Скрипников Юрий Яковлевич: другие произведения.

О тайнах очевидной профессии

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 141, последний от 09/08/2021.
  • © Copyright Скрипников Юрий Яковлевич (yskripnikov@yahoo.com)
  • Обновлено: 20/01/2008. 19k. Статистика.
  • Рассказ: США
  • Иллюстрации: 4 штук.
  • Оценка: 5.39*30  Ваша оценка:

    Пора, пора воспеть оду переводам и переводчикам.
    Профессия эта относится к тем занятиям, о которых судят легко и уверенно. Обыкновенный человек смотрит на процесс перевода просто и без затей: берется слово иностранного языка, на его место подставляется слово языка родного - вуаля! Готово! То есть, имей под рукой достаточно толстый словарь и дело в шляпе - только успевай ассигнации скирдовать.
    Есть и еще более забавная вариация такого взгляда. Я случайно слышал разговор двух знакомых, обсуждавших мою работу.
    - "Ты думаешь, он сам все это делает? - А я говорю тебе, что есть компьютерная программа, которая все переводит. А он просто деньги дерет". -
    Во, житуха! Компьютер запустил, и все: "Хошь спать ложись, а хочешь песни пой!"
    Может так оно и будет, хотя сомневаюсь. Все образцы компьютерного перевода, которые я видел, вызывают приступ неудержимого хохота и прилив оптимизма.
    В сфере устного перевода непонимание его сущности приводит к забавным ситуациям. Когда-то, еще в России, переводил я встречу знатного американского овощевода с нашими поселянами. Заходит речь о сорняках и вредителях.
    - "Ты спроси его, - встает с места дюжий дядька (почему-то считается хорошим тоном к переводчику обращаться на "ты"). - "Ты спроси его, как он борется с медведкой".
    Опа-на! В жизни не слышал и не предполагал, что на белом свете бывает какая-то медведка и уж, тем более, не имею ни малейшего понятия, как это будет по-английски. Мало того, я даже не знаю, растение это или живое существо.
    - "А что такое медведка?" - спрашиваю.
    - "Ну, это вредитель такой".
    - "А я не знаю, как это будет по-английски".
    Смотрит на меня удивленно и, даже, несколько обиженно.
    - "Ты знаешь, как будет по-ихнему "медведь""?
    -"Знаю".
    - "Так что ж ты? То медведь, а это медведка".
    Действительно, очень просто.
    Из этой медвежьей ситуации я кое-как выбрался, но, придя домой, не поленился и заглянул в словарь. Как-никак, мне впервые пришлось прилюдно признать, что я не знаю, о чем вообще идет речь.... Я даже попросил достать мне эту тварь, чтобы взглянуть на нее собственными глазами. Медведка оказалась мерзким маленьким чудищем, не к ночи будь помянуто!
    Итак, чем меньше человек знает, тем раскованнее и смелее он судит о переводах. В Америке я часто вижу, как, усвоив два-три десятка английских слов, наши бросаются переводить, не ведая сомнений (причем, чаще всего в больницах и клиниках!). А ведь даже неплохо знающие язык люди часто не подозревают о тех подводных камнях, которые изобилует процесс перевода. И натыкаются на эти камни, разбивая носы.
    Как-то переводил я в семинарии курс богословских лекций, который вел доктор теологии Дик Дэвидсон. Умница и приятный в общении молодой мужик. Работать с ним было легко и невероятно интересно. Но не об этом рассказ. Однажды Дик вскользь упомянул, что его жена, Лорен, согласилась провести серию бесед перед работницами районо и райисполкома нашего поселка. Ее попросили рассказать об основах христианской веры и роли женщины в христианской работе.
    - "А кто будет переводить?" - спрашиваю.
    - "Переводить будет Володя", - беззаботно отвечает доктор.
    Мне становится неуютно. Хотя Володя закончил иняз и по-английски изъясняется достаточно хорошо, он никогда до этого не переводил. Да, весело будет! Мне живо представилась встреча наивной верующей американки с суровыми советскими активистками.
