Аннотация: К сожалению в перечне стран нет Пуэрто-Рико, поэтому пришлось поставить США.
В этом названии я ничего не исказил и не преувеличил: на шее у меня действительно висит довольно массивная белая пластмассовая коробка с шестью уходящими внутрь проводами. Это монитор сердечной деятельности. С другой стороны разноцветные провода заканчиваются датчиками, которые липучками крепятся в разных точках на моем прихворнувшем организме. Пейзаж дополняет богато разукрашенная правая рука. От пальцев и чуть ли не до локтя в нее воткнуто несколько иголок. К иголкам подведены трубки с какими-то бочонками, разъемами и другими фиговинами. Чтобы все это убранство не болталось стихийно, оно приклеено к руке пластиковыми липучками разных оттенков и в самых диковинных комбинациях. В целом рука теперь напоминает клешню робота или фрагмент шаманского облачения.
Ну ладно, пора отмотать время назад. Двадцать первого числа (это что у нас будет? Ну да - четыре дня тому назад) я с утра подкачал динги и опустил подвесной мотор. Замечательное солнечное утро, тихое море, впереди еще один чудесный день на борту моей яхты, "Мамбо". Скушав обычный свой завтрак в виде большой кружки крепкого сладкого черного кофе с лимоном и четырех бутербродов с маслом и швейцарским сыром, я поговорил по телефону с женой и стал собираться на берег. Собственно, всех дел - заскочить на почту и забрать коробку с винтом для подвесного мотора. Десять минут на берегу, и я опять разгоняю динги на сверкающей голубизне бухты Энсенада Хонда, чтобы вернуться на свою яхту. И в какой-то момент ощущаю ноющую боль в левой стороне груди. В общем-то ничего особенного нет. Естественно, что раз тебе шестьдесят четыре года, у тебя и должно что-то болеть. По штату положено. Так что особого значения этому факту не придаю - дойду до дома, приму валидол, полежу и все пройдет. Задуманное выполнил, но боль не уходит. Более того, к ней добавляется еще и изжога. Что это у меня за день здоровья сегодня выдался? Отсыпал пищевой соды в стакан, долил воды, размешал, выпил. Но, как ни удивительно, изжога не проходит, чего еще ни разу не бывало. И боль в груди не уходит. Пошел в кормовую каюту, прилег. Нет, не проходит. Встал, включил компьютер, вышел на интернет, проверил почту. Там парочка интересных объявлений по поводу переводов. Быстренько сбросил им свою информацию, расценки и пр. То есть, обозначил интерес. Теперь нужно ждать реакции от них.
Тем временем боль начинает меня уже беспокоить всерьез. Звоню Свете: "Ты знаешь, с утра грудь ноет с левой стороны, и никак не проходит". -
- Тебе нужно к врачу. Прямо сейчас. -
- Да ты что? Ты помнишь нашу клинику на Кулебре? Она же на вершине крутого склона. Туда пока заберешься, так у здорового пар из ушей пойдет. -
- Ты что, решил сидеть и ничего не делать, пока не свалишься? -
В общем, обычный супружеский разговор. Кроме того, что я вообще избегаю врачей, осложняющим фактором служит отсутствие медицинской страховки. Я живу без страховки уже пять лет и надеялся протянуть еще годик, пока не получу свою законную государственную "Медикейр".
Какое-то время препираемся, заканчиваем разговор моим обещанием подумать.
Но спор спором, а врачу действительно нужно показаться. У меня никогда еще такого не было. Сейчас уже час дня. Еще пару часов нерешительности, так в клинике и врачи разбегутся, кого и где тогда ловить? А если меня вечером прихватит основательно? Яшка работает на берегу, и когда он домой вернется, одному Богу ведомо. С его двумя работами я давно уже запутался, как он работает и когда. А по темноте в нашу лагуну с берега никто не доберется. Собственно, и в дневное время мне трудно представить себе некую плавучую скорую помощь, которая оказывала бы помощь живущим на яхтах.
