Однажды, гуляя по городу, Надия нашла чику-чепа. Чику-чепа был маленьким и совсем как живой. Хотя кто знает, может и в самом деле - живой. Надия не знала что это такое, но ей стало жалко чику-чепа, и она забрала его к себе домой. Жила девочка на сорок четвёртом этаже старенького небоскрёба, там чику-чепа и прижился. Он оказался чем-то похожим на котёнка, был пушистым и любил менять цвет. Иногда чику-чепа показывал свою мордочку и играл с девочкой в "верю-не верю". Он был очень милым и никогда не гадил в обувь. Он вообще никогда не гадил, наверное, потому что обладал замкнутой системой жизнедеятельности. На душе Надии скребли кошки, восемь месяцев назад погибли её родители, и только чику-чепа вселял в неё немного тёплой надежды.
Чем обычно питаются чику-чепы Надия не знала, ведь это был её первый домашний питомец, и поэтому приносила в квартиру всё что считала съедобным. Чику-чепа не любил ни молока, ни кока-колы, зато питал слабость к кубикам куриного бульона и разной мелкой падали - трупикам птичек и мышей. Ещё он пил зелёный чай, поскольку тот, по всей видимости, был ему полезен в качестве жидкости для неясных внутренних процессов. Чику-чепа оказался плотоядным и не желал переходить на коричневые шоколадные конфеты, которыми его искушала Надия. В то время как девочка отрывала от своего сердца редкий десерт, её воспитанник фыркал и всячески отнекивался. Отвергая сладости, он бегал по комнате котёнком и профессионально прыгал за мухами. Вечерами чику-чепа и Надия сидели перед плазмой и пили чай: он - китайский, она - индийский. Девочка грызла случайные конфеты, чику-чепа вкушал тушки издохший мышей. Так пролетало время, день за днём вечер за вечером. Иногда Надия брала цветные карандаши, доставшиеся ей от усопших родителей по наследству и рисовала своего любимца. Каждый раз он получался другим: то розовым, то фиолетовым, то оранжевым, и никак нельзя было понять, что это такое - чику-чепа. "Наверное, хорошо иметь такого разноцветного друга - думала Надия. - Интересно, кем он окажется, когда доживёт до последнего возраста".
Когда заканчивался комендантский час, девочка выходила погулять по городу в корыстных целях. Из прогулок она всегда возвращалась с чем-то вкусненьким. Это могли быть то окоченевший голубь, то вонючее тело крысы. Со временем котёнок стал более прожорливым, маленьких птичек ему уже не хватало, и дохлые грызуны не могли более удовлетворить его разыгравшийся аппетит. Каждый раз, когда девочка поднималась на сорок четвёртый этаж, чику-чепа с нетерпением сидел на пороге, ожидая тухлого лакомства. Он хватал падаль прямо из рук девочки и, забившись в угол, сладко хрумкал трухлые косточки.
А на улице в это время творилось чёрт его знает что. Власть в Мегаполисе захватили тузы-технократы, опрокинув надоедливое иго охламонов. Многие паразиты вынуждены были бежать из родной человеческой ниши. Тузы-технократы объявили охоту на всякую, утерянную во время Великого Контакта, инопланетную технологию, которая, в свою очередь, тщательно пряталась, не желая угодить во враждебные руки тузов. Жилой кластер заполнили шпики соответствующих учреждений и автоматы-сыщики. По небу летали громоздкие роботы с рентгеновскими аппаратами. Внутри небоскрёбов устраивались облавы, комендантский час увеличился в размере, за доносительство выплачивали значительные денежные суммы. Мегаполис захлестнула каламутная волна страха и недоверия. Технократия объявила амнистию всем красным механизмам. По улицам бродила тяжёлая марсианская техника, хватая всех подозрительных живых.
Надия стала реже выходить из дома, но однажды открыв дверь квартиры, она увидела сидящую на пороге бурбурульку. Бурбурулька смотрела на неё увеличенными глазами и что-то лепетала на непонятном языке. По всей видимости, она жаловалась на окружающий мир, но делала это так боязливо, что девочка не выдержала и впустила её в дом. Бурбурулька ручейком скользнула в толерантную квартиру Надии.
Сначала чику-чепа отнёсся к новой жительнице с подозрением, но вскоре они подружились и стали не разлей вода. Бурбурулька извивалась, словно нейлоновая змейка. У неё был очень весёлый хвостик, которым она то и дело шутила. Глядя на него, Надия легко умирала со смеху. Да и как тут не умереть, смешная она была - эта бурбурулька, особенно сзади. Если Надие становилось грустно, бурбурулька незаметно подползала и поднимала девочке настроение. Слава богу, что в нашем мире ещё не перевелись подобные бурбурульки.
