Карима я знал давно. Когда я поступил в аспирантуру московского института, он уже учился там. Пришли мы в аспирантуру, правда, разными путями. Это мне понадобилось несколько лет и неимоверные усилия, чтобы "пробить" эту аспирантуру. Я пришел к ней, так сказать, с улицы, и мне пришлось прошибать все проблемы своим лбом, который с тех времен чрезвычайно закалился и был после этого готов к любым боям на нашем советском пространстве.
Кариму же никаких особых усилий прикладывать не пришлось. Он приехал в Москву на целевое место, которое ждало его как представителя Таджикской ССР. Для него не было никакого конкурса. Ему нужно было только организовать получение этого места дома, в Душанбе. Но там с этим не было проблем. Там было много разных родственников, которые могли помочь с этим, да и студентом в свое время Карим был хорошим.
В московской лаборатории Карима любили. Он был тихий и спокойный парень, вежливый и дружелюбный со всеми. Он всегда улыбался, никто никогда не видел его в плохом настроении. Особенно его любили за то, что время от времени он баловал коллектив лаборатории: после поездок домой в Душанбе он привозил огромные ящики с фруктами: замечательными персиками, виноградом, гранатами. Ничего подобного в Москве тогда не бывало. Вернее, кое-что можно было купить на московских рынках за сумасшедшие деньги, но это было не по карману малооплачиваемым советским научным сотрудникам. А тут все было с доставкой на дом, а точнее - на работу. Особенно все любили, когда Карим привозил целые мешки длинных восточных дынь - сладких и нежных, какие опять же обычным москвичам были недоступны.
Когда в лаборатории начиналось торжественное разъедание привезенного богатства, все научные сотрудники да и весь технический персонал были тут как тут. Никто в этот день не брал больничный, никто не уезжал в библиотеку, никто не отпрашивался в местную командировку. Даже заведующий лабораторией в такие дни выходил из своего кабинета и приобщался к коллективу. Иногда и приближенные к лаборатории люди из других подразделений также приглашались, что было знаком высшего отличия.
Но вершиной хлебосольства Карима был плов. Опять же время от времени он закатывал для сотрудников лаборатории плов или, как с придыханием говорили ребята: пловчик. Это уже было вообще выдающееся событие. В таком случае вся лаборатория собиралась на чьей-то квартире. Чаще всего это была квартира микрошефа Карима Левы Левина.
Тут, возможно, нужно пояснение насчет этой самой позиции микрошефа. Дело в том, что официальным руководителем всех диссертаций лаборатории был ее заведующий профессор Клевер. Но практически система была выстроена таким образом, что с аспирантами работали старшие научные сотрудники, которые как бы на регулярной основе неофициально руководили ими и потому назывались микрошефами. Шеф профессор Клевер только давал общие указания: что делать и как делать, а остальное уже его не интересовало. Его не всегда даже интересовали совместные публикации с его аспирантами. Если тема работы интересовала шефа, то он держал ее под более пристальным контролем, что вело к совместным публикациям с аспирантом. Но были такие аспиранты, с которыми он даже вообще не имел никаких публикаций. Это когда люди делали тривиальные на его взгляд темы, в основном, для того, чтобы защитить диссертацию и уехать восвояси. Карим относился к этой категории людей. Его микрошеф Лева Левин был хотя и кандидатом наук, но одним из самых опытных сотрудников лаборатории, весьма грамотным специалистом. Он вел Карима всю дорогу через его исследование, делая очень много для него, в том числе даже и отдельные вычисления. Некоторые в лаборатории считали, что Лева вообще делает диссертацию за Карима. Ну а тот, похоже, тоже не оставался в долгу. Если он завозил восточные фрукты в лабораторию, то часть этого потока шла прямо домой к Леве.
