- Вот же волки тряпочные.... Придурки, честное слово, придурки... Верно американцы говорят: "Где только государство прикоснулось, там сразу начинает вонять" -
Таким внутренним монологом я развлекаю себя, влачась по бесконечным залам и переходам аэропорта Милуоки. Оно бы все ничего - светло, красиво, музыка играет, но томит меня изначальная бессмысленность всего вояжа в целом. Пересадка у меня здесь...., ити их мать!
Сегодня утром я вылетел из Индианаполиса в Милуоки, чтобы спустя три часа вылететь из Милуоки в Миннеаполис. И все только для того, чтобы завтра утром вылететь из Миннеаполиса, как вы думаете, куда? Правильно - в Индианаполис. Только через Чикаго. Когда я узнал, что предстоит переводить два семинара подряд в Индиане от одной и той же организации, я пытался воззвать к голосу разума владелицы переводческого агентства, которое предоставляло переводчиков на эти семинары.
"Надя, ну сама подумай, какой смысл мне лететь самолетом? Один семинар в Лафайете, в пятидесяти милях от Индианаполиса; а второй в Гринфилде - в сорока милях от Индианаполиса только в другую сторону. Ну, почему не поехать на машине? Восемь часов, и я в Лафайете. Как отстреляемся там, сел в машину, через два часа в Гринфилде, и никакой головной боли. Ведь Вашингтону оплатить мне расходы на бензин обойдется в два раза дешевле, чем авиабилеты! Я же больше времени потрачу, толкаясь в аэропортах!"
В конце-концов Надя прибегает к авторитарному варианту: "Юра! Я звонила в Вашингтон, и там сказали - лететь самолетом. Точка. Что еще непонятно?!"
Что ж тут непонятного? Предельно понятно - принять строевую стойку (пятки вместе, носки на ширину ружейного приклада) и ефрейторским голосом рявкнуть: "Йес, мэм!"
А все потому, что за один семинар отвечает один отдел организации, а за второй - другой. Организация вроде как бы и не государственная - но это если смотреть на нее левым глазом и в профиль. А если правым и анфас, то очень даже правительственная. А потому и порядки дебильные.
И, вот, тащусь я сейчас по аэропорту Милуоки с сумками на плече, мысленно воркуя с представителями Вашингтона. Обидно, что Свете придется завтра вставать ни свет, ни заря, чтобы везти меня в аэропорт.
Значит, Света в шесть меня доставляет в аэропорт - регистрация, потом стриптиз на секьюрити с разуванием, выворачиванием карманов и изъятием зажигалки (а вдруг не найдут?). Потом час полета до Чикаго. Через два часа рейс до Индианаполиса. Зачем Чикаго, если есть прямые рейсы Миннеаполис - Индианаполис? Чтобы жизнь медом не казалась, вот зачем. Это они так экономят. Всякая государственная структура действует по своей логике, и избранный ею вариант неизменно оказывается извращенно нелепым, я бы даже сказал, нарочито нелепым.
Правда, не так уж все сумрачно на горизонте. Второй семинар продлится всего неделю. Тема, конечно, несколько туманная: "Валидация диагностических компьютерных систем" - да, вот так, и никак иначе. Но, где наша не пропадала? Валидация, так валидация. Заодно и узнаю, что это такое.... Заломить картуз и с диким оскалом вперед, за орденами.
Тем более, это последняя группа сезона, так что собраться с силами и ... эффектный рывок к финишной ленте, с победно раскинутыми в стороны руками, выкатив грудь колесом и горделиво-величественно откинув назад седую голову. Конечно, тянет на родной диван и чтобы с книжкой в руках, и чтобы в доме была тишина, и чтобы белки по нашему лесу и двору бегали, и чтобы кот на подоконнике.... Все будет, еще осточертеют и спокойствие, и благолепие, и, даже, белки осточертеют.
Тема семинара, что закончился вчера, была совсем уж задумчивой: "Нормативы и стандарты тестирования в фармацевтике". Это значит, заполучите, ребята, и просто химию, и биохимию, и все, чего ваша гуманитарная душонка может пожелать и о чем она вожделеет. Конечно, кое-какие материалы были, и время, чтобы подготовиться, и, все-таки, уж больно запредельная тематика. Поэтому переводчиков было аж трое - Люда, Пол и я. Переводили мы для казахов, а принимал их и проводил семинар университет в Лафайете.
