Старый конь в боевых рядах

-- Как вас зовут?

Я перевожу вопрос для сидящего сбоку от меня человека.

-- Файал Аль Хамдани

Перевожу

-- Чем вы занимаетесь?

-- У меня магазин одежды

-- Что вас к нам привело?

-- У меня есть информация, которая мне кажется важной для американских войск

-- Какая у вас информация?

-- Один из моих знакомых предложил мне участвовать в деятельности террористической организации.

-- Вам известно, как называется эта организация?

-- Да

-- И как называется эта организация?

-- Организация называется "Мученики Аль-Аксы"

Прервав перевод, я поворачиваюсь к информатору, хлопаю его по колену и восклицаю: "Да ладно тебе! Какие там мученики? Суки они рваные, а не мученики. Ты не слышал, какую они гулянку закатили две недели назад в Бакубе? Весь район на ушах ходил. Блядей понасажали полные машины и с песнями рассекали по улицам...."

Мы активно обсуждаем (на русском, естественно) морально-боевые качества членов героической организации

Плотный усатый американец в камуфляже с нашивкой сержанта на груди настороженно смотрит и спрашивает меня: "О чем это вы?"

Та-ак, минус ему, голубчику. Он должен был прервать меня сразу, а не ждать, хлопая глазами.

Информатор говорит на русском и в миру его зовут не Файал, а Кето. И, вообще, он не араб, а наполовину грузин, наполовину еврей. И этих самых мучеников возможно отстреливал в бытность свою солдатом израильской армии. Сотрудника военной разведки такое обстоятельство не смущает. Он сидит в пустой маленькой комнате за облезлым столом. Информатор в черных джинсах и расстегнутой рубашке утирает лоб. И преданно смотрит на следователя. Жарко.

В этой сцене все не так, как выглядит. По сути дела не сержант военной разведки допрашивает информатора, а я оцениваю, насколько умело сержант пользуется услугами переводчика. Для этого я могу проверять его реакцию на неправильное поведение и на ошибки. Сейчас мы ему еще один капкан поставим.

Сержант спрашивает: "А вы можете описать вашего знакомого, который предложил вам вступить в организацию "Мученики Аль-Акса?"

Кето отвечает, а я перевожу: " Он говорит, что может. Он говорит, что тому около сорока лет. Он говорит, что тот одет в традиционную иракскую одежду - белую дашдашу и кафию красно-белых тонов....".

Сержант кивает головой и пишет в блокнот. Про себя ставлю еще один минус. Ведь говорили же им, я уверен, сто раз говорили, что переводчик должен переводить только от первого лица, и что никакие "он сказал, она сказала" не годятся. И сегодня еще раз повторяли. И инструктаж перед беседой, по сути дела, он со мной не провел, так, промямлил что-то, мол, переводить нужно точно. А должен был пояснить, чего он от меня ожидает, где мне находиться, как на что реагировать, что я могу и чего не могу. Вот вчера была рыжая уоррент-офицер, та все по полочкам расписала, ни на одну уловку не поддалась и, даже, посадила меня сзади информатора, чтобы тот смотрел не на меня, а на нее. (Предполагается, что беседующие должны смотреть друг на друга, а не на переводчика, но это очень трудно, и на практике так поступают только люди, имеющие большой опыт работы с переводчиками). И, только я заговорил с агентом, тут же меня на место поставила, сразу показала, кто в лесу хозяин....

Беседа продолжается. Иногда в комнату заходят наблюдатели-офицеры, молча садятся, слушают беседу и мой перевод, потом так же тихо выходят. Их не положено замечать.

Ну, пока у вас голова еще не совсем задурена допросом и жарой, пора пояснить, что происходит, и где я нахожусь.

Со всеми случается, что во сне мы переносимся во времени в прошлое, например, мне достаточно часто снится, что я опять в армии или в институте. И хотя я при этом сознаю нелогичность происходящего и даже задаю себе во сне вопрос: "Как же так? Я не могу быть в армии, это было много лет тому назад", - интрига разворачивающегося во сне действия от этого не меняется. А, проснувшись, качаешь головой и в очередной раз удивляешься причудливости человеческой психики.

Такое же ощущение нереальности возникло у меня после звонка из Вашингтона.

- "Вас беспокоит Джим Масера из компании "Вакенхот". Вы сделали для нас несколько письменных переводов в феврале и марте." -

Начало несколько туманное, и я осторожно отвечаю: "Да, сделал. Возникли какие-то вопросы по тем материалам?" -

- "Нет, у меня предложение. Заинтересовало бы вас участие в военном проекте? Я имею в виду участие в военных маневрах." -

- "В качестве русского переводчика?"

- "В качестве русского лингвиста".

Опять-таки, весьма туманно. Что значит, "в качестве русского лингвиста"? Что это, вообще, такое - русский лингвист?

