Правила соблюдены, разрешение у автора взято ещё в 2014 году.

  По всем вопросам - к автору.

  У кого своих сыновей нет - прошу не волноваться.

  Сначала родите.

  

  

  

  

  

  Вместо предисловия

  

  Мне кажется, что тексты, подобные нижепоставленному письму обыкновенной украинской жiночки, необходимо издавать отдельными произведениями, независимо какой страны они касаются.

  

  "Нет войне" - этот лозунг способен объединить матерей мира, и вообще (пардон за повторение) на мой феминистический взгляд - на планете давно пора очистить руководящие посты от мужчин, заигравшихся в предводителей, в политиков, в банкиров, в министров, в любовников, в бандитов, в бизнесменов.

  Мужской уровень правления - не выше директора завода. И семью прокормят, и если чего утащит, то не во вред бюджету - во вред собственному карману.

  

  А в кресла правителей необходимо сажать женщин: мудрых Жён, Матерей, Сестёр, Берегинь.

  

  И только тогда наша истерзанная планета сможет с облегчением вздохнуть, а люди начнут спокойно воспитывать детей, сажать деревья, сеять хлеба, возводить прекрасные здания, глядя в будущее светлым взором.

  

  Нет войне. Война - это очень страшно. Афганский синдром до сих пор терзает (и губит) тысячи участников афганской войны.

  

   Миру - мир!

  

  

  

  Газета "Вольная Кубань" 21 января 1919 года

  

  

  

Письмо украинской матери к матери русского солдата

  Олена Степова

  4 сентябрь в 4:21 отредактировано

  https://www.facebook.com/olena.stepova/posts/633705570080306

  http://echo.msk.ru/news/1394124-echo.html

  

  

  

  Здравствуй! Я не знаю, как к тебе обратиться. Ты мне не сестра, у нас нет общей родни, не подруга. Мы никогда с тобой не виделись, но я знаю тебя и то, что ты есть. Я увидела тебя в глазах твоего сына. Нет-нет, не пугайся, с ним все нормально.

  

  Он сидел в большой военной машине, у нас много таких ездит теперь, серьезный, сосредоточенный, на обочине дороги, ведущей от России на Мариуполь. Правда, весь в пыли, чуть замученный дорогой и солнцем, и поэтому грустный, сидел, опираясь на автомат, словно ища в нем поддержку.

  В этой машине были все такие, мальчишки. Одинаковые, с оттопыренными ушами, в светло-зеленой форме, с пушком над верхней губой, с уставшими, безразличными, скучающими глазами.

  

  Они спросили у меня, где набрать воды. Я показала:

  - З дороги звернете та через двi вулицi, повернете лiворуч, та за рогом буде подвiр'я пiдприiмства, у них там скважина, то ж наберете. А звiдкiля ви, хлопчики?

  

  И я утонула в его глазах. Они в один момент стали такие большие, глубокие, сначала как бы втянули меня в себя, а потом с испугом выплеснули обратно, они потемнели то ли тревогой, то ли страхом. Но потемнели так, что я ничего не видела кроме этих глаз.

  - Это Украина?! - выдохнул, даже не сказал он. Он уже знал ответ на свой вопрос, но задавал его, моля или надеясь на отрицательный ответ.

  - Так, Украiна, - подтвердила я.

  

  Он молчал. Лишь чуть вздрогнули губы. Лишь глаза сверкнули отчаянием и болью. А вот душа не подчиняется военным приказам. Она крикнула. Даже не крикнула - выдохнула, прошептала, простонала. Это как ветер в степи, вот так же стоишь в жару, вроде бы и травинка не колыхнется, и вдруг, ниоткуда, раз, обдаст зноем, жаром аж до кости.

  - Мама!

  

  И я увидела тебя. В его глазах. Ты что-то готовила возле стола, но в тот момент, когда он выдохнул "мама!", ты вздрогнула и обернулась. А по другому и не могло быть. Тебя окликнула часть твоего сердца. Твое сердце сбилось с ритма, отозвавшись на этот клич.

