Соболь Ипполит Давидович: другие произведения.

Время волков

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 21, последний от 20/10/2019.
  • © Copyright Соболь Ипполит Давидович (ipolit@urbis.net.il)
  • Обновлено: 21/05/2004. 482k. Статистика.
  • Статья: Израиль
    • Оценка: 3.90*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    нет
    •   
      
      Ипполит Соболь
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      ВРЕМЯ ВОЛКОВ
      
      
      
      Ипполит Соболь
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      ВРЕМЯ ВОЛКОВ
      
      ВСЕ ПРАВА НА РУКОПИСЬ ПРИНАДЛЕЖАТ АВТОРУ
      
      
      
      
      Хайфа, 2003
      
      
      
      
      Действующие в романе герои и антигерои.
      
      Рита Лоева - 1945 года рождения,
      Ася Минаева - 1973 года рождения
      Минаев Вадим - 1940 года рождения
      Павел Перлин- 1959 года рождения
      Раф Хосмамедов - 1944 года рождения,
      Ахмад - 1971 года рождения,
      Хос Мамед Пир Заде, - 1890 года рождения
      Зухра Пир Заде - 1926 года рождения.
      Виктор Юров - 1935 года рождения
      .
      
      А также:
      друзья героев, их жены и любовницы, бойцы спецназа, боевики, руководители исламских организаций, некоторые олигархи и государственные деятели России.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      Все действующие лица в романе, несмотря на отдельные сходства фамилий, вымышлены. События, описанные в нем, имеют отдаленное отношение к действительным событиям, происходившим в мире во второй половине прошлого века
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      Волки мы - хороша наша волчая жизнь,
      Вы собаки - и смерть вам собачья!
      Владимир.Высоцкий.
      
      ***
      Мулла, мулла, до хрипоты кричи!
      Твой крик в моей душе не растворится...
      Но почему мне вспомнилась волчица,
      Что выла за рекой в глухой ночи.
      Эдуард Фишер.
      
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      
      ЗНАК ВОЛКА
      
      РИТА ЛОЕВА
      
      1.
      Грозный. 1970 год.
      
      Поезд Киев - Баку прибывал в Грозный рано утром. Рита Лоева, стройная блондинка лет двадцати пяти на вид, легко спрыгнула с последней ступеньки вагона на низкий перрон, махнув на прощанье рукой Асафу, проводнику, который всю дорогу поил ее настоящим, как он говорил, чаем.
      Бросив через плечо красную дорожную сумку, она вышла на привокзальную площадь. Прямо у выхода из здания вокзала женщины в черных головных платках продавали сирень и тюльпаны. Рита остановилась в изумлении. Сирень в начале апреля! В Киеве, когда она уезжала, еще лежал на тротуарах почерневший грязный снег, а тут сирень. Рита глубоко вдохнула теплый, пропитанный ароматами цветения воздух и оглядела площадь в поисках обещанного заранее транспорта.
      Лоева приехала в командировку в качестве представителя института, который проектировал в Чечено-Ингушетии новую мощную электростанцию. Строительство и монтаж оборудования были в разгаре, но, как всегда, не хватало сметного лимита - денег, и Лоеву - специалиста по сметам послали разобраться на месте и доложить руководителю проекта, следует ли просить в Госплане "добавку" средств. Учитывая важность этого вопроса для стройки, управляющий Грозэнерго Лифанов в телефонном разговоре с директором института обещал встретить, устроить и вообще позаботиться о культурном отдыхе специалиста по сметам.
      Не успела Рита до конца оглядеться, как к ней подкатила серая "Волга" и замерла, скрипнув тормозами. Из машины вышел плотный, коротко стриженный, невысокий человек средних лет в легкой кожаной куртке и, улыбаясь, направился к Лоевой.
      - Лоева? Рита Петровна? - спросил он, не сомневаясь в ответе.
      - Лоева, - ответила Рита, протягивая руку.
      - Юров Виктор Иванович. Можно просто Виктор. Начальник стройуправления. Меня Георгий Тихонович, управляющий Грозэнерго, попросил встретить вас. Он сказал: "Тебе деньги просить-тебе и встречать хозяйку денег".
      Рита засмеялась, бросила сумку на заднее сиденье и уверенно устроилась рядом с Юровым на переднем. Она успела заметить, каким взглядом окинул её Юров, и, как всегда, зная, что нравится мужчине, почувствовала себя легко и свободно.
      Рита никогда не страдала от недостатка мужского внимания. Разведясь недавно с мужем после четырех лет очень сложных отношений, она почувствовала, что теперь на ярмарке жизни не ее выбирают, а она выбирает, и это придавало ей изумительную легкость в отношениях с мужчинами. Впрочем, легкость, до определенного предела, который устанавливала она сама. Что касается умения себя подать в любой компании,-этого у неё было не занимать. Рита несколько лет проработала в театре. Правда, не бог весть кем, костюмером, но км молодой красивой женщине и в костюмерную частенько заглядывали театральные Казановы. Театр-это вообще такой университет любовей и предательств, закончив который, на многое в жизни начинаешь смотреть проще.
      Покрутившись в этом богемном котле несколько лет, она внезапно поняла, что кроме богатого сексуального опыта ничего полезного ей приобрести не удастся. Чистить, штопать и примерять костюмы надоело, и она совершила два исключительно важных поступка: вышла замуж за инженера электрика старше её на десять лет и поступила в заочный политехнический институт.
      Институт, она закончила благодаря тому, что муж на протяжении четырех лет выполнял все её курсовые проекты и задания. На этом его функции мужа, практически, и заканчивались. Выйдя замуж, Рита не собиралась отказываться от своих "девичьих" привычек, и сумела очень комфортно построить свою семейную жизнь. Примерно раз в неделю она объявляла, что отправляется на "девичник" со студентками своей группы. На самом деле в этом "девичнике" не участвовало ни одной девицы, Но зато единственным и непременным участником этой встречи был помреж театра, откуда Рита ушла, по имени Лева. Не то, чтобы она так сильно любила этого Леву, просто ей из любви к разнообразию было мало одного мужчины. Кроме того, наличие Левы и мужа придавало ей уверенность в собственных женских силах.
      Во время жарких встреч с Левой в квартире его друга, одолженной "на вечерок", муж Риты часто дожидался её несколько часов в машине у подъезда дома, где она задерживалась. Рита выпархивала из подъезда и прыгала в машину, а Лева, терпеливо дождавшись отъезда машины, спокойно выходил из квартиры своего друга и шел домой к жене.
      Несмотря на то, что мужу тоже кое-что иногда "перепадало", несмотря на то, что Рита была очень хорошей хозяйкой и содержала дом в чистоте и порядке, брак их распался, одновременно с окончанием ею "Политеха".
      Уйдя сразу вслед за этим из театра, и поступив на работу в проектный институт, Рита, благодаря своим природным способностям, любознательности и уменью нравиться мужчинам, очень быстро стала ведущим специалистом в самом скучном и сухом деле - сметном. В их отделе работали двадцать женщин разного возраста и семейного положения, но с Ритой они соперничать не могли. Она оставалась самой стильной и соблазнительной женщиной.
      В институте даже болтали, что у нее был служебный роман, с начальником отдела, в котором она работала. И, надо сказать, что некоторые основания к таким пересудам были. Но опыт Риты в подобных отношениях позволял держать все в глубокой тайне. Для помрежа Левы у Риты уже не оставалось ни места в сердце, ни времени.
      Вот такая женщина сидела сейчас рядом с Юровым. И он, погруженный в трясину монтажа, отец двоих детей, которых почти не видел, привыкший к упрекам жены, почувствовал вдруг, как тело наполняется давно забытой молодой силой.. Юров был уже далеко "не мальчик". Жизнь его терла обо все свои острые углы. Он строил аэродромы на Сахалине, электростанцию в Магадане. Потом судьба забросила его на строительство в центре Сибири города первых атомщиков, где нарабатывался оружейный плутоний. Через пять лет ему удалось вырваться оттуда, оставив все, что было нажито, (все пожитки "звенели" на контроле). Только "Волгу", которая тоже звенела, удалось за приличную мзду выпросить у ребят на выезде из радиационного контроля. В ней они и катили сейчас по Грозному.
      Рита с любопытством поглядывала по сторонам. Город был небольшим. Они очень быстро выбрались из привокзальной зоны и почти сразу же оказались в центре. Юров медленно вел машину, поясняя на ходу. "Мы сейчас в центре города, вот драмтеатр, сейчас слева гостиница Грознефти, чуть дальше гостиница "Кавказ", но вы будете жить в новой гостинице "Чайка". А вот впереди здание Верховного Совета республики. Рядом, через дорогу, ЦК партии. Между прочим, первый секретарь ЦК у нас русский, а второй чеченец. Тут сейчас, после пятьдесят шестого года всюду так. Четырнадцать лет прошло, а им все еще нет доверия. Вы слышали, что у нас было в пятьдесят седьмом?"
      - Нет, не слышала, - ответила Рита, с интересом впитывая новые впечатления.
      - Я вам как-нибудь расскажу.
      - Обязательно, я ведь не на один день приехала.
      - Надеюсь, что не на один , - сказал Юров, - а вот и ваша гостиница "Чайка", на берегу "великой" кавказской реки Сунжи.
      Машина выехала на набережную и остановилась у входа в пятиэтажное типовое здание гостиницы с неоновой надписью над входом: "Чайка". За низким парапетом катила свои желто-коричневые воды Сунжа. В это время года она была довольно полноводна, и у берегов, вокруг крупной гальки пенились небольшие водовороты.
      Формальности заняли пять минут, и Юров любезно внес сумку Риты в номер 203, одноместный, на втором этаже.
      - Отдыхайте, осваивайтесь, а к обеду я заеду за вами и поедем на площадку.
      Рита благодарно кивнула, и Юров тут же покинул номер. Рита сняла плащ, посмотрела по дороге в зеркало. Лицо было немного усталым, но это его не портило, а придавало даже какой-то особый деловой шарм. Довольная осмотром, Рита переоделась в спортивный костюм и прилегла на кровать. Не успела она закрыть глаза, как зазвонил телефон. Женский голос с легкой хрипотой спросил:
      - Извините, а что Антон здесь больше не живет?
      - Нет, Антон здесь не живет. Здесь живу я, - вежливо ответила Рита.
      - А как вас зовут? - хихикнули вдруг на другом конце провода.
      - С кем я разговариваю? - раздражаясь, спросила Рита.
      В трубке раздались гудки отбоя. Рита снова легла и укрылась покрывалом, надеясь немного поспать, она всегда плохо спала в поездах. Но заснуть ей не удалось. Снова зазвонил телефон. "Ну, сейчас я ей отвечу иначе!"-подумала Рита, срывая трубку. Но она услышала приятный мужской баритон.
      - Извините, ради бога, - прозвучал баритон с чуть заметным гортанным акцентом, - я совершенно случайно узнал, что вы сегодня приехали из Киева. Что там слышно? У меня в Киеве живет брат с семьей.
      - А откуда вы узнали, что я приехала из Киева? - удивленно спросила Рита.
      - У нас город маленький, все сразу становится известно. Но вы мне не ответили, что слышно в Киеве.
      - В Киеве все в порядке, зима еще...
      - Знаете что, - перебил её голос - давайте сегодня вечером поужинаем вместе в ресторане нашей гостиницы, и вы мне всё подробно расскажете.
      От такой прямоты и наглости Рита сначала онемела, а потом резко ответила: - Я с такими... знакомыми в ресторане не ужинаю. А если вы мне еще раз позвоните, я обращусь к администратору гостиницы или в милицию!
      - Вы еще не поняли, что приехали на Кавказ, - со вздохом сказал баритон и дал отбой.
      Рита швырнула трубку на рычаги. Правда, больше до часу дня её никто не беспокоил. Ей удалось поспать, а потом принять чуть теплый душ и привести себя в порядок. Подкрашивая карандашом веки, она думала о том, сколько может быть лет Юрову и женат ли он. Когда она закончила макияж, в дверь негромко постучали. Она открыла. В двери стоял Юров и, чуть смущаясь, потягивал ей букет сирени. Она быстро поставила цветы в графин с водой, надела плащ и они спустились вниз к машине Юрова.
      По дороге она ему с возмущением рассказала о телефонных звонках: сначала женском, а затем мужском. Юров усмехнулся и сказал: "У них тут в гостинице разработана целая система. Я забыл вас предупредить. Дело в том, что телефоны гостиницы выходят в город через коммутатор. Девицы на коммутаторе, конечно в дружбе с администраторшами и первыми узнают о том, кто в какой номер въехал. Ну, а дальше, если в номере оказывается заинтересованный в услугах мужичок, - они предлагают себя, если молодая женщина, они передают её местным донжуанам, получая трешку за посредничество или просто по старому знакомству.
      - Какой ужас! - только и могла воскликнуть Рита.
      - К сожалению, этот баритон вам все правильно сказал: вы на Кавказе, а это уже не совсем Советский Союз.
      Между тем, машина подкатила к решетчатым железным воротам, рядом с которыми весела табличка с надписью "Завод технических масел". Юров посигналил и высунулся из окошка. Отворилась дверь кособокой будки, и из нее, хромая, вышел старик в высокой бараньей шапке с берданкой в руках. Юров улыбаясь обернулся к Лоевой.
       - Сейчас я вас повеселю. Чтобы сократить дорогу на нашу стройплощадку, я поехал через нефтемаслозавод. А этот старик - его охрана.
      Охрана приоткрыла ворота и спросила: "Кто такие, откуда?". Юров громко ответил: "Из Фе - Эр - Ге!" Охрана широко распахнула ворота: "Свои! Проезжай"!
      Машина въехала в ворота. Рита, согнувшись пополам, залилась хохотом. Проехав через маслозавод, они почти сразу же оказались прямо в центре огромной стройки. В очереди на разгрузку стояли трейлеры с бетонными плитами, бульдозеры утюжили земляные валы, автопогрузчики, как муравьи, тащили по площадке пакеты арматуры, железные листы, куски труб. В центре этого хаоса уже возвышался десятиэтажный остов будущего мощного парогенератора. Уверенно лавируя между кучами строительного мусора и штабелями изоляционных плит, Юров подъехал к вагончику, где размещалось его хозяйство. Они вошли внутрь. Молодой парень, болтавший с сидящей за столом девушкой, сразу замолчал, а девушка уткнулась в бумаги.
      - Рощин! Двадцатка пришла? - строго спросил Юров у парня.
      - Вроде пришла.
      - Так чего ж ты тут лясы точишь? Быстро на склад и найди мне по дороге Хосмамедова!
      - Хос с утра здесь не появлялся.
      - Ладно, я завтра сам с ним разберусь. Проходите, Рита Петровна.
      Он пропустил Риту в свой кабинет за перегородкой. Там помещались всего два стола. На одном столе было три телефона, а на другом аккуратной стопкой сложены сметы и акты приемки выполненных работ. Юров уселся за стол с телефонами, а Риту усадил за второй стол. Тут же все три телефона начали звонить. Юров включился в работу, а Рита углубилась в просмотр документов.
      Периодически в комнату входили люди в касках с одним и тем же вопросом: "Хосмамедова не было? Где Рафик Хосмамедов? Где Хос?"
      Рите это надоело, и она спросила у Юрова: "Кто этот неуловимый Хос?"
      - Рафик Хосмамедов - мой заместитель, - ответил Юров, - он человек очень интересный, - многозначительно добавил Виктор Иванович, усмехнувшись. - Да вы еще с ним познакомитесь".
      До вечера Рита корпела над бумагами. От напряжения и шума побаливала голова. Предложение Виктора Ивановича закончить на сегодня работу было очень кстати. Следующее его предложение - поужинать сегодня в ресторане, - оказалось неожиданным, но отказываться было неудобно, и она согласилась. Договорились, что сейчас он отвезет ее домой, а вечером, часов в девять зайдет за ней.
      В половине десятого они уж сидели в ресторане на первом этаже гостиницы. Юров попросил, чтобы к ним никого не подсаживали. Официант, худощавый молодой человек с черными, как будто приклеенными усиками, согласно кивнул головой и танцующей походкой скрылся на кухне.
      Зал ресторана казался не очень большим. Стены его были украшены пейзажами горных ущелий и озер. Клубы табачного дыма витали под низким потолком. В дальнем углу на невысокой эстраде размещался оркестр в составе пианино, контрабаса, скрипки и ударника. За оркестром на высоком табурете сидел солист-вокалист в белых брюках и красном пиджаке. Сначала Рита не поняла, что её так удивляет в этом ресторане, но потом сообразила, - в зале почти не было женщин. Только за одним столиком сидели две женщины в компании мужчин. Вид этих женщин не вызывал сомнений в их роли на сегодняшний вечер, а может быть и на всю жизнь. Не зря Рите показалось, при входе в зал, что с нее как будто десятки глаз сняли одежду.
      Между тем, в зале текла обычная ресторанная жизнь. Звенели бокалы, стучали вилки и ножи. Оркестр начинал "работать" только после того, как кто-нибудь из посетителей подходил к эстраде и высоко поднимал зажатую между двумя пальцами пятерку или десятку. Заказчик бросал ее на барабан и громко называл свою песню. Чаще всего исполнялась модная в том году "Лаванда". Танцевали не парами, тем более, что женщин явно не хватало. Мужчины становились в круг и устраивали хоровод, почти не слушая музыку. Вокалист, в красном пиджаке, форсируя свой акцент, кричал в микрофон: "Лаванда, горная лаванда \ Сколько лет прошло \ Но помним я и ты"...
      Рита себя чувствовала в такой обстановке не очень уютно. Юров, быстро понял это и, вспомнив свое обещание, сказал: - Я вам обещал рассказать, что здесь было в 57-ом году. Послушайте, может быть, вам станет понятнее все это, - он обвел зал рукой и начал рассказывать историю выселения чеченцев Сталиным в 1944 году и возвращения их в 57-ом..
      Юров закончил свой рассказ как раз в тот момент, когда танцующий официант принес и поставил маленький графинчик коньяка и филе барашка с зеленью. Первая рюмка немного сняла напряжение, в котором находилась Рита. Юров ел жадно, как человек, которому плотно поесть приходится не чаще одного раза в день.
      - Виктор Иванович, а что вы говорите своей жене, когда возвращаетесь поздно из ресторана? - спросила неожиданно Рита. Она любила иногда задавать мужчинам вроде бы невинные провокационные вопросы.
      - По тому, как Юров перестал жевать и внутренне напрягся, Рита поняла, что попала в больную точку.
      - Ничего не говорю, она уже привыкла, - пожав плечами, ответил Юров.
      Рита не знала, как перевести разговор на другую тему, но вдруг в зале возник какой-то шум. Через несколько столиков от них двое молодых людей, поднявшись со своих мест, уже держали друг друга за отвороты пиджака. Стулья и битые фужеры валялись на полу у их ног. Казалось, драка неминуема, но в этот момент к ним подошел мужчина и негромко что-то сказал им на местном наречии, показав глазами на столик Риты и Юрова. Рите показалось, что она узнала тот же баритон, который утром приглашал ее в ресторан. Повинуясь этому голосу, один из драчунов одернул пиджак и нетвердой походкой направился к ним. Юров напрягся и успел сказать : "Спокойно, Рита! Я все улажу".
      Драчун прошел мимо оркестра, бросив на барабан десятку, и сказал: "Лаванду!" Оркестр тут же заиграл навязшую в зубах мелодию. Подойдя к столу, драчун, не обращая на Виктора Ивановича внимания, сказал, обращаясь к Рите: "Сейчас будем с тобой танцевать", - и протянул к девушке руку. Но Юров перехватил его руку, крепко сжал её и сказал: "Эта девушка танцует только со мной...". Драчун выдернул свою руку и ударил Юрова в грудь. После ответного удара Виктора Ивановича, нападавший оказался на полу, но быстро вскочил и, пригнувшись, стал обходить стол.
      - Виктор! У него нож! - закричала Рита.
      В руке драчуна блеснуло лезвие ножа. Никто и не думал вмешиваться. Все с жадностью наблюдали, чем это закончится. Виктор Иванович поднял над головой стул, прикрывая телом Риту. Драчун приготовился к прыжку.
      В это момент дверь ресторана со стороны улицы распахнулась, и Рите показалось, что в зал не вбежал, а влетел по воздуху человек в джинсах и кожаной куртке. В два прыжка этот человек оказался у их столика, перехватил руку с ножом, уложил нападавшего на пол и наступил ему на грудь ногой. Как это ни странно, мужская часть зала отреагировала на это действие аплодисментами и свистом. А Виктор Иванович аккуратно поставил на место стул и сказал, обращаясь к Рите: "Вы интересовались, кто такой Хос? Знакомьтесь - Рафик Хосмамедов, лихой джигит и мой заместитель. Личность известная в Грозном. Садись, Рафик, гостем будешь"
      
      2.
      
      Они уже втроем просидели в ресторане до конца вечера. Никто к ним больше не приставал, наоборот, Рите показалось, что все поглядывают на нее с уважением, и она почувствовала себя под надежной защитой.
      Рафик Хосмамедов выглядел настоящим горцем похожим на иллюстрации к "Хаджи Мурату", которые Рита помнила с детства. Высокий, стройный, с тонкой, талией и широкими плечами, на которые падали длинные черные, прямые волосы. Черные, как угли, глаза и брови вразлет. Удлиненное лицо было смуглым, но смуглота была не темной, а какой-то матовой. Но за красивой внешностью ощущалось что-то еще. От него исходили какие-то хищные волны. Когда Рита танцевала с ним, он прижимал ее к себе, как добычу, и она явственно ощущала эти волны. Она их ощущала, даже сидя за столиком, когда они вели ничего не значащий разговор.
      Рита однажды в жизни испытала такое же чувство, но не могла вспомнить, когда и где это было...Около двенадцати ночи Юров и Хосмамедов проводили Риту до дверей ее номера. Хосмамедов, прощаясь, сказал Рите: "Теперь вы моя гостья на все время вашей командировки". Рита смеясь ответила: "После вопросов, которые я задам вам по сметам, я не уверена, что вы захотите еще раз пригласить меня в гости!"
      - Вах!, - ответил Рафик, - Что такое сметы? - деньги, мусор. У нас на Кавказе ценят три вещи: коня, честь и женщину.
      - Женщина у вас на третьем месте,- вздохнула Рита.
      -Это, смотря, какая женщина, - ответил Рафик.
      На этом и расстались. Уже лежа в постели, засыпая, Рита вспомнила, откуда ей знакомы эти хищные волны, исходившие от Хосмамедова. В прошлом году она была в зоопарке и задержалась у клетки с волками. Серый с подпалинами крупный зверь застыл у решетки, глядя на нее желтыми немигающими глазами. Рита где-то читала, что волк не выдерживает взгляда человека. Она стояла, вперившись в его глаза, отделенная от зверя решеткой и оградой, ожидая, когда же волк отвернется. Но волк не отвернулся. Рита первая отвела глаза, испугавшись страшной бездны холодной жестокости, дикости и непокорности, которая светилась в желтых глазах зверя...
      Юров и Хосмамедов, выйдя из гостиницы, подошли к парапету набережной и, не сговариваясь, закурили. Внизу глухо рокотала Сунжа, вспыхивали огоньки сигарет, вырывая на мгновенье из темноты хмурое лицо Виктора Ивановича и хищную улыбку Хосмамедова.
      Юров хорошо знал своего заместителя, знал, как он был охоч до слабого пола, и не особенно переживал, меняя подруг. "Наше дело не рожать, нагулялся, и бежать", - была его любимая присказка.
      Монтажная площадка - это не проектный институт и даже не завод. На монтаже могло случиться и случалось все, что угодно. Девушки изолировщицы буквально липли к красавцу Хосу, и он выбирал из этого гарема, кого хотел. Виктор Иванович его не осуждал, сам был в молодости не святой, да и не его это было дело. И сейчас он видел, что Рафик уже "принял стойку" и теперь не выпустит Риту из своих лап. Но Виктору тоже очень понравилась Рита, и он не был готов уступить Хосу инициативу. Хосмамедов первым прервал молчание.
      - Так, что, начальник, отойдешь в сторону?
      - Нет, Хос, не отойду.
      - Виктор Иваныч! Ты же женатый человек, у тебя двое детей.
      - Моя жена и мои дети тебя не касаются. Эта женщина не для тебя. Тебе что, изолировщиц мало? Они и так про тебя уже частушки сочиняют.
      - Какие частушки?
      - А вот такие: "В Красноводске я была, в Грозный я попала,\ Если б Хос не закадрил \Без любви б пропала..."
      Виктор Иванович почувствовал даже в темноте, что Рафик довольно улыбается.
      - Значит, не отступишь, - еще раз спросил Хосмамедов.
      -Не отступлю, - твердо ответил Юров, - кстати, ты забыл у нее спросить, захочет ли она быть с тобой...
      - Это вы у себя в России спрашиваете, а мы тут на Кавказе сами берем, что нам нравится.
      - Что-то ты заладил все время "На Кавказе, на Кавказе!" Рано тебе еще говорить: "Кавказ это не Россия".
      - Точно Иваныч, Кавказ не Россия. Это Чечня!
      - Ты хочешь сказать советская Чечено-Ингушетия?
      - Я хочу сказать чеченская Чечня, и если бы я не подоспел сегодня в ресторане, ты бы точно знал, что здесь не Россия.
      - Ты думаешь, что я теперь тебе по гроб жизни обязан буду...Да я бы с этим сопляком и без тебя справился!
      - С ним бы ты может быть и справился, но там сидели еще десяток его друзей. Ты помнишь, что в прошлом году сделали здесь с Кравцовым из Москвы?
      Юров помнил, как в прошлом году приняли в два ножа в этом ресторане, приехавшего из Москвы шефа-наладчика только за то, что он отказался выпить за Чечено-Ингушетию без приставки "Советскую". Еле спасли тогда парня в городской больнице.
      Юров зло швырнул окурок в Сунжу, круто развернулся и быстро пошел прочь не прощаясь.
      - Ты забыл, Виктор Иванович, что мы связаны с тобой одной веревочкой, смотри, не порви её- крикнул ему вдогонку Хос. А потом он еще долго стоял, глядя на окна гостиницы, и хищная улыбка не сходила с его губ.
      
      3.
      
      На следующий день Рита с утра засела за документы. Юров почти не появлялся в своем кабинете, зато Хосмамедов все время крутился рядом со столом, за которым сидела Рита, предлагая ей свою помощь, рассказывая интересные случаи из жизни монтажников. Курить они выходили вместе, и Рита заметила, что некоторые девушки в стеганых фуфайках и кирзовых сапогах, проходя мимо них, зло на нее поглядывали.
      Хос, напялив на Риту каску, водил её по всем закоулкам строящейся электростанции. Они поднимались на десятиэтажную высоту главного агрегата, откуда люди и машины внизу казались игрушечными. Ограждения площадок гудели от ветра, Хос придерживал её за локоть, а Рите было весело и радостно на такой высоте. Потом они спускались в глубокий подвал под агрегатным залом, весь заполненный огромными трубами. Хос великолепно ориентировался в этом лабиринте и объяснял Рите назначение каждой трубы, и что по ней будет течь, мчаться под громадным давлением. Так продолжалось неделю. В последний день пребывания риты на площадке, около полудня появился Юров, и сухо поздоровался с ней.
      - Что это с ним?- тихо и удивленно спросила Рита у Рафика.
      - Не обращайте внимания, наверное, с женой поругался или фонда зарплаты не хватает, чтобы закрыть наряды.
      Откуда ей было знать, о разговоре Виктора с Хосом на набережной и еще об одном разговоре о их сложных финансовых отношениях, после выяснения которых Юров, скрипя зубами, сдалсяи уступил Хосу поле боя.
      В конце этого последнего дня, когда прорабская опустела и телефоны перестали звонить, Рита устало откинулась на стуле и сказала Хосмамедову, сидевшему за столом Юрова:- Рафик! Я должна с тобой поговорить.
      - Я слушаю тебя Рита, - откликнулся Хосмамедов.
      - В этих бумагах, - она подняла стопку актировок, - все липа! Вам не только не положено никаких дополнительных денег, вы должны еще вернуть государству все, что незаконно переплатили.
      - Но ты же понимаешь, что если это станет известно, Виктор пойдет под суд.
      - Только Виктор, а ты нет?
      - Я наряды и акты не подписывал, - поспешно сказал Рафик
      Рита помолчала, а потом спросила: - Что ты считаешь, я должна сделать?
      - Сложить бумаги, накрасить губы, нарисовать такие черточки в углах глаз, которые тебе очень идут, и согласиться на мое предложение провести последний вечер в том же ресторане, где началось наше знакомство. А завтра ты уедешь в Киев и забудешь обо всем, что здесь накопала.
      - Первую часть твоего предложения я могу принять, - сказала Рита, принимаясь красить губы, - а что касается остального, я подумаю по дороге домой.
      - Я уверен, что по дороге домой тебе будет, о чем подумать, кроме зарплат и объемов работ, - сказал Рафик, поднимаясь из-за стола и галантно распахивая перед Ритой двери на улицу. Погода была прекрасная, они медленно шли в направлении трамвайной остановки, обходя лужи, оставшиеся после недавнего дождя. Подошел трамвай, лязгая всеми своими разболтанными суставами. Они стали на задней площадке, и Рита долго еще видела высокую дымовую трубу строящейся электростанции, которая как будто салютовала ей на прощанье...
      Через полчаса они уже сидели в знакомом зале ресторана "Чайка". Посетителей в ресторане почти не было: будний день, ранний вечер. Хоса встретили уважительно, и их провели на самые почетные места у эстрады. Ударник тут же подошел к столику и склонился к Рафику, ожидая заказ.
      - Что ты хочешь? - спросил Рафик у Риты.
      - Что-нибудь старое, старое, - попросила она.
      К удивлению оркестр через минуту заиграл очень тихо и нежно старинный романс Изабеллы Юрьевой.
      
      "Осень прозрачное утро
      Небо как будто в тумане..."
      
      Хос выглядел в этот вечер странно задумчивым, как будто решал в уме какую-то задачу и никак не мог найти нужного решения.
      - Расскажи мне о себе, - попросила Рита...
      
      4.
      
      ..."Рассказать о себе?" - подумал Рафик. - Рассказать этой чужой красивой женщине, сидящей напротив него в синем соблазнительно открытом спереди платье, обо всем, чего нахлебался за свои почти тридцать лет в этой чужой стране, так и не ставшей второй родиной? Рассказать о том, что настоящее его семейное имя - Хос Мамед Пир Заде", - думал Хосмамедов...
      Их большая семья жила на севере Ирана, где жили многие семейные азербайджанские кланы. Отец Рафика, глава своего клана был по местным понятиям очень богатым человеком, владельцем овец, пастбищ, нескольких домов в разных районах страны. Он был истово верующим мусульманином и, как положено нормальному мусульманину, у него было две жены. От старшей жены у него родились две дочери. Из-за того, что она не рожала ему сыновей, Пир Заде взял себе в 1945-ом году в жены молодую девушку из соседнего аула, сироту по имени Зухра. Братья Зухры с удовольствием отдали сестру в богатый дом.
      Закончилась война, английские и советские войска были выведены из Ирана. В стране началась борьба за власть, которую называли революцией против империалистов. Вскоре эта революция докатилась до далекого северного селенья около городка Ахар, в котором жил Пир Заде, с двумя женами и двумя дочками. Если вторая мировая война почти не коснулась их захолустья, то борьба кланов под видом революции угрожала не только имуществу, но и их жизни.
      В один из дней глубокой осени в дом Пир Заде пришел человек из Ахара, который был многим обязан главе семейства. Испуганно оглядываясь даже внутри дома, он рассказал, что в Ахаре собирается отряд для захвата усадьбы и ликвидации всей его семьи.
      В ту же ночь Пир Заде собрал в тюки вещи, погрузил эти тюки на двух верблюдов и отправился по ему одному известным тропам к границе с Азербайджаном, входившим в состав Советского Союза. Перед уходом он зарыл в землю в углу сада золотые и серебряные украшения, которыми был полон его дом. Разровнял землю и завалил приметным камнем. Он был уверен, что если не он, то его сын, которого носит под сердцем Зухра, вернется рано или поздно за тем, что им принадлежит. Вместе с Пир Заде шли к границе жены, дочери и один верный слуга. На самом деле пешком шли не все. Зухра сидела на спине маленького ослика, которого вел в поводу сам Пир Заде. За ними полыхало зарево пожара родовой усадьбы, подожженной с четырех концов её хозяином перед уходом. У входа в ущелье, ведущее к границе, Пир Заде остановился, оглянулся на пожар, и, подняв к небу руки, сжатые в кулаки, прокричал страшное мусульманское проклятие.
      На четвертый день они подошли к границе Азербайджана и вынуждены были сделать остановку в крошечном пограничном ауле, потому что у Зухры начались роды. Ночью разразилась гроза, молнии секли. мрак за мутным оконцем сакли. Под вой ветра и подвывание овчарки, лежащей у порога, старшая жена приняла у Зухры здорового мальчика. Пир Заде вознес молитву Аллаху и назвал сына Рафсанджаном. Несмотря на то, что Зухра была еще очень слаба, через два дня после родов они ночью перешли границу советского Азербайджана. Пир Заде спешил, потому что боялся погони.
      Случаев перехода границы в тот период было немало. Неустойчивая политическая обстановка, война между собой различных кланов, преследование сунитов, - гнали через границу многие семьи. Советские власти либерально относились к подобным перебежчикам, разрешая им жить на территории сопредельных республик.
      Таким образом, семья Пир Заде через какое-то время осела в Баку, и превратилась в лиц без гражданства по фамилии Хосмамедовы, имеющих право жить и работать в стране победившего социализма. Рафсанджан, или по-простому Рафик, рос шустрым и драчливым мальчишкой. Старый Пир Заде очень любил своего единственного сына. Он часто уводил его на набережную Каспия и, сидя на нагретом за день парапете под шепот вялого каспийского прибоя, рассказывал об их такой близкой и далекой родине. Он говорил Рафику, чтобы тот никогда не забывал, что их род восходит к самому великому кади Ибн Абд аль-Ваххабу, который учил, что Аллах один, и что настоящие мусульмане должны всегда вести войну с неверными кафирами.
      И еще он говорил, что рано или поздно Рафик должен вернуться в Иран, чтобы отомстить тем, кто выгнал их из дома и забрать из земли кое-что, оставленное в месте, которое он повторял сыну на ухо каждый день, как заклятье.
      Конечно, Рафик запомнил и про Аллаха, и про кади и про старую смоковницу во дворе их бывшей усадьбы. Но, на самом деле, его тогда все это мало интересовало. Он играл в футбол с мальчишками на пустыре за их домом с раннего утра до позднего вечера, и гордился тем, что его ставили в ворота даже старшие ребята. Откуда ему было знать тогда, что слова отца повторит ему совсем другой человек, спустя много лет.
      Отец умер когда Рафик перешел в седьмой класс школы. Перед смертью он оставил Зухре для сына, когда он подрастет, золотую цепочку с украшением в виде полумесяца, окруженного маленькими серебряными звездочками, приказав никогда ее не снимать, и десяток золотых монет персидской чеканки.
      Старшая жена со своими дочками тут же отделилась от Зухры, и мать с сыном остались жить вдвоем на ее скудную зарплату дежурной лаборантки на городской электростанции. Монеты она берегла для Рафика, на потом. Бессонными ночами, когда кисти рук нестерпимо горели и болели от дневной работы с реактивами, она мечтала о том времени, когда вырастет ее Раф, женится, купит дом, и она будет нянчить внуков. О возвращении в Иран она деже не думала.
      С большим трудом Рафик окончил техникум, и мать за небольшой "бакшиш" устроила сына на курсы монтажников. Окончив эти курсы, Рафик начал работать в монтажном управлении, которое обслуживало стройки всего Северного Кавказа. Как ни странно, но работа на стройке Рафику очень понравилась. Ему было интересно находиться в гуще людского муравейника, целый день бегать по складам и высотным лесам, ругаться со смежниками и прорабом, быть все время на виду.
      .Его рвение не осталось незамеченным начальством. Хосмамедова стали продвигать, посылать на курсы повышения квалификации и через несколько лет он, не имея диплома о высшем образовании, и делая в каждых десяти строчках месячного отчета пять ошибок, стал заместителем начальника стройуправления, которое находилось в Баку....
      Начав работать на грозненском участке своего СУ, Рафик почти все время находился вдали от Баку, и Зухра решила перебраться к сыну. В середине пятидесятых годов она продала на черном рынке несколько золотых монет и купила дом на окраине Грозного, где они стали жить с Рафиком и его двоюродным братом по имени Султан. Рафик неплохо зарабатывал в Грозном. Зухра перестала работать. От нечего делать она стала тайком посещать молитвенные собрания ваххабитов, - преследуемого в государстве движения за очищение ислама от новых идей.
      В пятьдесят седьмом году обстановка в Грозном изменилась. Чеченцы начали возвращаться из сталинской ссылки. Накопив огромный потенциал злобы и возмездия, многие их них находили утешение в возврате к фанатичному исламу средневековья. Один из подпольных центров ваххабизма находился в Грозном, и Зухра вскоре стала тайной активисткой этого движения...
      
      5.
      
      ...Сквозь дым воспоминаний до Рафика донесся голос Риты: "Эй, джигит, я уже пять минут тебя зову, а ты вроде в другое измерение выпал!"
      - В другое измерение? - переспросил Хос,- это точно...
      В это время принесли коньяк с витиеватыми буквами КВ на этикетке, закуску: помидоры и черемшу в остром, чесночном соусе, бело-розовую редиску и тонкие ломти красной рыбы.
      Рафик разлил коньяк и сказал, поднимая свою рюмку на уровень глаз:
      - Давай выпьем за то, чтобы в жизни всегда сбывалось задуманное!
      - Давай, хороший тост.
      Если бы Рита знала, что задумал её спутник, она бы убежала от этого стола, из ресторана, вообще из этого города и больше никогда не вспоминала о нем. Разве, что в дурном сне. Но нам не дано знать, что произойдет с нами в каждую следующую минуту, и в этом наше несчастье и наше счастье.
      А ужин между тем шел по обычной схеме: за холодной закуской появилось горячее, за романсом Юрьевой все та же "Горная лаванда". Рита по просьбе своего спутника рассказала немного Рафику о себе. О работе института она говорила мало, зато почему-то вспомнила театр и рассказала о трагической судьбе своей театральной подруги Аси.
      Они часто танцевали. Рафик, то крепко прижимал ее к себе, то, отдаляясь, приподнимался на носки и смотрел на Риту взглядом, от которого почему-то становилось холодно под ложечкой. Но она слегка захмелела и, не думая ни о чем, с вызовом отвечала кокетливым пожатием плеч и стуком каблучков.
      Зал ресторана медленно пустел. Оркестранты, позевывая, складывали инструменты, Рита украдкой посмотрела на свои часики. В этот момент Хос щелчком пальцев подозвал и официанта и сказал: "Бутылку шампанского, самого лучшего!" Официант ничуть не удивившись позднему заказу, удалился в буфет. Рита попыталась удержать Хоса.- Рафик! Ну зачем? Уже достаточно, я больше не хочу пить..."
      Но официант уже нес на подносе одну бутылку шампанского, два фужера и два апельсина. Хос красиво открыл бутылку, только легкий дымок показался из горлышка. Он сделал на кожуре апельсина небольшой разрез и разлил шампанское на самое донышко бокалов. Рита с интересом наблюдала за его действиями. Хос взял ладонь Риты в свою левую руку, а апельсин - в правую. Потом он крепко сжал апельсин и из разреза в кожуре потек сок стекая через их соединенные руки в бокалы с шампанским.
      Рите стало смешно. - Это что? Клятва верности?
      - Этому древнему обычаю научил меня отец. Мужчины скрепляют дружбу между собой кровью, женщины соком плодов. Они поднялись и направились к выходу из зала. Рита обернулась - на белой скатерти расползалось уродливое пятно от пролитого сока, почти нетронутая бутылка с оборванной серебристой короной сиротливо стояла посредине стола.
      На улице было уже совсем темно. Звезды на небе были такими яркими, что, казалось, их можно пересчитать всех до единой. У входа в гостиницу стояла "Волга" с потушенными фарами, на улице не было видно ни одного прохожего. Вечерняя прохлада заставила Риту зябко передернуть плечами.
      - Ну, вот, - сказал она, - будем прощаться. Завтра рано утром я уезжаю. Спасибо за все...
      - Послушай, Рита, - сказал Рафик, - мне не хочется еще с тобой расставаться. Давай прокатимся на прощанье по городу.
      Он щелкнул пальцами. В машине, стоявшей недвижимо, зажглись фары, заурчал мотор, и она медленно подкатила к стоящей на тротуаре Рите. Рита заколебалась, раздумывая: "все же время позднее, в незнакомом городе..." Но, с другой стороны, Рафик так заботился о ней, помогал в работе, да и сегодня устроил ей прощальный ужин, а завтра она уже будет далеко отсюда...Рита решительно шагнула к машине и открыла дверцу. Хос обошел машину, сказал что-то водителю на непонятном Рите языке и сел рядом с ней. Машина тронулась и, набирая скорость, помчалась по улицам города.
      Когда центр города остался позади, Рита сообразила, происходит что-то не то. -Куда мы едем? - спросила она, настороженно вглядываясь во тьму.
      - Мы же договорились - это прощальный тур, - ответил Рафик, улыбаясь невидимой в темноте улыбкой.
      - Рафик, я так не хочу! Останови!
      Вместо ответа Хос положил одну руку ей на колено, а другой крепко обнял за плечи. - Запомни, девочка, здесь я хозяин. Где скажу, там он и остановит машину.
      -Ты сошел с ума! Я выпрыгну на ходу! Останови машину!
      - Никуда ты не выпрыгнешь, из моих рук еще никто не выпрыгивал.
      Некоторое время Рита продолжала борьбу, но, убедившись, что это бесполезно, затихла и забилась в самый угол машины. Путешествие продолжалось недолго и минут через двадцать "Волга" остановилась у каменного дома с железными воротами. Рафик любезно распахнул дверцу, Рита вышла из машины. Ворота, на которых был нарисован волк в прыжке с оскаленной пастью, отворились, и машина плавно вкатилась во двор усадьбы. Рафик крепко взял Риту за руку и втянул внутрь двора вслед за машиной. Ворота со скрипом закрылись...
      
      
      
      6.
      
      На следующий день около семи часов утра та же самая "Волга", в которой была похищена накануне Лоева, остановилась у "Чайки". Открылась задняя дверь машины, из нее медленно вышла Рита, и с трудом передвигая ноги, направилась ко входу в гостиницу. Водитель машины, небритый молодой человек в круглой кожаной шапочке смотрел вслед Рите со скабрезной улыбкой на лице. Рита подошла к стойке администратора и, стараясь не смотреть в глаза дежурной, назвала свой номер. Дежурная, казалось, ждала ее прихода и мгновенно вручила ей ключ от номера, окинув её при этом любопытным сочувствующим взглядом.
      Рита видела, вернее, чувствовала, на себе все эти липкие взгляды. Она поднялась на второй этаж и направилась к своему номеру. До поезда было еще два часа и у нее было только одно желание: стать под душ и отмыться. Отмыться от грязи физической, которой, ей казалось, было облеплено все тело, и грязи в душе. Сбросив с себя всю одежду, она вошла в ванную комнату и открыла краны. Горячей воды не было, Рита стала под холодный душ. Ледяная вода немного остудила мысли и чувства, но вызвала озноб, с которым она не могла справиться. Закутавшись в махровое полотенце, Рита залезла под одеяло, накрылась еще и покрывалом и попыталась согреться. Зубы стучали, тело содрогалось, мысли прыгали, как сумасшедшие, при воспоминании о прошедшей ночи.
      "Как могла она, такая тертая в общем -то, баба, поддаться на уговоры этого подонка? Как могла сесть в незнакомую машину? Как могло произойти все остальное?"
      В комнате, увешанной коврами, куда он её привел и набросился, как на добычу, Рита вначале сопротивлялась изо всех сил. Но потом, поняв, что силы не равны, она вспомнила старый совет: "если тебя насилуют, постарайся расслабиться и получать удовольствие". И она расслабилась, и вначале получала удовольствие, за что сейчас себя ненавидела больше всего.
      Но в какой-то момент той ночи она вдруг почувствовала в нем зверя, зверя, которым пахнуло на нее при их первом знакомстве, зверя который не отвел глаза в прошлом году в зоопарке, зверя, который был нарисован на воротах его дома.
      С этого момента ей стало страшно и омерзительно, но она уже ничего не могла поделать. Зверь был сильнее, и он терзал и мучил её до самого утра, а потом заснул, мгновенно, как будто его кто-то усыпил. Она медленно оделась и вышла из комнаты и из дома. Во дворе стояла машина с тем же водителем. Мотор негромко урчал, водитель распахнул дверцу, как будто ее появление было заранее и точно рассчитано. Тогда она об этом не подумала. У неё было одно желание: бежать как можно быстрее и как можно дальше из этого волчьего логова. Когда она выходила из дома, мимо нее мелькнула какая-то женская тень, закутанная в черный платок. На мгновенье приоткрылись, черные, горящие, как у Рафика глаза и сухие губы, скривившиеся в злорадной улыбке..."
      Рита немного согрелась, вылезла из-под одеяла и прошла в ванную чтобы попытаться привести себя в порядок. Глянув в разбитое зеркало, она ужаснулась: губы распухли, на шее и плечах темно-бордовые пятна, лицо бледно-желтое. Она причесалась, заставила себя достать косметичку, замазала кремом пятна, напудрила лицо и накрасила губы яркой помадой. Белье, в котором она вернулась в гостиницу, Рита не стала даже собирать, так и оставила на полу в ванной - ей противно было к нему прикасаться. Она быстро побросала в сумку всякие мелочи, журнал со своими записями проверки и покинула номер.
       Трамваем она доехала до вокзала, как раз к приходу её поезда и вскоре под успокаивающий стук колес лежала, закрыв глаза, на верхней полке. Соседями по купе оказались семейная пара и одна старушка, так что её никто не беспокоил ненужными разговорами. У неё было время обо все подумать, как следует.
      Садясь в поезд, Рита оглянулась и окинула взглядом перрон. Странно все же устроены женщины. После всего, что произошло, ей все же хотелось, чтобы он приехал её проводить, или извиниться. Перрон был пуст, только женщины в черных платках занимали свои места у выхода на площадь...
      За два дня в дороге Рита уже более спокойно обдумала все случившееся. "В конце концов, - думала она, - рыба в воде, змея на камне, мужчина на женщине следов не оставляют". Те следы, что оставил на ней волк, она его теперь в мыслях иначе не называла, через два три дня исчезнут бесследно, и никто никогда ни о чем не узнает. Но ведь не исключено, что им придется еще встречаться по работе? Он может приехать в Киев, или ей прикажут отправиться снова в Грозный. Как она объяснит руководителю проекта, что не поедет ни за что?"
      И самая главная мысль, которая не давала Рите покоя: "Почему он должен остаться безнаказанным? Хос говорил, что у себя на Кавказе он хозяин? Значит, я должна быть хозяйкой у себя в Киеве?! Ну, и что я сделаю, как хозяйка? Пойду в милицию и скажу, что меня в Грозном изнасиловали? Даже, если бы я решилась на это, меня просто поднимут на смех. Скажут: "девица поразвлекалась, потом мужик ее бросил, и теперь она решила ему отомстить".
      Когда за окнами замелькали знакомые с детства названия пригородных станций, она вдруг вспомнила о маме, и подумала, как хорошо, что сейчас мама далеко и не нужно от нее ничего скрывать или придумывать какие-то объяснения.
      Мать Риты, бывшая преподавательница английского языка в Инязе, очень красивая женщина, рано овдовев, вышла второй раз замуж. Ее второй муж был ответственным сотрудником советского торгпредства в Египте, и она уже второй год жила с ним в стране пирамид, оставив Рите уютную, ухоженную квартиру в Липках, аристократическом районе Киева.
      В это самое время Хос, как будто читавший на расстоянии мысли Риты, тоже думал о происшедшем. Он привык к легким отношениям с женщинами, которые никогда ему не отказывали и никогда ни на что не претендовали. Но то был "местный контингент": телефонистки, изолировщицы, продавщицы и официантки. С Ритой, конечно, он понимал, что переступил черту. Но эта женщина настолько его "зацепила", что он перестал контролировать свои поступки. Если она расскажет, как он её похитил, да еще всплывет история с нарядами - ему конец.
      Зная о своем неотразимом влиянии на женщин, Рафик надеялся, что Рита не захочет его представить в настоящем свете. Что же касается похищения, насилия, то он не придавал этому особого значения. Женщины для того и созданы, чтобы подчиняться прихотям мужчин. Но, все же, отсчитав несколько дней после её отъезда, он, оставшись после работы один в прорабской, нашел в списке телефонов, висевшем на стене, номер телефона отдела, где работала Рита.
      Рита, услышав в трубке знакомый голос с кавказским акцентом, в первую минуту растерялась и не знала, что ответить. Может быть, если бы Рафик стал извиняться, или как-то объяснить свое поведение, разговор бы получился. Но его интересовало совсем другое. Он сказал:
      - Рита! Ты понимаешь, что все эти дела с нарядами и зарплатой, которые ты раскопала, должны умереть?
      - Умереть должен ты, а не ваши грязные дела!-ответила Рита, отчетливо вспомнив все, что случилось в последнюю ночь в Грозном.
      - Тебя было плохо у меня? - засмеялся Рафик.
      - Послушай меня внимательно, волк, - она впервые так его назвала вслух, - забудь этот телефон, забудь мое имя, забудь ту ночь, как я её стараюсь забыть. Ничего между нами не было! Слышишь?! Что касается ваших дел, я сама решу, как мне поступить...
      Рита бросила трубку. Руки ее дрожали. Непослушными пальцами она вытащила из сумки сигареты, жадно затянулась, а потом немного, успокоившись, набрала по памяти номер телефона Левы, своего давнего друга из прошлой театральной жизни...
      
      7
      Киев. 1970 год.
      
      Спустя два месяца после возвращения из Грозного Рита поняла, что она беременна. Чтобы избавится от сомнений, она пошла к врачу, и он подтвердил её худшие опасения. Вернувшись домой из поликлиники, Рита, не снимая плаща, опустилась на низкий стульчик у вешалки и долго сидела, опустив голову на колени. Она не сомневалась, и срок, названный врачом, это подтвердил, что забеременела после той ночи в Грозном. Лева, с которым у нее восстановилась необременительная связь, был очень осторожным и предусмотрительным мужчиной. Да и она сама никогда не допускала их встреч в опасные дни. Никаких сомнений быть не могло, она носит в себе волчонка, плод насилия и унижения.
      Казалось бы, все могло решиться очень просто. Все подруги Риты по театру и институту делали аборты и ничего, продолжали жить, встречаться с мужчинами и рожать детей после абортов. Из разговоров с ними Рита знала, что все сводится к пятнадцати минутам страха и страданий, а через две недели - снова, никаких проблем. Все это она знала, но она всегда помнила о своей подруге, которую потеряла так быстро и так страшно.
       Когда Рита начала работать в театре, она чувствовала себя на первых порах очень одиноко и неуютно. Её добровольно взяла под свою опеку одна из артисток, миловидная, добрейшая Таисия Круглова, или, как её все называли, Ася. Ася была лет на десять старше Риты, и её звездный час в театре прошел. Она уже играла роли второго плана. Несмотря на несостоявшуюся карьерную судьбу, Ася была очень добрым, открытым человеком. Это её и погубило.
      Рита с Асей часто вместе возвращались домой после спектаклей. Жили они недалеко друг от друга: Ася - в большом сером доме в начале Никольской, а Рита - в конце Никольской почти напротив Лавры. Выйдя из театра, они поднимались по лестнице мимо дома с химерами, потом шли мимо банка, мимо особняков с глухими заборами и расставались около пушки, застывшей на постаменте со времен гражданской войны.
      Ася, знавшая в театре всё и всех, наставляла свою младшую подругу, давала точные и меткие характеристики всем желающим немедленно "влезть в койку" к молодой, красивой костюмерше. По её рассказам Рита чувствовала, что сама Ася еще всего несколько лет назад прошла в театре "огнь, воду и медные трубы". Рита никогда не задавала ей неудобных вопросов, тем более, что она знала, как Ася боготворит своего мужа, которого называла не иначе, как по имени отчеству - Наум Львович. Наум Львович, врач гинеколог, был намного старше Аси и безумно её любил. Детей у них не было и, видно, уже не могло быть.
      Однажды, по дороге домой из театра, Ася совершенно спокойным обыденным голосом сообщила Рите, что она беременна. Рита вначале обрадовалась, но потом, услышав её рассказ, взволнованно прижалась к плечу подруги.
      Отцом будущего ребенка был не Наум Львович, а премьер их театра, не очень молодой, но весьма активный мужчина, добивавшийся благосклонности и от Риты. Ася, узнав об этом в свое время, просто запретила Рите даже приближаться к нему, назвав его "похотливым козлом". И вот теперь этот "козел" был виновен в беде её подруги. Ася рассказала, что в пору её короткого артистического расцвета у неё был бурный роман с "козлом". Потом он её бросил, увлекшись другой актрисой.
      Недавно они актерской бригадой выезжали в областной центр на шефский концерт. Там все и произошло. После концерта был банкет, а после банкета "козел" ввалился к ней в номер, распространяя запах коньяка и хорошего табака. Мысль о Науме Львовиче какое-то время придавала ей силы для сопротивления, но затем, вспомнив свою бурную молодость, она сдалась, и остаток ночи они провели, как десять лет назад. Это, впрочем, не помешало "козлу" на следующий день вести себя так, как будто ничего не произошло.
      Рита вспомнила, сидя в своей передней, у вешалки, на которой висели еще неубранные весенние куртки и плащи, как она тогда сказала Асе: "Но сроки еще не прошли, ты можешь сказать Науму Львовичу, что уезжаешь на короткие гастроли и сделать аборт. Потом поживешь недельку у меня, и никто ничего не узнает!"
      "Нет, милая, не могу. У меня ведь сейчас фамилия Наума, а его знают все гинекологи города. Скрыть это будет невозможно. Но мне дали адрес одного врача, который все это делает дома".
      "Дома!? Это же очень опасно!", - воскликнула Рита.
       "Что делать? Надо платить по счетам, которые мы сами себе выписываем".
      Дальше все было, как в страшном сне. Ася сделала аборт дома у подпольного специалиста, на кухонном столе. Рита в такси отвезла её к себе домой. Вечером началось кровотечение. Вызвали скорую, которая отвезла Асю в больницу. Когда сообщили, наконец, Науму Львовичу, она была уже без сознания. Он примчался в больницу, и сам прооперировал Асю, но спасти ее было невозможно. Перед смертью она на несколько секунд пришла в сознание и успела только сказать: "Прости меня, Нема..." Она впервые назвала Наума Львовича так, как называла его в детстве мать. Наум Львович только кивнул головой, говорить он не мог, горло его сжимали спазмы, по лицу на маску катились слезы...
      Рита решительно поднялась со стульчика. "Нет, этого я делать не буду, - твердо сказал она себе".
      На следующий день она подала на работе заявление об увольнении по собственному желанию. Никто ничего не понимал. Сослуживцы пытались влезть к ней в душу, но она туда никого не пускала. Начальник отдела отговаривал, ей предлагали повышение в должности, повышение зарплаты. Рита стояла на своем, держась из последних сил. Через две недели она была абсолютно свободна, но теперь надо было решить, что же делать дальше.
      В это время она вспомнила, что под Москвой, в Калуге живет одинокая тетка, двоюродная сестра ее отца, к которой она несколько раз ездила в детстве. Рита нашла адрес тети Жене, и написала ей письмо. Тетка быстро ответила, что согласна с радостью приютить племянницу. Квартира у неё была большая: покойный муж был начальником сборочного цеха крупнейшего в стране завода по производству оборудования для электростанций..
      Рита позвонила матери в Каир и сообщила, что переезжает в Калугу, чтобы на заводе поработать над диссертацией. Мать охотно поверила этой лжи. Для неё важнее всего была её собственная заграничная жизнь, дипломатические магазины и дешевые египетские золотые изделия. В Киеве её интересовала только судьба квартиры со всем ее содержимым.
      Но и этот вопрос благополучно разрешился. В Киеве нашлась давняя подруга матери, дочь которой недавно вышла замуж, и она с радостью приняла предложение пожить детям неопределенное время в прекрасной квартире.
      
