Естественно, что, переехав в Краснодар, через какое-то время я опять оседаю в геологоразведке. А куда еще алкашу подаваться?
В эту партию мы с моим приятелем, Мишей Чевским, попали случайно. Два месяца проработали в районе Курганинска на желонковом бурении. Знаете, что такое желонковое бурение? Эта технология досталась нам непосредственно от древних египтян, в неприкосновенности. После горячего цеха кирпичного завода желонковое бурение - самая тяжелая физическая работа, которой мне довелось заниматься в жизни. Попробую его описать (если скучно, пропускайте сразу - вдруг дальше интересней?).
В землю вгоняется стальная обсадная труба диаметром, где-то, сантиметров тридцать пять. Нижний край ее сделан зубцами, а сверху она схвачена чем-то вроде деревянной колодки с двумя длинными ручками по бокам. В обсадную трубу опускается желонка - тяжелый металлический стакан с метр длиной. С одной стороны на него навинчивается штанга с поперечными рукоятками. Нижняя сторона желонки открывается внутрь, вроде клапана.
Как это делается? По два человека становятся с каждой стороны обсадной трубы и медленно вращают ее по кругу, раскачивая, толкая рукоятки взад и вперед. Два человека стоят сверху на колодке и долбят желонкой в грунт внутри трубы. Рывком вверх, с силой вниз; рывком вверх, с силой вниз.... Обсадная труба зубьями вгрызается в грунт и, вращаясь, уходит вниз все глубже и глубже. Желонка выбирает все, что внутри трубы. Когда она наполняется, штанги с желонкой ручной лебедкой поднимают наверх. Гравий высыпают и все повторяется сначала. Навинчиваются новые секции обсадной трубы, навинчиваются новые штанги на желонку.
Сменятся пары на желонке. Жара! Долбим и долбим. На желонке я стою с Мишей. Могучий парень с мощной мускулатурой. Толстые очки придают ему ученый вид, который портят торчащие во все стороны нечесаные патлы.
От всех остальных Мишу отличают два обстоятельства. Во-первых, у него семеро детей, что несколько необычно по нашим временам. Во-вторых, он страшно заводной на пьянку. Достаточно одного стопаря, чтобы он пошел в разнос и пропил все до трусов.
Стараюсь не отставать от Миши. Вдох... с силой штангу на себя. Выдох... с силой бросил. На себя..., бросил. Вдох...., выдох.... Палит солнце. Пот заливает глаза. Нас с Мишей медленно крутят на обсадной трубе.
Так идет дело, когда все гладко. Но иногда бывает, что мы попадаем на тяжелый грунт, а добуриться нужно до двадцати пяти метров.
Наш начальник, Василий Иванович, золотой мужик и знает все тонкости и ухищрения учета метража. Но случается, что добуриться до определенной глубины нужно обязательно, хоть костьми ляг, хоть сдохни.
Обсадная труба не идет. На рукоятки одеваются дополнительные насадки. С каждой стороны становятся по четыре человека. Крутят все: и мы, и Василий Иванович, и геолог. Крутит даже наш ленивый водитель, адыгеец Адам. Обычно во время работы он спит под машиной, поскольку ночами бегает по бабам.
На желонке сменяются каждые 15 - 20 минут. Сейчас долбят ветераны - старый армянин Харсроп и его друг и неизменный собутыльник Петрович.
Каждый вечер, уединившись вдвоем, они напиваются до отключки.
Петрович покрыт живописными татуировками, по которым читается его нелегкая, хотя и несколько однообразная биография. На левой руке не хватает трех пальцев.
Останавливаются, чтобы передохнуть. Вижу, как у Харсропа бьется сердце - слева на груди рубашка ритмично вздрагивает. Мы с Мишей сидим в тенёчке под кустом. Расслабившись, используем каждую секунду отдыха. Минут через десять Харсропа с Петровичем сменят наш бугор со своим напарником. А мы с Мишей станем на их место крутить обсадную. И так день за днем.
Однажды, когда мы вернулись в Краснодар на отгулы, Василий Иванович сообщает, что нужно послать двух добровольцев в эльбрусскую партию, на перевал Санчаро. Естественно, мы с Мишей тут же вызываемся. В гробу бы я видал эту желонку.