Памятуя, что меня могут там оставить на несколько часов, беру большую синюю сумку и бросаю в нее электронную книгу. Итак, телефон с собой, книга с собой, документы с собой.
Мотор динги еще не успел остыть, и заводится с пол-рывка. Сквозь ноющую боль думаю, что динги нужно оставить у причала нашего знакомого местного деда, Вико. Если что, сын ее спокойно оттуда заберет. Меня очень даже тревожит подъем к клинике, но деваться некуда...
Привязываю динги к борту катерка Вико, потом перелезаю на берег. Сидящий в клетке попугай при моем появлении, как обычно поднимает страшный свист. В другое время я бы с ним побеседовал, но сейчас не тот настрой, так что активного попугая игнорирую.
Со двора Вико поднимаюсь на улицу и сворачиваю в первый идущий вверх переулочек. Первые сто метров подъем некрутой, да и тень от деревьев выручает. Но вот деревья заканчиваются. Телеграфный столб, а за ним крутой лысый горб, на вершине которого видно здание клиники. И от пекла негде укрыться. Вот уж Лысая Гора - Голгофа. Ладно, вперед!
До клиники иду вверх без остановок и доползаю на автопилоте. Толкаю дверь, на автомате бреду по темному коридору. Вот и регистратура. Но дойти до цели не могу. Дышать нечем, легкие судорожно хватают горячую пустоту... Зачем-то сбрасываю с головы кепку, срываю темные очки и бросаю их в кепку. В голове какие-то ошметки вместо мыслей. Воздуха! Почему я не могу вдохнуть воздух? Как странно на меня смотрят сидящие на пластиковых креслах люди.... Если я не пройду эти три шага до регистратуры, я умру.... Пошел....
Крашеная в рыжий регистратор что-то меня спрашивает. Говорить не могу, и просто показываю на левую сторону груди.
"Боль в груди?" - я киваю.
"Вам нужно в отделение неотложной помощи. Пройдите туда" -
Собрав последние силы, хриплю: "Не могу. Не дойду". -
Она быстро говорит: "Садитесь. Сейчас они вас заберут".
Шатаясь доползаю до брошенных сумки и кепки, но не сажусь. Я слишком занят. Нужно ухватить кислород и, что бы то ни было, дышать и дышать. Ко мне подкатывают кресло.
"Садитесь". - Опускаюсь в кресло, на колени кто-то кладет сумку и кепку.
В неотложке меня как-то очень быстро устраивают на высокую койку, через секунду в вене игла, что-то уже капает из мешка над головой. Я все еще трачу все силы на дыхание, только теперь дышу кислородом из баллона, от которого к моему носу тянется прозрачная трубочка. Насколько я помню, в клинике везде прохладно, но с меня пот льет градом. Майка темнеет прямо на глазах. Появляется то ли медбрат, то ли врач мефистопольского облика - худой, в черной обтягивающей водолазке и с золотым кулоном на груди. Он задирает на мне майку и ловко ставит датчики с проводами. Наверное, это для ЭКГ. С другой стороны возникает полная молодая женщина, которая представляется: "Доктор Лопес".
Мефистофель внимательно всматривается в установленный сбоку от меня экран, и подзывает врача. Что-то ей показывает, что-то говорит по-испански.
Мне уже чуть полегче. Дыхание потихоньку нормализуется. Слабость только во всем теле и вроде как дрожь. Не забивая себе голову никакими мыслями, просто дышу, наслаждаясь живительной струей. Как бы то ни было, я там, где мне помогут.