    - "Дик, хорошо бы перенести эту встречу на другое время, чтобы она не совпадала с нашими лекциями. Тогда я мог бы переводить для Лорен".
    - "А зачем? Ведь Володя хорошо знает английский", - улыбаясь говорит Дик.
    Ну, хорошо, так хорошо. На другой день спрашиваю профессора, как прошла встреча. Отвечает он растерянно и невнятно, явно стараясь уйти от неприятной темы.
    Меня уже разбирает любопытство. Что же произошло? А произошло лобовое столкновение двух цивилизаций, даже не подозревающих о том, насколько глубоко они не понимают друг друга.
    Это, в общем-то, очень типичная для переводчика ситуация. Опишу ее поподробнее.
    Время - 1991 год. Аудитория - кондовые советские училки и бюрократки из райисполкома. Воспитаны круто атеистически, о христианстве имеют самое смутное и искаженное представление. И уж, тем более, абсолютно ничего не понимают в различиях между разными христианскими конфессиями. Естественно, в жизни не слышали, что на свете существуют какие-то протестанты.
    Выступающая - милая и образованная глубоко верующая американка. Ничего не знает о советском обществе и советском менталитете. Свое выступление строит так, будто беседа будет проходить в Калифорнии или Мичигане. Для Лорен авторитет Писания не подлежит сомнению, поэтому основные постулаты выступления она подкрепляет цитатами из Библии. Для нашей аудитории Библия - пустой звук и не более авторитетна, чем труды Конфуция или, скажем, инструкция по пользованию газовой колонкой.
    Не будучи профессионалом, Володя не подозревает о конфликте культур. Этот конфликт в той или иной степени проявляет себя на каждой встрече представителей Востока и Запада. Даже когда они, обнимаясь и утирая слезы счастья, растроганно говорят о взаимопонимании, этого понимания нет. Им просто кажется, будто они поняли друг друга. За внешней оболочкой как будто бы очевидных слов и понятий скрывается глубочайшая пропасть недопонятого и неверно истолкованного.
    Володю вообще больше всего интересовала лингвистическая сторона дела. Он честно трудился и насколько возможно точно переводил каждое сказанное слово, не забивая себе голову всякими нюансами.
    Вскоре наши встревожились. Потом, будучи людьми активной жизненной позиции, стали оспаривать те положения выступления, которые американка считала аксиомами. Лорен искренне отвечала на возражения доводами, вполне убедительными для привычной ей аудитории. Володя прилежно толмачил, действуя по принципу самосвала: "Мое дело вывалить слова вам на головы, а вы уж там разгребайте, что к чему". Стороны запутывались в непонимании все больше и больше, не подозревая об этом.
    Разразился скандал. Работницы народного образования и партийные активистки разгневанно заявили, что американка ведет оголтелую религиозную пропаганду вместо того, чтобы давать им информацию, как они этого просили. Встреча была прервана. Последующие беседы, естественно, отменили.
    Бедная Лорен ничего из происходящего не поняла. Насколько мне известно, Володя больше никогда и нигде не переводил. Одного раза хватило.
    Итак, пропасть между цивилизациями. Обманчивое внешнее сходство между нами и иллюзия взаимопонимания искусно маскируют ее, поэтому в подавляющем своем большинстве люди просто не подозревают, насколько далек мир наших идей и ценностей от американского.
    Переводчик же представляет собой естественный буфер, который гасит инерцию этого столкновения - с двух сторон. И если они (стороны) не замечают ничего настораживающего, значит переводчик свой хлеб отрабатывает честно. Переводчик, кстати, является также законным и безответным козлом отпущения. Какие бы казусы ни произошли и что бы ни случилось, все можно свалить на переводчика - попался, мол, идиот и все напутал. Поэтому наш брат должен иметь звериное чутье охотника на грядущие неприятности и быть матерым перестраховщиком, иначе его быстренько подставят.