Однажды ночью, когда на улице царил непроглядный комендантский час, в окно сорок четвёртого этажа, как раз в то за которым цвела квартира девочки, кто-то ненастойчиво постучал. Почему именно в это окно - до сих пор непонятно. "Может это голенький мальчик с крыльями, как в старых книгах" - подумала Надия и отворила окно. Нет, это был ни мальчик с крылышками и ни робот с тяжёлой рентгеновской аппаратурой: в комнату Надии, дрыгая бахромой слабых конечностей, влетела нестабильная какакуля. Девочка ахнула от удивления: какакули считались большой редкостью. Меланхоличная и полупрозрачная, она жалобно пыхкала воздухом и еле удерживала себя на весу. Вместо души внутри какакули, собираясь, булькали разноцветные шарики антифриза. Какакуля была несчастной и поэтому плохо висела в воздухе. Из-за ранения у неё барахлила маленькая реактивная система и красиво соловели яблоки глаз. Она молча просила помощи, одним своим видом, и Надия её пожалела. Девочка не прогнала какакулю обратно в мир, а оставила тихонько планировать в воздушных потоках своей квартиры. С этого времени они начали проводить вечера вчетвером, чаёвничая и посматривая на экран плазмы.
В плазме происходили самые невероятные события, там показывали дикие новости. После амнистии красные механизмы стали собираться в стаи и называть вещи своими именами. На улицах Мегаполиса всё чаще встречались рыбы-убийцы. Люди на открытом воздухе становились диковинкой. На каждом шагу хватали подозрительную жизнь и навсегда останавливали её эволюцию. Электромагнитные камеры оказались переполненными останками несчастных внеземных технологий. Многие живые уходили в андеграунд и там создавали кластеры нелегальной цивилизации. Метастазы культуры достигли, наконец, мантии Земли. Жить было страшно, отовсюду пахло нагретым машинным маслом, лишь одна бурбурулька держала хвост пистолетом и шутила им как только могла. Чику-чепа стал очень серьёзным и постоянно стрекался детским электричеством. Какакуля не находила себе места. После того как рана затянулась, она плавала по комнате туда-сюда, чувствуя ухудшение политической обстановки.
Случилось так, что когда Надия по необходимости выскочила в город, в их квартиру проник странный человек с ассортиментом отмычек. Странный человек вёл себя отвратительно и старался разбогатеть за чужой счёт. Когда вернулась Надия, она увидела в комнате чистенькие незнакомые кости и всё поняла: чику-чепа, бурбурулька и какакуля стали людоедами. Девочка очень опечалилась такому повороту, но посмотрев в добрые сытые очи своих друзей, ничем их не упрекнула. Так началась новая страничка их совместного существования.
В Мегаполисе круглые сутки было темно, оно и понятно - смог. Старое доброе загрязнение воздуха шуток не понимало. После катастрофы Великого Контакта смог стал более плотным и коричневым. Обыватели выходили в эту взвесь и пропадали не только из вида. Что утром, что вечером одни и те же техногенные сумерки. Минуя комендантский час, Надия стала чаще выходить из дому. В полутьме отвратительной экологической остановки тускло мерцали неоновые вывески питейных заведений. Как правило именно там девочка и пропадала. Пропадала не без корысти. Она ходила в злачные места и искала среди их посетителей педофила поудобнее. Надия не любила педофилов, но они были очень кстати для её цели. В Мегаполисе, прихлопнутом ладонью смога, педофилов развелось как собак недорезанных. Все они алкали нетронутого детского мясца. После нескольких минут, проведённых в забегаловке, на Надию обязательно кто-то клевал. Появлялась плотоядненькая улыбочка и смазанные жиром, голые глаза.
В основном это была мелкая рыбёшка - снедаемые комплексами и потерявшие берега старикашки. Надия не сопротивлялась, подобно наивной дурочке, она со всем соглашалась, и уводила старикашку к себе домой, в ловушку. Там она просила педофила принять душ и больше его не видела. Похотливый старичок заканчивал свою жизнь в ванной комнате в обществе её странных голодных друзей. Чику-чепа, бурбурулька и какакуля предавались греху людоедства без всякого стеснения. Ещё никому не удавалось улизнуть из их как бы несерьёзной, игрушечной хватки. И оставались от педофила лишь рожки да ножки. Надия никогда не жалела старых извращенцев, ведь они хотели сделать ей больно. По утрам она собирала их обглоданные косточки и выбрасывала к чертям собачим, которые в изобилии водились возле вечно переполненных мусорных контейнеров.