Мефистофель поворачивается ко мне: "Похоже, у вас инфаркт. У нас нет возможностей лечить таких больных здесь, поэтому мы вас немедленно эвакуируем на Большой Остров. [ Пуэрто-Рико]" -
"Инфаркт, это точно?" -
"Это мое мнение, а точно вам скажут специалисты" -
"Так меня туда самолетом?" -
"Да" -
"Когда?" -
"Немедленно" -
"Куда?" -
"Сейчас я уточню". -
Он отходит звонить, а я тяну руку к накладному карману шортов и вытягиваю телефон. Сначала звоню Яшке и оставляю сообщение: "Сына! У меня что-то с сердцем нелады. Я в клинике, и меня отправляют на Большой Остров. Куда точно, пока не знаю. Моя динги привязана у деда. Пока, сынок. Не волнуйся, со мной все в порядке", - при этом чувствую, что голос мой не очень похож на обычный - то ли слабый, то ли дрожит....
Мефистофель возвращается и протягивает рваный листок бумаги: "Здесь я записал название больницы".
Пока, держа листок над головой, я рассматриваю название, необъяснимо, в один миг, уходит слабость, налаживается дыхание, даже тупая боль в груди отходит на второй план. Про себя пожимаю плечами: что меня сюда занесло и за каким чертом? Как же я не хочу ввязываться во всю эту больничную бодягу! Льстиво смотрю на Мефистофеля, отметив про себя, какие у него резкие, буквально, рубленые индейские черты лица: "А может я просто полежу, да и пойду? Я и так отойду. Вот, я уже совсем хорошо себя чувствую, и ничего не болит. Может не нужно меня никуда везти?".
Мефистофель, сам того не подозревая, отвечает классической для моего поколения фразой: "Надо, друг, понимаешь, надо". Даже интонация как у Шурика. А смотрит на меня понимающе и сострадательно.
Да я и сам понимаю, что надо. Как ни зажмуривайся, а слово прозвучало: инфаркт.
Звоню Свете и без всякого энтузиазма сообщаю новости. Жалко, что она так далеко, во Флориде - это ведь ужасно, переживать такие новости вдалеке, не имея возможности ни помочь, ни, хотя бы, своими глазами оценить ситуацию.
Скорая подвозит меня прямо к самолету нашего маленького аэропорта. Меня с носилками сначала налаживают головой вперед, потом, передумав, носилки разворачивают и запихивают меня в самолет ногами. Приходит в голову: "Наверное, чтобы не выносить вперед ногами. Интересно, а этот обычай или поверье только у нас или здесь тоже?" Здоровенный санитар чуть придурочного вида пристраивает у меня в голове кислородный баллончик, с которым я соединен трубкой. Рядом кладет пластиковый пакет, из которого, по идее, в меня должно что-то капать через введенную в запястье иглу.
Потом что-то во всей схеме заколодило. Сквозь открытую дверь самолета вижу собравшихся работников авиакомпании. Люди в белых и серых рубашках что-то горячо обсуждают, размахивают руками. К ним присоединяется пилот с черными погончиками на рубашке с короткими рукавами. Потом присоединяется и мой санитар. Лежу. В самолете довольно прохладно от продувающего через распахнутые двери бриза. Все бы ничего, но меня охватывает чувство заброшенности. Проходит 10 минут, потом 20. Меня начинает разбирать злость. Это что, такая срочная эвакуация? А если прямо сейчас меня прихватит по полной программе? Полежав, отстегиваю ремень у плеча, потом второй, на груди, потом вынимаю из носа кислородные трубки. Потом сажусь и отстегиваю последний ремень. Шлепанцы в сумке, поэтому вылезаю из самолета босиком. Босиком и с бутылью физраствора в руках (или что там в меня заливают). Избавиться от этой субстанции не могу, поскольку тут и трубка, и игла, и хитрые липучки... в общем, намертво нас соединили.
Толпа меня замечает, и народ бросается навстречу с тревожными восклицаниями. Но меня понесло. Не сдерживаясь, ору, глядя на них в упор: "Это что, срочная эвакуация? Я там уже пол-часа лежу. Я вам не бревно! Я еще живой! Или отправляйте меня или я сейчас к чертовой матери все эти иголки повыдергиваю и иду домой!" Ну и еще что-то ору не менее глупое, по-моему, даже, с добавлением русских народных выражений ...