Спрашиваю: " Обязательны ли американское гражданство и допуск к секретной работе?" -

- "Нет, не обязательны. Грин-карты достаточно. Вы будете проживать на территории военной базы в течение двух недель, но большую часть времени вы будете в полевых условиях, а жить будете в казарме". -

Какая военная база? Какая казарма? Или он не знает, что я уже далеко не юноша? Будучи не до конца уверенным, что разговор происходит в реальности (может, все-таки, сон?), спрашиваю, сколько я получу за такой проект. Цена очень даже приземленная - существенно меньше, чем я получаю за работу по тем программам, которые перевожу. Нет, не сон. Н-да, казарма, и все такое.... Но, во-первых, лучше что-то, чем ничего, а у меня упомянутое Джимом время свободно. Через четыре дня я заканчиваю работу с группой в Висконсине, и потом почти месяц пустой. Так что сроки как раз подходят. А, во-вторых, я уже заинтригован. Слышал я смутно про эти штуки, но никогда не предполагал участвовать. Староват, конечно, для таких игрищ, но не помру же я там, на поле битвы, окапанный, нет, орошенный слезами склонившихся надо мной боевых друзей.... Зато смогу с полным основанием в старости вещать: "Когда я воевал под знаменами герцога Нортумберлендского..."

Вернувшись в Миннесоту, получаю контракт. Вдумчиво читаю, неуютно поёживаясь. Рабочий день 10 часов, а может быть и больше. Господи, куда я лезу?

Работа днем, но может быть и ночью. Может, в форме, а, может, и нет. В зависимости от сценария учения меня могут арестовывать, связывать, хватать, ну и далее по списку. То есть, "будут вас кусать, бить и обижать. Не ходите, дети, в Африку гулять". А как насчет иголок под ногти?

Почему-то в памяти всплывает картина: "Допрос коммунистов". Там жуткие белогвардейские офицеры злобно смотрят на связанных большевиков. Да, любопытно, любопытно....

Читая дальше, выясняю, что армия готова выделить для моего комфорта лишь кровать и матрац, а остальное нужно брать с собой. Фотоаппараты брать запрещено, компьютеры брать запрещено, мобильники брать запрещено. Куда меня черти толкают?

Жена смотрит с кротким укором, как Пенелопа на рвущегося в плавание Одиссея. Поворчав по поводу некоторых, у которых до седых волос детство в одном месте играет, Света умело готовит меня к неведомым, но суровым испытаниям.

- Ты что, всерьез решила спальный мешок в сумку пихать? Не может такого быть, чтобы армия не нашла для нас подушек, простыней и одеял! Это же просто смешно -

- Найдет, так найдет. А если не найдет? Тогда еще смешнее будет -

Самое главное, что я совершенно не представляю себе, к чему, собственно, готовиться.

После прилета, когда все собрались в холле гостиницы, крепко сбитый седой мужик в зеленой рубашке с короткими рукавами представляется: "Меня зовут Билл. Полковник в отставке. Я буду вас опекать от компании "Вакенхот". Надеюсь, будем жить дружно. Опоздания недопустимы, никакого алкоголя, никаких женщин, никаких мужчин (это обращение к возможным гомосексуалистам), вы будете на военной базе, поэтому без разрешения ни шагу." Утром за нами приезжает автобус. За рулем сержант. Для начала везут на базу Кемп-Росс.

Все с интересом посматривают друг на друга. Разговариваем о том, о сем. Один из русских, Андрей, из этого же штата и живет в городе неподалеку. Он приезжает на базу своей машине. Рассказывает, какой он лихой бизнесмен, насколько все у него здорово устроено, а заодно вскользь сообщает, что руководить этим проектом должен был он, а не Билл, да другая компания контракт перебила. Заодно выражает недовольство, что ему не разрешили эту ночь провести дома, а повелели вернуться казарму к 9-ти вечера. Мне кажется, чего-то Андрей недопонимает. А именно, что если ты подписался, будь добр, выполняй условия. Чего тут права качать? Недоволен, не фиг было контракт заключать. А подписал, значит, молчи в тряпочку. Все нарекания можешь сам себе высказать - в ночной тиши.

Пока то да се, выясняется, что действительно армия предоставляет нам только кровати и матрацы. Я оказался единственным, кому ничего не нужно - все у меня есть. Прямо-таки, не сумка у меня, а рог изобилия. Остальным Билл обещает после обеда поездку в город, в "Волл-Март", чтобы они купили хотя бы подушки и какие-то одеяла. Заодно выдает суточные. Да, 30 долларов в день - небогато.

Эту ночь проводим в двухэтажной казарме в комнатах по десять человек. Двухэтажные деревянные кровати. Вновь восславив мудрую предусмотрительность жены, раскатываю спальный мешок, подушку под голову и на покой, баиньки (если получится). Получается не очень - кондиционер ревет, как танк, в комнате холодно, ребята, особенно африканцы, не могут заснуть, и всю ночь разговоры, какое-то вращение - кто курить на улицу, кто гоняет на компьютере арабские мелодии. А ведь когда-то я засыпал мгновенно - хоть песни ори над головой.

Утром Андрей ворчит, что порядки ему не нравятся, и вместо завтрака он лучше пойдет в спортзал, а потом уже присоединится к нам.

- Тебе виднее. По-моему, Билл сказал, что к завтраку с вещами, потому что сразу после этого мы опять в автобус и едем на точку, - пожав плечами, говорю я.

- Да что он из себя воображает? Кто он такой? Тоже мне, полковник! Он мне не полковник, а я ему не рядовой! -

Вот и естественная развязка: Билл делает Андрею замечание за вторичное опоздание, тот самолюбиво что-то отвечает. Итог - "пробитое тело на землю сползло, товарищ впервые покинул седло". Хотя Андрей кипятится, сообщает, что они не имеют права и что он поедет на машине до самого полигона, но это все впустую. Один из обоймы вылетел - со свистом и грохотом, как запущенная на 4-е июля шутиха.