Группа прилетела с опозданием, и пока возились с чемоданами, пока доехали из аэропорта, пока разместили их в гостиницу, пока то да се, было около часа ночи. Утром состояние такое, что не только переводить - на мир смотреть тошно. Казахи тоже невыспавшиеся и смурные от смены времени. Пока мы друг для друга энигма. Это одна из причин, по которой первый день всегда самый нервный. Какой бы ни была тема и какая бы ни была группа, первый день самый дерганый. Отношения с группой играют ключевую роль. Я знаю - если отношения не заладятся, то к нервотрёпке, составляющей неотъемлемую часть нашей профессии, прибавится еще и нервотрёпка коллизий чисто человеческого свойства. В идеальном варианте дней через пять-шесть мы станем единой командой. Но пока они для меня двадцать незнакомцев - шестнадцать женщин и четверо мужчин с непривычными для русского уха именами типа Жаксыбай, Акмарал или Раушан.
С Людой и Полом я тоже познакомился вчера вечером. И здесь тоже пока большой знак вопроса. В большинстве случаев мои коллеги по цеху знают, насколько важно поддерживать отношения друг с другом, а поэтому научились сглаживать углы. Но всякое бывает, попадаются и склочники, и хитромудрые, и высокомерные....
Пока едем в автобусе из гостиницы в студенческий городок университета, Люда просвещает меня по поводу терминологии. "Обратите внимание на аббревиатуру TLC. Употреблять ее будут постоянно, а значение нигде не найдешь. Это ТСХ - тонкослойная хроматография. И еще одно сокращение....". Люда с Полом уже переводили этот семинар в прошлом году, так что им проще жить. Лениво записываю аббревиатуры в свой блокнот. И говорю: "Люда, давай на "ты", если не возражаешь". "Давай", - с готовностью соглашается она. У Пола в ногах два черных чемоданчика с аппаратурой для синхронного перевода. Когда я работаю сам, в смысле, не от переводческого агентства, то всегда пользуюсь своей. Пусть она не такая навороченная, как эта, но это даже лучше: чем проще, тем надежнее - наган и кирзовый сапог являются тому блистательным доказательством. Что вновь подтверждается, как только мы раздаем блоки с наушниками и включаем свои причиндалы. Целый час уходит на регулировку. У одного батарейка разряжена, другой не знает, как настроить громкость. И, вообще, в наушниках фонит. Потом выясняется, что родная аппаратура в аудитории создает помехи нашей технике. Что-то отключили, что-то подкрутили, и, как сказал кот Матроскин: "Ура! Заработало!" Пора заняться своими прямыми обязанностями. Наклонившись ко мне, Люда говорит:
- Слушай, я говорила по телефону с Надей. Она хочет, чтобы первыми начали или я, или Пол, а потом уже ты. Все же, мы уже знаем это семинар. -
- Нет, ребята, не пойдет. Начну я, потому что если я себя не вобью в рабочее состояние сейчас, то вообще сегодня переводить не смогу. -
Решительно беру у Люды из рук наушники и поправляю торчащую впереди дугу с микрофоном. Итак, доктор Пирсон уже у кафедры. Тема его лекции: "Краткий обзор истории обеспечения качества и выполнения требований нормативов". Но для разминки доктор Доббс, отвечающий за всю программу в целом, делает ряд объявлений административного характера. Это семечки.... Обернувшись, смотрю на группу - вроде всем нормально слышно, испуганных глаз не видно, никто по наушникам в отчаянии ладошками не колотит.