Слышу объяснения по поводу неполадок в моторе, что-то еще говорят по-испански. В общем не зря я так часто называю Пуэрто-Рико испаноязычным Советским Союзом. До боли памятная ситуация, когда вроде никто не виноват, дело не движется, а страдают самые невиноватые из всех невиноватых. Чего я на этих-то разорался?
Меня уговаривают вернуться на свое ложе в самолет, но я упрямо говорю: "Мне в туалет нужно". В сопровождении работника прохожу мимо секьюрити на входе в здание. Секьюрити смотрит с нескрываемым любопытством. В сущности большинство работников маленького аэропорта знает меня в лицо, поскольку летаю я часто. Зло смотрю на ждущих вылета ни в чем передо мной не провинившихся пассажиров и гулко шлепаю мимо них в туалет.
Когда возвращаюсь к самолету, санитар, аккуратно придерживая за плечо, ведет меня к машине скорой помощи. Укладывает на носилки и, как мне кажется, запирает двери. Хрен с ним... Не могу же я воевать со всей толпой...
Лежу, переживая чувство несправедливости. Жил не тужил: сноркелинг, чудесные рифы через стекло маски, волшебная жизнь на яхте, иногда трудная, иногда хлопотная, но всегда волшебная: работал по "Мамбе", носился по волнам на динги, и ура - инфаркт. Главное, что в такой физической форме я не был, наверное, с армейских времен. Я-то, дурак, считал, что отсутствие лишнего веса и большой объем физических нагрузок снимают вопрос о возможных неприятностях с сердцем. Ну вот и выяснили - не снимает.
Через десять минут к самолету ведут пассажиров. Значит опять убрали носилки и вместо них установили два кресла. И что это означает для меня?
Скоро выясняется. Означает это, что вместо полета в горизонтальном положении, как положено достопочтенному больному, мне предстоит полет, как обычному пассажиру - сидя. Привычная картинка взлетной полосы перед носом, привычное ощущение взлета, яхты мелькают подо мной в Энсенада Хонда. А вон и Дэкити видна за дальним холмом. Там моя "Мамбо", только ее с этого места не видно. Пока, "Мамбо". Жди меня, и я вернусь.
Полет оказывается неожиданно коротким. И аэродром, на который мы заходим на посадку, мне незнаком. Это не аэропорт Исла Гранде, куда обычно летают рейсовые самолетики с острова Кулебра. Прикинув время, соображаю - это Сейба. До него с Кулебры всего пятнадцать минут лету, и это первый аэродром на Пуэрто-Рико, если лететь от нас. Значит мы специально здесь сели, чтобы меня на "Скорую помощь" перегрузить. Санитар спешно удаляется в довольно большое здание аэропорта. Жду минут десять, потом перехожу на уже опробованный метод: спасение инфарктников - дело рук самих инфарктников. Иногда карибская манера делать дела вызывает желание взять в руки автомат и использовать самый убедительный аргумент. Стоя у самолета, желаю пассажирам всех благ, прощаюсь со знакомым мне летчиком, который стоит у открытой двери в пилотскую кабину. Поворачиваюсь и пошлепал по горячему бетону в здание аэропорта. Почему-то мне так и не приходит в голову вытащить шлепанцы из сумки. Просто вешаю ее на плечо со всем, что там есть. Наверное потому, что мне положено лежать на носилках, а не бродить, как духу отца Гамлета.
Аэропорт в несколько раз больше нашего на Кулебре. В просторном прохладном зале суетливо мечется мой санитар. Опять двадцать пять, опять какие-то нескладушки! Сажают в кресло с колесами и оставляют в центре зала. Звоню Свете. Чувствую, что жена очень нервничает, а когда она нервничает, то повышает голос. Говорит, что Яшка уже на пароме с Кулебры, на пути ко мне в больницу. Я недоумеваю: зачем ему срываться с работы? И чем он мне сейчас поможет? Нет, все-таки быть главным действующим лицом спокойнее. Я-то знаю, что со мной происходит (не знаю, правда, чем все закончится). Надо бы успокоить Свету, а я как ребенок говорю: "У меня инфаркт, а ты мне выговоры делаешь." -
В конце-концов скорая приезжает и через какой-то час я оказываюсь в реанимации.