Когда девочка выносила останки педофилов, черти боязливо прятались от неё в тень. Там они сожительствовали с бомжами и развивали свою эзотерическую субкультуру. В этот неурочный час большинство людей занимались сексом и сном. Было тихо и только вдалеке что-то настойчиво скрежетало и бух-бухало, словно сминая термоизоляционные листы ненаших летающих тарелок. Это доносился грохот дробилки внеземных технологий, день и ночь перемалывающей, брошенные на произвол судьбы, дары пришельцев.
Однажды Надия чуть не попалась. В переулке за ней увязался великолепно-настырный шпик. Девочка не сразу заметила хвоста, но вскоре почувствовала что её ведут. Шпик оказался умудрённым жизнью и следовал за объектом на единственно правильном, безошибочном расстоянии. Он долго вёл Надию по нижним ярусам растленного мира, пока девочка в какой-то миг не сделала ход конём и не улизнула у него из-под длинного носа. В тот вечер она вернулась ни с чем, если не считать тревожно бьющегося в глубине сердца. Оставленный в дураках, шпик ещё долго нюхал окружающий газ, пытаясь учуять потерянный след своей подопечной. Он явно недооценил девчулю, это была его промашка.
2
Инспектор канцелярии надзора Хоцу Ога шёл по апокалипсическим кварталам нижнего яруса. Здесь кишело самое дно жизни, но чиновник шёл уверенно, словно гончая взявшая след. Рядом с ним шагали два армейских биомеханоида; шарики от подшипников, перекатываясь в их металлических головах, цокали о внутренние стенки черепов. Иногда во время ходьбы биомеханоиды плескались содержимым гидравлической системы. Ога был невысокого роста, тщедушным, но положение инспектора канцелярии вселяло в него твёрдую уверенность в собственной правоте. Кто мог тронуть чинушу такого ранга? В том-то и дело - никто. Рыбы-убийцы обходили его стороной, а тяжёлая марсианская техника смотрела бездушно и преданно. Как по полю боя двигался Хоцу Ога, не сомневаясь, что пуля-дура его не тронет, уверенный, что даже такая дура как пуля на подобное не осмелится. Он улыбался крупненькими передними зубами, в круглых стеклах его очков отражался постиндустриальный пейзаж городских трущоб.
Вместе с двумя биомеханоидами армейского образца, он шёл выполнять поставленную канцелярией задачу. Это была его девятая миссия, восемь предыдущих прошли на ура, без сучка и задоринки. Теперь чиновник находился на хорошем счету у высшего заоблачного начальства. Хоцу Ога был преисполнен боевого азарта и служебного рвения. Разумные эмбрионы чужой технической мысли глубоко внедрились в поры человеческой цивилизации. Они крепко въелись между доверчивых людей - попробуй их теперь выкурить. Сначала, похожие на игрушки, хорошенькие и безобидные, они быстро эволюционируют в чудеса внеземной техники. Иногда в нечто прекрасное, иногда в нечто омерзительное - увы, эволюционируют самым непредсказуемым образом.
В канцелярию надзора поступило множество доносов от сознательных стукачей, относительно одной двенадцатилетней девочки, ведущей аморальный образ жизни: к ней на последний этаж небоскрёба, поднимаются подозрительные старые пердуны и там пропадают без вести. Очень вероятно, что девочка вляпалась в плохую компанию и теперь не ведает что творит. Чужие ищут себе жертв, прежде всего, среди маленьких. Все дети такие наивные и такие бессердечные, они как живые, но только пустые, их легко подловить на любой привлекательной чепухе. Зародыши инопланетных технологий этим бессовестно пользуются. Они втираются детям в доверие, порабощают своей заботливостью, а в случае форс-мажора имеют малышню в качестве запасных яств. Как страшно жить на белом свете, особенно если ты маленькая девочка, окружённая биотехническим материалом и педофилами. После катастрофы Великого Контакта мир пошатнулся, сдвинулся с места, оскотинился, потерял своё старое доброе человеческое лицо.
Хоцу Ога подошёл к означенному в документе небоскрёбу. Здание тыкало в глазницу неба своим геометрическим пальцем. Сорок четвёртый этаж терялся в верхних слоях смога. Над городом стоял тяжёлый морок. И если бы кто-то, очертя голову, вдруг сиганул с вершины небоскрёба, он бы к земле не пробился, а бездарно застрял в толще отвратительной экологической обстановки, и так бы телепался между небом и землёй до полного превращения в наглядный скелет.