      8.
      Конец лета 1970 года. Калуга.
      
      К концу лета Рита Лоева окончательно перебралась в Калугу и, не без помощи тети Жени, устроилась на работу в расчетный отдел ЦКБ крупнейшего в стране завода по производству турбин.
      Так начался калужский период ее жизни. Рите нравился это небольшой старинный город на берегу красавицы Оки. Церкви семнадцатого века, древний гостиный двор, палаты Коробова, музей Циолковского. В первые недели тетя Женя часто гуляла с ней по городу, рассказывая о его истории, которую она хорошо знала.
      Как-то гуляя, они вышли на высокий берег Оки, присели на скамейку, и там Рита рассказала тетке обо всем, что случилось с ней весной в Грозном. Женя догадывалась о чем-то подобном, но рассказ племянницы потряс её.
      - Как ты настрадалась, девочка моя! - воскликнула тетя Женя, обнимая Риту за плечи, - но ничего, родим мы нормального ребенка, и будем жить втроем. А там, может, ты еще найдешь хорошего человека.
      - Никто мне больше не нужен. Хватит с меня мужиков...
      - Ну, ну, ты еще такая молодая. Пойдем домой, я тебе сделаю клюквенный морс. Кисленький, полезный. Это то, что тебе нужно...
      
      ***
      В холодную вьюжную январскую ночь Рита родила крупного, здорового мальчишку весом четыре с половиной килограмма.. Роды были тяжелые, видно, предчувствуя свою судьбу, ребенок долго не хотел появляться на свет. Заведующий отделением Сергей Николаевич Агафонов лично принимал роды, ему помогали две самые опытные акушерки. Выйдя из родилки, он вытер пот со лба и сказал вскочившей ему навстречу испуганной тете Жене: "Выродили вам богатыря. Ну и упирался же он!".
      "А она-то как?" - спросила тетя Женя, догоняя Агафонова, уходившего по коридору. "Она молодец, все будет в порядке!"
      Но не все было в порядке. Когда Рите принесли первый раз маленькое смуглое тельце, она отвернулась к стенке и отказалась кормить ребенка. Сестры недоуменно переглянулись, Они такое видели в первый раз. Пришлось вмешаться самому Сергею Николаевичу. Он выгнал всех из палаты и о чем-то долго говорил с Ритой. Вышел он с покрасневшими глазами то ли от усталости, то ли от чего- то другого. На пороге палаты он обернулся и сказал: "А с Наумом Львовичем, с Немкой, мы учились до войны в одной группе в киевском мединституте. Будете писать, привет передайте..."
      С этого дня Рита начала кормить ребенка. Но вскоре молоко у нее закончилось, и ребенок перешел на искусственное питание. Назвали они его с теткой Андреем, в метрике против имени отца, как и положено, стоял прочерк.
      Быстро пролетело время. Ровно в год Андрюшка сделал первые самостоятельные шаги. Вообще, он рос активным и самостоятельным человечком. Тетя Женя в нем души не чаяла, она взяла на себя все заботы о ребенке, настояв, чтобы Рита как можно скорее вышла на работу. Своих детей с покойным мужем у неё не было, и всю нерастраченную ласку она перенесла на внучатого племянника. Отношение Риты к сыну было странным. Она, как всякая мать, читала ему сказки и покупала игрушки. Но к году Андрюшка стал очень похожим на своего отца. Те же прямые, черные, как смоль, волосы, брови вразлет, черные горящие глаза, смуглая кожа. .Только у Андрея от рождения немного косил левый глаз. Обычно, этого почти не было видно, но когда он был обижен или сердился на кого-то, этот небольшой дефект был хорошо заметен
      На мать он был совершенно не похож. Глядя на него, Рита не могла не вспоминать тот ужас, который ей пришлось пережить в Грозном полтора года назад. Укладывая сына спать, она поворачивала его на бочок, и вдруг перед ней представала фигура заснувшего точно в такой же позе Рафа Хосмамедова. Она встряхивала головой, чтобы отогнать наваждение, но наваждение не уходило.
      По ночам её начали мучить кошмары. Ей снилось, что она убегает босая по снегу из леса, а за ней гонится волк. Холодный воздух разрывает легкие, ноги разбиты в кровь и оставляют на белом снегу красные отпечатки, а волк все ближе и ближе. Вот, вот его челюсти схватят ее сзади и перекусят шейные позвонки. Ей кажется, что она кричит, зовет на помощь, но из горла не вырывается ни звука. Она чувствует, что волк уже в прыжке, и в этот момент просыпается в холодном поту. После таких ночей она весь день чувствовала себя разбитой, цифры в калькуляторе путались, и в обеденный перерыв она не оставалась с девушками на традиционное чаепитие, а уходила на испытательный стенд. Вращающиеся с бешеной скоростью муфты очередной испытываемой турбины, запах машинного масла и нагретого металла действовали на неё успокаивающе.
      Однажды, в разгар лета семьдесят второго года, второго своего калужского лета она стояла на площадке стенда, глядя на золотистую струю масла, упруго вьющуюся в контрольном окне маслопровода. Кто-то прикоснулся сзади к её плечу. Она резко обернулась, перед ней стоял Рафик Хосмамедов и улыбался своей хищной улыбкой.
      
      9.
      
      В первый момент Рите показалось, что ей это снится, и захотелось проснуться. Когда просыпаешься, ночные кошмары уходят. Но этот не уходил.
      - Рита... Петровна! Ты узнаешь меня? - спросил Хос своим гортанным голосом. - Я рад, что мы снова встретились...
      - Откуда ты взялся? - выдавила из себя Рита.
      - Как откуда? Из Грозного. Запчасти понадобились для нашего агрегата, вот и послали меня "пробивать". А на стенд я зашел случайно, чтобы найти начальника сборочного цеха. Но, видишь, оказывается не зря.
      - Зря, Раф, - твердо произнесла Рита. - Зря ты приехал, и зря пришел сюда, и зря мы с тобой встретились.
      - Рита, я хотел тебе объяснить... Я звонил в Киев, но мне сказали, что ты там уже не работаешь...
      - Ничего не надо объяснять! Я не хочу ничего слышать и не хочу тебя видеть! - Рита повернулась и выбежала из испытательного цеха. Она прибежала в свой отдел и зашла прямо в загородку главного конструктора.
      - Олег Иванович, можно я пойду домой? Что-то я себя плохо чувствую.
      - Конечно, Рита Петровна. На вас и в самом деле лица нет. Может попросить, чтобы кто-нибудь из девушек проводил вас домой?
      - Нет, нет! Никого не нужно. Спасибо, я доберусь сама.
      Рита вышла через центральную проходную и подошла к остановке троллейбуса. Подождав несколько минут, она пошла пешком, не разбирая дороги, по направлению к дому. Одна мысль билась у неё в голове: "Если он увирдит Андрея, - мы погибли". Она не знала, почему так решила, но была уверена, что все будет именно так. Придя домой, она, не снимая плаща, опустилась на табуретку в кухне и зарыдала в голос, положив голову на кухонный стол. Женя бросилась к ней, налила в стакан холодной воды и поднесла его Рите. Зубы застучали о край стакана, но холодная вода несколько успокоила её и она рассказала тете Жене о встрече с Хосом. Потом они поплакали вместе, а потом решили, что Рита возьмет на несколько дней больничный и не будет выходить из дома. Может быть, за это время Хосмамедов уедет из Калуги. Не может же он торчать в командировке бесконечно. Тут же позвонили в поликлинику и вызвали врача на дом на завтра.
      На следующее утро, когда Рита начала кормить Андрюшку завтраком на кухне, раздался звонок в дверь.
      - Теть Женя, - крикнула Рита в комнату, - откройте, это врач пришел, я сейчас...
      Щелкнул дверной замок, Рита услышала, как тетка охнула и быстро заговорила с кем-то. Рита отставила в сторону тарелку с кашей и подняла глаза.
      В дверях кухни стоял Рафик Хосмамедов с огромным букетом астр и пристально смотрел...нет, не на неё, а на Андрюшку, который скривился и раздумывал: то ли заплакать при виде чужого дяди, то ли спрятаться за мамину юбку. Он косил своим левым глазом и, наконец, заревел. Рита схватила его на руки и прижала к груди, как будто хотела защитить. На кухню вбежала тетя Женя и, выхватив ребенка из рук матери, унесла его ревущего в комнаты. А Ритой вдруг овладело ленивое спокойствие. Она даже улыбнулась и сумела произнести:
      - Садись, Хос, то есть Рафик...гостем будешь. Правда, незваным.
      Рафик, не зная, куда положить цветы, бросил их на пол, потом переступил через них и сел за кухонный стол напротив Риты.
      - Рита! Это мой, наш сын...Я ведь ничего не знал, ты исчезла!
      Андрюшка был настолько похож на отца, что отпираться было бесполезно.
      - Да, это твой сын, но это ничего не меняет. Я не хочу тебя знать, и в метрике у него в графе "отец" стоит прочерк.
      - Какое значение имеют метрики-симетрики! У меня есть сын! Как его зовут?
      - Его зовут Андрей, а по отчеству, когда дорастет, он будет Петровичем, в честь моего отца.
      - Послушай, Рита. Я тогда был не прав, в тот вечер в Грозном два года назад. Ты очень мне нравилась, а я не понял тогда, что ты не такая, как все. Я приезжал в гостиницу, потом на вокзал, чтобы поговорить, извиниться, но твой поезд уже ушел. Я звонил тебе - ты бросила трубку. А потом ты исчезла...Но, спасибо Аллаху, я случайно нашел тебя и теперь уже не потеряю никогда.
      Рита молча слушала его и к своему удивлению ощущала, что былая ненависть, копившаяся эти два года, исчезла, испарилась. Осталась обида за свою неустроенную по его вине жизнь, за безотцовство Андрюшки.
      - Я не знаю, кто тебе помог, Аллах или дьявол. Но я знаю, чувствую, что наша встреча не к добру. Ты волк, и на доме твоем нарисован волк, и душа у тебя волчья. Я боюсь тебя и хочу оградить сына от ваших волчьих законов.
      Рафик не обиделся на её слова, а, может быть, просто не подал виду. Он молча поднялся, собрал рассыпавшиеся по полу цветы, положил их у ног Риты, а потом опустился перед ней на колени на кухонный линолеум.
      -Вот, смотри, волк у твоих ног. Он совсем ручной, и тебе не надо его бояться. Он любит тебя и своего сына, и он хочет быть вместе. Пусти бедного волка в свой дом, и тебе никогда ничто не будет угрожать...
      Рита никогда потом не могла понять, что с ней произошло в этот вечер. Какая-то потребность в опоре, желание не лишать Андрюшку неожиданно нашедшегося отца заполнили её исконное бабье нутро, и она сдалась.
      Рафик вскочил с колен, обхватил её сильными руками, закружил по маленькой кухне, потом поставил на стол, а сам бросился в комнаты и через минуту появился в обнимку с тетей Женей и Андрюшкой на руках. Андрюшка ревел, тетя Женя радостно улыбалась, а Рита, стоя на столе, не знала: плакать ей, или смеяться.
      Потом Рафик выбежал в ближайший гастроном, и через полчаса вернулся, держа в руках несколько пакетов с провизией. Из пакетов выглядывали серебристые горлышки двух бутылок шампанского. Он водрузил все это на кухонный стол, а напоследок вытащил из пакета пряничную лошадь. Вместе с этой лошадью они с Андрюшкой удалились в спальню. "Надо поговорить, как мужчина с мужчиной", - сказал Рафик. Женщины начали накрывать стол в столовой. Рита старалась не смотреть в глаза тете Жене, но тетка сама всё поняла и сказала:
      - Не кори себя, девочка. Мы женщины - слабый пол, нам всегда нужна опора, а какой она будет, один бог знает. Может, все наладится. Я постелю вам в комнате Андрюшки, а Андрюшу заберу к себе в спальню.
      Рита крепко обняла тетку, ставшую ей такой родной за эти два года, и на минуту прижалась к сухой щеке, ощутив ее почти материнское тепло..
      
      10.
      
      На следующее утро они втроем с тетей Женей и Андрюшкой провожали Рафика на автобусной станции в Москву. Он не мог задерживаться ни на один день, потому что в Грозном ждали эти переключатели, которыми была набита его тяжеленная сумка, стоящая на земле у входа в автобус. Как он их сумел получить, как вынес через строжайшую проходную, -Рита не могла понять. Но он был такой, Раф Хосмамедов, уверенный, что все в этом мире может. Он стоял, держа на руках Андрюшку, у которого в руках был игрушечный автомат с трещоткой, и что-то тихо шептал ему в ухо. Андрюшка заливался смехом и "расстреливал" всех пассажиров из своего автомата.
      "Граждане пассажиры! Занимайте места согласно купленным билетам, автобус отправляется!" - весело прокричал молодой водитель, забираясь в кабину "ЗИЛ-а". Рафик подбросил в воздух Андрюшку, бережно передал его Рите, обнял и крепко расцеловал Риту и бабу Женю, а потом вскочил последним на подножку автобуса. Взревел мотор, автобус тронулся. Рафик, не давая закрыться половинкам дверей, прокричал, перекрывая шум двигателя: "Береги мне Ахмада! Я скоро вернусь за вами!" Рита засмеялась: "Какого Ахмада!? - крикнула она вдогонку, - Андрея!" Раф что-то еще кричал, но Рита ничего уже не слышала. Автобус с волком исчез в клубах пыли.
      Выйдя из ограды автостанции, Рита взяла Андрюшку на руки, и они медленно пошли по направлению к дому.
      - Тяжко у меня на сердце, тетя Женя, - сказала Рита, - не верю я ему.
      - А, если не веришь, зачем привечала, зачем в постель пустила?
      - Бабья слабость...
      - А любишь ли ты его?
      -Не знаю, ночью казалось, что люблю...
      - Ну, не кори себя, все же ты признала, что он отец Андрюшки. Стерпится, слюбится. Вот же, обещал он скоро за вами приехать. А там и свадьбу сыграем.
      -Ох, не знаю, не знаю.
      Вскоре они добрались до своего дома под непрерывный треск очередей игрушечного автомата Андрюшки.
      
      11.
      Осень 1972 года. Грозный.
      
      После возвращения из Калуги в Грозный Рафик очень переменился. Он стал часто и подолгу задумываться, чего за ним раньше не наблюдалось. В ресторанах бывал редко: пропал интерес к шумным застольям, да и зарплата уменьшилась существенно. После того, как при очередной ревизии вскрылись кое-какие их операции с нарядами, Юров, как и предвиделось, получил выговор по партийной линии и был отозван в Баку. Хосмамедова назначили бригадиром монтажников. Столь легким наказанием он отделались благодаря тому, что, как выяснилось, у него вообще не было советского гражданства.
      Работа бригадира монтажников - простая: целый день "вира!", "майна!", большой палец вверх, большой палец вниз, - вот и все дела, а денег в кармане стало вдвое меньше. Да и новый начальник стройуправления его не жаловал и постоянно придирался. В общем, обижен был Рафик на весь мир. Только девчонки по старой памяти продолжали его баловать. То одна из бывших подружек, то другая, задерживались в его ковровой комнате на два три дня. Больше этого срока он не выдерживал, и очередная пассия уходила рано утром, провожаемая мрачным взглядом Зухры.
      Тиская и ломая тело каждой новой подруги, Рафик ни на минуту не забывал Риту. Ни одна из них не могла с ней сравниться. Ни одна не вызывала у него такого желания и не пробуждала такую силу. Ему каждый раз казалось, что вот с этой, наконец, он забудет Риту. Но забвение не приходило. Прошло три месяца после встречи с Ритой в Калуге. Он скучал по Рите, а еще больше по своему Ахмаду.
      Много раз у него возникала мысль бросить все и отправиться в Калугу, чтобы вновь насладиться телом этой хрупкой, страстной, нежной, и, вместе с тем, умелой женщины, прижать к груди своего Ахмадика. Его удерживала от этого поступка обидная мысль, что отношения с Ритой, несмотря на то, что она уступила ему, несмотря на его обещание жениться, не могут превратиться во что-то реальное. Слишком они разные люди. Она никогда не согласится переехать к нему в Грозный, а ему нечего делать в Калуге. Но есть Ахмад, его сын, без которого он теперь не представлял свою дальнейшую жизнь. И еще одна мелочь терзала его кавказскую гордость: за все время после отъезда из Калуги Рита ни разу ему не позвонила. "Она ждет, что я ей буду звонить? - думал Рафик, - не дождется, мужчина не должен потакать женщине!"
      Ни с кем не мог он и не хотел делиться своими мыслями, и от этого было еще тяжелее на душе. Глядя на груду игрушечных автоматов, пистолетов, кинжалов и сабель, сваленных в углу комнаты, он только скрипел зубами, и из груди его вырывалось какое-то рычание.
      В один из выходных дней Рафик лежал на тахте в своей комнате, увешанной коврами. Проснулся он давно, но вставать не хотелось. Рафик только курил сигареты, одну за другой. Внезапно полог, повешенный у входа, раздвинулся, и в комнату без стука вошла Зухра, мать Рафика.
      Она села на единственный стул, стоящий напротив кровати, и долго, не произнося ни одного слова, не мигая, смотрела на сына, пытаясь заглянуть ему в душу. Молчание прервал Рафик.
      -Ну, говори, что ты хочешь сказать. Я ведь вижу, ты последнюю неделю ходишь вокруг меня, как голодная волчица вокруг овчарни.!
      -Да, хожу, сын мой, потому что вижу, в какую яму ты готов провалиться.
      - В какую?
      - Вот в эту! - Зухра показала пальцем в угол, где лежали детские игрушки. - Это она, эта русская баба тебя околдовала! Ты затащил её к себе в клетку, но она тебя победила. Ты нарушил закон Аллаха, смешав свою кровь с кровью неверных, а теперь хочешь вообще отступиться от своего народа и своей веры.
      - Я не хочу изменять своему народу, но у меня есть сын! Это мой сын, хотя родила его русская женщина, и я хочу жить с ним рядом, воспитать его настоящим джигитом.
      - Я не верю ей. Она могла нагулять своего сына где угодно, а теперь хочет повесить его на тебя.
      -Если бы ты посмотрела на него, ты убедилась бы, что он мой сын и твой внук!
      Глаза Зухры под низко надвинутым платком сверкнули какой-то злобной мыслью - Привези его сюда, я хочу посмотреть на него, и если он действительно твой сын, мы решим что делать.
      Рафик сел на своей тахте, и улыбка впервые за последние месяцы раздвинула его губы. -Хоп, мама! Какая ты умница! Договорились! Я поеду и привезу его сюда!
      Зухра встала со стула и сказала повелительно:
      - Хорошо. Но сначала ты пойдешь со мной сегодня вечером на собрание нашего вирда, к святому кади и расскажешь ему обо всем. Если он благословит тебя, все будет хорошо.
      Рафик понял, что без этого визита к святому кади, которого Зухра тайно посещала уже несколько лет, ему не обойтись. Он молча кивнул. Зухра величаво выплыла из комнаты сына, довольная своей первой маленькой победой над ним.
      Поздним вечером Зухра и Рафик подошли к неприметному одноэтажному дому недалеко от железнодорожного вокзала. Зухра стукнула кольцом калитки условным стуком. Через несколько минут калитка открылась, и женщина, закутанная в черное одеяние с головы до ног, отступила в сторону пропуская гостей внутрь. Они вошли в большую комнату, в которой не было никакой мебели за исключением нескольких мягких подушек вдоль стен. Пол был устлан ковром, на котором, когда Зухра с сыном вошли, уже расположились несколько человек в молитвенных позах.
      У торцевой стены зала на высокой подушке восседал пожилой человек в традиционной одежде мусульманского кади. Седая борода и иссеченное морщинами лицо плохо гармонировали с цепким, острым взглядом, которым он оглядел вошедших. Рафик догадался, что это и есть человек, мнение которого так важно для матери. За его спиной на небольшом настенном ковре висел портрет старика в чалме и зеленом халате с таким же, как у кади, пронзительным взглядом. Окна в комнате были завешены, масляные лампы по углам создавали тусклое и какое-то призрачное освещение.
      Кади показал глазами, что он их увидел, и мать потянула Рафика за рукав и сама опустилась на пол. Кади, не прерываясь, продолжал вой рассказ об. Абд аль-Ваххаб ибн Сулеймане, отце Ибн Абд аль-Ваххаба. Рассказ он закончил призывом: "!Иншаллах! Нет бога кроме Аллаха!"
      Молящиеся начали подниматься с колен, и вскоре комната опустела. Кади сделал знак Рафику приблизиться. Когда Раф подошел к нему, Кади легко поднялся со своей подушки, обнял молодого человека за плечи и медленно пошел с ним вдоль стен комнаты. Раф оглянулся, Зухра тоже исчезла, они с Кади остались одни.
      Совершенно другим нормальным не молитвенным голосом кади заговорил с Рафиком.
      "Послушай меня, сын мой! Я хорошо знал твоего покойного отца. Да не сотрется его память! Он был настоящим мусульманином. Судьба обошлась с ним неласково, он вынужден был бежать, покинув свою родину. Время многое изменило там. Но враги, те, кто заставили вас бежать, еще живы, живы их дети. На тебе - главе рода, восходящего к Ибн Абд аль-Ваххабу, лежит святой долг отомстить за отца и вернуть себе положение, и все, чего лишили тебя ..."
      Рафик слушал кади, изумляясь его осведомленности, и в памяти всплывали рассказы отца на нагретой солнцем набережной Каспия в Баку много лет назад.
      - Скажи,...- Раф замялся, не зная, как называть собеседника, - отец, -подсказал кади. - Скажи, отец, как я могу сделать все это? Моя родина далеко, у меня нет ни денег, ни возможности добраться до неё.
      - Запомни! С этой минуты - ты не один. С тобой братья мусульмане, и они готовы распутать нить твоей жизни. У тебя будут деньги, много денег, у тебя будут друзья и помощники, у тебя будут женщины. Подумай до завтра, с нами ты или не с нами. Ночь - время молитв и раздумий. Как сказано в Коране: "Поистине, те, которые не веруют в знамения , - для них сильное наказание. Поистине, Аллах велик мщением врагам ислама!" Утром я жду твоего ответа.
      Рафик стоял, глубоко задумавшись. Кади легко подтолкнул его в спину. Иди, тебя ждет у выхода твоя мать - святая женщина.
      Когда Раф подошел к выходу из комнаты, кади вдогонку негромко произнес: "Если ты завтра скажешь "да", первым твоим делом угодным Аллаху станет поездка в Калугу за твоим сыном Ахмадом". Раф вздрогнул, обернулся, несколько секунд смотрел на улыбающегося кади, а потом быстро вышел из комнаты.
      12.
      Осень 1972 года. Москва.
      
      Олег Иванович, главный конструктор расчетного отдела, в котором работала Рита, был добрым, немного суматошным стариком, который по возрасту давно уже мог отдыхать на пенсии. Но он отличался ясным аналитическим умом и совершенно феноменальной памятью. Олег Иванович помнил расчетные параметры каждого агрегата, который был выпущен заводом за тридцать лет. Кроме того, у него было необыкновенное чутье на ошибочные результаты расчетов. Он всегда умел вытащить из тупика любую цепочку цифр и придать ей точный и изящный вид. С седым венчиком волос вокруг большой круглой головы, в неизменном синем рабочем халате с миниатюрной логарифмической линейкой в нагрудном кармане, он сновал по своему отделу, подсаживаясь то к одному, то к другому столу.
      Олег Иванович очень ценил Риту Лоеву за точность, исполнительность и уменье найти и предложить "свежее" неожиданное решение. В последнее время главный стал замечать, что с Риточкой, как он её называл, происходит что-то неладное. Она часто задумывалась, отрешенно глядя в окно, под глазами у неё появились темные круги, а в расчеты стали вкрадываться ошибки. Поэтому, когда Олег Иванович увидел у себя на столе письмо из министерства с предложением направить в Москву на трехмесячные курсы одного сотрудника, он без колебаний предложил эту поездку Лоевой.
      Рита обрадовалась возможности отвлечься от своих мыслей, и через два дня в прохладный, пасмурный сентябрьский день уезжала в Москву с той же автобусной станции, откуда они три месяца назад провожали Рафика в Грозный. Её никто не провожал: Андрюшка покашливал, и с тетей Женей они расцеловались дома. Рита спокойно оставила Андрея с Женей. Тетка управлялась с ним лучше, чем Рита, да и три месяца в столице пролетят быстро, и они снова будут вместе. По дороге начался мелкий осенний дождик, и, глядя на затейливые зигзаги капель на стекле, Рита пыталась успокоить себя мыслями о том, что может быть, жизнь еще не кончилась, что в Москве её ждут новые люди, новые впечатления. И вообще, она давно не была в Москве и не надевала своего красивого платья и туфель, которые лежали в чемодане.
      Как всегда неожиданно, перед отъездом Риты ей позвонила мать из Египта, и сообщила, что она передала для нее кое-какие изящные вещицы через сотрудника торгпредства, который должен вскоре появиться в Москве по служебным делам. Мать назвала ей номер телефона, по которому Рита должна была связаться с этим сотрудником по имени Вадим Сергеевич Минаев и забрать посылку. Сунув в кошелек бумажку с этим телефоном, Рита вновь подумала о том, насколько они с матерью отдалились друг от друга за прошедшие годы.
      Мать никогда ей не писала, звонила редко и нерегулярно. И разговоры они вели на самые общие темы. Именно поэтому Рита никак не могла сказать матери, что та стала бабушкой. Она была уверена, что мать это известие не столько обрадует, сколько опечалит. Дора Адольфовна считала себя в свои сорок девять лет если не молодой, то уж совсем не старой женщиной, и в роли бабушки, Рита была в этом уверена, чувствовала бы себя весьма неуютно. Кроме того, Рите не хотелось рассказывать, охочей до подробностей, как все женщины, матери историю появления на свет Андрюшки.
      Так и жила Дора Адольфовна в своем торгпредстве недалеко от пирамид, не зная, что у неё подрастает внук.
      
      ***
      Для конструкторов, прибывших на курсы повышения квалификации из разных городов страны, были забронированы двухместные номера в гостинице "Золотой колос", недалеко от ВДНХ. Соседкой по номеру у Риты оказалась ленинградка по имени Нила. Нила была моложе Риты на несколько лет. После окончания Московского энергетического института она получила назначение в Ленинград на турбинный завод.
      Нила была общительной девушкой, обожавшей веселые компании, поздние посиделки, песни бардов. Утром они вместе отправлялись в метро на другой конец Москвы, где находился Всесоюзный теплотехнический институт. До обеда слушали лекции лучших профессоров Москвы: Соколова, Мелентьева, Хасилева, а потом, наскоро перекусив в институтском буфете, разбегались. У Нилы в Москве осталось много друзей по институту, она мчалась то на одну, то на другую встречу и возвращалась в гостиницу поздно, а иногда не возвращалась вообще.
      Правда, звонила Рите по телефону и предупреждала о своем "загуле". Утром она появлялась на лекциях с синяками под глазами и, не слушая мудреные слова: "реактивная струя", "парциальность", "входные и выходные потери", смотрела в окно на моросящий дождь и улыбалась.
      Нила часто звала с собой на эти встречи Риту, но Рите казалось, что она намного старше своей соседки по номеру и уже выросла из возраста случайных знакомств под гитару, а, кроме того, в Москве было столько интересного, что ей жаль, было тратить время на пустое. Она уже была в "Современнике", выстояв "на лишнем билетике" у входа в театр два часа перед спектаклем, собиралась непременно побывать в театре "Сатиры" и на концерте Аркадия Райкина.
      В разгар этих планов она вдруг вспомнила о московском телефоне сотрудника советского посольства в Египте, у которого должна была получить посылку от матери. Освободившись, как обычно, к обеду и пожелав убегающей Ниле удачи, Рита подошла к телефону автомату в вестибюле института и, вынув бумажку из сумки набрала номер. Телефон долго не отвечал, она уже хотела повесить трубку, но вдруг услышала: "Алло! Я вас слушаю". Голос был очень молодой и какой-то располагающий. Рита назвалась, и голос тут же заинтересованно откликнулся: "А я уже несколько дней жду вашего звонка. Ваша мама непременно просила передать вам её посылочку".
      - Куда мне подъехать, чтобы забрать эту посылку? - спросила Рита
      - А где вы сейчас находитесь?
      - Около метро Автозаводская.
      - Стойте у входа в метро, я через двадцать минут за вами подъеду.
      Раздались гудки отбоя. Рита задумчиво повесила трубку. Странный разговор: ей показалось, что она давно слышала этот голос, давно знала этого человека. Но она была уверена, что никогда с ним не встречалась. И на чем он приедет? Неужели у обыкновенного сотрудника посольства в каком-то далеком Египте может быть в Москве своя машина. Рита медленно пошла к метро, ругая себя за то, что не сообразила описать собеседнику свои внешние приметы. Как он её узнает? У входа в метро снуют сотни людей! Да еще этот осенний дождик, который мелкой сеткой затягивает лица людей, машины, витрины.
      Подойдя ко входу в метро, она купила мороженое, остановилась, аккуратно слизывая языком шоколадно-ореховую вкуснятину, и с недоумением поглядывая по сторонам.
      Через двадцать минут рядом с ней неслышно остановилось такси. Открылась передняя дверца, вышел высокий мужчина в кожаном легком пальто и, улыбаясь, направился к Рите. От неожиданности она выронила на асфальт остатки мороженого и уставилась на приближающегося к ней человека. Он подошел к ней в распахнутом пальто, без шапки, русые волосы рассыпались на две стороны, падая на высокий лоб. Подойдя, он слегка наклонил голову и представился тем самым, знакомым голосом: "Минаев, Вадим Сергеевич, лучше просто Вадим, сотрудник вашего отчима и посыльный от вашей мамы"...
      Рита протянула ему руку для приветствия. Минаев наклонился и поцеловал протянутую руку. Рита чуть не выронила зонтик от неожиданности. Последний раз ей целовал руку кто-то из театральных приятелей. Она даже не помнила кто, так давно это было!
      Минаев ничуть не смущаясь, вынул из машины букетик поздних астр и протянул их Рите.
      - Это от меня, - сказал он, - а с посылкой от мамы мы выясним позднее. Прошу, куда вас подвезти?
      - Я вообще-то собиралась к себе в гостиницу, - ответила Рита.
      - В какую гостиницу?
      - ВДНХ, "Золотой колос".
      - Знаете что? У меня есть предложение. Давайте где-нибудь пообедаем, а потом я отвезу вас в ваш "колос". Принимается?
      Рита вдруг почувствовала себя с Вадимом легко и свободно. Она улыбнулась, стряхнула капельки дождя с волос и нырнула в такси. Минаев сел рядом и коротко сказал водителю: "Суворовский бульвар, дом журналистов".
      
      13.
      
      Минаев оказался человеком, который умеет все вопросы решать быстро, без заметных усилий. Казалось, что все окружающие только и ждали, чтобы пришел Вадим и о чем-то их попросил. Он усадил Риту за столик на двоих, а потом подозвал официанта и, обняв его по-приятельски за талию, что-то негромко прошептал в ухо. Официант мгновенно исчез. Рита молча улыбалась, глядя на этот заговор. Она почему-то вдруг вспомнила ресторан "Чайку" в Грозном, гортанные выкрики, деньги, швырявшиеся на барабан, подобострастных официантов, клубы дыма под потолком. Она передернула плечами, отгоняя это видение, и только подумала, что уже несколько дней не звонила тете Жене в Калугу. Как там Андрюшка?
      От этих мыслей её оторвал Вадим. - Вы, наверное, удивлены, что я вас так легко узнал. Но ваша мама часто показывала мне альбом с семейными фото, а у меня хорошая зрительная память. Поэтому мне сейчас кажется, что мы с вами знакомы очень давно.
      Рита засмеялась. - Я не ожидала, что моя мамочка так дорожит семейными фотографиями и часто их разглядывает.
      - Представьте себе. Там, в нашей египетской колонии, особенно ведь делать нечего, вот мы и рассматриваем, что у кого есть.
      Пока они говорили, официант, неслышно ступая, принес бутылку "Цинандали" и тарелку с красиво уложенными овощами.
      - "Цинандали" - это вино радости, вино знакомства, - сказал Вадим. Официант разлил вино по бокалам. - Давайте выпьем за знакомство, мне почему-то кажется, что оно не случайно.
      Рита пригубила терпкое вино, Вадим выпил до дна. -Расскажите, чем вы там занимаетесь в вашем торгпредстве, если это не секрет, - попросила Рита.
      - Конечно, не секрет. Я десять лет назад окончил Институт востоковедения, отделение арабского языка. По назначению попал в министерство внешней торговли. Работал там переводчиком в отделении стран арабского востока. Потом освободилось место пресс-секретаря в торгпредстве, которым руководит ваш отчим, и меня направили туда. И вот я уже пятый год - скромный труженик торгово-экономического фронта.
      -Трудно там в Египте? Я политикой не интересуюсь, но слышала, что там все время война. Непонятно только, кто с кем воюет, за что воюют?
      Минаев впервые за время их короткого знакомства перестал улыбаться, внимательно и серьезно посмотрел на Риту.
      - Война там очень серьезная и многовековая. Два народа: арабы и евреи не могут поделить клочок земли, на котором тысячи лет жили и умирали их предки. С 1947 года еврейское государство вооружали все, чехи, французы, американцы. А у мирных арабов единственное оружие - это мотыга да нож. Поэтому они и проигрывают евреям одну войну за другой. Ну, а наша страна всегда приходит на помощь обездоленным и слабым. Поэтому мы снабжаем египтян и некоторые другие арабские страны продуктами питания, лекарствами. Консультанты наши там работают по различным направлениям...В общем, скучные все это материи...Лучше посмотрите, что нам несут!
      Два официанта приближались к их столику: один нес блюдо с дымящимся мясом, а другой небольшую жаровню. Они установили жаровню на столике, на нее поставили металлическое блюдо с мясом, а потом ловким движением подожгли огонь в жаровне. Спирт загорелся ярким синим огнем, запах жареного со специями мяса ударил в ноздри. Официант снова разлил вино.
      Вадим помахал кому-то рукой. - У вас здесь есть знакомые? -спросила Рита.
      - Конечно, я ведь вообще-то журналист, - ответил Вадим.
      - А не вообще?
      - А не вообще, тоже журналист, - ответил Вадим, улыбаясь.
      Потом они, пили кофе с пирожными, тающими во рту, слушали мягкую тихую музыку. Рита давно уже не чувствовала себя так легко и расковано. Ей хотелось сидеть и сидеть в ресторане, напротив этого человека, который вызывал у нее совершенно забытые, казалось, чувства. Она рассказывала ему о себе: об отце, которого она почти не помнила, о школьных подругах, о работе в театре, об Асе, про которую она никогда никому не рассказывала. Только о Грозном, о Хосе, об Андрюшке она ничего ему не рассказала. Ей казалось, если она упомянет о сыне, придется лгать об его отце. Правду она сказать не могла, а врать Вадиму не хотелось. Да и неизвестно, как он отнесется к тому, что у его новой молодой знакомой есть почти двухлетний сын.
      Минаев слушал Риту очень внимательно, не перебивая. Даже сигарету в пепельнице он гасил, не отрывая взгляда от Риты. Рита попросила у Вадима сигарету и тоже закурила. Она не курила несколько лет, голова закружилась. Рита смяла сигарету в пепельнице.
      - Наверное, мне пора, -сказала она, снимая со стула висевшую сумочку, - а то еще не пустят в гостиницу.
      Минаев встал, положил на стол деньги, взяв Риту под руку, направился к выходу из зала. Уже на улице он хлопнул себя рукой по лбу и сказал:
      - Я совсем забыл! Посылка-то для вас у меня в гостинице. Я ведь не знал наших планов на вечер, когда поехал за вами. Придется теперь заезжать ко мне.
      -Не поздно ли? Вряд ли меня пустят к вам в такое время.
      - Со мной пустят. Кроме того, я сварю вам кофе по-египетски, которого вы, уверен, никогда не пили.
      Рита почему-то настолько доверяла этому почти незнакомому человеку, ей так не хотелось с ним расставаться, что ни секунды не раздумывая, она сказала: "Поехали!"
      Минаев остановил такси, и через десять минут они входили в огромный холл гостиницы "Москва". Швейцар в ливрее с золотыми галунами приветствовал их величественным кивком головы. .Рита слегка оробела, но Вадим уверенно подвел её к лифтам. Они вошли в кабину, и он нажал кнопку десятого этажа. Дежурная по этажу улыбнулась приветливо и, не задав ни одного вопроса, отдала Минаеву ключ от номера. Они вошли в двухкомнатный люкс, Вадим снял с Риты плащ и усадил ее за журнальный столик. Через несколько минут на столике появилась бутылка армянского коньяка "Двин", ваза с яблоками и спиртовка, похожая на ту, которую им подавали в ресторане. Вадим уверенными движениями откупорил коньяк, разлил его по рюмкам, а затем зажег огонь в спиртовке. Открытая им банка с надписью арабской вязью наполнила комнату необычным ароматом кофе.
      - Что написано на этой банке? - спросила Рита
      - Тут написано, что каждый, кто отхлебнет этот напиток, может считать себя в раю.
      -Мне кажется, что я уже попала в рай.
      -Тогда я помогу вам...можно тебе? - Рита кивнула, - в нем освоиться...
      А потом была ночь. Их первая ночь. Рита не ошиблась в своем доверии к Вадиму. Он был сильным и нежным одновременно. Он позволял ей быть раскованной и свободной. И он подчинял ее себе так, что ей было радостно подчиняться. Они оба оказались достаточно опытными любовниками, и весь свой опыт, все уменье вкладывали в обладание друг другом. Никогда в жизни Рита не испытывала ничего подобного. Она была ненасытна, а он неутомим. Сплетались руки, сплетались ноги, изгибалась до хруста позвонков шея и спина. Они сливались каждый раз так, как будто это был последний миг в их жизни, и за ним - все, что угодно, даже смерть.
      Под утро они заснули, но Риту разбудил резкий звонок телефона. Она, вздрогнув, села на постели, с закрытыми глазами. Вадим, проснувшийся раньше, вышел из ванной, протирая одеколоном гладко выбритое лицо. Он улыбнулся, помахал рукой Рите и поднял трубку. Вадим послушал несколько минут, а потом ответил короткой фразой на каком-то незнакомом языке. Рита догадалась, что это арабский. Он повесил трубку и сел на кровать около изголовья. Рита смущенно и доверчиво прижалась к его плечу. - Меня вызывают, мне надо скоро уходить, моя хорошая, - сказал Вадим. Рита молча кивнула.
      - Послушай меня внимательно, - сказал Минаев.- Я не помню, говорил ли я тебе это вчера, - он лукаво улыбнулся, - но я влюбился в тебя с первого взгляда, вернее, еще с первого фото, которое увидел в альбоме твоей мамы. И я тебя теперь никуда от себя не отпущу. Я сейчас уеду ненадолго на работу, а потом вернусь, и мы решим, как и где мы с тобой будем жить дальше....
      - Но, Вадим! Ты меня совсем не знаешь, мне надо многое еще тебе рассказать... И потом, у меня сегодня курсы...Ой! Надо же позвонить в мою гостиницу! Нила, моя соседка уже, наверное, ищет меня по всей Москве.
      -У нас есть еще двадцать минут, а потом я тебя отвезу на курсы и поеду по своим делам.
      Рита набрала номер телефона в "Золотом колосе". После нескольких звонков Нила взяла трубку и сразу затараторила: - Ритка! Куда ты пропала? Я уже хотела заявлять в милицию! Где ты?
      - Я в раю, - ответила Рита.
      - И я хочу, возьми меня! У твоего Адама в раю нет приятеля"!? Да, кстати, вчера тебе звонила какая-то тетя Женя и просила, чтобы ты срочно ей позвонила...
      Рита нажала на рычаг, прервав пустой разговор. Сердце забилось так, как будто вот-вот выскочит из груди. "Андрюшка! Что-то с Андрюшкой!", - в ужасе подумала она, - а я здесь о рае размечталась..."
      Вадим вышел одетый, побритый, пахнущий дорогим одеколоном, но без пиджака и увидел, что Рита сидит, закрыв лицо руками. Её роскошные светлые волосы рассыпались по худым плечам, которые вздрагивали от рыданий.
      - Что случилось? Рита!
      - Вадим! Мне надо срочно позвонить в Калугу, - трясущимися губами произнесла Рита.
      - Вот телефон, звони, - не задавая лишних вопросов, сказал Вадим.
      Рита набрала код Калуги и номер телефона. Стоя на расстоянии метра, Вадим слышал, как на том конце провода заливался плачем женский голос. Рита, не дослушав, повесила трубку. Вадим сел рядом с ней и обнял за плечи. "Что случилось, расскажи мне. Мы же не чужие теперь люди".
      - Он увез Андрюшку..
      - Кто он, какого Андрюшку? - жестко спросил Вадим.
      - Волк три дня назад забрал моего сына и увез к себе в логово...Тетя Женя три дня не могла до меня дозвониться...
      - Я ничего не понимаю! Расскажи мне все и по порядку.
      И Рита рассказала ему все. Во время её сбивчивого рассказа Вадим встал, закурил и заходил по комнате, рассыпая на пепел ковер. Когда Рита закончила свой рассказ, он твердо сказал: - Все это не имеет никакого отношения к тому, что произошло между нами. Для меня не имеет никакого значения, кто у тебя был до меня. Мы вместе, и так будет всегда. А сына твоего мы найдем и вернем, я тебе обещаю это.
      Рита всхлипнула, закуталась в простыню, подбежала к Вадиму и прижалась, как ребенок к его груди. Он ласково обнял ее. -Одевайся, я сейчас подвезу тебя на курсы, ты объяснишь, что должна срочно уехать домой. Ну, как-то оформишь все это, а потом вернешься сюда в гостиницу и будешь ожидать меня в холле. Я приеду ровно в двенадцать и, возможно, привезу тебе хорошие новости.
      У выхода из гостиницы их ждала черная "Волга". Рита не обратила никакого внимания на то, что это уже совсем не такси. Она села на заднее сиденье и забилась в угол. Минаев сел рядом с ней и повелительно сказал водителю: "Коля! К Автозаводскому метро. Быстро".
      Высадив Риту у метро, Минаев откинулся на подушку и коротко бросил: "Теперь в контору!". Через полчаса машина Минаева въехала в железные ворота неприметного здания рядом с большим домом на Лубянке.
      
      14.
      Осень 72 года. Москва.
      
      Несмотря на свои возможности, поначалу Минаев ничего не смог разузнать о похищении сына Риты. А возможности у него были огромные. Он рассказал ей правду о себе, но не всю. Минаев действительно окончил арабское отделение института востоковедения, но потом еще два года учился в спецшколе КГБ, а после этой школы стажировался на вспомогательных поручениях в Сирии, Ливане и Йемене. Везде работал легально, под прикрытием посольств или различных гуманитарных миссий. Ближний Восток он изучил и изъездил вдоль и поперек. Да и в Союзе у него были друзья во всех республиках. В Египте он был резидентом внешней разведки КГБ работавшим под "крышей" советского торгпредства.
      Он не был женат, но у него, конечно, были за это время короткие романы. Он влюблялся, правда, не обещая жениться, легко сходился и также легко расходился. Специфика работы делала его очень осторожным в выборе постоянной подруги. Еще в Каире, рассматривая в семейном альбоме фотографии Риты и слушая рассказы матери о ней, Вадим заинтересовался этим утенком, который прямо на страницах альбома превращался в соблазнительную женщину.
      Рита, несмотря на скоропалительность событий, сблизивших их, показалась ему сразу созданной для него. Она за один день и одну ночь вошла в его жизнь, как патрон в обойму, и он не представлял уже себе дальнейшей жизни без неё. Получит ли он разрешение на эту дальнейшую жизнь? Но где-то в профессиональном подсознании успокаивающе шевелилась мысль о том, что падчерица руководителя торгпредства, даже в его "конторе", должна быть вне подозрений. Услышав её историю, о том, как она попала в лапы к волку, как волк изломал ее, узнав, что у него есть сын, он нисколько не изменился в душе по отношению к Рите. Только бесконечная жалость к этой полюбившейся, беззащитной женщине, переполняла его, когда он слушал сквозь всхлипывания ее рассказ о событиях в Грозном и в Калуге.
      Минаев был одним из немногих людей в Союзе, которые хорошо знали о зарождающемся на южных окраинах, в Дагестане и Чечне воинствующем исламизме. Он знал о первых ниточках, которые связывали Иран, Сирию, Саудовскую Аравию с советским Азербайджаном и Дагестаном. Он знал, насколько прозрачны южные границы и, быстро ухватил, что могло стоять за рейдом Хосмамедова в Калугу. Безуспешно связавшись с органами милиции калужской области и Чечено-Ингушетии, он из своего кабинета позвонил по спецсвязи в азербайджанское управление их "конторы" однокашнику по школе КГБ Исмайлову. Услышав в трубке короткое:: "Исмайлов!" - Минаев сказал:
      - Привет Муслим! Это Минаев. Узнал?
      - Как же тебя не узнать, Вадик! Хотя, откровенно говоря, не ожидал. Ты все еще около пирамид?
      - Да, вообще-то, я все еще там. На несколько дней заскочил в Москву с отчетом и скоро обратно.
      Минаев продиктовал Исмайлову все, что он узнал от Риты о Хосмамедове: место работы, приметы его и Андрея, и попросил по своим каналам выяснить, где они сейчас могут находиться.
      Положив трубку, Минаев задумался. Очень нехорошие у него были мысли, но Рите он решил пока ничего не говорить.
      Ровно в 12 часов дня Минаев входил в вестибюль гостиницы "Москва". Привычным взглядом он окинул огромный холл и тут же увидел Риту на красном диванчике в тени то ли пальмы, то ли еще какого-то экзотического декоративного растения.. Рита сидела закрыв глаза, откинувшись на мягкую подушку. В опущенной руке дымилась сигарета. Несколько секунд Минаев глядел на Риту, не подходя к ней. Даже бледное лицо и тени под глазами не портили внешность этой женщины.
      Минаев неслышно подошел и опустил руку ей на плечо. Рита открыла глаза. В ее глазах была бездна отчаяния и надежды, она хотела спросить его, но голос не слушался. Вадим потянул ее к себе с дивана и прижал к груди. Рита всхлипнула, и смогла только произнести: "Ты узнал? Что с ним? Где он?" Минаев крепче прижал ее к себе. - Еще нет, потерпи немного...
      Ее руки бессильно упали. - Может быть, надо сообщить в милицию? - тихо спросила Рита. Минаев улыбнулся. - Не надо никакой милиции, я сам разберусь.
      Он вывел ее, обняв за плечи, на проспект Маркса, и они медленно двинулись в сторону площади Дзержинского. Пройдя через сквер, Минаев, не отпуская руки Риты, зашел в ресторан "Метрополь". Рита не помнила, что они ели, о чем говорили, ей только врезались в память слова Вадима о том, что к концу дня ему обещали сообщить всю доступную информацию.
      Потом Вадим остановил такси, и они поехали в "Золотой колос" за ее нехитрыми вещами. Вещи они завезли на Киевский вокзал, взяли билет до Калуги на пятичасовый поезд и остаток дня провели в зоопарке, куда отправились по предложению Вадима. Ему казалось, что звери могут развеселить Риту. Постояли у клетки с медведями, посмотрели, как ловко обезьянки- капуцины прыгают по искусственным деревьям, помогая себе загнутыми в кольца хвостами, покормили с руки оленя. Только к клетке с волками Рита категорически отказалась подходить.
      В молчании они пешком дошли до Киевского вокзала.. Её поезд стоял на втором пути, как раз в створе памятника Ленину, засиженного голубями и покрытого черной вокзальной копотью. Они подошли к вагону, до отправления поезда оставалось несколько минут. Проводница равнодушно смотрела мимо них. Вадим крепко сжал плечи Риты и, глядя ей в глаза, не отрываясь, сказал:
      - Послушай меня внимательно, девочка! Через два дня я приеду за тобой в Калугу и заберу к себе. Навсегда. Мы никогда больше не будем с тобой расставаться. Мы поженимся, и у нас с тобой будет много детей, а твой Андрюшка, которого я найду и привезу к тебе, будет у них атаманом, как старший. Ты веришь мне?
      - Верю, - сказала Рита, приподнялась на цыпочки, крепко обхватила его за шею и прижалась пересохшими губами к его губам. - Я никому не верю, кроме тебя. Я буду ждать тебя.
      "Граждане пассажиры! Поезд оправляется, поднимитесь в вагоны", - объявила проводница простуженным голосом.
      Рита поднялась по ступенькам и остановилась в тамбуре, не проходя в вагон. Вадим сначала шел за поездом, потом побежал и остановился только у края платформы.
      Когда последний вагон поезда скрылся за поворотом, Минев вынул их кармана пачку "Кемэл" с верблюдом на этикетке, закурил и быстрыми шагами направился к выходу.
      На следующий день ему позвонил Исмайлов и сообщил результаты своей работы. Проверка установила, что Хосмамедов Рафаил, Хосмамедова Зухра, и племянник Зухры по имени Султан три дня назад неожиданно уехали из Грозного на легковом автомобиле в неизвестном направлении. Соседи видели, что с ними был мальчик лет трех. И еще Исмайлов добавил, что по оперативным данным в эти же дни был осуществлен переход иранской морской границы группой не установленных лиц с использованием парусного судна. Задержать их не удалось. Минаеву почти все стало ясно, и он подумал, что может быть, никогда не сможет выполнить своего обещания и найти сына Риты. Пусть она узнает об этом попозже. Он ей обязательно сам все скажет, только кое-что проверит еще по своим египетским каналам связи. Но надо торопиться. Надо торопиться...
      
      15.
      