  

  "Мама!" - мы кричим, рождая на свет часть своей души, сообщая миру об исполнении своего предназначения. Плачем, когда эта частичка, сверкая глазами и морща носик, говорит свое первое в жизни слово "Мама!", протягивая к нам ручонки.

  "Мама!" - мы кричим это когда больно, страшно, и - темнота, цепляясь за жизнь, теряя себя, теряя любимых.

  "Мама!" - кричат наши дети в страхе, беспомощности, отчаянии, беде, любви, радости, победах.

  Слово начала и слово конца жизни - Мама!

  

  Я смогла увидеть тебя, услышать безмолвный зов твоего мальчишки лишь по одной причине. Я тоже мама.

  Я живу в Украине, у меня дочки, но это не меняет сути, я - мама. Мама - она и в Эфиопии мама.

  

  Твой мальчик приехал к нам на войну. Вернее, он приехал в войну. Я не знаю, убивать или умереть самому. На войне это одно и тоже. Вряд ли, напитав мою землю кровью, выживет его душа.

  

  Ты не веришь в душу, в Бога, в любовь?! - это твое право.

  А что приведет твоего сына домой? - приказ командира, получившего за эту войну деньги или подчинившегося другому приказу? Bряд ли. Домой ведет любовь и вера.

  

  Скажи, я так и не поняла, вглядываясь в черты лица твоего мальчишки, за что, почему он приехал убивать нас на нашей земле? Почему он пришел, обнимая автомат, а не девушку? Почему он идет по моим степям, оставляя вдов с опущенными уголками рта и потухшими глазами?

  Я обидела тебя?! Я разрушила твой дом? Я разбила твое сердце, уведя у тебя любимого? - нет! Мы никогда не виделись с тобой. Тогда зачем эта война?

  

  Знаешь, здесь степи долго звонят ночью, после боя. Живые звонят мертвым. Тоже чьи-то матери, понимаешь? Тоже звонят сыновьям. Так страшно.

  У нас в Украине есть такая птица "бугай", "выпь" по-русски. Говорят, когда она поет свою песню - она оплакивает неупокоенные, не отпетые души, которые неприкаянные бродят по степям, ища и не находя покоя.

  

  Здесь женщины как плакальщицы мира, как скорбная выпь, плачут за лежащими в ковылях и полыни, скинутыми в шурфы шахт, зарытыми в траншеях. Закрываем глаза, заказываем молебен за их неупокоенные души. Мы не знаем чьи это дети, мужья. Их приняла наша земля, остальное уже не важно.

  

  Знаешь, как страшно стоять у обочины и смотреть, как сюда, к нам, едут вот такие одинаково стриженные мальчишки, они едут со стороны вашей границы, чуть окают, токают в разговоре, пугаются, когда узнают, что они в Украине. Жалкие как воробышки. Это солдаты срочники. Они еще боятся убивать.

  

  Те, у кого взгляд коршуна, высматривающего жертву - это контрактники. Им уже нравится демонстрировать свою силу и они вкусили кровь. Это видно по дрожащему кончику носа, вынюхивающему добычу, и нервному взгляду, ищущему смерть.

  

  А еще страшнее стоять вот так же у дороги и видеть, как эти же машины возвращаются назад к границе. Из их чрева, перебивая запах пыли, брезента и солярки, доносится сладкий обволакивающий, но отталкивающий запах разлагающейся плоти. Из них кричат те, кого везут в этих машинах. Как же они кричат. Как стонут, выхрипывая из груди остатки жизни, пропитывая придорожную угольную пыль черный соком тлена. Умершие едут вместе с умирающими, не оставляя последним надежды.

  

  У нас нет воды, нет дождей, мы степной засушливый район с разорванной трещинами безводия землей. Она здесь одинаково жадно впитывает и воду и кровь.

  Поэтому коричнево-алую дорожку, струящуюся за машинами, с черном отливом свернувшихся кровяных телец, с розоватым соком сукровицы уже через пару минут не будет видно ни на асфальте, ни на пыльной грунтовке.

  Земля принимает в себя и соки жизни, льющиеся редкими дождями, и соки смерти, питающие мои степи полноводной рекой. Ей все равно что впитывать. Прах к праху.