Доббс закончил, и, взяв пульт переключения слайдов, начинает говорить Пирсон. Все, работаем.... Глубоко вздыхаю и, отпустив его на пол-фразы вперед, вступаю я.... Теперь все на автомате. Уходит привычное и неприятное ощущение тревожной опустошенности, которое не отпускает тебя перед началом работы с каждой группой, с каждой делегацией. Минут пять подстраиваюсь под Пирсона, под его темп и манеру говорить. Нормальный ход... У него хорошая дикция, нормальный темп речи и явно есть опыт работы с переводчиками. Это чувствуется сразу - по тому, как он постоянно держит меня в поле зрения; по тому, как оценивает реакцию аудитории. Забываю о раскалывающей виски головной боли, забываю, что еще час тому назад не мог связать двух слов ни на русском, ни на английском, ни на каком бы то ни было ином человеческом наречии по причине тяжкого отупения. Пирсон как бы в луче сильного прожектора; для меня существует только его мимика и звуки речи, все остальное - темнота за рампой. Отключаю от себя все другие звуки. Я расслаблен и сосредоточен - как и должно быть при синхронном переводе. И одинок - одиночеством "бегуна на дальние дистанции". Сколько бы ни было вокруг людей, я один в океане слов, один в реалиях лингвистических эквивалентов. Насколько умело и удачно я расставлю акценты, сведу эти миры воедино, зависит только от меня. Из потока слов, из коловерти многочисленных вариантов мозг сам отбирает нужные слова и обороты, сам выстраивает цепочку предложений.
Знаю, что сидящие по бокам Пол и Люда так же внимательно вслушиваются в перевод, как и группа. Они меня оценивают, как чуть позже буду их оценивать я. Это нормальный процесс "обнюхивания". Как бы мы ни улыбались друг другу вчера вечером, по-настоящему знакомимся сейчас. Пропускаю через себя поток речи Пирсона, одновременно говорю в микрофон и пятым чувством ощущаю, что Люда, а потом и Пол расслабляются. Теперь они больше посматривают на группу, оценивая, всем ли хорошо слышно и не нужна ли помощь с аппаратурой.
За мной будет переводить Люда, поэтому сейчас она как бы на подхвате, в готовности вступить, если меня вдруг заклинит. А Пол в принципе может вообще дремать. Конечно, первая лекция носит как бы вводный характер, и ничего особенно сложного в ней нет, все пенки будут позже. Будут и несравненно более сложные темы, и выступающие, которых проще прибить, чем переводить. Но главное начать, главное настроить наш оркестр.
Люда похлопывает меня по руке. Неужели уже полчаса прошло? Закончив начатую раньше фразу, двумя руками быстрым движением снимаю с головы гарнитуру и передаю Люде. Слушая Пирсона, она надевает наушники, поправляет микрофон и через пару секунд начинает говорить, негромко и четко выговаривая слова. В этом наш особый шик - с точки зрения восприятия никакой паузы в переводе не было, просто мужской голос сменился на женский.
Минут пять слушаю перевод. Больше и не нужно, профессионализм виден сразу - по тому, как она правильно строит фразы, как точно и красиво подбирает слова. Отодвигаю стул и тихо проскальзываю за ее спиной в коридор, где на столах фрукты, булочки, выпечка, а также стоят огромные термосы с кофе. Как раз то, что мне сейчас нужно. Наливаю в пенопластовый стаканчик крепкий черный кофе и иду на выход, нащупывая в кармане сигареты. Голова болит со страшной силой, но тут уж никуда не денешься, мне нужно просто выспаться, а сегодня придется терпеть, потому что не помогут никакие аспирины и экседрины. Вечером еще и торжественный ужин в честь открытия семинара. Естественно, кому ужин, а кому и дополнительные два часа работы.
Возвращаюсь в аудиторию, когда начинает переводить Пол. Впервые работаю с американцем - переводчиком русского языка, да еще и синхронщиком. Переводит он лихо, хотя и с заметным акцентом. Иногда путает падежи, иногда нарушает правила согласования, но с таким сложным языком, как наш, это пустяки, мы и сами в этих делах можем путаться.
Проходит неделя, и теперь все мы - это наша группа. Фармацевты оценили нас, мы оценили их. Мужики, в общем-то, пустое место. Интереса не проявляют, вопросы не задают, на перерывах особенно в разговоры не вступают. Не совсем понятно, что они вообще здесь делают, и стоило ли лететь из Казахстана через весь земной шар в штат Индиана, чтобы скучать на заднем ряду по восемь часов в день. Женщины, наоборот, трудяги. Очень внимательно слушают, переспрашивают, оспаривают, задают вопросы - одним словом, работают. Все прекрасно говорят по-русски (как ни странно, но с группами из СНГ уже бывают проблемы с русским языком). Сзади меня сидит Гуля, большая прикольщица и любительница пошутить. Рядом с ней всегда серьезная деловитая Алия. Дальше несколько чопорная красивая Динара и ее подруга, Женя. Потом Акмарал, Бахтыжамал..., ну и так далее. Со всеми сложились прекрасные отношения. Любят они над нами подшутить, подразнить или спародировать. Это, как лакмусовая бумажка - раз над тобой начали подшучивать, значит признали, значит ты свой.