Пока едем, рассматриваю потолок скорой помощи и продолжаю думать о несправедливости происходящего со мной.
Потом усмехаюсь: Придурок, какая несправедливость, чего ты тут забился в рыданиях и истерике? Ты забыл про двадцать лет алкашества? Ты забыл про это? Забыл про то? Тебе ли плакаться на судьбу? Из всех известных тебе балбесов, ты оказался самым удачливым....
И еще думаю: Винт на подвесном моторе так и не заменил. Там работы-то всего на пять минут....
И еще думаю: Ты что, решил, что для тебя одного сделано исключение, и так и будешь ты идти и идти вперед, неподвластный времени, с легким презрением посматривая на своих пузатых и скрученных многочисленными болезнями сверстников? Не ной, Дориан Грей хренов.
И еще думаю: А ведь ветер почти спал, и теперь можно было бы спокойно подклеить заплаты на тенте на мостике....
И еще думаю: Вернусь домой, сразу плавать, наверное, не смогу, нельзя. Придется потихоньку, для начала вокруг "Мамбо". А потом уже легонько и к рифу. Иначе нельзя, быстро жиром зарастешь, тем более, что с куревом придется расстаться ....
И еще думаю: Ни хрена себе, "срочная эвакуация". Да я уже успел бы не только помереть, но и похолодеть за время этой очень срочной эвакуации. Как там по-латыни "посмертное окоченение", что-то типа "ригорус мортис"...
Реанимация есть реанимация. Сколько я их повидал по своей переводческой работе! Но эта производит особо мрачное впечатление. Все залито ярчайшим светом. Со всех сторон громкий разговор. Облицованный плиткой бокс с одной высокой кроватью. Вокруг аппаратура. От остального отделения эта закута отделена пластиковой шторой, которая сейчас наполовину отдернута.
Через пять минут я уже подключен к кислороду и к монитору сердечной деятельности и к чему-то еще - в общем, весь опутан трубками и проводами. Руками-ногами еще пошевелить можно, но с койки слезть - пустое дело, можно и не пытаться.
А еще через пять минут осознаю, что в отделении зверский холод. Прошу одеяло, приносят тоненькую простынь. В пятый (или десятый, или пятнадцатый) раз рассказываю свою историю, отвечая на вопросы врача. Когда описываю, как я добирался до клиники на Кулебре, брови у врача прыгают вверх.
"Ну что ж, может вам будет интересно узнать, что вы лезли вверх по склону горы сразу после инфаркта" - говорит он на хорошем английском
"А у меня точно инфаркт?" -
"Никаких сомнений. Считайте, вам очень повезло, что после этого вы сейчас со мной беседуете". -
Опять прошу одеяло, приносят вторую тощую простынку. Значит не помер я от инфаркта только для того, чтобы превратиться в ледышку.
Звонит жена. "Я прямо сейчас закажу билет и вылетаю к тебе из Тампы. А на работе возьму медицинский отпуск" -
"Думаю не надо. Вот смотри: я в больнице, живой, пусть и не совсем здоровый. Сейчас приедет Яшка и все вопросы мы с ним решим. На Большом Острове ни тебе, ни Яшке притулиться негде. На одну - две ночи пристроят, а потом? А если ты на "Мамбу" переберешься, то что? Каждый день с Кулебры сюда мотаться? То есть, проблем сразу станет больше" -
"Ну, не знаю..., так было бы спокойнее." -
"Думаю наоборот. Я все время буду думать об этом и волноваться" -
"Ладно, пусть так". -
Слышу знакомый голос и в проеме бункера появляется Яшка. "Ну как ты, пап?" Приветственно протягиваю спеленутую липкой лентой руку с иглами и мириадом тянущихся во все стороны трубок: "Ничего, сыночек. Я в порядке. Ты можешь у этих придурков попросить нормальное одеяло, пока я не заледенел?"