Кстати, так получилось, что после Карима Лева стал и моим микрошефом. И если у меня с этим не было никаких проблем, то у Левы, они, чувствовалось, были. В отличие от Карима я был более уверенным в себе человеком, и у меня были какие-то свои идеи. Если Карим буквально заглядывал Леве в рот, то достаточно сказать, что в моей диссертации были какие-то разделы, к которым Лева не имел никакого отношения. Один раздел, например, пришел как результат моих дискуссий с аспиранткой другого академического института, и мы делали эту работу с ней вдвоем. Могу здесь, кстати, похвастаться, сказав, что мой основной шеф профессор Клевер ни разу не отказался от совместных публикаций со мной, что, по-видимому, говорило о том, что ему нравилось то, что я делал.
А для Левы этот мой стиль работы был необычен, и это как бы задевало его. Он никогда мне ничего такого, конечно, не говорил, но я ощущал это. Что и подтвердилось через ряд лет, после того, как я уже давно закончил аспирантуру и вовсю работал. Мы тогда с Левой встретились на одной конференции, напились как-то вечером до чертиков, и начали говорить за жизнь. Вот тогда Лева мне и сказал:
- Хороший ты парень, но... (он долго думал, а потом продолжил) ... чересчур самостоятельный.
С Каримом же у Левы таких проблем не было, а были, наоборот, очень тесные связи. Поэтому было естественно, что пловчик Карима практически всегда происходил у Левы дома. В этот день - как раз наоборот - вся лаборатория отпрашивалась на выезд: кто куда. Субботу или воскресенье люди не хотели тратить на это мероприятие: у каждого было полно домашних дел. Поэтому выбирали рабочий день, и после обеда всех, как корова языком слизывала. Шефа на такие мероприятия не приглашали, чтобы они не становились совсем уж формальными, поэтому он практически оставался в лаборатории один и, возможно, удивленно осматривал пустые комнаты. Но за дисциплиной в научном институте никто особенно строго не следил. Важно было только правильно оформить свое отсутствие, записавшись в толстом журнале прихода и ухода.
Так вот, на пловчик все продукты привозил, конечно, Карим. Он также доставлял к этому событию из Душанбе изумительные сладкие помидоры. А плов в квартире у Левы он начинал готовить с утра. В это время все сотрудники лаборатории еще сидели на своих рабочих местах, а, точнее, маялись в ожидании часа Х. Ближе к обеду они по одному, а то и парами начинали сматываться. Место встречи изменить было нельзя: все встречались у Левы. Плов был к тому времени готов, и начиналось его торжественное поедание. К плову всегда закупали вино, так что всеобщее веселье было гарантировано. Плов был всегда хорош. Восточный человек Карим был мастером своего дела. В науке он был послабее, но тут у него был отличный наставник - Лева Левин.
Года за четыре Карим с Левой вполне управились, и диссертация Карима была готова. Он защитил ее, был устроен большой банкет - на этот раз в ресторане, и Карим вернулся в свой Душанбе. Он начал там работать в академическом институте, сначала младшим научным, а потом и старшим научным сотрудником. Он делал там неплохую карьеру, потому что директором института был его дядя - академик местной Академии Наук, большой и очень влиятельный человек. Он-то в свое время и помог Кариму получить место в московской целевой аспирантуре.
Постепенно Карим становился в своем институте уважаемым человеком. Уже молодые младшие научные сотрудники - вчерашние студенты университета - подобострастно кланялись ему при встрече. И Карим начал понимать, что пришло время подумать о докторской диссертации. Да и знакомые начинали по-дружески спрашивать его:
- Ну и когда же мы погуляем на твоем докторском банкете?
Но это было непростое предприятие. Ничего выдающегося в теории Карим не был способен придумать, и он это знал. Но он мог сделать что-то практически полезное, что могло бы сойти за новое научное направление в его области. А полезное в его южной республике было, в основном, в области уборки хлопка. Весь институт Карима был практически завязан на эту отрасль сельского хозяйства. Посовещавшись с дядей - директором института - Карим остановился на теме, связанной с разработкой и исследованием одного узла хлопкоуборочного комбайна. Работа предстояла большая, и дядя-директор выбил должность аспиранта в качестве помощника для Карима.