Несмотря на зубодробительную терминологию получается у нас неплохо, что неоднократно отмечает группа. С Людой и Полом устанавливаются ровные хорошие отношения. Невысокого роста, бородатый Пол - уникум. Естественно, я предположил, что он много лет жил в России, но оказалось, что бывал он в России только как турист. Пол православный, жена у него русская. Как ни странно, переводы не основная его профессия. Пол ученый и занимается вопросами урбанизации, точнее проблемами, связанными с городом, как явлением человеческой цивилизации. Люда, как и я, профессиональная переводчица. В Штатах много лет, сама из Белоруссии, но никакого акцента в ее речи нет.
То, что нас собрали в Индиане из разных штатов не удивительно. Переводчиков - синхронистов не так уж много, поэтому и мотаемся мы по всей стране. Чаше работаем с организациями, которые разбираются в нашей профессии и умеют создать благоприятную обстановку. Куда сложнее выстраивать отношения с теми, кто работу нашу не совсем понимает. В большинстве случаев разного рода бюрократов, менеджеров программ и прочая, и прочая, раздражает тот факт, что синхронист, как улыбка чеширского кота - всегда сам по себе. С одной стороны, переводчик вроде бы как лицо зависимое по дефиниции; ведь ты ничего не выдумываешь сам, за тебя уже все сказано, значит, кати, как трамвай по рельсам, бубни себе, шлепай губой о губу. Какое уж тут творческое начало? Но странным образом, все оказывается прямо наоборот - наша профессия одна из самых творческих, и невозможно стать переводчиком-синхронистом, если нет в тебе внутренней независимости, свободы и того упрямства (я бы даже сказал, определенной надменности), которое заставляет делать работу так, как ты считаешь нужным.
Переводчик - это, кроме всего прочего, артист, от которого требуется умение лицедействовать. Ты должен имитировать (но при этом не перебарщивать) интонации, эмоциональный фон и манеру говорящего. Я пока не встречал синхронщиков - флегматиков. Обычно это люди весьма эмоциональные. При этом парадоксальным образом синхронист обычно отличается непоколебимой уверенностью в себе и внутренней уравновешенностью, позволяющей сохранять невозмутимость в самой стрессовой обстановке, не паниковать, когда на тебя обрушивается казалось бы непереводимая фраза. Вокруг тебя люди, которые не знают и не понимают твоей профессии. Они могут мямлить, могут выпаливать слова с пулеметной скоростью, они могут говорить мятыми обрывками фраз, искренне считая, что остальное самоочевидно. Они могут говорить глупости и нести нелепицу. Ты же обязан соблюдать олимпийское спокойствие, пусть даже внутри все кипит от раздражения. Как ни странно, раздражение - совершенно нормальное чувство для переводчика. Это элемент профессии. Ты при переводе связан нормами определенного языка, над тобой дамокловым мечом висят его стилистические, грамматические и всякие прочие нормы. Тот, кого ты переводишь, говорит так, как ему привычно. Он не может принимать во внимание нормы чужого языка, хотя бы потому, что не имеет о них понятия. И думаешь, тяжко вздохнув про себя: "Ну, почему, ПОЧЕМУ из всех возможных вариантов выражения этой мысли вы, гады, со снайперской точностью выбираете самые неудобоваримые с точки зрения перевода?" А если какая-то добрая душа пытается выражаться попроще, чтобы облегчить работу переводчика, это, неизменно, еще больше осложняет тебе жизнь. Откуда ей знать, что трудно, а что просто для перевода. Часто наиболее коварными оказываются видимо простые слова и концепции. И еще одно - проработав переводчиком несколько лет, начинаешь осознавать тщетность своих усилий и заведомую невозможность стопроцентного взаимного понимания. А, протолмачив несколько десятков лет, утрачиваешь остатки иллюзий. В моменты откровенности я могу сказать: "Ребята, учтите, что из всего сказанного двадцать пять процентов вы поймете неверно, еще двадцать пять процентов неправильно интерпретируете, поскольку будете примерять услышанное к реалиям вашей жизни, а они также далеки от здешних, как Туманность Андромеды. Так что в лучшем случае поймете вы только половину". Вот и крутись как хочешь - все силами стараешься выдать точный перевод, осознавая при этом тщетность своих усилий. И всегда на душе осадок, вроде как в чем-то ты виноват - можно, вроде бы лучше, а ты сплоховал.