До испытательного полигона Шакона едем несколько часов. Пустыня, горы, солончаки... У дороги знак с символом ядерной опасности и ниже текст, что-то про ядерные отходы. Ни фига себе, сказал я себе! Что там за полигон и что там испытывают?

Как это обычно бывает, в группе находится человек, который везде бывал и все ему известно. По словам бывалого, полигон огромный, километров сто на сто. Нам будет доступна лишь крохотная его часть.

После долгой дороги, минуя пост охраны, въезжаем в военный городок. Зелень, приличные дома. В боксах какая-то техника. На площадке за забором несколько боевых ремонтно-эвакуационных машин на базе танка М-60.

Только остановились, как в автобусе появляется капитан, который делает для нас экскурсию. Кинотеатр, бассейн, клуб, "Сабвей". Как бывалые туристы, развалившись на сиденьях, посматриваем по сторонам. Бывшие служивые спрашивают, разрешено ли нам будет пользоваться армейским магазином. Потом узнаю, что в армейском магазине цены с очень большой скидкой. Заодно выясняется, что мобильными телефонами пользоваться можно, но лишь в районе своей казармы, однако прием есть у телефонов только одной компании - и компания эта моя. А телефон я взял с собой, вопреки грозным предостережениям. Ребята, которые уже во всем этом участвовали раньше, притащили все - и компьютеры, и фотоаппараты.

Раскаленная нестерпимо палящим солнцем бетонная площадка заставлена пятнистыми вездеходами "Хамви". Часть машин в обычном камуфляже, часть в желто-коричневом пустынном. Вокруг машин суетятся солдаты - что-то грузят, ящики таскают. Некоторые в полном снаряжении, в касках и с черными винтовками М-16, обвешанные флягами и сумками.

Сразу за казармами светло-коричневая пустыня с клочками травы, а дальше горы. Пейзаж напоминает Южную Калифорнию. И жара такая же.

Размещаемся. Вполне симпатичное одноэтажное здание. Кондиционер бесшумно гонит прохладный воздух, двухместные комнаты, две душевые по пять рожков каждая, два туалета. Не жизнь, а лафа! Поселяюсь вместе с Филом. Вообще-то, у него другое имя, арабское, но он просит называть его Филом. Он из Ирака, но не иракец, а халдей. Я дважды переспрашиваю Фила, не доверяя своим ушам. Он подтверждает, да, все верно - халдей. Помимо того, что в древности халдеи были мудрецами и звездочетами, это еще и небольшая этническая группа. А халдейский язык - современный вариант арамейского, языка Христа. В изумлении качаю головой.

- Фил, а какая у вас религия? -

- Мы христиане -

- А как вам в мусульманском государстве живется? -

- Я с родителями уехал из Ирака еще маленьким, но знаю, что при Саддаме Ирак был совершенно светским государством, поэтому никаких притеснений не было -

Тут же модернизируем нашу комнату. Снимаем верхнюю деревянную кровать и ставим к стенке. Теперь комната приобретает даже черты уюта.

После размещения еще одна ориентация. Мы находимся в расположении 500-й бригады военной разведки. В том районе полигона, где наши казармы, ничего секретного нет, а вообще болтаться не рекомендуется. Да, где тут болтаться, в пустыне, разве что? Из городка какие-то дороги ведут в пустыню и теряются в ней, но это уже за пределами нашей среды обитания.

В нашей программе тоже ничего секретного, но запрещено фотографировать, особенно военнослужащих. Спутниковую тарелку включат завтра, тогда будет интернетная связь. А до тех пор можно пользоваться компьютерами в библиотеке.

Наконец-то первый инструктаж, касающийся непосредственно того, зачем нас собрали здесь со всей страны. Появляется худощавый сержант, в роговых очках, лет сорока. Представляется - стафф-сержант Ковач. Ковач просит каждого из нашей группы кратко рассказать о себе. Сразу же впадаю в состояние легкого обалдения: один из африканцев, выходец из Чада, высоченный Этьен, раньше служил во французском Иностранном легионе, другой - пожилой - был послом, представляя свою страну в ООН; один из иракцев, работник аппарата ООН и занимается вопросами снабжения миротворческих сил в Африке. Восседающий впереди меня молодой немец Йонс - в кожаной шляпе с торчащими из-под нее белокурыми патлами - химик, доктор наук. Переводчики, бизнесмены, студенты... И так далее. Даже врач среди нас есть - коренастый иранец Марс с чудесной застенчивой улыбкой. Многие служили в разных армиях мира. Представлены самые разные штаты. Человек пять из Вирджинии, остальные откуда угодно - Калифорния, Флорида, Пенсильвания, Аризона, Нью-Хемпшир, Иллинойс....

Сержант с улыбкой обращается к бывшему послу:

- А как к Вам лучше всего обращаться? -

Сидящий рядом со мной Олег в шутку бурчит себе под нос: "Зовите меня просто "Ваше превосходительство"".

Седой африканец с достоинством неторопливо отвечает: "Обычно к послам обращаются "Ваше превосходительство". Но можно и "господин посол". Я, правда, в отставке, но обычно ко мне обращаются "господин посол". Вот так.

Билл дополняет инструктаж некоторыми правилами внутреннего распорядка. Во-первых, выданные нам бэджики ни в коем случае не терять, а то....

Во-вторых, в рабочие часы никаких маек и шортов - рубашка и длинные брюки или джинсы, а то....