      Осень 1972 года. Иран.
      В это самое время уже не Хосмамедов, а Хос Мамед ибн Заде и его спутники после тяжелого трехдневного пути отдыхали в доме, куда их привезли поздно вечером в джипе с тонированными стеклами и заляпанными грязью номерами. Зухра, Султан и Рафик сидели на низком диване у стены большой комнаты. Перед ними стояли вазы с фруктами, рахат - лукумом, орехами, сушеными финиками. Дымились чашечки с зеленым чаем. Ахмад, уже не Андрей, спал в углу на мягком матраце, укрытый кошмой, прижимая во сне к груди игрушечный автомат. Рафик изредка с гордостью посматривал на своего с таким трудом обретенного сына.
      Перед глазами Хос Мамеда все еще мелькали сменявшие друг друга автомобили, люди в черных одеждах, бережно передающие с рук на руки его сына и поддерживающие под локоть Зухру при посадке в рыбачью парусную лодку, которая доставила их в Энзели, небольшой порт на иранском берегу Каспия. И, наконец, в джипе с охраной их привезли в этот дом в городе Решт.
      В тяжелой дороге маленький Ахмад вел себя на удивление спокойно. Он засыпал на руках бабушки Зухры, и одни раз спросонок даже назвал ее мамой. Суровое лицо Зухры на миг озарилось улыбкой.
      Закончив чаепитие, и слегка подкрепившись, мужчины разошлись по отведенным им комнатам в большом доме. Зухра подошла к матрацу, на котором спал Ахмад, слегка потеснила его и улеглась рядом, как волчица около своего детеныша. Вскоре дом погрузился в темноту и тишину. Не спала только охрана, застывшая черными силуэтами по углам усадьбы, притаившейся у подножья горы.
      Рано утром Хос Мамеда разбудил охранник в черной кожаной куртке с короткоствольным автоматом в руках и кивком показал на дверь. Рафик вышел из дома и в сопровождении автоматчика подошел к беседке, спрятавшейся в густых зарослях. В беседке он увидел низкий столик с двумя подушками по обе его стороны. На столике стояли стаканы с соком, лежали фрукты и нарезанные ломти белого хлеба. На одной из подушек сидел пожилой человек в очках с чалмой на голове. За стеклами очков были видны острые щелки глаз. Лицо украшала окладистая густая черно-белая борода. Человек жестом пригласил Рафика сесть на подушку. Некоторое время он пристально оглядывал Рафа, а потом сказал на чистом русском языке:
      - Приветствую тебя на родной земле. С возвращением тебя, Хос Мамед ибн Пир Заде.
      Хос Мамед наклонил голову. - Пусть тебя не удивляет мой русский язык, - продолжил собеседник, -,тебя многое долго еще будет удивлять. И многое предстоит узнать. Прежде всего - язык, язык твоих предков, потом наш святой Коран и многое другое...
      Они не спеша, пили сок, потом охранник принес на подносе маленькие чашечки с густым, как темный мед, ароматным кофе. Хозяин усадьбы, который предложил называть себя Халидом, рассказывал Рафику о том, что его ожидает в ближайшие дни и месяцы. Хоса отвезут в специальный лагерь, где он пройдет курс обучения настоящего мусульманина и настоящего бойца, готового на борьбу с кафирами в любых условиях.
      - Когда я должен ехать? - спросил Хос.
      - Через пятнадцать минут, - ответил Халид, - иди, попрощайся с матерью и сыном.
      Ровно через пятнадцать минут у ворот усадьбы стоял тот же самый темный джип. Хос Мамед, переодетый в камуфляж, в сопровождении верного Султана в такой же одежде, вышел из дома. За ними шла Зухра с Ахмадом на руках. Она поставила Ахмада на землю, вынула откуда-то из-под платка старинную золотую цепочку с полумесяцем, окруженным звездами, и надела её на шею Хос Мамеда. Халид одобрительно кивнул головой. Короткое объятие под аккомпанемент сухого треска игрушечного автомата в руках Ахмада, и джип скрылся за поворотом дороги.
      Примерно через час машина въехала на летное поле, расположенное на небольшом зеленом пятачке между высокими холмами. Посредине поля стоял одномоторный самолет типа "Сесна". Джип проехал мимо самолета и остановился у длинного одноэтажного здания. На звук мотора из здания вышли двое: один - пожилой, лысый, с тощей бородкой, другой - молодой, поджарый, в кожаной летной куртке, с наголо бритыми головой и лицом. Хос Мамед и Султан выпрыгнули из джипа, разминая затекшие ноги. Водитель джипа, обращаясь к пожилому, сказал:
       - Знакомься, Махмуд, это наши новые братья. Халид приказал доставить их на базу. Просил сделать это быстро и аккуратно.
      - Если Халид просил, все сделаем во имя Аллаха.
      - Молодой, оказавшийся пилотом самолета, засмеялся и махнул рукой в сторону крылатой машины: - мой верблюд к вашим услугам.
      Когда они подошли к самолету, то увидели, что на его борту действительно нарисован верблюд, точь в - точь, как на пачке сигарет "Кемэл". Через несколько минут они уже были в воздухе, и, сделав крутой разворот, полетели на запад.
      Откинувшись в удобном кресле, Рафик пытался осознать, как все это с ним случилось. Как за несколько дней из простого советского монтажника, бабника и гуляки, он превратился в мусульманского брата, да еще с какими то великими предками. Его даже немного смущало, что он чувствовал на всем пути от Грозного до этого заброшенного аэродрома, какое-то повышенно уважительное отношение к нему, к матери, к маленькому Ахмаду Не понимая языка, на котором говорили окружавшие его люди, не прочитав ни одной строки Корана, он плохо представлял свое будущее. Правда, с языком, ему казалось, проблем не будет.
      До смерти отца в доме говорили на их родном языке и, хотя с тех пор прошло много лет, в памяти постепенно всплывали забытые слова.. Он вспоминал рассказы отца об их происхождении, туманные слова кади в Грозном, и ему начинало казаться, что он попал в какую-то сказку. И Рафу начинало нравиться в этой сказке.
      "Жаль, что Рита не может сейчас видеть меня", - вдруг подумалось Рафику. Но он тут же отбросил мысль о Рите. Он запретил себе думать о ней. - "Теперь у Ахмада нет матери, есть только он, отец, и бабушка Зухра. А Рита осталась в той, прошлой жизни. Она, конечно, классная баба, но перед ним теперь открыт весь мир, а в мире столько классных баб!". На этой сладкой мысли Раф даже задремал и проснулся, когда самолет пошел на снижение. Он посмотрел на часы, - прошло два часа, - потом глянул в иллюминатор - внизу был грунтовый аэродром, справа и слева - горы, а вдоль летного поля длинной цепочкой протянулись низкие однотипные здания.
      Через несколько минут самолет приземлился и подрулил к одному из зданий. Из его дверей вышли несколько человек в одинаковой форме без погон и знаков различия и направились к самолету. Впереди шел высокий, широкоплечий человек с густой черной бородой и злым острым взглядом. Он сказал что-то на гортанном языке, и пилот их самолета тут же зарулил машину в ангар, пристроенный к зданию.
      Чернобородый сделал приглашающий жест и зашагал, не оглядываясь, впереди всей группы к зданию. Когда они подошли ко входу, Хос Мамед с изумлением увидел, что на широкой входной двери грубо нарисован лежащий с гордо поднятой головой серый волк. В отличие от зверя, изображенного в прыжке на воротах их покинутого, казалось навсегда, грозненского дома, этот волк спокойно лежал, как бы ожидая сигнала к прыжку. У Хос Мамеда при виде знакомого изображения стало спокойно на душе, как будто он возвратился домой. Раф с Султаном понимающе переглянулись и вошли в здание.
      Они оказались в комнате, оборудованной, как школьный класс. Столы на трех человек, невысокая кафедра учителя, какие-то портреты молодых людей на стенах комнаты и везде надписи арабской вязью. Чернобородый сел за стол, а на кафедру поднялся незаметный до того человек высокого роста, сухощавый, с военной выправкой. Он внимательно посмотрел сначала на Рафа, потом на Султана и сказал на чистейшем русском языке: "Я приветствую вас в лагере "Исламские волки". В нашем лагере вы пройдете курс обучения всему, что необходимо для успешной борьбы с мировым сионизмом и империализмом. Здесь вы станете настоящими волками ислама. А сейчас послушайте распорядок дня"...
      
      16.
      Ближний Восток. Лето и осень 1973 года.
      
      Распорядок дня в лагере был очень жестким. Подъем в семь часов, молитва, физзарядка с обязательным кроссом по пересеченной местности на пять километров. После этого завтрак, а затем одно занятие сменяло другое: взрывное дело, стрельба из различных видов оружия. Днем - молитва, за молитвой обед, а после обеда - занятия в классе: изучение корана, арабского и английского языков, географии мира с обязательным запоминанием основных авиамаршрутов, рейсов и типов самолетов, бдительности охраны аэропортов. После короткого перерыва занятия в зале по различным видам борьбы с оружием и без него, метание ножей. Даже после окончания занятий покой не наступал. Перед сном надлежало выучить не менее десяти сур корана и помолиться.
      К Рафу и Султану добавили еще четырех молодых ребят арабов, которые вроде бы не понимали русский язык, и вот так группой или, разбиваясь на пары, они проводили вместе помногу часов каждый день. Постепенно Хос Мамед понял, что они находятся на территории Египта в пустынной части Нубийского нагорья, недалеко от Красного моря. Связь с внешним миром осуществлялась только с помощью радио.
      Преподаватели, кроме того, что встретил их в первый день, были арабами. Ни в какие разговоры со своими подопечными они не входили. Короткие боевые команды Раф и Султан скоро научились понимать, к тому же они быстро продвигались в изучении арабского языка. Сухощавый, высокого роста преподаватель с военной выправкой, встретивший их в первый день, сказал на первом занятии: "Меня здесь называют Ванич, и вы зовите меня так. Больше вам ничего обо мне знать не надо". Он обучал их единоборствам и оружейному делу. Для Ванича, казалось, нет незнакомых систем оружия. Но особенно он любил рассказывать о советском оружии и показывать, как с ним работать. Автомат Калашникова в его руках выглядел, как скрипка Страдивари в руках хорошего скрипача. Стрелял Ванич виртуозно. С завязанными глазами он из пистолета Макарова попадал в грудную мишень с расстояния двадцать метров.
      Самым заметным событием на их базе стали летние дни семьдесят второго года. По обрывкам разговоров, суете, которая возникла в лагере, Хос понимал, что в мире происходит что-то важное. Вскоре все разъяснилось. В один из дней в конце сентября чернобородый начальник лагеря собрал их группу в классе, отменив обычные полевые занятия. Вначале он предложил вознести благодарность Аллаху за свершившееся правое дело - уничтожение спортсменов - сионистов на олимпиаде в Мюнхене. После молитвы он деловым тоном подробно рассказал план этой "олимпийской операции", как будто сам его составлял. Он особо остановился на ошибках в действиях мусульманских боевиков, которые привели к потерям. В заключение начальник лагеря сказал, что с сегодняшнего дня будет уделяться особое внимание методам борьбы с врагами ислама в особо трудных условиях при массовом скоплении людей. А через несколько дней на стенах класса появились портреты всех боевиков, участвовавших в Мюнхенской операции.
      Так прошло несколько месяцев. Наступил 1973 год, Местную зиму сменило лето, трава на склонах холмов пожелтела и пожухла.. Раф похудел, кожа его обветрилась, потемнела на горячем солнце. Но, вместе с тем, он чувствовал, что втягивается в эту суровую жизнь. Ранние подъемы и кроссы уже не вызывали боли во всех мышцах, владение оружием и своим телом придавали уверенность и первобытную радость жизни. Руки и ноги сбросили лишний жирок и упруго отзывались на каждое движение. Даже отсутствие женщин в лагере и вообще длительное воздержание в этом плане перестали его угнетать. Просто некогда было думать ни о чем, кроме тренировок.
      А еще через два месяца, в конце сентября, когда зарядили дожди, в один из редких "сухих" дней над лагерем завис вертолет без опознавательных знаков. Видимо, его ждали, потому что появление вертолета не вызвало никакого переполоха. Из вертолета вышел высокий человек в армейской куртке без знаков различия. На голове у него была форменная камуфляжная фуражка, из под которой выбивались русые волосы. Его встречал только Ванич. У вертолета они крепко обнялись и проследовали в преподавательский блок. А через час Ванич объявил, что сегодня вся группа будет демонстрировать свои успехи прибывшему инспектору из центра.
      Ну и наработались они в этот день. Ванич гонял их вновь и вновь по полосе препятствий, автоматные очереди трещали, не умолкая, руки и ноги ныли от прыжков и перекатывания на местности. Приезжий, внимательно наблюдал за каждым курсантом, но Хосу казалось, что его инспектор изучал особенно внимательным колючим взглядом. В заключение в зале демонстрировались контактные поединки. Вначале свою выучку продемонстрировали четверо арабов из их группы. Инспектор молча наблюдал за поединками. Потом Ванич вызвал на татами Рафа и Султана.
      Инспектор наклонился и негромко что-то сказал Ваничу. Тут же раздалась команда: "Султан, отставить!",- потом преподаватель обратился к Рафу, - "Хос Мамед, наш гость предлагает для проверки подготовки померяться с тобой искусством рукопашного боя. Ты готов?"
      Раф окинул взглядом гостя. Они были примерно одного роста, правда, инспектор покрупнее и пошире в плечах. Но отказываться было стыдно, и ,кроме того, Раф в последние месяцы очень поверил в себя. Все его тело было налито злой агрессивной силой. Он согласно кивнул головой, а инспектор, даже не ожидая его согласия, уже стаскивал с себя высокие ботинки и снимал куртку. Ванич опустил поднятую руку и противники шагнули на татами. Они застыли в ожидании команды к началу схватки, и за эти несколько секунд Хос впервые посмотрел прямо в глаза своего соперника. В этих стального цвета глазах было столько холодной ненависти, что на мгновение Хосу стало страшно. Но, услышав сигнал к началу боя, он сжался, как пружина и забыл обо всем, кроме того, чему его учили.
      Вначале они ходили по кругу, выжидая удобный момент для неожиданного нападения. Первым не выдержал Хос. С криком "Алла!" он сделал прыжок с поворотом, намереваясь нанести удар в грудь. Противник взял защиту, контр ударом подсек Хоса и тот оказался на полу. Но он тут же вскочил на ноги и провел два молниеносных удара подряд, которые достигли цели. Инспектор упал на колени, но быстро поднялся, сделал ложный выпад влево, а потом с разворота обрушил на голову Хоса удар правой ногой. Хос упал, и какое-то время лежал неподвижно. К нему бросился Ванич и верный Султан. Хос оттолкнул их, сел, тряхнул головой, с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, приготовился к новой атаке. Но инспектор уже надевал тяжелые армейские ботинки и застегивал куртку.
      - Скажи спасибо, что я снял ботинки, - сказал он по арабски Хосу. В настоящей схватке их снимать не будут, - процедил инспектор и сделал знак Ваничу следовать за ним к выходу. Хос Мамед глядел ему в спину, скрипя зубами от бессильной ярости. Султану, подоспевшему с мокрым полотенцем он сказал по арабски: "Молю Аллаха, чтобы он дал нам еще раз встретиться. Только уже с ножом или пистолетом".
      Ванич с инспектором поднялись на второй этаж и вошли в жилую комнату, инструктора. Комната была обставлена по спартански: узкая койка, письменный стол, шифоньер и тумбочка. Сразу у входа - душ, ванная и маленькая кухонька.
      Инспектор нагнулся к своей сумке и вытащил бутылку "Московской особой" с зеленой этикеткой и поставил ее на стол.
      - Ну, Вадим, ты даешь, - сказал Ванич, он же Василий Иванович Хвостов. Этого я здесь давно не видел.
      - Откуда в вашей глуши такое. Да и у нас в посольстве этого нет, Иваныч. Я эту бутылку из Москвы вез, специально для такого случая.
      - Ну уж и специально! Да, я слышал, ты в Москве женился недавно? Поздравляю! Дочь торгпреда, красавица. Как ей в Каире?
      - Слишком много вопросов, Иваныч. Давай лучше для начала выпьем!
      Василий Иваныч достал из холодильника закуску, выложил ее на меленький кухонный столик, разлил водку по стаканам и сказал: "За встречу на далеком меридиане!"
      Минаев, это был, конечно, он, обвел выразительно глазами стены и потолок кухни. Василий Иванович сделал успокаивающий жест: "Все чисто, сам проверял. Боятся они делать нам подлянку. Пока"
      Они выпили, крякнули, закусили. Хрустя огурцом, Хвостов спросил:
      - Скажи, Вадим, чего это ты пожаловал к нам в такую даль? Насколько я знаю, хоть наши конторы и близки по профилю, но "твоя моя не проверяй". Не будь ты однокашником, турнул бы я тебя отсюда к едреней фене...
      Вадим не отвечая, сказал:
      - Вася, отдай мне этого Хос Мамеда.
      - Как отдай?
      - Ну, как, доведи до вертолета и подсади в салон, а остальное я сделаю сам.
      - Чего он тебе так по сердцу пришелся. Ручаюсь, что ты и видел-то его в первый раз.
      - Это ты прав. В первый раз. Так что, отдашь?
      - Вадик, я не могу его так просто отдать. За ним стоят очень мощные люди. Они раскопали, что этот Мамед потомок какого-то их Карла Маркса и его пасут полдесятка бородатых. Если он исчезнет, - это скандал. А наши с тобой шефы, страх как боятся скандалов в этом регионе. Я здесь уже четвертый год, но впервые видел, чтобы к курсанту привозили в гости мать и сына.
      - Здесь был его сын? - спросил Вадим, задержав на полпути ко рту стакан.
      - Прилетал на день с бабушкой. Такой веселый пацан, лопочет по арабски и по- русски. А знаешь, кто их привозил?
      - Кто?
      - Халид Гаджиев...
      - Знаю. Мюнхенская олимпиада. Захват израильских спортсменов в прошлом году?
      - Да.
      - Ну что ж, значит сегодня - "пусто-пусто". Ничего, доживем до понедельника, - сказал Минаев, вставая.
      - Это что значит?
      - Это значит, что ты здесь совсем отбился от культуры. Кино такое недавно привезли в посольство. Называется "Доживем до понедельника" Тихонов в главной роли. Хороший фильм.
      - Да, где уж нам здесь культурой заниматься. Даже водку выпить не с кем. Одна стрельба.
      - Послушай меня, Вася, услуга за услугу. Я дам тебе хороший совет. У тебя контракт, когда кончается?
      - В конце года.
      - Чутье мне подсказывает, что очень скоро здесь будет много стрельбы...И твои ученики пойдут в дело. А дальше, если победят арабы, мы им окажемся ни к чему. Если их разобьют, что очень вероятно, они сделают нас виноватыми и тоже турнут коленом под зад. Вот такие пироги. Так что подумай насчет контракта. Ну, все. я на вертушку, путь далекий.
      - Прощай, Вадим. Спасибо за совет, я подумаю...А ты ведь чуть не убил этого Мамеда.
      - Тебе просто показалось. Я убью его в следующий раз. Не провожай, пока.
      Сидя рядом с пилотом в вертолете и прокручивая в памяти события этого дня, Минаев оокончательно понял, что Рита никогда не увидит своего сына и может быть, к лучшему, что она не увидит его таким, каким его сделают эти мусульманские братья. Но он знал, что никогда не расскажет ей о своей встрече с Хосом. Тем более, сейчас. Нельзя ей волноваться в таком положении. Будет у них скоро сын и, может быть, это ее успокоит.
      Был вечер 25 сентября 1973 года. В небе зажглись первые звезды, и земля внизу подернулась серой дымкой. До начала войны между Израилем и арабскими странами оставалось ровно десять дней....
      
      17.
      Ближний восток. Октябрь 1973 года.
      
      4 октября 1973 года в лагерь "Исламские волки" прилетел Халид. Раф увидел из окна класса, как его встретили у самолета начальник лагеря с Ваничем, и как после короткого разговора они направились в штабной блок. Вскоре туда вызвали Хос Мамеда. Войдя в кабинет начальника, он увидел Халида, сидящего за столом, над которым было натянуто знамя с изображением волка. Халид в камуфляжной форме выглядел очень строго и подтянуто. Он вышел из-за стола и пошел навстречу Рафу. Они прикоснулись щеками в восточном приветствии, а потом Халид усадил Рафа на низкий диван у стены и сел рядом с ним.
      - Ну, вот и настал твой час, мой мальчик. Ты прошел хорошую выучку и стал настоящим волком. Я надеюсь, что ты готов к любым испытаниям?
      - Готов, абу.
      - Слушай меня внимательно. Через два дня начнется священная война с неверными. С самыми худшими из неверных, с сионистами, которые уже двадцать пять лет живут без спроса на нашей земле. Но эта война - только начало. Мы сбросим их в море, а потом приступим к завоеванию для ислама остального мира. Малые страны мы подчиним или уничтожим. Большие страны, такие, как Россия или Америка, мы захватим постепенно, проникая в их университеты, банки, инфраструктуру. В нужный момент мы разрушим всю их финансовую систему, всю экономику. Мы поселим ужас в их сердцах таким террором, который им не снился в самых страшных снах. И ты, мой мальчик, будешь одним из тех, кто возглавит эту священную войну...
      - Я? - удивленно спросил Хос Мамед, а потом поправился, - Справлюсь ли я?
      Халид улыбнулся, а потом спросил: -Ты помнишь об амулете своего отца, который носишь на груди?
      Раф прикоснулся рукой к амулету, - Конечно, всегда помню.
      - Это не просто цепочка с украшением. Этому амулету двести пятьдесят лет. Его носил на груди наш святой кади. И этот знак всегда передавался от отца к сыну. Твой отец был наследником кади, теперь наследник ты. Это дает тебе власть над правоверными. Каждый, кому ты покажешь этот знак, склонится перед тобой. А если не склонится, ты теперь сумеешь заставить его склониться.
      После годичного исламского воспитания в лагере, под влиянием слов Халида, в душе Хоса просыпалось новое чувство -стремление к безмерной власти над миром. В своих возможностях осуществить эту власть он уже не сомневался. Халид из-под прикрытых век внимательно наблюдал за Рафом, и по губам его скользила довольная улыбка.
      - Завтра рано утром ты получишь деньги, коды и оружие...
      - И в бой! - глаза Хоса загорелись.
      - В бой, но не в тот, который будет здесь, а в другой. Это пока не твоя война. Твоя война должна быть невидимой и беспощадной. Здесь бой будет коротким, и он не главный. Главное - впереди. Скажи, тебе рассказывал отец о тех людях, из-за которых вы бежали из родного дома?
      - Рассказывал, но я забыл. - Хос виновато опустил голову.
      - Не беда. Зато мы не забыли. Завтра вместе со своими документами ты получишь их адреса в Иране. А место, где твой отец пред уходом закопал в землю то, что принадлежит вам по праву, я надеюсь, ты знаешь. - Раф молча кивнул. -Ты должен поменять их местами - твоих врагов и твое наследство. Ты знаешь, как мусульманин должен поступать со своими кровниками? - Глаза Халида хищно сверкнули. - Султан пойдет с тобой и будет с тобой всегда. Меня не ищи, я буду знать, где ты и направлять твою руку. А теперь иди.
      Хос Мамед поклонился и вышел из кабинета с гордо поднятой головой. Вслед ему Халид беззвучно прошептал: "Чтобы стать волком, волчонок должен испытать вкус крови".
      Через две недели в мировую прессу просочилось сообщение о страшном преступлении в районе небольшого городка на севере Ирана. В диком саду давно сгоревшей, заброшенной усадьбы Хос Мамеда Пир заде, сбежавшего в советский Азербайджан сразу после войны, были найдены закопанными по шею в глубокой яме тела братьев Хатами, владельцев небольшого предприятия по выделке ковров. Полиция ведет расследование, но пока не удается выйти на след убийц. Отрабатывается версия убийства на религиозной почве...
      
      18.
      
      Вернувшись поздно ночью под свою "крышу" в торгпредство, Вадим, не заходя в служебные помещения, где с недавнего времени осуществлялось круглосуточное дежурство, поднялся на жилой этаж и вошел, неслышно ступая в их спальню. Горел ночник, лежала на полу выпавшая из рук Риты книга. Рита спала на спине, под легкой простыней. Круглой горкой под простыней заметно выступал живот. Она дышала ровно и спокойно. Вадим хотел выйти так же неслышно, как вошел, и улечься спать на диване в салоне. В этот момент Рита открыла глаза и сказала: "Вадик! Как хорошо, что ты уже вернулся. Я беспокоилась".
      У Риты была такая особенность, просыпаться так, как будто она вовсе и не спала. И тут же она могла продолжать начатый перед засыпанием разговор или продолжать чтение без всякого перехода от сна к бодрствованию.
      - Тебе нельзя беспокоиться, - сказал Вадим, садясь на край их широкой кровати.
      - Мне многое теперь нельзя, но очень хочется играть с тобой в теннис, волноваться, любить, наконец. Я уже почти пол года тебя не любила, а ты все терпишь.
      - Не говори ерунды! Сейчас вся наша любовь - в тебе, внутри. Ты знаешь, что все твои "нельзя" скоро закончатся, и мы будем снова играть в теннис и любить друг друга. Только мы уже будем втроем. - Вадим положил руку на живот Риты. Рита положила свою руку поверх его руки и сказала: - Вот мы и уже втроем.
      - Рита! - очень серьезно сказал Минаев, - Я не хотел тебе заранее говорить, но времени уже не остается. Тебе придется улететь в Москву ближайшим рейсом. "Аэрофлота".
      У Риты округлились глаза. - Мы же решили, что я буду рожать здесь. Ты договорился в госпитале...Я не хочу рожать без тебя!
      - Моя хорошая! Ты же знаешь, что я даже тебе не имею права говорить все. Но тебе не надо быть здесь. Положение изменилось, и в ближайшие дни здесь могут начаться всякие события.
      - Твоя сегодняшняя поездка была связана с этими событиями? Ты сегодня что-то узнал?
      - И сегодня тоже узнал. Но об этом как-нибудь в другой раз. Будь умницей, соберись с силами и приготовь завтра все необходимое к вылету. Твоя мама, Дора Адольфовна, полетит с тобой...
      
      
      19.
      Москва. Октябрь 1973 года.
      Через два дня Рита с матерью были уже в Москве, в большой полупустой еще квартире, которую получил Минаев сразу после женитьбы. Вадим очень торопился возвратиться в Египет, поэтому они не успели ни обставить квартиру, ни обжить ее, и теперь предстояло все это сделать. Но все покупки и замыслы по созданию семейного уюта были на время прерваны, потому что 4 октября Рита родила здоровую девочку весом три с половиной килограмма. В Египет полетела телеграмма, в которой Рита написала: "У нас родилась Ася Минаева. Тчк. Здоровы скучаем по тебе. Тчк. Сын будет следующий раз Тчк Целуем зпт ждем. Тчк. Мы".
      Минаев получил эту телеграмму 6 октября 1973 года, находясь в своем кабинете в посольстве, куда поступала вся информация о начавшемся наступлении египетских войск на позиции израильтян в Синае. Наступление развивалось успешно, и это радовало Минаева, который приложил немало усилий, чтобы подготовить начало войны именно в день еврейского праздника Судного дня, когда народ на молитве, а солдаты - в краткосрочных отпусках. .Понимая моральную слабость египетской армии, он во всех донесениях в центр настаивал на необходимости начала войны именно в день, когда противник менее всего будет готов к отпору.
      Его расчет пока оправдывался. Начали приходить победные реляции и с северо-восточного сирийского направления. Там сирийская пехота при поддержке пятисот танков советского производства атаковала позиции израильской бригады Варака, имевшей в момент начала войны всего пятьдесят семь танков.
      "Если так пойдут дела и дальше, - думал Минаев, - может быть, удастся через пару недель слетать в Москву, чтобы повидать Риту и Васю", - он про себя уже называл дочку Васей, как будто это был желанный сын.
      Но через два дня события приняли совсем другой оборот. Полсотни израильских танков задержали, а потом и уничтожили всю сирийскую танковую армаду. Путь на Дамаск был открыт. На Синайском полуострове дела обстояли еще хуже. После некоторого замешательства израильские войска мобилизовались и отбросили египетскую армию к берегу Суэцкого канала. Это был полный крах многолетней работы советского руководства и его "органов": КГБ, ГРУ и других разведывательных подразделений. Через несколько дней ожесточенных боев, стало ясно, что Израиль выигрывает войну, и Минаев был отозван в Москву.
       Когда самолет пошел на снижение, заходя на посадочную полосу аэропорта Внуково, Вадима почувствовал, как его захлестнула теплая волна при мысли о том, что через час он увидит Риту и Асю, их дочь. Тревожные мысли о своей дальнейшей служебной карьере, он старался загнать поглубже. Колеса ударилась о полосу, по стеклу иллюминатора потекли струйки дождя. Косые на высоте, они на земле стекали по стеклу сплошными струями...
      
      
      
      
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      
      ПО ВОЛЧЬЕМУ СЛЕДУ
      
      ПАВЕЛ
      1.
      Киев. 1981 - 1983 годы..
      Павел Перлин освободился из Лукьяновской тюрьмы в конце 1983 года. Если бы какая-нибудь гадалка два года назад предсказала ему казенный дом, он бы долго смеялся. Но, как известно, "от сумы и от тюрьмы никто не застрахован", и Павлу пришлось испытать справедливость этой пословицы на собственной шкуре. В 1981 году он с отличием закончил английское отделение Киевского института иностранных языков. Перед ним открывалась не очень радужная перспектива преподавателя английского языка в средней школе где-нибудь в Броварах. Но Павла по молодости и легкомыслию мало интересовало, куда именно его приведет дорога учителя. Он не сомневался, что на его шею найдется хомут, но зато три месяца до первого сентября в его распоряжении, без зачетов, без зубрежки, можно делать все, что вздумается.
      Высокий, широкоплечий, кареглазый, с налитыми мышцами, которые угадывались даже под пиджаком, он нравился девушкам. К этому следует добавить, что Павел, или Паша, с ударением на втором слоге, как называли его друзья, обладал редким даром располагать к себе представительниц слабого пола и уговаривать их на поступки, которые они за пятнадцать минут до встречи с ним считали для себя абсолютно невозможными. На вечеринках, после хорошей "поддачи", часто заключались споры, уйдет Паша с вечеринки с новой подругой через десять минут после знакомства или позже. Перлин редко подводил тех, кто ставил на него.
       Ошибся он, как минер, единственный раз, и этот раз стоил ему почти трех лет свободы. Получив диплом и направление на работу в среднюю школу города Черкассы, он решил остаться на лето в Киеве. Благо, из общежития пока, до нового набора, не выгоняли. Он ходил на пляж, лениво приставал там к девчонкам, пил теплое пиво, а по вечерам шел в кино или на танцы в клуб резинщиков, неподалеку от общаги.
      Однажды, от нечего делать забрел в русский драматический театр и с тех пор стал заядлым театралом. Каждый вечер он сидел в уютной ложе театра. В антрактах Паша вальяжно выкуривал сигарету в большой курительной комнате на первом этаже и еще успевал до звонка выпить бутылку пива в буфете. Не то чтобы он так уж полюбил драматическое искусство. Просто Павел без ума влюбился в актрису Киру Чернову, которая в это время считалась восходящей молодой звездой и пользовалась большим успехом у зрителей.
      У Черновой была великолепная фигура, черные, как смоль, волосы, лучистые глаза и легкая походка. И было в ней что-то неуловимое, что делает женщину желанной, независимо от её внешности. Позже это стали называть сексапильностью, но тогда в кругу друзей Павла такого слова еще не знали .
      Начав просмотр спектаклей с участием Черновой по второму кругу, Павел, не привыкший к длительным осадам, решил брать крепость штурмом. Вечером этого знаменательного дня, выпив в антракте вместо обычного пива сто граммов коньяка, он после спектакля, под прикрытием огромного букета роз, проник за кулисы и постучал в дверь гримуборной Черновой.
      - Войдите, - ответил звонкий голос.
      Павел вошел в маленькую комнату, в которой, кроме двух стульев и гримерного столика с зеркалом, ничего не было. На столике Павлик заметил фотографию пожилого красивого мужчины, у ног которого лежал огромный пятнистый дог. Лицо мужчины показалось Павлу знакомым, но он не стал вспоминать, откуда.
      Павел положил букет роз к ногам актрисы и опустился пред ней на колено.
      - Принцесса! Королева! Разреши мне быть твоим слугой до конца моей жизни, и каждый день приносить к твоим ногам цветы, - актерским голосом произнес Павлик заранее приготовленную фразу.
      Кира, ничуть не удивившись его появлению, фыркнула, и сказала:
      - Напомните мне, из какой пьесы эта фраза, и какова моя роль в ней, чтобы я могла подать свою реплику. И встаньте с колена, здесь пол не такой чистый!
      Паша поднялся с колена и уже обычным голосом сказал:
      - Кира! Я очарован вами.(это был правда). Я влюбился первый раз в жизни (это была ложь). Я умоляю вас сегодня поужинать со мной в ресторане "Театральный" Причем, я готов нести вас до ресторана на руках (ресторан "Театральный" находился в двух кварталах выше по улице Ленина).
      Кира удивленно подняла брови, взмахнула своими огромными ресницами и...согласилась. Устоять перед ласковым и нежным напором Павлика было невозможно. Они вышли на Пушкинскую через служебный выход из театра и, повернув налево за угол, медленно направились вверх по Ленина к гостинице "Театральная", в первом этаже которой помещался любимый актерами ресторан. Там кормили недорого и вкусно, Перлин на последнем курсе подрабатывал переводами и мог себе позволить пригласить девушку в ресторан.
      Они просидели до закрытия. О чем говорил Павел Кире, можно только догадываться. Но говорил он весь вечер. Кира курила и смотрела на него своими огромными глазами, затененными мохнатыми ресницами: сначала иронично, потом удивленно, а потом восхищенно. Выйдя из ресторана, они медленно проделали обратный путь. Выяснилось, что Кира, - дочь очень знаменитого актера. Павел догадался, что на фотографии, которая стояла у Киры в гримерке, запечатлен ее отец. И еще она сказала, что живут они в большой квартире в доме актеров, примыкавшем к зданию театра.
      Закончила она свой рассказ, когда они остановились у входа в этот дом. Был изумительный июньский вечер, свечи каштанов казались развешанными по деревьям волшебными фонарями,. "Было бы странно, - подумал Павлик, - если бы меня не пригласили сейчас на чашку кофе" И Кира пригласила его зайти на чашку кофе. Когда открылись двери квартиры, из темноты прихожей раздалось глухое рычание. Кира зажгла свет, и Паша с ужасом увидел огромного пятнистого дога, который, встав на задние лапы, передние положил на плечи хозяйке и лизнул ее в щеку.
      - Ой, я забыла тебе сказать, что у меня есть друг и защитник. Познакомься, его зовут Лорд. Папе его подарили еще щенком какие-то поклонники.
      - А где сейчас наш папа? - спросил Павел.
      - Его пригласили в Москву, и они уехали с мамой. Пока на один сезон.
      Павлик опасливо обошел Лорда и вошел в гостиную. Собака ходила за ним по пятам, принюхиваясь и приглядываясь. Когда они пили кофе, она лежала у ног Киры, а во время танца под музыку из последнего спектакля Киры, записанную на магнитофон, Лорд следил своими желтыми глазами за каждым движением Павла. Потом Кира пошла в душ и позвала собаку в прихожую. Там она обняла Лорда за шею, и что-то зашептала ему на ухо...
      Когда они уже оказались в постели, Лорд, тяжело вздохнув, улегся на полу со стороны Киры. Если он видел и слышал все, что происходило потом, то никому никогда об этом не рассказывал. А Павел, наслаждаясь прекрасным телом Киры и шепча ей в ухо сладчайшие слова, не мог даже предположить, что этот пятнистый Лорд вскоре перекорежит всю его жизнь
      
      ***
      
      Проснувшись утром, Павел обнаружил, что Киры рядом нет. На ее подушке лежала записка: "Я ушла по делам и на репетицию. Спасибо за чудесную ночь. Буду к трем часам. Лорд тебе все покажет. Целую, К.". Когда Павел поднялся с постели, Лорд подошел к нему, обнюхал, а потом застучал когтями по паркету и оглянулся, как будто приглашал с собой. Вдвоем они пришли в ванную. Лорд уселся на пороге, а Павел обнаружил на полочке еще одну записку: "Павлик! В стаканчике новая зубная щетка. Полотенца на вешалке. К моему приходу будь чистым и нежным., Я тебя люблю... Кажется. К.".
       Павел усмехнулся и принялся чистить зубы. Свободной рукой он включил маленький приемник, стоявший на полке. Передавали последние известия. Краем уха Павел уловил, что две недели назад террористом Али Агджи было совершено покушение на Римского Папу Иоанна Павла второго. Папа остался жив, ведется следствие. "Возможно, за этим покушением стоят радикальные исламистские группы, входящие в бригаду под названием "Серые волки"...
      Павел закончил утренний туалет и вышел в кухню. Накрытые салфеткой, на кухонном столе стояли бутерброды, банка с импортным растворимым кофе, сахарница и чашка. К чашке была прислонена записка: "Жди меня и я вернусь. Только очень жди..."
      Он подумал было написать Кире записку на английском языке, чтобы щегольнуть своей профессией, но потом решил, что сначала выпьет кофе, и поставил чайник на плиту. В кухне тоже был приемник. Паша включил его. Снова передавали про покушение на Папу Римского и про "Серых волков".
      "Что они, с ума сошли с этим покушением?, - подумал Паша, - Какие-то серые волки бегают по миру, не хватает только Красной шапочки!" Он не мог тогда знать, что красная шапочка тоже существует и ходит во второй класс московской школы с усиленным преподаванием английского языка.
      
      2.
      Один приятель Перлина, старше его на несколько лет, с высоты своего опыта учил Пашу, что позиции мужчины в сердце женщины становятся прочными с того дня, когда она позволяет оставлять в своем доме его домашние тапочки.
      С момента, когда комнатные тапочки Перлина прочно утвердились в квартире Киры, для него началась райская жизнь. Павел просыпался поздно, а Кира уходила рано, не забыв оставить завтрак и любовную записочку. Он вставал, завтракал и шел гулять с Лордом. Потом валялся на тахте с книжкой в ожидании прихода Киры.
      Но в один далеко не прекрасный день все закончилось до обидного просто и нелепо. Кира безумно любила Лорда, а отец по ее словам вообще в собаке души не чаял. Когда он звонил Кире по телефону из Москвы, то первым делом спрашивал, как Лорд, а потом, как Кира. Разрешив Паше выгуливать Лорда, Кира тем самым, как бы давала ему понять, что это уже следующая ступень после домашних тапочек, что он совсем свой. Единственное, о чем она строго настрого предупредила Павла, что Лорд почему-то с детства ненавидит кошек. Стоит ему завидеть кошку, он срывается с поводка и мчится за ней, не разбирая дороги.,
       Паше казалось, что они подружились с собакой и что Лорд никогда и ни в чем его не подведет. Поскольку дом, где жила Кира, находился в самом центре города, Павел выводил Лорда за два квартала в маленький садик на углу Прорезной и Пушкинской. Там он снимал поводок, и Лорд делал свои дела, обнюхивая все деревья и помечая колеса автомобилей...
      Позже Павел никак не мог вспомнить, откуда взялась эта кошка. Он ее даже не увидел, только услышал короткий рык Лорда, а дальше поводок вырвался из руки, и черные пятна собаки замелькали уже где-то внизу Прорезной, на углу Крещатика. Павел бросился вслед, крича "Лорд, Лорд! Ко мне!". Но он не успел. Подбегая к перекрестку, он услышал глухой удар и жалобный, какой-то детский визг Лорда. Мгновенно собралась небольшая толпа, которая быстро росла. Павел растолкал людей и увидел Лорда в луже крови под колесами "Москвича". Хозяин машины, молодой человек в очках, с побледневшим лицом, кричал, обращаясь к толпе: "Безобразие! Отпускают таких псов бегать по городу! Вы все видели, как он бросился под колеса! Где хозяин!?"
      "Я хозяин! - крикнул Паша, и с ходу врезал в зубы водителю машины. Он опрокинул его на капот и начал колотить головой о лобовое стекло. Люди оттащили Павла от хозяина "Москвича". Через толпу протискивался милиционер...
      Трое суток Перлин просидел в КПЗ в большом доме, что рядом с памятником Богдану Хмельницкому. Против Павла было возбуждено уголовное дело по обвинению в "создании аварийной обстановки на дороге, которая могла повлечь за собой тяжкие последствия, и злостное хулиганство с нанесение побоев". На первом же допросе он, конечно, рассказал, чью собаку выгуливал. Он надеялся, что Кире сообщат, о происшествии, и она сможет выручить его.
      Через три дня Перлина отпустили под подписку о невыезде. Удивляясь, что за это время Кира не дала о себе знать, он, не заходя в общежитие, отправился к ней, чтобы вымолить прощенье. Дверь ему открыл мужчина, в котором Павлик сразу узнал человека с фото в гримерке у Киры. Чернов, отец Киры, тоже видимо понял, кто перед ним. Они минуту стояли, глядя друг на друга, а потом Чернов театральным жестом поднял руку и сказал: "Вон отсюда! Убийцам не место в моем доме!" - и захлопнул двери. Павел мог бы поклясться, что Кира в это время была в квартире.
      И Перлин ушел навсегда. Он долго бродил по городу, потом поехал на их пляж и сел у воды на песок. В мозгу шевелилась мысль о том, чтобы шагнуть в воду и идти по дну, пока вода не накроет с головой. День был пасмурным, вода - серая и неприветливая и Паша подумал, что топиться приятнее в хорошую погоду. Зато у него появилась другая идея. Он отряхнул брюки и зашагал к метро. Павел вспомнил, что в фойе театра в ряду актерских портретов висит прекрасный портрет Черновой. Он решил похитить этот портрет сегодня же ночью. Кира, конечно, поймет, кто это сделал, поймет, как он к ней относился, и кого она потеряла.
      Прямо с пляжа он отправился в общежитие. В связи с каникулами там было почти пусто. Все разъехались на каникулы по домам. Павел переоделся, взял остаток денег из потайного места в тумбочке и отправился в ресторан "Динамо". Заказал хороший обед с коньяком, потом долго смаковал кофе, обдумывая способы проникновения в театр и предвкушая, как удивится Кира, увидев пустую рамку.
      Поздно вечером, когда актеры уже разошлись из театра, он подошел к служебному входу, поздоровался с вахтером, который его узнал, и сказал, что Чернова просила забрать кое-что в гримерке. В руках у Перлина была сумка, в которой лежала монтировка, молоток и фонарик. В фойе горело тусклое ночное освещение. Павел подошел к портрету своей бывшей подруги и приступил к делу. Портрет был крепко закреплен на стене, пришлось использовать инструменты. Вставив в зазор монтировку, Павел осторожно застучал молотком. Портрет начал отделяться. В этот момент сзади послышались шаги. Павлик обернулся, к нему приближались вахтер и два милиционера.
      Ему бы остаться на месте, а он побежал на второй этаж. У входа на балкон первого яруса милиционеры его догнали и начали выкручивать руки. Он вырвался, в руках у него оставалась монтировка, и он ударил ею милиционера по голове. Милиционер упал, и тогда его напарник выхватил пистолет. Павел бросил монтировку и опустился на пол, закрыв лицо руками.
      Потом был суд. Дело с хулиганским поступком и ограбление театра с нападением на милиционера "при исполнении" объединили, и Павлу Перлину дали три года тюрьмы.
      
      
      
      3.
      Выйдя из тюрьмы, Перлин доехал трамваем до вокзала, сел в ближайший поезд и укатил в Винницу в родительский дом. Пока он отбывал наказание, умер от сердечного приступа в 49 лет отец. Мать сразу постарела, сгорбилась и стала похожа на свою мать, бабушку Павла, какой он её помнил. Теперь вся её жизнь сосредоточилась на сыне. Немного отдохнув и отъевшись, Павел попытался устроиться на работу.
      Со справкой из тюрьмы о работе учителя в Виннице нечего было и думать. Переводы попадались только случайно, и Павлу стало казаться, что теперь уже долго ему идти вдоль по черной полоске и никак ее не пресечь. Но однажды летом, он встретил в городе свою бывшую одноклассницу Ирму Верник, дочь известного винницкого профессора. Она с пятого класса сильно и безнадежно была влюблена в Павлика, а он не обращал на нее никакого внимания. В школе она была "тощей селедкой", а теперь превратилась в интересную стройную молодую женщину, одетую по последней моде. Импортная косметика была нанесена в нужном количестве на нужных местах.
       Паша решил, что небольшое приключение будет хорошей местью Кире за предательство и отлучение от тела и души. В общем, он не долго раздумывал, и через два дня перебрался в однокомнатную квартиру Ирмы в Вишенках, новом районе города. Эту квартиру приобрел для нее отец, чтобы девочка могла жить своей жизнью. По просьбе Ирмы профессор Верник устроил Павла работать санитаром на Скорой помощи.
      Жениться Перлин на Ирме не собирался, а жизнь с ней его вполне устраивала. Сытно, зажиточно, красиво. Но у Ирмы были далеко идущие планы. Первый этап - приобретение "Жигулей" шестой модели за деньги папы и благодаря его связям. Легко уговорив папу, она объявила Павлу, что "Жигули" это папин свадебный подарок. А раз так, должна быть свадьба, и как можно скорее, потому что невеста, кажется, чуть-чуть беременна. Под натиском этих аргументов Перлин сдался. Весной 84 года была свадьба, и на капоте белоснежной шестерки гордо восседала пластмассовая кукла в розовых и голубых лентах с выпученными стеклянными глазами. Только с беременностью вышла неувязка. Ирма вскоре сообщила близким, что признаки были ошибочными, и беременность откладывается до следующего раза.
      Так прошел еще год без печали, но и без особенных радостей. У Ирмы появились претензии к мужу. Как выяснилось, он совершенно не умел готовить еду, очень неохотно гладил белье и мыл посуду. Она же к этим заботам с детства не была приучена. У Павла к ней тоже были свои претензии. В дополнение к неспособности вести домашнее хозяйство она через три месяца после свадьбы совершенно потеряла интерес к их интимным отношениям Это было странным, потому что Павел, имея определенный опыт, понимал, что с его стороны все в порядке. Но если женщина в самый ответственный момент вдруг говорит: "надо бы побелить потолок в комнате...", никакого соития не получается.
      Сразу после тюрьмы Павла устраивал этот однообразный и скучный секс, но со временем он превратился в тяжелую работу. Куда-то исчезли все ласковые слова, говорить которые раньше он был большой мастер. А Ирма кроме слов: "ну, давай!" и "ну, еще!" и замечаний о ремонте потолка или дивана вообще в постели ничего не говорила. И он "давал", как будто колол дрова.
      Немного отходил Павел только на работе. Он продолжал трудиться санитаром на скорой помощи, но, благодаря своей природной любознательности, мог уже сам сделать кардиограмму, внутривенное вливание и другие манипуляции. Отец Ирмы, получая самые лучшие отзывы о санитаре Паше, не мог нахвалиться своим зятем и советовал ему поступить в медицинский институт, где профессор Верник заведовал кафедрой кардиологии. Откровенно говоря, Павлу было лень снова садиться за зубрежку, и он каждый раз увиливал от решающего разговора с тестем. Другое дело работать санитаром. Отпахал смену, ночную смену, "раздавил" со своим доктором Аликом заранее припасенный шкалик с спиртом, поспал несколько часов и целый день свободен, можно валяться на диване и читать Чейза.
      Но скоро все покатилось совсем в другую сторону. Началось с того, что профессор Верник решил переселить детей в центр города, поближе к себе. Для этого он задумал сложную комбинацию, в которую входило отселение жильцов смежной квартиры, объединение двух квартир в одну пяти-комнатную квартиру и переселение детей под родительское крылышко. Профессор думал, что его авторитет в городе сыграет свою роль, а главное, излеченные им от инфаркта влиятельные люди не посмеют отказать в такой "мелочи", как оформление всех этих манипуляций с квартирами. Но они посмели. Может быть, решили, что им инфаркты больше не грозят, может быть, появились в городе молодые и не столь амбициозные врачи - в общем, заведующий кафедрой мединститута, член приемной и экзаменационной комиссий, профессор, Верник получил "отлуп", как классифицировал это событие Павел.
      Первый секретарь обкома, излеченный в свое время Верником, был в длительной командировке на Кубе, а второй, по молодости лет, еще не был озабочен сердечными болезнями и каждое утро пробегал трусцой мимо окон профессора Верника. Провожая взглядом его длинную худую фигуру, профессор думал: "Ничего, голубчик, добегаешься и ты до инфаркта. Только уже некому будет ставить тебя на ноги...".
      Обиженный на власть профессор твердо решил уехать со всей семьей в Америку. После некоторой порции традиционных мытарств, к удивлению всего винницкого еврейского и нееврейского истеблишмента, семьи Верника и Перлина отбыли на ПМЖ за океан.
      
      4.
      1989 год. Ближний восток. Каир
      
      Абу Ахмад, Хос Мамед, или просто Мамед - всё это были имена одного и того же человека, в прошлой жизни носившего имя Рафика Хосмамедова. Этот человек сидел в офисе "Всемирного исламского совета" в Каире. Во рту дымилась тонкая черная сигарета. Перед ним стояла чашка остывшего кофе. На стене кабинета было растянуто зеленое знамя с изображением волка в прыжке с оскаленной пастью, через окно в ярко синем мареве неба виднелись минареты, устремленные ввысь, как баллистические ракеты наземного базирования.
      Больше десяти лет прошло с того времени, когда Хосмамедов, благословенный Халидом Гаджиевым, стал Хос Мамедом и начал свой путь по дороге войны со всем немусульманским миром за исламские ценности. За эти годы он сделал очень много. Во-первых, завершил семейные дела, выкопав припрятанные отцом ценности и закопав по горло в землю на том же месте врагов своего отца и своего рода. Потом были захват самолета в Сомали, потом попытка двух бойцов из его бригады "Исламские волки" передать на борт израильского самолета сувенирный магнитофончик со взрывчаткой.
      Пользуясь связями, и деньгами, которыми его снабжал Халид, он во всех странах Ближнего Востока создавал группы мусульманских братьев, базы оружия, тренировочные лагеря. Он направлял исламских братьев туда, где после их прибытия, взрывались самолеты и автомашины, посольства и эсминцы, лилась кровь христиан и иудеев. Иногда он объявлял всему миру о своей ответственности за содеянное, иногда - не объявлял. При этом он не руководствовался никакими моральными критериями, - только интересами своего ремесла.
      Мамед оторвался от воспоминаний и нажал кнопку под столешницей. Вошел Султан, который прошел с Мамедом весь путь от Грозного и лагеря "Исламские волки" до этого офиса. Они расстались только на три года, которые Султан по настоянию Мамеда учился в багдадском университете. Террор стал очень технологичным, и Хос Мамеду нужен был человек, который разбирался бы во всех этих зарядах, эквивалентах, радиоуправлении и лазерном наведении.
      Учиться дальше, и получать следующую степень степень Султан не собирался, ему было достаточно знаний, полученных за два года, и он без всякого сожаления бросил университет и вернулся к Хос Мамеду, став его доверенным лицом, главным инженером и главным телохранителем. Все, что взрывалось в эти годы в Ливане, Израиле, Сомали - было придумано Султаном. Он гордился тем, что у него уже была своя школа, свои ученики.
      Султан остановился, наклонив голову перед шефом. - Звал?
      - Звал, садись. Я хочу получить подробный доклад, что на самом деле происходит сейчас в Бейруте. Я не верю официальным докладам Абу Аллы. Он большой лжец и слишком любит деньги. Поэтому мне нужен отчет нашего человека, которому мы платим деньги за то, чтобы он знал все, что делает Абу Алла.
      - Хорошо, - лаконично ответил Султан.
      - И еще я хочу, чтобы ты отправился в Багдад и выяснил, какие там настроения среди наших братьев. По дороге заедешь к Ахмаду, поклонись маме Зухре, а сыну передай вот это, - Мамед вынул из ящика стола черную сафьяновую коробочку и передал ее Султану. Все, иди и будь все время на связи.
      - Рафик- сказал тихо Султан, - тебя ищут.
      - Кто?
      - Минаев.
      - Он меня ищет давно, еще с той схватки на татами в лагере. Помнишь? - Султан молча кивнул. - А знаешь, почему он меня ищет?
      - Нет, не знаю.
      - Тогда и я не знал, а теперь знаю. Он женился на бабе, которую я трахнул еще в Грозном, когда работал на стройке. - Мамед, превратившись на мгновенье в Рафика, хрипло рассмеялся, - и до сих пор не может мне простить, что я его опередил. Хорошая была баба! Дочке ее сестричке нашего Ахмада сейчас десять лет, - Рафик снова рассмеялся... - Не будь Минаев подполковником КГБ, он давно уже висел бы у нас с крюком в боку. Но пока еще рано ссориться с нашими бывшими земляками. Они нам дают оружие, деньги, помощников, вроде Минаева...Но и высовываться им напоказ тоже ни к чему, пора начинать свою игру....А если он так хочет меня найти, я могу ему помочь...Ну иди, Аллах с тобой.
      Минаев действительно охотился на Мамеда по всему Ближнему Востоку. Пустив в ход все свои легальные и нелегальные связи в арабском мире, Минаев почти сплел сеть и приготовил капкан, но Хос Мамед ушел. Лег в какое-то логово, а потом вроде бы отошел от активной деятельности, появляясь только в качестве инспектора на различных базах подготовки террористов в Саудовской Аравии, Египте, Ливии.
      Номинально все эти базы находились тогда в сфере влияния Советского Союза, но фактически власть все более переходила в руки различных исламских группировок. Последнее время руководство Комитета решило, что Хос Мамед полностью вышел из сферы их влияния и ведет самостоятельную игру. Этого они допустить не могли, и, вспомнив о легальных связях Минаева в арабском мире, поручили ему "охоту на волка", как называл Вадим это задание.
      Во время этой охоты подполковник Минаев иногда переставал понимать, кто кого ловит. Это было, как в старинной восточной гравюре- две змеи, каждая из которых заглатывает хвост другой. Минаев побывал даже на базе "Исламские волки", где Мамед когда-то проходил обучение. Василий Иванович там давно уже не работал. По совету Минаева он вовремя унес ноги, и они теперь служили в одной конторе, правда, в разных управлениях.
      А начальником лагеря был все тот же высокий, широкоплечий араб, только борода его, когда-то черная, поседела. Лагерь расширился, появились новые корпуса, новый тир, стадион. Начальник принял Минаева в том же кабинете, в котором Гаджиев напутствовал Мамеда десять лет назад.
      Минаев представил отличные рекомендации от египетских друзей, кроме того, был еще телефонный звонок начальнику лагеря. Они оба сделали вид, что до этой встречи не видели друг друга. Выпили кофе, потом Минаев сказал:
      - Мне один очень верный человек посоветовал обратиться к тебе за помощью.
      - Всегда рад помочь нашим русским друзьям, - ответил собеседник, закуривая американскую сигарету.
      - Нужен специалист для разработки и выполнения очень ответственной операции. Заканчиваться эта операция должна захватом самолета одной из европейских авиалиний. Человек нужен надежный, умелый и обладающий большими возможностями. Я знаю, такой учился когда-то в твоем лагере.
      - В моем лагере училось много воинов ислама.
      - Ты должен его помнить. Он был не простой воин. При выходе из лагеря ему дали имя Абу Ахмад, еще он известен под именем Хос Мамед.
      Начальник лагеря пожевал сухими губами, потом поднял глаза к потолку, как будто пытался вспомнить. Помолчав, он сказал: - Хос Мамед отсюда давно улетел, и летает теперь очень высоко. Один Аллах может знать, где он сейчас.
      - Я знаю, что он взлетел высоко. Орлы тоже высоко летают, но иногда они садятся передохнуть. Где он?
      - Только из уважения к людям, пославшим тебя, я скажу: отправляйся в Тегеран, в этом благословенном всевышним городе приземляются все честные мусульмане. Говорить больше было не о чем, и Минаев распрощался со стариком.
      
