Самое раннее упоминание об игре мы находим среди каменных иероглифов древнего Египта. "Пхуш" - это её первое, дошедшее до нас имя. Тогда это была ещё примитивная забава с небольшим количеством участников, но уже тогда игра оказалась способной до некоторой степени изменить собой мир. Далее об игре упоминается в глиняных табличках мутной Месопотамии. Считалось, что "хашу" (так её назвали вавилоняне) является отражением другой игры, той которой развлекаются боги в верхних слоях Мироздания. Персидские источники видели в ней подарок небес, а в древнем Китае называли "красным проклятием". В зависимости от религиозных представлений в древних странах Востока игра принимала разные формы и носила взаимно исключающий характер. Например, в Вавилоне хашу облюбовала в основном беднота, в Персии же в неё с большим удовольствием развлекались золотые отпрыски знатных родов. Срединное царство в перечне этих стран стояло особняком. Долгий период "цзу-и" (китайское название игры) находилась под глубоким запретом. Жестокой смертью наказывали не только игроков, но и тех, кто этой игре хоть как-то симпатизировал. Все книги, упоминавшие о ней, были публично сожжены. Считалось, что само название игры несёт проклятие императорскому дому, поэтому всякому, кто его упоминал вслух, вырывали позорный дар речи. Но, несмотря на старание властей, игра продолжала бессрочно сохранятся в народной памяти. Сокрывшись в толще народных масс, она продолжала подспудно существовать. Более того, чем жёстче подавляла её династия, тем ярче она проявилась в последствии. При первом же попустительстве цзу-и вспыхнула с невиданной ранее силой. Из учебника истории мы знаем о ней как о блистательном восстании краснобровых.
Теперь мы можем сказать, что пхуш, хашу и цзу-и, как бы игра не называлась, является естественной частью человеческой природы, в той или иной степени выражавшей его потребность в переменах. Она не могла однажды не возникнуть. Свободный человек античности стал верным её проводником. В этот период истории игра переживала свой первый расцвет, и, надо сказать, - не последний. И в древней Греции, и в древнем Риме в неё сражались все желающие, от патриция до пыльного раба. Каждому было позволено попытать своё счастье и вознестись на вершину властного Олимпа. Как правило, ставкой была сама жизнь. Чаще всего, проигравшего участника ожидала настоящая смерть, но при этом, количество желающих в течении веков странным образом не убывало. Своеобразной чертой античной игры является её крайне индивидуалистический характер. Массы в то время ещё не играли своей решающей роли, игра была построена исключительно на личных качествах центрального нападающего.
Первый дошедший до нас, достоверный случай греческого варианта игры известен нам под именем восстания илотов. Хотя некоторые специалисты утверждают, что и сама "Илиада" - есть пример некоторой архаичной игры, в которой восставшие ахейцы опрокинули своих старых троянских антагонистов. В этот же отрезок времени начал оформляться понятийный аппарат игры, сохранившийся почти в неизменном виде вплоть до наших дней. Понятия, его составляющие, обуславливались как ментальными качествами самих участников, так и параметрами цивилизации, в условиях которой разворачивалась основная тема игры. Согласно этим правилам, например, победившим, в случае триумфа, почти вменялось в обязанность править твёрдой, негнущейся рукой. Разумеется, эти правила были не обязательны и носили сугубо рекомендационный характер. Считалось, что каждый играющий волен поступать на своё усмотрение, однако, не соблюдение данных правил, чаще всего, влекло за собой вполне предсказуемое поражение в игре. В рамках реальной жизни, это, с большой долей вероятности, означало верную гибель, в лучшем случае - изгнание, остракизм. Как сказал в своё время один из классиков марксизма-ленинизма: "Нет ничего более неумолимого, чем условности социальных перипетий". Подразумевая при этом, конечно, разбираемую здесь игру.
Именно в эпоху античности возник первый игровой паттерн, или каверна, которая просуществовала в активной фазе почти три года. В обиходе она известна как восстание рабов под предводительством Спартака. Впрочем, некоторые из игроведов не согласны с подобным утверждением. На их взгляд, любой аномальный очаг игры обладает характерным набором обязательных свойств. Он, как правило, продолжителен во времени и сильно ограничен в пространстве. Именно в пространственном отношении восстание Спартака не вписывается в привычные рамки: каноническая каверна не может включать в себя игровое поле размером с Апенинский полуостров. На что их оппоненты вполне резонно парировали, настаивая на том, что первые флуктуады игры носили более свободный характер и были привязаны не к территории, где собственно разворачивались, а к её главному участнику, в данном случае - Спартаку, который и стал эпицентром всей флуктуации, замкнувшим игру на себе. То есть игровой паттерн существовал там, где находился его источник - генеральный форвард процесса. В дальнейшем, с развитием технологии игры и становлением цивилизации в её современном виде, характер каверны кардинально изменился. Объективировавшись, он стал более зависимым от геометрии пространства-времени чем от личных качеств её основополагающих носителей. Как бы там ни было, но в учебниках по истории игры именно восстание рабов под предводительством Спартака считается первой в мире игровой каверной с переменным полем тяготения.
