Роксолана, тебя пашет глубокий султан,
турки-сельджуки - они настоящие "секси".
Аж до Киева слышно: скрипит твой диван
и дрожит на груди твой серебряный крестик.
Облетают нежно стринги пожелтевших ног.
Все мужчины воняют, но деньги не пахнут.
Тебя Малая Азия манит, тебя тянет Восток
и кощунственным кажется высохший Запад.
Роксолана, мне слышно: в твоём животе
и царапается и кусается тесный турчонок.
Он родится в рубашке и в зелёной чалме,
улыбаясь тебе из прокисших славянских пелёнок.
Далеко от тебя нелюбимый родительский дом,
ты приштопана к оному ниточкой авиалиний.
Ты назад не вернёшься, тебе в западло
падать мятым лицом в незастеленный Киев.
Роксолана, редко какой самолёт долетит
до середины Днепра. А на том берегу машут "вуйки".
На эгейском песке разгорается твой аппетит,
загорают твои украинские полные руки.
Хочешь, брошу тебе горсть родимой земли -
той, завёрнутой в чёрный платочек "краNoни".
Долго тянутся ночью твои трудодни,
турки гнут над тобой волосатые спины.
Роксолана, зайди, помолись в Софиевский храм.
Бог - он всюду. Он всех обожает бесплатно.
Лезут грязные руки к твоим обнажённым ногам,
на твоей географии высохли белые пятна.
Христианство здесь пало - остался лишь секс.
Возвращаясь обратно
в Константинополь,
ты с собою возьми наш запутанный лес,
небеса, что пропахли Восточной Европой.
Ты на нас посмотри из далёких земель.
Что ты видишь, какие такие чертоги?
Вытирается губкой твоя чистоплотная лень.
Гладко выбритый турок твои оббивает пороги.
Не кури, Роксолана, и в колодец не плюй,
для того и копали Отчизну, чтобы с горя напиться.
Твои пыльные губы целует усатый Стамбул.
Сулейман откусил от твоей золотой ягодицы.
Роксолана, согласен: век, увы, не златой.
Тебе из гарема, бес-порно и с порно, виднее.
На османских шелках ты лежишь абсолютно нагой
и твой пах сквозь пространство и время темнеет.