В узко специальных областях в этом отношении проще, поскольку там есть точные соответствия значения терминов. Профессионалы, с которыми мы работаем, тонко чувствуют все нюансы и моментально встрепенутся, если что-то не так. Как-то нашим фармацевтам показали текст переведенного на русский язык документа по методикам тестирования препаратов. Они тут же оспорили одно из его положений. Сверили оригинал документа с переводом (кстати, очень добротно сделанным), и нашли казалось бы незначительное расхождение между наиболее верным вариантом перевода и тем, что было в тексте. Всего одно слово, и ошибка, вроде, незначительная, а у них сразу тревожный сигнал сработал.
Ну, так вот, пролетел этот месяц, и по лабораториям поездили, и на фармацевтических фирмах побывали, в Чикаго на целый день свозили, в Небраску вылазку сделали.
Вчера на торжественном ужине вручили всем дипломы об окончании семинара, отпереводили мы речи и ответные речи, и речи на ответные речи, и работа наша закончилась. Но, дойдя от ресторана пешком до гостиницы, никак не могли мы расстаться. Стояли толпой на дорожке под окнами гостиницы, вспоминали всякие происшествия, смеялись. Было ощущение хорошо сделанной работы и грусть от того, что сейчас мы расстанемся и больше никогда не увидимся. Знаю одно наверняка - эта группа мне запомнится. Хотя к концу сезона делегации, штаты, города и проекты несколько уже перепутались в голове.
А как вообще прошел этот год? Вроде, в феврале или начале марта была делегация киргизов, нет, казахов.... А, может быть, все-таки киргизов? А по какому поводу - не помню. Потом что-то еще было в апреле, по-моему, опять в Миннесоте. Но кто и по какой программе - вылетело из головы. В мае был семинар в Мичигане, биология и всякое такое.
Потом в начале июня мы - я, Света и Яшка - смотались на три дня на севера, в свое пристанище на Тропе Ружейного Кремня (см. опус Gunflint Тrail). Там случилось с нами нечто необычное. Вообще-то слово "случилось" не совсем подходит, потому что ничего, в сущности, не случилось. Никакого происшествия не было, просто возник Звук. Мы плыли на каноэ в глуши вдоль восточного берега здоровенного озера Поплар-лейк. Слева неприступный лесистый берег, справа покрытые таким же густым лесом острова, а дальше гладь озера. И ни единой души во все стороны. Звук возник ниоткуда - приятный, не очень громкий, но ясно слышимый. Нельзя назвать эти модуляции мелодией, но и на естественный шум ветра в лесу это никак не походило, тем более, что ветра-то и не было. Какое-то время мы, перестав грести, вслушивались в рулады, совершенно не представляя себе, что это, какое оно имеет (если имеет) отношение к нам, и как реагировать. Такая вот картинка - залитая солнцем холодная вода озера, недвижимый зеленый лес, наше каноэ и Звук. Потом стали потихоньку грести, напряженно вслушиваясь. Звук висел в воздухе, не усиливаясь и не слабея - изменчивый, ни на что не похожий, вроде как "электронный", но при этом, несомненно, естественный, в смысле, никак не связанный с человеком. И никак его не квалифицировать. Провода? Нет здесь никаких проводов, да и непохоже. Шум деревьев? Тоже не похоже. Это вообще ни на что не похоже. Так и плыли по зеркальному озеру, окруженные Звуком. Исчез он минут через двадцать, без предупреждения. Поскольку отвечать на вопросы Яшки было совершенно нечего, я на ходу придумал местную легенду про лесного духа Тимбукту, который перед грозой бродит чащобами, оглашая воздух стенаниями. А про себя мы назвали это "днем, когда был Звук". На Поплар-лейк после этого мы бывали, но ничего похожего не слышали.
