Осипу Мандельштаму
Мальчик - каменщик и сладкоежка - что же ты строишь?
Сёстры - тяжесть и нежность - стоят от тебя по обе руки.
В форме гвардейской по площади важно шагают герои,
ты смотришь на них исподлобья и слушаешь всплески реки.
Мы на пристани вместе стояли и тут же под музыку вальса
провожали Серебреный Век на вакхический праздник войны.
Развеваясь фатой, проезжала в карете невеста,
гимназистки смеялись под окнами грубой гранитной тюрьмы.
А помнишь счастливое время - шумела весёлая стройка,
работящие потные люди вытирали густое лицо рукавом,
в доме напротив трещал жестяной патефон без умолку.
Мы всё понимали, но каждый был занят своим ремеслом.
Поэты, пьяно галдя, возводили славянский Акрополь,
ломали крепкий трудный хлеб, и пили глиняное молоко.
Годы войны наблюдали за ними в немецкий бинокль.
Европа в окопах... но, как же, Боже мой, всё это далеко.
* * *
Дитя эпохи чёртовой, ты думал, что Европа это улей,
ты воск лепил, и время превращал в тугой эгейский мёд.
Когорты скользких ласточек над Римом промелькнули,
производя в лазури расскрипевшейся упругий поворот.
А в нежные сети и липкие соты эпохи,
попались: верный штык и птица с яростным крылом.
И куда не пойдёшь всюду слышаться длинные вздохи,
от военной Европы отчалив, Харон поднимает весло.
Европейцы бегут из проклятой туманной атаки
и, сняв противогаз, не могут надышаться светом дня,
зарастают пространство и время счастливой Итаки,
Одиссей роняет слёзы у бездушного огня.
* * *
И я тоже люблю столяров ароматные, твёрдые руки,
топоров горячее железо и нагнувшийся звук у пилы.
На постройке Акрополя мира мы работали круглые сутки,
свежеструганный запах вдыхая деревянной стены.
А после работы мы мылись колючей крестьянской водою,
из дубовой бадьи шумно звёзды черпали хозяйским ковшом.
В белозубом Крыму полюбили мы девушку с узкой спиною,
не Елену, другую, что думала ночь напролёт о былом.
Ну а помнишь, сидели под грустной хрустящей звездою,
запах скифской полыни развевался над нами, как флаг,
ты нагнувшись, сказал мне, что нежность соседствует с болью.
Но где же ты, радость Эллады, где женственный её Архипелаг,
где ласточки гнездо ахейское, ну где же мой Акрополь?
Простой афинской женщины меня снедает красота.
Не солнце чёрное, а дирижабль поднялся над Европой
и тень аэроплана пала как будто от креста.