  

  Ты знаешь, родники здесь редкое явление. Шахты изменили русла подземных рек и увели воду с этой сверкающей антрацитовой пылью территории. За те родники, что остались, мы очень боимся. Мы часто стали видеть в степи, возле шурфов заброшенных шахт, военные машины с замазанными землей или кровью номерами. Наши бездонные шахты стали могильниками для безымянных солдат. Почему-то их не везут назад через границу. Их оставляют здесь. Теперь мы боимся, что разлагающаяся плоть отравит последнюю воду.

  

  Война шагает по моей земле, очерняя и иссушая ее. И тут твой мальчишка, в этом аду. Зачем он здесь? Его ли это война?

  

  Мне говорят, что русские солдаты защищают русских граждан тут в Украине. От кого? Я говорю на двух языках, на русском и украинском, вернее, на смешанном, тут все так говорят. У меня было все: лето, море, отпуск, работа, мечты, дом, продукты, у детей - школа и безопасность. А сейчас твой сын с автоматом, и разруха.

  Я не просила защиты, я вообще не просила вмешиваться в мою жизнь. Зачем он здесь?

  

  Подожди, ты плачешь? Я обидела тебя? Ты мечешься в растерянности? - ты не знала, что он тут, в украинских степях, в котле ненависти и скорби? Ты не хочешь, чтобы он в меня стрелял?!

  

  Родная моя, мы же бабы! Давай обнимемся! Поплачем! У нас есть общее, то, что дороже всего - дети.

  Да уехал он, живой, воды набрал в зеленую фляжку. Даже успел умыться. Правда, угольная пыль смывается тяжело, но хоть отмыл слезы с глаз. Они предательски блестели и оставляли дорожки по пыльным щекам.

  И там, куда он поехал, будут возле обочин стоять обычные сельские или городские бабы, матери. Дай Бог, чтобы дали воды, а не закрыли ему глаза.

  

  Родная моя! Не мы с тобой развязали войну. Но мы обе не хотим терять детей, правда?!

  Я не знаю, как остановить тех, кто идет по моей земле, обещая мне гуманную защиту смертью. Руки опускаются. Правда, не знаю! Может вместе?! Во имя детей? Твоих и моих?! И ради внуков, а? Приезжай! Не жди его или похоронку о нем. Не отдавай его войне. Приезжай! Я не хочу больше выть выпью. Я не хочу закрывать глаза, что больше не видят звезд в степи.

  

  Скорее всего мы ровесницы, или ты чуть моложе, или чуть старше. Опять же, не в этом суть. Мы - мамы! Этот мир наш. Мы дали ему жизнь. Кто имеет право отбирать его у нас? - никто! Приезжай!

  Да, прямо вот так, в переднике, учительница, физик, строитель, врач, домохозяйка, МАМА. Мы должны биться за своих детей. Шурфы бездонны, степи бескрайни, горе бесполо, война всех в правах равняет, только скорбь множит.

  

  Наши дети не для войны! Понимаешь ли ты это? У нас с тобой одинаковые слезы, горькие как полынь в моей степи, и соленые как пот твоего мальчишки, едущего в чужую войну.

  

  Приезжай! На границу, в мои украинские города, закрой собой сына и моих детей как горлица закрывает крыльями гнездо во время дождя. Чужих детей не бывает, помнишь? Дети не для войны.

  

  Не говори мне о долге, чести. Долг - защищать Родину, а не разрушать чужую. Это позор. Просто ничего не говори, приезжай!

  Не хочешь?! Ну, да ладно, мы все бабы разные. Кто отмахнется от чужого горя, а кто и в горящую избу ради чужих детей.

  

  Просто знай если что, я, говорящая на русском языке украинка, мать украинских детей, напою твоего, говорящего на русском языке, сына и даже, если придется, я оплачу его и закрою ему глаза. Чужих детей не бывает...

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

© Copyright Смолина Алла Обновлено: 04/03/2022. 13k. Статистика. Эссе:

---

Связаться с программистом сайта

"Заграница" Путевые заметки Это наша кнопка