Давным-давно, в незапамятные времена, я эмпирическим путем выяснил, что переводческая деятельность прекрасно сочетается с работой сторожа. Не могу объяснить, в чем тут дело и в чем кроется секрет, но занятия эти каким-то мистическим образом дополняют и обогащают друг друга.
Как только наша жизнь в Америке устоялась, я тут же вернулся к проверенной формуле сторож + переводчик = хорошо. Правда недавно одна знакомая обозвала меня вахтером, на что я очень обиделся. Вахтер, это нечто сродни швейцару или половому в трактире (наверное, единственный вид человеческой деятельности, к которому я не пригоден напрочь). А сторож - свободный, вольный дух, который парит ночами над опустевшими офисами. Здесь меня гордо именуют секьюрити оффисером. Вместо кирзовых сапог и трехлинейной винтовки Мосина образца 1891/30 года американцы снабдили меня всякими блестящими висюльками и регалиями. При ходьбе вся эта упряжь мелодически позвякивает, как бы предупреждая, что стража грядет.
Всю неделю я мотаюсь по Миннесоте. Мой зеленый "Форд" можно видеть на юге и на севере, в Рочестере и Дулусе, не говоря уже о Твин-Ситиз. Я перевожу в больницах для полубезумных старух и доедаемых раком стариков. Перевожу в судах для наших хулиганов и лихачей, искренне недоумевающих, почему их арестовали.
Перевожу в полицейских участках для домашних боксеров, алкашей и алкашек. Часто это одни и те же родные, чуть опухшие лица. Они, естественно, пьют, а их, естественно, с заунывным постоянством ловят. Скованными наручниками руками, гордым поворотом головы, пронзительным взором из-под запухших век они напоминают персонажей скульптурной группы "Непокоренные".
Перевожу для социальных работников, которые терпеливо и любовно пытаются разобраться, какие еще можно дать пособия нашим несчастным религиозным беженцам. Вот, вчера, например, я два часа провел в Центре социальных служб, где переводил для семьи баптистов. Несчастные приехали в Америку два месяца тому назад со своими шестью детьми. Получают бесплатную медицинскую страховку, фуд-стампы, определенную сумму наличными, не имеют никакого дохода и через две недели собираются покупать дом за двести тысяч долларов (поскольку у них нет никакой кредитной истории, двадцать процентов стоимости дома изгнанники готовы заплатить наличными). А пока социальные работники с моей помощью пытаются найти способ, чтобы возместить этим бедным людям часть расходов на эксплуатацию машины.
Но наступает пятница и темп моей жизни замедляется. Где-то около пяти часов вечера приезжаю в компьютерный центр, который я буду бдительно охранять до пяти утра. Первый час приходится терпеть, пока не разбредутся по домам сотрудники. Большую часть этого времени я скрываюсь в недрах разных наглухо закрытых помещений, куда нет доступа никому кроме секьюрити. Там я вдумчиво разглядываю показания всяких приборов, проверяю надежность замков и сигнальной системы. В процессе обхода заглядываю в большую комнату, чтобы убедиться, что хранящиеся там огромные телевизоры и видеомагнитофоны не украдены. Был уже печальный прецедент. Именно такой казус случился здесь незадолго до моего прихода. Пока мой коллега зорко следил за главным входом, злодеи вытащили (точнее, выкатили) огромный телевизор через склад.
Здесь кроется какая-то неподвластная моему разуму загадка или уловка. Все двери на сигнализации кроме одной, а именно, кроме двери склада, через который любой желающий может проникнуть внутрь офиса и умыкнуть столько компьютерных цацек, сколько требует его низкая воровская душонка. После чего негодяй спокойно погрузит все это в машину и уедет, не привлекая лишнего внимания.
Уже одно это обстоятельство превращает всю систему охраны в веселую шутку и придает особую пикантность моей работе.
К семи часам народ, в основном, исчезает. Собственно, из одной половины здания и исчезать-то особенно некому, потому как их уже почти всех разогнали. Компания обанкротилась, и месяца два продолжался исход. Сотрудники кропотливо паковали содержимое своих закут. В большие картонные коробки укладывались милые сердцу пустячки: фотографии детей, родных и близких, а также собак и кошек; магнитофоны и кофеварки, разнообразные дипломы и вымпелы, статуэтки и бейсбольные кепки, лекарства и радиоприемники, детские игрушки и многое-многое другое. Чтобы легче было грузить коробки, бывшие сотрудники вытаскивали их тем же путем, которым ушел украденный телевизор - через склад.
Сейчас на этой половине осталось всего шесть человек. О присутствии четырех из них говорят только сохранившиеся на кабинках именные таблички. Двух других я иногда вижу, и мы с удовольствием рассказываем друг другу последние городские новости и комментируем погодные условия.
На другой половине здания жизнь кипит. Ну, не так, чтобы совсем уж кипит, но какое-то шевеление есть. Здесь трудятся работники другой компании. Обычно два-три человека дежурят всю ночь. Они - группа технической поддержки. Кого они поддерживают и в чем это выражается, я не знаю да, честно говоря, и не интересуюсь.
В семь часов наступает самый радостный этап моей трудовой смены. Я включаю сигнализацию и развешиваю на дверях грозные таблички, извещающие мир об этом событии. Выключаю везде свет, и огромное офисное пространство погружается в умиротворяющий полумрак.