В-третьих, соблюдать чистоту, не мусорить, курить только в отведенном месте, а то....

Все бы ничего, но это "отведенное место" на самом солнцепеке. Правда, там же стоит огромный автомобильный фургон защитного цвета, так мы под ним скрываемся - хоть такая, да тень.

Утром после завтрака в так называемой столовой (вообще-то, язык не поворачивается назвать столовой роскошный зал с мягкими стульями, дубовой отделкой стен, гигантскими плоскими экранами телевизоров и весьма и весьма недурным выбором еды) направляемся в здание, где будем работать. Это старая трехэтажная казарма, которая предназначена под снос. Здание уже отключено от электро и водоснабжения, а значит не работают кондиционеры, и на сорокаградусной жаре нам обеспечена приближенная к боевой обстановке температура. Но пока еще вполне прохладно и, даже, уютно. Туалеты во дворе - полевые, зеленые, на колесах. Все ролевые игроки помещаются в большой комнате. В центре большой стол и стулья, а вдоль стен диваны и несколько кресел. Задача у нас двоякая. Во-первых, в ходе беседы мы должны проверить уровень знаний лингвистов по своим языкам. У каждого своя легенда, каждому присвоено арабское имя и, даже, имеется иракское удостоверение личности с фотографией. На первом инструктаже некоторые из нас оспорили этот момент.

- Я не совсем понимаю рациональность такого подхода. Если задача состоит в том, чтобы проверить уровень военных лингвистов, мы должны оценивать в процессе беседы и то, насколько их манеры и поведение соответствуют культурным нормам страны языка. Как я могу это сделать, если теоретически я араб, и понятия не имею о нормах русского языка. И, наоборот, какой я араб, если не знаю, что допустимо и что недопустимо в этой культуре? -

Старший уоррент-офицер Шарк понимающе кивает головой, поправляет очки и, вздохнув, с улыбкой отвечает: "Ребята, я понимаю все эти нюансы. Все это будет учтено в будущем. Но рассматривайте свой сценарий только как канву. Можете импровизировать, как хотите. Ваша задача заставить их как можно больше говорить на вашем языке и выявить ошибки, которые затем вы запишите в карточке оценки." -

Ну и ладно, будем импровизировать. Хоть Шалавой Мгмвамбе назовите, мне-то что?

Вторая, и отдельная от первой, задача - проверить, как работники военной разведки работают с переводчиком. Для этого мы разбиваемся на пары. Один играет роль осведомителя или источника информации, второй - переводчика. Мы должны оценить, насколько полно работник проводит инструктаж переводчика, как реагирует на ошибки поведения переводчика и так далее.

Проходит несколько дней. Мы уже втянулись в работу, притупилось ощущение новизны. Вроде, так и положено, что вокруг военные.

День только начинается. Сейчас бы после завтрака вздремнуть часика полтора - никак я здесь не высыпаюсь. Кто-то уже улегся прямо на ковровое покрытие в углу и спит, накрыв лицо кепи. Это Фил, мой сосед по комнате. Перед завтраком пришлось его расталкивать. Говорил, что до двух часов ночи они в покер резались. А теперь наверстывает.

Пока сержант Ковач инструктирует тех, с кем мы будем работать, есть время поболтать или выйти на улицу покурить. К нам подходит майор Мак-Фарлейн, исполняющая обязанности командира батальона. Но, кроме того, она испанская переводчица и вместе с нами участвует в ролевой игре, а поэтому сегодня в гражданском. Майор говорит:

- Сегодня вы работаете с моим батальоном. Задайте им жару. -

Что уж там... Зададим. В предыдущие дни мы оттянулись по полной программе. Такие истории - куда там Шахерезаде!

Слегка улыбаясь улыбкой Моны Лизы, майор тут же добавляет: "Но без глумления".

Это она к тому, как мы с Олегом вчера чуть не довели сержанта до истерики. Обычно наблюдателей мы игнорируем, нам, собственно, и не полагается их замечать, а тут при появлении трех офицеров играющий роль информатора Олег резко спрашивает сержанта: "Кто эти люди? Почему они здесь?"

Сержант молча смотрит на него с отвисшей челюстью, не зная, как реагировать. Олег уже почти кричит: "Я пришел дать информацию одному сотруднику, а здесь четыре человека. Вы подвергаете меня опасности. Кто они такие?" С удовольствием перевожу, обозначая ту же эмоции. В этом мы с Олегом придерживаемся разных точек зрения. Он тоже профессиональный переводчик, но считает, что переводчик должен оставаться бесстрастным. В наших спорах апеллирую к мемуарам американского переводчика-синхрониста Эквалля, который вспоминает, насколько умело наш переводчик, Трояновский, имитировал интонации Молотова во время его выступления в ООН. Каждый из нас остается при своей точке зрения, но в данной ситуации перевожу я, а поэтому действую так, как считаю нужным.

Лицо сержанта покрывается красными пятнами: "Да, они... Вообще-то они.... Они, вот..."

Ну-ну, как ты будешь выкручиваться?

Наконец несчастный соображает, как ответить: "Это наши работники, и им настолько интересна ваша информация, что они пришли послушать".

- "Пусть они уйдут, иначе я говорить отказываюсь". -

Похоже, что изгнанные офицеры рассказали коллегам о том, какой водевиль разворачивается в нашей комнате, и теперь наблюдатели появляются каждые пять минут, и каждый раз информатор гневно на это реагирует, требуя изгнать пришельцев.

