В сентябре я решил прилететь из Америки в Россию, то есть, прилететь в родной город Краснодар, снять квартиру в том районе, где я вырос, и пожить там какое-то время. Не знаю, откуда возникла эта острая потребность вернуться и опять вчувствоваться во все - в эту осень, в улицы, скверы, дворы, в начало своей биографии... Но желание было непреодолимым. И вот я уже полтора месяца здесь, именно там, где хотел.
Время оказалось исключительно удачным. Стоят великолепные солнечные дни южной осени. К счастью или к огорчению, но работой я сейчас не перегружен, поэтому много хожу по своим местам, и передо мной раскрывается никуда не исчезнувший город детства. Он здесь, он не ушел, только нужно не торопиться, нужно уметь его видеть.
Сегодня, идя в вечерних сумерках по Октябрьской, вдруг вспоминаю одно приметное здание - совсем недалеко от нашего квартала в старом купеческом доме была детская поликлиника; по верху под крышей там барельеф на древнегреческую тему. Там и греческая триера, наверное, аргонавтов, и, как мне кажется, какие-то птицы были (вроде сирен), и что-то еще в таком роде. А его-то - этот дом - я и не видел за все время, хотя этой дорогой уже ходил раз пятнадцать.
Подожди... на каком же он квартале - на предыдущем или на этом.? А может на следующем? Нет, нет, где-то здесь. Стою, осматриваюсь. Так вот, вот же он! Дом-то на месте, вон и барельеф виднеется - просто идет ремонт, и его закрыли зеленой пластиковой сетью, как это сейчас принято, наверное, во всем мире. Вроде и дом этот мне не особо дорог, а, все равно, хорошо, что он здесь, что не снесли и не заменили его на современных уродцев.
Каждое лето перед тем, как ехать в пионерский лагерь, нужно было пройти медосмотр и получить справку. Во дворе этой поликлиники выстраивались длиннющие очереди... Всплывает и еще одно - не самое лучшее - воспоминание: однажды мама заметила, что у меня желтые белки глаз (а до этого с неделю упорно подташнивало), и тут же повела меня в эту самую поликлинику. А оттуда, долго не разговаривая, меня отправили на скорой прямиком в детскую инфекционную больницу - желтуха. Самое обидное, что у нас с моим другом уже были взяты билеты в кино - на английскую кинокомедию, "Мистер Питкин в тылу врага". Так я и не посмотрел тогда этот фильм.
И вот еще один памятный дом, с как бы башенкой зеленой наверху. Я там был один раз, в этой полукруглой башенке. Классе в седьмом один школьный приятель (не помню, кто именно) позвал меня в гости. Мы поднялись по узенькой лестнице, и попали именно в эту башенку, в крохотную комнату. Мы сидели и смотрели фотографии в только что изданной тогда шеститомной "Истории Великой Отечественной войны". Еще его бабушка борщом нас кормила. Ничего не помню - ни обстановку там, ни бабушку, а вот фотографии в этом шеститомнике чуть ли не все в памяти запечатлелись...
Пока прохожу мимо бывшего своего дома, приходит в голову одна идея. Если спускаться по Октябрьской вниз, в сторону военного училища, то с левой стороны есть один переулочек. Я знаю, что в старинные годы он был тупиковым. Но, когда я гулял здесь с неделю тому назад, мне показалось, что теперь он сквозной. Дай-ка я посмотрю, что там и как...
Вот он, этот переулочек. Сворачиваю. Точно, теперь он сквозной - вон в конце видно колесо обозрения в горпарке - светится разноцветными огнями. И вращается медленно.
А пока прохожу мимо какой-то вроде как гостиницы, потом большая подземная парковка, и вот я уже за храмом Александра Невского. Его построили где-то в 2000-е. Раньше здесь заканчивалась улица Красная. А дальше было что-то вроде рощицы, а за ней вход в краевую больницу имени профессора Очаповского. В этой рощице было одно заветное местечко, где со своим институтским дружком, Борей Аникиным, мы вечерами частенько выпивали с нашими подружками - Лариской и Олей. А теперь ни рощицы, ни Бори, ни подружек. Зато, вот, храм Александра Невского.