Трое сотрудников группы технической поддержки мне не мешают. Они далеко, в другом конце здания, куда я забредаю не так часто. Каждый из них отрабатывает свой хлеб по-своему. Молодой Эрик просто спит, положив под голову принесенную с собой подушку. Бородатый Тодд азартно играет в видеоигры и поглощает пиццу, которую время от времени заказывает по телефону. Серьезный Дэн просто замирает, как ящерица на стене дома в жаркий летний день. Когда бы я не проходил через эту половину здания - будь то днем или ночью - я вижу неподвижный силуэт Дэна на фоне монитора компьютера.
Вот теперь только и начинается, по сути, моя главная работа. Я усаживаюсь в кресло, кладу ноги на стол и открываю книгу. Если мне надоедает сидеть здесь, я перебираюсь и читаю, сидя в одном из кресел в холле. До разгрома ведущей компании в холле стояли пальмы (а, может быть, это были фикусы), а за столом напротив входа в рабочие часы сидела секретарша или, на русско-американском жаргоне, ресепшенистка. Первой исчезла секретарша-ресепшенистка, потом один фикус, а теперь и второй. Сейчас обстановка в холле спартанская - два кресла, журнальный столик, на котором уже нет никаких журналов, и какое-то скрюченное убогое растение в горшке, которое поленились выбросить.
Время от времени выхожу покурить или отправляюсь налить себе очередную чашку кофе.
Примерно раз в час со вздохом сожаления откладываю в сторону книгу и обращаюсь к "журналу секьюрити-оффисера". Вношу очередную запись, например: "20.05 - проведено патрулирование внутренних помещений. Температура в зале РВХ 65, в компьютерном зале 67" (градусы, естественно, по шкале Фаренгейта).
Иногда, чтобы внести струю разнообразия в свои труды, пишу: "Проведено патрулирование внешней территории, парковок и заднего двора. Все входы в здание закрыты".
Примерно раз в неделю из моей родной секьюритской компании приезжает с инспекцией непосредственный начальник - длинный рыжий Эндрю. Мы выкуриваем по паре сигарет у входа. Эндрю рассказывает мне неправдоподобные истории о своей службе в американской армии. Не остаюсь в долгу и рассказываю ему еще более неправдоподобные истории из опыта своей службы в Советской Армии. После этого, довольные друг другом, мы сердечно прощаемся.
В одиннадцать вечера меняется "группа технической поддержки" . Влача за собой подушку и одеяло, отбывает зевающий Эрик; вытирая губы и стряхивая крошки с бороды, убегает Тодд; очнувшись от транса, начинает шутить перед уходом Дэн. Теперь трое других будут спать, смотреть видики или играть в видеоигры.
Придвигаю к креслу вращающийся стул, кладу на него ноги и, поерзав, чтобы поудобнее устроиться, погружаюсь в негу и я. Раз в час, как по будильнику, наполовину просыпаюсь, открываю один глаз и вношу очередную запись в журнал: "1.08 - проведено патрулирование внутренних помещений. Температура в зале РВХ...."
В четыре утра, чтобы стряхнуть сон, умываюсь, после чего - опять-таки, в целях борьбы со сном - быстрым шагом обхожу полутемные помещения и даже действительно смотрю, какая же температура в закрытых залах.
Примерно без пятнадцати пять на старом драндулете приезжает моя сменщица, Карен. Она рассказывает последние сплетни родной компании. Мы быстренько анализируем ситуацию и выясняем, что все наши начальники идиоты, и, если бы к штурвалу допустить нас, вот тогда дела пошли бы гладко, компания процветала, а сотрудники благоденствовали. После этого с чувством до конца исполненного долга еду домой.
Я вернусь после обеда и опять буду трудиться до утра. Потом, в воскресенье, вернусь в четыре и буду вкалывать до полуночи.
К сожалению, в воскресенье ночью меня сменяет не Карен, а молодой тщедушный китаец в толстых очках. Его зовут Джо и вообще-то он не китаец, а монг, но какой нормальный человек слышал о каких-то, не к ночи будь помянуты, монгах? Пусть уж он лучше будет китайцем, так понятнее, да и спокойнее как-то.
В разные дни недели он сменяет то меня, то Карен, и всегда аккуратно опаздывает, за что мы его весьма не любим. Однажды китаец Джо приехал без пятнадцати двенадцать. Я не поверил своим глазам. И правильно сделал - проходили минуты, но из машины никто не появлялся. Я терзался догадками. Может быть, он такой принципиальный, что специально сидит и ждет, пока наступит полночь, чтобы сменить меня секунда в секунду? В пять минут первого я не выдержал, вышел на парковку и, пыша гневом, направился к машине Джо. И напрасны были все эмоции - мой сменщик мирно спал в машине, открыв рот и поблескивая толстыми стеклами очков!
Я знаю, что пытливый читатель жаждет узнать, сколько же мне платят за вдохновенный труд на ниве охраны. Так вот, пытливому читателю я скажу: "Фигушки! В Америке такой вопрос считается неприличным и нескромным". Но, чтобы совсем уж его не огорчать, добавлю, что платят совсем неплохо.
![[]](/img/s/skripnikow_j_j/wpotelicaswoego/strazh.jpg)
![[]](/img/s/skripnikow_j_j/wpotelicaswoego/security1.jpg)