Аннотация: Одесса для россиян - не пустое слово.
Можно о ней писать, писать и писать...
Но ХОЛЕРА в ОДЕССЕ в 70 - особая статья!
Давно дело было. Назад 30 лет и три года. Жить в Советском Союзе, и не слышать об Одессе было невозможно. Там - самая кинематографическая лестница и самый ДЮКовинный француз. Только там есть самый золотой оперный театр и пляжи, что идут "от края до края". Где еще есть пивная, которая открылась на Дерибасовской, и Привоз, на котором можно было купить все, что можно, а также все, что нельзя ? А Черное море, которое в районе Одессы "самое синее в мире"? А одесский юмор? Но, как здесь говорят, "лучше сто раз увидеть Одессу, чем один раз услышать за неё".
Поскольку, скромным научным сотрудникам за четыре года Крым уже надоел, мое время в очередях было потрачено не зря, - билеты в Одессу и обратно уже лежат в кармане. И вот уже, наша шестилетняя дочь вместе с родителями выглядывает в окно поезда: "Когда же будет Одесса?". Правда, "солнечная Одесса" встретила нас пасмурным небом и прохладным ветерком. Я был этим доволен, поскольку, с чемоданами по жаре искать "место под солнцем" было бы тяжело. Первые варианты нас не устроили, мы - не буржуи, но жить в "караван-сарае" как-то не хотелось. Что же, "ищущий да обрящет", и на исходе 4-5 часов мы оказались за Филатовской больницей, напротив кафе "Глечик", в ближайшем к морю трехэтажном доме с комплектом коммунальных удобств. Вечерком спустились к морю, но погода оставалась ветреная, так что, мы только ополоснули ноги. Утром тоже было пасмурно и прохладно, купили фрукты, сходили в кино, а, вернувшись, узнали, что два пляжа закрыты для купания. На следующий день были закрыты еще четыре пляжа и впервые прозвучало это словом - "ХОЛЕРА". Ранее оно использовалось только в составе идиоматических выражений -"холера тебя подери" или "рыбная холера". К вечеру в аптеках не было ни хлорамина, ни хлорной извести, зато появилась много подворотен, где за 5 рублей можно было купить 15-копеечный пакетик хлорамина. Уличные кафешки опустели. Радостные и смеющиеся лица исчезли, знакомые уже не здоровались за руку, а только кивали друг другу. К утру город был оклеен плакатами санпросвета с указаниями, что можно и что нельзя делать в такой ситуации. Вышло солнце, стало жарко и страшно.
Съездил, сдал обратные билеты на поезд и отправился в аэропорт, чтобы попытаться улететь в Москву сегодня или завтра. Очередей у касс не было, просто - сплошная толпа, впрочем, билетов не было и не ожидалось. При посадке в самолет на Москву разъяренная толпа скинула с трапа одного из пилотов, когда тот попытался провести без билета, то ли племянницу, то ли дочку. Поздно вечером по телевизору председатель Горисполкома объявил, что через 24 часа город переводится в режим карантина, без права въезда и выезда. Настроение было, - самu понимаете ...
С утра на вокзале метался между кассамu. Вернулся к обеду счастливый, с тремя
билетами до Львова на 23.45 (за 15 минут до закрытия города). На вокзал приехали
заранее. В 23. 20 пришел поезд из Москвы, полный детей (!). Их привезли в летние
пионерские лагеря, хотя уже было известно, что поездов шесть остановили ранее и
кого-то уже отправили обратно.
Захрипел динамик, объявляя поcадку на Львовский поезд. У каждого вагона стояло по милиционеру. Далее все выглядело, как в фильмах о 20-х годах, - давка, крики, плач.
Милиционеров, пытавшихся установить порядок, или внесли в вагон, или оттерли в сторону, так что, сделать что-то было невозможно. Звон разбитых стекол, люди лезут в вагон через оконные проемы, где еще торчат осколки. Но прогресс внес свои коррективы, - электрическая тяга исключила возможность ехать на крышах, так что, только это и более цивильный вид пассажиров отличали картинки 20х и 70х годов. Хорошо, что мы заранее подошли к вагону, благодаря чему, в купе нам досталась одна верхняя полка на троих. Впрочем, на нижних полках сидело по 4 человека, в коридоре тоже было битком. Наши габариты были не выше среднего, так что, дочке хватило места, чтобы заснуть. Состав шел как "литерный", без остановок. В памяти остались затекающая от напряжения рука, которой держался, чтобы не свалиться и детский плач в коридоре, который, казалось, не утихал всю дорогу. Проводница и не пыталась даже пройти по вагону, так что, билеты наши так и остались невостребованными, как оказалось, к счастью.