Выхожу из переулка, неспешно перехожу улицу (раньше она называлась Тельмана, а теперь... не помню, то ли Почтовая, то ли Постовая...). Прохожу тенистыми аллеями скверика, что перед 48-й школой, выхожу на Красную. Вечер очень прохладный, но мне почему-то жарко. Сажусь на скамейку около концертного зала. Мимо идут счастливые люди. Во всяком случае, они кажутся мне счастливыми. С перестуком каблучков проходят красивые, со вкусом и хорошо одетые молодые женщины... Прекрасно слышу разговоры.
Как же хорошо - все говорят по-русски. И прохожие все мне понятны. Я не знаю их, они не знают меня. Молодые и старые, веселые и серьезные, парами и в одиночку, с детьми и без детей; они мне понятны - даже не знаю, как объяснить это ощущение. Я в уютном комфортном ощущении своей культуры, наверное, так это можно выразить.
И, ведь, не могу сказать, что в американской культуре мне некомфортно. Нет, конечно же, за двадцать два года и она стала не чужой. Но вот такого ощущения, что я на своем месте, в своей среде, что все это мое; нет, такого не возникало никогда.
В православном храме идет служба, и я отчетливо слышу красивое слаженное пение. Удивительно, ведь до храма метров триста, не меньше. То ли это по причине полного безветрия, то ли сегодня вечером просто такая акустика - я чуть ли не шорох падающих в скверике листьев слышу. На улице много велосипедистов с сияющими огоньками на колесах. И мальчишки на самокатах.
Горьковатый запах осени почему-то ассоциируется с давно ушедшими друзьями. Здесь каждый дом, каждый перекресток с чем-то связан. Во-он в том доме за углом жила Валя Власова, моя любовь в восьмом классе. После уроков я не отправлялся домой привычным маршрутом, а шел за ней и делал крюк, чтобы подольше видеть ее перед собой.
Прямо здесь, где я сижу на лавочке, в начале шестидесятых были магазины. Первым маленький парфюмерный. Перед восьмым марта я всегда здесь брал маленький флакончик духов для мамы.
А дальше канцтовары (я там покупал пластилин), за ним продовольственный, где в студенческие годы в винном мы покупали портвейн и "Анапу"...
Прямо напротив меня здание краевой библиотеки. Там я тоже помню все - каждый зал, где какой был отдел и, даже, какие книги где стояли... Иногда я испытываю искушение зайти в библиотеку, но понимаю, что вряд ли найду там хоть что-нибудь знакомое. По этой же причине я до сих пор не навестил и свою школу номер 8, хотя до нее отсюда всего два квартала.
Поднимаюсь с лавочки и иду дальше. Вот, на соседнем квартале через дорогу тоже очень даже памятное солидное здание. Когда-то в нем размещался какой-то главк типа "Краснодаргидропроектстрой" или еще что-то такое. Там мама работала. А рядом был еще один вход с мраморными ступенями - теперь его нет. Там была парикмахерская, и все детство я там стригся. В этой парикмахерской работали два старика-еврея, и они говорили между собой на идише. Больше я этот язык нигде и никогда не слышал.
В глубине широкого проема за этим зданием вижу светящиеся окна трехэтажного ветхого кирпичного дома, где жил мой одноклассник, Дима Метакса. Мы там праздновали окончание школы... И кто-то из девчонок, аккомпанируя себе на гитаре, пел: "Выткался на озере алый свет зари..." Есенин тогда был не то, чтобы под запретом, но... как бы... не поощрялся, что ли... Это лет через пять его включат в школьную программу. А тогда эти стихи были для семнадцатилетних, как открытие, как откровение.
Иду дальше и вдруг понимаю, что мне ужасно хочется мороженого. Вот, бывает же такое, что подайте сюда нечто желанное (конфету, котлету, пива... ) или я с собой что-нибудь сотворю! И, как назло, подряд одна кафешка за другой, но нигде не торгуют мороженым. Наконец на углу Мира и Красной вижу светящуюся надпись: "Мягкое мороженое". Интересно, а почему оно мягкое? И чем мягкое мороженое отличается от жесткого? Ладно, сейчас разберемся - главное, что я обрету то, чего моя душенька сейчас так желает. Скорее, скорее, мороженого мне, пожалуйста! Да, да, шоколадного. И побольше!