      5.
      Султан возвратился в Каир через две недели и положил на стол Хос Мамеда микро кассету с записью своих разговоров в Бейруте и Багдаде, а также обычную кассету, на которой записал послание Ахмада отцу. Кассету сына Мамед положил во внутренний карман пиджака, а запись разговоров бросил обратно в руки Султану и сказал: коротко - "Включи!".
      Султан вставил кассету в деку, стоящую на приставном столике, и хотел выйти из кабинета, но Мамед задержал его. - "Садись, послушаем...". В мини динамиках раздались голоса агента бригады "Исламские волки" в Ливане и еще одного человека, которого собеседник называл уважаемый Афаль Махмуд.. Разговор велся на арабском языке. Прослушав внимательно запись, Мамед выругался и воскликнул: "Ишаки левантийские! Снова, как в Сабре. Мы зажгли фитиль, а они струсили и не смогли раздуть настоящий огонь".
      - Мы тогда думали, что евреи вмешаются в эту кашу и начнется общий шахсей-вахсей, - вставил Султан, - но хитрый Шарон спутал нам все карты.
      - Сейчас там нет Шарона, Хесбола, вроде, контролирует ситуацию, и все равно наши братья ничего не могут сделать. Я думаю, в этот раз не обошлось без Сирии, без Асада. Этот старый лис получает удовольствие от того, что в последний момент путает карты. Теперь надо начинать все сначала.
      Мамед встал и заходил по комнате. Остановился у окна, глядя на минареты и, не поворачиваясь, негромко заговорил: "Я хочу, чтобы в Ливане реальная власть была в наших руках, и мне все равно, как она будет называться. Она должна быть исламской и не просто исламской, а принадлежать нашей "Бригаде". Мы никогда не дадим Абу Алле или кому-нибудь другому воспользоваться плодами нашей работы. А с палестинскими беженцами мы ему поможем. Пусть в сионистском государстве не думают, что они будут жить спокойно....Меня не будет несколько дней. Все, свободен".
      Дверь бесшумно закрылась за Султаном. Мамед подошел к столу, вставил обычную кассету в магнитофон и замер, слушая горячую речь Ахмада.
      Ахмад, сын Мамеда получил великолепное образование и такое же религиозное воспитание. Как только он подрос, их с бабушкой Зухрой перевезли в Тегеран и поселили в небольшом, неприметном снаружи доме на окраине города. Внутри дом оказался очень удобным: несколько больших комнат, увешанных коврами и уставленных низкими мутаками. Неслышная и почти невидимая то ли прислуга, то ли охрана повиновалась любому знаку Зухры.. Дом окружал сад, пред домом голубым блюдцем застыл бассейн. Высокие стены отгораживали усадьбу от шума и посторонних глаз.
      С семи лет к Ахмаду начали приходить учителя. Его учили арабскому языку, английскому и русскому, но самой главной книгой был коран. Ахмад должен был выучивать в день не менее десяти сур корана и совершать пять молитв в день. Зухра строго следила, чтобы этот урок неуклонно выполнялся. Через три года Ахмад знал коран назубок. Приходил к нему учитель по боевым единоборствам, и эти уроки мальчик любил больше всех других. Ахмад был способным в учении и физически развивался очень быстро.
      К шестнадцати годам это был рослый красивый юноша, черноволосый, черноглазый, с пушком над верхней губой. Немного портил внешний вид левый глаз, который слегка косил. Зухра даже как-то потребовала, чтобы Ахмада осмотрел офтальмолог. Но врач, внимательно обследовав глаза, сказал, что исправить такое косоглазие возможно только оперативно, но делать это он не советует, так как эта операция может повлиять на остроту зрения. "С другой стороны, - сказал врач, - когда воин целится, левый глаз он все равно закрывает".
      Всем был доволен Ахмад в жизни. Одно только его печалило - не удавалось проводить с обожаемым отцом столько времени, сколько бы ему хотелось. Мамед приезжал к сыну и матери редко и ненадолго. Но эти дни запоминались Ахмаду на всю жизнь. Отец рассказывал ему о его деде, великом и знатном человеке, об их родовом поместье, которое он восстановил и в которое обязательно обещал свозить Ахмада. Только о матери Ахмада они никогда не говорили. Однажды, когда ему было лет десять, Ахмад спросил у отца, где его мать. Мамед потемнел лицом и сквозь зубы ответил: - Нет у тебя матери. Забудь это слово. Есть аллах, я и бабушка Зухра..
      Бабушка Зухра, действительно, заменила Ахмаду и мать, и наставника, и духовного воспитателя. В преданности исламу она была неутомима и непреклонна. Мамед считал, что Ахмаду следует поступить в Каирский университет и продолжить свое образование. Но Зухра настаивала на том, что внук созрел для более важных дел, чем учеба в каком-то там университете, и требовала от Мамеда, чтобы он приобщил сына к своим святым делам.
      Как всегда, Зухра победила, и в пятнадцать лет Ахмада должны были доставить на самолете в лагерь "Серые волки", тот самый, в котором получил "образование" его отец. Там в течение двух лет под присмотром преподавателей и инструкторов арабов, французов, американцев Ахмад должен был получить высшее образование, необходимое для солдата бригады "Исламские волки".
      Накануне отлета Мамед и Ахмад сидели на окраине Тегерана в одном из маленьких ресторанчиков, который принадлежал доверенному лицу Мамеда. Рядом с их столиком, но в некотором отдалении, размещались два столика, за которыми сидели молодые ребята и девушки и слушали негромкую музыку. Мамед не сомневался, что это их охрана.
      Напутствуя сына перед дорогой, Хос Мамед говорил ему: "Наконец, ты вырос и созрел для того, чтобы начать подготовку к главному делу нашей жизни. Запомни одно: у нас никогда не может быть мира с неверными. Наша борьба не знает компромиссов. Наша цель - полная победа. Нам часто говорят, что в нашем святом Коране нет ни слова о войне, и поэтому мы не должны быть столь агрессивны. Но в Коране нет ни слова и о мире, и поэтому мы будем воевать за утверждение ислама на всей планете. И еще одно. Помни, что где бы ты ни был, я всегда буду для тебя опорой и защитой. А теперь - в дорогу!".
      Хос Мамед поднялся, за ним поднялся Ахмад. Отец и сын обнялись, потерлись щекой друг о друга, и Ахмад направился к выходу из ресторана. Вслед за ним вышла молодая пара, сидевшая за одним из столиков. На улице заурчал мотор, взвизгнули шины, и джип Ахмада с места набрал скорость. Мамед проводил машину глазами, а потом зашел к хозяину ресторана - резиденту исламской бригады в Тегеране, чтобы дать ему новые инструкции.
      
      6.
      Той же ночью Хос Мамед возвратился в Каир. Ибрагим, водитель и телохранитель, встретил хозяина у трапа самолета. Взял из рук сумку и, отстав на два шага, последовал за Хос Мамедом к стоянке машин. Через полчаса бронированный "Мерседес" бесшумно подкатил к воротам виллы. Ибрагим нажал кнопку на приборном щитке, и ворота плавно отворились. Машина проехала еще метров сто по гаревой дорожке к белоснежному двухэтажному зданию. Еще одно нажатие кнопки, и открылись ворота внутреннего гаража. Мамед вышел из машины и лифтом поднялся на второй этаж. В холле его уже ждала Лайла. Лицо ее было открыто и Мамед, как всегда, отметил, что черты его безупречны. Смуглая матовая кожа гармонировала с черными, как каирская ночь, волосами. Глаза сверкали, подобно двум агатам в обрамлении огромных ресниц.
      Лайла была моложе мужа на десять лет. Халид Гаджиев, отдавая племянницу в жены своему воспитаннику, решал этим несколько задач. Лайла связывала их отношения с Мамедом в тугой родственный узел. Кроме того, она стала ушами и глазами Гаджиева в доме Хос Мамеда. Может быть, быстро убедившись, что это именно так, Мамед потерял к ней интерес, как к женщине. Но в эту минуту она была только мусульманской женой. Хос Мамед устало опустился на низкий диван, а Лайла, став на колени, расшнуровала и сняла ботинки с ног Мамеда и начала массировать ступни.
      - Хватит, - строго сказал Хос Мамед, - пойди, пришли сюда Аллу.
      Лайла легко поднялась с пола и, поджав губы, вышла. Почти тут же вошла Алла - стройная блондинка, на вид совсем молодая с белоснежной кожей и ясными зелеными глазами. Она остановилась перед сидящим Мамедом, сложила на груди руки и покорно наклонила голову. Мамед залюбовался ее фигурой, выражавшей одновременно и покорность, и чисто женский вызов.
      "Да, - думал Мамед, - восточные женщины этого лишены. Только славянки, даже заарканенные, умеют покоряться так гордо, что начинает казаться, будто каждый раз ты их снова завоевываешь". Алла была его рабыней, купленной Султаном на подпольном рынке славянских рабынь в Александрии. Как многие русские девушки, она, оставив трехлетнего сына на попечение родителей в подмосковном Звенигороде, откликнулась на объявление поработать заграницей на выгодных условиях гувернанткой в порядочной семье. Заграница обернулась дрянной гостиницей около центрального рынка в Александрии, а порядочная семья - толпой таких же, как она, невольниц и охранников, отбирающих на каждую ночь девушек по своему желанию и усмотрению. Тех, кто сопротивлялся, избивали и наказывали голодом .В этой "семье" Алла прожила всего неделю. Поняв, куда она попала, Алла горящими спичками сделала себе ожоги на лице, и это спасло ее от потных, грязных рук охранников. Зоркий Султан, невзирая на пятна на лице, высмотрел именно ее и, выкупив по поручению Мамеда, привез на виллу.
      Этому предшествовал разговор Мамеда с Султаном.
      - Султан, - спросил как-то Мамед, - тебе не кажется, что Лайла проявляет излишний интерес к нашим делам?
      - Ты не давал мне задания наблюдать за ней, но если это так, сделай мне только знак и....
      - Не могу. Старый черт еще в силе. Он нам нужен. Лучше сделай вот что. Присмотри мне рабыню, славянку, не старше двадцати двух, блондинку, с хорошей фигурой. Ну, в общем, ты знаешь, на кого она должна быть похожа.
      - Знаю. Никак не можешь ты ее забыть.
      - Забыть могу, но приятно иногда вспоминать... Да...Еще вот, что. У этой рабыни должен там, в России оставаться ребенок, на таком поводке можно удержать любую бабу.
      Султан выполнил все указания Мамеда, и Алла, соответствующая всем заказанным параметрам, оказалась на вилле Мамеда. После первой же ночи, проведенной с Аллой, он надолго забыл о существовании Лайлы. Хос Мамед брал Аллу каждую ночь, и каждую ночь она открывалась ему с новой стороны. То она была скифской наездницей, то послушной рабыней, то уличной девкой, выполнявшей любые его желания. Надо сказать, что Хос Мамед щедро платил ей за это. По его приказу Султан каждый месяц отправлял в Россию двести долларов на счет, открытый родителями Аллы в одном из московских банков. Один раз в месяц Хос разрешал ей звонить под контролем Султана в Звенигород, и она говорила с родителями и слушала лепет сына. После этого Алла целый день ревела, а к вечеру, к приезду Мамеда утирала слезы, наводила макияж и шла к нему в постель.
      Конечно, такая ситуация не устраивала Лайлу, она жаловалась на Мамеда своему дяде Халиду, но тот не мог ей ничем помочь. Коран разрешал правоверному иметь жен и наложниц. Да и портить отношения с Мамедом, получившим огромную власть, ему было не с руки...
      - Иди ко мне, - сказал Хос, протягивая руки. Алла послушно шагнула к нему в объятия, на ходу сбрасывая с себя одежду... Потом они вместе пошли в ванную комнату. Алла уложила Рафа в приготовленную воду с освежающими и укрепляющими ароматами, намылила его душистой пеной и начала массировать плечи, грудь. Потом ее руки опустились ниже, к животу хозяина, и когда он негромко застонал, она скользнула в ванну и прижалась к нему всем телом...
      Спустя полчаса они сидели в кабинете Рафа уже не как любовники, а как соратники. Раф был в купальном халате. На стол перед ним Алла поставила кальян, а сама уселась у его ног. Затянувшись ароматным дымом, Мамед тихо заговорил. "За полгода, которые ты живешь в моем доме, я решил, что могу тебе доверять. Кроме того, в России живут люди, которые тебе дороги. Ты меня понимаешь... В общем, я решил поручить тебе одно небольшое дело. Слушай меня внимательно..."
      На следующий день после этого разговора в бар "Золотая луна" в полдень вошла стройная блондинка в черном брючном костюме. Лицо ее было прикрыто полями шляпы. Она уселась за столик у окна и заказала чашку кофе и курасон. Конечно, Минаев, который сидел на своем постоянном месте в этом баре, за столиком в углу, обратил внимание на женщину, тем более, что в баре было не так много посетителей.
      Минаев сделал знак хозяину бара, и хитроглазый араб Али тут же подскочил к нему.
      - Кто она? - тихо спросил Минаев, показывая глазами на незнакомку.
      - Первый раз вижу ее здесь, - пожал плечами Али.
      - Хорошо, спасибо за ценную информацию, - сказал Минаев.
      Женщина медленно пила свой кофе, изредка обводя бар зелеными глазами, и, как бы вскользь, задерживая свой взгляд на Минаеве. Вадим включился в игру. Он откровенно смотрел на нее, отмечая для себя в уме: "Славянка, безусловно, или может быть шведка. Здесь впервые, и явно нацелена на меня. Под чьей она крышей? Но ничего, это скоро выяснится".
      Женщина, между тем, вынула из сумочки крокодиловой кожи изящную сигаретницу, достала сигарету и стала искать в сумке и по карманам зажигалку. Зажигалка, естественно, не находилась. Женщина обвела глазами бар...
      "Вперед!" - скомандовал сам себе Минаев и через секунду уже стоял у столика дамы, услужливо предлагая огонь своего Ронсона. Женщина улыбнулась, прикурила сигарету, глубоко затянулась и...вдруг внезапно обмякла. Она откинулась на спинку диванчика, на котором сидела, сигарета выпала из пальцев, шляпа валялась на полу, роскошные золотые волосы рассыпались по подушке. Женщина была без сознания.
      Вадим подхватил ее и оглянулся, но Али уже был рядом со стаканом воды в руке. - Что с ней? - спросил он. Вадим пожал плечами. - Помоги мне ее уложить и вызови амбуланс.
      Женщина приоткрыла глаза и тихо сказала по английски: - Не надо амбуланса, помогите мне добраться домой - Она села, освободившись из рук Вадима, и сказала как бы про себя, по - русски: "Боже, что это со мной случилось?"
      Вадим быстро спросил, тоже переходя на русский: "Вы русская?" Женщина ответила: "Нет, я полячка, но училась в Москве. Здесь в гостях у брата. Меня зовут Зося. Извините еще раз. Будьте так любезны, помогите мне добраться до такси". Минаев кивнул. Он понимал, что, скорее всего, женщина лжет, и что все это спектакль, разыгрываемый специально для него. Но если он уже стал актером поневоле, надо довести каждому свою роль до конца. Тем более, что ему очень важно было узнать, кто стоит за этой прекрасной незнакомкой.
      Зося быстро привела себя в порядок и, опираясь на руку Минаева, вышла из бара. Вадим поднял руку, и к ним подкатило такси. Они сели на заднее сиденье, и Зося назвала водителю адрес. "Хорошее место, - подумал Вадим, - район вилл". Через полчаса машина остановилась у высокого забора. Зося, казалось, совсем пришла в себя. Она расплатилась с водителем, Минаев остался сидеть в такси.
      - Может быть, зайдете на чашку кофе, брат будет вам очень рад. Он бизнесмен, много лет жил в России.
      Поколебавшись для вида минуту, Минаев вышел из машины и сказал: - Ну, разве что только на чашку кофе.
      Красные огни такси исчезли в темноте. Зося с Вадимом подошли к воротам, она набрала код, и калитка плавно открылась перед ними. Зося провела Минаева на второй этаж виллы в кабинет, а потом сказала: "Подождите минуту, брат сейчас зайдет" - и вышла из кабинета.
      Минаев осмотрелся. Кабинет был обставлен богато и со вкусом. Только, как и предполагал Минаев, в кабинете не было ни одной книги на польском языке. Зато на стеллажах стоял Коран в различных изданиях, книги по дипломатии и военной истории на английском и арабском языках. Посредине огромного письменного стола, как бы подчеркивая либерализм хозяина, лежала книга Салмана Рушди "Сатанинские стихи".
      Минаев нагнулся над книгой и в этот момент сзади кто-то с небольшим акцентом на русском языке произнес: "Добро пожаловать, господин подполковник. Вы меня искали, я к вашим услугам..."
      Минаев медленно обернулся. Перед ним стоял, улыбаясь, Хос Мамед ...
      Минаев ожидал чего угодно, но только не этой встречи. Обыграл его на этот раз старый знакомый. Но Вадим скрыл свое удивление и сказал: "В услугах я не нуждаюсь, а поговорить можно". Мамед хлопнул в ладоши, дверь открылась и вошла Зося, толкая перед собой столик, на котором стоял коньяк, ваза с виноградом, нарезанный лимон, тарелка с халвой. Зося, или вернее Алла, переодетая в костюм горничной, нисколько не смущаясь, даже не взглянув на Минаева, оставила столик у дивана, на котором сидели мужчины, сделала полупоклон и вышла из комнаты. Минаев тоже сделал вид, что никогда ее не видел.
      Мамед разлил коньяк и приподнял свой бокал: "За желанную вам встречу! Минаев пригубил свой бокал и поставил его на столик. "Что тебе нужно? - спросил он.
      Мамед тоже поставил свой бокал и заговорил.
      - Ты помнишь, конечно, нашу схватку на татами в лагере "Серые волки". Это было начало. Я тогда проиграл, но поклялся тебе отомстить за позор поражения. Ты гонялся за мной по всему миру, а я все время следил за тобой и знаю о тебе все, что мне нужно, или почти все. И вот теперь, когда я знаю все, и когда ты, попавшись на такую простую наживку, оказался у меня в руках, я понял, что нам нечего делить. Ты должен понимать даже лучше своего руководства, что Восток уходит из-под вашего влияния и контроля. Это процесс неизбежный, и чтоб вы ни делали, его не остановить. Нам не нужно с вами бороться, мы хотим сохранить силы для борьбы с нашими новыми главными врагами: Америкой, Англией, Израилем. Когда мы их победим, и вы вздохнете легче. Нам уже не нужна ваша помощь в этой борьбе. Оружие, в том числе и ваше, мы можем купить в любой стране мира. Захотим приобрести ядерное оружие, - купим его у ваших ученых и оборонщиков. Поэтому я предлагаю нулевой вариант: вы прекращаете охоту на меня и моих волков, я прекращаю охоту на вас.
      Мамед глубоко затянулся и отпил коньяк. В кабинете повисло молчание. Перед Минаевым стояла нелегкая задача. Он не знал истинных намерений Мамеда и поэтому не мог догадаться, что повлечет за собой отказ от предложений Мамеда.. Наконец он, как ему показалось, нашел выход и сказал:
      - Ты понимаешь, что я не могу принять такого решения. Как говорится, вопрос не в моей компетенции. Я могу тебе обещать только одно: я доложу руководству твою точку зрения и твои предложения. И это все, что я могу сделать. Что касается меня лично, - желваки выступили на скулах Минаева, - то я обещаю тебе, что если нам доведется поменяться ролями, и ты или твой сын будет у меня в руках, я вас не выпущу...
      К удивлению Минаева Мамед негромко рассмеялся.
       - То, что ты сейчас здесь - это ответ на мое давнее поражение. И сигнал для тебя и твоей службы - мы уже многое можем. А тебя я сейчас отпущу, и знаешь, почему? Потому что ты сегодня был у меня в руках, и я мог с тобой сделать все, что угодно. Если я тебя сейчас уничтожу, это будет слишком легкая смерть. А я не желаю тебе легкой смерти. Радость твоей смерти будет у меня всегда впереди...И еще, не хотелось бы огорчать Риту...
      Минаев рванулся к Мамеду, опрокидывая столик. Но Мамед опередил его, из рукава брызнула струя газа, и Вадим медленно осел на пол. Мамед хлопнул в ладоши. Вошли двое дюжих охранников и вынесли Минаева из кабинета...
      Очнулся Минаев у входа в бар "Золотая луна". Он сидел, прислонившись к стене. Была ночь, болела голова, и шумело в ушах. Он с трудом поднялся, шатаясь дошел до входа в бар, и попросил у невозмутимого Али телефон. Минаев сделал короткий звонок, и через двадцать минут его увезла машина с эмблемой государственной телефонной компании.
      Прилетев на следующий день в Москву, Минаев доложил своему руководству о том, что обстановка на Ближнем Востоке выходит из-под контроля и необходимы срочные меры для восстановления влияния на быстро развивающиеся события.
      За этим последовало несколько совещаний на уровне Председателя КГБ, потом доклад Председателя на Политбюро. В результате через две недели Минаев получил звание полковника и стал командиром специального подразделения "Кентавр", в задачи которого входили действия по борьбе с терроризмом, как на территории страны, так и за ее пределами, а также обеспечение стабильности государственного строя. Подразделение "Кентавр" выводилось из состава Первого управления и переходило в личное подчинение Председателя Комитета.
      
      7.
      Нью Йорк. 1986 год
      
      Америка равнодушно встретила профессора Верника с женой и его дочь Ирму со своим мужем Павлом Перлиным. Нельзя сказать, что к ним отнеслись плохо, но и особой заботы приехавшие эмигранты не ощутили. Они получили все, что им было положено по законам этой страны, которая устала быть радушной к десяткам тысяч эмигрантов, прибывающих каждый год. В Нью Йорке у Верника были знакомые, которые уехали на несколько лет раньше. Они и помогли новоприбывшим снять в Квинсе большую квартиру и, таким образом его мечта, жить вместе с детьми реализовалась, правда, на другом континенте..
      Верник рассчитывал, что его научный авторитет и практический опыт помогут ему быстро занять соответствующее положение в медицинском мире Нью Йорка. Еще в Виннице, получая письма от друзей, в которых они предупреждали, что в Америке никто никому не нужен, и каждый должен пробиваться сам, Верник говорил Ирме: "Глупости все это. Мои знания и опыт нужны всем и везде. Они приставят ко мне переводчика, и будут ловить каждое слово. Вот увидишь".
      Бедный профессор никак не мог понять, что Нью Йорк - это не Винница и даже не Киев. Его глубокие знания в кардиологии на самом деле действительно оказались никому не нужны, потому что сама кардиология стала совсем другой. А учиться, чтобы получить лицензию было поздно, да и стыдно - ведущему советскому профессору садиться за парту.
      Кардиология, как выяснилось в Америке, далеко ушла вперед, перестав быть искусством и став в значительной мере технологией. Из переводчиков, на которых он рассчитывал, у него был только его зять Павел, и не на конференциях по кардиологии, а в магазинах, у семейного врача, в дебрях бюрократического аппарата Соединенных Штатов. Это было ударом по самолюбию профессора, он сник и превратился в старика на скамейке, который, брюзжа, объяснял своим собеседникам, что американская медицина никуда не годится, что врачи здесь холодные и бездушные, что земский врач с трубочкой в России умел больше, чем оснащенные компьютерами местные эскулапы.
      Мама Риты, добрейшая Мина Ильинична, как и в Виннице, варила, пекла вкуснейшие пироги и восхищалась прачечной в подвале их дома, куда ходила, как в клуб. Ирма регулярно посещала курсы английского языка и мечтала открыть свой маникюрный кабинет. Все свободное время она проводила у телевизора, выбирая эротические каналы, что впрочем, нисколько не продвигало ее в постижении искусства того секса, который так возбуждающе выглядел на экране.
      Павел, имя которого в Америке сократили и немного подправили, стал Полом. Он присматривался, прислушивался, принюхивался к американской жизни, и она ему все больше нравилась. Он понял, что настала пора брать ситуацию в свои руки. У него был огромный козырь - совершенное знание английского языка, который надо было всего лишь чуть-чуть подправить, или испортить, чтобы превратить в американский. Он быстро нашел работу помощника продавца в магазине спортивных принадлежностей и, спустя месяц после приезда, у него в кармане лежала первая зарплата - две тысячи долларов. Огромная, невиданная сумма. Эти деньги придавали определенную уверенность и независимость.
      Постепенно жизнь Пола в Америке вошла в какую-то монотонную колею: магазин, холодный дом, редкие выезды на "барбикю", которые в Союзе назывались - "на шашлыки", и часто превращались в грандиозные пьянки. Здесь все было иначе, чинно и благородно. А кругом бурлила яркая, соблазнительна жизнь. Прекрасные машины и прекрасные женщины, не по заказу, не на время, а на всю жизнь или, по крайней мере, на ее часть.
      Летом 86-го года случилось событие, перевернувшее всю его жизнь. Этим событием, стал первый визит Пола к своему семейному врачу. Вся семья, кроме него, пользовалась услугами семейного врача по фамилии Липкин, эндокринолога по специальности, приехавшего из Киева еще в семьдесят шестом году. Основным преимуществом этого врача в глазах больных была возможность говорить с ними на русском языке, и долго выслушивать рассказы о своих болезнях и о том, как ужасно их лечили в России.. По этой причине на недостаток клиентов доктор Липкин не жаловался, и Верник с женой, а также Ирма были его постоянными клиентами.
      У Пола проблем с языком не было, и поэтому, а может быть просто из духа противоречия, он выбрал себе англоязычного врача, ему понравилась фамилия в справочнике: Джулия Сорди. Почувствовав однажды недомогание в связи с простудой, он записался через автоответчик к ней на прием и на следующий день сидел в маленькой приемной офиса, что размещался в Квинсе рядом с синагогой.
      Он ожидал увидеть сухую морщинистую пожилую даму, но, открыв двери кабинета, когда подошла его очередь, понял, что ошибся. В кожаном кресле сидела хрупкая изящная молодая женщина, которой на вид было лет двадцать пять. Позже Пол узнал, что она лет на десять старше, чем казалась с первого взгляда. Джулия была итальянка, родившаяся в Америке. Ее дед и бабка приехали в Нью Йорк из Палермо перед второй мировой войной. Она унаследовала от своих предков оливковый цвет кожи, огромные черные глаза и бешеный темперамент, который, как Пол узнал позже, непонятно как, умещался в маленьком кабинете со светлыми стенами, где, кроме кушетки с бумажными простынями, телефона и компьютера, ничего не было.
      Поскольку Пол был у нее первый раз, осмотр был долгим. При легком прикосновении пальцев доктора к его груди, спине и животу Пол ощущал энергию, исходившую от его семейного врача. Выписав направления на анализы, доктор Сорди сказала: "При следующей нашей встрече, через неделю, я буду знать о вас больше, чем знает ваша жена". Застегивая рубашку, Пол ответил ей в тон: "Это сделать не так сложно, потому что моя жена обо мне ничего не знает".
      - Вы такой скрытный? - спросила Джулия.
      - Нет. Я такой умный, - ответил Пол и вышел из кабинета врача.
      "Ничего себе, семейный врач, - думал Пол, шагая по направлению к своей квартире по оживленным улицам Квинса, - такие врачи должны обслуживать только женские половины семей, иначе, ячейки общества окажутся под большой угрозой".
      Пол еле дождался дня очередного назначенного ему приема у семейного доктора. Через неделю он с утра уже был у доктора Сорди. Доктор встретила его, как старого знакомого, без панибратства, но очень приветливо. Она набрала в компьютере его код и стала читать на экране дисплея появившиеся строки и цифры. Через несколько минут она отвернула дисплей в сторону и удовлетворенно посмотрела на Пола. - Ну, что ж, с вами все в порядке. Жить будете долго, и, надеюсь, счастливо. У вас было незначительное вирусное заболевание....
      -ОРЗ? - спросил Пол.
      - Что значит "оу-ар-зет"? - спросила доктор Сорди. В английском переводе для нее это было совершенно бессмысленное буквосочетание.
      - Это я так, вспомнил. У нас в Союзе всегда ставили такой диагноз.
      - Вы в Союзе были врачом?
      - Не совсем. Я был помощником врача, - помешкав, нашелся Пол.
      Джулия внимательно посмотрела на Пола.
      - А вы бы хотели и здесь работать врачом? - спросила она.
       - Разве это возможно?
      - У вас прекрасный английский, у вас есть маленький опыт, и если вы готовы много потрудиться...
      - Я готов трудиться столько, сколько нужно, под вашим руководством, - быстро отреагировал Пол.
      - Не будем спешить. Позвоните мне через неделю, я посоветуюсь с мужем. Возможно, мы придумаем, как вам помочь.
      Упоминание о муже немного охладило пыл Перлина, но предложение доктора Сорди было очень заманчивыми и интересным.
      Пол поднялся, сказал: "Бай!" и вышел из кабинета. Если бы он видел, каким взглядом проводила его Джулия, он остался бы ждать ее до конца приема. Но он не увидел и поэтому, выйдя из кабинета доктора Сорди, медленно пошел домой по знакомой дороге пешком, несмотря на дождь, который собирался весь день и наконец пролился на Нью Йорк. Дождь был несильным, и Пол с удовольствием шлепал по лужам, подставляя лицо прохладным струйкам. Он уже видел себя дипломированным доктором с офисом и клиентурой. Если бы Пол знал, какой тяжкий путь ему придется пройти для достижения этой цели. Но цель была очень желанна. Джулия - тоже.
      
      8.
      Нью Йорк.
      Джулия позвонила Полу сама, спустя неделю перед уик эндом и назначила ему встречу в маленьком итальянском ресторане на Бродвее. Пол пришел в ресторан минут за пятнадцать до назначенного времени. Он снял плащ, отряхнул с него капли дождя и уселся за столик в углу.. Тут же подошел официант и положил на стол карточку. - Спасибо, я ожидаю даму, - сказал Пол. Официант послушно наклонил голову и отошел к стойке бара в глубине небольшого зала.
      Джулия появилась минуту в минуту, как будто она действительно была вызвана к больному. Джинсы туго обтягивали ее мальчишеские бедра. Сапожки на высоких острых каблуках чуть-чуть удлиняли и без того достаточно длинные ноги. Короткая синяя кожаная курточка подчеркивала тонкую талию. Пол поднялся из-за столика. Ему казалось, что она будет смущена при этой первой встрече со своим больным в такой обстановке. Но Джулия вела себя совершенно естественно, как будто она знакома с Полом очень давно. Пол отнес ее раскованность к особенности итальянского характера, и вечер покатился в очень приятном направлении. Джулия объявила себя хозяйкой, - еще бы, итальянка в итальянском ресторане, - она заказала бутылку Кьянти, спагетти в остром соусе и рыбу, запеченную в фольге. Когда официант отправился выполнять заказ, Джулия, спросила улыбаясь:
      - Вы не передумали стать американским доктором?
      - Наоборот, я мечтаю поскорее начать обучение.
      - Ну, что ж, -сказала Джулия, - я посоветовалась с мужем. В одном из военных госпиталей под Нью Йорком у него есть друзья. Там открываются курсы по начальной медицинской подготовке. Чтобы сократить время обучения на этих курсах надо получить из той клиники, где вы работали помощником врача "лайзенс", документ об обучении. Понимаете?, - Перлин кивнул, - и надо это сделать быстро. А потом несколько лет учебы, практики, стажировки...
      - Вы будете мною руководить?
      - По мере необходимости.
      - А давайте начнем учебу сразу после этого ужина, - сказал улыбаясь Пол, привыкший в отношениях с женщинами владеть инициативой.
      Джулия улыбнулась.. - После ужина не получится, потому что мой муж через три часа улетает на две недели в штат Нью-Мексико, где будет участвовать в каких-то испытаниях. Я должна его проводить.
      - Его отсутствие не помешает в дальнейшем началу наших занятий?
      Джулия рассмеялась. - А говорят, что итальянцы нетерпеливы!
      Ужин прошел в шутках, намеках, загадочных фразах. Пол чувствовал себя в ударе, и он был уверен, что до победы над этой женщины осталось два шага.
      Но он ошибся. Джулию сжигал тот же огнь, что его, и до момента истины им осталось сделать не два шага, а один. И этот шаг она сделала на следующий день, назначив ему по телефону свидание у входа в тот же итальянский ресторан. Только попросила быть точным, так как парковка у ресторана запрещена.
      Начинался уик-энд и Пол точно в назначенное время стоял у входа в ресторан. Подкатил серый "Кадилак" мигнул фарами и через секунду Пол оказался на сиденье рядом с Джулией. Машина была наполнена тонким и терпким запахом духов, кожи и хороших сигарет. Джулия наклонилась к Полу и крепко поцеловала его в губы. У Пола закружилась голова, и заныло под ложечкой в предвкушении того, что должно было последовать за этим поцелуем. Серый лимузин плавно влился в поток машин и покатил в северном направлении.
      Целовались они у каждого светофора. В перерывах между поцелуями Джулия рассказала Полу, что в маленьком уютном городке на берегу залива, в часе езды от Нью Йорка, , у них с мужем есть собственный дом, что муж старше ее на восемнадцать лет, что детей у них нет и не будет, потому что она не может иметь детей, но зато с ней можно не предохраняться, и, - что самое главное - муж ее какая-то медицинская "шишка" и часто уезжает на свой полигон в Нью-Мексико, где участвует в испытаниях нового оружия.
      У них получился великолепный уик энд. Полу пришлось позвонить Ирме и придумать, что он встретил случайно школьного товарища, который буквально силой увез его к себе в Нью Джерси. Джулия слушала этот треп, стоя у домашнего бара в прозрачном халатике и смешивая в двух бокалах джин с тоником.
      А потом была ночь с выкриками на итальянском и на русском. Джулия брала его раз за разом, почти без передышки, как жадная и ненасытная хозяйка этой постели. Подобного урагана Пол не ожидал, но отдавался ему покорно и с наслаждением.
      Джулия отрывалась от него только на несколько минут, чтобы приготовить новую порцию джина и глоток этого напиток со вкусом хвои, как будто придавал им новые силы. Ураган снова и снова уносил их на своих волнах в поднебесье и выбросил на землю, счастливых и обессиленных, только под утро. Уснули они до конца, как им казалось, исчерпав друг друга. Проснулись поздно, в середине дня и жадно набросились сначала на еду, а потом снова друг на друга...Но вечером в субботу Джулия уже была намного более сдержанной. Лежа спокойно в большой супружеской кровати и выкуривая последнюю перед сном сигарету, Джулия сказала:
      - Пол, дорогой! Ты не думай, что я иссякла. Я тебя все время хочу. Просто завтра рабочий день, и мои больные не виноваты в том, что я сошла с ума. У врача должны быть твердые руки и ясная голова. Ты согласен со мной, Пол? - Пол молча кивнул - И вот еще, что я хотела тебе еще сказать. То, что мы с тобой задумали потребует от тебя очень много труда и настойчивости. Подумай, хватит ли у тебя сил?
      - Если ты будешь со мной - хватит, - не задумываясь, ответил Пол.
      - Я не смогу все время быть с тобой, но помогать тебе я обещаю.
      - И иногда быть со мной, - как заклинание повторил Пол.
      - Ну, конечно...Иногда! Но главное, у тебя должен быть диплом из Союза и как можно скорее. А потом тебе предстоят годы учебы, много тестов по медицине, практика в госпиталях. Но я буду тебе помогать и отец твой жены, я надеюсь, тоже. Через три года ты получаешь лайзенс, лицензию. И это будет первый случай в Америке создания врача из пробирки. Это колоссально!
      - Неужели, все может быть именно так?
      - Не очень так, но почти так. Врач сегодня должен уметь две вещи: смотреть на экран и улыбаться больному. Все остальное сделает компьютер. А теперь еще раз обними меня, а потом будем спать!
      - С тобой уснешь! - воскликнул Пол, сбрасывая с Джулии одеяло...
      Следующие две недели они встречались почти каждый вечер в маленьких барах и ресторанчиках Манхеттена. Правда, забираться в постель им удавалось не часто, поскольку испытания оружия заканчивались, и муж Джулии мог появиться в любой день.
      Через две недели, когда Джулия уже не могла безраздельно принадлежать Полу, у него состоялся очень серьезный разговор с тестем. Перлин, не раскрывая подробностей и имен, поведал о появившейся возможности и попросил тестя "вывести" его на человека в Винницком мединституте, который мог бы помочь в приобретении диплома. Одновременно Павел начал готовить документы для вызова матери в Америку. Профессор Верник видел, что в семье дочери не все в порядке. Он не любил вмешиваться в дела Ирмы, но, почувствовав, что зять от него в чем-то зависит, и что эта зависимость может быть источником влияния на поведение Пола, поначалу отказался ему помочь. Но Пол популярно объяснил профессору, что если он, Перлин получит разрешение на врачебную практику, то профессор Верник во- первых окажет ему неоценимую помощь во время учебы, а во-вторых, когда Пол получит лицензию, станет его теневым консультантом. Последний довод убедил соскучившегося по работе профессора и он "вспомнил", о начальнике отдела кадров мединститута отставном подполковнике Степане Петровиче Зинчуке.
      Созвонившись с винницкими знакомыми, Верник выяснил, что Степан Петрович еще сидит на своем месте, и написал Зинчуку письмо, которое вручил Полу. Перлин заказал авиабилет в Киев и провел последний уик-энд у Джулии. Им повезло, муж снова был в отлучке. На прощание Джулия сказала, что с мужем она обо всем договорилась и остановка только за документами. В понедельник вечером, наспех попрощавшись с Ирмой, отношения с которой совсем разладились, Пол на такси подъезжал к восьмому терминалу аэропорта Кеннеди.
      
      9.
      
      Через два дня после приезда в Винницу, наговорившись с матерью, сходив к отцу на кладбище, он стоял в мединституте перед дверью с табличкой "Начальник отдела кадров.". Конечно, Перлин немного нервничал, дело предстояло серьезное, но, негромко постучав и войдя в кабинет Степана Петровича, он сразу успокоился. Перед ним за столом в тяжелом деревянном кресле, на круглой подушечке сидел человек, по носу и щекам которого было видно, что в списке его грехов зеленый змий находится на одном из первых мест. А с такими людьми, как было известно Перлину из его небольшого прошлого опыта на родине, договариваться всегда было легко.
      Степан Петрович, не вставая, протянул пухлую руку с короткими пальцами и сказал неожиданно высоким голосом: - Звонил, звонил мне уже ваш тестюшка, бывший наш профессор. - Он подчеркнул слово бывший. - Ну, сидайте, я вас слухаю. Перлин сел и спокойно изложил суть дела: "Нужен диплом об окончании вашего института в 1981 году по специальности кардиология на фамилию Перлин. Этот Перлин на самом деле никогда в институте не учился и учиться не будет. Услуга хорошо оплачивается. Все".
      Зинчук слушал, не перебивая, и думал при этом: "Ах ты, сопляк вонючий, сионист херов, сбежавший в Америку! Диплом тебе нужен! Да, если б ты был гражданином СССР, я б тебя сейчас за такие слова упек бы на Колыму. Дача взятки в особо крупных размерах должностному лицу! А цикаво, скольки он может дать?" Вслух же он произнес: "Трудную вы задали мне задачку, да и жизнь стала теперь трудная. Не знаю, как подступиться ..."
      А Пол, видя по глазам Степана Петровича, как прыгают у того в голове цифры, думал: "Как здорово, что этот боров не может меня достать. Понимает, свинья, что руки коротки, чтобы добраться до меня. А главное, та сумма, которую я сейчас назову, и которая кажется Зинчуку баснословной, заработана им Перлиным всего за месяц". Пол вынул из кармана ручку, взял со стола листок бумаги и написал: "1000 долларов". Зинчук схватил бумажку, зачеркнул эту цифру и написал: "2000, - а потом приписал, - "только в мае, у меня сейчас в сейфе нет "корочек" их привозят перед выпуском".
      - В мае меня не устраивает, мне надо через неделю, - сказал Пол, выводя на бумаге рядом с цифрой две тысячи слово "согласен".
      - Этого я не могу даже ради вашего тестя, - вслух сказал Зинчук Книги, которые он просит, через неделю я не получу. Их надо заказывать в киевской библиотеке. На бумажке Зинчук написал: "Упростите задачу, это в ваших интересах!"
      И тут Пола осенила прекрасная мысль. Он взял чистый лист бумаги и написал: "Можно сделать не диплом, а заверенную справку о том, что с 76-го по 81 год Перлин проучился в мединституте, был отчислен, и приложить лист с оценками по специальным дисциплинам?"
      Степан Петрович прямо просиял. - Ну, добре, добре. Я подготовлю через три дня эти материалы для профессора Верника. Он же не только преподавал у нас, он мою дочку спас от инфекционного миокардита, ваш тесть, дай бог ему здоровья.
      Когда Пол вышел из кабинета, Зинчук запер за ним дверь, собрал все бумажки с записями и сжег их в пепельнице, а пепел пальцем растер по ее стенкам. Перлин же, шагая по знакомой с детства улице Ленина, складывал в уме информацию в том виде, в каком она предстанет перед американскими бюрократами: "Проучился пять лет в мединституте, потом как диссидент попал в тюрьму на три года. Американцы любят борцов с режимом. Выйдя из тюрьмы, решил эмигрировать по политическим мотивам. Справка из мединститута будет и лист с оценками тоже. Справка из тюрьмы тоже имеется. Кто там, в Америке будет разбираться, по какой статье он сидел. Эх, теперь бы поскорее на самолет и в койку к благодетельнице Джулии!"
      Через десять дней Зинчук бережно принял в дрожащие руки конверт с долларами. Взамен Пол получил другой конверт, побольше, с нужными ему документами. В тот же день он вылетел обратно в США.
      В хмурый осенний вечер он прилетел в Нью Йорк. Выйдя из здания все того же восьмого терминала, он поискал глазами такси, сел в машину и назвал адрес. Начинался дождь, по лобовому стеклу запрыгали щетки, но на душе у Пола было ясно и солнечно. Только бы Джулия не подвела, без ее помощи ничего не получится...И тогда через пару лет он, наконец-то, сможет влиться в поток обеспеченной американской жизни, так же плавно и точно, как его такси влилось в поток машин, бегущих по Вашингтон - бридж.
      
      
      
      10.
      Москва. Август 1991 года.
      
      Ася Минаева росла не вполне обычной московской девчонкой. В семь лет она пошла в специализированную школу с углубленным изучением английского языка. Одновременно она посещала музыкальную школу при консерватории. Комплект занятий был бы неполным, если бы еще четыре раза в неделю она не ходила на художественную гимнастику.
      Минаев в свои нечастые наезды домой шутил, что Вася, так он ласково называл дочь, бывает дома еще реже, чем он. Чтобы доставлять Асю на все эти мероприятия, была подключена бабушка, Дора Адольфовна, которая вообще-то не очень любила, когда ее отрывали от ее праздной жизни, но для единственной внучки все же делала исключение. Тем более, что муж ее, бывший карьерный дипломат, уже находился на пенсии, и, как это не странно, отводил душу, занимаясь дачным хозяйством.
      Ася обожала занятия гимнастикой, очень хорошо успевала по английскому языку, и, хотя у нее был абсолютный слух, терпеть не могла музыку,. Она умела подобрать и сыграть на пианино любую мелодию, но на систематические занятия: сольфеджио, хор и прочее - не было уже ни сил, ни желания. К шестнадцати годам Ася свободно владела английским, была кандидатом в мастера спорта и чемпионкой Москвы по художественной гимнастике. На улице на нее оборачивались не только мальчишки, но даже взрослые мужчины. Самое интересное, что Ася прекрасно сознавала свою привлекательность, ей нравилось повышенное внимание, и она еще выше задирала свой маленький носик и кокетливо взмахивала рыжими волосами, перехваченными резинкой в "хвост" по тогдашней моде.
      Рита, любуясь дочерью, часто втайне вздыхала, вспоминая по своему опыту, какие тяжелые испытания могут ожидать в жизни молодую красивую женщину. Они были очень дружны с дочерью, но Рита никогда не пыталась читать ей нравоучения. Иногда, уединившись в уголке, они советовались и Рита, поддерживая эту игру, внимательно выслушивала проблемы дочери и давала им свою оценку. Она надеялась, что в трудную по-настоящему минуту Ася сама обратится к ней.
      В 1991 году Ася уже была студенткой первого курса факультета журналистики МГУ. Все свое время она теперь делила между учебой и гимнастикой. На каникулы Ася не уехала из жаркой Москвы, так отовилась к ответственным соревнованиям. Поговаривали даже о поездке заграницу.
      В это ясное утро 19 августа Рита проснулась поздно. Ночью Вадима, как часто бывало срочно, вызвали в его "конюшню". Так Рита про себя называла базу отряда "Кентавр". После того, как Вадим, поспешно поцеловав ее, ушел к ожидавшей внизу машине, она долго не могла уснуть. Потом приняла седуксен, почитала немного и провалилась в сон, как в пропасть. Разбудил ее любимец семьи черно-белый кот по имени Барон. Барону было наплевать на "кентавров", на бессонницу хозяйки, - он хотел получить свой утренний кусок колбасы или, на худой конец, шарики "Вискас". Став на задние лапы перед кроватью, Барон передними пытался стащить с Риты одеяло и при этом недовольно ворчал.
      Рита вынуждена была подняться, накинула халат и нетвердыми еще после тяжелого сна шагами направилась в кухню. Ася уже убежала на занятия или на тренировку. В университет на факультет журналистики Ася поступила, прекрасно сдав экзамены, благодаря своим способностям и отличной школьной выучке. Школа все же была у нее не простая, а с усиленным английским. После поступления в университет Ася приобрела полную независимость, и Рита уже не могла контролировать перемещения по городу своей непоседливой дочери.
      Ситуация на кухонном столе свидетельствовала о том, что Ася поспешно убежала, а распечатанный пакет с сухофруктами и нетронутый батон, говорили о том, что она отправилась на тренировку. Ася готовилась к первенству Москвы. Поговаривали, что по результатам этих соревнований будут отбирать команду для зарубежной поездки. Рита машинально включила телевизор. На экране по улицам Москвы шли танки. Рита вначале подумала, что готовится военный парад по поводу какого-то праздника. Потом она бросила взгляд на календарь, прикрепленный магнитом к дверце холодильника, и обнаружила, что 19 августа никакого праздника нет. С улицы послышался тот же глухой рокот и лязг, что и в телевизоре. Рита бросилась к окну - по проспекту двигалась колонна танков. На тротуарах толпились люди, они что-то кричали вслед колонне, бросали в сторону танков огрызки яблок и скомканные газеты...
      В это самое время полковник Минаев в Кунцево, на базе своего отряда "Кентавр" в форме без знаков различия сидел за столом и, не отрываясь, следил одновременно за бумагой выползающей из факсаппарата и за изображением на экране телевизора. Пистолет в сбруе лежал на столе, рядом с ним лежала черная шапка-маска и портативная рация. Изрядно поседевший русый чуб по-прежнему упрямо падал полковнику на лоб, обычно голубые глаза были серо-стального цвета, на скулах ходили крутые желваки. Факс выплевывал страшные слова:
      "Сообщение ТАСС. В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР и переходом полномочий президента СССР к вице-президенту СССР Янаеву Геннадию Ивановичу..."
      
      "19 августа 1991 года
       N 435
       г.Москва
      О незаконном введении чрезвычайного положения.
       Совет Министров РСФСР, рассмотрев сложившуюся ситуацию, вызванную отстранением от руководства страной законно избранного Президента СССР и введением на территории страны чрезвычайного положения, отмечает неконституционность и незаконность этих действий, равно как, и создание Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР и п о с т а н о в л я е т :
       "19/08/91) Нижегородское телевидение зачитало обращение ГКЧП и т.Ельцина Б.Н., а также сообщение о созыве чрезвычайной сессии горсовета за подписью зам.председателя горсовета Сабашникова. Вчера в 17.00 состоялся митинг в поддержку Ельцина с участием депутатов области и республики..."
      "Cвердловск 15-00 местного времени. В центре достаточно спокойно. У здания горсовета небольшой митинг, около 5оо человек - читают указы Ельцина. Дети играют на трибуне у памятника Ленину. В общем, тревожно, но спокойно...
      
      "По сведениям, поступившим от БК374 Днепропетровска обстановка в городе спокойная
      На 21-е намечается забастовка на крупнейших предприятиях Запорожья, Днепропетровска и Днепродзержинска. Деловые круги волнует достаточно "тихое" и выжидательное отношение руководства республики к ГКЧП. Они хотят большего - потребовать от правительства более четкого выражения своей политики. В противном случае это отношение будет высказано непосредственно местными советами и управление, возможно, перейдет к ним"...
      Негромко запищала рация. Минаев нажал кнопку: - Слушаю, товарищ первый! - Выслушав короткое сообщение, он ответил: "Понял. Выполняю." - Отключившись, Минаев нажал кнопку внутренней связи и отдал приказ в микрофон: "Костин! Готовность номер один. В машинах!" Минаев набросил на плечи сбрую с верным "Макаровым" и отстучал на наборном табло свой домашний номер. Рита сняла трубку после первого гудка. Стараясь сдержать командные нотки и волнение в голосе, Вадим спросил:
      - Телевизор смотришь?
      - Смотрю, Вадюша, смотрю. Что это? Переворот?
      - Пока неясно. Где Вася?
      - Убежала на тренировку, но боюсь она уже там, у Белого дома.
      - Пока ничего страшного там не происходит, успокойся, пожалуйста.
      - Ты сказал: "пока". Значит, может стать хуже
      - Хуже уже не будет. Я еще позвоню, - сказал Минаев и отключился.
      Рита закурила третью за утро сигарету, включила кофеварку и уселась в кресло у телевизора. Последнее время она все больше ощущала себя в семье зрителем в последнем ряду на последнем киносеансе...
      
      
      
      11.
      
