присоединяются ещё пара-тройка разновозрастных, разно половых,
иных глаз;
и все,
на меня смотрят,
с напряжением круглой безвинности.
Прошуршав, обладатель сорокалетних, гейно-мужских глаз, протягивает двадцатку. Прямо в левую мою (надеюсь, что так) ладошку.
- Я; дак.. бы мне..
сорокалетний, протягивает, сквозь незабронированное никем отверстие, ещё двадцать фунтов, одной чистой новой бумажкой.
Беру себя в руки, и то,
что дают. Тоже в руки,
под тишину.
Дают - бери, бьют - убегай, если успел;
так кажется, звучит моя и ин народная мудреность.
Но, улыбка, с моего лика,
на лице,
как-то независимо от самой себя, сползла.
Личико, нет большое,
тогда личище,
посерело, как-то в миг сразу, и вот; говорит, как-то, резковато резонно:
- Мне бы, надо то,
что написано внутри чека и желательно в пятидесятизначных, (с.б.?) несвежих купюрах.
Сорокалетние глаза,
держа улыбку и дистанцию,
степенно постепенно тают, в глубинах застеколья.
Позже очерёдные шу-шу шукаются сзади.
Отхожу, по направленному, в направление, указывающему из глубин,
стеклянных пространств, указательному девичьему пальчику, с окрашенным коготком,
вправо.
К особому кассе-окошку, так же избранированному.
Жду десять минут,
Открывается, нетайная дверь,
правее,
моего правого плеча,
на перпендикулярной, сине - серо - бежевой стене, метрах в пяти от меня.
Выходит женщина, средних лет.
У всех дам на земле, возраст или юный, или средний.
Других не бывает,
Мишка так решил.
Между дамой,
в строгом деловом, средней упитанности, незначительно светло - тёпло - сером, в четыре разноцветных крапинки ( один миллион четырестодевяностовосемьдесятвосемь тысяч семьсотдевяностодевять целых и чуть десятых крапинки (с. б?)) двубортном костюме.
Про пуговицы писать не буду, уже места не осталось,
всё подсчитывание крапинок заполонило.
А ещё говорят с бодуна,
с перегаром,
а крапинки вишь, как сосчитал, любо дорого,
и мной (вернись читатель к словам 'Между дамой',
чтоб понятней было, про что записано 'и мной'),
образовалась честная частная дистанция.
Она, говорит искренне неприятным голосом,
искреннеприятно улыбаясь:
- Пожалуйста, садитесь.
Тут-то, я увидел,
Что, между дамой и мной,
понизу,
исключительно до ковролинового, сине - дымчатого
низа,
на пространстве четырёх метров,
стоит очень аккуратный стол с компьютерами, прибамбасами к нему,
и три стула.
Один возле дамы, а два ко мне полуобернулись
и глядят в меня, почти, как на меня, токмо учтивее, подлокотниками.
Потому, как железные, с великолепным синим вельветовым ворсистым дермантином.
В местах прикасания, прислонения, присоединения, приседания.
Сел, скоромно, на краюшек, приглянувшегося.
Она кладёт, между экраном и собой,
одновременно,
мой чек,
с означенными тысячами фунтов,
который, я дал,
15 минут назад,
в совершенно другие, чёрные, молодые, дамские, глубокие глаза, с пальчиками.
И молвит по аглицки.
- Давайте, ваш паспорт.
Подаю, мою чековую книгу и говорю.
- Я думал, этого достаточно.
- Нет.
Мне нужен паспорт.
'Ишь, пьянь, денег захотел'.
Этого она не произносила, а видимо думала. Посему и кав-кав-кав-ычки цвета ошарашенной молнии, ежели печать букв, у вас, будет,