Беседа продолжается в том же духе. Олег обличает американских захватчиков и говорит, что при Саддаме было лучше и что в то благостное время сунниты и шииты жили, как братья. На вопрос, как зовут человека, который в их городе притесняет шиитов, Олег величаво отвечает: "Абдурахман ибн-Хаттаб, но иногда его зовут Хоттабычем". Тут уже я не выдерживаю и начинаю сдавлено хрюкать, пытаясь подавить рвущийся хохот (это также можно выдать за ошибку переводчика, которую должен исправить следователь). Красный от всех переживаний и, по-моему, всерьез разозленный, сержант быстро сворачивает содержательное общение.

Информация об этой нетривиальной беседе явно получила огласку. Теперь многие, завидев нас, хмыкают, сержант до хруста отворачивает голову, чтобы не здороваться, а майор Мак-Фарлейн по-женски тонко подбивает нас на новые безумства.

Я говорю бородатому молодому сирийцу Салеху: "Слушай, нам сказали использовать все свои творческие способности. Почему бы тебе не рассказать, что ты встретился с инопланетянами, которые готовят террористический акт на американской военной базе?"

"Иншалла", - сверкнув зубами, хохочет стоящий неподалеку Ахмад. Высокий молодой афганец, позавчера он сразил меня наповал, сказав, что лучше бы советские не уходили из Афганистана, потому что тогда был порядок, и русские строили в Кабуле огромные многоквартирные дома, а теперь полный бардак и гражданская война.

Отвечающий за наше благополучие старший уоррент-офицер Шарк приносит на плече две упаковки по двадцать пластиковых бутылок в каждой и сгружает их в углу, где уже стоят несколько распечатанных картонных коробок с сухими пайками (MRE). Это, чтобы мы не вымерли от голода и жажды.

Быстрым шагом входит худой Ковач с тетрадкой в руках.

- Мне нужны два русских информатора, двое с фарси, три испанца и четыре араба.

Я тут же поднимаюсь и подмигиваю Салеху, который вскочил первым.

- Профессор Юрий, вы готовы?

- Всегда готов, мой юный друг. Не забудь про инопланетян -

Смеется. По обе стороны длинного темного коридора небольшие комнаты. Остановившись перед одной из них, Ковач смотрит в тетрадь

"Фарси" -

Проталкивается Ахмад.

Идем дальше

"Русский" -

Выхожу я. Стафф-сержант представляет меня стоящему на входе парню в пятнистой форме.

Тот протягивает руку: "Очень приятно. Меня зовут Майк. Можно, Миша. А вас как?"

Сразу отмечаю беглость речи и правильную форму обращения. Говоря на русском, многие американцы путаются между "вы" и "ты"

- А меня зовут Хаммад Аль Рашди" -

- Как получилось, что вы иракец, но говорите по-русски?"

- А я русский. Воевал в Афганистане, попал в плен. Принял ислам, потом переехал в Ирак, женился. Вот и живу здесь.-

Все это чистая импровизация кроме имени, которое задано в моем сценарии и на которое у меня есть документ. Мое иракское удостоверение личности []

Между тем рассматриваю своего собеседника. На груди нашивка с черным знаком различия в виде капли. Значит, специалист, или Е-4. Года полтора тому назад в американской армии ввели ряд изменений в форме и званиях. Теперь знаки различия носятся на нашивке на груди. Это они у французов переняли, у тех так уже лет сорок.

Тем временем Майк говорит:

- А я жил в России, в Омске, полгода. -

- Ну и как?

- Да, ничего, только меня там за кавказца все время принимали.

Всматриваюсь в лицо и поневоле улыбаюсь. Он стрижен почти налысо, поэтому русые волосы не привлекают внимания. А лицом точно сойдет или за ингуша, или адыга, или что-то в таком духе. Американское лицо кавказской национальности.

- А где вы так язык выучили?

- В университете Брингема Янга.-

Понятно, мормон. Этот университет дает очень сильную языковую подготовку. Сразу можно отличить от окончивших военный институт DLI в Монтерее. Те слабенькие, да и что можно всерьез выучить за восемнадцать месяцев? Ну, так, спросить дорогу в библиотеку, разве что.... Вот если к этим месяцам тут же прибавить практику, тогда еще да. Так делали в ВИИЯ в начале 70-х. Нужда в арабских переводчиках была настолько острой, что их готовили за год. Долбили один лишь язык (и историю КПСС) по 12 часов в день. А потом, в конце года вперед - Египет, Сирия, куда угодно. И, ничего, справлялись.

Что ж он так моргает нервно обоими глазами? Может, его в Омске поколотили православные, недовольные миссионерской деятельностью мормона? А, может, контузило в каких-нибудь веселых местах? Смотрю на правое плечо его пятнистой рубашки. Там пустая зеленая нашивка. Значит, не воевал. У тех, кто воевал, на правом плече эмблема части, в которой он был в горячей точке. Это мне объяснил Раджай, повоевавший в морской пехоте. Из тех, кого я видел, таких примерно половина.

Эмблемы черного цвета и самых разных мотивов: голова орла - 101-я воздушно-десантная дивизия, три полосы по диагонали, 3-я пехотная, широкая полоса по диагонали и голова лошади, 1-я аэромобильная, ну и так далее. А у этого пусто.

