Я поступал в Алма-Ате в политехнический институт и был подготовлен к этому очень даже неплохо. В течение последних года-двух в школе я занимался дополнительно с вузовскими преподавателями, перерешал кучу задачников по физике и математике из московских вузов. Занимался также французским. Мог бы ехать (и хотел) поступать и в Москву, в какой-нибудь МЭИ, но родители отговорили.
И вот первый вступительный экзамен по математике. Задачи написаны мелом на большой доске, и все они выглядят, конечно, знакомыми. Я решил для затравки решить одну из них, которая кажется совсем простенькой. Я таких перерешал, может, сотни.
И вот я решаю ее, и решение у меня не получается. Я проверил раз, я проверил два. Я проверил третий раз. Не решается. Кровь ударила мне в голову. Мне стало дурно. Я подумал, что если я не могу решить такую простую задачу, то мне тут просто нечего делать. Что тогда говорить про более сложные задачи?
Я опустил голову на стол, за которым сидел, раздумывая на тему уйти ли мне с экзамена прямо сейчас или еще потянуть время непонятно зачем. Я лежал плашмя на столе и думал, какой удар будет для моих родителей узнать, что я провалил первый же экзамен. Как мне будет стыдно перед всеми знакомыми. Я, конечно, смогу поступать опять на следующий год, но чем же я буду заниматься целый год? Да и вообще это была какая-то позорная ситуация для записного отличника, каким я был всегда.
Думая эти тяжкие думы, я поднял голову и увидел, что кривоногий шибздик из приемной комиссии приставил к доске стул и лезет на него. Он добрался прямо к той задаче, которую я безуспешно решал, стер в ней число 2 и мелом написал вместо него 3. Я ошалело смотрел на эту процедуру, и он еще не слез со своего стула, как я накинулся на задачу. Я решил ее, наверное, за пол-минуты.
Текущие дела
Я часто вспоминаю теперь свою учебу в институте, глядя, как учатся мои студенты в Канаде, как дни и ночи (буквально) трудится над заданиями здесь в университете моя жена. Это тяжелейший, выматывающий труд. Да и есть в этом какая-то логика. Здешние студенты учатся для того, чтобы зарабатывать после окончания университета большие деньги. А раз так - во-первых, заплати за свою учебу тоже большие деньги, а, во-вторых, отработай свою учебу на полную катушку. Не так было в наших институтах. Мы учились, чтобы получать по окончании зарплату в 100 р., ниже любого чернорабочего. Так чего же было с нас требовать? Я вспоминаю это ходячее выражение тех времен: "От сессии до сессии живут студенты весело". Да, там было весело. Здесь - нет. Там мой приятель и сокурсник, знаменитый советский альпинист, участник восхождения на Эверест Эрик Ильинский мог проводить пол-семестра в своих горных экспедициях, а потом приехать домой и спокойно сдать все требуемые работы. Как-то раз мы его спросили, как продвигается его работа над большим курсовым проектом, который отнимал у нас кучу времени. Эрик небрежно так заметил, что он уже сделал 50% работы. Мы все так и ахнули от зависти и стали расспрашивать его, до какой части проекта он дошел. И тогда Эрик засмеялся и сказал, что он только приколол лист ватмана к доске.
Другой мой приятель Женя Ш. был в те времена весьма загульным парнем. Он был очень способным человеком, но свое время он больше использовал на выпивки с многочисленными друзьями. Поэтому на учебу у него времени не оставалось. Но он благополучно переходил с курса на курс благодаря своим организационным способностям. Может быть играло роль также то, что его мама работала в отделе кадров нашего института. Но у самого Жени, например, были приятельские отношения со всеми лаборантами нашей кафедры. И вот примерно недели за три-четыре до конца семестра он прекращал свои загулы и шел к этим лаборантам. У них в шкафах хранились все студенческие проекты за много лет. Женя получал доступ к этим проектам и выбирал то, что ему нужно (оплата за услуги шла, подозреваю, в бутылках). После этого ему оставалось только скопировать проект. Делалось это в большой спешке, и у него даже не было, как правило, времени разобраться в том, что он копирует. Как-то на защите проекта один из преподавателей спросил Женю, что означает какая-то аббревиатура в угловом штампе. Женя, конечно, не знал и ляпнул что-то несусветное. Все засмеялись, но проект он защитил.