    Здесь уместно вспомнить еще один эпизод. В 1992 году я три месяца переводил во Владивостоке выступления американского проповедника-евангелиста Ройса Уильямса. Каждый день он читает две проповеди. Арендованный для этой кампании концертный зал полон. Проповеди Ройс сопровождает показом слайдов. Как это обычно делают американские проповедники, свои рассуждения он иллюстрирует различными поучительными историями.
    Каждый вечер в своем гостиничном номере просматриваю текст проповеди на следующий день. Отмечаю закладками все библейские цитаты, которые он будет использовать. Одним словом, раз уж есть такая возможность, облегчаю себе жизнь.
    Одна из проповедей иллюстрируется рассказом о часовом при дворце императрицы Екатерины II. В тексте проповеди в скобках указано: "Слайд: фигура русского часового". Как-то подозрительно это. Откуда у американца может быть иллюстрация русского часового екатерининских времен? Что-то здесь не вяжется.
    Иду к Ройсу. Прошу показать слайд. Смотрю на свет.
    Обалдеть!!!
    Передо мной фотография часового у мавзолея Ленина. Ясно видны голубые погоны с буквами "ГБ".
    - "С клена падают листья ясеня
    "Ни хрена себе", - сказал я себе...."! -
    Утирая пот со лба, полчаса втолковываю американцу, почему этот слайд ни в коем случае нельзя показывать. Рассказываю о мавзолее и о том, что означают буквы "ГБ". Поясняю, что ассоциации у русской аудитории возникнут яркие, но совсем не те, на которые он рассчитывает. "Ройс, будет скандал", - убеждаю я его.
    Убедил. Слайд на глаза публике не попал.
    Переводчики обычно достаточно четко подразделяются на устных и письменных. Слишком разные предъявляются требования к этим двум видам нашей профессии. Устный перевод требует быстрой реакции, гибкости и находчивости, умения импровизировать.
    Дикция, строй речи, манера говорить, манера излагать свои мысли - все это индивидуально. А мне нужно не только понять говорящего, но и психологически подстроиться на его волну. Нельзя забывать и об упомянутом культурном барьере. При идеальном варианте аудитория вообще не должна замечать переводчика. Сидящие видят выступающего и слышат хороший литературный русский язык. Переводчик как бы выпадает из восприятия.
    Аудитория тоже бывает разная - враждебная, равнодушная, дружественная, что, естественно, облегчает или затрудняет работу. Во Владивостоке, например, практически каждый день на первых рядах появлялись несколько длинноволосых молодых парней из какой-то сатанистской секты. Они просто смотрели - пристальным, нехорошим, больным взглядом. Присутствие сатанистов очень нервировало и приходилось как бы выключать их из поля зрения, чтобы они не мешали переводить.
    Отработав, я потом невольно проигрываю в уме все заново. Вот тут-то время кусать губы и бить себя кулаком по дурной головушке. Всплывают более точные слова, лучше построенные фразы. С огорчением вспоминаешь свои неудачные обороты и приблизительности в переводе. Такая уж наша профессия, что загордиться ну никак не получается. Если сегодня соколом взлетел, значит завтра мордой об стол.
    Очень важна психологическая совместимость с выступающим. Например, того же доктора Дэвидсона переводить было легко, хотя читал он сложные и специальные богословские предметы по курсу магистерской программы.Перевожу доктора Дэвидсона. Предмет - богословие Ветхого Завета [] Его я мог без всякого затруднения переводить синхронно стилистически хорошим русским языком, чувствуя наперед, как он будет говорить дальше.
    Самым же неудобоваримым для меня "клиентом" был человек, которого я, наверное, переводил больше всех. В своих опусах я уже упоминал специалиста по сельскому хозяйству, доктора Миттлайдера. Мы с ним работали несколько лет, но психологического контакта между нами не было вообще. Переводить Миттлайдера было и трудно, и неинтересно. Весь перевод на голой технике без малейшего элемента вдохновения.
    В идеале переводчик должен знать все сферы человеческой деятельности. Необычность нашей профессии в том, что она требует от тебя всех знаний, накопленных за свою жизнь. Невозможно предугадать, в какие области унесет говорящего. Однажды я слушал выступление, которое переводил очень хороший молодой переводчик. В какой-то момент американец стал рассказывать историю, в которой дело происходило в Японии. И в центре рассказа был рикша.