С падением Западно-римской империи Европа погрузилась в тысячелетнюю пучину тьмы, напрочь лишённую всякого элемента игры. На долгий период тяжкий валун религии подавил горячую жажду людей к живым переменам; кристаллизация структур общества приняла почти сакральный характер. Константинополь за эти столетия, кроме великолепного восстания Ники, не выдал на-гора ничего по сути интересного. На огромной территории континента игра была практически полностью предана забвенью. Но, как известно, свято место не бывает пусто. Именно в это мрачное тысячелетие возникли тайные сообщества людей, которые пытались достигнуть цели игры, минуя сам игровой процесс. В истории Западной Европы эти тайные общины известны нам под именем масонов. Масоны и иже с ним старались вести игру окольным путём, придавая ей более камерный характер и исключая из процесса соревнования широкие народные массы. Они пытались играть, не играя. Такая забава была лишена свой зрелищной составляющей, велась сугубо эзотерическими средствами, исподтишка, и в этом виде оказалась включенной во "Всемирные анналы игры" скорее как казус.
Новому всплеску интереса к игре Европа обязана недовольству французских крестьян - Жакерии. Это была своего рода проба пера - хоть и примитивно исполненная, но уже полноценная игра новых, доселе ещё не игравших этносов. Сама Жакерия - незначительный эпизод, втиснутый между твёрдых храмовых плит ортодоксального христианства. Господствовавшее тогда религиозное мировоззрение, бесспорно, наложило свой отпечаток на всю подноготную процесса. Уже в начале шестнадцатого века игра снова заявила о себе в полный голос, на этот раз, согласно духу времени, под благовидным предлогом церковной Реформации. Играли долго и очень упорно, с переменным успехом, самозабвенно отдаваясь новому для себя увлечению. Для католической церкви игра закончилась серьёзным ударом по престижу и частичному поражению на северном фронте своих владений.
Но настоящий интерес к подобной забаве проснулся только с приходом антиклерикальной эпохи Просвещения. Интерес этот охватил широкие слои населения, в следствие чего на свет божий взошёл грандиозный паттерн Великой Французской революции. В.Ф. революция - хрестоматийная игровая аномалия, продолжительная во времени и ограниченная в пространстве, подавляющая масса событий которой происходила в черте одного единственного города. Ни в Нидерландах, ни в Англии игра в буржуазную революцию не достигла того состояния, при котором возникшие флуктуации в природе континуума приобретают устойчивый характер. Это случилось только в Париже восемнадцатого века. Длительность существования такой флуктуады зависит от множества факторов, в частности, от масштаба и температуры составляющих её событий. При достаточно высоком уровне накала страстей, аномальные процессы внутри подобной каверны могут приобретать характер неуправляемой цепной реакции. Разогретая социальным недовольством плазма народных масс может годами поддерживать себя в активном состояния, в огромных количествах пожирая человеческие ресурсы. При благоприятных обстоятельствах достаточно незначительной искры антагонизма, чтобы произошло самовозгорание локального участка пространства-времени.
Впоследствии каверна В.Ф. революции, правда в более скромном виде, повторилась во времена Парижской коммуны. Но ход и результат двух этих выдающихся игр разнятся кардинально. Если на последнем своём выдохе игра в В.Ф. революцию породила феноменальную личность Наполеона, то Парижские коммунары свою партию продули вчистую. Парижская коммуна есть классический пример аномалии так и не вышедшей на свою производственную мощность. Пример игры, которой так и не дали развернуться в полнокровный паттерн.
Начиная с конца восемнадцатого века Игра стала излюбленной забавой европейцев. В течении нескольких столетий на территории Европы происходили негласные чемпионаты мира по игре в социальные потрясения. Странной бравшей первенства долгое время неизменно оказывалась Франция. В подобных состязаниях, как правило, верх брала сторона власть имущих. Их защита, в течении более чем века, считалась непробиваемой, даже несмотря на наличие в стане нападающих таких высококлассных форвардов как Прудом, Бакунин, Карл Маркс. И всё же однажды, это произошло вновь. Великолепное созвездие игроков русской народовольческой традиции под предводительством Ульянова-Ленина с разгромным счётом ниспровергло старую консервативную команду царской России. Согласно давно утвердившимся правилам игры, царь был расстрелян, а победившая партия установила зубодробительную диктатуру пролетариата. Всё честно, по справедливости. Игра в Великую Октябрьскую Социалистическую революцию оказалась одной из самых кровожадных; атакующий класс не оставил от самодержавия камня на камне, династия Романовых исчезла, словно слизанная языком коровы.
Октябрьская Социалистическая игра привнесла изменения во все последующие игры двадцатого века. Теперь они происходили под негласной эгидой СССР. Страна Советов в той или иной мере принимала участие практически во всех игровых процессах того периода. Можно вспомнить о социальных потрясениях случившихся, например, в Китае, на Кубе, во Вьетнаме, Анголе, Никарагуа и т.д. Забавы эти стали частью Большой Антиколониальной игры, носившей ярко выраженный национально-освободительный характер. На подобного рода движения в ту эпоху существовал стабильный спрос. Люди играли самозабвенно, с огоньком, не щадя живота своего. Это было время чудес: желторотые страны третьего мира, совершенные дилетанты, вновь и вновь обыгрывали свои метрополии - тёртых профессионалов национального угнетения.
