На канале ТВЦ идет "Петровка 38". Наряду с всякими забавными происшествиями - пожарами, грабежами, пойманными мошенниками, разбойниками и маньяками - показывают, как водителям Москвы втолковывают с помощью милиции, что нужно уступать дорогу спецмашинам. Водители такого права за машинами со спецсигналами признавать, похоже, не желают. В принципе понять их можно - те с мигалками, эти с сиренами, третьи - просто блатные и крутые. Замучаешься всем дорогу уступать. Вот и объясняются на уровне дебилов-двоечников, что, мол, пожарную машину сзади не видел, уступать дорогу было некуда и, вообще, он не местный, а поэтому понятия не имеет, как в Москве выглядит машина "Скорой помощи". Признаков раскаяния не демонстрируют и "Вяжите меня, барахло я, ребята!" - не кричат, равно, как и не падают коленами в мокрый, безобразно грязный снег. Гаишник без особого энтузиазма взывает к совести. Насчет наказания, правда, я не совсем разобрался, то ли уже наказывают или только собираются, а пока грозно хмурят брови...
Помимо своего желания соотношу увиденное с тем, как это выглядит в Америке.
В Америке есть просто дорожные прегрешения, а есть прегрешения позорные. Добрая половина водителей обвешана штрафами за превышение скорости, как собака блохами. На это смотрят, как на неизбежное зло. Или, допустим, отловили кого-то за рулем в нетрезвом виде - это не есть хорошо. Кровь из него государство будет пить долго и с упоением. По карману бьют со страшной силой. Если собрать вместе все финансовые последствия такого залета, речь идет о тысячах долларов. Особо таким происшествием не гордятся, но не сказать, чтобы очень уж стыдились бы. Неприятно, нехорошо, но - всякое в жизни бывает.
Но, вот, не уступить дорогу "Скорой помощи" или пожарным - совсем другое дело. За одиннадцать лет я вообще ни разу не видел, чтобы не уступили. Мотаюсь по многим штатам, а такого не видел. В любой толчее, если сзади мигалки, долой вправо, без всяких разговоров. Даже если правая полоса забита, место найдется - тут же потеснятся, и тебя пропустят. На обычной дороге все останавливаются, пока спецмашина не пройдет; на фривее освободят полосу и притормозят.
Но позорнее всего нарушить правила, касающиеся школьных автобусов. Это табу неприкосновенное. Как только у школьного автобуса вспыхнули красные огни, и он выбросил вбок штангу со стоп-сигналом, по обеим сторонам дороги все немедленно остановились. Все, хоть у тебя дома крыша горит, стой и жди. Нарушение этого правила относится к поступкам позорным. И карают за него, кстати, очень даже больно. За годы судебных переводов мне только один раз довелось столкнуться с таким случаем. Наш (новичок в Америке) упорно доказывал, что водитель автобуса еще не выдвинул стоп-сигнал, а детей на дороге не было, поэтому он имел полное право проехать. Против него были показания не только водителя автобуса, но и парочки свидетелей из стоявших поблизости машин. Все бы ничего, но явно ощущалось скрытое презрение. Ощущалось, что даже адвокат обвиняемого относится к нему плохо. Я бы даже сказал, с некоторой брезгливостью. Ну, примерно, как к человеку, ограбившему старушку в инвалидном кресле.
Конечно, в Америке соблюдать правила легче, потому что они едины для всех. Никому не придет в голову лететь по разделительной полосе в сопровождении полицейских машин на том основании, что он, де, мэр города или член Сената штата, и дела его ждут неотложные и требующие безотлагательного внимания. А поэтому, мол, пошли бы вы все в задницу со своими правилами. Ну да, у себя в кабинете ты большой человек, а на дороге такой же, как я, так что добро пожаловать в дорожную пробку.
В целом эта проблема упирается в восприятие человеком себя и окружающих. Работая с делегациями, я как бы невзначай говорю: "Обратите внимания, что американцы на улице обязательно станут так, чтобы не мешать другим". Наши понимающе покивают: мол, каких только обычаев не бывает на белом свете. Ровно через пять минут, выйдя на улицу, группа обязательно столпится на тротуаре так, что обойти ее можно только по проезжей части дороги.