      Ася с подругой по команде "гимнасток - художниц" Катей Ракитиной, студенткой первого курса института физкультуры, в это время пыталась проскользнуть поближе к Белому Дому, который, как многопалубный корабль, возвышался над частоколом людских голов и наспех сооруженных баррикад. Девушки легко пробежали через мост и форсировали первую преграду, сложенную из цементных блоков, нагроможденных вокруг развернутых поперек улицы троллейбусов. За этой баррикадой была толпа, пока беспорядочная, неясно, как настроенная, но с каждой минутой все более бронзовеющая, наливающаяся злой силой. Толпа преграждала дорогу небольшой колонне танков и бронетранспортеров. Перед каждым танком, как в детском мультике, мгновенно вырастала своя маленькая баррикада. Железные чудовища, такие непривычные на улицах города, пока стояли недвижимо, видимо, ожидая приказа. Ася и Катя пробились почти к танкам. По дороге кто-то сунул им в руки по самодельному щиту на палке с надписью "НО ПАСАРАН!".
      В танке, около которого стояли подруги, откинулась крышка люка, и показалась голова в шлеме. Из-под шлема выбивались светлые кудри, нос танкиста был усеян веснушками. Видно было, что он смущен своим непривычным положением посреди толпы. Раздались выкрики: "Парень! Слезай к нам! Эй! Хочешь мороженого? Покатай по кольцу на танке!" Танкист беззлобно улыбался.
      Вдруг в Асю как будто черт вселился. Она крикнула: "Катя! Подсади!" - и забросила ногу на гусеницу танка. Пока Катя соображала, что от нее требуется, какой-то высокий смуглый парень в черной кожаной куртке легко приподнял ее за талию и поставил на броню. Откуда-то у нее в руках оказались два яблока. Ася легко пробалансировала по железкам и, подойдя к танкисту, с улыбкой вручила ему яблоко. Толпа зааплодировала, Ася обняла танкиста за шею, чем вогнала его в густую краску, и крикнула: "НО ПАСАРАН!" В этот момент в танке запищала рация. Веснущатый танкист нырнул внутрь, захлопнув крышку люка, а Ася осталась стоять на танке, размахивая своим плакатом и не зная, что делать с оставшимся в руке яблоком..
      Неожиданно в глубине железного нутра что-то взревело, броня задрожала, танк плюнул сизым дымом и начал разворачиваться. Толпа шарахнулась от него. Ася схватилась за обод башни, решая, как быть: то ли остаться железной всадницей, то ли прыгать. Парень в черной куртке вырвался из толпы, подбежал к танку и, подняв руки, крикнул: "Прыгай!" Без всякого чувства страха Ася прыгнула прямо в эти сильные руки и через мгновенье очутилась на твердой земле рядом с парнем и Катей. А танк, похрипев двигателем и подергавшись, будто разминая суставы, снова замер на месте.
      - Как тебя зовут? - спросила Ася парня, в руки которого она так отважно прыгнула.
      - Алик Мамедов. Из Баку я.
      - Цветы привез? - со смехом спросила Катя.
      - Обижаешь, - с еле заметным акцентом ответил Алик, -я учусь в институте транспорта. МИИТ, знаешь такой?
      - Знаем, знаем, - сказала Ася, - ну, Катя, кажется, здесь начался антракт. Помчались по нашим институтам. За то, что тренировка сегодня пропала, нам влетит уже завтра от Мальвины Георгиевны.
      - Девочки! А каким вы спортом занимаетесь? - спросил Алик.
      - Штангой! - Крикнула Ася, сворачивая к метро "Краснопресненская".
      - Девочки! Куда же вы? А номер телефона!?
      - Завтра на этом же месте! - обернувшись, сказала Ася, и вложила ему в руку теплое яблоко.
      В вагоне метро Катя сказала: "Интересный парень, зря ты не дала ему наши телефоны". Зачем он тебе, - ответила Ася, - скорее всего он наврал насчет института, а на самом деле продает цветы на центральном рынке. И потом, ты заметила, у него левый глаз слегка косит и непонятно, на кого он смотрит: на тебя или на меня". Девчонки рассмеялись...
      
      12.
      
      Алик, он же Ахмад постоял у входа в метро и, убедившись, что девушки исчезли в его чреве, бросил яблоко в урну, остановил такси и негромко сказал водителю: "Гостиница "Космос". Ахмад оказался в Москве не случайно и никакого отношения к Институту Инженеров Транспорта он, конечно, не имел. Это Ася угадала точно. Глядя из окна машины на кучки людей, собирающиеся по всему городу в стихийные митинги, Ахмад вспоминал свой первый приезд в Союз четыре года назад...
      ***
      ...Пробыв год в лагере "Исламские волки", Ахмад почти освоил все навыки, которые были ему необходимы в дальнейшей жизни: обращение с оружием, подрывное и радио дело, языки, особенно английский и русский, единоборства и даже такую науку, как "Современная теория и практика террора". Он должен был еще продолжать учебу, но в конце 87-го года в лагерь неожиданно прилетел его отец, Хос Мамед. Поговорив с начальником лагеря, Хос Мамед позвал сына в кабинет начальника. Начальник по знаку Мамеда удалился и они остались одни.
      Были они, отец и сын, удивительно похожи друг на друга. Даже не столько чертами лица, сколько осанкой, походкой, манерами, - повадкой, вкрадчивой, но готовой в любую минуту взорваться неожиданными действиями. Ахмад рассказал отцу о жизни в лагере, о своих успехах во всех дисциплинах.
      - Знаю, знаю, - перебил его отец, - ты меня не опозорил, старик доволен тобой. Но тебе придется на месяц - другой уехать отсюда.
      - Приказывай, отец, - Ахмад наклонил голову.
      - Я решил, что пора тебе пройти небольшую практику в реальной жизни. Ты будешь отсутствовать месяца три, а потом вернешься сюда, заканчивать свое образование. Через несколько дней ты получишь надежный иорданский паспорт и прошение министра промышленности Иордании о принятии тебя на учебу в Азербайджанский институт нефти и газа, который находится в городе Баку.- Мамед замолчал и прикрыл глаза. Перед его мысленным взором промелькнула набережная Баку, горячие камни у берега Каспия и отец, одевающий ему на шею семейный амулет. Ахмад почтительно ждал, пока отец продолжил наставление.
      - В Баку тебя встретят верные люди, снабдят деньгами и дальнейшими инструкциями. Ты получишь квартиру в городе и будешь ждать моего сигнала. Главная наша цель сегодня - Сумгаит. Недавно из Степанокерта армянские собаки изгнали наших братьев и захватили власть в этом городе. Большинство беженцев нашли временный приют в Сумгаите. Но в Сумгаите живет много армян. Наши люди уже начали готовить там для них небольшой шахсей-вахсей. В феврале будущего года я подожгу фитиль. Твоя задача находиться в это время там, в Сумгаите и быть моими глазами и ушами. Ни во что сам не вмешивайся. Только смотри и слушай, и запоминай, как мы наказываем тех, кто пытался унизить нас и нашу религию.
      Все произошло, как планировал Мамед. Ахмад спокойно, без приключений, прилетел в Москву, легализовал свои документы в МИД-е и поездом, налегке добрался до Баку. Его встретили и поселили на квартире в центре города, которую он будто бы снял на время учебы в институте. Прожил он в этой квартире всего три недели. 27 февраля утром ему по телефону условным кодом сообщили, что он должен немедленно выехать в Сумгаит. Такси за ним уже высылают, водитель отвезет его к нужному дому в Сумгаите, и будет охранять Ахмада во время предстоящих событий. Когда Ахмад вышел из дома, такси уже ждало его. Водитель открыл дверцу и улыбнулся.
      - Тофик, - представился он, протягивая руку.
      Такси мягко тронулось. Через полчаса они были в Сумгаите, городе, выросшем за последние два десятка лет из рабочих поселков заводов "Химпром", "Оргсинтез". Это были очень "грязные" заводы и обычно, подъезжая к Сумгаиту, издалека был виден желтый дым из труб и ощущался тошнотворный сладковатый запах. Но в этот день воздух был чистым, запаха не чувствовалось - заводы стояли.
      Проехали через центр города и остановились у неприметного дома на северной окраине. Ахмад обратил внимание на то, что город как будто вымер. Улицы были пусты, ставни лавок плотно закрыты. Казалось, город ждал своей участи. И дождался.
      Около десяти часов утра в квартире, где они остановились, раздался телефонный звонок. Тофик послушал, повесил трубку и сказал: "Нас предупредили о начале представления. Поехали". Он зашел в маленькую кладовку рядом с кухней и вышел оттуда с двумя пистолетами в руках. Один он вручил Ахмаду, другой засунул за пояс под пиджак. Ахмад, приученный ничему не удивляться, положил оружие во внутренний карман пиджака. Они вышли, сели в такси Тофика и на большой скорости помчались в центр города.
      Такси остановилось на центральной площади у двухэтажного здания с покосившейся табличкой у входа: "Спортклуб Каспий". Их как будто ждали, дверь отворилась, и они вошли в полутемное помещение. Сделав несколько шагов, они уперлись в лестницу и поднялись на второй этаж, оказавшись на внутреннем балконе небольшого спортзала. Внизу под ними сидели, лежали на матрацах, курили несколько десятков молодых парней. В воздухе ощущался сладковатый запах анаши. Ребята были одеты, кто во что горазд. На стриженых головах у многих красовались яркие тюбетейки. Некоторые были в халатах. Но у каждого в руках было оружие: велосипедные цепи, куски арматуры или просто бутылки от шампанского.
      "Ждем сигнала", - шепнул Ахмаду и его спутнику плотный человек в спортивном костюме "Адидас" и борцовках, встретивший их у входа.
      В этот момент откуда-то снизу прозвучала резкая трель свистка, и стая парней, размахивая над головой своим оружием, бросилась к выходу из зала. Человек в адидасовском костюме почтительно пригласил гостей выйти на наружный балкон, с которого открывался вид на площадь.
      У памятника в центре площади собралась небольшая группа молодежи. В центре этой группы какой-то парень, что-то громко кричал. Слов не было слышно, но окружавшие его люди поднятыми руками поддерживали выступавшего. Как потом выяснилось, это были молодые армяне, которые организовали небольшой стихийный митинг протеста против дискриминации в городе армянского языка. Выбежавшая из спорт клуба стая врезалась с разбега в кучку людей у памятника. Первым упал оратор. Голова его была рассечена цепью. Армяне пытались оказать сопротивление, но силы были не равны, и вскоре нападавшие громкими криками праздновали победу. На площадь ворвались три милицейские машины и автобус без номерных знаков, но выскочившие из машин милиционеры в форме начали хватать и швырять в автобус не бойцов с цепями, а полуживых участников митинга.
      Потом из одной улицы, примыкавшей к площади, вывалилась толпа армян, размахивающая флагами и транспарантами на армянском языке. Но с другой стороны им навстречу двигалась другая толпа, в несколько раз превосходящая, над которой Ахмад с радостью увидел черные и зеленые знамена. На одном из знамен был изображен волк в прыжке с оскаленной пастью.
      На площади перед ними в течение нескольких часов разыгрывалось настоящее сражение. Вернее не сражение, а избиение, армянский погром. С каким -то садистским наслаждением разбушевавшаяся азербайджанская чернь, руководимая опытными руками, свозила свои жертвы на центральную площадь и сбрасывала их к ногам вождя, невозмутимо наблюдавшего этот апофеоз дружбы народов. Милиция, партийные органы как будто испарились, отдав город на растерзание озверевшей толпы. И толпа делала свое дело.
      Несколько в стороне Ахмад с удивлением увидел небольшую группу телевизионщиков, на черных кофрах которых белыми крупными буквами было написано CNN. "Откуда они узнали? Как успели?", - подумал Ахмад. Тофик, как будто угадав его мысли, с восхищением сказал: "Вот это работа! Аллах да благословит твоего отца Хос Мамеда. Он все предусмотрел!"
      Над городом стоял крик, такой же плотный, как в другие дни запах заводских выбросов. Меньшая часть рабочих пыталась спасти свои семьи от уничтожения, большая часть участвовала в погроме. К концу дня погром утих, не потому, что иссякла злоба, а потому что наступила усталость и пресыщение кровью.
      Ахмад наблюдал это зрелище с горящими глазами и раздувавшимися ноздрями. Если бы не строгий запрет отца, он бросился бы туда, в гущу, под зеленое знамя и рвал бы на части врагов своей веры. Тофик тронул его за рукав. "Поехали. Все кончилось". Они спустились вниз, вышли на улицу и сели в машину. Тофик медленно вел такси, объезжая перевернутые машины, груды битого стекла и распростертые человеческие тела. В одном месте они увидели около покосившегося забора небольшую толпу молодых мужчин. Тофик притормозил. У забора на вспоротом матраце лежало тело молодой женщины с неестественно и бесстыдно раскоряченными ногами. Судя по ее неподвижности, она была без сознания. Рядом на земле, лежал труп мужчины с перерезанным горлом. Несмотря на то, что женщина не подавала признаков жизни, к ней по очереди подходили мужчины, похожие на бомжей. Под одобрительные возгласы зрителей они на несколько минут наваливались на несчастную женщину, а потом, застегивая штаны, с гордостью удалялись.
      Тофик покачал головой то ли удивленно, то ли одобрительно и нажал на газ. Ахмад облизнул сразу пересохшие губы. В переулке они еще увидели мальчишек, которые с криками играли в футбол каким-то круглым темно-бордовым предметом. Присмотревшись, Ахмад увидел, что этот предмет был недавно человеческой головой...Кое-где по городу были видны поливальные машины, смывавшие с тротуаров мусор и кровь.
      Их такси вырвалось из Сумгаита и помчалось вдоль берега Каспия. Тревожно кричали чайки, пикируя в волны за глупой рыбой. Тофик, не умолкая, делился впечатлениям дня.
      - Вах! Как мы их проучили! Какие люди стоят за таким сабантуем, - Тофик покосился в сторону Ахмада, - Мне один там сегодня рассказал, как толпа мусульман хотела вытащить из дома и разорвать старого армянина. Дочка у него красавица на скрипочке играла. Жена по рынку хозяйкой ходила, а сам он ювелир. Ты представляешь, сколько там всего было!?
      - Ну, и что? - спросил, не поворачивая головы Ахмад.
      - А ничего. Двери в его доме оказались железными. Пока искали гранаты, пока взорвали двери, он ушел со своими бабами...
      - Как ушел? Через окно?
      - Через подземный ход сволочь ушел! Ты представляешь, когда он начал готовиться!? Через подземный ход в соседний двор ушли. А в доме - ничего. Все вынесли! Вот хитрая нация!
      Через полчаса они уже были у дома, где жил Ахмад. Немного пошатываясь от впечатлений этого дня, Ахмад вышел из машины. Тофик опустил стекло и сказал: "Пистолет пусть пока будет у тебя. Спокойной ночи и не удивляйся, дома тебя ждет скорая помошь".
      Ахмад поднялся на второй этаж, открыл своим ключом дверь и вошел в квартиру. С дивана навстречу ему поднялась высокая, стройная светловолосая девушка. "Добрый вечер, - сказала она, - меня прислал Тофик помочь тебе. Садись, я сниму туфли и помассирую тебе ноги"...Лиля, несмотря на молодость, была ласкова и опытна. Это было как раз то, что ему нужно после крови и грязи Сумгаита. Они провели прекрасную ночь, а потом Лиля исчезла, так же незаметно, как появилась...
      
      
      ***
      Непонятно, каким путем, но Хос Мамед всегда знал о предстоящих в мире событиях по крайней мере за неделю до их начала. В 91-ом году он направил сына в Москву с тем же заданием, что и в Сумгаите - смотреть и слушать. Но, в отличие от Сумгаита, было еще и другое важное задание. Ахмад должен был войти в контакт с одним из первых лиц в российском правительстве, чеченцем по национальности, и выслушать его соображения по вопросу отделения от России Чечни и Дагестана. В дальнейшем Хос Мамед планировал превращение этих бывших советских республик в оплот ваххабитского ислама под брюхом России. Молодость Ахмада в этих переговорах должны были компенсировать радикально настроенные представители чеченской диаспоры в Москве. Встреча с первым лицом была назначена в гостинице "Космос". Учитывая напряженную обстановку в столице, для аудиенции первое лицо выделило всего полчаса в условиях полной секретности.
      В номере люкс гостиницы их было трое: первое лицо парламента, Ахмад и Шамиль, немолодой человек с внешностью московского завсегдатая бегов и картежных клубов. Однако, было известно, что он один из самых богатых людей России и имеет в Москве легальный бизнес..
      Свою платформу лицо изложило коротко и туманно: "Чечня должна быть независима и верна исламу, но сфера финансовых интересов ее должна остаться в России". Шамиль согласно покивал. Ахмад зафиксировал в памяти эту мысль. Первое лицо направилось к выходу из номера, по дороге сказав Ахмаду: "Как приятно видеть молодежь в наших рядах. Передайте привет уважаемому Хос Мамеду" - вышел и уехал в Белый Дом отстаивать честь и независимость России.
      Когда они остались вдвоем, Шамиль подошел к Ахмаду и передал ему сложенный в несколько раз лист бумаги. Ахмад развернул лист и, отойдя к окну, начал его читать. Мелким, узнаваемым почерком отца там было написано по-арабски: "Твоя подготовка досрочно закончилась. В лагерь не возвращайся. Шамиль передаст тебе всю необходимую информацию, документы и деньги для поездки в Дагестан и Абхазию. Связь, как мы с тобой договорились в Тегеране. Аллах с нами".
      Ахмад вопросительно посмотрел на Шамиля. Тот улыбнулся, кивнул, взял из рук Ахмада письмо и сжег его на блюдце, а потом содержимое блюдца высыпал в унитаз. Они вышли из номера, спустились к стоянке машин и сели в ожидавшую Шамиля "Волгу".
      
      13.
      На следующий день, 20 августа Ася с утра, несмотря на уговоры Риты, снова умчалась вместе с Катей на баррикады к Белому Дому. Вадим несколько раз звонил домой. Разговоры были короткими. Рита просто физически ощущала напряжение на том конце провода. Она все время спрашивала: "Вадим, чем все это закончится? И когда?" Минаев отвечал сдержанно и неопределенно, одновременно читая ленту, ползущую из факса.
      "ОБРАЩЕНИЕ
       КОНГРЕССА РОССИЙСКИХ ДЕЛОВЫХ КРУГОВ К ДЕЛОВЫМ КРУГАМ МИРОВОГО СООБЩЕСТВА
      В ночь с 18 на 19 августа 1991 года предпринята попытка государственного переворота, отстранен от должности Президент СССР, создан так называемый Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР. В результате этих действий возникла реальная угроза дестабилизации обстановки в стране, нагнетания военного психоза, потери способности следовать курсу демократических перемен.
      Конгресс Российских деловых кругов, представляющий крупнейшие промышленно-финансовые структуры, банки, биржи, страховые организации, весь предпринимательский сектор Российской федерации, решительно осуждает попытку государственного переворота в СССР..."
      
      "Всем, кому дороги ростки завоеваний демократии.
      Просим москвичей организовать оборону Верховного совета. Ситуация близка к критической. Возможно применение путчистами огнестрельного оружия и отравляющих веществ. Просим организовать поддержку во всех регионах страны.
      Радио "ЭХО МОСКВЫ" работает на средних волнах 1000-1200 кГц. Ситуация на самом деле близка к критической".
      Минаев вторую ночь не спал. Бойцы его отряда находились в постоянном ожидании команды к немедленным действиям. Но команды не было. Минаев понимал, что наверху что-то не складывается. А, может быть, командование решило обойтись без "Кентавра?". Тогда почему не дают отбоя готовности? Наконец, он не выдержал и набрал по городскому телефону номер человека, к которому обращался крайне редко. Этот человек был из когорты Института востоковедения и сейчас наверняка находился в Белом Доме, поближе к президенту России.
      - Леша, узнаешь? - спросил Минаев.
      - Узнаю. Говори. Времени мало...
      - Что происходит? Мы третий день сидим, как в ж-е. "Караул устал..."
      - Твой первый охер-л. Ситуация на изломе. Мой тебе совет - не высовывайся столько времени, сколько сможешь. Если твои кони притопают в Белый Дом, останется только собирать трупы. Они этого только и ждут...
      - Кто - они?
      В трубке раздались гудки отбоя. Минаев грубо выругался и сказал по связи: "Команде - отдыхать посменно!" После этого он набрал свой домашний номер. Телефон не отвечал. "Неужели Рита тоже отправилась на баррикаду? Только этого еще не хватало! Достаточно того, что у Васи шило в попе и ее не удержать дома..."
      
      ***
      
      На следующий день, 21 августа Минаев по радио получил кодированный приказ выдвинуться к Белому Дому и занять позицию для операции по захвату бунтовщиков. Рация несколько раз повторила условный пароль, требуя ответа. Но Минаев молчал. Он впервые в жизни не хотел выполнять приказ. Все в нем восставало, он прекрасно понимал, что завершение операции, которую ему приказывали выполнить, могло стать запалом гражданской войны в России. Кроме того, он помнил короткий разговор с Лешей и его совет - постараться не вмешиваться в эту кашу. А главное, он был уверен, что там, в самой гуще толпы его дочь, его Васька. Если начнется стрельба, каждый выстрел может быть в нее.
      Минаев глубоко вздохнул и скомандовал по внутренней связи: "Команде - отбой операции. Казарменное положение. Все, ребята, отдыхайте". После этого он отключил рацию и выдернул все телефонные шнуры. Единственной связью с событиями остался телевизор и факс.
      На площади творилось что-то непонятное. Люди волнами ходили из одной стороны в другую. Вдруг в кадре появился танк с трехцветным российским флагом на башне. На него прыгали люди, поднимая над головой маленькие трехцветные флажки.
      А из факса продолжала выползать бесконечная лента.
      "По непроверенным сведениям у Павлова гипертонический кризис. Также по непроверенным, но достаточно достоверным сведениям Язов подал в отставку".
      
      "Началась стрельба у Белого Дома РСФСР. Подходят по Садовому колоннами танки".
       Мужайтесь.
       "По дорогам Эстонии передвигаются колонны с военной техникой"....
       "Это уже не страшно. Белый Дом никто не захватил. Руководство России в порядке, значит, действительно, диктатура не пройдет", - подумал Минаев.. Он подошел к сейфу, открыл его, вынул бутылку коньяка, налил себе полный стакан и медленно выпил, не закусывая. Потом вызвал машину, откинулся на подушку и сказал водителю одно слово: "Домой!"
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
      
      ВОЛЧИЙ КАПКАН
      
      АСЯ
      1.
      Калифорния. Январь 1994 года.
      
      Пало Алто, небольшой калифорнийский город с улицами, усаженными вековыми деревьями, входит в цепочку городов, незаметно переходящих один в другой: Пало Алто, Маунтейн Вью и, наконец, Санта Клара. В Маунтейн Вью Пол бывал частенько, а в Санта Клару не заезжал никогда. И тому была своя причина.
      Семь лет, прошло с того момента, когда в голову Джулии пришла эта шальная мысль - сделать из него американского доктора. За это время в жизни Перлина произошло много событий.
      Учеба на врача, от которой он отказался в свое время в Виннице, здесь в Америке приобрела смысл и цель. За полугодичные курсы, на которые его устроила Джулия, а потом за три года самостоятельной учебы и практики в госпиталях, Пол проштудировал огромное количество книг по медицине, список которых получил на курсах, и который дополнила Джулия. Тесть тоже помогал ему, замучив лекциями по основным медицинским дисциплинам.
      Если бы не уникальная память Пола и отчаянное желание прорваться в настоящую американскую жизнь, вряд ли бы он смог совершить этот подвиг. С работой в магазине пришлось расстаться - не было ни сил, ни времени. Жил он все время учебы на небольшие сбережения, накопленные во время работы. Это был действительно уникальный подвиг и настал день, когда он смог сам себе прокричать: "Я сделал это!" Как это ни странно, но в процессе учебы его отношения с Джулией постепенно из любовных превратились в дружеские. Полу было немного обидно, но в их отношениях правила игры всегда диктовала Джулия. Он был настолько ей обязан, что принял все, как она хотела и даже не пытался изменить эти правила.
      Ирма в девяностом году, не без материальной помощи Пола, открыла в Бруклине маникюрный кабинет, который посещала в основном "русская" публика и который давал неплохой доход. На этом она посчитала функции Пола в Америке выполненными на сто процентов и в один прекрасный день заявила Полу, что ни она, ни ее семья в нем более не нуждаются.
      Это было просто формальное закрепление положения, которое длилась уже много лет. Профессор Верник полностью поддержал решение дочери, тем более, что Пол, получив лицензию врача, и не собирался прибегать к консультации и помощи тестя, как обещал перед поездкой по его протекции в Винницу.
      В общем, после заявления Ирмы, Пол собрал свои нехитрые пожитки, вызвал такси и ушел из этого дома. Только добрейшая Мина Ильинична шепнула ему на прощанье: "Если захочется моих пирогов с маком, приходи. Я всегда буду тебе рада...".
      Сев в такси, Перлин понял, что ехать ему некуда. Мелькнула мысль позвонить Джулии, но не хотелось морочить ей голову своими новыми проблемами. Последний раз они виделись в день получения Полом лицензии врача. Скромно отметили это событие в том самом итальянском ресторанчике, где встретились первый раз. Пол понял, что следующей встречи надо будет ждать довольно долго. Правда, Джулия помогла ему найти помещение для офиса, даже передала для начала несколько своих больных.
      Таксист терпеливо ждал команды, куда ехать, не прерывая задумчивости клиента. Наконец, водитель осторожно кашлянул, Пол очнулся, почесал затылок и сказал: "В отель, любой. Не очень дорогой, но приличный...". Машина тронулась.
      Прожив неделю в гостинице, Пол нашел на съем удобную двухкомнатную квартиру недалеко от своего офиса и начал новую жизнь. Как это ни странно, но Джулия оказалась права, и в профессиональном плане его деятельность складывалась довольно удачно. Компьютер оказался незаменимым помощником и подсказчиком. Перлин был человеком любознательным и добросовестным. Он часами путешествовал по справочным электронным пособиям, следил за всеми новинками, был обходителен и выдержан. Его настойчивость была вознаграждена. Об этом свидетельствовал не очень широкий, но стабильный ручеек клиентов и растущий счет в банке.
      ***
      В этот день Пол приехал в офис как всегда, за полчаса до начала приема, Его офис размещался на первом этаже трехэтажного дома, утопающего в кустах роз, в живописном уголке Пало Алто.. Он сел было за компьютер, чтобы посмотреть последние результаты анализов больных, покопаться в интернете. Но компьютер даже не включил, углубившись в свои мысли. А мысли у него были невеселые. "Тридцать пять лет, - думал Пол, - а кроме случайных знакомых и нескольких безотказных подруг, никого в жизни нет. Да, конечно, есть хорошая специальность, есть офис в прекрасном городке, есть уже небольшая клиентура, но в душе - пустота". И каждый раз, когда в голове Пола бродили подобные мысли, он приходил к выводу, что все неприятности в его жизни связаны с женщинами. Вот и недавние события, которые привели его к переезду в солнечную Калифорнию...
      ***
      Была у Пола в жизни одна страсть - горные лыжи. Будучи студентом, он очень увлекался этим спортом. У него были тогда примитивные лыжи с железной окантовкой и тяжелые ботинки. На этом специальная экипировка заканчивалась. Но даже в таком виде он на слаломной горке в Голосеевском парке делал лихие развороты и торможения.
      В Нью Йорке он смог, наконец, осуществить свою мечту и приобрел полный комплект горнолыжного снаряжения: пластиковые лыжи, специальные палки, костюм, шапочку, шарф, чехлы. Каждый год он на две недели закрывал свой офис, покупал билет на самолет и летел в Скво -Велли, горную Мекку Америки. Там он отводил душу по полной программе. И именно там ровно год назад он встретил женщину, которая круто изменила его жизнь.
      Познакомились они на слаломной горке, почти как в фильме "Серенада солнечной долины", который, по рассказам старожилов, снимался именно здесь, в Скво Вэлли. Спускаясь, Пол чуть не налетел на барахтающееся в снегу существо. Он резко затормозил, подняв облако снега, и склонился над потерпевшим бедствие лыжником. Когда существо с его помощью было поставлено в вертикальное положение, оказалось, что это миловидная девушка, которая, как цапля, стояла на одной ноге, боясь наступить на другую ногу, видимо поврежденную. Морщась от боли, она кусала губы.
      - Что с вами? Я могу помочь? - спросил Пол.
      - Боюсь, что я сломала ногу, - ответила девушка.
      Пол опустился на колени и осторожно поставил ее ногу на снег. Девушка вся сжалась от боли и еле сдержала крик. Пол оглянулся, соображая, как им добраться до базы. В это время раздался шум мотора. К ним на большой скорости приближался снегоход, на котором восседали два спасателя в ярко-желтых костюмах. Через несколько минут пострадавшая была заботливо уложена в специальную люльку, лыжи ее пристегнуты к корпусу снегохода. Взревел мотор и, возможно, все бы на этом и закончилось, если бы Пол не закричал: "Постойте, где я вас найду!?"
      Слезы замерзли на щеках девушки двумя прозрачными ручейками, но она уже улыбалась: "В вашей гостинице. Спросите Кэрри Чалби!", - прокричала девушка, и сани умчались вниз по склону.
      Пол медленно заскользил вслед за ними, размышляя, как он мог прозевать в своей гостинице такую очаровательную лыжницу. Тем более, что она-то помнила, что они живут в одном отеле! Надо ли говорить, что вечером того же дня Пол уже стучал в дверь номера, где жила мисс Чалби.
      - Войдите! - прозвучал знакомый голос, и Пол переступил порог. В руках у него была огромная декоративная снежинка, сделанная из яркого серебристого стекляруса. Плоская бутылка джина, прихваченная на всякий случай, оттопыривала задний карман джинсов.
      Девушка искренне обрадовалась его приходу, вскочила с кресла, опираясь на легкий костыль, и протянула руку: "Кэрри Чалби", - сказала она, улыбаясь.
      - Пол, - ответил Перлин, бережно пожимая тонкую руку с длинными пальцами.
      Они уселись в кресла у журнального столика перед телевизором. Пол, уже не стесняясь, вынул свою бутылку джина, а Кэрри, прыгая на одной ноге, тут же принесла из холодильника лед и тоник. Они проглотили первую выпивку, и им стало так легко друг с другом, как будто они были знакомы очень давно. Кэрри сказала, что доктор на лыжной базе уверен - перелома нет, просто сильный ушиб, надо несколько дней поберечь ногу и побыть в покое.
      Пол сказал, что он тоже доктор, но специалист в другой области, и, чтобы убедиться в том, что у нее больше ничего не повреждено, ему придется позже осмотреть и выслушать ее. Но сначала больная должна рассказать доктору о себе.
      Кэрри охотно рассказала, что живет она постоянно в городке Санта Клара, недалеко от Сан-Франциско и работает в одной благотворительной религиозной миссии. В Санта Клара, рассказала Кэрри, у нее муж, старше её на десять лет, и пятилетняя дочь...
      В этот вечер и в эту ночь не имело никакого значения, что было у каждого из них за годами и за горами. Были только мужчина и женщина, казалось, созданные друг для друга, и был серебристый снег, отражавший блеск невероятной луны и невероятно огромных звезд на черном ночном небе.
      Кэрри очень точно соблюдала совет "лыжного" доктора несколько дней не выходить на лыжню. Пришлось и Полу подчиниться этому режиму. Они несколько дней не выходили из номера, и ее личный доктор Пол Перлин каждый день по несколько раз внимательно, ухом выслушивал, как бьется ее сердце, и, услышав учащенные удары, бережно укладывал больную ногу, а заодно и здоровую, себе на плечи, чтобы невзначай не причинить боль травмированной лыжнице...
      Но, как известно, на свете все кончается. Закончился и отпуск Кэрри. Пол вынес и уложил в такси ее сумку, закрепил в специальных зажимах на крыше лыжи и на несколько минут задержал ее руки в своих руках.
      -- Неужели мы больше никогда не увидимся? - спросил Пол, выдыхая морозный пар.
      - Никогда не говори "никогда". Говорить никогда имеет право только Тот, в руках которого судьбы всех.
      - Но если я его, Того, очень попрошу? - спросил Пол.
      - Может быть, если ты приедешь на следующий год сюда, в Скво Вэлли, - смеясь ответила Кэрри. - Ты знаешь, как говорят в таких случаях иудеи?
      - Нет, не знаю. Откуда мне знать.
      - Разве ты не иудей?
      Полу показалось, что Кэрри сказала это с каким-то вызовом, но тогда он не придал этому особенного значения и ответил: - Не важно. Я американец. Так что говорят иудеи?
      - Все важно, мой дорогой. А иудеи говорят: "На следующий год в Иерусалиме! Бай!"
      Такси медленно тронулось вниз по заснеженной дороге. Пол стоял, провожая его взглядом, и пытался понять, что так неуловимо изменилось в Кэрри в последние минуты перед расставанием. Когда он уселся возле стойки в баре отеля, заказав двойной джин без содовой, ему вдруг стало ясно: Кэрри уже была не с ним, она была дома, у себя дома. Но, черт возьми, а ему-то где теперь быть!?
      Вернувшись в Нью Йорк, Пол не находил себе места. Он не мог забыть Кэрри и несколько дней и ночей, проведенных с ней. Он пытался найти утешение в алкоголе, но поймал себя на том, что утром у него начали дрожать руки и пальцы бродили по клавиатуре компьютера, как пьяные. Жалобы больных стали его раздражать, а это грозило катастрофой.
      Как-то он даже позвонил Джулии, но нарвался на холодный профессиональный разговор. В конце разговора он спросил напрямик:
      - Скажи, Джулия, у тебя сейчас кто-то есть? Я имею в виду, кроме мужа.
      - Какое это имеет значение. Та вода, в которую мы с тобой входили, уже давно утекла в океан...
      Пол повесил трубку и на следующий день после этого разговора заказал билет в Калифорнию.
      ***
      Выйдя в аэропорту Сан-Франциско к стоянке такси, Пол поразился ясному голубому небу над головой и какой-то особой прозрачности воздуха. Когда он шесть часов назад вылетал из Нью Йорка, небо там было затянуто темными тучами, из которых периодически вываливался мокрый снег. С трудом разрывая смог, снег падал на улицы холодной грязью. Неслышно подкативший желтый лимузин, оторвал его от этих воспоминаний и созерцания калифорнийских небес. Пол опустился на заднее сиденье и сказал водителю: "Санта Клара! Хороший отель"
      Машина медленно, соблюдая требования знаков, выехала на двести восьмидесятый "фривэй", а потом, быстро набрав скорость, помчалась по живописной дороге, петляющей между холмами, по направлению к городу, где жила Кэрри. Спустя полчаса, такси остановилось на Эль Камино Риал, у отеля "Холидей Инн".
      - Сколько? - спросил Пол.
      - Пятьдесят баксов, - неожиданно по - русски ответил таксист.
      - Как ты вычислил, что я знаю русский? - удивленно спросил Пол, протягивая дненьги. Ему казалось, что от его бывшей "русскости" в нем уже не осталось ни следа.
      - Вы насвистывали мотив русской песенки, вот этот: "Еду, еду, еду к ней..."
      - Черт возьми! Ты прав. Как тебя зовут?
      - Юрий...
      - Откуда ты приехал в Штаты?
      - Из Киева.
      - Бог мой, так мы же земляки! Послушай, Юра. Я понимаю тебе надо работать, но, если сможешь, подкати вечерком сюда в отель. Посидим в баре, поболтаем. Я в этих краях в первый раз. Может быть, посоветуешь что-нибудь. Я оплачу, конечно, твою поездку ко мне.
      - Ладно. Если срочных заказов в городе не будет, подъеду, - ответил Юрий, вынимая из багажника сумку Перлина. - Гуд лак! Удачи вам с "ней"!
      - С кем, с ней?
      - К которой: "Еду, еду к ней..."
      - К черту, - сказал смеясь, Пол, и вошел в двери отеля. Юрий развернул машину и медленно покатил в обратный путь.
      Пол зарегистрировался у стойки портье, поднялся в номер на втором этаже, поставил сумку и задумался, что делать дальше. Он не знал, как Кэрри отнесется к его появлению в Санта Клара, смогут ли вообще они встретиться. Но, прежде всего, следовало принять душ, что он и сделал с большим удовольствием. Выйдя из душа, Пол сел в кресло, закурил и попытался выработать план действий. Ничего не придумав, он натянул тонкий черный пуловер, надел джинсы, черные мокасины, серую куртку и спустился в бар на первом этаже гостиницы. Через огромное окно, выходившее на улицу Ель Камино, виднелась неоновая надпись на противоположной стороне : "Вы можете покинуть Калифорнию, но она никогда не покинет вас!"
      Как только он уселся за стойкой, к нему подошла молодая симпатичная барменша и, улыбаясь, застыла в ожидании заказа.
      Коньяк и телефонную книгу, - попросил Пол.
      Через минуту девушка принесла ему маленькую рюмку с янтарной жидкостью, толстенную книгу и телефонный аппарат. Пол одним глотком выпил коньяк и тут же поднял вверх два пальца. Барменша оказалась понятливой и принесла две рюмки.
      - Мистер кого-то ждет? - улыбнувшись спросила девушка.
      - "Мэй би", - ответил Пол, не зная, ждет он или не ждет. Потом, рассердившись на свои сомнения, решительно раскрыл книгу. Номер Кэрри он нашел тут же и поднял телефонную трубку. "Если ответит мужской голос, скажу, что провожу социальный опрос по телефону", - подумал Пол. Но трубку после второго гудка сняла Кэрри.
      - Хэлло! Повторила она второй раз и, видимо, уже хотела положить трубку.
      - Простите, вас беспокоит доктор, специалист по сердечным болезням. Мне показалось, что вы нуждаетесь в помощи.
      - Хай, Пол. Ты в Санта Кларе?
      - Ты удивительно догадлива, или ты просто ясновидящая.
      - Сейчас я просто ясно слышащая. Где ты?
      - Отель "Холидей Инн", бар на первом этаже, мои приметы - две рюмки коньяка и серая куртка. Все остальное не изменилось.
      - Я приеду через полчаса, но боюсь, что ты будешь разочарован.
      - Ничего, я привык разочаровываться в женщинах, мы ждем.
      - Кто это мы?
      - Я и коньяк.
      Пол пересел к столику в глубине бара у окна напротив двери и стал ждать. Когда Кэрри появилась в баре, Пол не стразу узнал ее, хотя расстались они не так давно. Она была одета в темную длинную юбку до пят и черный свитер. Черная кожаная куртка с меховой опушкой и белая без узоров косынка на голове дополняли ее наряд. Эту женщину трудно было представить себе в ярком спортивном костюме, а тем более в постели со стаканом виски или сигаретой в руке.
      Пол тряхнул головой и поднялся ей навстречу. Кэрри стремительно подошла к столику и, не дав Полу даже обнять себя, села напротив.
      - Ну, здравствуй, Пол, - негромко сказала она.
      Только непослушный локон темных волос и голос говорили Полу о том, что перед ним та самая Кэрри.
      - Выпьешь? - спросил он неуверенно, подвигая к ней рюмку коньяка. Перед ним уже стояла небольшая стайка пустых рюмок.
      - Нет, спасибо, я не хочу...
      - А я выпью, - сказал Пол и проглотил коньяк. - Кэрри, скажи мне ради бога, что с тобой произошло? Всего месяц назад ты была другим человеком. Мы любили друг друга, и мне казалось, что это будет всегда...
      - Пол! Ты не представляешь себе, насколько ты прав. Там, в Скво Вэлли с тобой был совсем другой человек. Пойми, любой человек, а женщина особенно всегда раба обстоятельств. Месяц назад на короткое время я принадлежала себе...и тебе. Я ведь в детстве жила в Скво Вэлли и там остались мои дальние родственники. Я обманула мужа, сказав, что еду в Скво Вэлли их проведать. На самом деле мне ужасно захотелось пожить одной среди снежных гор и покататься на лыжах, как в детстве.
      А сейчас я себе не принадлежу, и я плачу достаточно высокую цену за то, что две недели была такой, какой была, за то, что встретила тебя...
      - Но я сейчас здесь. Я прилетел для того, чтобы быть с тобой, чтобы освободить и защитить тебя от любых обстоятельств. Я переберусь в Санта Клару, мы будем хоть иногда встречаться...
      - Нет, нет! Это невозможно! - с испугом перебила его Кэрри, - Это абсолютно невозможно, - повторила она.
      - Но в чем причина!? У тебя есть муж, я понимаю, но ты его не любишь. Я знаю, я чувствую это! Мы все ему объясним...
      Кэрри посмотрела на Пола, как на безумца. - Ты не понимаешь, не знаешь, о чем говоришь, а я не могу тебе ничего объяснить. Пол, дорогой, уезжай, мы не должны видеться. Я и так очень рискую. Если меня кто-нибудь увидит в этом баре, я погибла. - Она решительно встала с кресла. - Спасибо тебе за все. Извини, что я так легкомысленно пригласила тебя. Все же Санта Клара это не Иерусалим. Мы больше не увидимся. Прощай...
      Кэрри повернулась и исчезла, как будто растворилась в воздухе, как будто ее никогда и не было за этим столиком. Какое-то время Пол сидел, тупо глядя на опустевшее кресло. Потом поднялся и не очень твердой походкой направился к стойке. "Что у них за порции коньяка? - подумал он, уставившись на батарею бутылок за спиной барменши, - чтобы как следует напиться, надо делать заказ на футбольную команду!" Рассчитавшись за выпитое, Пол купил еще бутылку джина и поднялся в номер. Не раздеваясь, он смешал себе порцию джина с тоником, а затем плюхнулся в кресло и тупо уставился в серый погасший экран телевизора.
      "Что же с ней произошло?, - думал Пол, - почему за какой-то месяц она стала другим человеком? Чего-то он там в ней не рассмотрел, в Скво Вэлли. И главное, что ему-то сейчас делать?" Бросить в такси сумку и возвращаться в Нью Йорк почему-то не хотелось. Он поднес стакан с выпивкой ко рту, и в это время раздался стук в дверь. Сердце бешено заколотилось: а вдруг она вернулась! "Войдите!", - крикнул Пол, поднимаясь с кресла.
      Двери открылись, и в номере возник таксист Юра. Его лысина, обрамленная седым пушком, и голубые глаза излучали доброту и радость. Пол обрадовался ему, как старому знакомому.
      - Э-э! - заявил Юра, оценив обстановку, - я, кажется, явился вовремя. В одиночку пьют только алкоголики и члены правительства, а вы не из их компании. У меня подвернулся заказ в Санта Клара, и я решил навестить земляка.
      Во время этой тирады таксиста Пол смешал ему порцию выпивки и поставил на журнальный столик.
      - Вы не обидитесь, если я только чуть-чуть? Я все же за рулем и мне еще работать до полуночи.
      - Пей, сколько хочешь, - сказал Пол, - может быть, мы с тобой и уедем сейчас вместе из этого города.
      - Что, она не пришла? - спросил Юра, пригубив джин.
      - В том-то и беда, что пришла, - ответил Пол и вдруг, неожиданно для себя начал рассказывать этому симпатичному, но совершенно незнакомому человеку историю последних событий, связанных с Кэрри Чалби.
      Юра слушал, не перебивая, и, когда Пол закончил свой рассказ, тяжело вздохнул и сказал: - Да, не повезло вам с этой барышней. Но, вы знаете, у меня в Киеве был один приятель, так он всегда говорил: "Юрчик! Нельзя из-за одной женщины портить отношения со всеми остальными". - Зато сейчас у вас выбор стал гораздо больше. - Он помолчал, а потом продолжил, - хотите, я попробую сейчас узнать что-нибудь о вашей подруге? Я видел здесь рядом с отелем стоит машина знакомого таксиста. Я знаю, он жил несколько лет в Санта Кларе. Таксисты всегда много чего знают о своих клиентах.
      Пол молча кивнул. Юра поднялся и вышел из номера. Пол не спеша разделся, принял душ. Бешеный напор холодных струй остудил его разгоряченное лицо и привел почти в нормальное состояние. Когда он вышел из душевой, Юра стоял у широкого окна. Зажглись первые фонари, и улица в светящихся огнях реклам и витрин магазинов была похожа на театральную декорацию.
      - Ну, что узнал? - спросил Пол, плеснув себе на два пальца джина в стакан.
      - Узнал. Скажите, - неожиданно спросил Юрий, - вы религиозный человек?
      - Религиозный? Я? Нет! Я был комсоргом своей группы в институте. К счастью или к сожалению, советская власть воспитала нас атеистами. И потом, я слишком много грешил в жизни, всевышнему такие не нужны. Он меня и слушать не станет.
      - Вот в этом все дело, - сказал Юра., - Я, конечно, тоже не верующий и в советскую власть никогда не верил и в их партии не состоял... А эта дама, похоже, очень верующая.
      - Какая дама? - не понял сразу Пол.
      - Ваша Кэрри Чалби.
      - Кэрри верующая? - Пол громко рассмеялся, вспомнив, что они вытворяли в постели, как богохульствовали.
      - Ну, может она и не очень верующая, я не утверждаю. Но так мне сказал этот таксист, который многих здесь знает. Она американка, но ее муж, мистер Чалби - глава нескольких мусульманских общин на западном побережье. В этих общинах, рассказывают ребята, он установил воинскую дисциплину. Все молятся по пять раз в день, а уж о том, чтобы "схилять налево", как у нас говорили, не может быть и речи. Да, и еще, известно, что ее муж, этот Али Баба, приехал сюда лет пятнадцать тому назад с Востока, то ли из Египта, то ли из Турции, и открыл свой бизнес. Какой, никто не знает. Но человек он богатый. Вот пока все, что сообщило местное "ЦРУ".
      Пол надолго задумался. Ему многое стало ясно в поведении Кэрри. Он вспомнил студентов из арабских стран, которые учились в их институте. Они жили в общежитии в отдельном блоке с улучшенными условиями. Комнаты - на двоих. У каждого из них на ночном столике лежал коран, титульный лист которого был украшен затейливой золотой вязью. Но какие они закатывали по ночам оргии с пьянками и недорогими белокожими блондинками! Руководство института смотрело на все это сквозь пальцы, чтобы не поколебать устои интернациональной дружбы.
      Из задумчивости его вывел Юрий. - Послушайте, у меня есть хорошее предложение. Я приглашаю вас в гости к себе в Сан-Франциско. Познакомлю с мамой, с женой. У меня жена готовит такую фаршированную рыбу - пальчики оближешь. Я покажу вам наш Фриско. Это удивительный город, вы наверняка полюбите его. А? Поехали!?
      Пол думал всего одну минуту, а потом махнул рукой и процитировал : "Он сказал, поехали...". Через сорок-пятьдесят минут они подъезжали к многоквартирному дому недалеко от океанского побережья, в котором Юра с семьей снимали квартиру. По дороге Юрий философски изрек: "Все, что ни делается, все к лучшему". Пол мысленно про себя добавил: "Кроме того, что уже нельзя изменить".
      Поездив несколько дней с Юрой по городу, который тот знал, как свои пять пальцев, Пол действительно влюбился в город, в великий океан, в синие небеса, в Золотые ворота, именем которых здесь называют все: от моста и парка до отелей и борделей. Ему все больше нравился неутомимый работяга Юра. Он плохо знал английский язык, но ухитрялся доставлять пассажиров в любую требуемую точку города кратчайшим путем и при этом еще рассказывать что-то из городских новостей.
      Фаршированная рыба в исполнении Татьяны, жены Юры, была потрясающей. Его дочка Наташа и внук Женечка были очаровательны, а мама, которой было 84 года, оказалось, знала бабушку Павла по их совместной учебе в школе в незапамятные годы. Полу показалось, что он, наконец, нашел свою семью, и это решило вопрос.
      Вернувшись через неделю в Нью Йорк, он начал сворачивать практику. Завершив эту непростую процедуру, через три месяца он прибыл в Пало Алто и открыл офис. Пол не захотел обосновываться в Сан-Франциско. Ему хотелось тишины и покоя, а в семью Юры он приезжал почти каждый уик-энд. Иногда он забирал Женечку и его маму Наташу к себе. Он снимал в Пало Алто небольшой коттедж с патио и бассейном. Женька очень любил плескаться в бассейне.
      Рядом был один из лучших в мире Стэнфордский госпиталь, что тоже было немаловажно для практикующего врача. В университете был великолепный спортивный комплекс с теннисными кортами, бассейнами и тренажерными залами. Пол купил себе абонемент в тренажерный зал и каждую неделю поднимал железо. Очень давно он не чувствовал себя так легко и уверенно. Иногда ему казалось, что за каждым поворотом дороги, за каждой утренней пробежкой его ожидает что-то неожиданное и очень приятное.
      
      2.
      Москва. Лето 1994 года.
      
      Ася легко взбежала без лифта на четвертый этаж их массивного многоэтажного дома на Ленинском проспекте. Рита, видела из окна, как Ася выпрыгнула из "Вольво" Эдуарда, своего соученика по университету, и побежала к парадному, размахивая сумкой. Копна рыжих волос разметалась на ветру. Рита, открыв дверь квартиры, ждала ее на лестничной площадке. Ася с разбега повисла на шее матери.
      - Мамуля! Все! Меня утвердили! Я через неделю лечу в Калифорнию на показательные выступления! Меня включили в сборную Москвы!
      - Я тебя поздравляю, дочура! Я так рада, так рада! Жаль, что папа, как всегда, в командировке и не может порадоваться с нами, - сказала Рита, пропуская дочь в квартиру и закрывая за ней двери..
      - Он обещал вернуться к концу месяца, но, как обычно, у него оказались важные дела, - сказала Ася, бросив сумку на диван, и хватая телефонную трубку.
      - Ну, не обижайся на него. Ты же знаешь, какая у него работа.
      - Какая у него работа, даже ты не знаешь, - набирая номер, сказала Ася.
      - Ты права, - вздохнула Рита. - Но я всю жизнь этого не знала и не хочу знать, а мечтаю только об одном, чтобы он поскорее вышел на пенсию. Хотя не знаю, как он сможет прожить без этой своей работы.
      Ася уже болтала по телефону с Катей, которая тоже летела в составе команды в Калифорнию, обсуждая, что из одежды взять с собой в поездку. Повесив трубку, Ася заявила:
      - Мамуля! Я сегодня последний раз нарушаю режим: умираю, хочу твои блины и свекольник, и квас, холодный, холодный.
      - Тебя ждет все это в кухне. А почему ты не пригласила к нам Эдуарда?
      - Слишком много чести для него. Пусть радуется, что ему разрешено подвозить домой такую красавицу, спортсменку и, правда, уже не комсомолку.
      - Смотри, дочура, растеряешь всех своих кавалеров, - сказала Рита, суетясь у плиты. - То Сережа, то Эдуард, то Валик...
      - Но они все одинаковые. А я ищу такого, как папа. Вот, скажи, как ты его нашла?
      Рита задумалась, улыбаясь. Она вспомнила осенний день в Москве 23 года назад, такси, остановившееся у Автозаводского метро и высокого красавца в кожаном пальто нараспашку с цветами в руке.
      Ася залюбовалась матерью, застывшей в раздумье с улыбкой на лице. В сорок восемь лет она не только не выглядела зрелой женщиной, но иногда, при хорошем макияже, ее принимали за подругу Аси, что невероятно радовало и дочь, и мать.
      Они обе привыкли к длительным отлучкам Минаева. Даже возвращаясь их командировок, он часто по несколько дней отсутствовал, находясь под Москвой в своей части.
      Рита никогда не спрашивала, что это за часть, и чем она занимается. Из обрывков телефонных разговоров, из скупой информации Минаева, ей было ясно, что Вадик командует очень секретным и очень важным подразделением, которое должно было действовать в любое время суток. Иногда Минаева вызывали среди ночи. После этого Вадим возвращался обычно через несколько дней с темными кругами под глазами, а иногда и с марлевыми наклейками. Но зато следующие несколько дней он проводил дома, и это бывали самые счастливые дни в их жизни...
      Уплетая за обе щеки блинчики с мясом, Ася сообщила матери, что, хотя сейчас у них распределений не бывает, на нее уже поступил запрос на будущий год из газеты "Новое время", в которой она была на практике.
      - Все, мамуля! Теперь и я через год буду уезжать в такие же командировки, как папа.
      - Лучше не надо, как папа. Ты бы взяла у себя в редакции тему "Здоровье" или "Люди и звери".
      В это время зазвонил телефон. Визг Аси известил Риту о том, что звонил Вадим.
      - Пап! Ты где? - тараторила Ася. - Ну, ты же обещал. Дочка отличница, спортсменка, перед вылетом на соревнования в Соединенные Штаты самой Америки ждет тебя. Красавица жена не отходит от плиты. А у тебя, как всегда, служба...Скоро прилетишь? Значит, ты очень далеко...Ну, все, даю трубку маме.
      Рита взяла т рубку. - Вадик! Как твои дела? Когда мы тебя увидим?
      - Смотри телевизор, - ответил ей Минаев, - я там, где тепло. Много работы, но через недельку, надеюсь, буду дома.
      -Мы ждем, береги себя,- тихо сказала Рита и повесила трубку. Потом она неохотно подошла к телевизору и включила его. Последнее время Рита старалась смотреть по телевизору только развлекательные передачи, вроде "Поля чудес". Блоки новостей стали похожи на сводки из районов боевых действий. Убийства, взрывы машин, захваты заложников повторялись с пугающим постоянством.
      На экране телевизора появилась картинка, и диктор ровным голосом сообщил о захвате в заложники автобуса со школьниками и их учительницей в аэропорту Минеральные Воды. Требования захватчиков - миллион долларов и самолет с заправкой до Швеции. Рита тяжело вздохнула.
      ***
      Минаев, положив телефонную трубку в кабинете, предоставленном ему на время операции начальником управления Службы безопасности Северокавказского округа.
      Теперь, в 94-ом году, спустя тринадцать лет после создания группы "Кентавр", Минаев, располагая огромной базой данных, точно знал, что почти за каждым терактом в мире маячила тень Мамеда. Но сам Мамед оставался неуловимым Кроме того в чеченской полевой армии появился отряд под названием "Исламские волки", которым командовал боевик по имени Ахмад. Вглядываясь на экране компьютера в его черты и читая описание его "подвигов", Вадим, догадался, кто он, и с ужасом ловил себя на мысли, что боится найти в нем внешнее сходство с Ритой. К счастью, явного сходства не было видно, но для Минаева это ничего не значило.
      Тот факт, что сын Мамеда и Риты назвался в условиях войны своим собственным именем, говорил о наглости двух международных террористов - отца и сына и их уверенности в своих силах. Иногда Минаев ловил себя на мысли, что если бы Мамед оказался у него в руках, он не стал бы вести с ним бесыды, а раздавил - как клопа. Но представить себя в поединке с сыном Риты с оружием в руках или без него... Нет, эту мысль он гнал от себя, потому что знал, как он поступит, но не знал, как после этого посмотрит Рите в глаза ...
      
      3.
      Москва - Сан Франциско.
      
