На часах пробило восемь. N потянулся и сбросил на пол одеяло. Пора было на работу. Он выпил кофе, оделся, причесал бороду, заплел ее в косу, надел шляпу и вышел из дому. До парка было пешком минут 20. троллейбусом он не ездил из принципа. Он ждал зимы. Когда она наступит, можно будет доезжать до парка по замерзшей речке, предварительно надев коньки. А пока еще даже не подморозило. Пока стоял ноябрь. Навстречу шли разные люди. Он раньше не различал их, а теперь стал выделять разные породы. Причем особо не по нраву ему были люди сторожевой породы v вечно вынюхивающие, ходящие кругами... их часто можно было встретить в центре города. Но там, где работал N, они появлялись крайне редко. Можно сказать, совсем не появлялись. По месту его службы чаще ходили посыльные, посылающие, восторженные либо скучающие двуногие...
Дойдя до парка, он направился к маленькой брезентовой палатке зеленого цвета. Собой она была непримечательна, если б не одно обстоятельство. Оно, это обстоятельство, находилось внутри палатки и выглядело как полуразваленный рояль на колесиках. Поплевав на руки, N выкатил рояль из палатки и покатил его в сторону тихой аллеи. Там, под старым разбитым молнией дубом, было его рабочее место.Он снял шляпу, кинул ее на землю, слегка придавил пачками купюр и начал играть. Играл он без нот. Сначала v музыку ветра. На аллее было совсем пусто. Тогда он забежал в палатку, достал оттуда лопату и табурет. Лопату он воткнул в землю рядом со шляпой, а на табурет сел, чтоб не затекали ноги. И снова начал играть. Из тех мелодий, которые нравились людям, он выбрал прибой. Пальцы бежали по клавишам, извлекая звук... И вот на аллее послышались первые шаги. N вспомнил, что это директор парка совершает утренний обход и позволил себе сфальшивить. "Недурственно", - похвалил директор. Впрочем, то же самое он говорил каждый раз в независимости от того, как N играл. Директор еще постоял, послушал, потом, наконец, взял лопату, выкопал несколько комков влажной земли и кинул в шляпу. "Извини, больше не могу дать", - развел он руками, как бы извиняясь, - "ты же знаешь, как нам мало платят..." Повернулся и ушел. N и не посмотрел ему вслед. А зачем? Он и сам мог накопать себе сколько угодно земли. Нет, тут было другое. Он выжидал, совершая мысленные победы над этим выжившим из ума стариком, стащившим, как ему показалось, пачку купюр v одну из тех, что придерживали шляпу, чтоб не улетела. Зачем директору понадобилась пачка, N понятия не имел. Купюры в ней были не более, чем цветными бумажками, лично для него ценности не имевшими.
Пальцы бежали по клавишам... Шлеп! В шляпу упал здоровенный ком земли. На дорожке стоял старый скучающий франт. Он стоял и смотрел на N, комкая в руках газетную шляпу, сложенную из "Известий".
-Неплохо играешь, - сказал франт, - А полонез можешь?
-Нет, к сожалению, на моем рояле нет таких клавиш, - смутился N.
-А "Лунную сонату"?
-Тем более. Из моего рояля такие звуки извлечь невозможно. Зато на нем можно играть Дождь.
Что? Дождь?
-Да, именно. Желаете послушать?
-Но, позвольте, как?
-А ы представляете, как можно играть на рояле ПОЛОНЕЗ? Или "Лунную сонату"? Я v нет, не могу. А вот дождь v запросто.
Франт все-таки с трудом представлял, как это v невозможно сыграть на рояле полонез. Но N и так уже все понял и начал наигрывать дождь. Франт постоял еще да и пошел себе...
... Он играл еще некоторое время, пока не рассвело v и спервыми лучами рассвета, собрав комья земли в карман, он надел шляпу, оттащил рояль и табурет в палатку и пошел, куда глаза глядят. Глаза глядели вниз, то есть, в реку. И хотя вода, несмотря на ноябрь, была противно-теплая, поплыл. Плыть в пальто было ужасно неудобно, но ехать в троллейбусе среди разнопородной толпы казалось ему кощунством. Уж лучше лишний раз переодеться в сухую грязную одежду, чем препираться с контролером из-за того, что нет билета...
Мимо проплывали сухие листья, мертвые цветы и обрывки бумаги. Он Начал собирать эти обрывки и, выйдя на берег, сложил их в карман. Уже подходя к своему дому, N обратил внимание, что на клумбе вместо привычных одуванчиков выросла береза. Причем выросла таким образом, что верхние ветки уходили за облака. "Хороший будет костер", - подумал N, вспомнив, что забыл нарубить на зиму дров. Он поднялся на 33 этаж и, зайдя в квартиру, бросился на кухню. Там он разложил на полу обрывки бумаги, выловленные в речке. К счастью, это было никакое не письмо, а годовой отчет по поставке древесины. Бумага полетела из окна.
N решил, что в квартире стало холодно и поджег стол. Стол горел просто отлично, только чадил сильно, а так v ничего. Опять приша соседка снизу. Опять легла на полу и зачем-то закрыла глаза. N подумал, что у нее, должно быть, в очередной раз сломалась кровать, и вышел. Он не переносил вида спящих. И в особенности, женщин.
Однако соседка сниз спала недолго. Она влетела в комнату, звонко ударила N по щеке и убежала. "Не выспалась", -подумал N и сжег фотографию соседки на костре из горящего стола. Потом прикинул, на сколько хватит дров. По подсчетам выходило v надолго. Часа на 4. только вот есть было нечего. Не успел он об этом подумать, как из щели между плинтусами вылезла Мышь. "Бедная, - пожалел ее N, - тебе наверное, тоже холодно и голодно. Иди сюда, погрейся!"
Мышь села у уютно потрескивавшего стола и уставилась на пламя.
-А в мышеловке лежит прекрасный кусок сыра, - сообщила она.
-А в булочной лежит свежий батон, - передразнил ее N.
Через полчаса они уже доедали бутерброды и смотрели на дотлевавший стол. Потом N достализ кармана заработанную землю и аккуратно положил ее в большой керамический горшок. Он был заполнен уже почти наполовину.
-Интересно, на кого ставят мышеловки? v полюбопытствовала Мышь.
-На мышей, - ответил N.
-Но ведь я v летучая, - укоризненно покачала головой Мышь, - ох уж эти Ловцы! Ну так я полетела?...