Эльбрусская партия работает на золоте. Не удивляйтесь, золота на Кавказе хватает. Мало, кто знает, что в речках района Сочи до самой войны мыли золото во вполне приличных количествах. Вообще, там всего хватает - и самоцветы есть и многое другое.
Забрасывают на Санчаро вертолетом и снимают так же. Ну, что ж, это интересно, да и от пьянки передохну.
Только на Санчаро мы не попали. Сунули нас в другую партию. Тоже в горах, только пониже и с другой стороны, ближе к морю.
Называется партия Лаурской - по имени речки, где стоит базовый лагерь.
В Лауре много форели и ее хорошо видно в сверкающих струях.
Сама партия стоит намного выше, ближе к вершине горы.
Цивилизация заканчивается в Красной Поляне. Оттуда километров пять дорога идет над самой пропастью.
Из кузова машины обочины не видно вообще. Смотришь прямо в пропасть. Жутковато. Ездить здесь разрешается только местным жителям, нам и егерям (все это территория заповедника).
За ущельем селение под названием Эстонка. Его основали ссыльные эстонцы в начале века. Самое удивительное, что там и правда еще остались эстонцы. Сам видел старуху, которая, войдя с магазин, поздоровалась с продавщицей по-эстонски: "Тере".
За Эстонкой дорога круто идет в году. Повороты такие, что кое-где ГАЗ-66 приходится сдавать назад, чтобы вписаться.
Наша партия ищет медную руду. Основа партии - стационарная буровая установка ЗИФ-1500. Как ее волокли по этой дороге, ума не приложу. На буровой работают в две смены по двенадцать часов. Мишу определяют в помбуры. Кроме буровиков есть еще канавщики, пять человек, которые долбят в горной породе канавы и шурфы.
Мне повезло, я работаю по геохимии. Моего геолога зовут Саша. Это полноватый неумный мужик лет тридцати.
Из лагеря на маршрут выходим часов в восемь. С километр бредем вдоль по склону горы. Напротив нас, за ущельем следующая гряда гор. По-моему, это уже Абхазия.
Саша рассматривает карту и определяет, где нас будут черти носить сегодня. Задача крайне простая и заключается в том, чтобы пройти параллельно друг другу по прямой линии вниз до самого дна ущелья. Через каждые 50 метров останавливаюсь и лопаточкой насыпаю землю в маленький полотняный мешочек. Затягиваю его шнурком и кладу в рюкзак. Потом эти образцы отправят в Краснодар на анализ.
Заковырка только одна - прямая эта линия только на карте. Кое-где наш маршрут идет полянами, где не очень круто. Часто, однако, приходится лезть через "помойку" - заросли плотного колючего кустарника, покрывающего крутой склон горы. На мне трикони, тяжеленные горные ботинки с металлическими шипами. На склоне держат хорошо, но вообще ходить в них мучение.
Издалека доносится азартная оголтелая матерщина. Там работают наши соседи, мужики из московской геофизической партии. Они разматывают по склону кабель, втыкая в грунт датчики. Потом, ближе к вечеру, будут сматывать его на тяжеленные катушки - снизу вверх - в гору. Заматеришься тут.
Мы с Мишей с ними уже подружились. В основном это московские и питерские ребята - такие же бичи, как и мы. Такой контингент нам больше нравится. Мише довелось поработать в геологоразведке на Нижней Тунгуске, где он и пропитался духом анархии и вольницы. И вообще наличие семи детей его не остепенило. От своей властной и суровой супруги Миша часто скрывается в моей квартире в Краснодаре, где за отгулы мы пропиваем до копейки все, что получили.
Наша партия краснодарская. Работают в ней солидные кубанские куркули, которые две недели пашут в горах, а две недели - на своих огородах.
В свободное время мы с Мишей ходим к москвичам в гости. Вместе с приятелями отправляемся в "балаганы" - фанерные временные халупы, в которых все лето живут пастухи-армяне. Они пасут в горах диковинных коров. Диковинных, потому что коровы эти какие-то поджарые и скачут по склонам, как козы. У армян можно купить чачу и домашнее вино (если повезет).