      Теплым августовским утром у входа в таможенную зону аэропорта Шереметьево стояла стайка девчонок, которыми нельзя было не залюбоваться. Все в одинаковых красных спортивных костюмах с надписью на спине белыми буквами: "Москва". У их ног стояли большие спортивные сумки с эмблемами "Пума", "Адидас", "Олимпиада-80".
      Несмотря на одинаковую спортивную одежду, девушки были очень разные. Общим у них была только прямая спина, откинутая назад голова, словно они непрерывно позируют, и характерная "балетная" походка. Девочки весело щебетали, не обращая внимания на то, что к ним прикованы взгляды молодых и не только молодых мужчин, стоящих в небольшой очереди на досмотр.
      Тренер сборной команды Москвы Мальвина Георгиевна, высокая статная женщина с русой косой, закрученной на затылке, в свое время тоже ловила на себе восхищенные взгляды мужчин в метро и на улицах. Ее время закончилось неожиданно быстро, но, слава богу, благодаря таланту, напористости и некоторым другим качествам, ей удалось остаться в гимнастике, и не на последних ролях. Старшим тренером команды в США просто так не едут, и Мальвина Георгиевна честно и не без удовольствия отработала свое право на заграничный вояж. Теперь она, как наседка, с высоты своего роста и положения оглядывала компанию цыплят, первый раз выезжающих за рубежи родины.
      К их группе подошли еще два участника поездки. Один невысокий, юркий неопределенного возраста человек с коротко стриженной седой головой,- массажист команды, которого все звали Аверьянычем. Аверьяныч был врач, массажист, утешитель, а иногда подушка, на плече которой можно было выплакаться при обидной неудаче. У Аверьяныча были золотые руки, а главное, - золотой характер. Он никогда не перечил руководству и был готов выполнить любое поручение. Вторым подошедшим был представитель Спорткомитета Василий Иванович Хвостов. Высокий, худой, гладко выбритый, безукоризненно одетый блондин с серыми спокойными глазами. Только Мальвина Георгиевна знала, что Василий Иванович служит на самом деле совсем в другом комитете, не имеющем никакого отношения к спорту. Аверьяныч, выезжавший за рубеж не первый раз, всегда догадывался о настоящей роли "представителей спорткомитета", но предпочитал помалкивать. Звание и должность Василия Ивановича в своем комитете не соответствовали такой малозначительной функции, как сопровождение команды спортсменок. Но был у него в этой поездке, другой, более серьезный интерес.
      С внутренней стороны таможенной зоны появился офицер, кивнувший Василию Ивановичу и сделавший приглашающий жест рукой.
      - Девочки! Взяли сумки и пошли, пошли! Мы проходим командой, без досмотра. Василий Иванович обо всем договорился.
      Коротким красным ручейком девушки проскользнули таможенную калитку и вслед за своими опекунами подошли к стойке регистрации билетов. Вдогонку таможенный офицер крикнул: "Ни пуха вам, девчушки!". Девочки вразнобой прокричали: "К черту, к черту!"
      После взвешивания и сдачи багажа Мальвина оттеснила свой "красный отряд" в уголок около эскалатора и сказала: "Девочки! Василий Иванович хочет сказать вам перед посадкой в самолет несколько слов".
      Хвостов тихо и уверенно заговорил. "Девушки! Вы все летите заграницу в первый раз. Это накладывает на вас большую ответственность. Конечно, сейчас не 74-ый и даже не 84-й годы, наша страна создает новые отношения со всем миром. Но есть еще очень много недоброжелателей, готовых использовать любой промах. Я очень надеюсь, что наша поездка будет не только успешной в спортивном плане, но и достойной во всех отношениях. У меня все". - Он внимательно осмотрел группу. Асе показалось, что на нее он смотрел особо внимательно...- "Пошли пересекать границу".
      Команда поднялась по эскалатору и выстроилась в небольшую очередь перед кабинками, в которых сидели прапорщики с каменными лицами и стеклянными глазами. Катя попробовала пококетничать со "своим" пограничником, но в ответ получила такой взгляд, что тут же юркнула через границу в "свободную зону". Через полчаса они все уже заняли места в креслах аэробуса ИЛ-96-300 компании Аэрофлот, совершающего, как сообщил голос стюардессы на двух языках - русском и английском, "...рейс по маршруту Москва - Сан-Франциско Общая длительность полета семнадцать часов. Пересадка в Нью - Йорке".
      Места у Кати и Аси оказались рядом. Девочки забросили свои личные сумочки в ящики над головой и уставились в иллюминатор.
      - Как ты думаешь, - спросила Ася, - мы сейчас уже за границей, или еще нет?
      - Ну, если этих мордоворотов прошли, значит за границей, - ответила Катя, которая не могла забыть ледяного взгляда прапорщика.
      - А кормить нас будут? - не унималась Ася.
      - Не дрейфь. И кормить, и поить. Мне Мишка Воронов, волейболист динамовский рассказывал. Они зимой в Нью - Йорк на показуху летали.
      Вздохнули моторы самолета, задрожал корпус. Стюардесса пошла по проходу, проверяя, застегнуты ли ремни. Самолет плавно тронулся с места и покатил на взлетную полосу. В иллюминаторе мелькнул отходящий трап, автозаправщик, а потом потянулся ряд наземных габаритных фонарей. Ася поудобнее устроилась в кресле.
      - Тебя укачивает? - спросила Катя
      - Не знаю, я первый раз лечу, - ответила Ася.
      - Самолет застыл перед разбегом, потом моторы взревели до неимоверно высокой ноты и, как пущенный из рогатки камень, "ИЛ-96" устремился на взлет.
      Одно из самых справедливых изречений ХХ века: "Лучше всего в дороге", возможно и не было известно Асе, но ощущала она себя, "как на небе", или, по крайней мере, как по дороге туда. Первый в жизни полет в овеянную рассказами и россказнями Америку. Впереди первые в жизни выступления заграницей, перед незнакомой публикой, наверняка какие-то интересные встречи со студентами. При ее знании английского - никаких барьеров не существует. Даже Хвостов на последнем инструктаже в спорткомитете отвел ее в сторону и доверительно сообщил, что рассчитывает на ее помощь с языком в трудных ситуациях. Откуда он узнал, что она заканчивала английскую спецшколу? Она не писала об этом в анкетах. Вообще, Асе казалось, что после этой поездки в ее жизни все как-то изменится, и она увидит мир по - другому.
      Пока она мечтала, начали развозить в тележках напитки. Выбор их был ошеломляющим: кола, оранж, минералка, пиво, водка, виски, коньяк, сухие грузинские вина. Девочки тяжело вздохнули и, повинуясь суровому взгляду Мальвины, попросили по стакану минералки. Немного поиграли в города. По радио объявили, что самолет покинул пределы Европы и летит над Атлантическим океаном. Ася пыталась разглядеть в иллюминатор этот знакомый только по учебникам географии океан, но под самолетом, сколько видел глаз, расстилалась белесая пелена.
      Появился обед на тех же колесиках: традиционная для всех авиакомпаний курица с рисом в фольге. Время вдруг как будто остановилось. Ася задремала. Она не слышала, как Аверьяныч прошел по проходу, укрывая уснувших девочек пледами. Его главной заботой были мышцы и связки команды. Ровно гудели моторы. Мальвина о чем-то негромко беседовала с Хвостовым. Аверьяныч, вернувшись на свое место, уткнулся в кроссворд.
      Через одиннадцать часов полета самолет приземлился в аэропорту имени Кеннеди в Нью Йорке. Пересадка на рейс американской авиакомпании "Дельта", совершавшей рейс до Сан-Франциско, прошла, для девочек, как во сне. Не успев проснуться после полета над океаном, они снова заснули и проспали все шесть часов полета над Америкой с востока на запад. Когда они приземлились в Сан-Франциско, в Москве уже была ночь, а тут - разгар дня. Зевая и потягиваясь, гимнастки вышли с сумками на плече в зал прилета. Их встречали хозяева - менеджер спортклуба Стэнфордского университета, назвавшийся Бобом и переводчица, милая рыжая веснущатая девушка по имени Лиз. Улыбки не сходили с лиц встречающих. Под их возгласы: "Вау! Магнефик! Вондерфул!", все вместе направились к ожидавшему их автобусу.
      Программа их пребывания была рассчитана на неделю. Менеджер спортклуба по дороге объяснил через Лиз, что два дня они проведут в этом отеле, смогут немного отдохнуть и познакомится с Сан-Франциско. А затем их перевезут в Пало Алто, где, собственно, и находится университет, и где они будут проводить совместные тренировки и показательные выступления.
      Размещение в отеле произошло быстро. Девочки получили комнаты на двоих - Ася, конечно, с Катей. Хотя на дворе был разгар Калифорнийского дня, девчонки, только успев принять душ, свалились в кровати и снова заснули, как сурки.
      Посередине ночи Ася проснулась и тихо, стараясь не разбудить Катю, подошла к широкому окну. Перед ней раскинулся ночной город, один из самых красивых городов мира. Казалось, что не ночь повисла над городом, а какая-то умелая и могучая рука просто выключила на сцене яркий верхний свет.
      Цепочки огней пересекали темное пространство, то сходясь к одной точке, то разбегаясь пунктирными тропинками, чтобы вновь сойтись где-то далеко на горизонте. Там, где обрывались эти цепочки, угадывалось что-то величественное и грозное. Ася догадалась, что там Великий океан. Неслышно подошла и стала сзади, обняв Асю за плечи, Катя. Девушки долго стояли у окна, зачарованные открывшимся им зрелищем. Захотели открыть окно, чтобы вдохнуть ночной запах такого прекрасного города, но не сумели справиться с американскими запорами. Спать уже не хотелось, они улеглись по кроватям и до рассвета проговорили о спорте и о любви, которой Катя, по ее словам уже насытилась, а Ася еще не знала.
      Звонок телефона в восемь часов утра прервал их задушевный разговор. Аверьяныч сообщал, что Мальвина приказала через тридцать минут собраться в холле гостиницы не в спортивных костюмах. Пересчитав всех глазами, Мальвина сказала, что сейчас они идут на завтрак в ближайший "Макдональдс", а в 9 часов их будет ждать автобус для экскурсии по городу.
      В конце этого дня утомленные, наполненные до краев дурманящими красотами Сан-Франциско, девушки вернулись в свой отель. Голден Гейт бридж, Голден Гейт парк, Русский холм, Китайский город, старинная тюрьма Алькатрас и дома, дома в древнем испанском стиле с выступающими балкончиками-эркерами, современные небоскребы в даун-тауне мелькали в памяти, не давали сомкнуть глаз.
      
      4.
      Пало Алто. Август 94 года.
      
      Отпустив последнего в этот день больного, Пол потянулся в кресле и задумался, чем заполнить остаток дня. Выбор был. Можно было поехать в центр городка и пообедать в любимом вьетнамском ресторанчике "Три сезона". Можно было соорудить что-то на скорую руку дома и, забравшись в глубокое кресло, смотреть какой-нибудь триллер, не зная начала и не надеясь увидеть, кто кого в конце убьет. Можно было, наконец, просто поехать в Футхилл парк и посидеть у озера, а к вечеру завалиться с коробкой пива к Берту и Ольге, бывшим его больным, а теперь приятелем, на партию в покер под аккомпанемент любимых в этой русско-американской семье грустных мелодий Джо Дассена.
      Но поехать он решил совсем в другое место. У Пола был абонемент в тренажерный зал Стэнфордского университета, и решение подсказали мышцы, соскучившееся по "железу". Пол выключил компьютер, захлопнул двери кабинета, вышел из здания и сел в свой двухместный красный спортивный "Порше". Мягко заурчал мотор, включилась музыка. Щелчок ремня безопасности в гнезде, легкое движение педали. Пол вырулил на Кастро стрит, потом двинулся по Ель Камино в сторону Стэнфорда.
      У входа в тренажерный зал висело на доске прикрепленное скотчем объявление о том, что сегодня в большом зале состоится выступление русских гимнасток из Москвы. Ниже четкого типографского набора то же объявление было написано от руки по- русски. Пол усмехнулся, взглянул на часы и подумал, что после своей тренировки, возможно, зайдет посмотреть на "москоу атлетс герлс", как было написано в объявлении.
      Упражнения на тренажерах, как всегда, не утомили физически, а дали ощущение легкости и мышечной радости. Приняв душ, Пол вышел из тренажерного помещения, сел в машину и поехал к залу, где выступали русские гимнастки.
      Большой зал был полон зрителей. Они сидели даже на ступеньках и на полу вокруг синего ковра, на котором высокая блондинка выполняла упражнение с обручем. Пол пристроился около колонны и стал наблюдать за происходящим на ковре. Рядом с ним расположилась съемочная группа телевидения. Камера тихо стрекотала. Блондинка, это была Катя, закончила свое упражнение, поклонилась и балетной походкой, не касаясь пятками земли, покинула ковер. "Ничего. Хороша барышня", - подумал Пол, оценивая ее пропорции. Он тут же поймал себя на мысли, что впервые за много лет подумал по - русски.
      В это время диктор объявил: "Чемпионка Москвы, класса мастеров, Асья Минаефф! Упражнение с лентой!" Зал дежурно зааплодировал. Пол приготовился увидеть еще одну рослую русскую красавицу.
      Секундная пауза, и на ковре сверкнула молния с копной развевающихся рыжих волос. С первых же тактов какой-то ужасно знакомой по прошлой жизни мелодии Пол не отрывал взгляда от девушки в красном купальнике на синем ковре. Она творила со своей лентой чудеса. То она и лента были совершенно разными существами, каждое из которых жило своей жизнью. Лента витала где-то под потолком, а гимнастка кралась, как кошка, извивалась, как змея, падала, как подстреленная, пока в какой-то момент они вдруг вновь не становились одним существом, и лента трепетала в ее руках. Это было не упражнение гимнастки, это был какой-то языческий танец, танец огня. Это была материализовавшаяся музыка. Вдруг Пол вспомнил: девушка танцевала под ноктюрн Арно Бабаджаняна, который он очень любил в своей прошлой киевской жизни.
      Когда "Асья" закончила выступление и остановилась в центре ковра с опущенной головой и безвольно брошенными вдоль туловища руками, на несколько секунд воцарилась тишина. Ася подняла голову и обвела ряды глазами. В этот момент зал взорвался аплодисментами и приветственным свистом. Это были уже не дежурные аплодисменты. Ничего подобного этот старый зал никогда не видел и не слышал. Пол орал вместе со всеми, хлопал, что есть силы в ладони и хотел только одного, чтобы эта девушка, как ее назвали, Асья, не уходила с ковра, а танцевала еще и еще. Ася немного смущенная и невероятно счастливая, грациозно кланялась на все стороны. Пол увидел, что высокая женщина в спортивном костюме с противоположной стороны ковра делала Асе какие то знаки. Но Ася ничего не видела. Своей летящей походкой, словно не касаясь земли, она сделала круг по ковру, взмахами рук приветствуя и благодаря зрителей, и ушла в темноту.
      - Сколько дней они еще будут у нас выступать? - охрипшим от крика голосом спросил Пол телеоператора.
      - Еще два дня, - ответил тот.
      Пол повернулся и пошел к выходу из зала. Он понимал, что после Аси наверняка будут выступать другие гимнастки, но ему не хотелось расплескивать ощущение живого огня, которое он уносил в ладонях и в сердце. В голове была только одна мысль: "Как познакомиться с этой девушкой?"
      Пол знал, как тщательно оберегали членов советских зарубежных делегаций от тлетворного влияния Запада. Сейчас у них, правда, перестройка, но черт их знает, в какую сторону они перестраиваются. В нем вдруг заиграл тот самый бес, который много лет назад толкнул его на попытку кражи фотографии Киры из фойе театра в Киеве. А бороться с бесами, сидящими в нас, как известно, пустое занятие.
      5.
      Калифорния. Август 94 года.
      
      Пролистав газеты, полные хвалебных отзывов о московских гимнастках, особенно о "рыжей молнии", как прозвали Асю, Пол очень быстро выяснил, что команда живет в "Кардинал отеле". Он знал это старинное здание с козырьком над входом в центре Пало Алто на пересечении улиц Гамильтон и Рамона, окруженное домами, построенными в испанском стиле.
      На следующий день утром он зашел в отель и оставил у портье записку для мисс Асьи из России. Портье заулыбался, поскольку уже весь персонал знал, что русские девушки, получившие "бест паблисити", живут в апартаментах отеля. "Только, мистера не затруднит сказать, какая из "рашн" красавиц мисс Асья? Они все красавицы" Мистер, конечно, не знал, как фамилия Асьи и в каком номере она живет, но он не сомневался, что не запомнить ее внешность невозможно. Когда он сказал о рыжих волосах и потрясающей фигуре, портье заулыбался еще шире.
      "Оф коз! Мистеру нужна Асья Минаефф. Мистер будет ждать ответа?"
      - Да, в баре напротив отеля,- ответил Пол, и вышел из гостиницы.
      В записке он написал, умышленно коверкая русские слова:
      "Мисс Асья!
      Я имею сообщить вам нечто очень важное, связанное с вашим семьей и потерянным детским братом. Жду в баре против отеля.
      П."
      Нагородив все это, Пол рассчитывал на женское любопытство, и не ошибся. Через десять минут в дверях бара появилась Ася. Ее рыжие волосы были схвачены сзади простой резинкой. Серая курточка без рукавов была надета на водолазку телесного цвета. Коричневые вельветовые джинсы туго обтягивали бедра, туфли на шпильках подчеркивали стройность фигуры и легкость походки. Ася остановилась в дверях, оглядывая полупустой в это время зал. Пол, на секунду онемев от появления материализовавшейся мечты, поднялся из-за стола и стремительно пошел навстречу своей гостье.
      - Это вы и есть тот "П", который меня заинтриговал? - на чистом английском языке спросила, улыбаясь, Ася.
      - Да, это я. И я приношу свои извинения за такое необычное знакомство, но мне было совершенно необходимо с вами поговорить.
      - Тогда, может быть, мы присядем, - предложила Ася, беря на себя роль хозяйки.
      - Да, да! Что ж это я? Извините!
      Пол отодвинул стул, усадил Асю и сам сел напротив. - Что вы будете пить, Асья?
      Ася удивленно подняла брови. - Кофе, колу, или апельсиновый сок. Мы же в режиме.
      - Ах, да! Я забыл. Выступления. - Он поднял руку и сказал подошедшему бармену: "Два кофе, апельсиновый сок и два коньяка".
      - Я вас слушаю, - спокойно сказала Ася, поставив локти на стол и погрузив подбородок в ладони. Огромные зеленые глаза с любопытством распахнутые ему навстречу, высокий лоб, свободный от затянутых назад волос, совершенно взрослая, женственная поза так поразили Пола, что он на момент вдруг забыл, что он хотел сказать. - Вы писали о какой-то семейной тайне, о брате. Кто вы, и какое отношение вы имеете к моей семье?, - напомнила Ася.
      Бармен принес заказ и поставил одну рюмку коньяка перед Асей, другую перед Полом. - Нет, оба коньяка мне, - сказал Пол, - дама пьет только оранж и кофе
      - Зачем вам две рюмки, нельзя ту же порцию в одной рюмке? - удивленно спросила Ася
      - Чтоб не бегать. У них порции очень маленькие - улыбнувшись, ответил Пол. Он постепенно приходил в себя после первого оглушительного впечатления от встречи. "Сколько ей может быть лет?" - думал он, - "девятнадцать, двадцать. Боже мой, она мне в дочери годится!"
      - And so, - сказала Ася, - или перейдем на родной русский?
      Пол рассмеялся. - Какой фразой я себя выдал?
      - Фразой: "Чтоб не бегать". Так говорят только в России. Вы на самом деле из России? Я угадала?
      - Вы угадали. Только не из России, а еще из СССР, из Киева.
      - Ну, тогда называйте меня Ася, а не Асья, как говорят здешние дикторы. А как мне вас называть?
      - Пол, то есть Павел...
      Ася вышла из гостиницы, никого не предупредив, рассчитывая на короткий разговор, разъясняющий какое-то недоразумение. Но беседа с этим странным человеком, его внешность, мягкие манеры, восхищенный взгляд, устремленный на нее, придавал этой встрече неожиданный интерес. У нее даже мелькнула мысль: "А вдруг меня ждала в Калифорнии именно это?"
      Пол понравился ей с первого взгляда. Он был очень красив. Ася видела, что он старше ее, но насколько, не могла определить. И ей показалось, что это не имеет никакого значения. Ася почему-то подумала, что он похож на ее отца в молодости, если судить по нескольким фото, которые хранила Рита. Отец не любил фотографироваться... Ася отпитла глоток кофе и сказала:
      - Итак, я вас слушаю, ...Павел. Что там с моим братом и с семейной историей?
      Пол взял из рук Аси выпитую чашку кофе, перевернул ее донышком кверху и на несколько секунд замолчал загадочно улыбаясь. Ася смотрела не его манипуляции, как на движения фокусника в цирке. Затем Пол вернул чашку в нормальное положение и, всматриваясь в коричневые узоры на стенках, медленно заговорил голосом оракула.
      "У вас был брат, старше вас на два года. Однажды ваша мама, зайдя в магазин, оставила на несколько минут без присмотра коляску с ребенком. Когда она возвратилась, коляска была пуста. Прибежавшие на ее крик женщины сказали, что видели, как от магазина убегала цыганка с каким-то свертком в руках. В тот год город, где жила ваша мать, наводнили цыгане. Ни милиция, ни друзья, ни знакомые не нашли похищенного ребенка, а цыгане в тот же день бесследно исчезли. Никто не знает, что стало с ребенком. Только известно, что у него на виске было небольшое темное родимое пятно и, может быть, когда-нибудь по этой примете вы сумеете его узнать. Но если он найдется, это причинит вам всем горе..."
      Ася слушала, не перебивая. Ее глаза, казалось, выражали подлинное страдание. - Какая страшная история, - сказал она, но у меня, насколько я знаю, никогда не было брата.
      Пол рассмеялся. - Не принимайте это всерьез. Это все из какого-то мыльного сериала... - Если бы Пол знал в тот момент, как близок этот его сериал к событиям, которые ожидали их в жизни! Но, слава богу, нам не дано знать, что с нами будет даже через мгновенье. - Теперь я понимаю, как все это было глупо, но если хотите честно, я просто очень хотел с вами познакомиться.
      - Как хорошо, что это шутка, - сказал Ася смеясь, -. А то ведь, понимаете, в одну минуту найти и потерять брата, да еще с родимым пятном на виске!
      - А теперь, когда с братом мы покончили, я хочу вам предложить свои услуги не как предсказателя, а как гида и показать красоты этого рая под названием Калифорния. Только не говорите мне, что вы не имеете права, что вас не отпустят, а то я вас просто украду.
      Ася задумалась всего на несколько секунд, а потом, тряхнув независимо рыжей копной, сказала: "Поехали! Но только у меня в шесть часов последнее выступление. Постарайтесь меня доставить к этому времени на место".
      - О-кей! Поехали!
      Они вышли из бара, сели в машину Пола и покатили в сторону холмов. Это был чудесный, незабываемый день. Они объехали все самые любимые Полом места. Побывали в музее птиц. Посидели у озера на деревянных скрипящих мостках, болтая ногами в прохладной изумрудной воде. Обедали в маленьком вьетнамском ресторанчике, в котором на стене висел огромный веер, раскрашенный диковинными узорами.
      День приближался к концу. Скоро надо было возвращаться в Пало Алто. Пол включил в машине радио, низкий мужской голос исполнял какой-то медленный блюз. Асе казалось, что машина движется в ритме этого блюза, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Она откинула голову на подушку и закрыла глаза, отдаваясь мелодии и странному чувству сбывшейся смутной мечты. Ася почувствовала, что широкая рука Пола легла на ее руку и слегка сжала ее, как будто он подтверждал ее мысли. Она не отняла руку, только еще крепче зажмурила глаза.
      Через полчаса машина плавно остановилась. Ася открыла глаза и удивленно спросила: "Куда это мы приехали?"
      - Ко мне домой, - ответил Пол. - Вы ведь наверняка хотели посмотреть, как живет ваш случайный американский знакомый?
      - Мне сейчас показалось, пока мы ехали, что вы не случайный, что я должна была здесь вас встретить.
      - А мне показалось, что я ждал вас много лет, только вы немного задержались в дороге, - ответил Пол и открыл калитку дома.
      Хозяйка этой виллы, расположенной на той же Кастро-стрит, что и офис Пола, только в другом конце этой длинной, но уютной улицы, уехала к своему другу в Бостон на неопределенное время, и дом остался в полном распоряжении Пола. Он не стал в нем ничего менять, даже картины и фотографии на стенах. На картинах были изображены букеты цветов, поляны, усыпанные цветами, рынок тюльпанов в Голландии. Фотографии могли поведать всю родословную хозяйки: от чопорных дам начала века с воротничками под горло и мужчин в котелках с нафабренными усами до веселых девчонок-близняшек, в серебряных брызгах съезжающих с горок в бассейне.
      Пол любил по вечерам разглядывать эти фотографии, пытаясь представить себе, как жили в этом доме и как ушли из дома молодые, и как ушли из жизни старики. Пока Пол колдовал в кухне на первом этаже, Ася внимательно разглядывала картинки. Может быть, из любви к прекрасному, а может быть, чтобы успокоиться в неожиданной, новой обстановке. Раздвижные двери из кухни открывались прямо в небольшой внутренний садик с бассейном, в котором плавали опавшие хвойные иголки.
      Приготовление напитков - очень ответственное занятие. Пол приготовил себе джин с тоником, а для Аси фруктовый коктейль. Когда все это было готово, он поставил напитки на серебряный подносик и поднялся на второй этаж в холл. Ася уже сидела на диване перед низким столиком из толстого прозрачного стекла в стиле модерн и перелистывала журнал мод, оставленный хозяйкой виллы.
      Пол поставил поднос на столик, подошел к бару, достал бутылку шампанского и аккуратно, без хлопка открыл ее. Потом, наконец, он сел рядом с Асей и сказал:
      - Дорогая моя "мисс Асья" из Москвы! Вы мне сказали, что не пьете вино, потому что этого нельзя делать во время соревнований. Но я хочу предложить вам сделать всего один глоток этого прекрасного шампанского. Знаете за что?
      - Нет, не знаю.
      - За русский язык...- Ася удивленно раскрыла свои зеленые глаза. - Да, да, не удивляйтесь. За то, что в русском языке есть, то, чего нет и не может быть, в английском. За то, что в русском кроме "вы", есть еще "ты", и есть прекрасный обычай пить на брудершафт!
      Пол плеснул глоток шампанского в Асин бокал, а себе налил половину бокала. Ася опустила глаза и неуверенно протянула руку к бокалу.
      - Вы думаете, что мы достаточное время знаем друг друга, чтобы...
      - Время здесь не при чем. Мне кажется, я знал тебя всю жизнь.
      Ася подняла глаза и Пол увидел в этих прекрасных зеленых озерах столько смущения и столько ожидания радости и счастья, что, уже не сомневаясь ни в чем, скрестил их руки и медленно выпил до дна свой бокал. Ася, выпив свой глоток раньше Пола, сидела, закрыв глаза, откинувшись на спинку дивана и совсем по-детски приоткрыв пунцовые губы. Пол сначала просто прикоснулся к ним своими сразу пересохшими губами, а потом, почувствовав их полноту и упругость, не мог оторваться и продолжал целовать ее глаза, щеки, нос, подбородок и снова губы.
      Ася, сначала вяло отвечавшая ему, вдруг в какой-то момент обхватила руками его голову, прижалась к груди и тихо прошептала: "Я знала, что встречу тебя здесь. Я знала, я уже неделю назад знала...Я всегда знала! Я всегда..."
      Пол легко подхватил Асю на руки и понес ее в спальню...
      ................................................................................................
      Спустя полчаса, они лежали укрытые шерстяной простыней на широкой кровати. Ася лежала на боку, голова ее покоилась на плече Пола. Нога, согнутая в колене, почти касалась его подбородка.
      - Скажи, я не сделал тебе больно? - шепотом спросил Пол, - я ведь не знал, что я у тебя первый мужчина, моя любимая Ася!
      - Нет, мне не больно и не стыдно. Я совсем тебя не стесняюсь. Ася спрыгнула с кровати на ковер. Смуглая рыжеволосая, с точеным телом, гибкая, как змея. Она тут же на ковре сделала арабеску и упала к ногам Пола, как спелый плод с ветки. Он опустился на ковер, лег рядом и начал целовать ее всю: от кончиков пальцев на ногах до макушки. А потом они снова любили друг друга, но уже по -новому, как мужчина любит настоящую, состоявшуюся женщину.
      - Как ты меня называл только что? - спросила Ася.
      - Ассоль...Есть такая прекрасная сказка русского писателя Александра Грина "Алые паруса". Я в юности перечитывал ее десятки раз...
      - Я тоже знаю эту сказку, - перебила Ася Пола. - Там девушка Ассоль ждет своего капитана Грэя, и он приплывает к ней на яхте с алыми парусами. И твоя машина тоже красного цвета! Значит, ты мой капитан Грэй!
      Все это Ася говорила, стоя перед широким во всю стену окном, поднявшись на носки и покачиваясь из стороны в сторону.
      - Капитан Грэй! Что я вижу! За окнами твоего корабля растет огромный клен, и березы. Наши, русские березы!
      Ася отошла от окна, обняла Пола за шею и прижалась к нему всем телом...
      Потом они просто лежали и говорили. О чем они говорили? Ни о чем и обо всем. Ася рассказывала о российской жизни, которую Пол уже успел забыть, а он, слушая ее московский говор, просто впитывал и старался запомнить ее глаза, голос, цвет волос, золотистую нежную кожу. Он понимал, что влюбился, как мальчишка, и что, скорее всего, это любовь без всяких надежд на продолжение... Но захватившее его чувство было намного сильнее всяких планов, расчетов, - сильнее всего, что он испытывал когда-либо до сих пор.
      Ася вообще ни о чем не думала. Ей было удивительно приятно и спокойно рядом с Полом. Мелькнула только мысль - какое счастье, то, что должно произойти с каждой девушкой, случилось у нее именно с Полом. Таким ласковым, нежным и умелым. Ей не хотелось, чтобы этот день заканчивался, и трудно было представить, что они вот-вот расстанутся и больше никогда не увидятся.
      - Ой! - вдруг крикнула Ася, - который час? У меня же в шесть выступление!
      - Пять часов, - грустно сказал Пол, - мы как раз успеем...
      Обратно Пол вел машину очень медленно. Нога тянулась к педали тормоза. Остановить бы сейчас машину, схватить в охапку эту московскую девчонку и бежать, бежать с ней, чтобы никто не догнал, и никто не отобрал!.. Но в шесть часов вечера они были в Стэнфорде. К залу Пол подкатил минута в минуту. Эти последние минуты были очень грустными.
      - Ну, вот и все. Конец, я знаю, как трудно из России прилететь в Америку - сказал Пол, поворачиваясь к Асе.
      - Нет, не конец, - порывисто сказала Ася, - ты прилетишь ко мне в Москву. Ты ведь не должен ждать случая, получать разрешение!...
      "Фу ты черт! Как просто"! - подумал Пол, а вслух сказал: "Ну, конечно, прилечу, моя хорошая! Очень скоро прилечу, потому что долго без тебя я не смогу прожить. Но, может быть, ты просто сейчас останешься в машине, мы развернемся, уедем, и ты будешь здесь, со мной, навсегда? Клянусь, ты никогда об этом не пожалеешь"...
      Ася потянулась к нему, поцеловала неловко в щеку и сказала: "Я не могу этого сделать. Кроме страны, у меня есть мать, отец...особенно отец. Нет, нет! Прилетай в Москву, и мы все решим. А сегодня я буду выступать для тебя. Но об этом будем знать только ты и я. И спасибо тебе за все".
      Она открыла дверцу, выскользнула из машины и своей летящей походкой направилась к залу. Пол, запарковав машину, тоже вошел вслед за ней.
       Он остановился на том же месте, что и в прошлый раз, у колонны, и приготовился к зрелищу.
      Когда Ася вошла в раздевалку, она тут же поняла, что ее ждет гроза. Мальвина стояла, уперев руки в бока, посредине комнаты. Хвостов ходил взад и вперед. Девочки сбились в углу испуганной стайкой.
      - Явилась! - выкрикнула Мальвина. - Рассказывай, где ты шлялась!? Мы с Василием Ивановичем всех в городе поставили на ноги. Ее ищет полиция, студенческий комитет, а она...У меня нет слов!
      Ася спокойно подошла к своей сумке и раскрыв ее сказала: "Василий Иванович! Выйдите, пожалуйста, я переоденусь. Хвостов посмотрел ей в глаза своим спокойным взглядом и сказал ровным голосом: "Надеюсь, Минаева, ты понимаешь, что это тебе так не пройдет. Мы поговорим о твоем поступке в Москве. И не только с тобой...". Он вышел из раздевалки, тихо и аккуратно прикрыв за собой дверь.
      - Девочки! На выход! - скомандовала Мальвина. - А тебе, Ася, я вот что скажу: будь это десять лет назад, ты бы уже стала невыездной на всю жизнь. Ты позоришь честь женщины и российской спортсменки. Я бы и сейчас сняла тебя с выступления, но ты же у них "рыжая молния"! Они, эти американские олухи, уже жить без тебя не могут. Иди, будешь выступать сегодня с мячом.
      Во время всех этих разговоров с губ Аси не сходила счастливая улыбка, и это больше всего злило Мальвину. Ася молча переоделась, выбрала из сетки мяч и, гордо подняв голову, направилась в зал. Ее появление на ковре зал встретил свистом и громовыми аплодисментами. А она, каким-то невообразимым чутьем нашла в затемненным зале стоящего у колонны Пола, повернулась к нему, подняла вверх руку, и с первым музыкальным аккордом начала свой вакхический танец. Мяч летал по воздуху, катился, подпрыгивал. Руки Аси притягивали его как магнитом, баюкали и отбрасывали прочь, чтобы через секунды вновь прижать к груди. Закончив упражнение, Ася размахнулась и бросила мяч зрителям в направлении Пола. И, о чудо, мяч оказался прямо в его руках. Потом выходили другие гимнастки, Пол этого не видел. Он выбежал из зала с мячом в руках, сел в машину и резко вырулил со стоянки.
      Когда Ася и Катя опять оказались в номере отеля, Катя буквально набросилась на Асю с вопросами: "Где ты была? Зацепила американца? Какой он? Ты была с ним в мотеле!? Ну!"
      Вначале Ася хотела все рассказать подруге, но вдруг что-то ее остановило. Она подумала, что Полу это могло бы не понравиться. И она сдержано ответила:
       - Да, я встретила около отеля одного американца. Он узнал меня по фото в газетах и предложил показать ...свою ферму.
      - И все? А какой он из себя? Старый?
      - Обыкновенный. Не молодой и лысый - смеясь про себя, ответила Ася.
      - Как хочешь. Я бы уже не упустила американца. Можешь не рассказывать, что у вас было, но я бы на твоем месте извинилась перед Мальвиной. Она целый день жутко психовала.
      - Да. Ты права, - ответила Ася и поднялась с кресла.
      Номер Мальвины был этажом выше. Ася остановилась у двери с номером 303. Она постучала в двери номера, никто не ответил. Нажала ручку, двери открылись, и Ася вошла внутрь. В номере звучала негромкая музыка. Ковролит заглушал шаги. Ася негромко позвала: "Мальвина Георгиевна"! Никто не ответил. Она прошла в салон и увидела, что музыка звучит из транзисторного приемника, стоящего на журнальном столике. Рядом с приемником стояла опорожненная бутылка шампанского и два фужера. На спинке кресла висел пиджак Василия Ивановича.
      Услышав шум падающей воды, Ася невольно повернула голову на этот шум и через приоткрытую дверь ванной увидела за полупрозрачной шторой два обнаженных силуэта: мужской и женский. Поза, в которой они находились, не оставляла никаких сомнений в своеобразном понимании руководителями делегации их роли в нравственном воспитании молодежи собственным примером.
      Ася прижала руки к щекам и неслышно, как и вошла, выбежала из номера. Вернувшись к себе, она первым делом залезла в душ и долго с остервенением терла себя мочалкой. Когда она, немного успокоившись, вышла из душа, Катя спросила ее: "Извинилась перед Мальвиной?"
      - Извинилась, но ей было не до меня, она утверждала честь российской женщины и спортсменки...
      Катя недоуменно пожала плечами. Оставшееся время до позднего вечера Ася была молчалива и даже не спустилась на ужин. Ей вдруг вспомнилась фраза Хвостова о том, что в Москве он поговорит о ней еще с кем-то. С кем же это, интересно?
      ***
      На следующий день рано утром автобус с командой гимнасток катил из Пало Алто в аэропорт Сан-Франциско За ним на некотором расстоянии шел красный "Порше". Расстались эти две машины только на огромной парковке. При посадке в самолет, сколько ни всматривалась Ася в окружающую толпу, она не видела Пола. Но она чувствовала, что он еще здесь, рядом и это вселяло какую-то смутную надежду...
      6.
      Чечня. Декабрь 1994 года.
      
      11 декабря 94-го года, выполняя указ Президента, российские войска пересекли границу Чечни. Через несколько дней, в середине декабря 94 года высоко в горах, в заброшенном ауле почти на границе с Грузией, состоялась встреча лидеров международного исламского движения. В круглом, сводчатом, полуподземном помещении, на диванах, расставленных вдоль завешенных коврами стен, сидели генерал Дуваев, командующий армией сопротивления федеральному центру, Хос Мамед и один из руководителей иранского отделения "Аль Джамаа аль-исламия, Халид Гаджиев. Рядом с этими матерыми волками мирового ислама, но как бы во втором ряду, сидели "молодые волчата": Ахмад, Бираев, Гадуев и местные боевики
      После выполнения поручений отца в Москве Ахмад успел повоевать в Абхазии, где побратался кровью с Салманом Бираевым, который сейчас сидел рядом с ним. Хорошо они там погуляли по абхазским аулам. В бою они честно выручали один другого, ни разу не бросив брата в беде. А после боя, если удавалось захватить пленных, придумывали самые изощренные способы казни. Для них это была игра, кровавая забава. Рискуя каждый час своей жизнью, перестаешь ценить жизнь других, тем более проклятых аллахом неверных.
      Мамед и Ахмад давно не виделись и встретились только сегодня утром на этой базе. Мамед прибыл кружным путем из Грузии, через Панкисское ущелье, а Ахмад вместе с Дуваевым прибыл на его БТР-е из Урус-Матрана. Отец и сын обнялись, соблюдая строгое выражение лиц. Мамед успел шепнуть: "Я доволен тобой, Ахмад. Ты становишься настоящим волком". Даже через молодую бородку было видно, как лицо Ахмада покраснело от удовольствия...
      Под низкими сводами звучал глуховатый голос Халида Гадджиева.
      "Вы должны полностью отказаться от структурной и социально-политической иерархии, не соответствующей понятиям шариатского государства. У вас не может быть понятия республика, президент, парламент и тому подобной чепухи, так дорогой для неверных. Обращения к понятиям "права человека", "устав ООН" для нас недопустимы и невозможны". - Бираев толкнул локтем Ахмада и шепнул ему: "Молодец старик! Только так и надо!" Ахмад молча кивнул, а Халид продолжал: "Население Ичкерии должно неукоснительно выполнять законы шариата и наказываться за нарушение этих законов. Мы должны укреплять наши позиции в Дар-аль Исламии, расширять связи между народами и организациями, приверженными исламу..- Гаджиев опустился на мутаку, тяжело дыша.
      "Да, сдает старик",- думал Мамед о своем наставнике, - Лайла тоже жаловалась, что последнее время он стал совершенно невозможен. Не терпит никаких возражений. А в нашем деле так нельзя. Скоро надо будет решать, кого посадить в кресло руководителя "Аль исламии" в нужный момент". Он задумчиво посмотрел на Ахмада.
      Поднялся генерал Дуваев. "Я не вполне согласен с уважаемым Халидом. Шариатские законы - это основа нашей жизни, но почему ими не может руководствоваться парламент и президент будущей Ичкерии? Мы не сможем, даже взяв власть в свои руки, отделиться забором от России. Не забывайте, что у нас нет выхода к морю, а воздушное пространство полностью контролируется российскими ПВО"
      "Чувствуется, что говорит бывший летчик. А еще он хочет стать первым президентом Ичкерии", - оценил про себя выступление Дуваева Мамед.
      "Этому не бывать никогда!" - крикнул, не вставая Гаджиев, - "Я знаю, к чему ты стремишься. Но не забывай, это мы обеспечили тебе российские склады. Без них ты был бы генерал без армии!"
      Лицо Дуваева окаменелою. Тонкие усики дрогнули, и концы их поползли вверх, как у кошки. "Кто дал народу оружие, не важно, - твердо сказал он, - важно, что теперь его уже никто не отнимет. А у оружия есть такое свойство: оно может стрелять в любую сторону...По моим данным под Новый год федеральные войска попытаются штурмовать Грозный. Генерал Грачев обещал своему хозяину покончить с нами в одну ночь и успеть вернуться к праздничному столу. Вот тогда и посмотрим, что важнее и с кем Аллах".
      "Зря он так круто берет", - подумал Мамед, - "как бы это плохо для него не кончилось"...
      Спор прервался. В помещение вошел охранник и что-то шепнул Дуваеву.
       - Только что захватили пленных, -сказал генерал, - американский корреспондент и два русских солдата.
      Все вышли из подземного бункера наружу. Тусклое зимнее солнце едва просвечивало сквозь белесые облака. У развалин старой мечети стоял "уазик с облупившейся краской и помятыми боками, а рядом с машиной стояли трое: два российских солдата в изорванной камуфляжной форме без головных уборов и один штатский в грязном свитере и куртке с оторванным рукавом. На ногах у штатского были крепкие армейские ботинки. Солдаты были босы и топтались на снегу, поднимая то одну, то другую посиневшую от холода ногу.
      Группа исламских командиров приблизилась к пленным. - Где их взяли? - спросил Гаджиев у бородатого конвоира. - Он ехал из Гудермеса в Грозный, а солдаты его сопровождали, - ответил конвоир.
       - Где их машина?
      - Вон, за мечетью. На ней и добрались сюда
      Из-за стены мечети выглядывал тупой передок микроавтобуса.
      - Ты кто? - спросил Гаджиев штатского.
      - Я подданный ее величества королевы Британии, - на приличном русском языке ответил англичанин.
      - Твоя Британия вместе с ее королевой очень далеко. Что тебе нужно в нашей стране, - вмешался в допрос Дуваев.
      - Я журналист английского отделения журнала "War and Peace". Наши корреспонденты работают во всем мире. Я хочу честно рассказать про все, что здесь делается. - Бородатый конвоир принес из машины и передал Дуваеву сумку корреспондента, в которой лежали видеокамера и набор кассет.
      Дуваев задумчиво смотрел на корреспондента. В этот момент вновь заговорил Гаджиев. Он не хотел выпускать из своих рук инициативу и решил дать наглядный урок либеральному генералу.
      - Солдаты кафиров взятые с оружием в руках, по законам шариата подлежат смерти. Мы не знаем, что и где собирался показывать этот англичанин. Он был в лагере кафиров и по законам шариата также подлежит смерти.
      Дуваев приблизился к Гаджиеву и негромко сказал ему на чеченском наречии: "Опомнись! Ты восстановишь против нас всех. Если мы его казним, завтра против нас будет весь мир. Кто нам даст после этого оружие, деньги, лекарства!?"
      Гаджиев поднял глаза и руки к небу. - Нам все даст Аллах!
      Дуваев махнул рукой и, не оглядываясь, зашагал к своему БТР. За ним последовала охрана. Уже вскочив на броню, Дуваев обернулся и крикнул: "Ахмад! Ты со мной или остаешься?" Ахмад посмотрел на отца, а потом крикнул: "Я остаюсь, встретимся через неделю в Грозном!"
      БТР выпустил сизую струю дыма, развернулся и вскоре скрылся за поворотом ущелья. Все взоры вновь обратились к пленным.
      - Дайте британцу его камеру! - приказал Гаджиев. - Ты хотел честно рассказать про все? Снимай! Ты увидишь, как сыновья аллаха обращают неверных в нашу веру. Снимай!
      Англичанин взял камеру в дрожащие руки и выставил дату и название репортажа.. Он еще не знал, что это будет его последний репортаж. Он не знал, что весь мир увидит этот репортаж и содрогнется от увиденного. Он не знал, что жить ему осталось ровно столько, сколько будет крутиться пленка в его камере. Прислонившись к холодному борту уазика, он начал снимать.
      Гаджиев, а следом за ним Бираев и Ахмад, подошли к пленным солдатам, которых поставили спинами к замшелому камню. Похоже, что они от холода и голода ничего не соображали. Один из них повыше, русоголовый, с голубыми глазами и мощным спортивным торсом перестал переступать босыми ногами и, подняв голову, посмотрел прямо в глаза врагам. Второй солдат, более мелкой комплекции, еле стоял на ногах. Он, видно, был первогодок из последнего набора, на стриженной под ноль голове не успели еще отрасти темные волосы. Солдатик весь дрожал мелкой дрожью и цеплялся за плечо высокого, чтобы не упасть. Руки у обоих были связаны за спиной.
      - Ну, что бойцы-русисты? У вас есть выбор. Или вы сейчас примете ислам и умрете достойной смертью, или умрете в своей вере страшной смертью.
      Солдаты молчали. Высокий не отводил взгляда от красных белков Гаджиева. Халид повторил: "Кто из вас сейчас скажет - "Нет бога кроме Аллаха и Магомет пророк его" - тому я подарю жизнь. Маленький солдат опустился на колени и начал тихонько подвывать. Высокий нагнулся над ним и крикнул: "Заткнись, ты, курва бурятская!!"
      Гаждиев щелкнул пальцами. За его спиной тут же возник Бираев. - Салман! Останови эти причитания...
      Раздался выстрел и маленький солдат опрокинулся на спину у ног своего товарища.
      - Ты снимаешь, британец!? - крикнул Халид корреспонденту. Англичанин, не опуская камеры, кивнул головой. - Снимай, снимай! Сейчас будет самое интересное кино!
      - Ну, теперь ты, - обратился Гаджиев к оставшемуся солдату, - жить хочешь?
      Солдат молча поднял голову к небу, как будто надеялся услышать оттуда подсказку.
      - Я повторяю последний раз. Жизнь в обмен на фразу: "Нет бога кроме Аллаха, и Магомет пророк его". - Гаджиев обернулся к англичанину, чтобы посмотреть, снимает ли он эту сцену, и в этот момент солдат, оттолкнувшись спиной от камня, бросил свое тело на Гаджиева, сбил его с ног и они покатились по склону. Гаджиев, растопырившись, как ящерица, с трудом зацепился руками за камни и поднялся на ноги. К нему бросилась охрана, клацая затворами автоматов. Тело солдата лежало неподвижно, застряв между двумя валунами.
       -Не стрелять! - крикнул подбегая Мамед, - ты в порядке, Халид-ага?
      - В порядке, - ответил Гаджиев, потирая ушибленную ногу. Они спустились на несколько шагов к солдату. Он пошевелился, потом перевернулся на спину и открыл глаза.
      - А теперь ты сдохнешь, как собака, - крикнул Гаджиев, пиная солдата в бок ботинком.
      - Пошел на х-й...,- разбитыми губами прошептал солдат.
      Халид завизжал и затопал ногами, как припадочный. Мамед положил руку ему на плечо. - Успокойся, Халид. Отдадим его волчатам, они знают, как делать злую смерть. Пойдем, обсудим наши дела. - Они повернулись и пошли к бункеру, а к солдату подошли Бираев и Ахмад. Казалось, что на последнюю фразу у солдата ушли все его силы, но видно было по редкому дыханию, что он еще жив.
      - Ну что, - сказал Бираев, - сделаем ему "римские колесницы"?
      - Давай, - ответил Ахмад и крикнул охране: "Две длинные веревки нам!"
      Пока бегали за веревками, они подтащили солдата повыше на поляну, а потом подогнали на эту же поляну уазик и микроавтобус, в котором были захвачены пленные. Одну из принесенных веревок привязали к правой ноге солдата, другую к левой. Свободные концы веревок закрепили на задних бамперах машин. Взревели моторы. Бараев из окошка "УАЗ-а" махнул рукой, и машины одновременно тронулись, набирая скорость и волоча за собой тело солдата. Поляна была довольно просторной, в нескольких местах на ней торчали толстые стволы деревьев. Не доезжая метров пятьдесят до одного из деревьев, Бираев просигналил, и машины отвернув, одна вправо другая влево, на большой скорости разминулись с деревом. А тело солдата не могло разминуться. Послышался вскрик, звук удара, ужасный треск рвущихся тканей и машины затормозили на краю обрыва...
      Ахмад вышел из машины, руки у него слегка дрожали. Он полез в карман куртки, вытащил упаковку каких-то таблеток, выломал и проглотил две таблетки, а потом нагнулся, зачерпнул в ладонь горсть снега и бросил в рот.
      Подошел Бираев и сказал: "Колеса глотаешь? Отвык от этих игр". - Что будем делать с англичанином? - спросил Ахмад. Они уже подходили к тому месту, где оставили корреспондента. Корреспондент лежал на боку, камера валялась рядом. На груди англичанина расплылось красное пятно, а на виске была видна аккуратная контрольная дырочка.
      - Кто его? - спросил Ахмад.
      - Когда вы поехали, он побежал за вами. Я его и остановил, - ответил охранник.
      - Башку снеси ему и поставь в снег, чтобы не протухла, - приказал Бираев.
      Ахмад поднял камеру, вынул кассету и пошел с ней в бункер, а камеру бросил на мерзлую землю. В этот момент выглянуло солнце и залило холодным зимним светом широкую белую поляну, две машины на краю ущелья и три трупа. Волчата не подкачали.
      7.
      Москва. Октябрь 94 года.
      