Потом был проект в Вассе, в Висконсине; классная группа с Дальнего Востока. Жил я в маленькой семейной гостинице, в комнатке настолько крохотной, что даже компьютер некуда было поставить - приходилось на полу его раскидывать. Зато был балкон, куда я выходил курить. Даже не балкон, а веранда с небольшим козырьком.
Естественно, прежде всего запоминается что-то необычное. А эта группа во время нашей двухдневной поездки в Чикаго отметилась сразу по двум статьям. Во-первых, включилась в борьбу американских трудящихся за свои права. Гостиницу пикетировали объявившие забастовку сотрудники. Как это обычно делается - ходят у входа с плакатами, а на плакатиках текст: "БАСТУЕМ" и ниже, кто именно бастует. Жара стояла невыносимая, поэтому, помаршировав минут десять, забастовщики удалялись в тень, а чтобы не таскаться с плакатами, угнетенные трудящиеся ставили их в контейнер, такой, вроде как мусорный по виду. Дальневосточных женщин посетила идея сфотографироваться с плакатами. Особенно не забивая себе голову всякими нюансами, например, понравится ли бастующим, если посторонние люди начнут размахивать их плакатами, представительницы российских общественных организаций извлекли плакаты из контейнера и приступили к фотосъемкам. На них тут же набросились с криком отдыхавшие в тени забастовщики, а чуть попозже с радостно улыбавшимися дамами провела краткую, но очень энергичную беседу менеджер проекта Марина. Основная тема: "Что такое хорошо и что такое плохо в чужой стране или почему дураков и в церкви бьют?" Беседа прошла на таком высоком подъеме, что улыбаться дамы очень быстро перестали и, даже, обиделись.
-- Подумаешь, плакаты взяли... С ними же ничего не случилось? В чем, собственно, дело? -
Ну, а второй пикантный момент был на пароходике, во время прогулки по озеру Мичиган. Наши почему-то решили наладить отношения с черной парой, которая сидела рядом со мной на лавочке на верхней палубе.
"Африка? Африка? Вы из Африки?" - допытывались наши, тыча пальцем в грудь черного джентльмена. К счастью черные не поняли, чего от них хотят, а я быстро перевел энтузиазм наших женщин на завораживающую панораму чикагских небоскребов. Вообще в Чикаго народ непосредственный и без комплексов. За такой вопрос черный может и в лоб засветить, не задумываясь. А потом еще и иск накатит за дискриминацию.
Потом, кто же у меня был потом? Есть, вспомнил - городишко Осейджи в Айове. И группа журналистов по программе "Мир без границ". Эти программы совсем короткие, всего одна неделя, но зато ставки там самые большие, так что за неделю срубишь столько же, сколько средний американец за месяц зарабатывает. С журналистами вообще интересно работать, а с этой группой я, кроме всего прочего, посмотрел, как делается выпуск новостей на местном телеканале. Заодно подтвердилось то, о чем я слышал раньше - во время прогноза погоды метеоролог машет руками в пустоте, никакой там карты погоды нет.
Дальше Висконсин, Ла Кросс и сдвоенная группа по теме "Сохранение культурного наследия". В Дубьюке нас пригласили на сходняк, пардон, на прием с участием сенатора от штата Айова и других важных товарищей из Вашингтона. Заодно попросили сказать несколько слов. В качестве оратора группа бросила на амбразуру Таню, директора музея из Нижнего Новгорода. Не в силах противостоять натиску молодых негодяек, Таня тревожно обращается ко мне (то есть, попадает в лапы негодяя старого):
- Придется выступить. Юрий, подскажите, о чем им говорить, а то я как-то не соображу -
- А чего там соображать? Ты только звуки обозначай, а что им сказать, я и так знаю. Нет сомнений, что ты жаждешь поблагодарить за гостеприимство Америку вообще, штат Айова в особенности, и город Дубьюк в частности. Далее, согласись, что ты хотела бы поделиться потрясающими впечатлениями от музея, где собрались мы и все это кодло; а также желаешь сообщить, что за время своей незабываемой поездки вы успели побывать в трех штатах и посмотреть массу интересного вдоль маршрута "Тропа Миссисипи". И что на вас произвело огромное впечатление то, как бережно американцы сохраняют свое культурное и историческое наследие... Ну и так далее.... Еще раз благодарим за трогательное гостеприимство. Инди руси бхай-бхай.... Естественно, упомянем принимающую организацию - для них это дополнительная реклама.... Одним словом, взметнись горлицей, смотри царицей и не забивай себе голову всякими пустяками."