Вот и столица Западной Украины. Бессонная ночь и психологическое напряжение лишили нас возможности осмотреть город, хотя бы мельком. На вокзале билетов на Москву не было до начала сентября. Жена расклеилась, дочка стала постанывать, что с ней практически никогда не бывало. Делаем попытку в аэропорт. Все - то же самое, жара, толпы народа, отсутствие билетов в любом направлении. Захожу в кабинет замначальника аэропорта, - багровый мужчина в расстегнутой рубашке разрывается между верещащими телефонами. Выбрав паузу, кладу перед ним наши билеты (Одесса-Львов) и излагаю ситуацию. На его затравленном лице появляется лишняя складка: "Ешё и это!", листом бумаги он сдвигает билеты на мой край стола, в другой руке уже трубка: "Лида, сейчас подойдет мужчина из Одессы, отправь его сразу на Москву - три человека". Видимо, на её возражение, что нет возможности, угрожающе продолжает: "Как хочешь, так и отправь, только что бы через час их здесь уже не было!"
Я сам никогда в чудеса не верил, но теперь знаю, чудеса бывают, - через 45 минут мы сидим в салоне самолета, бегущего по взлетной полосе и берущего курс на Москву. Сколько летал в командировках, никогда в самолетах не спал, а тут все втроем отрубились. Уже стюардесса торопит, самолет пустой, мы одни остались. Ну, теперь до дома - рукой подать. В Москве чувствуется тревога - в автобусах, метро, электричках постоянно объявляют по радио: "Если Вы приехали с юга, чувствуете недомогание, немедленно обратитесь в ближайшее медицинское учреждение. Не подвергайте опасности своих близких, знакомых и незнакомых, что вас окружают. Проявите свою гражданскую ответственность!" Напряжение последних дней не прошло даром, жену замутило, и на Ленинградском вокзале она, "проявив гражданскую ответственность", пошла в медпункт. А я брал билеты на электричку и подтаскивал вещи на платформу. Когда после этого сунулся, было, в медпункт, выяснилось, что только что "холерную из Одессы" увезли в инфекционную больницу. Прежде, чем заниматься уточнениями, надо было довезти дочку домой и уложить спать.
Вот и дом, быстренько покормились, договорились, что сейчас она посмотрит телевизор, а затем сама ляжет спать. И я поехал обратно. В медпункте, когда выяснилось, что я муж "той самой", дежурный врач схватилась за голову и начала накручивать диск телефона. Тут же у дверей встал милиционер, и в пункт теперь никого не впускали. Я был согласен на госпитализацию только с дочкой, но в отделении милиции не нашлось ни одного человека, кто бы согласился сопроводить меня до дома, а одного меня нельзя было отпускать из опасения, что я "скроюсь с заразой". Ситуация стала патовой. В конце концов, врач вышла в соседнюю комнатку, а я вылез в открытое окно и поехал за дочкой. Поздно вечером мы оказались на Соколиной горе в КИБ-2 (клиническая инфекционная больница), но в другом корпусе, нежели жена, а также в различных отделениях, - дочка, понятно, попала в женское. Как и что было дальше, изложено ниже.
Едва покинув берег моря,
Не знали, братцы, мы, что вскоре
У нас в делах наступит клапан
И попадем мы к эскулапам.
Другие, с волжских берегов,
Холерных не видали снов,
И, радостные сделав лица,
Стопы направили к столице.
Здесь встретили гостей что надо:
У Окружной была засада.
В "Победе" ехали, иль в "ЗиЛе",
Всех в "красный крестик" посадили.
Обрызгав раньше хлоркой фрукты,
Вино и прочие продукты.
Кто вечером кто на заре
На Соколиной на горе
Мы собирались,и о том
Свою историю ведем.
Нам не крутили сантименты.
Забрали деньги, документы,
Больничные пижамы дали
И по палатам рассовали.
Да, первый день - тяжелый день.
И на челе у многих тень.
Кто не сообщил своей мамаше,
Что отпуска продлятся наши,
Кто на кровати сер лежит,
За мотороллер свой дрожит.
Другой - напрасно ищет дочку,
И о жене не знает точно.
А многих мучают вопросы
О сигаретах, папиросах.
Вокруг больницы - не кусты,
Милиции стоят посты.
И, чтобы вновь людьми нам стать,
Должны анализы мы сдать.
И, петухи лишь пропоют,
Под мышки градусник суют.
Мы с утренним простимся сном.
И поднимаемся, встаем.
И тот, кто млад, и тот, кто сед, -
Все на горшки идем в клозет.
Нас по больничному питают,
Что на анализ не хватает,
Зато на день четыре раза
Чтоб победили мы заразу.
Нас теплым словом обогреют,
Мы обрастаем - нас побреют.
А, при нужде, на риск и страх
Нам курево несет сестра.
Шуршат газеты понемногу.
Мы приутихли: "Все от бога".
Но дни идут, прошла неделя
И анекдоты надоели.
Мы начинаем бунтовать
"Не надо больше нас держать!"
Мы по анализам чисты.
Даёшь больничные листы!
А, не отпустите, за это
Письмо напишем мы в газету!
Ну вот, последние шумочки.
Осталось переспать нам ночку!
Потом мы все меняем платье,
И нет нужды сидеть в палате,
Гулять мы сможем и звонить
И с женами к друзьям ходить.
Ну, спасибо, ну, спасибо, доктора,
Ну, спасибо, медицинская сестра.
Ну, спасибо, ну, спасибо, nерсонал,
Что за нами убирaл и вытирал.
* * * *
Будем руки, будем руки чисто мыть
Будем фрукты, будем фрукты кипятить,
По Одессам заречемся разъезжать,
Чтобы нам не очутиться здесь опять.
КИБ-2 16.08.70 8-11-6-4
Для неискушенных, последние четыре числа - мой опознавательный код, - восьмой корпус, одиннадцатое отделение, шестая палата, четвертый (пардон) горшок.
Так нас звали сестры, и в списках результатов анализов мы числились так, и никак иначе.
Вышеизложенное творение было написано за день до выписки, названо "Холерианою" и зачитано за три часа до получения одежды и документов при 100% явке тех, кто был в серых халатах и тех, кто был в белых халатах, включая заведующего отделением. Аплодисменты скрасили последний день моего пребывания в больнице, а. одевшись, я увидел внизу свою дочку, что ждала меня уже полчаса (женское отделение оформили в первую очередь).
Надо признаться, что связанные с дочкой два нарушения, допущенные медсестрами, были самыми приятными за время моего пребывания там. Так, первый раз после обеда отворилась дверь, и в палату влетело что-то маленькое в ярко-желтом халате до пола и тут же оказалось у меня на коленях. Это свидание длилось минут пять, затем сестра из женского отделения забрала ее с собой. А еще дней через пять я получил письмо! Первое письмо в жизни моей дочки, я так был рад, что дочка уже знала все буквы и смогла совершить этот "первый подвиг Геракла".
Ну, а за женой я приехал еще через 10 дней. У самой больницы встретил группу больничного персонала, идущую домой. И за спиной уже услышал приглушенный голос: "Это тот, кто написал "Холериану"!". Я остановился и, как в недавней песне "Оглянулся посмотреть, не оглянулись ли они, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я..." Да вся группа повернулась и глазела на меня. Опасаясь историй, происходивших с Валентино, Лемешевым или современными поп-звездами, когда поклонницы разрывали одежду на своих кумирах, чтобы иметь памятный сувенир, я заспешил, только что не побежал. Наверное, это напоминало эпизод соревнований по спортивной ходьбе.
Видимо, скорость, с которой я удалялся, была столь велика, что мне повезло, и, когда я забирал жену, моя одежда была в полном порядке. Не знаю, стоит ли рассказывать, что в родной Андреевке кто-то смотрел на меня, как на привидение, поскольку, в поселке за чистую правду ходили рассказы о том, что моя жена была совершенно холерная, а я выпрыгивал из поезда с дочкой на руках, убегая от милиции и санитаров. Тем более, что, после моего отъезда с дочкой в Москву, приезжала милицейская машина местная, потом московская с мигалкой, затем санитарная и дезинфекционная, дверь квартиры вскрыли, все облили пятикратным количеством специальных препаратов (через две недели, когда мы вернулись, я еще долго не мог выветрить их запах), а затем еще опрыскали лестницу и крыльцо.
Когда же появилась наша соседка, увезли её в Солнечногорск, и за два часа оборудовали там инфекционную палату, где она, бедная, и провела две недели в полном одиночестве. А за руку со мною еще пару месяцев никто не здоровался, -протянут, было, свою, потом в глазах мелькнет что-то, и тут же начинают, либо поправлять волосы, либо нос чесать, смех, да и только.
Но память об этой истории, да "Холериана", что нашлась в моем письменном
столе (в своё время она украшала пару стенгазет в институте), подвигли меня взять
ручку и к юбилею этой истории (разве 33 года - не юбилей?) изложить на бумаге
все, что еще осталось в памяти.
"Кстати, о птичках", несмотря на мое обещание, что мы "По Одессам заречемся
разъезжать", и я, и жена, и сын, которого тогда еще не было, уже по несколько раз
побывали в Одессе, да и в этом году, при возможности, я туда заеду, благо, пока еще
это можно сделать без визы. Но пару пачек хлорамина я с собой все-таки захвачу, и
предупрежу на работе, что, в принципе, могу задержаться на две недели или месяц