Продолжаем нашу беседу:

- Не желаете ли воды, чаю или перекусить? -

Плавно и незаметно от светской беседы мы уже перешли к работе по сценарию. Ставлю ему мысленно плюс. Это называется "расположить информатора к себе".

Рассказываю свою легенду. Что слышал, что видел. Стараюсь поменьше говорить сам, а побольше вытягивать на разговор Майка-Мишу. Убедившись, что на русском он говорит достаточно свободно, начинаю усложнять свою речь - использую ряд разговорных оборотов. Вижу, что понимает. Ладно, посмотрим дальше.

- А что еще вы слышали из разговора этих людей у вашего ларька? - спрашивает военный контрразведчик.

- Я слышал, как длинный мужик несколько раз повторил: "Боевое задание", "четверг" и "блокпост", а еще - "зададим козлам".

Насчет блокпоста, как мне кажется, Майк не понял. Но не подает виду. Насчет "мужика" и "козлов" точно понял - вижу по реакции. Бойко ведет беседу дальше. Ну, что ж, русский у него вполне приличный, очень, даже, приличный. Иногда путается в окончаниях, но это ничего, очень уж у нас грамматика сложная. Прощаясь, я показываю Майку большой палец. В принципе мы можем кратко суммировать общее впечатление или сделать замечания по основным ошибкам.

Сев за стол в нашей комнате, достаю форму оценки и начинаю ее заполнять. Майку ставлю 3 + почти по всем пунктам. 3 значит "хорошо". По одной позиции ставлю 4 - "беглое владение".

Выхожу перекурить, пока Ковач не выдернул меня на новые подвиги. Уже жарко и я прячусь в тени от навеса. Метрах в пяти от крыльца пасутся три почти домашние антилопы с гнутыми рожками. Их тут тьма-тьмущая, антилоп и косуль. Людей не боятся, просто не обращают на нас внимания. А ночью кролики - так и шастают. Вчера я спросил сержант-мажора (вроде как старшина батальона), есть ли здесь змеи.

- На любой вкус-

- А какие? -

- Какие хочешь - гремучая, медноголовая, какие хочешь -

И тут же, оживившись, добавляет: "Да, вспомнил, вчера утром я гремучку обнаружил в вашем корпусе".

"В казарме!?"

"Нет, там, где вы днем работаете"

Смотрю на него, не разыгрывает ли. На шутника вроде не похож. "Вы всерьез?"

- "Вполне серьезно" -

Сидящий рядом со мной на парапете наш единственный в группе американец, Шон, с видом знатока комментирует: "Там прохладно, вот она и заползла. А если одна там, значит, есть и вторая. Но бояться их не стоит, гремучка всегда трещоткой предупреждает. И просто так не нападет. Вот медноголовая - это гадость." Он родом из Оклахомы, ему видней.

Что-то неуютно мне стало. Живо представляю себе темный коридор, комнаты, где мы работаем. Дальше коридор перегорожен тумбочкой, дальше никто не ходит. И где-то там, по ту сторону, здоровенная змея. А может и не по ту, может, как раз таки, по эту. Верно говорят: меньше знаешь, крепче спишь.

Но сейчас об этом я не думаю. Сейчас я думаю, как бы позаковыристей разукрасить свою легенду . Пора идти в нашу комнату, зал ожидания.

Тушу окурок об асфальт и встаю со ступеньки. На крыльцо выходит улыбающийся Фил. Он всегда улыбается.

- Ну, как твой парнишка, Фил?-

- Пустое место. Двух слов по-арабски сказать не может. О чем там говорить? -

- А ты бы перешел на японский, глядишь, и пошло бы дело" -

К своим тридцати годам Фил пожил и в Индонезии, и во Франции, и в Японии. И знает все эти языки, помимо английского, арабского и своего, халдейского. Да, еще и испанский.

- Это идея. На следующем эксперте опробую ее. -

В нашей комнате оживление. Кто-то сидит за столом, заполняет карточки оценки. Амаль, уже одетый в белую накидку, дашдашу, используя женские тени, рисует себе под глазом синяк - для большей достоверности образа. Многоопытный Шон тоже в дишдаше и перехваченном двумя обручами платке на голове. Вот бы мне какую фотографию - с подбитым глазом, в бедуинском плаще, подобно полковнику Лоуренсу Аравийскому! Это было бы подтверждением того, как, рискуя жизнью, я добывал сведения, вращаясь среди диких и свирепых племен. Я бы еще усы себе наклеил. И говорил бы тихо и вкрадчиво.... И маузер бы под плащом пристроил, в районе копчика....

Героические мечтания прерывает будничный голос: "Сейчас работаем парами - один переводчик, второй информатор. Мне нужны двое русских, двое немцев, двое арабов, а вы уж сами решите, кто из вас кто", - это Ковач со своей неизменной тетрадкой. Быстро встаю и говорю Кето: "Давай я опять переводчиком?" "Хорошо", - кивает он и тоже подходит к Ковачу.

Иногда после окончания трудов народ разбредается кто куда - в библиотеку, чтобы проверить электронную почту, в магазин.... Сегодня же нас везет автобус, хотя от корпуса до казарм меньше километра. Ребята шумно обсуждают прошедший день, много смеются. Сейчас Валид разыгрывает Раджая.