"Подожди". - Наклонившись над рюкзаком, сын извлекает мой родимый красный плед, под которым я всегда зимой сплю на яхте. Господи, какое чудо! Неужели сейчас уйдет пронизывающий холод? Им-то хорошо, все в зимних куртках ходят, а пациентам как? Каково неподвижному в маечке без рукавов и в шортах? Какой-то дурдом. Снаружи тропическая жара, внутри полярная стужа. Какой смысл? Какой смысл запускать кондиционеры на полную мощность, чтобы все дружно мерзли?
"Как ты догадался!!??" -
"Да мне сразу кое-что порасказали о тутошних больницах, когда узнали, что я к тебе еду, так что я заскочил на "Мамбу"и взял". -
Рассказываю Яшке всю одиссею. До этого жила в тайничке надежда, что диагноз не подтвердится, и завтра меня отсюда отпустят. Теперь я знаю, что куковать в больнице не меньше недели. Тем временем сын продолжает извлекать из рюкзака всякие нужные и ненужные всякости: зарядник для телефона, какие-то продукты в пакетах... Держит в руках носки. "Пап, давай одену". Ну носки, положим, я мог бы и сам одеть, но для этого нужно сесть через паутину трубок, да и как же хорошо, когда о тебе заботятся.
"Одевай, сына..."
Ой, хорошо. Ноги в тепле и организм под пледом постепенно отогревается.
Оказывается, получив мое сообщение, сын тут же отпросился с работы и побежал в клинику. Там ему сказали, в какую больницу меня повезли, а заодно рассказали, в каком виде я почтил их своим посещением. Пока Яшка бегал, в ресторане "Динги Док", где он работает, уже скинулись и собрали долларов 120 на первоочередные нужды. Дело не в том, конечно, что у Яшки нет денег на счету, совсем нет. Это просто поддержка, знак сочувствия и солидарности. В отличие от меня, они прекрасно знали, с чем предстоит столкнуться мне и Яшке (когда вернусь, не забыть поблагодарить).
"Завтра поеду в Фахардо куплю тебе теплые тренировочные штаны и куртку. И зарядник для твоей книги", - сообщает Яшка.
"Ладно, хорошо.А сейчас иди, что тебе здесь куковать? Доберись до гостиницы "Фахардо Инн", там скидка для жителей Кулебры. А утром съездишь по магазинам, потом ко мне, потом на паром и домой". -
О чем ни подумай, всё проблемы. Публичного транспорта в Пуэрто-Рико нет. От больницы до гостиницы пешком слишком далеко, а для таксистов слишком близко, чтобы их заинтересовать.
"Никуда я не пойду. Буду здесь ночевать". -
"А как Айвен? Тебе же у него завтра работать?"
"Я звонил. Он сказал, что я могу хоть неделю не появляться на работе." - (Айвен это второй Яшкин работодатель).
"Ты же замерзнешь. У меня теперь есть плед, так что возьми те простыни, которые мне здесь дали". -
"Ничего, мне не холодно". -
"Как же ты будешь? Здесь и кровать, по-моему, некуда поставить" -
"Ничего, я посижу". -
Так и не удалось уговорить. Поднимаю тему, которую, с моей точки зрения, нужно обговорить.