Мы с Сашей постепенно спускаемся все ниже и ниже. С утра было солнечно, сейчас уже небо затянуло. И так почти каждый день - к обеду со стороны моря натягивает туман (то есть, туман для нас, а вообще это тучи), а к вечеру начинается дождь.
Рюкзак тяжелеет. Жарко, но рукава рубашки не закатываю. Довольно часто на склоне попадаются заросли высокой желтой травы. Говорят, что трава эта ядовитая, вроде огонь-травы.
Как ни странно, но в Центральной России никто никогда не слышал об огонь-траве.
Это страшное растение встречается только в горах. На вид - просто кустики с темно-зелеными блестящими, как бы лакированными листьями. Внешне огонь-трава выглядит в точности, как кустики лимона и опасной становится осенью, когда листья желтеют и высыхают. Ожоги от огонь-травы ужасны и заживают очень медленно - месяцами.
В заросли нашей травы я захожу очень осторожно, засунув руки подмышки, чтобы не коснуться кожей. Через несколько дней мне удалось развенчать миф о ядовитости именно этой травы. На крутом склоне шипом триконя я цепляю собственную штанину и, полетев кубарем, влетаю, точнее, вкатываюсь прямо в заросли этой травки. И хоть бы хны, никаких последствий. Может она и ядовитая, но в другое время года.
Вот мы и внизу.
Роскошные деревья, масса родников. У первого останавливаемся. В воздухе запах сероводорода. Нагнувшись над родником, жадно пьем холодную минералку. Сбрасываем рюкзаки, садимся на травку, курим, лениво переговариваемся. Теперь нам предстоит лезть вверх. На два с половиной километра пути чуть ли не километр по вертикали. Одно утешение, что пойдем по тропе. Саша - увалень и часто делает привалы. Есть у нас другой геолог, Эдуард Сергеевич, сухонький немолодой уже мужичок. Вот с тем замучаешься. Сутками может ходить по горам, не останавливаясь.
Вздохнув, навьючиваем на себя тяжелые рюкзаки и медленно идем через поляну к горной тропе. Сейчас начнется тягомотина.
Ближе к вечеру доползаем до дороги, ведущей к нашему лагерю. Проходим через лагерь москвичей. Вижу маленького лаосца Лешу. Леша здесь на практике и имя у него какое-то больно заковыристое, что-то вроде Лабухангбасанг. На Лешу он откликается охотно. Практика идет успешно - уже и матерится вовсю, и чачу пьет вместе с нами.
Идем дальше. Ниже нас горный лес, выше деревьев нет, там луга. А еще выше, у вершины, нет и лугов. Ближе к нашему лагерю проходим ручей. За тропой он падает вниз водопадом. Там мы иногда моемся. Еще поворот и виден наш лагерь - буровая, барак кухни, наши палатки.
Перед следующими отгулами начальник партии (паскудный молодой парень с окладистой русой бородой) сообщает, что я остаюсь в Краснодаре, потому что пойду учиться на курсы подрывников. Ну, что же, взрывать не строить, будем взрывать, делов-то?
Как-то получается, что в эти отгулы я не пью. Чинно отдал деньги матушке и веду смиренную жизнь. Прихожу в экспедицию, чтобы узнать, куда же мне ехать и где эти курсы. Маленький сюрприз - с курсами все переиграли, нужно возвращаться в свою партию.
"Да как же я вернусь? Они же позавчера уехали!"
"Вот вам пятьдесят рублей аванса. Поездом доедете до Адлера, а там доберетесь как-нибудь".
Ура! Твою ж мать....
От огорчения захожу проведать своего тезку, Юру Самарина. Он бывший мент, а теперь инженер по технике безопасности, ну и, естественно, пьяница.
Юра начинает меня разводить: "Слушай, Юрок, давай пивка по кружечке!"
"Да не хочу я пива. Отстань. Нужно за билетом на вокзал ехать и вообще..."
Он увязывается со мной. Всю дорогу настойчиво и умело подбивает меня выпить. Настойчивость объясняется просто - у меня деньги есть, а у него нет.
"Ну, ладно, по кружечке и на вокзал", - сдаюсь я.
В первой пивнухе пива нету. Нету и во второй.
--"А, хрен с ним. Пошли за бутылкой. Только кончай ты меня разводить, как девочку".--
После второй бутылки Юра изъявляет готовность смотаться со мной до Адлера: "У меня там друзей полным-полно. Выпьем, погуляем: девочки, то да се..."