Таня и взметнулась, и смотрела, а я с энтузиазмом перевел все, что полагалось. Когда прием окончился, к нам с Таней подошел старый джентльмен, с чувством пожал руки и, повернувшись ко мне, со слезой в голосе сказал: "Мне очень понравилось, как вы выступали с вашей женой, особенно, как вы говорили по очереди. Очень, очень, очень мило". Тут до меня дошло, что он даже не понял, что Таня говорила на другом языке, а я просто переводил!
Следующую группу отменили буквально за неделю до начала. Чтобы разогнать грусть-печаль и с толком воспользоваться чудесными июльскими днями, мы с сыном Яшкой съездили в Монтану. Без всяких затей - ехали, ехали, потом в Монтане свернули на забытую Богом и людьми дорогу и покатили в этой дикости на юг. На окружавших нас холмах низкие причудливо изогнутые деревья с листьями странного голубоватого цвета. Олени, еноты, койоты и прочая живность шляется прямо по дороге - без всяких преувеличений, толпами. Ни с того, ни с сего вдруг показалась небольшая, но вполне современная школа. Кого там учат, если за три часа мы видели всего два-три дома, да и то не совсем понятно, жилые или нет? Потом возник городок, будто из сериала X-files. Городок вне времени и пространства. Пыльные неухоженные домишки, ободранные рекламные плакаты, пара заправок чуть ли не с ручным насосом, гостиница больше похожая на караван-сарай. Машины забытых человечеством марок, телефонная будка эпохи пятидесятых и ни единой души на улицах. Полнейшая потусторонность! Хотел заправиться, но не смог заплатить кредиткой. Неуютно в этом реликтовом поселении и совсем не тянет в местную гостиницу. Конечно, пора бы на ночлег останавливаться, потому что за городком на карте вообще ничего нет.... Так, какие-то странные обозначения вроде Урочища Повешенного Зайца. То ли это населенный пункт, то ли мемориал этому самому зайцу, непонятно.
- Сынок, будем здесь ночевать или ты еще пару часиков выдержишь? Еще миль сто пятьдесят, и мы должны добраться до фривея в Вайоминге. -
С явным облегчением Яшка заверяет меня, что он в прекрасной спортивной форме и готов ехать дальше.
На последних каплях бензина добрались до цивилизации, а на другой день через Вайоминг и Южную Дакоту вернулись домой. Видели, кстати, в Вайоминге то ли гору Дьявола, то ли скалу Сатаны - точно не помню, но что-то весьма мрачное и полностью соответствующее общей тональности этого края.
Потом опять трудовая страда - ветеринары, Министерство сельского хозяйства, Вашингтон, Техас и вылазка в Мексику. Группа сборная - молдаване, азербайджанцы и грузины. Все бы ничего, но молдаване просто достали меня древними, пошлыми и не смешными анекдотами. И почему именно ко мне? Пусть бы друг на друга вываливали эти анекдоты, и на румынском. Интерес к анекдотам я утратил примерно в 90м, когда стали по электричкам продавать сборники. И жанр исчез. Он мог существовать только как явление стихийное, как народный фольклор. И поэтому исчез, как только перестал быть фольклором.
Потом еще кто-то был, не помню, кто, а в конце сентября глубинка Миннесоты, затерянный среди северных лесов и озер городок Бемиджи часах в пяти езды от Миннеаполиса. Тема группы "Экологический туризм". Это вообще не жизнь, а сказка! С точки зрения работы никакого напряга, если учесть, что все заповедники разбросаны друг от друга на десятки миль. В одном часок поговорили, посмотрели, побродили, а там и обед. После обеда, пока до второго заповедника добрались, уже и солнышко вроде как к западу; еще часок и конец трудового дня.