Однажды, работая с довольно большой группой наших врачей, во время осмотра больницы, я, отбросив дипломатию, высказался совершенно определенно: "Девочки, мы здесь гости, а люди работают. Давайте встанем вдоль стены, чтобы не мешать проходу". На что из уст миловидной женщины получил ответ, который помог мне в раскрытии тайн славянской души больше, чем все романы Достоевского вместе взятые.
"Перетопчутся. Подумаешь! Что они, пять минут подождать не могут?"
Что, мол, пристал?
На большой парковке перед супермаркетом группа фотографируется делегация азербайджанцев. Говорю: "Ребята, пожалуйста, не прислоняйтесь к чужим машинам и не облокачивайтесь на них. Здесь это не принято".
В ответ (с горячей обидой): "А что машине сделается? Я же не царапаю ее! Я что, помял ее, да? Ну, облокотился, и что?"
В общем-то, ничего. Ничего машине не сделается. Просто не принято здесь так. На своей машине хоть цыганочку пляши на крыше, а вот чужое не трогай; не прикасайся, и все, без всяких объяснений. Мы же не объясняем, почему не принято читать чужие письма - не принято и все тут, такая норма культуры.
Иные же обычаи воспринимаются нашими, как распущенность и непозволительная вольность. Помню, как возмущались учителя из Средней Азии тем, что в старшеклассники сидят на полу в школьном коридоре, целуются на лестнице, и не помышляют вставать при появлении учителя. Возмущались отсутствием школьной формы и чрезмерно, по их мнению, вольными нарядами молодежи. А одна узбекская группа даже устроила нечто вроде маленькой демонстрации. Мы работали несколько дней в одной из школ Миннеаполиса. Чтобы гости лучше прониклись школьной атмосферой, обедали в школьном кафетерии. На второй день мужчины (то есть, примерно, половина группы) обедать отказались. Американцам они не объясняли ничего, а мне с возмущением сказали: "А что, директору трудно было распорядиться, чтобы обед для нас накрыли у него в кабинете? Почему мы должны вместе со школьниками обедать? Почему такое неуважение?" Именно с этой группой конфликт культур проявлялся в, прямо-таки, хрестоматийном виде. Все мы подспудно считаем правила своей культуры нормой, а правила чужой культуры отклонением от таковой. Но наружу недовольство чужим укладом выплескивается довольно редко, чаще ограничивается глухим ворчанием. Эта группа никак не могла примириться с тем, что в "Макдональдсе" не подают чай. Им казалось, что сэндвичи на обед - просто глупое недоразумение и что, пошутив таким образом, американцы переведут их на нормальное питание (первое, второе и чай на третье). То есть, никак не могли понять, что здесь просто все по-другому, что это иная цивилизация.
Спустя несколько дней после эпизода с отказом от обеда поехали мы с узбеками в еврейскую школу. Логику американцев, запланировавших это посещение, я понимаю. Организаторы программы хотели за три недели показать, насколько разнообразна американская система школьного образования. Узбекским педагогам хотели показать весь спектр возможных вариантов школьного обучения. Мы поработали в нескольких государственных школах - городских, пригородных и сельских. Потом смотрели чартерные и частные. Еврейская школа и была одной из частных. Наверное, все-таки, представителей мусульманской культуры не следовало везти в еврейскую школу. Хотя, с другой стороны, Узбекистан светское государство, с Израилем, вроде, у них трений нет, и особых поводов проявлять неприязнь к евреям - тоже.
Как бы то ни было, посещение сложилось крайне неудачно. Для начала узбеков возмутило, что директор школы встретила их в коридоре, а не в кабинете. Встретила сугубо по деловому, без приличествующих случаю цветистых речей и реверансов. А многие пояснения давала в ходе осмотра школы, на лестнице или в коридоре.
Американцы в принципе свели до минимума все формальности в своей повседневной жизни. Например, совершенно нормальной формой работы является рабочий ленч - это когда присутствующие жуют и одновременно общаются на деловые темы (а переводчик работает и облизывается). Всевозможные внешние формы политеса оставлены для совсем уж официальных поводов: ну, там, прием, допустим или вручение дипломов. В азиатской культуре внешним формам придается куда большее значение, чем у нас и уж неизмеримо большее, чем в Америке.