А, почему бы, собственно, и нет?
На Адлер билетов на сегодня нет. Ну и ладно. Доедем на электричке до Горячего Ключа, а там автостопом. В свое время я аж из Дагестана добрался до Краснодара на попутках. Во сколько там электричка? М-да, в час ночи. Но никуда не денешься. Сумка с вещами у меня. Вторую сумку в ближайшем магазине набиваем вином. Мы уже слегка поддатые и не торопясь, чинно идем к Кубани. Там тихо-спокойно выпиваем.
Поздно вечером, покачиваясь, появляемся на вокзале. Весело вваливаемся в полупустой вагон электрички.
Утром просыпаемся на скамейках на вокзале в Горячем Ключе. Проверяю наши запасы. Осталось четыре бутылки. Неужели все остальное вылакали за вчерашний день? Похоже на то. Расталкиваю мирно спящего на лавочке Юру. Похмеляемся и идем на трассу ловить попутку. Минут через пятнадцать останавливается дальнобойщик.
-"Куда вам, ребята?"-
-"Вообще до Адлера". - Мужик смотрит на нас удивленно, что вполне естественно, ведь до Адлера триста километров.
"Я в Джубгу."
"Ну подкинь до развилки".
"Залезайте".
Через 10 минут Юра спит. Мы с водителем мирно беседуем о том, о сем. Время от времени прихлебываю из бутылки.
"Так, вот, хлопцы, поворот. В эту сторону на Туапсе, а мне направо, на Джубгу".
Вылезать не хочется. Да черт с ним, поедем в Джубгу, не один ли хрен, откуда дальше выбираться! Очень уж хочется в море искупаться. Все-таки сентябрь, бархатный сезон.
Юра долго трясет головой и трет глаза, озираясь по сторонам. До пляжа рукой подать. Сверкает море. Эх, ребятушки дорогие! Эх, Черное море мое!
Искупались, заглотили еще бутылку. Одну нужно загасить на потом. А сейчас нужно немножко мозгами поработать, пора кому-нибудь на хвост упасть, сэкономив наличные средства.
На пляже стоит бочка на колесах. Там торгуют сухим вином в разлив. У меня еще остались кое-какие рублишки от аванса, так что можно для смеха размяться и сухеньким.
Около бочки местные алкаши торгуют чуть подсушенной маленькой рыбкой. Слово за слово, заводим дружбу. Когда Юра в спортивной форме, с ним вращаться легко - он анекдот, я - байку, вот мы уже и свои люди здесь. Пыльными улочками идем к кому-то в гости. Сидим в летней кухне под навесом и пьем домашнее вино вместе с новыми друзьями.
Время пролетает незаметно. Юра что-то опять начинает клевать носом. А мне кажется, что пора нам в путь-дорожку. Внутренний голос подает мне сигналы тревоги. И шепчет он, что нужно от этой команды отгребать. Что-то неуловимое в их поведении мне не нравится - то ли интонации, то ли странные взгляды, которые время от времени я ловлю. Щедрое южное гостеприимство дело хорошее, если уметь вовремя смыться. Брать с нас, конечно, нечего, но местные коллеги-то могут думать совсем по другому, да и, вообще, кто знает, что у них на уме? Юре хочется остаться, ему хорошо. Улучив минутку, шепчу, что нужно валить отсюда.
Мужикам наплели, что куда-то нужно нам на часок отойти, что-то еще такое им рассказали.....
На пыльном шоссе голосую. Юра садится на поваленный дорожный столбик и тут же засыпает. Напарничек хренов!
Устал уже стоять с поднятой рукой, но никто не останавливается - наверное, отпугивает вид моего спящего спутника. Наконец рядом тормозит расхлябанный вахтовый автобус. С большим трудом удается уговорить шофера. С еще большим трудом расталкиваю Юру и впихиваю его на сиденье, где он тут же отрубается опять. Автобус довезет нас до Новомихайловской, что, в общем-то существенный шаг в нужном направлении.
В жарком душном автобусе хмель сменяется тяжелой дурью. Мутно смотрю на виноградники и покрытые пылью кизиловые деревья.
