужели придут все?..
Там, в Понарах, возле мемориального комплекса, глядя на высокие сосны вокруг, я подумала: напишу рассказ или повесть по свежим следам. Назову ее: «Кровавая смола». На соснах смола, как слезы. Сосны живые, как люди: они плачут, сострадая. Им вовсе не хочется расти здесь, питаясь людским пеплом…
Будто в подтверждение моим мыслям, седой старик слева тычет костлявым пальцем себя в грудь:
– פונוואנען ביסטו געקומען – Фунванэн бисту гэкумэн? – Откуда ты пришел?
В ответ он лишь улыбнулся впалым, беззубым ртом:
– פון פאנאר. אלע מיר איצטער זיינען פון דארטן. – Фун Понар. Алэ мир ицтэр зэнэн фун дортн – Из Понар. Все мы теперь родом оттуда…».
«Золотой мой "Иерусалим Литвы"»
Слова Яэль Коэн, которые она произнесла во время нашей последней встречи в Вильно; на следующий день авиарейсом она возвращалась в Израиль.
– Ты знаешь, теперь у меня два «золотых Иерусалима»: первый, в котором Стена плача, и второй ירושלים דליטא – «Иерушалаим дэ Лита», в котором Понары…
Улочки и старые дома со следами «мезуз» этого «Северного Иерусалима» наполнены тем же мистическим очарованием, что и в моем родном городе.
Слова песни, которую мне часто пела Яэль, удивительная школьница из Иерусалима, правнучка Эстер-Малки – цидконит (праведницы) из Вильно – бабушки «а гэзунтэр коп» («светлая голова»):