    Мой коллега оказался в нокдауне. Петя (так звали переводчика) не знал, кто такие рикши. Он выкрутился (тоже необходимый элемент профессии - выкрутиться, когда вдруг спотыкаешься о вещи незнакомые). Но Пете пришлось тяжко - тем более, что вокруг рикши был заверчен весь рассказ.
    Или, вот, буквально на прошлой неделе я переводил в суде, уже здесь, в Америке, в Миннесоте. У парня врожденный порок сердца, он не может много работать и поэтому просит снизить размеры суммы, которую он выплачивает на содержание ребенка. Все, казалось бы, просто. Но судья неожиданно начинает задавать вопросы о его заболевании. И понеслось: сердечные камеры, клапаны, шунты и все, что хотите. Сваливается это мне на голову без предупреждения и с обилием специальной терминологии, которой, естественно, нахватался этот парнишка. Вот уж пришлось покрутиться.
    Есть еще и "синдром лошади". Помните старую присказку о том, что лошадь все понимает, только сказать не может? Печально знакомая каждому переводчику ситуация. Все тебе понятно, кроме пустяка - как это перевести. Самое грустное, что нужный вариант перевода искомого термина или фразы всплывает в голове ровно через минуту после того, как ты, запинаясь, произвел на свет нечто не очень точное, а то и просто глупое. Непрофессионалов такой синдром не тревожит - просто потому что они не знают в достаточной степени ни своего языка, ни чужого. Тут дай Бог вообще хоть что-то сказать! И возникают такие перлы, как "полицейский офицер", "опыт переживания" или "делиться вызовами современности". Настоящего же переводчика терзает стремление говорить правильным (а если он совсем возгордился, то и красивым) русским языком и естественными фразами.
    Бывает, что переводчики заваливаются с дымом и треском. Зрелище это тем более ужасное, что происходит всегда прилюдно.
    В 1978 году я работал референтом Управления внешних сношений одного из министерств. Мы встречали очень важную иранскую делегацию в составе министра труда, двух заместителей министра и чиновника чуть пониже рангом. Принимали персов по высшему разряду. Нужно было найти переводчика фарси. Язык это достаточно редкий и пришлось обратиться за помощью то ли в МГУ, то ли в Институт восточных языков, не помню точно. Прислали очень яркую девушку - аспирантку и специалистку по древней персидской литературе.
    И вот персы в Москве, в депутатском зале аэропорта Шереметьево. Кроме наших делегацию встречают два представителя иранского посольства. Пока оформляются документы и принимается багаж, высокие стороны собеседуют. Тут-то и открывается ужасная истина. Возможно, что девочка из МГУ прекрасно разбирается в нюансах древней персидской литературы, но устного языка она не знает. Во всяком случае, не знает в достаточной степени.
    Аспирантка сыпется, как сбитый "Мессершмидт". Особенно тягостны первые минуты, когда весь бомонд сидит и терпеливо ждет, пока девочка, запинаясь, мучительно медленно переводит дежурные фразы о здоровье присутствующих. Быстро сориентировавшись, мой шеф - начальник Управления внешних сношений - берет ситуацию в свои руки. Один из иранцев хорошо говорит по-английски. Теперь он переводит сказанное его коллегами на английский, а мой начальник переводит на русский для нашего министра и остальных.
    Все эти ужасы наблюдаю мельком, поскольку у меня хватает беготни и организационных хлопот. Непосредственно в данную конфузию я не ввязан, кроме того, переводчицу заказывал не я. Поэтому разбор полетов мне не грозит, и можно наблюдать за ходом событий, не хватаясь за сердце.
    Зрелище любопытное. Глава делегации - старый и важный перс - изрекает что-то на фарси. Замминистра переводит на английский. Мой начальник переводит на русский. Наш министр, делая вид, что все идет, как задумано, оживленно отвечает. И все это время девочка из МГУ продолжает старательно и медленно переводить сказанную десять минут тому назад фразу, про которую уже все давно забыли. Торжественно и неподвижно сидят иранцы из посольства.
