Моя первая француженка, или Как меня послали в баню.
Случилось это давным-давно, в девяносто голодные, когда за границу стало уже можно, а поесть толком еще нельзя. Батончик Марс, преподнесенный любимой в качестве новогоднего подарка, остался вроде бы уже в прошлом, вместе с недоиспользованными талонами на крупу. Разгон родного института, казавшийся одно время неизбежным, тоже куда-то отодвинулся. Но платили тогда российским научникам уже по таксе свободно-рыночной, то есть примерно как и сейчас :) Что означало только один более-менее достойный выход: надо ехать на вахту. Куда ехать, вопрос не стоял: была только одна страна, о которой давно мечталось - именно мечталось, поскольку никаких практических шансов на осуществление раньше не было. Но единственное постоянное свойство окружающего мира - он быстро меняется...
Итак, писать я начал во Францию. Взяли на удивление быстро. Куда медленнее оформлялись всевозможные бумажки, но созрели в конце концов и они. И вот я покупаю билет. Не на самолет, конечно - откуда тогда было набрать на самолет? Автобус - друг челнока и профессора. (С маститым ростовиком-поляком, оказавшимся тогда вместе со мной в Меце, мы лучше понимали друг друга без посредников, чем с оными).
Но и с автобусом было не все гладко. По Москве ходили жуткие слухи про былинных абреков, нагоняющих одинокие автобусы в глухих белорусских лесах и совершающих ритуальный обряд секим-башка над неспособными сдать ценностей на запрошенную сумму. В результате рейсовые автобусы Москва-Европа отправлялись от метро Варшава-Центральная. То ли пассажиров не находилось на прямые маршруты, то ли водители перевелись. А до метро предлагалось добираться самостоятельно.
Контракт у меня начинался с 1 января, так что добавим к этому постновогодний синдром, и экспозиция готова.
Ну, поехали.
В поезде приключений не было. Поездом за границу я уже ездил, и все подобающие новичковые шишки уже получил. Единственное, что поразило: ровные заснеженные поля вдоль всей Белорусской дороги, и сразу же за мостом через Буг и до Атлантики - точно такие же поля, но абсолютно без снега. Непостижимая тайна природы.
Утро. Варшава. Долгие блуждания вокруг вокзала в поисках автобусной остановки, которая "сразу, как выйдешь". Выручили наконец какие-то местные работяги - до сих пор не пойму, на каком языке мы с ними общались, на польском, что ли?
Народу немного, человек двенадцать. В основном польское студенчество на каникулах. Выбираем самое лучшее место, и вперед на Европу.
Европа тем не менее в первый день поворачивается исключительно восточной стороной. Целый день кружим по дорогам, не пропустив, кажется, ни одного польского городишки и собирая по одному, по два человека от каждого столба. К вечеру автобус наконец забит под завязку. Русских - один я, остальные поляки, включая водителей и прочих. Тем не менее, из потока слов по матюгальнику удается понять, что приближается "ньемьецька граница".
Вот тут-то ко мне подваливает автобусная фирмачка и на том же самом польском эсперанто интересуется, не я ли случайно тот забавный оригинал, у которого билет до Страсбурга. Ну, я. Ага, тогда мне придется сейчас выйти и пересесть в другой автобус, поскольку этот в Страсбург заходить не собирается, а намерен переть без остановок до самого Парижа. В Польше, дескать, уже наостанавливались, хватит с меня.
Блин.
Ну, ладно. Не в Париж же ехать. Еще вопрос, хватит ли у меня денег оттуда выбраться. А контракт уже три дня как идет.
Собираем шмотки (засыпал ведь уже...), отлавливаем в недрах сидорок, и волочем его в другой автобус. Сразу понимаем, что в рынке поляки ушли далеко вперед, и менять с ними шило на мыло - затея безнадежная. Все места забиты, хозяйка - Жарища Духотовна, темно, пипл сладко дрыхнет, лишь в дальнем конце радостно надрывается в реве малолетний ребенок. Единственное свободное место, естественно, прямо перед ним, в самом акустическом оптимуме, и места этого очень немного. Ладно... Протискиваемся туда, обнимаемся с любимым китайским пальто (что? положить? кудаааа?), и пытаемся заснуть... Обалдевший немецкий пограничник с русским паспортом в одной руке и польской стопкой в другой настойчиво желает познакомиться. Германия младенцу не нравится, свое отношение к ней он высказывает замечательным рвотным самовыражением, наслаждение которым пассажирам придется сохранять, вместе с билетами, до конца поездки. Складываюсь клубочком, носом в пальто, и отпускаю в него блаженнейшую из своих улыбок. Фигня. Я еду во Францию...
Раннее утро, мост через Рейн, последняя граница, французская форма. Автобус, явно незнакомый с местной топографией, тормозит, не разбираясь, сразу же за шлагбаумом и выплевывает меня на свободу. Все. Свершилось. Я - Там. Несколько минут стою на одном месте, вдыхая свежий воздух и пытаясь осознать историчность момента. Затем начинаю оглядываться.
Позади: мост, пограничники, Германия. Незачем. Вокруг: никого. Утро, начало января, явно не центр города. Да и вообще никакого города не видно. Вдоль реки нечто напоминающее порт и склады. Не то...
Ближайшие задачи: ориентация на местности; найти сортир; и побриться наконец, черт возьми!
Живых людей не видно, погранцы явно не по дороге, спросить некого. Но голова-то на что? Идем вдоль дороги, волоча сумку и дедуктивно размышляя.