      После возвращения из Америки Ася очень переменилась. Куда-то исчезла толпа ее бывших поклонников. На тренировки по гимнастике она тоже перестала ездить. Несколько раз звонила Катя, Ася отвечала ей, что плохо себя чувствует. Однажды позвонила Мальвина, Рита взяла трубку, но Ася отказалась разговаривать с бывшим тренером. После этого случая Рита, никогда не допытывавшаяся у дочери о причинах ее переживаний, все же сказала ей:
      - Асенька! Я ведь знаю, что с тобой в Америке что-то случилось. Ты стала совсем другой. Поделись со мной. Если бы мне в твоем возрасте было с кем поделиться, я, возможно, многое бы сделала в своей жизни лучше.
      - Куда уж тебе лучше? Муж в чинах, дочь красавица, отличница, скоро станет журналистом. Все счастливы...
      Ася неожиданно всхлипнула и рассказала Рите обо всем, что произошло в Америке. О том, как она встретилась с Полом, о том, какую смешную историю о пропавшем брате он придумал, для того чтобы с ней познакомиться, о том единственном, незабываемом дне, который они провели вместе. Только о заключительном эпизоде с Мальвиной она не стала рассказывать.
      Рита слушала ее, не перебивая, затаив дыхание. Если бы Ася рассказывала свою одиссею не с опущенной головой, она бы увидела, как при рассказе о брате Рита прижала руки к груди и откинулась в кресле, едва не потеряв сознания. Когда Ася закончила рассказ и подняла глаза, Рита уже пришла в себя. Только матовая бледность лица выдавала ее. Ася даже испугалась.
      - Мамуля! Что с тобой? Я просто влюбилась и стала женщиной. Это всегда случается! Где твои капли? Если бы я знала, что ты так разволнуешься, не стала бы рассказывать тебе обо всем.
      - Ничего, ничего, - отвечала Рита, - принеси мне просто стакан холодной воды.
      Ася принесла стакан воды и ласково погладила мать по плечу. - Вот видишь, - сказала Рита, сделав несколько глотков - должна была бы я тебя утешать, а утешаешь ты меня. Расскажи мне еще об этом Павле Перлине. Что он говорил о себе?
      - Он врач, у него в Пало Алто свой кабинет, который он называет офисом. Много больных, в том числе бывших россиян. Им проще с ним общаться на родном языке. Ну, что еще. Он очень красивый, и у него очень красивая машина. Живет один. Ждет меня или собирается приехать в Москву зимой. Он очень любит зиму, катается на горных лыжах. Мамуля! Я не могу без него!...
      - И как же ты думаешь жить дальше?
      - Зимой Пол приедет в Москву, и мы вместе все решим.
      - Дай бог, чтобы все было так просто, - тяжело вздохнув, сказала Рита...
      ***
      4 октября, в день рождения Аси вся маленькая семья Минаевых собралась за столом в гостиной. Вадим по такому случаю оставил все свои дела в горячих точках и прилетел на три дня. На следующий день утром он улетал обратно в Чечню.
      Вадим, приехав на короткую побывку, казалось, вел себя как обычно. Но Рита, хорошо его изучив, понимала, что и он стал другим за годы постоянных отлучек. Совсем зачерствел, закаменел. Она теперь пожалела, что в первый же день по приезде рассказала ему о приключении Аси в Калифорнии, в том числе и о якобы придуманной истории с пропавшим братом. Вадим ничего не ответил, но по желвакам, ходившим по его скулам, Рита поняла, что, возможно, не следовало ему рассказывать об этом. Однако, было уже поздно. Дружная когда-то семья была расколота невидимыми трещинами. Поэтому гостей не приглашали, а сидели втроем за этим красиво сервированным столом, думая каждый о своем.
      Вадим разлил темно-красное грузинское вино и, подняв свою рюмку, сказал:
      - Я пью за тебя, наша взрослая дочь. За твою молодость, за твою красоту, унаследованную от матери...
      - Ты тоже в этом поучаствовал, - запротестовала Рита.
      - Признаюсь, поучаствовал, и не жалею об этом. Никогда не пожалею. Но речь не о нас, а о тебе, Вася. Ты вступила во взрослую жизнь, а в ней очень суровые правила и так легко опалить себе крылья. Перед вами, молодежью, открыт сейчас весь мир, особенно перед людьми твоей профессии - журналистами. А мир не только широк, но и опасен, и в нем каждый выбирает для себя верных друзей и верную дорогу. Не ошибись в выборе.
      Минаев выпил до дна свой бокал и с аппетитом закусил пирогом с капустой, испеченным Ритой. Потом пили за мир во всем мире, за окончание университета, за здоровье. Рита расстаралась и наготовила много любимых в семье закусок. Потом смотрели телевизор. А когда Рита пошла на кухню мыть посуду, Вадим легко поднял свое потяжелевшее, но все еще крепкое тело из кресла и сказал дочери:
      - Пойдем, Вася, ко мне, поговорим.
      Ася прошла за ним в кабинет, который в его отсутствие всегда был заперт на ключ. Она робела в этой комнате, по стенам которой на коврах были развешаны кривые сабли, кинжалы и восточные маски. Огромный письменный стол у окна, казался ей в детстве средневековой крепостью, которую нельзя взять даже штурмом. Перед столом стояли два удобных кресла. Минаев сел в кресло и усадил Асю напротив.
      Он закурил свои любимые "Кэмел", затянулся, выпустил дым в потолок и сказал:
      - Вася! Я не случайно сказал о том, что мир опасен, и надо выбирать в нем правильную дорогу. Тебе двадцать один год. Даже по самым консервативным английским законам ты стала сегодня совершеннолетней и независимой. Но это не снимает с меня и матери ответственности за твою судьбу.
      - Я понимаю, - догадалась Ася, - мама рассказала тебе о моей встрече в Америке. Зачем? Зачем она это сделала!?
      - Да. Рассказала, и правильно сделала. Может быть, этим она уберегла тебя от страшной ошибки.
      - Оставьте меня в покое! Я сама разберусь со своей жизнью!
      - Нет, сама ты не разберешься. Я помогу тебе. - Минаев поднялся с кресла, обошел свой письменный стол и достал из запертого ящика тоненькую пластиковую папку.- Полистай ее, а я пока покурю. - Он отошел к окну и приоткрыл форточку. В комнату ворвался сырой осенний воздух, а сигаретный дым сизой полосой потянулся на улицу. Далеко внизу по Ленинскому проспекту тянулась застывшая цепочка желтых фонарей и движущаяся цепочка красных огоньков стоп сигналов машин.
      Ася с бьющимся сердцем открыла папку. На первой странице шли объективные данные о Перлине Павле Петровиче 1959 года рождения, еврее, беспартийном, эмигрировавшем в США в 1985 году. Против графы национальность стояла жирная птичка, поставленная красным карандашом.
      А дальше были фотографии, на которых сняты они с Полом в баре при первой встрече, в китайском ресторанчике, у фонтана в каком-то городке, у машины Пола.
      На следующих страницах были аккуратно вклеены газетные статьи на английском и русском языках о выступлениях московских гимнасток и фотографии гимнасток во время показательных выступлений.
      В конце была приложена справка с кратким жизнеописанием Перлина, в которой с датами и подробностями были собраны все яркие эпизоды его жизни в Союзе. История с собакой Черновых, нападение на милиционера при попытке хищения театрального имущества, три года тюрьмы, женитьба на Ирме и даже получение фиктивных документов об учебе в Винницком мединституте.
      Если бы сейчас на Ленинский проспект упал метеорит, Асю это бы меньше ошеломило, чем содержание папки. Она откинулась в кресле, пластик соскользнул на пол.. Минаев повернулся, захлопнул форточку, спокойно погасил окурок, а затем сел в кресло и поднял с пола папку.
      - Ну, что? Разобралась в своей жизни? - жестко спросил Вадим
      Ася подняла голову. - Это все неправда. Я не верю ни одному слову в этой грязной папке.
      - И фотографиям не веришь?
      - Я ни от кого не пряталась в Калифорнии и поступала так, как считала нужным. А подглядывать за чужой жизнью - это омерзительно!
      - Ты сама дала для этого повод. Если бы ты вела себя как вся команда, никто бы за тобой не "подглядывал", как ты говоришь.
      - Я - это не все. Я - это я, и не хочу, чтобы в мою жизнь лезли грязными руками.
      - Руководство твоей команды считало иначе.
      - Я не хочу ничего слышать об этих лицемерах и развратниках! - крикнула Ася. - А что касается биографии Пола, я выясню все у него сама, когда он зимой приедет в Москву.
      - Он не приедет в Москву ни зимой, ни летом. Никогда не приедет, - спокойно сказал Мнаев.
      - Что? Ты уже успел наложить свою лапу и на это!?
      Минаев поморщился. - Вася, ты все же говоришь с отцом...
      - Ты сейчас не отец. Ты полковник спецслужбы. А я не Вася, я Таисия Вадимовна Минаева, и я на допросе!
      - Не говори глупостей, никакой это не допрос. Но можешь не сомневаться, что Перлин никогда не получит визу на въезд в Россию, и это не мое решение, а решение совсем других служб. Я не имел права держать в руках эти документы, а тем более показывать их тебе. Просто старый товарищ сделал мне одолжение. А тебе я желаю добра, даже если путь к нему очень болезненный.
      Ася напряглась, как струна, и сказала: - Ах, вот кто твой старый товарищ! Теперь я догадалась, с кем этот "товарищ из Спорткомитета" собирался поговорить в Москве. Я знаю, почему вы все это затеяли. Потому что Пол еврей. Я надеюсь, что ты не антисемит, но промахи вашей "конторы" в войнах на Ближнем Востоке ты евреям простить не в состоянии. Я ведь уже не девочка, а почти журналист международник и многое понимаю очень хорошо.
      - Поверь мне, что национальность здесь не при чем, - ответил Минаев, - он не прилетит в Москву совсем по другой причине.
      - А я не поверю никому и ничему, пока не поговорю с ним глаза в глаза.
      - Тебе долго придется этого ожидать.
      - Посмотрим, - дерзко ответила Ася и, подняв голову, вышла из кабинета, как уходила с ковра после самых трудных выступлений.
      Минаев вытащил из пачки новую сигарету, поискал глазами пепельницу и увидел, что предыдущую сигарету он погасил прямо о полированную столешницу, оставив на ней черный след. Он снова закурил и подумал о том главном, о чем он не сказал Асе. Не только не имел права, но и просто не мог сказать.
      Его на самом деле не так уж интересовала национальность Пола, хотя особой любви к евреям он и не испытывал. Намного больше его заинтересовал как бы придуманный этим Перлиным рассказ о пропавшем в детстве брате Аси. Откуда он мог знать об этом? А если знал, возникала цепочка, которая могла его связывать с радикальными мусульманскими организациями в Америке, которыми давно интересовался коллега и старый товарищ Минаева Василий Иванович Хвостов. Слежку за Асей в Калифорнии начали вести его люди по совершенно банальной причине: за советскими спортсменами всегда был негласный надзор. А тут на глазах у всех американец увозит лучшую гимнастку сборной Москвы и таскает её по окрестностям. А потом привозит к себе домой и на два часа они исчезают из под ока спецслужб.
      Конечно, Хвостов знал, что Ася дочь Минаева и поэтому, когда Вадим попросил Иваныча о срочной встрече, разговор у них получился очень продуктивным. Информация Перлина о брате Аси, который в данный момент воевал на территории России, очень точно ложилась на данные о мусульманском подполье под крышей религиозных общин в Калифорнии. А это уже было весьма серьезно.
      Кроме того, попавший под колпак агентуры Хвостова Перлин был детально проработан и выяснилось, что имелась тоненькая ниточка его связи с женой руководителя одной из самых мощных мусульманских организаций в Калифорнии с центром в Окленде..
      Именно ради проверки на месте с помощью своей агентуры на западе США влияния и связей этой организации полковник Хвостов и "прикрепился" к команде гимнасток. Пока было неясно, куда эта ниточка приведет, но это уже не его, Минаева парафия...Да, молодец Вася, глубоко копнул.
      Мысли Вадима прервал звук захлопнувшейся входной двери. Это Ася, схватив с вешалки куртку, выбежала из квартиры, даже не заглянув на кухню, где стояла Рита, опустив руки, не прикоснувшись к горе немытой посуды.
      Минаев вышел из кабинета, зашел на кухню и обнял Риту за плечи.
      - Наверное, я была не права, - сказала она, - рассказав тебе об ее приключении. Но там ведь шла речь о брате, и я подумала, а что если...
      - Это все сказки, случайное совпадение. Если бы что-нибудь было, я узнал бы первый, - ответил Минаев и добавил: - Маленькие дети - маленькие неприятности, большие дети - большие неприятности. Пойдем спать, за мной завтра придет машина в шесть утра.
      Они легли в постель, но заснуть не могли. Вадим обнял Риту и попытался повернуть ее лицом к себе. Но она отстранилась. Рита была так напугана, что ни о какой близости не могло быть и речи.
      - Вадим, куда она пошла? Она не вернется!
      - Ей надо успокоиться, побыть одной, она скоро придет.
      Они попытались читать каждый свою книгу. Рита - "Театр" Моэма, Вадим - "Пять столетий тайной войны". Только шелеста страниц не было слышно. Около двенадцати раздался телефонный звонок. Звонила Катя. Она сказала, что Ася у нее, и побудет там несколько дней. С ней все в порядке. Она должна успокоится.
      Рита так и не заснула до утра, а Вадим забылся под утро тяжелым сном. Он скрипел зубами, выкрикивал хриплые команды, пугая Риту. В пять тридцать Рита его разбудила, они выпили кофе, не глядя друг другу в глаза. Ровно в шесть часов прозвенел звонок входной двери. Капитан Коля - водитель и телохранитель, взял под козырек: "Лошадь подана, товарищ полковник".
      - Иду, Коля.
      Вадим обнял Риту. "Я позвоню на днях. Она скоро вернется, не волнуйся..."
      8.
      Чечня. Июнь 95 года.
      
      Блестяще сдав госэкзамены, в мае 95 года Ася Минаева закончила университет. Не воспользовавшись положенным по закону отпуском, она приступила к работе в газете "Новое время". На последнем курсе университета она жила отдельно от родителей в однокомнатной квартире Кати, которая вышла замуж за московского хоккеиста, играющего в профессиональной американской лиге, и улетела с ним в Детройт.
      Вадим был прав, после того памятного дня рождения она через неделю вернулась домой на Ленинский проспект, но вернулась ненадолго и совсем другим человеком. Она общалась с Ритой вроде, как бы нормально, но Рита чувствовала, что больше к себе в душу Ася ее никогда не пустит. Рита несколько раз робко пыталась как-то объясниться. Ася сдержанно, но жестко прерывала все разговоры на эту тему. А потом, когда Катя укатила со своим хоккеистом в Штаты, просто собрала вещи и сказала Рите: "Мама, я хочу пожить одна. Катя уехала и оставила мне свою квартиру. Мне хватит на жизнь, я уже подрабатываю немного в газете. Так что обо мне не волнуйся. Я буду часто звонить тебе по телефону".
      Рита с трудом сдержала рвущийся из груди крик. Она поцеловала Асю на прощанье и сказала: "Делай, как тебе лучше. Ты уже взрослая. Только помни, здесь всегда твой дом". "Да, я знаю", - как-то равнодушно сказала Ася и покинула этот дом, как ей казалось, навсегда.
      Все, что произошло год назад в Калифорнии, теперь ушло далеко, и казалось давним красивым сном. Вначале, до разговора с отцом, они с Полом интенсивно переписывались по электронной почте. В компьютере университета у Аси был свой почтовый ящик. После разговора с отцом Ася долго не могла собраться и войти в интернет. Пол забрасывал ее сообщениями, упрекал за молчание, жаловался, что она его забыла. Наконец, она собралась с духом и написала, что в их отношения вмешались очень влиятельные люди. Даже электронной почте она не могла доверять полностью и не рассказала Полу о том, что ей стало известно. Она только просила, чтобы Пол как можно скорее постарался приехать в Москву, потому что ей нужно задать ему несколько очень важных вопросов, от которых многое зависит.
      Пол немедленно ответил, что он уже подал документы на получение визы и ждет ответа. После получения визы и прилета в Москву, он не будет слушать никаких ее вопросов, а просто будет целовать ее глаза, губы, руки, ноги...
      Потом Пол надолго замолчал, а вслед за молчанием сообщил, что в российском консульстве ему отказали во въездной визе, и что он ничего не может понять. Ася тяжело перенесла этот ожидаемый удар. Она не могла сообщить Полу истинную причину отказа. Слишком многое пришлось бы объяснять, а лукавить ей не хотелось. Пока она думала над этой проблемой, как объяснить Полу сложившуюся ситуацию, на Северном Кавказе в связи с войной в Чечне развернулись события, которые отнимали в газетной работе все ее время и силы. Начались непрерывные командировки в самые отдаленные и горячие точки. Попадая на один, два дня в Москву, она успевала только отмыться, отоспаться и позвонить матери.
      Летом 95 года она возвращалась в редакционной машине из командировки в Моздок, в центральный госпиталь федеральных войск. Им надо было поспеть к рейсу Минеральные Воды - Москва, и лихой водитель Гена гнал старый "жигуленок" на предельной для него скорости. Благо, дорога была на этом участке неплохая и утреннее солнце еще не слепило глаза. В машине тихо звучала кассета "битлов" - любимая музыка Гены. Ася сидела на заднем сиденье и слушала, закрыв глаза, знаменитую "Естерди".
      Почему-то вдруг вспомнилось Пало Алто, руки Пола, уверенно лежавшие на баранке его машины, монетки, которые она бросала в фонтан, полет мяча к нему в руки на последнем выступлении. Она давно не вспоминала о Поле, вернее приказала себе не вспоминать, и затолкала воспоминания глубоко, глубоко, в самый нижний и глухой ящик сознания. А вот сейчас почему-то ящик приоткрылся...
      Сидящий рядом с ней Антон, фотокорреспондент их газеты, молодой человек в очках, со шкиперской бородкой вдруг заерзал на сиденье и произнес: "Вот это да!" Аннушка глянула в левое окошко. Их обгоняла колонна КАМАЗ-ов, состоящая примерно из десяти машин. Из-под брезентового полога выглядывали бородатые лица в камуфляжной форме. Тускло блестело оружие. Впереди колонны шли "Жигули" красного цвета, замыкала колонну белая "Нива". Антон, камера которого была всегда готова к работе, опустил стекло и начал щелкать, приговаривая: "Блеск! Колоссально! Ася, боевики на марше, готовь текстовку!".
      Внезапно "Нива" начала сбавлять скорость, поравнялась с редакционной машиной, а потом начала ее оттеснять к обочине.
      Ася, что делать?! - крикнул Геннадий, - Они нас хотят опрокинуть!
      - Тормози! - прокричала Ася.
      Но, похоже, что у них уже просто не было другого выхода. В открытом окне "Нивы" появился ствол АКМ. Жигули остановились, подняв тучу пыли. "Нива" круто развернулась и стала перед капотом редакционной машины.
      Из нее выпрыгнули четверо бородатых молодых людей в одинаковой форме без знаков различия, вооруженных до зубов, которые белели на их покрытых дорожной пылью лицах. Один их них, по всей видимости, был главным, на голове у него была туго повязанная до глаз черная косынка с надписью арабской вязью. Борода закрывала нижнюю часть лица.
      Подойдя к Жигулям, он скомандовал: "Все из машины! Руки на капот!"
      Ася вышла из машины последней и, глядя прямо в глаза главному с бородой до глаз и в косынке, сказала: "Это редакционная машина. Мы - коргруппа газеты "Новое время". Вот мое удостоверение"
      - Быстро! Руки на капот, у нас нет времени рассматривать твои удостоверения!
      Ася послушно опустила руки на капот машины. Главный сноровисто провел руками по ее груди и бедрам. Второй бородач, худой и высокий, обыскивавший Антона, крикнул главному: "Ну, ты Ахмад, как всегда, себе взял самый сладкий кусочек. Может, прогуляемся с барышней в лесок?"
      Тот, кого назвали Ахмадом, оставил Асю и подошел к мужчинам. Первым делом он вырвал из рук Антона фотокамеру, швырнул ее на асфальт и для верности еще топнул по ней тяжелым кованым ботинком. Потом развернулся и влепил высокому кулаком в зубы. "Сколько раз я говорил тебе не называть имен во время рейда?! А теперь поехали".
      - А с ними что? - спросил водитель "Нивы", пожалуй, самый старший из четверых по возрасту.
      Ахмад оглядел пленников. Антон нелепо озирался в поисках слетевших очков. Геннадий боялся обернуться и не отрывал рук от капота. Только Ася прямо посмотрела в глаза Ахмаду и сказала: "А я ведь пишу в газете о том, что вы не бандформирования, а борцы за независимость..."
      - У нас нет времени читать твою газету,- ответил Ахмад, отводя глаза, - мы не пишем о своей стране, а воюем за нее. - Потом он добавил - Благодари аллаха или вашего бога за то, что у нас нет сейчас времени, и за то, ...- он сделал паузу, - что ты яблоками угощаешь... А писать тебе очень скоро будет о чем.
      Ахмад достал пистолет и выстрелил два раза по передним скатам "жигуля". Машина со вздохом осела, а "Нива" взревела мотором и умчалась догонять колонну. Гена, немного пришедший в себя, вышел на шоссе тормозить попутку. Ася же все раздумывала над последними словами этого Ахмада. Причем здесь яблоко? И вдруг, словно, какая-то пелена слетела с глаз. Она вспомнила московский август, танкиста и парня в черной кожаной куртке, который снял ее с танка. Она дала ему яблоко, предназначавшееся танкисту. Парень тогда сказал, что его зовут Алик. Катя пожалела, что я не дала ему телефон, а я ответила, что у него косит один глаз... Точно! У этого Ахмада лицо было скрыто бородой и косынкой, но глаз косил!...
      На следующий день весь мир узнал о захвате боевиками Ахмада и Бираева средней школы в Георгиевске. В школе находились около двухсот детей от семи до семнадцати лет. Ультиматум боевиков: освобождение из тюрем всех осужденных чеченцев, вывод российских войск из Ичкерии.
      
      9.
      Калифорния. Июнь 95 года.
      
      Последнее время Пол стал замечать, что с ним творится что-то странное. У него было ощущение, что за ним следят. Это ощущение появилось после необъяснимого отказа в выдаче визы в Россию. Рассуждал он просто. Десятки людей эмигрировавших в свое время из Украины и других республик получают гостевые визы без проблем. Если он получил отказ, значит российские органы что-то подозревают. А раз подозревают, должны следить. Возможно, просто нервы шалят оттого, что встреча с Асей, которую он так ждал, откладывается на неопределенное время. А может быть, он просто насмотрелся боевиков по телевизору и теперь в каждом встречном видит сотрудника российских спецслужб.
      За три года, проведенных в киевской тюрьме он наслышался историй о методах и приемах этих организаций. Они, правда, сейчас вроде перестроились и изменили название, но Пол был уверен в то, что рожденный волком не может превратиться в ягненка. На самом деле, опасность подстерегала его совсем с другой стороны.
      Однажды к нему на прием по телефону записалась женщина, назвавшаяся Джейн Формен. Как обычно, Пол спросил, какая у нее медицинская страховка, и договорился о дне и времени приема.
      На следующий день в назначенное время в кабинет вошла женщина, закутанная с головы до ног в темное покрывало. Когда она сняла покрывало, а потом головной платок, Пол с изумлением увидел, что перед ним стоит Кэрри Чалби.
      - Кэрри!? Ты ко мне на прием? На тебе нет лица. Садись, что случилось?
      За то время, что они не виделись, Кэрри очень изменилась. Лицо ее похудело и потемнело, как после изнурительной голодовки.
      - Нет, Пол. Я пришла к тебе, но не на прием, не как к врачу. Выслушай меня и не задавай никаких вопросов, я все равно на них не отвечу. Придя сюда, я рискую очень многим, может быть, жизнью. Но я должна была предупредить тебя. В общем, я тебе не рассказывала, что мой муж - руководитель мусульманской общины, одной из самых крупных в Калифорнии, и я, американка, выйдя замуж, вынуждена была принять ислам.
      Мусульманка не может изменить своему мужу. Ее ждет в этом случае не просто развод, а смерть. Я согрешила с тобой. Об этом пока никто не знает, кроме аллаха, и аллах меня накажет за это. Но ты был первый и последний человек, с которым я изменила мужу. Дело не в том, люблю я его или нет. Дело совсем в другом...Но я пришла не за этим...
      Пол слушал это сбивчивое признание и не верил своим ушам. Чувство влюбленности в Кэрри у Пола давно прошло. Когда он ее увидел, в душе ничего не шевельнулось. После удивления, охватившего его в первый момент, он теперь просто очень жалел ее как человека, живущего в разладе со своей совестью и, видимо, попавшего в беду. А Кэрри продолжала:
      - Случайно я подслушала разговор мужа с каким-то человеком. Я его видела в первый раз. Муж называл его Мамед. И они говорили о тебе...
      - Обо мне? - изумленно спросил Пол.
      - О тебе и о какой-то русской девушке по имени Асия. Эта девушка - дочь человека, с которым Мамед много лет ведет войну. Они планировали выкрасть ее, и дальше я не знаю, что с ней делать. Возможно, шантажировать ее отца. Ты им помешал это сделать и попал в число их врагов. Они думают, что за тобой стоит это русское ...Как называется русское ЦРУ?
      - ФСБ, - подсказал Пол.
      - Да, кажется. Поэтому они следят за каждым твоим шагом. Они способны на все. Я не знаю, что у тебя было с этой девочкой, но она опасна, как сто фунтов взрывчатки и, ни о чем не догадываясь, порхает по ковру. Я видела ее фото в газетах. Я не знаю, что тебе надо делать, но я хотела, чтобы ты знал, какая яма у тебя под ногами...
      Кэрри резко встала. - Все. Мое время истекло. Я должна идти. Молю аллаха, чтобы никто не видел, как я к тебе заходила.
      - Кэрри! Подожди! Все это так неожиданно, так страшно. Обратись в полицию, в ЦРУ, наконец!
      - С доносом на мужа, который после этого заморит меня голодом в яме!? Нет, Пол. Пусть все остается, как есть. Я любила тебя, и я сделала для тебя все, что могла. Прощай!
      Кэрри ловко закуталась в покрывало и исчезла, как всегда, так же неожиданно, как появилась. После ее ухода Пол, извинившись перед больными, закрыл прием, запер двери изнутри и в волнении заходил по кабинету.
      То, что сообщила Кэрри, подтверждало его подозрения. Он не верил раньше в существование мощной мусульманской организации, которая протянула свои щупальцы по всему миру, как писали некоторые газеты. Но после рассказа Кэрри он понял, насколько реальна опасность, исходящая от подобных организаций, расплодившихся по всей огромной стране. Однако, связь этой организации с Асей, с ним - это не укладывалась в его сознании.
      "Может быть, - думал он, - и отказ в визе связан как-то со всей этой историей? Я должен любым способом попасть в Москву. Только поговорив с Асей, я смогу разобраться во всем этом". Кроме того, он вдруг сейчас особенно остро почувствовал, как безумно соскучился по "рыжей молнии".
      Выйдя из офиса, Пол внимательно осмотрелся по сторонам. Вроде, никто за ним не следил. Он сел в машину и медленно поехал домой, чаще, чем обычно, поглядывая в зеркало заднего вида. Он умышленно несколько раз перестраивался и неожиданно сворачивал, но никто за ним не следовал. Войдя к себе, Пол первым делом налил большую рюмку джина и, не разбавляя его тоником, выпил до дна. Вкус можжевельника, как всегда, подействовал успокаивающе. Он сел в кресло и включил телевизор. Передавали городские новости. Диктор сделал секундную паузу, а потом, изменив интонацию, сказал:
      "Только что нам сообщили, что в результате автомобильной катастрофы погибла жена известного бизнесмена миссис Кэрри Чалби. Полиция считает, что миссис Чалби на большой скорости не справилась с управлением и столкнулась с встречным трейлером".
      Пол вскочил с кресла и забегал по комнате. Его переполняла безумная ярость и желание уничтожить, растоптать, как ядовитую змею, этого мусульманского бизнесмена и всех его помощников и палачей. У Пола не было сомнений, что смерть Кэрри сразу после визита к нему дело рук ее мужа и всей этой мусульманской банды. Она сама себя приговорила, желая спасти его. Теперь очередь, видимо, за ним, Полом? Но нет! Он им так просто не дастся. Он должен отомстить им за Кэрри и защитить себя. Но как? Пойти в полицию? Что он им скажет? У него нет ничего, кроме собственных ощущений и информации, полученной от женщины погибшей в автокатастрофе. Нет, ответ надо искать в Москве! Но как попасть в эту Москву?
      И тут Пол вспомнил, что недавно один его знакомый еще по Нью Йорку врач рассказывал на семинаре в Стэнфорде, что он бросает практику и поступает на работу в организацию "Врачи мира против террора". Стэн с восторгом говорил, что эта организация, созданная при ООН, пользуется почти дипломатическим иммунитетом, имеет свои охранные структуры и, главное, вспомнил Пол, у этой организации практически безвизовый режим въезда во все страны мира. Расставаясь, Стэн сказал, что он уполномочен предлагать хорошим врачам вступать в эту организацию. А Пола он считает очень хорошим врачом и приглашает его к сотрудничеству в любое время.
      Пол открыл свою электронную записную книжку, нашел номер Стэна и через минуту услышал его бодрый голос: "Хай, Пол! Я помню тебя! Конечно".
      Пол сказал Стэну, что он готов немедленно приступить к работе в организации "Врачи мира против террора".
      - О-кей, Пол! Я сейчас же свяжусь с руководством и перезвоню тебе сегодня же. Скажи мне, у тебя что-то случилось?
      - Стэн, все при встрече. Жду звонка.
      Ожидая звонка Стэна, Пол первым делом позвонил своему коллеге из Пало Алто, доктору Фишеру и попросил на время взять на себя больных Пола. Доктор Фишер согласился, они иногда подменяли друг друга. Потом Пол вынул из письменного стола и положил в карман чековую книжку и кредитные карточки. Из нижнего ящика шкафа он достал пистолет "Беретта" в мягкой кобуре, проверил в бумажнике, на месте ли разрешение на оружие, которое он когда-то получил просто из мальчишеского бахвальства. Затем вытащил пистолет из кобуры поставил на предохранитель и переложил его в карман пиджака...
      В это время зазвонил телефон. Стэн сообщил, что его завтра ждут на собеседовании в ООН. Вечерним самолетом Пол вылетел в Нью - Йорк.
      
      
      10.
      Москва. Начало августа 1996 года.
      
      После возвращения из Чечни Ася сделала блестящий репортаж, который назвала: "Встреча в пути". Она рассказала о встрече с колонной боевиков, блокировке редакционной машины, обыске и наглых намеках боевиков. Только о последних словах Ахмада, обращенных к ней, она ничего не написала. Она просто не знала, что они означают: одобрение или предупреждение?
      Побыв короткое время в Москве, Ася улетела по заданию редакции на Сахалин, после чего появился в газете ее очерк "Рыба ищет, где глубже". Статья получила очень хорошие отзывы коллег, на Сахалин отправилась правительственная комиссия для проверки фактов, описанных в статье. Суета и бешеный ритм редакционной жизни не давали времени задуматься о себе. Тоненькая ниточка, связывавшая ее с Полом, оборвалась, казалось, навсегда, и только иногда, трясясь по ухабам в российской глубинке или ожидая вертолета в таежном поселке, Ася вспоминала Калифорнию, березы за большим окном и капитана Грэя в алом "Порше".
      Матери она звонила по телефону в те короткие часы, когда ей удавалось добраться до квартиры Кати. Катя в Америке родила дочь. Судя по присланным ею фотографиям на фоне собственного дома и двух машин в гараже, Катя нашла свое счастье, и возвращаться в Москву не собиралась. По крайней мере, пока ее хоккеист находился в первых номерах рейтинг- листа НХЛ.
      Однажды Рита по телефону осторожно спросила Асю, не встречала ли она в Чечне отца, который сидит там безвылазно, и уже давно не был дома. Ася ответила, что не встречала и, насколько она понимает, его трудно случайно встретить.
      - Куда ты теперь? - спросила Рита, переводя разговор на другую тему.
      - Туда же, в Чечню. Но ты не волнуйся, я далеко забираться не буду. Нашему главному редактору сообщили из Америки, что в Чечню скоро должна прибыть группа из организации "Врачи мира против террора". Эта организация создана и существует при ООН. Если я успею справиться с дежурным заданием, попрошусь сделать репортаж об этой группе и проеду с ними по их маршруту. Так что я буду под защитой ООН. Пока. Целую.
      
      11.
      Французская ривьера. Начало апреля 1996 года.
      
      Трехэтажная вилла на Лазурном берегу в окрестностях Вильфранш-сюр-Мер была расположена так, что увидеть ее можно было только со стороны моря. Маленький пляж виллы отгораживала от любопытных взглядов с одной стороны высокая каменная гряда, с другой - высокая бетонная стена. Между камнями гряды и в специальных нишах стены размещалась хорошо вооруженная круглосуточная охрана. У пирса стоял быстроходный катер, а на вертолетной площадке застыл с опущенными лопастями двухместный вертолет "Стрекоза".
      На веранде, нависшей над пляжем, в удобных креслах с бокалами в руках сидели шесть человек. Шеф организации "Исламские волки" и член руководящих органов многих других исламских организаций - Хос Мамед, командир отряда спецназа той же бригады "волков", сын Мамеда - Ахмад. Кроме них в креслах сидели: Бираев, командир боевого отряда "Освободительной армии Ичкерии" занявший после операции в Гергиевске одно из первых мест в иерархии боевиков, Масудов, бывший полковник советской армии, которого нынче прочили в президенты Ичкерии, и Гаркушин, один из самых высокопоставленных чиновников администрации российского президента, человек с козлиной бородкой и отечным лицом почечного больного.
      Хозяин этой виллы, Борис Розовский, российский мультимиллионер новой волны расположился немного в отдалении, в тени, отбрасываемой козырьком третьего этажа. Несмотря на все возможные меры предосторожности, Розовский, как всегда, предпочитал находиться в тени. Он был инициатором этого сборища, и внимательно слушал разговор своих гостей, иногда вставляя короткие реплики.
      - В последнее время, - сказал Мамед, отхлебнув из бокала бесцветный напиток, - наши братья хорошо поработали во всем мире. Нашу силу почувствовали американцы в своих посольствах и на базах в Африке. Молодые волчата хорошо поработали в Абхазии и продолжают наше дело в Ичкерии. Взрыв российского генерала в центре Грозного сорвал намечавшиеся переговоры. Они нам ни к чему. Мы будем продолжать войну, пока не выгоним всех оккупантов...- Мамед покосился на представителя России, но тот молчал, прикрыв глаза и глубоко погрузившись в кресло. Мамед продолжал: - В начале этого года наш командир Радиев со своим отрядом повторил захват города по примеру присутствующих тут Бираева и Ахмада...
      - Что толку в ваших захватах? - слегка заикаясь, тихо произнес представитель России Гаркушин, - Вошли - вышли, вошли - вышли. Это ведь, в конце-концов, не половой акт. - Он выразился грубее, и сам усмехнулся своему сравнению. - Там хоть удовольствие получают, а тут что? Ничего кроме взаимного ожесточения...
      - А что же вы хотели? Что хотели!? - подал голос из тени Розовский. - Маленькие ожесточения приводят, если их много, к большой войне. В результате войны меняется власть, в результате смены власти - возникает новая экономическая ситуация.
      - Мы хотели поселить ужас в душах оккупантов...извините российских солдат! Чтобы они боялись каждого своего шага по мусульманской земле. - ответил Мамед.
      - Ну, допустим, вы добились этого, - сказал Гаркушин, - а где нефть, где ваши нефтеперегонные заводы и электростанции, которые лежат в руинах. Вы знаете, чего нам стоит подавать электроэнергию в Грозный и Гудермес из России?
      - Они не знают, это я знаю, - рассмеялся Розовский. - Господин Гаркушин прав. Нам нужна твердая власть в независимой Чечне. В этом заинтересованы все присутствующие. Поэтому мы и пригласили сюда г-на Масудова. Он пользуется авторитетом в народе, у него есть опыт военного руководства. В России его считают умеренным политиком. Мы надеемся, что его умеренность регулируема. - Розовский вопросительно посмотрел на Масудова. Тот приподнялся в кресле и согласно кивнул.
      - Мне кажется, вы забыли о генерале Дуваеве, - подал голос молчавший до того Бираев. - Генерал тоже хочет быть единственным руководителем в Ичкерии.
      - Ни о ком мы не забыли, особенно о Дуваеве, - сказал Мамед. - Дуваев хорошо воюет, но он недостаточно уважает законы шариата и поэтому может в любую минуту договориться с президентом России. Кроме того, жена у него...не наша, плохо влияет.
      - Париж стоит мессы, - как бы вслух подумал Розовский, но его, похоже, никто не понял, кроме Гаркушина.
      - При чем здесь месса, только католических попов у нас не было, - сказал Масудов. - Проблему Дуваева надо закрыть навсегда.
      - Как закрыть? - спросил Рорзовский.
      - Как закрывал отец народов, - ответил Мамед. Прошелестела раздвижная дверь на веранду, кресло Гаркушина было пусто и неизвестно, слышал он последние слова Мамеда, или не слышал. Но это уже не имело значения. После ухода Гаркушина напряжение беседы как-то спало. Следующее предложение Мамеда было выслушано спокойно и внимательно.
      - Мне стало известно, - сказал Мамед, что в августе этого года американцы готовят к отправке в Ичкерию большую группу миротворцев и наблюдателей, включая врачей из организации "Врачи мира против террора". Мы должны подготовить им хорошую встречу. Этим займется Ахмад. - Ахмад молча кивнул и прижал ладони к груди.
      - Конкретный план мы с ним разработаем сегодня ночью. Бираев вместе с Масудовым в это же время будут руководить разгромом федералов и возвращением Грозного под нашу власть. После операции в Грозном мы подумаем о том, как наделать шуму во всем мире и, прежде всего, в благополучной Америке.
      Затем Мамед повернулся к Розовскому: - Надеюсь, мы по-прежнему можем рассчитывать на вас?
      - Как говорят у вас на востоке? Верь слову, но бери в залог ценности...
      .- Я помню все, о чем мы договаривались много раз. Наша нефть и наши химкомбинаты достаточный залог?
      - Да! Да! Более чем! Я с вами.
      - А как понимать уход Гаркушина?
      - Как поступок умного и дальновидного человека. Не беспокойтесь, пока президент в Кремле, Гаркушин с нами. Все, господа. Кажется, мы обсудили все вопросы. К вашим услугам вертолет и катер, которые доставят вас, куда вы скажете.
      Через несколько минут "Стрекоза" расправила крылья и унесла в черное, усыпанное ярким звездами небо, Гаркушина. Остальная компания отправилась на катере. Катер высадил их в небольшой бухточке у самого Вильфранш-сюр-Мер. Бираев и Масудов пошли вдоль берега в сторону городка, а Мамед с Ахмадом поднялись по крутой лестнице и оказались у входа в небольшой ресторан, купленный Султаном на весь вечер. Верный Султан встретил их у входа и проводил к сервированному столику.
      Отец с сыном давно не виделись. Мамед был занят развитием сети организации в Пакистане и Юго-Восточной Азии, а Ахмад воевал в Чечне. После разговора о маме Зухре, которая жила в Тегеране, перешли к обсуждению результатов сегодняшнего совещания. Ахмад спросил: - Скажи, у тебя есть план относительно Дуваева?
      - Да, есть. Правда, генерал последнее время что-то почувствовал. У него нюх на опасность. Меняет телохранителей, меняет машины, меняет ночевки. Но Розовского ему не перехитрить. Этот еврей хитрее десятка мулл. Он подготовил покушение на генерала, от тебя потребуется только одно. В тот день и в тот час, когда я дам тебе знать, ты должен вызвать его к телефону спутниковой связи. Все остальное сделают сами русисты. И Дуваев перестанет существовать.
      Главная твоя роль не в этой операции. Я хочу, чтобы ты провел операцию "Захват", и чтобы в ловушке оказались американские врачи. Мы приготовим миру такое, что он содрогнется. Ты знаешь, что такое "грязная бомба"?
      - Нет, не знаю!
      - Султан тебе все объяснит. Это его идея. Твоя задача подготовить все для создания этой бомбы.
      - Я готов, - сказал Ахмад.
      - Я знаю, что ты готов, но мы еще не готовы. Султан! Расскажи ему о твоем плане. А я еще раз послушаю.
      Султан присел к их столику и заговорил. - Нам удалось узнать, что в Грозном, в развалинах цеха измерений нефтезавода, что был рядом с ТЭЦ, которую строили мы с твоим отцом, - Мамед при этих словах криво усмехнулся, - остался свинцовый контейнер с пятью ампулами цезия 137. Каждая ампула излучает 100 рентген в час. Они чего-то там измеряли с помощью ампул. Я знаю это место. Надо найти контейнер, присоединить к нему заложников, обвесить все это взрывчаткой. Это и будет "грязная бомба". При виде такой игрушки, я думаю, они начнут кричать на весь мир по нашему радио то, что мы им скажем.
      - А мы объявим ультиматум всему миру, - закончил Мамед, -. Условия ультиматума я вам сообщу позже. Люди, взрывчатка, контейнер, всем этим будет, как всегда, заниматься Султан. За тобой - общее руководство операцией.
      - Но, отец, Грозный и ТЭЦ пока в руках федералов. Надо сначала освободить город.
      - Ты прав. На август намечен решающий штурм, и столица будет наша. Одновременно ты начинаешь операцию "Захват". Эта операция прогремит на весь мир и будет сигналом и вызовом не только для России, но и для Америки. Мы там тоже кое-что начинаем. Если наши требования не будут выполнены, взрыв этих ампул на сотни лет превратит Грозный в Чернобыль. Вы, конечно, уйдете до взрыва, если дело дойдет до него. Но они согласятся. Они слишком дорожат своими жизнями и жизнями других людей. Только мы можем ради святого дела не жалеть ни себя, ни своих детей. А они выполнят все наши условия. Война закончится победой ислама над неверными, и это сделаем мы.
      Мамед излагал свой адский план, как будто рассказывал сценарий интересного боевика. Глаза его горели, в углах губ собралась пена, руки были сжаты в кулаки. Ахмад сидел гордо откинув голову, восхищаясь отцом и понимая, какая ответственная роль отведена ему в этой операции мирового масштаба.
      Закончили ужин они в молчании. Каждый думал о своем. Встали из-за стола, Мамед обнял сына и сказал ему в самое ухо: "Не лезь на рожон при штурме Грозного. Это дело Бираева. И еще, перестань накачивать себя дурью, пока совсем не завяз, у нас с тобой впереди еще столько дел!
      Ахмад молча кивнул. Они потерлись щекой о щеку и сели каждый в свою машину. Султан уехал с Ахмадом. Два одинаковых черных "СААБА", мигнув фарами, разъехались в разные стороны. Ни Мамед, ни Ахмад не знали, что это была их последняя встреча.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
      
      ЗАХВАТ
      
      АСЯ И ПАВЕЛ
      
      1.
      Август 96 года
      
      Несмотря на заявления министра обороны России о том, что он разгонит банды террористов за два месяца и очистит от них Чечню, события к девяносто шестому году разворачивались совершенно в другом направлении. В начале года рейд Бираева и Ахмада повторил другой полевой командир, Загаев, захвативший Зеленокумск. После вялых переговоров с уполномоченными российского президента Загаев почти беспрепятственно вышел из города, потеряв несколько бойцов, и его отряд как будто растворился, исчез из поля зрения руководства федеральных войск.
      Видно со зрением у российских генералов становилось все хуже и хуже. Иначе и быть не могло. Заботиться о зрении у них просто не оставалось времени, надо было осваивать нефтяные ресурсы Чечни, бороться с назойливыми корреспондентами независимых газет, вроде Аси Минаевой ну, и еще немного воевать, в свободное время.
      За время войны армейские умельцы научились сооружать миниатюрные нефтеперегонные заводы, работавшие по принципу самогонного аппарата. Чуть ли не каждый батальон имел свой завод и гнал бензин из чеченской нефти и конденсата. Бензин поступал на черный рынок, деньги - в карманы предприимчивых начхозов. О дальнейшем их пути можно было только догадываться, проследить его до конца не удавалось самым дотошным журналистам.
      С журналистами, особенно женщинами, боролись очень просто. К ним приставляли сопровождающих, которые водили "журналюг" по намеченным командованием маршрутам, показывая ужасы, творимые чеченскими командирами и, время от времени, бросая на ходу такие фразы: "Пригнитесь пожалуйста, тут три дня назад одного журналиста снайперша подстрелила", - хотя на самом деле кругом расстилалась голая степь, на которой не мог укрыться никакой снайпер.
      Асе, благодаря бесстрашию, спортивному характеру и женскому обаянию, все же удавалось иногда получить "горячую" информацию. Она подозревала, что ей помогает добывать эту информацию фамилия, а может быть и прямые указания отца, но это был тот единственный случай, когда на вопрос: "Вы дочь полковника Минаева?" - она опускала глаза и отрицательно мотала головой.
      С отцом она не встречалась. В Москве он бывал очень редко, а в Чечне она его не искала, хотя понимала, что при желании она могла быть доставлена к нему в любую минуту. Но не было у нее этого желания, не могла она простить отцу вмешательства в ее отношения с Перлиным.
      "Пол Перлин... Картины на стенах, березы за окном. Ассоль и капитан Грэй. И руки Пола, ласковые, нежные и сильные....Нет, нет ! Не думать об этом, потому что можно сойти с ума от тоски..."
      Редакционная "шестерка" с бессменным Геннадием за рулем с трудом прокладывала себе путь по загруженному Ленинградскому проспекту. Гена торопился, надо было успеть к рейсу на Минеральные Воды. Задание редактора было очень четким: сначала Моздок, госпитали, лагеря беженцев, блок посты. Потом, после возвращения в Москву и выпуска материала, она сможет присоединиться к американцам. "Они не удерут, приехали не на один день", - сказал главный на прощанье.
      Ася тряхнула головой и заставила себя думать только о предстоящей дежурной командировке.
      - Давай, Геночка! Жми! На аэродроме меня никто ждать не будет. Скажут только спасибо, если я опоздаю.
      - Да я жму все время, но этих частников столько развелось, что не продохнуть, хоть стреляй их!
      Юркая "шестерка" несколько раз подрезала на обгоне неуклюжую группу "Москвичей" и Запорожцев" и, вырвавшись на свободный участок шоссе, резко увеличила скорость.
      
      2.
      За годы войны в Чечне полковник Минаев превратился из тонкого профессионала разведки и контрразведки в командира самого мощного и беспощадного отряда антитеррора, который в войсках называли уже не кентаврами, а волкодавами. Его "кентавры-волкодавы" участвовали в жестких зачистках, в рейдах на самые отдаленные базы боевиков. Именно он со своими ребятами участвовал в операции по поиску пропавшего английского корреспондента в 94 году. Они добрались до базового лагеря боевиков, но опоздали примерно на полчаса. Боевики, которых, как всегда, кто-то предупредил, ушли еще дальше в горы, а Минаеву достались жуткие трофеи: убитый англичанин и отдельно его голова, растерзанный российский солдат с веревками, привязанными к ногам, и еще один совсем мальчишка, который лежал на снегу, свернувшись калачиком, как будто заснул после тяжелого марша. Голова его стояла рядом в снегу.
      Полковник скрипел зубами и тихо матерился. Он точно знал по оперативным данным, кто был на совещании в этом богом забытом ауле между Итум Кале и Шатоем. И он спешил не только по долгу службы, но и, надеясь захватить, наконец, своих личных врагов. Который раз глупый случай, а может быть чья-то злая воля, уводили Мамедовых из кольца захвата. То, что он увидел, добавило к его счету еще три жизни. Минаев приказал своему оператору отснять все, что осталось на поляне после варварской расправы.
      Позже, обе пленки, та которую до последней минуты снимал англичанин, - ее забыли в бункере на столе боевики, - и пленка, снятая Минаевым, обошли все средства массовой информации. А три головы, стоящие в снегу, вызвали шок во всем цивилизованном мире. Но это ни на каплю не изменило соотношение сил радикального ислама и цивилизованного мирового сообщества. "Пока террор не докатится до Эйфелевой башни и Биг Бена, - думал Минаев, - сытые европейцы не почешутся. Вот, когда взрывы за окнами их домов помешают им пить утренний кофе с курасонами и шелестеть страницами "Фигаро", вот тогда они начнут вопить. Не было бы поздно".
      
      3.
      
      Ахмад, следуя приказу отца, практически не вмешивался в бои, которые развернулись в начале августа на окраинах Грозного. Масудов и Бираев со своими отрядами продвигались к центру города, превращенному в развалины, преодолевая отчаянное сопротивление федеральных войск. Федералов было больше, они были прекрасно оснащены, имели уже некоторый опыт войны с чеченцами, и все же они терпели поражение. Не было у них главного в такой войне: ощущения, что воюешь за свою улицу, свой дом, своего погибшего брата или изнасилованную сестру. Кроме того, чеченские отряды прекрасно знали город, что позволяло им постоянно заманивать противника в ловушки.
      Пока шли бои за Грозный Ахмад и его люди под руководством Султана проходили подробный и строгий инструктаж по работе с радиоактивным материалом, готовили пакеты взрывчатки, машины. После окончания групповых занятий Ахмад и Султан склонялись над картой города, пытаясь определить зону поиска контейнера с цезием. Без этого контейнера вся операция теряла смысл. Каждый вечер во время сеанса связи с Мамедом они докладывали о подготовке к операции "Захват", но посылать группу в район НПЗ и ТЭЦ было опасно, район все еще контролировался федералами.
      Все это время Хос Мамед находился в Москве. Прибыл он по великолепно сработанным, фальшивым документам иранского бизнесмена. У него было несколько прекрасно оборудованных офисов в Каире, Тегеране, Бейруте. Но ему хотелось быть в это время именно в Москве, чтобы наиболее остро почувствовать свои неограниченные возможности. Это было так здорово, наносить удары по русистам, находясь в их столице, в двух шагах от Кремля! Адреналин буквально кипел в крови. Мамед обосновался в легальном офисе своего давнего партнера и друга, московского чеченца по прозвищу Шамиль. Настоящего его имени не знал никто, кроме Хос Мамеда. Это он, Шамиль, помогал Ахмаду в начале 90-х прокручивать миллионные операции с фальшивыми авизо.
      Шамиль, который находился в приятельских отношениях с мэром Москвы и помощниками президента, был, как жена Цезаря, вне подозрений властей, и поэтому он спокойно предоставил в распоряжение Мамеда свою фирму, свой дом за городом, средства связи.
      В конце первой декады августа Мамед дал указание Масудову любой ценой переломить обстановку, чтобы оттянуть заслоны федералов из заводской зоны. Дело в том, что Мамед через Шамиля, а Шамиль по цепочке, идущей от лазурного берега получил информацию о том, что в руководстве страны стало известно о контейнере с радиоактивным цезием, и ФСБ было дано задание во что бы то ни стало вытащить из-под развалин эту ядерную бомбу. Цена вопроса была необычайно высока. Шла игра: "кто раньше?". Хос Мамед точно знал расклад сил в этой игре и понимал, что единственный человек, который реально мог его опередить, был Минаев. Поэтому по той же цепочке, в обратном направлении, было передано пожелание услать отряд Минаева "куда подальше", хотя бы на несколько суток.
      Ничего не зная об этой игре, Минаев приступил по указанию своего руководства к очередной зачистке в Урус-Мартане. Благодаря этому ходу Мамеда и усилиям масудовцев, зона НПЗ была захвачена ими, а на следующие сутки боевики фактически овладели Грозным.
      Накануне Султан с группой обученных им бойцов уже был на развалинах измерительной лаборатории НПЗ. Завалы разбирали вручную. В руках у Султана был армейский радиометр ДП-5, с помощью которого он пытался координировать поиски контейнера. Расчет был на то, что, даже находясь в свинцовой оболочке, радиоактивное излучение ампул должно превышать общий фон.
      И этот расчет оправдался. 15 августа Султан доложил Хос Мамеду, что он нашел контейнер и выставил около него надежную охрану. Мамед поздравил их и сообщил, что прибытие американских гостей ожидается к 20 августа. К этому времени он, Мамед, будет знать состав группы и все маршруты ее участников. Получив эти сведения, Ахмад сможет приступить к первой фазе операции. В заключение Мамед сказал Султану: "Действуй, как договорились. Контейнер и пленных в подвалы ТЭЦ. Там надежно, и ты там все знаешь. Уходить - по туннелю через подстанцию".
      
      4.
      
      К удивлению Пола, несмотря на несокрушимую американскую бюрократию, оформление его в организацию "Врачи мира против террора" прошло довольно быстро. Медицинские тесты, несколько анкет, два или три собеседования и он приступил к работе. Очень помогло то, что русский был его родным языком. Отправка очередной группы из четырех человек была намечена через неделю, в середине августа, как только будут оформлены въездные документы и сертификаты международного иммунитета. Кроме Перлина, в группу входили два хирурга, старше Пола по возрасту лет на десять, и одна женщина эпидемиолог. Одного из хирургов звали Филипп, другого Николас, а женщину - Барбара. Барбаре на вид было около сорока, но у вечно молодящихся американок определить их настоящий возраст часто бывало затруднительно. Да это Пола и не занимало.
      Больше всего он боялся, что будет снова задержка с визой. Но Стэн объяснил ему, что визы для "врачей мира" оформляются только в российском МИДе, без участия служб безопасности, которые курируют обычные визы. Эти две "фирмы" находятся в постоянной конфронтации, поэтому все должно быть о-кей.
      Так и случилось. Документы были оформлены, вылет назначен на 17 августа. Маршрут: Нью Йорк - Москва - Минеральные Воды - Моздок. По ходу экспедиции возможны изменения. Несколько дней, оставшихся до вылета, Пол жил в гостинице ООН, очень комфортабельной и хорошо охраняемой. Его беспокоили два вопроса: стоит ли позвонить Джулии, и как сообщить Асе о своем прибытии. Он долго прислушивался к своему внутреннему голосу и внутренний голос ему сказал: "Джулии звонить не надо, бессмысленно толкать запертую дверь, особенно, если не очень хочется в нее входить". Что касается Аси, внутренний голос был более снисходителен, но была техническая трудность: после окончания ею университета он с Асей не имел связи и не знал никаких ее координат, кроме названия газеты, в которой она работала.
      Оставалось ждать до Москвы и там, на месте, попытаться что-то узнать. 17 августа в составе группы из четырех человек Пол вылетел на "Боинге" компании "ПанАм" в Москву.
      Почти все одиннадцать часов полета до Москвы Пол провел в каком-то полудремотном состоянии. Мозг, уставший от волнений последних дней, требовал отдыха. Взяв сразу после взлета хорошую порцию джина, он откинул спинку кресла, укрылся пледом и попытался уснуть. Но сон не приходил, тем более, что назойливый американский сервис с завидной частотой предлагал то "дринки", то обед, то ужин. В голове копошились яркие воспоминания короткой встречи с Асей. Вспоминалась ее фигура на фоне берез за окном, ее голос, ее медные волосы, разметавшиеся по подушке.
      Он все время пытался себе объяснить, чем эта девушка, которая, будь он старше всего на несколько лет, годилась бы ему в дочери, так околдовала его. У Аси, конечно, была классная фигура. У Киры в Киеве тоже была фигура и все остальное в полном порядке, но он о ней почти не вспоминает. Да и мало ли в Америке баб с классной фигурой?! У Аси была смуглая загорелая бархатная кожа. Но у Кэрри кожа была не хуже. К тому же Ася была абсолютно неопытна в сексе, потому что он был у нее первый мужчина. Вот, в этом все дело! Даже не в том, что он был первым, а в том, как легко и просто она сделала его первым. Она доверилась ему, не беря ничего в залог и ни на что, по сути, не рассчитывая. Она отдалась ему не в том банальном смысле, в каком это слово заезжено в романах, а в первозданном, исконном смысле этого слова.
      Она отдала ему себя всю, без остатка и без оглядки. Мужчинам это не дано - отдаваться женщине. Мужчины не отдаются, они берут. Но и далеко не всем женщинам свойственно отдаваться так, как отдалась ему Ася. Вот почему он не мог ее забыть. Вот почему он сейчас летел на высоте двадцать две тысячи футов, чтобы найти на своей бывшей родине это сокровище...
      Через полчаса после приземления в Шереметьеве он уже знал номер телефона редакции "Нового времени" и слегка дрожащей рукой нажимал кнопки своего мобильника. Сотрудники ООН получили мобильники со спутниковой связью, которые работали во всех странах мира.
      - Редакция газеты "Новое время", - отозвался на том конце линии звонкий молодой голос.
      - Пожалуйста, если можно, мне нужна ваша сотрудница Минаева. Асья Минаева, - Перлин с удивлением услышал, что он почему-то говорит с акцентом.
      - Кто ее спрашивает?
      - Я сотрудник миссии ООН, нахожусь сейчас в Москве, и у меня есть поручение для мисс Минаевой.
      После некоторой паузы девушка сообщила: - Минаева находится в командировке в Чечне. Сейчас с ней связи нет. Если будет связь, я передам о вашем звонке. Как ваша фамилия? Алло? Алло?...
      Но Пол уже дал отбой. Неужели судьба после всех испытаний последнего времени дает ему такой шанс! Они завтра вылетают в Чечню: сначала в Минеральные Воды, а потом дальше. И он найдет там свою Ассоль! В конце концов, "Новое время" - известная газета, не может быть, чтобы никто не знал, где именно находится ее корреспонденты. Скорее бы только оказаться на Кавказе! Скорее бы!
      