Войдя в вестибюль здания, Хоцу Ога молча направился к грузовому лифту. По обе стороны от него, постукивая шариками в своих черепушках, неуклюже перемещались биомеханоиды. Один из них оставлял на паркете блестящие следы смазки, он немного подтекал. Все, кто находились в вестибюле, притихли и добровольно забились по своим углам. Никто не хотел попадаться на глаза чиновнику при исполнении. Хоцу Ога недобро блеснул стекляшками круглых очков. Невзрачный и аккуратненький, в окружении грозных машинерий, он улыбался, как грызун. Грузовой лифт долго возносил их на самый верхний этаж. В плохо освещённом коридоре их уже ожидал шпик. Шпион был похож на тень, он сквозил в пространстве и подобострастно кланялся, унизительно бил поклоны перед начальством. У тени был принципиально поднятый воротник и мягкая шляпа сотрудника разведывательного управления.
- Сюда, сюда. - по-змеиному зашипел шпион, указывая на дверь в глубине коридора. - Это там. Номер пятьсот шестнадцать.
Сказав это, сотрудник растворился в плохом освещении, только его и видели: был шпик и нет шпика. Без сомнения, он имел свои тёрки с пространством. Троица во главе с Хоцу Ога подошла к двери под номером пятьсот шестнадцать. Нормальная такая дверь, ничем не примечательная, стандартная, за такой дверью может скрываться всё что угодно. Всё что угодно, по всей видимости, и скрывалось.
По кивку головы чиновника левый биомеханоид раздавил дверь ударом железной конечности. Препона легко обрушилась внутрь, но не всё что угодно оказалось за ней, а перепуганное личико двенадцатилетней девочки. Бурбурулька у её ног невзначай махнула хвостиком. В следующее мгновение грянул гром и выросло грандиозное дерево электричества. Хвостик бурбурульки, которым она в своё время так удачно шутила, оказался оружием невероятной убойной мощи. Из его кончика плеснула фиолетовая молния, развалив надвое ближайшего биомеханоида. Тот даже пикнуть не успел: две его половины с грохотом свалились на пороге квартирки. Зашипела брызнувшая из разреза, гидравлическая жидкость.
Второй биомеханоид сделал шаг назад, на ходу трансформируя переднюю конечность в крупнокалиберный пулемёт Гатлинга. Пятиствольная машинка с жужжанием завертелась, поливая пространство квартирки плотными свинцовым огнём. В лицо Хоцу Оге дохнуло преисподней. У тех, кто оказался на линии огня не было никаких шансов, но что-то подсказывало чиновнику, что это ещё не всё. "Не пришлось бы вызывать подмогу" - невесело подумал он. Хоцу Ога терпеть не мог красные механизмы, которые обычно в таких случаях приходят на помощь. Просить помощи у них всё равно что просить помощи у безумцев - себе дороже. Красные механизмы не вполне адекватны, их рука помощи - это рука серийного убийцы. Они выручают слишком дорогой ценой. К тому же это бы обернулось пятном на его доселе белоснежно крахмальной репутации.
Оставшийся биомеханоид стрелял наугад. Струя пулемётной очереди разрезала внешнюю стену помещения, словно стальной струной. Уцелеть в этом замесе не представлялось возможным. Кажется песенка девочки и её внеземных друзей была спета. Можно сказать - чистая работа.
Когда пыль осела, биомеханоид, скрипя кирпичным крошевом, вошёл внутрь помещения. Казалось в квартире свершился Армагеддон. В воздухе ещё колыхалась строительная взвесь. Не успев сделать десятка шагов, биомеханоид вдруг остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. Съевший на подобном собаку, Хоцу Ога сразу понял в чём дело: биомеханоид угодил в спиральную яму. Машинерия стояла, как вкопанная, сопротивляясь максвелловским объятиям очередного питомца Надии. Происходила битва мощностей - кто способен развить большую мощность, тот и победитель. Через несколько секунд стало заметно как деформируется корпус биомеханоида. Вдавливаемое незримой силой, его тело начало одновременно проваливаться в нескольких местах. Биомеханоид стал терять свои обычные очертания, его абрис кардинально менялся на глазах - биомеханоида крючило. Машина начала сминаться, словно под действием высокой температуры, она потекла. Опущенный вниз, пятиствольный пулемёт ещё полоснул по полу огнём, но в следующую секунду высокочастотный зажим ямы расчленил биомеханоида на четыре почти равные части. Магнитная хватка ослабла и четыре тяжёлые куска с грохотом расползлись в стороны. На месте развалившегося биомеханоида пресмыкалась еле живая, энергетически обессилившая какакуля. Она вконец иссякла и не могла поднять себя в воздух - ни вздохнуть, ни пукнуть.