Карим просмотрел несколько человек, подавших на эту должность, и остановился на молодом парнишке по имени Анвар. Тот недавно закончил политехнический институт, был маленький такой и щуплый, но очень энергичный и шустрый. Анвара приняли аспирантом к Кариму. План был таков, что Анвар сделает кандидатскую диссертацию и опубликует ее основные результаты вместе в Каримом. Затем Анвар защитит свою кандидатскую, а Карим использует их совместные публикации в своей докторской диссертации. Это был вполне обычный подход на советской научной кухне.
Теоретически этот подход не должен был работать. Дело в том, что в кандидатской диссертации Анвара не было, да и не должно было быть никакой особой теории. А в докторской диссертации Карима она должна была бы быть по определению. Но расчет был на то, что при отсутствии такой теории центр тяжести работы Карима должен был быть перенесен на практику. В законченном виде его диссертацию следовало представлять как прорыв в области хлопкоуборки, как исследование, закончившееся выдающимися практическими результатами. Справки о подобных результатах всегда можно было достать в республиканских организациях, где у дяди Карима были большие связи. И это должно было быть достаточным для Высшей Аттестационной Комиссии (ВАКа), которая утверждала все диссертации в Союзе. ВАК всегда был вполне коррумпированной организацией и предпочитал не связываться с союзными республиками. Правда, до ВАКа нужно было еще защитить докторскую диссертацию, но на этот счет тоже были кое-какие наметки.
И Анвар начал работать. Как и ожидалось, он оказался смышленым малым. Работал хорошо, выполнял все указания Карима. Его диссертация продвигалась точно по плану. Там, где Карим чувствовал себя неуверенно (а это, в основном, были теоретические вопросы), он возил Анвара в Москву к Леве Левину на консультации. Оба они, Карим и Анвар, приезжали не с пустыми руками. Ящики с фруктами и помидорами, мешки с дынями были постоянной компенсацией Леве за его труды. Ведь в этот раз он помогал, действительно, на общественных началах, по дружбе.
Года за четыре работа была практически сделана. Начали искать, где Анвару защищать диссертацию. И тут как раз вовремя открылся совет по защите диссертаций в Казани. Там можно было даже защищать докторские диссертации, а не только кандидатские. Карим сразу почувствовал, что это как раз то, что ему будет скоро нужно. Были, конечно, еще ученые советы в Москве и Ленинграде, но с ними он не хотел бы связываться. Кто знает, что взбредет в голову этой столичной публике? А пока в казанский совет направился Анвар.
С кандидатскими диссертациями в Союзе вообще очень редко бывали проблемы. Нужно было быть уж очень закоренелым сионистом или, скажем, диссидентом, чтобы ВАК начал топить твою кандидатскую диссертацию. Так что и с Анваром никаких проблем не было. Он защитил диссертацию и был вскоре утвержден кандидатом наук. Для него быстро нашлась в институте должность научного сотрудника, и он начал работать на ней.
Пришло время Карима приниматься за его докторскую диссертацию. Но в один прекрасный (а на самом деле совсем даже не прекрасный) день, его вызвал к себе дядя-директор.
- Послушай, Карим, у меня есть к тебе неприятный разговор, - начал он. - Я очень сожалею, что мне приходится об этом говорить, тем более, что ты мой племянник.
- Мне недавно звонили из ЦК партии, - продолжил он. - Со мной разговаривал очень большой человек. Он сказал, что у нас есть молодой и очень перспективный сотрудник, и он собирается защищать докторскую диссертацию. Просили его поддержать.
- И кто же это? - поинтересовался Карим.
- Анвар, - ответил директор.
- Как это Анвар? - ошеломленно спросил Карим. - Какую это докторскую он собирается защищать? Он только что защитил кандидатскую.
- Да, они там это все знают. Но, похоже, что он оказался чьим-то родственником на самом верху. И они хотят, чтобы он защитил докторскую.
- А что же я? - оторопело вымолвил Карим.
- Смотри, - сказал дядя. - Я тут ничего сделать не смогу. Это все-таки ЦК. С ними не поспоришь. Если я начну артачиться - меня мигом отправят на пенсию. Поэтому не рассчитывай на работу Анвара, он будет использовать ее для себя. А ты делай, что можешь, сам по себе.