Советский Союз, как правило, играл за угнетённых, всячески способствуя команде восставших, но иногда случались досадные исключения, в частности в Будапеште и в шоколадной Праге, где СССР сыграл в необычной для себя реакционной манере. Долгое время Советский Союз оставался единственным в мире государством, чья идеологическая доктрина воплощалась в игре, при этом всяческие попытки играть внутри самой страны Советов, пресекались беспощадно; забавляться подобным макаром разрешалось только за её пределами. Однако, в один прекрасный день СССР тоже проигрался в пух и прах. В свою очередь, он также пал жертвой национально-освободительного движения, которое на всём своём существовании всемерно поддерживал за рубежом. Именно оно сыграло с ним злую историческую шутку. Интернационализм, который официально исповедовал Союз, оказался не более чем фиговым листком, прикрывавшим глубоко национальный, волосастый срам. В конце концов, Советский Союз оказался всего лишь очередной империей, со всеми отсюда вытекающими. Продувшая "империя зла" развалилась на слабые куски национальных государств, которые долгое время варились каждый в своём собственном криминальном соку.
Интересно то, что сегодняшняя Россия, вопреки званию правонаступницы Союза, оказалась в рядах наиболее реакционных государств мира, как бы вдогонку посыпая голову пеплом и раскаиваясь за свой непомерно прогрессивный характер в прошлом. Ирония истории. Из одной крайности Россия тут же вляпалась в другую, не менее опасную, но зато куда менее симпатичную.
Двадцать первый век вдохнул в Игру новые смыслы. С одной стороны, эта забава стала чуть ли не всеобщей, ею начали злоупотреблять все, кому не лень, устраивая акции по любому даже самому ничтожному поводу. При этом игра естественным образом измельчала, выродилась, лишилась своей сущностной подоплёки. Она более не претендует на изменение общественного строя, эта опция более не актуальна. Как правило, речь более не идёт о социальной справедливости в широком смысле этого слова. Сегодня игра стала хорошо продаваемым трендом, она всё более приминает черты безопасного развлечения. Теперь революция, за редким исключением, ничего не выражает, кроме модной тенденции. Играть сегодня модно, даже престижно, особенно среди молодёжи, и совершенно бесполезно. Забава приобретает всё более прикладной характер, люди дня сегодняшнего давно забили на равенство и братство, их торкают куда менее фундаментальные вопросы. В лучшем случае, игра отвечает на потребу дня, занята сиюминутным и насущным. Тектонически плиты исторических процессов движутся без её прямого участия. Так Игра по-настоящему превратилась в игру, в потеху для обывателей.
Революцию как товар оказалось легко продать и ещё легче подделать. Если раньше играли на полном серьёзе, то сейчас люди играют, хорошо отдавая себе отчёт в том, что это просто игра, увлекательное с многих точек зрения времяпрепровождение. Даже те редкие паттерны, которые ещё возникают, например, Киевский, не носят характер исторической обусловленности, и являются играми в чистом виде. Выигрыш в данном случае ничего не значит. Вопреки пролитой крови (настоящей, а не клюквенной) победа одной из сторон - чистая фикция, она не трогает глубинного положения дел, почти все остаются при своих. Майдан не изменил общественных установлений, в этом отношении он закончился сущим пшиком, и ничем иным, по сути, закончиться не мог.
Первоначально игра возникла вследствие острой потребности в действительных переменах, являясь практическим воплощением идеи прогресса. Сегодня добиться перемен подобным образом уже нереально, игра более не работает, во многом она приобрела декоративный характер. Забава стала тождественной самой себе, она более не несёт серьёзной общественной нагрузки, мы вступили на территорию чистого развлечения. В игре нас интересует, прежде всего, сам игровой процесс, безотносительно к его политическим, экономическим и социальным возможностям. Цель уходит на второй план. И эта тенденция на измельчание и выхолащивания общественной составляющей игры, по всей видимости, сохранится в дальнейшем. Социальные потрясения перестали по-настоящему потрясать, их лишили мошонки. Но если Великая игра в революцию более не чревата серьёзными последствиями, это никак не означает, что потребность в них отпала сама собой, нет, просто потребность в переменах нашла другой, более действенный способ своей реализации. Кастрированное социальное движение её более не удовлетворяет. А что её удовлетворяет? Если не игра, то что? За завесой тайны этого пока не разглядеть, но то, что механизм этот неочевиден, плохо различим и функционирует за плотной пеленой, говорит само за себя. По всей видимости, в качестве движителя перемен на авансцену снова выходят старые добрые тайные общества, казалось бы, давно почившие на помойке истории. Именно разного рода масонские ложи вновь тянут на себя одеяло истинных поборников прогресса. Являясь неким побочным ответвлением от Великой игры, они, не афишируя, незримо забавляются на наш счёт, ваяя образ будущего на своё усмотрение.