Через четыре дня мне исполняется двадцать лет. А через полчаса нужно идти в армию. Я сижу в кресле в нашей комнате в коммуналке на улице Пушкина.
Здесь я вырос. Теперь до конца жизни эта квартира будет ассоциироваться с детством, до конца жизни будет подсвечена особым ярким светом, которым освещено в памяти мое детство.
Отсюда, из этого окна на четвертом этаже, мы с моим другом Жекой стреляли из воздушки по проезжающим внизу машинам. (Увлекательнейшее, скажу я вам, занятие). В этом подъезде в зимние месяцы разворачивались шумные игры. Выше по лестнице, прямо над нашей квартирой дверь, ведущая на чердак. Оттуда мы проникали на крышу. В те незапамятные времена наш четырехэтажный дом был едва ли не самым высоким зданием в Краснодаре. В ясную погоду на юге можно было видеть голубые очертания гор. А со всех сторон дом окружало море южной зелени с островами разноцветных крыш.
Я острижен налысо. У кресла на полу собранный в дорогу рюкзак. Ноябрь шестьдесят девятого года. Я сижу и жду, когда пройдут эти полчаса, потому что в военкомат на улице Шаумяна идти еще рано. Внезапно возникает совершенно четкое ощущение, что вот сейчас, когда минутная стрелка доползет до назначенного мной деления, окончится целая эпоха в моей жизни. Я закрою за собой дверь и уйдет в прошлое и этот дом, и этот двор, где мы играли и гоняли на велосипедах под негодующие крики злых дворовых старух.
Закончились и два с половиной года студенческой жизни. Прямо сейчас, в какую-то определенную минуту заканчиваются детство и юность.
Одев на стриженную голову кепку, я пойду по заваленным желтыми листьями улицам. Я и сейчас, спустя десятилетия, смог бы пройти этим путем с закрытыми глазами. Ведь это дорога, ведущая в мою школу. Только в конце не нужно поворачивать. Вместо этого я пройду еще два квартала прямо и будет военкомат.
Меня никто не провожает. Так уж повелось на всю жизнь, что я избегаю встреч и проводов. Когда удается вырваться, я не сообщаю о времени прилета. Я встречаюсь с Краснодаром один и никто мне не мешает. Прямо на трапе самолета ощущаешь неповторимый запах юга и знаешь, что вернулся домой.
Но все это будет потом, а сейчас я иду в неизвестную взрослую жизнь. Страшновато. От старшего брата я наслушался историй о стариках и молодых, о "присяге" и многом другом, что ждет салагу в армии.
Все это будет. А пока возникает ощущение необратимости. Я еще в штатском, еще иду по своей воле, а не марширую строем. Но эта жизнь быстро отдаляется, отходит от меня. Стриженная голова и глупая кепка уже отделили меня от окружающих.
Ровно через месяц в занесенном снегом Солнечногорске безликим и презренным салагой я буду ждать, когда нас поведут в часть после уборки снега. Постукивая в темноте сапогом о сапог, чтобы хоть немного согреться, буду с тоской смотреть в освещенные окна домов. И почувствую себя заброшенным и на веки-вечные отделенным от мира нормальных людей - тех, которые живут в этих домах, за занавесками ярко освещенных окон.
![[]](/img/s/skripnikow_j_j/opus23/20.jpg)