"Сынок, наверное, ты понимаешь, что когда я вернусь на "Мамбо", то будут вещи, которые я раньше делал, а теперь не смогу. Например, я не смогу чистить нижнюю часть днища. Там нагрузка на сердце офигенная". -
"Ну и ладно, я буду чистить." -
"С аквалангом я и сам через месячишко смогу, но замучаешься баллоны заряжать... Не знаю пока, может мы купим такую фиговину, ну типа компрессор и шланг, чтобы с аквалангом не возиться... Посмотрим".-
"Пап, я буду чистить, не беспокойся. Ты только выздоравливай".-
"Я хочу, чтобы ты представлял себе, что на тебя теперь куда больше обязанностей свалится и чтобы ты на меня не обижался. Да, это еще не все. Дно динги по той же причине не смогу чистить. Нужно будет в ближайшее время вытащить ее, перевернуть и покрасить дно в два слоя, чтобы ее вообще чистить не нужно было". -
"Пап, это все мы решим потом. Ни о чем не думай". -
"Сынок, я просто думаю вслух. Хошь не хошь, а наша жизнь теперь переменилась." -
"Что врачи говорят?" -
"Говорят, что инфаркт, насколько я понял, задней стенки. Спрашивал, насколько обширный, но как-то они обтекаемо отвечают, хрен поймешь. Говорят, есть сужение одного сосуда. Попробуют решить эту проблему медикаментозно, если не получится, введут стент, если не поможет, сделают байпас." -
Некоторые слова, чтобы сын лучше понял, я повторяю по-английски. Все-таки, русский у него больше бытовой.
"А что это такое: стентирование? И что такое байпас?" -
Яшка знает, что по своей профессии я нахватался верхов из самых разных видов человеческой деятельности, особенно медицинской.
"Стентирование? Смотри: в тот сосуд, который нужно расширить, вводят катетер. Это трубочка, почти как вот эта - показываю на одну из опутывающей меня паутины - а в ней такой сетчатый баллончик. Катетер продвигают по сосуду. За всем этим делом наблюдают на экране. Когда дошли до нужного места, баллончик с сеточкой вводят в узкое место, а потом он раскрывается и распирает стенки сосуда до нормального размера, а катетер утягивают обратно. Очень просто". -
"Ничего себе. Я бы не смог смотреть" -
"Да что ты, очень интересно. А байпас еще интереснее".-
Демонстрацию моих могучих знаний приходится прервать. Пришел еще один врач. Этот невысокого роста, в затрапезной теплой куртке и бейсбольной кепке.
"Я ваш ведущий врач. Меня зовут доктор Торес." -
В ходе беседы выясняется, что мы русские, на что доктор реагирует самым неожиданным образом. Он восклицает: "Троцкий!"
В обалдении спрашиваю: "Доктор, почему Троцкий! Вы что, революционер-троцкист?" -
"Да нет, я понятия не имею, о чем вы говорите. Просто вдруг вспомнил, что слышал это русское имя".-
Предпочитаю не развивать тему о русском имени русского революционера Троцкого. Троцкист Торес кратко излагает ситуацию. "В целом состояние стабилизировано. Сейчас давление 130 на 80, содержание сердечного фермента 50, а первоначально было 160" -
"А какой уровень норма?" - интересуюсь я (вроде я про этот самый фермент каждый день слышу).
" Десять". -
Н-да, даже не знаю, есть ли повод для ликования. А вот следующее сообщение доктора меня откровенно радует.