- Раджай, ты не знаешь такого лейтенанта Дросслера? -

- Нет, не знаю, а что? -

- Да он подходил к нам, спрашивал тебя. Сказал, что знает тебя по Ираку, воевали вы с ним вместе, что ли -

Раджай вскидывается:

- А что он еще сказал? -

- А еще он сказал, что ты душка-араб -

Дружно хохочем. Поняв, что его разыграли, здоровенный, налысо обритый, заросший иссиня-черной щетиной, Раджай тоненьким голосом певуче выводит, томно закатывая глаза и вскинув вверх мохнатые ручищи: "Ах, ах, я душка-араб". Вспоминаю высказывание Конецкого, который подметил, что если оставить группу взрослых мужчин на какой-то отрезок времени без женского присмотра, они тут же начнут вести себя как мальчишки-подростки. Что мы сейчас беззаботно и подтверждаем в очередной раз.

После работы Билл проводит короткий разбор полетов в нашей казарме. Военные нами довольны, командование в полном восторге. "Я надеюсь, что так будет и дальше, и тогда у нас будет больше новых контрактов", - завершает Билл скромным пожеланием.

Из задних рядов рев: "Аллаху акбар!" Это Салех чувства выражает.

Мне приходит в голову, что для такого разноплеменного войска мы удивительно хорошо притерлись к друг другу. Иракцы, африканцы, иранцы, сирийцы, немец, афганец, русские, еврей - что там разбираться? Все мы - команда. Каждый день я узнаю от ребят что-то новое. Давно уже мне не было так интересно жить на белом свете.

Спрятавшись от предзакатной жары под навесом перед казармой, мы с интересом наблюдаем за построением батальона. Батальон неполный, в основном уже все в Ираке, а эти пока в Штатах, человек сто, разбитые на две роты. Большинство в камуфляже двух оттенков бледно-зеленого цвета. На головах кепи или шляпы с обвисшими полями, кое-кто в черных беретах. Все стоят в вольной стойке - ноги широко расставлены, руки за спину. Обращаю внимание на разнообразие ботинок. Кроме стандартных черных (это у тех, кто не в пустынном, а в обычном камуфляже) насчитываю три вариации светло-коричневых ботинок. Много военных девчонок. Средний возраст коллектива, я бы сказал, лет двадцать пять. Есть лица азиатские, много латинос, а вот черных мало, совсем мало. Может, из-за того, что этот батальон входит в бригаду военной разведки? Хотя, ну и что из этого?

Разглядывание ботинок и раздумья о демографическом составе части прерываются резким женским голосом:

- Bat-talion!

Команду подает стоящая лицом к строю майор Мак-Фарлейн.

Тут же два стоящих впереди своих рот офицера командуют:

- "Рота"

Секунда тишины, потом майор: "Смирно!"

Руки по швам, ноги вместе, и одновременно стоящие в строю рявкают:

- Right on!(Так держать!)

- Вольно! -

С острым интересом сравниваем происходящее с далекой Советской Армией. Нет, сравнения не получается. Так же, как невозможно сравнивать казармы или питание. Просто, все по-другому. Сейчас они в строю, и, все равно, нет натуги, нет каменных лиц. Вроде строй, но как-то все непринужденно. Может, в пехоте или, там, у морской пехоты по-другому. Здесь, все-таки, все сержанты и офицеры, рядовых нет вообще. Хотя, сейчас вообще в американских вооруженных силах не очень-то найдешь рядового.... Да и не в этом дело. Отношения в вооруженных силах отражают отношения между людьми в обществе. У американцев вообще формальностей самый минимум. Уборщик будет называть владельца многомиллионной компании по имени и обедать они будут в одном кафетерии, и никому не приходит в голову видеть в этом что-то странное. Однажды мы с напарницей оторвались от своей делегации, собирая оборудование. И судья Верховного суда Миннесоты, очень красивая черная женщина, буквально за руку выводила нас из лабиринта коридоров. И это было совершенно естественно.

Конечно, не все так радужно в Датском королевстве. Сегодня утром в столовой за нашим столиком оказался 1-й сержант. Маленького роста, почти черная кожа, родом, как он потом сказал, из Гайаны. Из разговора выяснилось, что служить сержанту осталось три месяца. И тогда у него будет двадцать лет выслуги, после чего он может уходить из армии с полным пенсионом. Но пенсию эту можно начать получать лишь с 60-ти лет. Уйди он даже на один день раньше срока, и никакой пенсии не будет. Со стаканом сока в руке, отрешенно глядя перед собой, гайанец повторял: "Но я, ребята, хоть сейчас готов, на хуй. Я здесь, но меня нет. Еще три месяца, но я, ребята, хоть сейчас готов, на хуй."

Когда, повторив еще раз пять свое заклинание, маленький сержант уходит, я спрашиваю Салеха:

- "Салех, вот ты служил, сколько тебе платили?" -

- "Да, ни хера мне не платили", -

Недоуменно смотрю на него. Я всегда считал, что в американской армии платят приличные деньги, но "тут-то истопник нам и открыл глаза". Салех и Раджай выдают нам весь расклад. Ни сержанты ни хрена не зарабатывают, ни офицеры. Потом, когда у тебя наберется выслуга лет, да звание повыше будет, тогда еще ничего. Льготы ветеранские, правда, относительно неплохие.