В Новомихайловской Юра не желает вылезать. Чуть не доходит до рукоприкладства - в автобусе человек десять работяг и им совсем не хочется возиться с Юрой. Вытаскиваю его на дорогу рывком, как куль с мукой. Мой соратник плаксиво жалуется, что у него расстроился желудок, что он хочет спать....
Идем на пляж. Искупались, дернули винца из заветной последней бутылки. Повеселел Юра, опять глазки заблестели. Зато поплыл я. Раскачиваясь и широко шагая, перекинув через плечо сумку, опять иду на шоссе. На этот раз голосует Юра, а я болтаюсь рядом с ним.
Смутно помню, как доехали до Туапсе. Мужик довез нас до самого вокзала. Уже стемнело. Выпить больше нечего, курить тоже. Юра безуспешно попробовал выкружить на пиво, которое продают на вынос в вокзальном ресторане. Хмель выветривается, вместо него наваливается тяжкое похмелье. Юра опять начинает ныть. Теперь его гложет тоска по оставленной в Краснодаре жене. Дал черт соратника, то спит, то ноет...., то теленок отвязался, то ребенок обосрался! Мишу бы сюда. Тот бич закаленный.
Ночью подходит поезд "Москва-Адлер". Находим вагон, у которого не стоит проводник. Залезаем и проходим на несколько вагонов вперед. В тамбуре делаем привал. Сажусь на сумку, откидываюсь к стенке, закрываю глаза. В ушах шумит и горло страшно пересохло. Юра притулился в уголке и тоже, вроде, дремлет. Картина "Бичи на привале".
Через час, а может через два в тамбур выходит покурить какой-то мужик. Стреляем закурить. А еще через пятнадцать минут появляется милиция. Вот мужичок: и закурить дал, и ментам стуканул. Все, как полагается.
"Ваши билеты" --
"Да нету у нас билетов. Нам только до Адлера. Ну, делов-то - пару часиков в тамбуре проехали" -
"Ваши документы" -
Юра достает паспорт. Мой паспорт уже два месяца у родного участкового. Нужно было хотя бы военный билет прихватить.
"Сойдете с нами" -
Поезд замедляет ход - Сочи. Последняя остановка перед Адлером.
В ментовской объясняю ситуацию равнодушно взирающему на меня капитану.
"Посудите сами, видите, у меня в сумке теплые вещи. Ну, зачем бы я их на сочинский пляж тащил?"
Капитан что-то пишет и безучастно ставит меня в известность: "Документов у вас нет. Отправим в спецприемник"
Да, ребята, это уже пиздец. В спецприемнике продержат месяц, а то и полтора. После этого с работы меня, конечно, попрут. Именно этого с нетерпением дожидается мой участковый, лейтенант Хочак.
И тут неожиданно Юрин небритый лик освещается сиянием ангела-избавителя.
Когда я уже внутренне сдался и отказался от борьбы за свободу, на арену выходит он. Юра рассказывает капитану, что сам бывший мент и за что именно его поперли, и что здесь, в Сочи, работает его бывший однокурсник по высшей милицейской школе, и вот, в записной книжке его домашний телефон.
Уныло думаю: "Хуя лысого будет капитан звонить в два часа ночи. Похоже, на нары".
К моему удивлению, капитан тянется к телефону и набирает номер. И, представьте себе, дозванивается. Спрашивает, знает ли его собеседник некоего Самарина и может ли его описать.
Слушает, внимательно смотрит на Юру. Кладет трубку. Теперь капитан говорит с Юрой, как с бывшим коллегой и своим человеком. На волне коллегиальной любви меня отпускают.
Сидим в толпе ожидающих электричку на привокзальной площади у высохшего фонтана. Меня колотит крупная дрожь.
Само по себе попадание в ментовскую дело невеликой важности. А вот спецприемник - уже совсем другая песня в свете сопутствующих осложнений. После нескольких шумных гулянок у меня на квартире попал я в поле зрения участкового. Наобещал он мне массу всяких неприятностей. Еще летом мы с Мишей все отгулы, все две недели гужевали у меня. И, уезжая на работу, оставил я открытой дверь. Ну, забыл я повернуть ключ! Неделю открывшаяся от сквозняка дверь в квартиру пугала своей таинственностью соседей по площадке. Зайти никто не решался - а вдруг там покойничек! В конце-концов нервишки соседей сдали и они позвонили в милицию. Оглядывая скромные пожитки, прямо на столе лейтенант Хочак узрел мой паспорт и прихватил его с собой.