Первой разрешилась задача номер два. Стоит, родимый, открыт, и даже денег никто не просит - нет никого. Для эмигрантов, что ль?
Красота. Жить сразу стало веселее.
А вот розетки нет :(
(Эта проблема долго будет преследовать меня по всему миру. На вокзале Нью-Йорка, не обнаружив искомого в надлежащем месте, однажды подключился к какой-то технической розетке, для пылесосов, надо полагать, и через полминуты передо мной торчал здоровенный полицай, весь в мухах и бляхах, и тряс у меня перед носом наручниками. Ходить небритым можно, на то у них свобода и политкорректность, а трогать казенную розетку нельзя, муниципальная собственность).
Но очень скоро проблемы решились все. Сразу.
Я набрел на пункт информационной поддержки туристов и путешественников. То есть меня. И открыться, судя по табличке, он должен был всего через полчаса.
Я уселся на лавочку, достал остатки шоколадки, перестал беспокоиться и начал жить.
Жить было хорошо.
Через тридцать минут с вежливым хвостиком я поднялся, сгреб сумку и открыл дверь.
Звякнул колокольчик.
Внутри никого не было.
Сначала.
А потом появилась Она.
Я не буду ее описывать. Сказано же: юна и прелестна. Миниатюрна... впрочем, француженки все миниатюрны. Кроме баскетболисток и Мари Пьерс.
Лет ей было.. семнадцать? Да нет, вряд ли. Выглядела школьницей. Летом - стопроцентно бы счел школьницей, но зимой? Хотя подработка во время каникул, пока постоянные кадры рассекают где-нибудь на лыжах... может быть.
Знаю одно: она была Первой.
Много раз я потом буду удивляться этому эффекту. Как моментально меняются глаза, выражение лица, как вспыхивает во всем существе неотразимый, ни с чем не сравнимый шарм - стоит всего лишь пересечь вполне условную линию, отделяющую Францию от Германии.
Одна кондукторша на линии Мец - Саарбрюккен чего стоит :)
Но я отвлекся.
Мы смотрели друг на друга во все глаза.
Я был восхищен.
Она...хм :) Не знаю, приходилось ли ей раньше видеть нечто подобное.
Однако надо было искать общий язык.
Французский у меня какой-то был уже тогда. Но школьный. И довольно давно. Был.
Что было у нее, кроме родного, осталось за титром... за кадром... где-то там осталось. В Страсбурге.
Я собрал рассыпавшиеся мозги и на каком мог языке попытался сформулировать свои претензии - побриться и на вокзал. На большее я не претендовал. Было вполне достаточно.
В процессе объяснения я даже произнес слово "бриться" по-французски.
Этот факт меня потряс. Не знаю, откуда всплыло во мне это слово, и знал ли я его когда-нибудь раньше. Это было нечто подобное самозарождению мышей из грязного белья. (Фу, ну и сравнение.)
Не уверен, правда, что сумел внятно объяснить, что бритва у меня электрическая. Слово "электричество" почему-то самозародиться отказалось.
Она задумалась.
Проблема явно была нетривиальной.
Я любовался.
Мне плевать было в тот момент на небритость. На самом деле. Я боялся, что она расстроится, если не сумеет найти выход.
Потом она просияла.
Полезла куда-то в справочник.
Взяла карту. Нарисовала на ней жирную точку. Соединила линией с мостом через Рейн. И стала быстро-быстро что-то лопотать, то и дело вскидывая на меня свои изумительные глаза.
Я не понимал ни черта.
Я слушал ее, как музыку.
Завороженный.
Она кончила объяснять и посмотрела, все ли в порядке.
Огорчить ее я не мог.
Нельзя огорчать ТАКОЕ.
Я вложил в улыбку все свое восхищение и поблагодарил. Поблагодарить по-французски сумеет любой кретин.
Попрощался и вышел, волоча за собой сумку.
Жизнь удалась.
Я топал по улицам, поминутно сверяясь с ЕЕ картой. И напевая песенку. Кажется, даже французскую.
Топать было далеко.
Мимо сновали автобусы.
Сумка была тяжелая.
В тот январский денек в Страсбурге было плюс семнадцать.
На мне было китайское пальто, купленное на барахолке для выживания в суровые московские зимы.
В тот день я встретил в Страсбурге еще 1 (одного) человека, одетого во что-то подобное. Очень симпатичный черный клошар, живший на берегу канала.
У меня тикал контракт.
Любой нормальный человек остановился бы и спросил дорогу у кого-нибудь еще. Или узнал хотя бы, какие автобусы идут в этом направлении.
Я не мог.
Я шел по ЕЕ маршруту. Проведенному ее рукой. Это было невозможно нарушить. Это было бы... предательством, наверно.
Я ее не подвел.
Это был именно тот перекресток, куда посылала меня она. Вне всяких сомнений.
Громким, счастливым хохотом началась моя французская жизнь. Такой она и осталась на всем ее протяжении. Такова она и сейчас, когда мне удается приехать Туда в очередной раз.
В этом комплексе было все. Сауна. Аптека. Маникюр. Удаление мозолей. Кажется, даже гольф-клуб. Ну, кому я рассказываю? Вы знаете лучше меня, что там бывает в банях и их окрестностях. Я не ходил по ним ни тогда, ни теперь.
Благословенны Они, желающие нам добра.
Спасибо им.
Вокзал я нашел сам.
Побриться удалось только в Меце.
Эльзас, любовь моя :)
2003