    С умной аспиранткой, естественно, распрощались в тот же вечер. Самое грустное, что она так и не поняла, в какую дурацкую ситуацию попала сама и вовлекла всех присутствующих.
    Говоря об устном переводе, нельзя забывать еще один его аспект - мандраж. Да, да, банальный мандраж (это когда коленки трясутся). Не знаю, как другие, но я всегда волнуюсь, когда предстоит в первый раз переводить при скоплении людей. У меня сбивается дыхание. Я до ужаса боюсь, что задрожит голос. Избавиться от этой фобии так и не удалось. Сколько бы лет ни переводил, страх перед аудиторией все равно остается. Пришлось придумать несколько фокусов, помогающих его обмануть. Например, нужно образовать паузу между появлением, скажем, на сцене и началом перевода. Эту паузу я организовываю, как могу. Например, выйдя вместе с "объектом", можно тихо задать ему какой-то пустяковый технический вопрос. Пока он отвечает, я уже привел в порядок дыхание и готов переводить. Не всегда, конечно, удается эту паузу сотворить. Тогда приходится переводить и приводить в порядок дыхание одновременно.
    Переводчик обязан терпеливо и милосердно относиться к дуракам. Человек, пытающийся рассказать американцам анекдот про чукчу или про Василия Ивановича и Петьку, искренне хочет сделать окружающим приятное. У него и в мыслях нет ничего плохого - он не нарочно. Скрипя зубами, думаешь: "Не могу поверить, что можно быть ТАКИМ идиотом!" Но я не имею права остановиться и должен эту непереводимую и совершенно непонятную в другой культуре ахинею переводить. Американцы вежливо улыбаются. А бывает и не смешно. Например, член российской делегации при осмотре заводского оборудования задушевно дает сердечный совет американским менеджерам: "Вместо всей этой техники наймите сотню негров, и они вам эту работу дешевле сделают". Американцы бледнеют, озираются по сторонам и делают вид, что ничего не слышали. К вопросам дискриминации в Америке относятся очень (очень-очень) серьезно. Американцам неловко. Переводчику тоже. Советчик, не получив ответа на свое предложение, повторяет его еще громче и выжидающе смотрит на переводчика. А я даже не могу пнуть его коленом в болезненные места, чтобы он заткнулся!
    Не могу судить, как мой перевод слушается со стороны. Несколько раз доводилось видеть себя на видеопленке и по телевизору. Каждый раз с грустью убеждаешься, что думал о себе излишне оптимистично. Вид самодовольный и глупый, тембр голоса какой-то чудной, а переводить можно бы и получше.
    Вообще смотреть на себя со стороны - занятие неблагодарное.
    От устного перевода устаешь. Если я прокрутился на устной работе пару месяцев, мне хочется поскорее вернуться к переводам письменным.
    Сидишь за компьютером в приятном одиночестве. Думаешь, смотришь в словари и справочники. Просматриваешь сделанный материал, что-то поправляешь. Спокойно, тихо и никто в шею не гонит. Если перевод не идет сегодня, пойдет завтра. Сворачивай манатки и иди гулять.
    Но проходит какое-то время, и мне опять недостает суматошности и напряженного темпа серьезной устной работы.
    Вот и сейчас я занят устными переводами - уже третья делегация подряд. Потрясающе интересно, но я устал. На перекурах мечтаю о большом письменном проекте. Чтобы смотреть в окошко на заснеженные крыши и думать, как лучше перетолмачить вот эту вот хитрую фразу. Синхронный перевод [] (В руке маленький микрофон. Это синхронный перевод - ничего особенного, да?)
    Миннесота. Осень 2002 года
  • Комментарии: 141, последний от 09/08/2021.
  • © Copyright Скрипников Юрий Яковлевич (yskripnikov@yahoo.com)
  • Обновлено: 20/01/2008. 19k. Статистика.
  • Рассказ: США
  • Оценка: 5.39*30  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка