1
Здесь каждый шаг волнует камни.
Здесь мостовые - лесные тропы.
И гробовые на окнах ставни
скрывают взгляд седой Европы.
И все же видишь как замирают
от удивленья глухие лица:
ты понимаешь, что иностранцу
здесь очень просто заблудиться.
2
В Германии солнце выстлало небо,
и Веймар, оглохнув, меня не встречал.
На сердце мурашки, как будто под снегом
прожорливый в полдень, знакомый вокзал.
Солдаты и негры, с гитарой и с пивом -
враждебно гремел ресторан.
В гостинице номер украшен сапфиром,
в слезах похудевший карман.
3
На Веймар я глядел чуть свысока,
поэтому отважному студенту
необходимость вызвать дурака
казалась нормой русской ренты.
По Ленин-штрассе, где звенели осы,
я шествовал как будто генерал
от армии отставший. На вопросы
не каждый немец вежливо молчал.
Но долго немцу нервы не мотайте,
Германия в туризме знает толк,
и потому лишь по-немецки "дайте",
а в остальном - полуживой кивок.
К архитектуре готики строений
неприменима русская тоска,
чуть старомодно немцев гложет гений,
а в основном - валяет дурака.
4
В костелах, где молитва безупречна,
слепая тень распятого Христа,
как неосуществимая мечта
в картинах Рафаэля, будет вечна.
И слабою улыбкою кровавя
свою неевропейскую черту,
не ведал я как подойти к Христу,
от зажигалки свечку поджигая.
5
Устав от музейной схоластики,
(история Потсдама в двух лицах
вешает на ровные ресницы
нелепое превращение свастики
в звезду Соломона. Глазам тяжело,
а сердцу скучно воспринимать
данную на двух трех страницах
информацию, вбитую под стекло,
о многовековых поллюциях
императоров, (что ж, воевать
и юродствовать немцы умели
издавна) начиная с восемнадцато-
го века в Потсдаме гремели
салюты и фанфары - король с набитым ртом,
(Фридрих Вильгельм Первый)
командовал парадами и пил пиво
тайком от королевы.
Но, если говорить прямо, а не криво,
разрушила все планы постройка
коммунизма: Империя распалась.
Распался Третий Рейх - неустойка
власти "властью всех прочих называлась"),
пересекаю автомобильную Мекку,
то бишь шоссе, и захожу в кафе.
Заказываю блюдо, давясь от смеха,
начинающееся на "F".
6
Меня сопровождало "нихт ферштейн"
по звукоряду липовой аллеи,
словно пароль, толкающий в портвейн,
который взгляд твой делает наглее.
Качнется мостовая на почтамт -
на Родину поскачет телеграмма,
а не качнется, - зарыдает мама
в краю, где нет почтенья к господам.
7
Расстегни на ходу ворот выглаженной рубашки
закурив, бинокль спроси у пшистого поляка.
Вот она, словно кокарда с офицерской фуражки,
берлинская стена советского барака.
Здесь летом многолюдно. В воскресенье и в субботу
особенно. Иностранцы всех рангов
ликуют у барьера - далее взгляд пулемета
с вышки завис над зоной бумерангом.
В зоне скучающие пограничники, порядком вспотев,
прячутся от немилосердно зудящего солнца
в худенькую тень молодых дерев.
Неустанно щелкает фотоаппарат японца.
В польский бинокль спокойно смотрю
на переживающий за стеной Запад, на ворота
Бранденбургские... - и узнаю,
что не вижу... не могу произнести слово "свобода".
август 1990 г. Кемерово