"Поскольку вы стабилизированы, нет смысла держать вас в реанимации. Как только освободится место и как только подготовят палату, мы вас переведем в отделение". -
"А это долго?"-
"До вас еще двое. Не могу сказать наверняка, но часа через два, где-то так".-
Опять разговариваем с Яшкой, пробиваясь сквозь рев кондиционера и галдеж на медсестринском посту в центре отделения. Потом звонит Света: "Я тебя очень люблю. Ни о чем не беспокойся, ни о чем не тревожься". -
"Я тебя тоже люблю и целую". -
Поворачиваюсь к Яшке: "А сколько времени?" -
"Одинадцать часов. Надо же! Время просто летит. Как ни гляну на часы, еще час долой". -
"Интересно, сколько еще здесь балдеть. Место уж больно безрадостное." -
"Вон, напротив нас, где тоже занавеска отодвинута, они перед нами. Как этого заберут, мы следующие". -
"Это хорошо. Наверное, нужно Алиске позвонить, но у меня глаза закрываются. Знаешь, по-моему они мне и снотворное вливают. Что-то я спать все время хочу." -
"Так спи. Алиске я давным-давно текст послал" -
"А ты возьми одну из этих простыней. Мне теперь не холодно." -
"Не, не надо. Мне и так нормально."-
"Тебе же скучно будет просто так сидеть." -
"Почему? Вон на смартфоне всякие сообщения, новости. Да и музыку могу послушать". -
"Ну давай, а я вздремну". -
Погружаюсь в полудрему. Каждые пять - десять минут открываю глаза и смотрю на Яшку, наклонившегося над смартфоном. Потом опять веки тяжелеют. Слушаю пикание аппаратуры, рев кондиционеров, громкие голоса. О чем-то вроде думаю, а в общем-то ни о чем. Хорошо, когда от тебя требуется отключиться, а другие принимают решения и решают проблемы.
Меня расталкивают, но оказывается это просто на рентген. Куда-то катят, рядом идет Яшка, а с другой стороны обалденно красивая девчонка, техник-рентгенолог. Останавливаемся у какой-то двери в коридоре, девчонка заходит внутрь, возвращается с доской и небольшим устройством в руке. Подсовывает доску под меня, водит устройством. Говорит по-английски с сильным акцентом: "Вот и все". -
К сожалению возвращаемся мы в тот самый до чертиков надоевший бокс и через какое-то время я опять погружаюсь в дрему.
Кажется прошла вечность. Спрашиваю: "Сколько времени?" -
- Два часа. -
- Ни фига себе. -
- Того, из бокса напротив уже увезли. Значит следующая наша очередь.-
- Сынок, передвинь стул к ногам кровати, там за занавеской не такой яркий свет. Хоть чуть-чуть поспи. -
- Да нет, все нормально. Я не хочу спать. -
Я опять проваливаюсь в дрему. Сквозь забытье ощущаю тяжелую головную боль. Когда же это все закончится? И Яшке холодно и не спит всю ночь.
"Сынок, пойди найди врача, может про нас просто забыли. Здесь это запросто, сам знаешь." -
Сын не двигается.
Жду десять минут, потом повторяю просьбу. Яшка говорит: "Не нужно их злить. А то и правда забудут".-
Признаю, что в словах сына истина. Пуэрториканские нравы мы знаем. Мне даже приятно подчинятьсясыну. Я всегда знал, что Яшка добрый мальчишка, но не предполагал, что он такой заботливый. Он ухаживает за мной, как лучшая сиделка.
Наконец-то из-за занавески в ярком свете появляется доктор Торрес в своей кепке: "Сейчас вас переведут в отделение. Завтра я вас там навещу. А пока все нормально - ваше состояние стабильно улучшается. Ни о чем не беспокойтесь". -
Спускаемся в лифте на один этаж. Двухместная палата. Радует, что есть два окна. Меня перекладывают на койку у окна. Рядом с кроватью стойка с аппаратурой, контролирующей насосы, которые подают в трубки лекарства. Аппарат подключен кабелем к розетке в стене. Значит, чтобы пойти в туалет, мне нужно будет дотянуться до вилки, выдернуть ее, потом, путаясь в трубках, катить всю эту конструкцию в туалет. Потом играем все в обратном порядке. Кроме всех трубок на мне, естественно, и коробка с монитором сердца. Как бы то ни было, обретение пусть и ограниченной свободы передвижения радует. Все-таки утка, даже в ее более модерновом исполнении, это крайнее средство, даже если за тобой ухаживает самая заботливая сиделка.
Яшка опускает изголовье соседней кровати и готовится укладывваться. "Сынок, пойди найди себе что-то укрыться. А то я сам туда потащусь искать".-
Подействовало. Через пять минут возвращается с целой пачкой простыней в руках. Это другое дело. Теперь можно и отбой. Время пять утра. Яшка уже спит.