Одним словом, директор еврейской школе в привычном американском формате водила нас по разным кабинетам, давая необходимые пояснения, а по репликам узбеков я чувствовал нарастающее раздражение. Их не приняли торжественно, их заставляют выслушивать объяснения в коридоре - их не уважают. В этом же злосчастном коридоре кто-то из делегации удачно прислонился к пульту противопожарной сигнализации, и на всю школу заверещал тревожный сигнал.
Дальше, естественно, детей (и нас тоже) в срочном порядке выводят из школы. Вне школы кто-то из американцев без злого умысла попробовал утешить узбеков, сказав, что это не беда, ну, подумаешь, включили нечаянно сигнализацию. Вот тут-то они и взорвались! В весьма повышенных тонах было сказано, что никакой сигнализации они не включали (хотя я своими глазами видел весь инцидент), и что большое спасибо за посещение, но они хотели бы немедленно уехать. И, разобидевшись, отбыли.
Сейчас у меня делегация из Туркменистана. Чудесная группа, прекрасно сделанная программа, одним словом, трудись, да радуйся. Но без конфликта культур не обошлось. Большинство туркмен прекрасно говорит по-русски, что, с учетом пятнадцатилетней самоизоляции Туркменистана явилось для меня приятным сюрпризом. А поскольку до самого их приезда уровень владения русским языком оставался загадкой, был приглашен также молодой туркмен в качестве второго переводчика. С директором программы мы заранее договорились, что рабочую программу я буду синхронить как обычно. А туркменский переводчик будет помогать во внерабочих ситуациях. Прекрасный парень, учится на магистра в Чикаго. Назовем его условно Мурад. Работали мы сплоченным коллективом вплоть до последних дней. Группа живет в принимающих семьях, которые привозят их утром и забирают вечером. В среду мы закончили работу чуть пораньше и чтобы не топтаться на улице сорок минут, членам группы посоветовали провести это время в расположенном за углом универмаге "Сирс". Одному из туркмен, Авды, такой вариант показался непривлекательным и он попросил переводчика, Мурада, свозить его в магазин электроники "Бест-Бай", где он хотел за пятнадцать минут быстренько купить компьютер. Если бы с такой просьбой обратились ко мне, ответ был бы очевиден: "В первый день нашей работы директор программы, Катя, сказала, что переводчики только для рабочей программы, во внерабочее время подключаются только по распоряжению директора программы, и на частные инициативы привлекать их запрещается. Кроме того, через полчаса за вами приедут, а доехать до "Бест-Бай", выбрать компьютер, купить его и вернуться обратно за это время совершенно нереально". Мурад же оказался в сложной ситуации, поскольку по законам своей культуры, он, младший, не имеет права перечить старшему. И он повез двоих делегатов в магазин и, естественно, вернулись они не через полчаса, а через полтора. И, естественно, американка, приехавшая забирать своих подопечных, через какое-то время забила тревогу. И, естественно, Катя от всей души выдала втык Мураду. Но этим дело не ограничилась. На следующий день в присутствии всей группы в довольно жесткой форме она сделала выговор и Авды, по инициативе которого все это произошло. Группа довольно большая, поэтому передвигаемся мы на двух микроавтобусах. Один водит Катя, второй я. После задушевного разговора об инциденте предыдущего вечера, мы поехали на очередную встречу. Как только тронулись, Авды горячо заговорил с соотечественниками по-туркменски. Но прорывались и отдельные русские слова, самым вежливым из которых было "соплячка". Сидя за рулем, в зеркало заднего вида вижу его возмущенное лицо. Слушаю быструю незнакомую речь и думаю, что, вот, умный человек, экономист, прекрасное чувство юмора, но - затронули незыблемый пункт национальной культуры, покусились на право старшего, и он взбешен. Авды не видит ничего для себя предосудительного, что волновалась американка, приехавшая его забирать. Что она тоже работает, и заставлять ее ждать - по меньшей мере, невежливо. Что, наконец, он подставил Мурада, для которого это первая группа и от отзыва директора программы зависит, будет ли он и дальше переводить у себя в Чикаго (а для молодой семьи с маленькими детьми такой заработок, как манна небесная). Авды знает одно, - его унизили, женщина выговорила ему перед группой, да еще и молодая женщина.
А Мурад грустно сказал мне утром: "Ну, вот, это уже второй выговор за две недели. И, наверное, Катя сообщит в агентство, которое меня сюда направило".
Апрель 2007, Висконзин