Хоцу Ога остался без посторонней помощи, один. "Почему она не убежала - подумал он, глядя на доходягу какакули, - ведь она легко могла скрыться, упорхнуть. Странно." Какакуля сейчас напоминала выброшенную на берег рыбу, её уже можно было не брать в расчёт - она явно околевала. Подойдя, Хоцу Ога небрежно отшвырнул её носком сверкающего ботинка. Какакуля жалобно запищала, сжалась, словно анус, и тут же трогательно окочурилась. Рядом с ней в пыли, искорёженная пулемётной очередью, валялась дохлая бурбурулька.
Хоцу Ога тревожно огляделся. Он не знал, есть ли в рукаве девочки ещё козыри и поэтому оставался на чеку. Дверь в ванную комнату была закрытой. Чиновник подошёл и постучал в неё суставом согнутого пальца. Дверь гулко отозвалась - тяжёлая, бронированная. На ней не было ни единой царапины, такую простым пинком не распахнёшь, запечатана на века. Хоцу Ога достал из кармана маленький шарик и как бы невзначай бросил его в сторону двери. Шарик даже не коснулся её поверхности. Звука почти не было, но дверное полотно глубоко вмялось, словно от удара невидимого тарана. Шарик этот обладал сверхъестественной гравитационной мощью. С его помощью можно было крушить города и целые империи. Поговаривали, что он тоже являлся продуктом внеземной технологии, которую чиновник самолично вырастил и воспитал. Во сколько человеческих жизней это обошлось оставалось государственной тайной. Теперь шарик служил чиновнику верой и правдой. Ещё ходили слухи, что это не шарик вовсе, а спрессованная до детских размеров старая нейтронная звезда. Непростым чинушою оказался инспектор канцелярии надзора, даже очень непростым, а на вид и не скажешь.
Чиновник сделал незначительный пасс рукой, управляя могучим шариком на расстоянии. Тот едва заметно дёрнулся: дверь со скрежетом изогнулась, получив ещё один гравитационный апперкот. Шарик был неумолим, стальная препона мягко деформировалась, словно сделанная из фольги. Хоцу Ога напоминал сейчас халдейского мага, повелевающего материей. И вдруг пол квартиры дрогнул и заходил ходуном. Казалось зашаталась вся эвклидова громада небоскрёба. Надо же, оказывается в запасе у девочки оставался ещё один козырь, главный - чику-чепа.
Не понимая что происходит, чиновник потерял управление шариком, и чудовищная гравитационная капелька, никем не удерживаемая, стремительно ринулась вниз, прошивая железобетонные перекрытия, словно лепестки папиросной бумаги. В свободном падении, сжатое в точку нейтронное светило, могло легко прошибить Землю насквозь и выскочить с обратной её стороны. Учуяв неладное, Хоцу Ога метнулся вон из квартиры и, надо сказать, очень вовремя: дверь в ванную сорвало с петель и в помещение ворвались волны адского огня.
Пламя, изрыгаясь в дверной проём, бешено бушевало в замкнутом пространстве; по перекрытиям пошли змеиные трещины. Продавливая панели, с ванной комнаты стартовал неизвестный космический корабль. Он медленно отрывался от планеты, разрушая над собой бетонный свод и уходя свечою в мутное небо Мегаполиса. В иллюминаторе внеземного летательного аппарата стояла девочка с зарёванным лицом. По её щекам оплывали последние слёзы детства. Не плачь, Надия, в этом мире для тебя всё равно не осталось места. Возможно там, среди звёзд и млечных туманностей, тебе будет не так одиноко. Пора взрослеть, девочка, пора взрослеть, моя хорошая.
Хоцу Ога зашёл в выгоревшую дотла квартиру. В разломе потолка над ним клубилось отвратительное небо. Такого он никак не ожидал, девчуля упорхнула у чиновника из-под носа. И кто теперь отбелит его жирно заляпанную репутацию? Маленький эмбрион живой технологии вдруг превратился в звездолёт. Это, без сомнения, один из самых мощных утерянных артефактов. Сейчас он уносил глупышку в космические дали. Хоцу Ога задрал голову: прожигая толщу смога, огонёк уходил вертикально вверх. Рядом с ним вдруг обозначилось несколько светящихся траекторий - красные механизмы спешили наперерез.