С тех пор я и пытаюсь его вызволить. То Хочака нету, то он мне нагло врет, что паспорт закрыт у кого-то в сейфе, а у него нет ключа. То есть, наглядно демонстрирует, как плохо жить человеку, если он не понравился участковому. Вот теперь эта крыса в отпуске до какого-то там октября.
Конечно, приложи я побольше энергии, давно бы уже вызволил заветную свою краснокожую паспортину. Ну, помурыжит, помурыжит и все равно ведь отдаст. Но во все мои планы коварно вклинивается зеленый змий. Только в очередной раз соберешься идти выручать заколдованный документ, а оказывается, что пить надо или, вообще, что ты уже давно пьяный и идти тебе, как раз-таки, никуда не следует.
Ну, ладно, живы будем, одолеем и это.
В Адлере Юра расклеился окончательно. Оказалось, что многочисленных друзей его нет, а есть только одна бывшая подруга, к которой нам неудобно заваливать вдвоем. Ладно, хрен с ним, выручил меня в Сочи и на том спасибо.
От конечной остановки городского автобуса прохожу с полкилометра по дороге на Красную Поляну. Здесь буду ловить попутку. Пока мотались с Юрой по Адлеру в поисках его исчезнувших друзей, день прошел. Вечереет. Устал, как собака, и ломает всего, и спать хочется. Если до темноты не поймаю машину, заберусь повыше по склону и залягу на ночлег прямо в кустах. Ведь это наши горы, они помогут нам. А утром видно будет.
"Вообще-то в Эстонку, но подбрось хоть до Красной Поляны", - я знаю, что до Эстонки почти никто не ездит.
"Садись, я в Эстонку еду" --
Во, повезло.
Собрав последние силы, весело болтаю с водителем. Описываю свою ситуацию. Веселье дается с трудом, во рту пересохло, голова трещит и трясет всего.
Водитель знает нашу партию. В Эстонке в порыве добрых чувств он покупает мне пачку сигарет и две бутылки пива. По братски прощаюсь с ним. Дойду до базового лагеря, переночую в пустом домике, а утром на штурм горы - пешком до самой партии. Эх, тернистый, мать честная, путь!
Иду по Эстонке. Неожиданно вижу ГАЗ-66 с московскими номерами. Это же наши соседи-геофизики! Здесь их базовая точка. Сворачиваю во двор. Слышен шумный разговор, хохот и звяканье посуды. Передо мной возникает пьяненький лаосец Леша. А с ним мой приятель Саша Питерский.
"Юрок, здорово! Ты чего здесь, змей?"-
"Да вот, завершаю пробег по хлябям и весям. А вы что, в баню спустились?" -
"Да нет, братан. Все, отработали! Конец сезону. Гужуем. Давай к нам."
В доме дым коромыслом. Все пьяные и добрые. Лаосец Леша протягивает мне полный стакан портвейна.
На следующий день вечером, шатаясь, бреду к нашему базовому лагерю. С помощью местного милиционера затянувшуюся гулянку разогнал начальник московской партии, когда его подчиненные окончательно пошли вразнос. Расползлись, кто куда.
С упорством муравья, спотыкаясь о камни, продираюсь в темноте через какие-то кусты, пытаясь сообразить, в какую же сторону мне нужно идти. До невероятности хочется спать. Размахиваю сумкой, чтобы не упасть. Сумка цепляется за кусты. Потом цепляюсь за что-то я и валюсь на землю. Бормочу: "Спокойно, бабка, наши в городе". Могучим усилием преодолев путы земного притяжения, неверным шагом двигаюсь дальше. Слышно журчание реки. Из темноты вырисовываются какие-то крыши.
Ну, надо же! Наш базовый лагерь. Добрался. Завтра мне два километра пешком в гору пилить, но это будет завтра, а сегодня мы добились большой и заслуженной победы.
Распахнув дверь, вваливаюсь в пустой темный домик. Из последних сил швыряю в угол сумку. Падаю на нее и отрубаюсь.