Как побитый, вышел Карим из кабинета директора и поплелся к себе в комнату.
А Анвар, получив солидное подкрепление, навалился на работу. Ему тоже наняли пару помощников, и с их помощью он развернул бурную деятельность. Один из помощников - с математическим образованием - больше занимался всякого рода вычислениями. Другой - инженер - делал всю внедренческую работу: чертежи, изготовление деталей, испытание узлов, связь с предприятиями. Анвар держал все это под постоянным контролем, очень цепко координировал своих подопечных, выжимал из них все соки. И примерно за четыре-пять лет докторская была слеплена. Настало время готовить ее к защите.
И Анвар все сделал точно по тому же сценарию, который планировал для себя Карим. Теории в диссертации Анвара не было никакой. Зато он нашел выходы на предприятия, занимающиеся хлопкоуборкой, и они дали ему хвалебные отзывы. Получалось, что, благодаря его диссертациии, уборка хлопка в Таджикистане выходит на принципиально новый уровень. Ничего подобного на самом деле, конечно, и близко не было, но в небольшой республике все были связаны между собой и жили по принципу: ты мне, я - тебе.
Теперь Анвар начал осаду докторского совета в Казани. Он, в приципе, уже защищал там кандидатскую диссертацию, поэтому знал тамошних людей. Общаясь с ними, он был сплошная улыбка. Приезжая туда, он обнимался и расцеловывался с каждым. Несколько раз Анвар ездил туда с директором своего института, который помог ему установить более тесные отношения с руководством совета. Если директор института приглашал председателя казанского совета на обед в ресторан, то третьим в этом случае всегда был Анвар. И в какой-то момент поднимался тост:
- А теперь выпьем за нашу молодую смену. За будущего доктора наук!
В Казань тоже пошли посылки с экзотическими восточными фруктами. Для этого Анвар брал с собой в поездки своих помощников, которые таскали все эти тяжести. Сладости привозили в специальных больших деревянных ящиках с ручкой. Ящики были заполнены, как правило, персиками, гранатами, инжиром и фисташками. Дыни приходили в отдельной упаковке. Все это предназначалось, в основном, для председателя совета и ученого секретаря. Ведь через них проходили все документы, и они организовывали всю защиту. Посылки завозились к ним прямо домой, чтобы избежать ненужных разговоров.
Анвар знал, что он делает. В этом ученом совете да и во всей республике действовали практически те же законы, что и в Таджикистане, а, можно сказать, и во всем Советском Союзе. Если председатель совета решил, что работа заслуживает докторской диссертации - значит весь совет знал, как нужно голосовать за нее. Он и проголосовал. Так Анвар защитил докторскую диссертацию.
Осталось пройти ВАК. Там для вида диссертацию помурыжили. В принципе, там сидели грамотные люди, которые понимали, что высокой наукой в ней и не пахнет. Более того, там не было и просто каких-либо заметных научных результатов. Просто говоря, это была значительно расширенная кандидатская диссертация. Формально говоря, она не удовлетворяла их же собственным требованиям к докторским диссертациям. Но в ВАКе работала очень ушлая публика, которая также понимала, что если они зарубят диссертацию, в дело вступит таджикский ЦК партии, и таким образом они заработают себе только проблемы. Единственное, что они сделали, - это вызвали Анвара на заседание экспертного совета, который обычно принимал решение рекомендовать или нет диссертацию к утверждению. Там Анвару пришлось попотеть. Но опять справки о внедрении сыграли свою роль. Экспертный совет покочевряжился для вида и сдался. Анвар был утвержден доктором наук.
Дальше - уже дома в Душанбе - дело пошло, как по маслу. Анвар тут же получил под свое начало лабораторию. Через несколько лет после этого он стал заместителем директора института. Теперь ходят слухи, что нынешний директор института вот-вот уйдет на пенсию...
А что же Карим? А Карим так и работает в том же институте старшим научным сотрудником. Работает под началом Анвара. Он теперь гораздо реже улыбается, а если и улыбается, то улыбка у него несколько вымученная. Мысли о том, чтобы стать доктором наук, уже больше не приходят ему в голову.