Воскресенье, и что-то все мне с утра противно, все остохренело - и гостиница эта паскудная, и город Хантсвилл, и славный штат Алабама. Еще десять дней здесь переводить. Десять позади и десять впереди.
Плюнуть бы на все, сесть на самолет и добраться домой, на яхту на свою, на "Мамбу", что стоит за рифом у островка Кулебра в Карибском море. Жена там без меня хозяйничает на нашей маленькой красивой белой "Мамбе". Все белое, а навес над мостиком темно-зеленый. И ниже ватерлии корпус зеленый. На мачте негромко жужжит пропеллер ветровой турбины. Чуть ниже два флага полощутся - трехцветный российский и желтый с зеленым флаг Кулебры.
Если смотреть с мостика, хорошо видно, как начинают кивать носами, послушно кланяясь врывающимся в проход между рифами волнам, выходящие из бухты яхты, приближаясь к узкому фарватеру, который выводит их в море.
А за рифом сверкающая синь. Вдали, в дымке Сейл-Рок, а еще дальще, невидимый отсюда остров Сент-Томас. Это уже не Пуэрто-Рико, а Виргинские острова.
Глядя с кормы вниз, видишь на светлом дне красные и оранжевые морские звезды. По утрам вода бывает настолько прозрачной, что яхта как бы висит в пустоте, медленно разворачиваясь на якоре под порывом теплого ветра.
Если соскользнуть в воду и проплыть метров сто в сторону стоящей подальше парусной яхты Джона, то вполне вероятно увидишь сквозь стекло маски большого коричневого ската. Заметив меня, он поднимается со дна и удаляется, взмахивая большими коричневыми крыльями.
А здесь заваленный всякой всячиной стол, пачка сигарет, сломанная плитка шоколада со смятой фольгой, кружка с кофейными разводами на стенках, на кухонном столе ложка валяется и крошки рассыпаны. Пустые пластиковые пакеты на полу и потертая черная кожаная сумка, в которой я таскаю оборудование для синхрона.
Жалюзи на окне перекосились. Пытался их выпрямить, да плюнул на это дело. Оно мне надо?