Да и мы все гуляли очень даже неплохо. Как говорится, приятно вспомнить. Не так регулярно, конечно, как Женя, но все же... Одна из таких встреч была зимой в доме у нашего сокурсника Володи Порошина, моего друга до сих пор. Он теперь живет возле Москвы. А тогда Володя съездил на охоту, настрелял уток и позвал нас на утиный суп-лапшу. Ну и, конечно, к такому делу должна была хорошо идти водка. Была чисто мужская компания: те же Эрик, Женя, кто-то еще. Вышло так, что я немного опоздал, может на пол-часа. Когда я постучал в дверь Володиного дома, мне ее открыл Эрик. А у него в молодости (он был постарше меня) были проблемы с выпивкой. Так в наше с ним студенческое время ему нужно было выпить совсем немного, чтобы вылететь, как бы сказать, из колеи. Учась в нашем политехе он практически не пил, поддерживая свою спортивную форму для горных восхождений. А в этот раз это был как бы внесезонный период без спортивных занятий, так он, вроде, взял отпуск от своего воздержания и выпивал, как все остальные. Так вот Эрик открыл мне дверь, и он меня уже не видел. Он смотрел сквозь меня какое-то время, потом сконцентрировался и, наконец, увидел меня. "А, это ты, Левон, заходи", - сказал он. У Эрика мама была армянка, а полное его имя - Ерванд, может быть поэтому он называл меня на такой как бы армянский манер.
Но это было только начало гулянки. К ее концу все окончательно перепились. А поскольку на это ушло какое-то время, то было заранее запланировано, что ночевать мы останемся у Володи. Нас было там, помню, 6 человек. Всех разместить на ночлег в Володином доме было невозможно, и часть нашей команды должна была ночевать в доме Володиного друга, который жил неподалеку. И вот ночью мы отправились туда. Это была еще та картина. Ее надо было видеть. Эрик к тому времени ходить уже не мог. Короче, по полутемной деревенской дороге алма-атинской окраины четыре мужика несли его на руках. Они несли его, как павшего бойца, молча, сурово, скользя на обледенелой дороге и стараясь сохранить равновесие. Для полноты картины не хватало звукового сопровождения типа "Вы жертвою пали в борьбе роковой", но оно звучало у меня в ушах. Четыре мужика несли Эрика, и рядом один буквально полз по снегу, давясь от смеха, глядя со стороны на эту процессию. Это был я. Мне до сих пор стыдно, что я не помог тогда приятелям нести их тяжелую ношу. Воображение подвело.
Экзамен
Это был экзамен в институте. По-моему - физика. Каждый студент готовился к устному ответу. Никаких вспомогательных материалов позволено не было, все, так сказать, из головы. Я вижу, сбоку от меня сидит девушка-казашка и списывает. У нее на коленях лежит книга, и она прямо с нее перекатывает. Но дело в том, что это же самое видит и преподаватель-казах, сидящий за своим столом. Ему лень ходить по классу, вот он и сидит там, скучает, смотрит на природу за окном, и тут его взгляд падает на пространство под столом, за которым сидит девушка. Может, он разглядывал там ее затянутые в капрон стройные ноги, но вдруг он видит книгу на ее коленях.
Его первая реакция - возмущение. Все так же сидя, он негромко (поскольку идет экзамен), но кричит: "Султанова!" Но дело в том, что Султанова настолько занята перепиской, что она даже его не слышит. Тогда он еще раз кричит: "Султанова!" Никакой реакции. Тогда он оглядывается по сторонам. Никто, вроде, не видит его фиаско (я старательно делаю вид, что пишу мои ответы). И тогда он тоже делает вид, что ничего не произошло, и продолжает разглядывать природу за окном. Султанова списывает.