Среди прочего побывали в резервации Ред-Лейк. По сравнению с теми, что я видел до этого, она просто огромная - десятки километров лесов и озер. Как обычно в индейских резервациях удивляет схожесть с российской глубинкой. Прежде всего, атмосферой безнадеги. Вроде, все так же, как за пределами резервации, но лица унылые, машины ржавые, на окнах магазина металлическая решетка из прутьев в палец толщиной (как сказал владелец, попытки грабежа повторяются с завидной регулярностью). Все усеяно пакетами, смятыми пачками из-под сигарет, пустыми банками, тряпками какими-то. И всем на все наплевать. А вокруг великолепнейшая природа в осенних тонах.
Так, кто у меня там дальше? Дальше что-то в Миннеаполисе - да, от Ротари-клуба группа. А потом я сразу рванул в Арканзас, тоже, кстати, от Ротари, но по программе "Мир без границ". Сел в машину и 800 миль на юг. В общем-то, группа как группа - зато расширил свое познание Америки еще на один штат; в Арканзасе я до этого не был. А теперь знаю хотя бы один его уголок, тот, что вокруг городов Бентонвиль и Белла-Виста. Район этот развивается с сумасшедшей скоростью. Где бы мы ни были, все горько сетуют на нехватку рабочих рук. Секрет бума прост - здесь находится штаб-квартира сети Вол-Март. А Вол-Март, это империя, основанная Сэмом Уолтоном. В этих городках на него молятся. Тут тебе и музей Сэма Уолтона, и финансируемый Вол-Мартом феерический музейный проект "Хрустальный мост"... И вокруг все строят, строят, строят. Население района удваивается ежегодно. Так что, если среди читателей есть безработные строители, пожалуйста: штат Арканзас, город Бентонвилль, спросить у кого угодно.
Потом еще одна группа в Вассе, и почти сразу за ней в Ла Кроссе - азербайджанцы, по репродуктивному здоровью. Впервые в группе был человек, который вообще не знал русского. Лет тридцать мужику, учитель географии (я так и не понял, какое он имеет отношение к репродуктивному здоровью и к группе врачей. Вроде какую-то общественную организацию представлял). И по-русски ни бум-бум. На перекурах все рвался со мной общаться, но за отсутствием общего языка, никак не мог свое желание реализовать.
Теперь Индиана. Один семинар сделали, один впереди. И год пролетел. Как-то очень быстро пролетел, я бы, даже, сказал, неприлично быстро. Пора подавать заявку на новое открытие в геофизике - что скорость вращения Земли возрастает. Причем, возрастает с каждым прожитым годом. Эдак, лет через пять и елку новогоднюю не будет смысла убирать.
Да, а в Россию в этом году опять не вырвался... Ох-хо-хохоньки! Грехи, грехи наши тяжкие...
Окидывая мысленным взором пройденный за год творческий путь, и пребывая в философской задумчивости, в материальной реальности я не теряю времени попусту, а ищу выход, откуда будет посадка на мой рейс на Миннеаполис. Ага, B-25. Ну, вот, теперь можно располагаться на целых два часа. Извлекаю из сумки "В дебрях Уссурийского края". Вместе с Арсеньевым и гольдом Дерсу Узала пойду я дикими лесами и поплыву бурными реками. А там, глядишь, и самолет мой прилетит.
Что-то народ вокруг меня зашевелился, засобирался.... С чего бы это? Ведь до посадки еще больше часа? Спрашиваю пожилую женщину в белых брючках и белых же кроссовках - оказывается, пополз слух, что наш рейс теперь будут сажать от выхода G12. Смотрю на табло - там все то же самое: Милуоки - Миннеаполис. Спросить больше некого, за стойкой никого. Ладно, пойдем за народом, а там разберемся. Крякнув, закидываю на плечо тяжелые кожаные сумки. В одной лэптоп (именуемый в иных землях ноутбуком), в другой всякая мелочевка, пара книг и желтая парусиновая сумка на молнии, с моей аппаратурой - я использовал ее, когда мы работали на выездах, в фирмах, лабораториях. Все, пошел я....
Минесота
2007 г.