Салех смотрит на меня необычно серьезно: "Знаешь, кто идет служить?" -

- "Ну?" -

- "Голытьба, те, у кого на гражданке нет перспектив пробиться в жизни" -

- "Да я бы эту армейскую жизнь....", - дальше Раджай переходит на исключительно нецензурные выражения. По-моему, боевой опыт в Ираке дорого ему обошелся. Раджай всегда шутит, всегда оживлен, но глаза, глаза выдают....

Но это так, кстати, а сейчас я смотрю на проходящую на горячем плацу церемонию.

Тем временем в строю объявляют благодарности, вручают подарки, в частности, молодая фигуристая блондинка-сержант получает щипцы для колки орехов в нарядной коробке. Подтекст понятен - мол, колет, гадов, как орехи. Я ее знаю. Она полька и зовут ее Зося. Вчера вечером, когда мы курили, она подходила к ребятам покурить, поболтать, и, по-моему, не просто так, а глаз положила она на нашего грузинско-израильского орла, Кето. Впрочем, он молодожен и на других женщин не смотрит.

Сбоку кто-то фотографирует отличников боевой подготовки. Лысый добряк Женя, срочно прибывший в первый день нашей работы из Лос-Анжелеса на смену сошедшему с дистанции Андрею, выкрикивает: "А нас?"

Американцы добродушно смеются. Мы с Олегом дружно шипим: "Женя, наше дело сторона, помолчи".

Прямо за моей спиной автомат, в котором можно купить мелкие радости жизни. Бросаю несколько монет, подхватываю с грохотом выкатившуюся запотевшую банку кока-колы и опять возвращаюсь на лавочку досматривать церемонию.

Потом ухожу в свою комнату, но почему-то мне здесь не читается. Слишком уж все вокруг интересно. Спрашиваю Фила: "Фил, ты во многих таких штуках принимал участие. Это что, всегда так?"

Фил улыбается: "Нет, здесь просто благодать. И условия, и работа, и ребята хорошие. А бывает и совсем по-другому. В Южной Каролине мы вообще в палатках жили. Без света, жара, духота, да еще комары. И работа от темна до темна. Правда, и платили совсем не так". -

Ну да, Ахмад рассказывал, что на одних учениях они в бронетранспортерах ночевали.

Фил преподает английский в университете в Калифорнии, а чтобы развеяться работает по таким программам. У него все допуски есть, поэтому он знает программы куда покруче этой, но я стараюсь расспросами не надоедать. Улыбчивый Фил сам знает, что рассказывать, а о чем помолчать

- "А, помню, с речными боевыми группами военно-морского флота во Флориде работал.... Полная выкладка, каски, да еще и спасательные жилеты. Жара, духотища. Жуть! Зато и настрелялся же я там от души!"

- "А из Калашникова стрелял?" -

- "Конечно, и из Калашникова, и из РПК, и из РПГ".

Пока болтаем, солнце уже село, и тут же спадает жара. Температура падает буквально за пятнадцать минут. Естественно, мы тут же устремляемся из казармы. В приятной прохладе наступающих сумерек завязываются самые разнообразные дискуссии. С одними поговоришь, с другими или просто сидишь, смотришь на подкрашенные ушедшим солнцем розовые горы.

Африканец Этьен спрашивает меня: "А что означает слово "Лефортово"?

- "Этьен, а откуда ты его знаешь?"

- "А там Руцкой с Хазбулатовым сидели после штурма вашего парламента".

Ну, ни фига себе! С чего бы ему такие наши дела знать? Объясняю про Лефортово и краем уха слушаю, о чем толкуют рядом. Там идет спор о религии. Отвлекшись от перипетий политических баталий в России, высказываю невинную мысль, что все религии основаны на страхе смерти, и если бы вдруг выяснилось, что жизнь вечная нам гарантирована, это привело бы к краху всех мировых религий. На это тут же горячо откликается Марс. Оказалось, что он бахай и верит в совершенствование человека под воздействием веры (как мне объяснили, бахаи - это как бы новое движение. Вроде, мусульмане, а вроде и нет. У них свой пророк и прочая, прочая). Марс разражается длинной проповедью о добре и зле, о вере и шо все мы братья, и так далее, так далее.....

- "Это понятно, Марс - добро, вера, усовершенствование.... А много ты можешь назвать таких, усовершенствовавшихся, тех, кто жил по своей вере? Ну, Махатма Ганди, мать Тереза. Так потому их и помнят, что это исключения. Зато мошенников от веры косой коси" -

Теперь уже подключились все сидящие рядом - шииты, сунниты, христиане. Собственно, это не спор, потому что никто никого не пытается убедить, никто не брызжет слюной. Просто люди высказывают свою точку зрения.

И так каждый вечер - тут тебе и литература, тут тебе и музыка, и история, и все, что хочешь. Вчера тот же Этьен попросил рассказать биографию Сталина....

Там хохочут, здесь слушают музыку. Кто-то из солдат подходит поболтать. Солдаты уже почти все в штатском, те же шорты и майки, что и у нас. И над всеми нами черное небо и огромные звезды пустыни. С ума сойти можно - и подумать только, что я мог бы отказаться и не поехать сюда!

Миннеаполис

Июнь 2007 г.

Комментарии: 67, последний от 12/04/2008. © Copyright Скрипников Ю. (yskripnikov@yahoo.com) Обновлено: 17/02/2009. 42k. Статистика. Рассказ: США Иллюстрации: 1 штук.		Оценка: *7.708** Ваша оценка:

Скрипников Ю.: другие произведения.

Старый конь в боевых рядах