      5.
      
      В аэропорт Минеральные Воды сотрудники миссии ООН прибыли по расписанию, 18 августа, около пяти часов вечера. Перлин так волновался, что почти сутки ничего не ел. Каждая молодая женщина в зале аэропорта казалась ему похожей на Асю. При этом сердце его сначала падало куда-то вниз, а, когда он убеждался в ошибке, медленно и неохотно возвращалось на свое место. После посадки в Минводах у него вдруг прорезался жуткий аппетит, и он решил зайти в ресторан на втором этаже стеклянного здания аэровокзала. Узнав, что для них забронированы места в Пятигорске, в получасе езды от Минеральных Вод, и что выезд в Моздок намечен на 6 часов утра следующего дня, Пол попрощался со своими коллегами и, сказав, что скоро к ним присоединится, направился в ресторан на втором этаже вокзала. Остальные члены миссии в сопровождении переводчика и представителя Минобороны вышли из здания аэропорта к ожидавшему их микроавтобусу.
      В ресторане Пол уселся за столик у окна и в ожидании заказанного супа "лапша с курицей" и "лангета с картофелем", отхлебывал жидкое пиво из высокого стакана. "Да, это не Рио де Жанейро!" - вспомнил он слова любимого когда-то литературного героя. За окном угасал душный августовский день. На пыльном асфальте аэродрома стоял автобус для подвозки пассажиров к самолетам, самоходный трап и машина с мигалкой на крыше. По радио объявили о начале посадки на рейс Аэрофлота: Минеральные воды - Москва. Автобус выпустил сизую струю дыма и беззвучно затрясся. К нему потянулась тоненькая цепочка пассажиров. Пол машинально фиксировал в своем мозгу каждого, кто садился в автобус: "Мужчина, двое мужчин, женщина с ребенком, пожилая женщина, молодая женщина..."
      Стройная, молодая рыжеволосая женщина с сумкой на одном плече и квадратным футляром на другом почему-то оглянулась, и мозг Пола замер, отказался воспринимать реальные события. Сердце ухнуло и уже не желало возвращаться на место. Перлину показалось, что кто-то огромный и всесильный бросил на игральный стол кубики с двумя шестерками. Это была она! Она, Ассоль! Ассоль, встречу с которой он так долго ждал и ради которой прилетел в эту страну. Пока эти мысли проносились в голове, ноги уже несли его вниз по лестнице, к выходу на посадку. Он увидел изумленные, широко открытые глаза дежурной. Пол не помнил, говорил ли он ей что-нибудь или просто оттолкнул в сторону. Быстрей, быстрей, пока автобус еще тарахтит на холостых оборотах! Пол выбежал из здания вокзала, когда двери автобуса со скрежетом закрылись.
      В несколько прыжков он оказался перед лобовым стеклом и, рискуя попасть под колеса, застучал кулаком в стекло. Водитель резко затормозил, подумав, что какой-то пассажир опоздал на посадку. Покрутив пальцем у виска, водитель открыл двери, и Пол влетел в салон автобуса. Взоры небольшой кучки пассажиров устремились на него. От здания аэровокзала с криком бежала дежурная в сопровождении милиционера...
      Пол ничего этого не видел и не слышал. Он только увидел, как Ася медленно повернула голову в его сторону. Видел огромные зеленые глаза, в которых попеременно выражались: испуг, изумление и, наконец, огромная радость. Перепрыгнув через сумку и футляр, стоящие у ее ног, Ася повисла на шее Пола, уткнувшись лицом в его плечо. А он только мог повторять: "Ассоль, Ассоль, я тебя нашел, я тебя нашел!"
      Даже дежурная с милиционером не решились сразу вмешаться в эту сцену. Ни слова не говоря, не отпуская руки Пола, только повесив свободной рукой на плечо футляр, Ася потянула Пола к выходу из автобуса. Пол нес Асину сумку и прятал мокрое лицо в копне ее рыжих волос. Они медленно шли в направлении аэровокзала. Вслед им дежурная громко крикнула: "Девушка! Так вы летите, или нет!?"
      Ася на секунду остановилась, обернулась и удивленно сказала: "Разве вы не видите, что я уже прилетела?" И они с Полом, обнявшись, вошли в здание. Они поднялись в ресторан, и Пол подвел Асю к тому месту, откуда он ее увидел. На столе еще стоял его обед, к которому он так и не притронулся. Улыбающаяся официантка, которая через окно видела всю эту сцену, уже стояла перед ними: "Подать еще что-нибудь?"
      - Я бы, пожалуй, выпил, - сказал Пол, не отрывая взгляда от Аси. - Ты будешь что-нибудь?
      Ася отрицательно мотнула головой: - Только кофе. - Пол улыбнулся. - Ты продолжаешь держать себя в форме?
      - Нет, просто я уже завтракала и вообще, я ничего не хочу, кроме тебя. - Последние слова она произнесла ему на ухо. Пол крепко сжал ее руку. Он обратился к официантке: "Бутылку вина, два кофе и минеральную воду".
      Потом они перестали видеть, что происходит кругом. Они задавали друг другу вопросы и, не дослушав ответов, задавали новые вопросы. Пол рассказал, как он очутился здесь, но обо всех обстоятельствах, связанных с Кэрри и ее гибелью, не стал говорить. Временами он переходил на английский, Ася отвечала ему по-английски. Затем они снова возвращались к русскому...
      - Я бы все равно нашел тебя здесь, - закончил Пол свой рассказ.
      - А я никогда бы не поверила, что так может быть, что ты окажешься в этой американской группе! - отвечала Ася.
      - Ты никуда не улетишь от меня? - спрашивал Пол.
      - Никуда. Я только должна позвонить в редакцию и сказать, что я приступаю к новому заданию. Иначе меня будут искать. Обстановка здесь не очень спокойная.
      - Мы позвоним, позвоним. А потом поедем в Пятигорск, ко мне в отель.
      Принесли бутылку "Хванчкары", кофе и большое блюдо с виноградом. - Это от нас с девочками, - сказала официантка, улыбаясь, - я не поставлю это в счет, очень вы красивая пара.
      Они пили вино, ели сочный виноград и запивали ароматным кофе, явно не из ресторанной кухни.
      - А ты помнишь, как отказывалась в Пало Алто пить вино, из-за того, что была в режиме?
      - Но я же не отказалась выпить с тобой один глоток на брудершафт, - лукаво улыбаясь, ответила Ася.
      - А ты знала, что я тебя провожал в аэропорту вплоть до выхода на посадку? - спросил Пол.
      - Я тебя не видела, но я чувствовала, что ты рядом...
      - Пошли!, -решительно сказал Пол, вставая.
      Пол дал ей свой телефон и Ася, отойдя на несколько шагов в сторону, позвонила в редакцию. Захлопнув крышку телефона, она со счастливым лицом обернулась к Полу. - Пол! Я договорилась, что буду сопровождать вашу группу, не возвращаясь в Москву. Мы едем в Моздок вместе! Выйдя из аэропорта, они сели в потрепанное такси, и Пол сказал водителю: "Пятигорск!"
      Наступили сумерки. Невысокие горы за окном машины торчали посреди ровной степи, как игрушки какого-то гиганта, забытые им в песочнице на ночь. К гостинице в центре Пятигорска они подъехали, когда было уже совсем темно. Пол спросил у дежурной, какой ему забронирован номер и, получив ключ, сказал Асе: "Пойдем ко мне!"
      Она покачала головой. - Пол! Ты забыл, мы не в Калифорнии. Мы не можем быть в одном номере. Но я сейчас все улажу. - Ася подошла к администраторше, с интересом наблюдавшей их разговор, и предъявила свое редакционное удостоверение. Заполнив анкету, она получила место в двухместном номере. Они вместе поднялись на этаж, где находился одноместный номер Пола.
      - Иди! Я скоро к тебе приду, - тихо сказала Ася...
      И она пришла, пахнущая шампунем, духами и еще чем-то, чем может пахнуть только любимая женщина. Его убогий одноместный номер-люкс в провинциальной российской гостинице превратился для них в обитель счастья и любви. Они не заснули до утра, погружаясь друг в друга до полного растворения и не насыщаясь.
      В пять часов утра Ася выскользнула из узкой кровати и сказала: "Мистер Перлин! Вас ждут неотложные дела в вашей миссии ООН. Сбор в шесть часов у входа в отель. Не забудьте, что с вами будет российская корреспондентка. Бай!" С этими словами Ася, набросив легкий халатик, исчезла из номера Пола.
      Ровно в шесть утра вся группа собралась у входа в гостиницу. Ася представилась прикрепленному к их группе еще в Москве сопровождающему Минобороны в штатском. Пол сказал, что Ася случайно оказалась его старой знакомой, с которой он познакомился в Калифорнии во время тура русских гимнасток. Коллеги встретили с восторгом такое прибавление в группе.
      Уполномоченный отозвал Асю в сторону и негромко спросил: "Можно посмотреть ваше удостоверение?" Ася предъявила редакционное удостоверение и письмо за подписью главного редактора с просьбой оказывать ей содействие.
      - Пропуск в зону противостояния имеется? - задал еще один вопрос сопровождающий. Ася спокойно вынула из сумки и показала листок с красной косой полосой.
      -Можете сопровождать группу, - сказал этот в штатском и внимательно посмотрел Асе в глаза.
      - Вы хотите спросить, кем мне приходится полковник Минаев? Никем, - сказала Ася, предвосхищая вопрос.
      - Откуда вы знаете, что существует полковник Минаев?" - последовал быстрый вопрос.
      - Потому что вы не первый, кто меня об этом спрашивает. Я могу садиться в автобус?
      - Да, конечно.
      Теперь Ася была уверена, что этот штатский из отцовской конюшни, но она не стала делиться с Полом своими соображениями.
      Все расселись в микроавтобусе. Ася и Пол заняли места на последнем сиденье, и машина тронулась в направлении Моздока. Через полчаса, утомленная прошедшей ночью, Ася заснула, положив голову на плечо Пола. А он, вдыхая запах ее волос, то погружался в сон, то просыпался на очередном ухабе и крепче прижимал Асю к груди, не веря своему счастью. Трое коллег Перлина, видимо, поняв ситуацию, улыбались и старались не нарушать громкими разговорами покой молодых. Сопровождающий делал вид, что его это не касается.
      Через полтора часа пути их автобус подъезжал к Прохладному. До Моздока оставалось полчаса езды...
      
      6.
      
      Ахмад расположил свой временный штаб на окраине Грозного, в доме, где когда-то жил его отец. Изображение волка на воротах потускнело, истерлось, но хищная пасть так же, как много лет назад, говорила понимающим людям, чье это логово. Ахмад занял этот дом не только потому, что он принадлежал ему по праву, а еще, и главным образом, потому, что в этом доме теперь жила его бабушка. Зухра, перебравшись из спокойного Ирана в беспокойную Чечню. Несмотря на свои семьдесят лет, она была еще крепкой старухой. Чеченки быстро стареют, но, постарев, как бы застывают в определенном образе, не меняясь, долгие годы.
      Зухра по-прежнему считала себя главной в их роду и, хотя Мамед давно вышел из сферы ее влияния, внук, Ахмад прислушивался к словам бабушки и, откровенно говоря, немного побаивался ее. С годами боевой исламский дух в Зухре только укрепился. Она могла бы спокойно жить в Тегеране. Спасибо аллаху, сын и внук обеспечивали ее безбедное существование. Но она рвалась туда, где лилась кровь ее детей и их заклятых врагов. Под видом возвращающейся беженки с помощью верных людей она приехала в Грозный и поселилась в своем доме. В этом доме-штабе она была не только хозяйкой, но и связисткой, начальником охраны и выполняла еще много других функций, которым успела обучиться за долгие годы работы в одном из филиалов "Исламских бригад" в Тегеране.
      Ахмад за неделю переоборудовал дом в настоящий штаб. Средства спутниковой и радиосвязи, полный подвал оружия и боеприпасов, усиленная круглосуточная охрана, несколько машин разных типов с полными баками бензина, - все было подготовлено для начала операции "Захват".
      18 августа утром Мамед вышел на связь и передал: "Девятнадцатого с 6 до 8 утра на трассе Минеральные Воды - Моздок, не доезжая 10 километров до Прохладной. Микроавтробус "Форд транзит" с надписью UN на борту. В машине шесть человек и водитель. Оружия нет ни у кого. Ваш маршрут после захвата: на Грозный, но в объезд Моздока. Там много блок постов. При остановках в бой не вступать, платить за все любые деньги. В Грозном доставить груз в подвалы ТЭЦ, что рядом с нефтезаводом. Контейнер должен быть уже там. Оттуда свяжетесь со мной, и мы начнем вторую часть операции. Аллах с нами!"
      Получив это сообщение, Ахмад тут же дал команду: "По машинам!" - и через двадцать минут из ворот волчьей усадьбы выехали три машины: "Нива", УАЗ с затемненными стеклами салона и черная "БМВ". Колонна машин на большой скорости направилась в сторону Знаменского.
      
      7.
      Чечня. 19 августа. Шесть часов утра.
      
      На трассе Минеральные Воды - Моздок, в десяти километрах от Прохладного, съехав на обочину пустынного в это время шоссе, стояли "Нива" и "УАЗ". БМВ находилась за поворотом дороги, метров на 500 ближе к Минеральным Водам.
      Со стороны могло показаться, что пассажиры "Нивы" и "УАЗа" решили устроить ранний завтрак после долгого ночного пути. На траве был разостлан ковер, на котором лежали овощи, копченая рыба, колбаса, лепешки. Стояли бутылка водки и несколько бутылок минеральной воды. Вокруг ковра расположились человек шесть молодых ребят. Некоторые были в камуфляжной форме. Гладко выбритые лица, глубоко надвинутые фуражки или черные вязаные шапочки не позволяли определить по внешнему виду их национальную принадлежность. Кто только не колесил в то время по дорогам Северного Кавказа.
      Ахмад и Султан, и с ними еще четверо вооруженных до зубов боевиков сидели в "УАЗе", ожидая сигнала из БМВ. Ровно в 7 часов утра в радиотелефоне Ахмада послышалось сообщение: "Внимание! Вижу "Форд". Расстояние сто метров, принимайте". "Принято", - ответил Ахмад и кивнул Султану, который в сопровождении двух боевиков вышел на дорогу. Ахмад выполнял указание Хос Мамеда на всякий случай на первом этапе операции не засвечиваться перед заложниками.
      Микроавтобус миссии ООН показался из-за поворота. Султан вышел на середину шоссе и поднял руку. Форд затормозил и съехал на обочину. Один боевик занял позицию перед дверью водителя, второй блокировал заднюю дверь. Султан распахнул боковую дверь салона и спокойно скомандовал: "Всем выйти. Без шума и паники. Проверка документов".
      - Кто вы такие? Какой части? Вы что не видите, что это машина Организации Объединенных Наций?! - крикнул уполномоченный Минобороны.
      - Видим, видим, мы читать умеем, - все еще спокойно сказал Султан, - только поскорее, у нас мало времени.
      Ася быстрее всех разобралась в ситуации: - Господа, - сказала она по-английски, - надо подчиниться. Это, скорее всего, рутинная проверка. Не оказывайте сопротивления.
      После этого она по-русски обратилась к Султану: - Это на самом деле американская миссия, у вас могут быть неприятности. Я корреспондент газеты "Новое время".
      - Обыскать всех! - коротко приказал Султан, не обращая внимания на ее слова. Боевики, поставив всех у борта "Форда", быстро их обшарили. Отобрали мобильные телефоны. Искали оружие. Вооруженным оказался только уполномоченный в штатском. Вытащив у него из-за пояса пистолет, Султан ударил его рукояткой этого пистолета по затылку и уполномоченный надолго потерял сознание. Ася, стоя с поднятыми руками рядом с Полом, прошептала ему: - Только не сопротивляйся, я умоляю тебя, не сопротивляйся. Пол мотнул головой и так же тихо ответил: - Пусть только попробуют тронуть тебя.
       - Они никого не тронут, я уже бывала в таких ситуациях, это какой-то их рейд, - прошептала Ася.
      Закончив обыск, Султан скомандовал: "Все в машину!" Водитель направился, было к своему месту. "Нет, ты тоже в салон. Реваз, садись за баранку. Поехали!"
      Султан и второй боевик последними поднялись в салон и заняли передние места. Пассажиры плотно расселись в задней части салона. Боевик передернул затвор своего АКМ.
      - Слушайте внимательно, - сказал Султан, - Это захват. Вы заложники правительства Ичкерии и бригады "Исламские волки". Условия освобождения будут вам сообщены позже. Одно слово, одно неправильно понятое нами движение, - и мы стреляем. Время в пути - три часа. Все".
      Потом Султан включил радиотелефон и на непонятном пленникам языке сделал короткое сообщение Ахмаду. Машины выстроились в цепочку. Впереди шла БМВ, на лобовом стекле которой красовалась эмблема ООН - переплетенные кольца. За ней - "Форд" с надписью крупными буквами по борту "ООН". За машиной с заложниками шел УАЗ, и замыкала кавалькаду "Нива", в которой на переднем сиденье расположился Ахмад с радиотелефоном в руке, а сзади два боевика. Ну, кому могло прийти в голову останавливать такую колонну? К десяти утра они подъехали к Грозненской ТЭЦ.
      Электростанция была полностью разорена. Часть агрегатов разрушены, все медные провода и детали - разворованы. Всюду свисали обрывки разноцветных кабелей и проводов. Пленников, уже не особенно церемонясь, согнали в огромный подвал, который размещался под бывшим машинным залом.
      
      8.
      Москва. 19 августа. Три часа ночи.
      
      Рите не спалось в эту ночь. Над Москвой уже вторые сутки собиралась гроза, но никак не проливалась дождем. Электричество буквально "висело" в воздухе и бедная голова Риты, которая всегда реагировала на капризы погоды, раскалывалась от боли. Она выпила аспирин, приняла таблетку аналгина и седуксена, но сон все равно не приходил. Зато черные мысли переполняли голову, а смутное беспокойство терзало душу. .Год назад она разменяла шестой десяток - страшный рубеж для женщины, которая привыкла чувствовать себя востребованной. Она вошла в ванную и стала перед зеркалом, обнаженная, как Афродита. Рита увидела, что еще не все потеряно, что умелой косметикой можно сбросить лет пять, семь, на живот нет и намека, и даже грудь - барометр женского возраста - еще показывает на "ясно".
      Но зеркало не могло заглянуть в душу. А в душе был сплошной мрак. Дочь ушла из дома и живет своей жизнью, в которую никого не пускает. И она, Рита, сама виновата в том, что так случилось. Попыталась сбросить возникшую у Аси проблему с себя на Вадима и получила то, что заслужила. И не достучишься теперь до Аськи, не объяснишь ей, как Рита корит себя за тот разговор. Но она испугалась разговора о брате Аси, который завел с ней американец. Причину такого испуга она не могла объяснить дочери, только Вадиму. А он потерял на своей службе всю чуткость, которая когда-то у него была, и полез к Асе в душу чекистскими методами.
      Но и Вадима, даже такого, она практически потеряла на этой проклятой войне в Чечне. А, может быть, еще раньше, в той первой его войне в Египте, перед рождением Аси. С тех пор "конюшня" заменила ему все: семью, дом, жену. Кстати, как он обходится без женщин по несколько месяцев? А, может быть, и не обходится. Что, мало там женщин при штабах.
      Рита поймала себя на том, что совершенно равнодушно думает о муже. "Может быть, уже климакс?", - со страхом думала она, наслушавшись от знакомых о неприятностях, которые сопровождают эту пору женской жизни.
      Она включила горячий душ и долго стояла под ним, пытаясь отогреть если не душу, то хотя бы тело. Когда она вышла из душа, был четвертый час ночи, и по оконным стеклам хлестала, наконец, разразившаяся гроза. Рита улеглась в постель. С первыми раскатами грозы головная боль прошла, и она крепко уснула.
      Проснулась Рита поздно. На кухне, заваривая себе кофе, она включила маленький телевизор и увидела знакомого диктора, который сообщил о том, что в районе населенного пункта Прохладное боевиками захвачен микроавтобус с пассажирами. Заложники увезены в неизвестном направлении.
      У Риты мелькнула тревожная мысль об Асе, но она успокоила себя¸-"Она же с миссией ООН. На них никто не осмелится напасть! Правда, и делать им в Чечне нечего, пусть не суются в наши дела!" Все эти лорды и правозащитники, зарабатывающие себе дешевую популярность в таких поездках, вызывали у нее раздражение. Она знала, что Вадим их просто ненавидит, а Ася, наоборот, считает их деятельность гуманной и благородной. "Все близкие мне люди почему-то разъехались. Муж и дочь в Чечне. Осталось только мне отправиться в Чечню с экскурсией на ТЭЦ, где я когда-то встретилась с Рафом Мамедовым в его "уютном" домике с волчьей пастью", - думала Рита, хрустя тостами и отхлебывая маленькими глотками кофе.
      
      9.
      Моздок. Штаб отряда "Кентавр".
      19 августа. 14 часов.
      
      Полковник Минаев собирался домой в длительный отпуск. Лучше бы, конечно, вообще на пенсию, устал он от боевых будней. Но тогда не видать золотых погон, получить которые полковник втайне надеялся со дня на день. В его штабе была такая информация, пришедшая по "солдатскому телеграфу". Все же он и его "кентавры" неплохо повоевали в Чечне. Вообще-то, все, что они делали в этой нефтяной республике, мало напоминало войну. Это была одна сплошная карательная экспедиция, в которой каратели и караемые часто менялись местами. Каждая перемена мест вызывала новый прилив ненависти, следом за которой всегда шла кровь. Похоже, чеченский закон кровной мести хорошо приживался в российской армии.
      Минаев привык к виду отрубленных ушей, пальцев, половых органов и голов. Единственное, к чему он не мог привыкнуть, - это к насилиям российских солдат и офицеров над женщинами и девушками. В его отряде подобных случаев быть не могло, потому что все знали, за эти дела полковник карает беспощадно.
      Минаев почему-то значительно чаще, чем Риту, вспоминал свою Васю, которую не видел уже почти два года. Он знал, что она работает в Чечне, совсем рядом с ним. Ему ничего не стоило приказать, и ее бы разыскали и доставили к нему в течение часа. Но он помнил, как вела себя Ася во время последнего их разговора, и понимал, что любое активное действие с его стороны оттолкнет ее еще дальше. Если это возможно - оттолкнуть еще дальше, чем она была сейчас.
      Но он надеялся, что время, великий лекарь, излечит и этот семейный недуг. Правда, время шло, а ничего не менялось. Из редких в последнее время телефонных разговоров с Ритой Вадим знал, что и у нее с Асей нет контакта. Но он все же рассчитывал, что во время предстоящего долгосрочного отпуска сумеет восстановить отношения с Ритой, а возможно и с Асей, если она появится в Москве хоть на неделю.
      "А в той ее истории с американским парнем, - думал Минаев, - я был абсолютно прав. Я, правда, не имел возможности тогда дотянуть до конца ниточку, которая могла связать этого Перлина с исламистами, но нутром чувствовал, что какая-то связь существует. А раз возможна такая связь, Васе там делать было нечего. И я не жалею, что подсказал тогда Хвостову закрыть этому Перлину въезд в страну. Не успеваешь своих бандитов ловить... Хвостов такой мужик , что распутает это дело и без меня. А жаль, что без меня..."
      Его мысли прервал начальник штаба майор Костин: "Разрешите, товарищ полковник?" - спросил Костин приоткрывая дверь маленького кабинета Минаева. "Да ты уже и так вошел. Садись". - Костин сел, положив на колени тонкую синюю папку.
      - Ты знаешь, что я получил добро на отпуск? - спросил Минаев.
      - Знаю, товарищ полковник.
      Костин был ростом под два метра, когда-то играл в баскетбол в команде мастеров ЦСКА. Его выдубленное на кавказском солнце лицо было всегда неподвижно, как маска. Много раз во время их рейдов по тылам боевиков Костин, благодаря своему хладнокровию и физической силе, спасал жизнь командира. Но сейчас его руки, лежащие на папке, слегка дрожали.
      - Да что ты заладил: "товарищ полковник, товарищ полковник". Мы же с тобой солдаты, хоть и в погонах с просветами. А? Сережа?!
      - Так точно...Вадим.
      - Ну, так вот. Давай я тебе сейчас передам дела, это у нас займет пятнадцать минут, ты и так все знаешь. Потом раздавим заветную, что стоит у меня в сейфе, и я - на вертушку". Жалко мне вас отставлять, но и домой хочется, а то мои женщины совсем от рук отбились.
      Костин тяжело вздохнул и положил на стол Минаева папку, с которой пришел. - Я думаю, карта нам падает двигать совсем в другую сторону.
      Минаев открыл папку с коротким спецдонесением. Он прочитал его один раз, ему показалось, что это какая-то шутка. Начал медленно читать вторично, и только тут до него дошел весь абсурдный и страшный смысл короткого текста.
      "По агентурным данным, сегодня, 19 августа, ориентировочно в семь часов утра на трассе Минеральные Воды - Моздок отрядом полевого командира Ахмада захвачен микроавтобус с миссией ООН "Врачи мира против террора". Кроме четырех американских врачей, в захваченной машине находились водитель Владимир Крохалев, сотрудник спецслужбы Минобороны майор Вознюк и корреспондент газеты "Новое время" Таисия Минаева. Маршрут следования заложников - Грозный. Место содержания заложников в настоящее время уточняется. Радиостанция "Аль Арабиа" сообщила, что в 15 часов террористы сообщат об условиях освобождения заложников. Информацию о захвате ретранслировали все средства массовой информации мира".
      Минаев с грохотом опустил сжатые кулаки на стол и низко опустил голову. Золотые когда-то волосы, теперь изрядно пересыпанные сединой, упали на лицо. Он минуту посидел в такой позе, потом поднял голову, и бесстрашный Серега Костин испугался. Такого выражения лица у своего командира он еще никогда не видел. "Не дай бог, если бы сейчас кто-нибудь из бандитов попал в руки к этому волкодаву!" - подумал Костин. Но он понимал, что творится в душе командира, и просто молча ожидал его команды.
      Запищал телефон прямой связи с Москвой. По ответам Минаева Костин догадывался о вопросах.
      - Да. Знаю, мне доложили... Отпуск отменяется... Нет, прошу поручить только мне и моему отряду. Я знаю, с кем мне предстоит иметь дело... Спасибо. - Потом он еще некоторое время слушал, не отвечая, и, наконец, сказал: -Понял. Все понял. И про бомбу тоже. Выезжаем.
      Минаев встал и сказал Костину: "Боевая, Сережа. Подымай всех. Направление - Грозный. Подробности узнаем по дороге".
      - Вадим, это обычный их трюк. Им нужен выкуп. Если бы там не было твоей дочери, мы разорвали бы их за полчаса!
      - Нет, Сергей. Дело не только в Асе. Мне сообщили, что у них в руках атомное оружие!
      - Бомба!?
      - "Грязная бомба". Контейнер с ампулами цезия 137. Пятьсот рентген в час! Они наверняка его заминируют и превратят в атомную бомбу. Пока нами затыкали зачистки в Урус-Мартане, эти мудаки из ГРУ упустили контейнер, и он попал в руки Мамедовых.
      Выбегая из комнаты, Минаев шептал про себя: "Ну почему я не свернул шею этой гниде тогда, на татами?!"
      
      
      10.
      19 августа. 14 часов 30 минут.
      На участке трассы Горагорский - Грозный.
      
      Через Горагорский в сторону Грозного проследовала колонна отряда "Кентавр". Впереди шли два бронетранспортера. За ними два четырехосных фургона. В одном из них - штабном - располагались Минаев, Костин и два капитана, сидевших за пультами с огромным количеством светящихся экранов, точек и клавиш. С помощью этих пультов можно было осуществлять спутниковую связь с любой точкой планеты, получать изображения со спутника любого участка района действий и делать еще много других операций, необходимых в войне, которую вел отряд Минаева.
      Второй фургон был бытовым блоком. В нем находились кухня, миниатюрные душевые, два ряда многоярусных коек для посменного отдыха. Следом за фургонами шли пять крытых брезентом КАМАЗ-ов. Сквозь неплотно прикрытую заднюю штору смутно просматривались выкрашенные черной краской лица спецназовцев. Замыкал колонну еще один БТР.
      Минаев с наушниками на голове сидел в вертящемся кресле у пульта общей информации. Костин, тоже в наушниках, всматривался в снимки различных районов Грозного, возникавшие на экранах его монитора.
      - Николин! - сказал Минаев, обращаясь к одному из капитанов, - выведи мне на дисплей общую информацию об этом цезии-137.
      На экране полковника побежали строчки текста..
      "Цезий, химический элемент под номером 55 в периодической системе Менделеева. Атомная масса 132,9054. Название - от латинского слова голубой..."
      - Сам ты голубой! Что мне эту х-ню даешь. Как он действует при распаде, - крикнул полковник.
      - Слушаюсь! - На экране появилась архивная информация.
      В 1992 году в Казахстане на Гурьевском нефтеперерабатывающем заводе был украден свинцовый контейнер с цезием-137 мощностью 100 рентген в час. Его судьба неизвестна. Период полураспада цезия-137 более 30 лет. Место, где окажется похищенный цезий, в течение 240 лет будет смертельно опасно для всего живого".
      "В 1993 году на территории Актюбинского завода обнаружили ампулу с радиоактивным цезием с мощностью излучения более 200 рентген в час. После нескольких десятков минут пребывания в зоне его действия гарантирован смертельный исход.
      Минаев и Костин переглянулись. - Ты понимаешь, Сергей, оно смертельно опасно в течение 240 лет при мощности 100 рентген. А у нас тут 500 рентген! Если они его взорвут, это дерьмо разнесется в радиусе пятисот метров и начнет свою работу..."
      О судьбе Аси и других заложников он старался не думать. Мелькнула мысль позвонить Рите, но он тут же ее отбросил. Что он ей сейчас может сказать?
      - Товарищ полковник, - сказал капитан, - 15 часов, они вышли в эфир. Минаев щелкнул тумблером. Перекрывая легкий шум вентиляционной системы, фургон заполнил голос диктора радиостанции "Аль арабиа", передававшей ультиматум боевиков.
      "Внимание, внимание! Ко всем правительствам и народам мира!
      Сегодня утром группой бойцов аллаха отряда "Исламские волки" на севере Ичкерии захвачены в качестве заложников четверо сотрудников ООН из миссии "Врачи мира против террора". Вместе с ними захвачены трое российских граждан: сопровождающий из ГРУ Минобороны майор Вознюк, водитель автобуса Крохалев и корреспондентка газеты "Новое время" Минаева.
      Условия освобождения заложников:
      Вывод всех оккупационных войск с территории Ичкерии.
      Полное отделение Ичкерии от России.
      Признание независимой Ичкерии мировым сообществом.
      Освобождение из российских тюрем всех участников освободительной борьбы.
      Срок действия ультиматума трое суток. Начало отсчета времени 15 часов 19 августа".
      В случае невыполнения условий ультиматума будет приведено в действие ядерное оружие, которое имеется в руках группы захвата. Заложники будут уничтожены.
      Командование бригады "Исламские волки".
      Повторяем....
      - Выключи их! - скомандовал Минаев. Голос в динамиках замолчал. - Николин! Найди в базе данных телефон Ахмада. Они же этого ждут не дождутся...Да, и передай в центр, чтобы сообщение об ядерном оружии не проскочило в широкий эфир. А то, там сейчас такое начнется.
      - А что же им передавать? - робко спросил Николин.
      - Лебединое озеро! - рявкнул Минаев и склонился над картой Грозного.
      
      11.
      19 августа. Москва. 12 часов дня.
      Офис Шамиля в гостинице "Космос".
      
      Материалы в арабские средства массовой информации о захвате миссии ООН Хос Мамед передал как только получил кодированное сообщение Ахмада о составе захваченной группы и времени ее прибытия в Грозный.
      Сказать, что он был счастлив - значит, ничего не сказать. Сбылась мечта всей его жизни. Он, Хос Мамед, диктует условия всему миру! И мир примет его условия, он в этом не сомневался. Слишком они, эти чистенькие европейцы, энергичные американцы, - в отличие от слуг аллаха, дорожат своими жизнями и своим уютом. Спасибо девочкам Шамиля и этому бывшему капитану ГРУ, которого выгнали "из рядов" за пьянство. Это он разболтал, засыпая на груди одной из девчушек, о страшном контейнере с цезием, который ищут его бывшие коллеги в Грозном. На словах: "ни хера они не нашли..." майор вырубился, а умненькая Лялька тут же все выложила своему хозяину. Жаль, что пришлось эту Ляльку за компанию с майором отправить на небеса к их богу. Но, ничего не поделаешь, такие правила игры. А игра пошла с сегодняшнего дня крупная.
      - Шамиль! Как ты думаешь, - сказал Мамед, подойдя к окну номера гостиницы, из которой хорошо просматривались Останкинская башня и шпиль памятника космонавтам, - аллах нам простит, если мы сейчас выпьем с тобой по рюмке коньяка за успех нашего предприятия?
      - Аллах прощает всех правоверных, творящих свои дела в его славу, -ответил Шамиль, разливая по бокалам "Камю".
      - Скажи, дорогой, - произнес Мамед, пригубив коньяк, - тебе приходилось когда-нибудь в игре на биллиарде делать триплет? Не дуплет на две лузы, а триплет, на три лузы! Одним ударом загонять в разные лузы сразу три шара?
      - Два - да. Три - никогда.
      - А мне это удалось! И не на зеленом столе, а в жизни, сегодня, три часа назад!
      Шамиль вопросительно посмотрел на своего старого друга и руководителя.
      - Ты обратил внимание на фамилию захваченной Ахмадом вместе с миссией ООН корреспондентки газеты "Новое время?" Ее фамилия - Минаева, Ася Минаева. Она дочь "волкодава", полковника ФСБ Минаева, моего личного врага. Минаев много лет охотился за мной по всему миру, а я охотился за ним. Однажды он был в моих руках, но я отпустил его, потому что тогда его смерть была бы слишком быстрой и легкой. Чтобы заставить его помучиться, я с помощью наших калифорнийских братьев пытался украсть эту Асю еще два года назад. Но мне помешал тогда ее взять один влюбившийся в нее американский иудей по фамилии Перлин.
      И вот теперь, спасибо аллаху и моему Ахмаду, они оба, ты представляешь, Шамиль, оба в моих руках: и девчонка, и ее еврей с американским гражданством. За это можно выпить. - И Хос Мамед допил свой бокал до дна.
      Шамиль с восхищением и уважением смотрел на своего друга. - Что ты собираешься делать дальше? Ахмад очень рискует!
      Мамед ухмыльнулся. - Я не зря сказал Султану и Ахмаду провести всю операцию на той самой электростанции, которую я строил много лет назад. Я до сих пор помню все ее лестницы и лабиринты труб и кабелей. Султан тоже хорошо их знает. Под машинным залом станции есть огромный подвал размером с половину футбольного поля. Он перекрыт мощными бетонными плитами, которые могут выдержать прямое попадание снаряда. Бомбить с воздуха они не станут - не попадут. Но самое главное, из этого подвала есть вход в кабельный туннель, соединяющий электрогенераторы с высоковольтной подстанцией. Подстанция находится на расстоянии полукилометра от машинного зала. Если придется взрывать заложников вместе с контейнером, Ахмад с Султаном успеют уйти через туннель на подстанцию. Там их будут ждать машины с армейскими номерами, и с помощью аллаха они успеют вырваться из ада, который опустится на Грозный.
      - Но мы потеряем на столетия нашу землю! - воскликнул Шамиль.
      Глаза Хос Мамеда полыхнули каким-то безумным огнем: - Мы начнем все сначала в другом месте, на другой земле: в Дагестане, в Палестине, в Египте, в Афганистане! В мире еще много земли, принадлежащей сынам ислама. Но зато мы дадим такой урок всем неверным, что им останется или перейти в нашу веру или исчезнуть с лица земли. Надеюсь, что до взрыва моей атомной бомбы все же дело не дойдет. Налей еще!
      Они уселись с бокалами в руках в кресла перед телевизором. Шамиль усилил звук. Татьяна Дидкова, от волнения шепелявя сильнее, чем обычно, выдавала в эфир сообщение о захвате интернациональной группы заложников. Мамед улыбался краешками губ, в углах которых застыла пена.
      Мамед не сказал Шамилю о третьем шаре в его триплете. О том, что на Грозненской ТЭЦ встретились не только полевой командир и одна из лучших репортеров "Новой газеты", а брат и сестра, не подозревающие о своем родстве. Это была проделка дьявола, и Мамед держал её пока в тайне ото всех, приберегая в качестве джокера в игре с Минаевым. Кроме "волкодава", пока никто больше не знал об этом...
      
      12.
      19 августа. 15 часов. Грозный.
      Подвал электростанции.
      
      Пленных разместили в огромном подвале, набросав на бетонный пол мешки, набитые минеральной ватой, которая когда-то использовалась для ремонта теплоизоляции труб и механизмов. Через полчаса зажглось слабое аварийное освещение, и пленники смогли осмотреться.
      Подвал был высотой около трех метров. Свободного пространства в нем было очень мало - весь объем забит огромными трубами, маховиками и металлическими конструкциями. С того места подвала, где они находились, им виден был один выход наверх с железной лестницей, по которой все время спускались и поднимались боевики. У основания лестницы занял свой пост бородатый молодой чеченец в российской военной форме без погон и знаков различия. Голова его была повязана зеленой косынкой.
      Несколько других боевиков прилаживали под потолком на подпорках, используя металлические петли, которые остались в плитах перекрытия, какой-то тяжелый металлический ящик размером метр на полметра. Ящик они обложили пакетами с пластитом, прикрутив их прочным проводом. Сверху положили какое-то устройство похожее на будильник и от него потянули провода к выходу из подвала и еще дальше, наверх. Ящик повис, как елочная игрушка. Оставив двух охранников у этого ящика, остальные ушли посмеиваясь. Один из них, поставив ногу на лестницу, повернулся и, хрипло смеясь, сказал: "Это вам сюрприз. Как на новый год!" и дал автоматную очередь в потолок. На головы пленников посыпались крошки бетона.
      Вознюк прошептал побелевшим губами: - Я знаю, что там...
      - Что? - спросила Ася.
      - В контейнере пять ампул с радиоактивным цезием. Мы искали его и не нашли, а эти бандиты- нашли. Это - самодельная "грязная атомная бомба".
      Пол перевел эту информацию американцам. Барбара в ужасе закрыла лицо руками.
      - It is impossible!!
      Филипп что-то быстро стал говорить ей по-английски.
      В это время в подвал спустился Султан и, подойдя к заложникам, произнес краткую речь:
      "Наши братья сообщили всему миру о захвате вас в заложники. Условия освобождения мы записали на пленку, и будем крутить ее все время, чтобы вы не забывали, зачем вы здесь. По одному будем вызывать к командиру на собеседование..."
      - Можно узнать, кто ваш командир? - перебила его Ася, - я хочу с ним поговорить.
      Султан внимательно на нее посмотрел. - Я обещаю тебе, девушка, что ты первая с ним поговоришь. Воду и хлеб вам принесут. Туалет - у стенки вон за той трубой, в сопровождении конвоира. На любое резкое движение он стреляет. Молите своего бога, чтобы эта игрушка,- он указал рукой на ящик,- осталась здесь висеть.
      - Мы протестуем! - Громко сказал Пол. Мы граждане США, с нами две женщины. Вы не имеете права так с нами обращаться!
      -Спросите у нее, - он указал на Асю, - как федералы обращаются с нашими пленными. Она знает.
      - Но США с вами не воюют, - сказал Пол.
      - Зато мы с Америкой воюем, - ответил Султан и быстро поднялся по железной лестнице.
      После его ухода пленники как могли устроились на мешках, привалившись спинами к стене подвала. Первым заговорил Пол.
      - Ася! Ты лучше всех знаешь этих бандитов. Насколько серьезно все, о чем говорил этот, кого они зовут, я слышал, инженер.
      - Все зависит от того, кто их командир. Я думаю, мы это скоро узнаем. И еще от того, какие у них цели. Ведь не взорвут же они, в самом деле, этот ящик с радиоактивным зарядом! Это ведь безумие, ядерная зима на сотни лет в густо населенном районе!
      - Взорвут. - Подал голос Вознюк. - Я не имел права говорить об этом, но сейчас уже все равно. За этой операцией стоят самые мощные и самые непримиримые силы в исламском мире - бригада "Исламские волки". Мы отслеживали их деятельность очень давно. Я знаю, кто руководит этой операцией, он не остановится ни перед чем. Для него гибель половины мира ничего не значит, если при этом будет достигнута его цель. А цель эта - победа ислама...
      Сообщение Вознюка прервал окрик с лестницы: "Эй, газета. Иди сюда, командир тебя хочет, - и громкий хохот...
      Ася поднялась на ноги. Пол вскочил вслед за ней: - Я пойду с тобой!
      - Пол, любимый! Не надо. Уверяю тебя, со мной ничего не случится. Если бы они хотели расправиться с нами, они бы давно это сделали. Не такие они дураки. Я скоро вернусь, и многое станет ясно. - Она на секунду прижалась к Полу и решительно направилась в сторону выхода из подвала..
      
      13.
      19 августа. 16 часов. Грозный.
      Кабинет бывшего директора ТЭЦ.
      
      В кресле бывшего директора, за его столом, положив ноги в тяжелых ботинках на столик с давно замолчавшим коммутатором, сидел Ахмад. За ним на стене висел покосившийся портрет президента России, у которого были прострелены оба глаза. На письменном столе перед Ахмадом лежал попискивающий радиотелефон и обычный мобильник. В углу кабинета в деревянном кресле с резной спинкой сидела женщина в длинной черной юбке и черной косынке на голове. Лицо ее было закрыто до глаз черной повязкой. Только глаза в сетке густых морщин, как два раскаленных угля жили на этом лице. Женщина сидела, выпрямив спину, но чувствовалось, что она уже не молода. На коленях у нее лежал автомат Калашникова. Это была Зухра.
      Когда Ахмад, разместив своих людей по постам вокруг ТЭЦ и в подвале, вошел в кабинет и обнаружил там свою бабушку в сопровождении двух ее постоянных телохранителей, он вначале просто онемел.
      -Бабо-Зухра! Ты что здесь делаешь?, - спросил он.
      - То же, что и ты. Воюю с неверными. Если мой сын и внук бросили открытый вызов неверным всего мира, я должна быть с ними.
      Для своих семидесяти лет Зухра была еще очень крепкой женщиной. Жизнь, полная переездов и опасностей закалила ее душу, а ненависть иссушила тело. И теперь она была готова на все, готова разделить участь своего любимого внука.
      - Но тут очень опасно!
      - Если мы не победим в этот раз, мусульманину будет опасно везде.
      Ахмад, как всегда, не стал спорить с Зухрой. Он знал, что переубедить ее невозможно.
      Запищал мобильный телефон, лежавший рядом с радио. Ахмад нажал кнопку соединения.
      - Да, отец. Слушаю внимательно. Сейчас начинаю допросы. - Он еще некоторое время слушал, а потом ответил: - Спасибо, это очень важная информация. Теперь, полковник в наших руках. Все. Привет тебе от бабы-Зухры. Да, она здесь. Воюет вместе с нами. Я буду держать тебя все время в курсе. До связи. Аллах акбар!
      
      ***
      Когда Ася переступила порог кабинета, она в первый момент не увидела Зухру, неподвижно и безмолвно застывшую в своем кресле. Все её внимание было устремлено на человека, сидевшего в кресле директора. Ахмад был с небольшой бородой, на голове черная повязка, но Асе показалось, что-то знакомое в его облике. Ахмад же узнал ее сразу.
      - У вас, у русских есть такая пословица - бог троицу любит. Вот и мы с тобой встретились третий раз, - сказал Ахмад, снимая ноги со стола.
      Ася пристально вгляделась в него, а потом тихо сказала: - Алик. С танка. И недавно на дороге...
      Ахмад довольно рассмеялся. - Ну, молодец! Запомнила меня все - таки! Сзади послышалось кряхтенье. Ася обернулась. На нее глядели два угля над косынкой, а в руках у женщины был зажат автомат, направленный ей в спину. Ася поежилась и сказала, обращаясь к Ахмаду: "У тебя что, мужиков не хватает в отряде?"
      - Все! Шутки и случайные встречи кончились. Сейчас на этом столе твоя жизнь и жизнь твоих товарищей.
      - Что ты хочешь от нас?
      - Не от вас, а от тебя. Каждому из вас - свое. От тебя я хочу, чтобы ты в радиоэфире призвала своих генералов прекратить войну с народом Ичкерии и вывести войска за границы нашей республики. Мы следили за твоими публикациями и знаем, что именно об этом ты пишешь в своей газете.
      - Допустим. А что ты хочешь от американцев?
      - Того же самого. Выступления в эфире с призывом к мировому сообществу признать независимую Ичкерию и прекратить борьбу с исламом.
      - И после этого?
      - И после этого я вас отпущу на все четыре стороны. Тебя персонально тут на расстоянии ста метров ожидает твой папаша в сопровождении своих волкодавов...
      Ася вздрогнула, как будто прикоснулась к проводу под током. Ахмад откровенно наслаждался эффектом от своего удара.
      - Иди в подвал и передай своим друзьям все, что я сказал. Реваз! Проводи "газету" на совещание.
      Ася в сопровождении охранника вышла из кабинета. Когда за ней закрылась дверь, Зухра прошипела. - Эту суку, полковничью дочь, надо отдать джигитам, а потом повесить вниз головой на дымовой трубе.
      - Это я еще успею сделать, - спокойно ответил ей Ахмад.
      Запищал радиотелефон и Ахмад услышал голос майора Николина.
      
      14.
      19 августа. 16 часов 30 минут. Грозный.
      
      Еще в пути Минаев получил агентурные данные о том, что автобус ООН и сопровождающие его машины боевиков скрылись на разрушенной электростанции рядом с бывшим нефтеперегонным заводом в заводском районе Грозного. Он уже точно знал, кто осуществил захват.
      К 17 часам "Кентавры" полностью блокировали главный корпус электростанции. Весь путь до Грозного они проделали без единого огневого контакта, как будто боевики устроили им "зеленую улицу". Грозный был к этому времени фактически в руках боевиков, но организации кольца вокруг главного корпуса никто не помешал. Минаеву это показалось подозрительным, он догадывался, что все это делается по указанию Хос Мамеда и входит в его планы.
      Мамед правильно рассчитал, что если не пропустить колонну кентавров к ТЭЦ, то с кем же вести переговоры, и кому выдать заложников, или тех из них, кто останется в живых, в случае успешного результата переговоров? Ну, а если придется прибегнуть к последнему аргументу, то пусть "волкодав" сам окажется в волчьей норе, которая превратится в атомный ад.
      Минаев через бинокулярное устройство рассматривал каждый метр машинного зала и примыкавшего к нему административного корпуса электростанции. Перед этим он внимательно изучил план - схему всей площадки ТЭЦ, переданные ему по системе "Молния" из Москвы. Он знал, (план-схема электростанции уже была в памяти его компьютера), что единственное место, где бандиты могли укрывать пленных - это подвалы машинного зала. Все остальные сооружения на площадке ТЭЦ были или разрушены или не могли служить защитой. Над дымовой трубой, на высоте ста метров развевалось зеленое знамя с изображением волка с оскаленной пастью.
      - Вот, смотри, - показал Вадим Костину на экран, - из подвала машзала есть два туннеля. Один - кабельный, с выходом на подстанцию. О нем знают все, и знает, конечно, Ахмад. Другой туннель - временный для прокладки пусковых коммуникаций, и он выводит за дымовую трубу к старому корпусу в не простреливаемое пространство. Этот туннель после окончания монтажа должны были засыпать. Но автор проекта ТЭЦ, с которым ребята связались в Москве, утверждает, что его не засыпали. Как всегда, не хватило денег.
      - На наше счастье, - вставил Костин.
      - Да, на наше счастье. Пошли ребят к дымовой трубе, пусть попробуют найти под ней вход в этот туннель. Если бандиты увидят, - подумают, полезли знамя снимать.
      - Понял. Выполняю, - ответил Костин и отдал короткую команду по внутренней связи.
      Зеленое знамя гордо развевалось над трубой, показывая всему Грозному, кто хозяин в городе. "Ничего не боятся, мерзавцы", - подумал Минаев, настраивая свою рацию на волну рации Ахмада.
      - "Кентавр" вызывает на связь для переговоров Ахмада, - сказал в переговорное устройство Николин.
      - Командир отряда "Исламские волки" на связи, - ответил Ахмад.
      Минаев переключил устройство на себя. "Только бы не сорваться! Говорить, как с равным. Спокойно и дружелюбно" - повторял мысленно сам себе Минаев, начиная разговор.
      - Здравствуй, Ахмад. Мы заочно с тобой давно знакомы, давай без кличек и предисловий. Согласен?
      - Согласен, полковник. Пока согласен...
      - Ну, ладно, пускай пока. Я хочу тебе предложить вот что. Ты окружен, и тебе не вырваться на этот раз из колечка. Ты сам забрался в эту берлогу, но ты немного переиграл. Миссия ООН - это не российские солдаты, с которыми ты так лихо расправлялся. Весь мир уже бурлит. Отпусти заложников и я дам тебе уйти, хотя, сам понимаешь, мне очень не хочется этого делать. Но слово свое я держу, ты это знаешь.
      После недолгой паузы из динамиков послышался голос Ахмада. Глухим голосом, с небольшим акцентом он ответил.
      - Ты ничего не понял, полковник. Мы провели эту акцию именно для того, чтобы поставить на уши весь мир. Весь ваш мир должен, наконец, понять, что его судьба находится в руках нашей, исламской цивилизации. Я знаю, что вы считаете нашу цивилизацию средневековой, дикой, но она сильнее вашей, потому что готова принести в жертву десятки тысяч, миллионы людей для победы ислама во всем мире...
      Минаев переглянулся с Костиным - Товарищ полковник, - сказал Костин, - их надо давить. С ним не о чем разговаривать. У него же в мозгах только мировое господство.
      - Сережа! У него в руках сейчас кнопка взрывателя, а провода от этой кнопки идут наверняка в подвал, к маленькому ящику, в котором спрятана страшная смерть, не только наша с тобой, но и наших внуков и правнуков. "Если они у меня будут", - уже про себя подумал Минаев, и представил на минуту свою Васю в этом страшном подвале, рядом со смертельным ящиком. Он тряхнул головой и снова подключился к связи.
      - Ахмад! Не надо меня агитировать Ты мне лекций о мировом господстве не читай. Вашу идеологию я знаю.. Уже были в мире такие господа: Атилла, Чингиз-хан, Наполеон, Гитлер. Но их давно нет, а мир не погиб. Давай говорить конкретно. Ваши условия в полном объеме невыполнимы. Но о части из них мы можем говорить, например, об освобождении некоторых пленных боевиков, предоставлении Чечне максимальной независимости в федеральном пространстве, несравнимой с независимостью других субъектов федерации. В обмен на принятие этих условий ты немедленно освобождаешь часть заложников...
      - В первую очередь твою дочь, полковник? Асю Минаеву?.
      В эфире повисла долгая пауза. Ахмад понял, что полковник в нокдауне.
      - Нет, командир, - сказал Минаев после паузы, - в первую очередь американцев...
      - Хочешь с ней поговорить?
      - Нет!
      Костин переключил связь на себя. Минаев благодарно на него посмотрел и тряхнул головою. Капли пота рассыпались во все стороны, как после душа...
      
      15.
      19 августа. 17 часов.
      В подвале электростанции.
      
      Ася возвратилась в подвал и без сил опустилась на мешок рядом с Полом.
      - Ну, что, что? - посыпались вопросы. How are you? - Ася молчала, не отвечая на вопросы. Пол поднял руку. - Минуту! Она должна прийти в себя. Он набрал в ладони воду из пластиковой бутылки и плеснул Асе в лицо, а потом начал медленно массировать ей виски.
      - Спасибо, Пол. Я уже о-кей, - сказала Ася, открывая глаза. - Слушайте меня все внимательно. Их командира по имени Ахмад я знаю. И он меня узнал. Два раза наши пути пересекались, и оба раза мне везло. Я не буду от вас ничего скрывать. Это он участвовал в захвате Георгиевска, это он участвовал в убийстве английского корреспондента и двух российских солдат. Это он выставил напоказ головы убитых. - Ася говорила по-русски, а Пол синхронно переводил на английский. После этой последней фразы Барбара опрокинулась на бок, и врачам пришлось оказывать ей помощь.
      Через несколько минут Ася продолжила: - Он хочет, чтобы мы перед всем миром в прямом радиоэфире сказали, что их требования справедливы, и что мы их поддерживаем и призываем к этому же мировое сообщество.
      Повисло молчание. - Повторите еще раз их требования, - попросил по-английски Николас.
       - Хорошо, Ник, слушайте и вы, Филипп и Барбара.
      Ася начала переводить обращение боевиков, которое все время звучало в подвале из укрепленного под потолком динамика. После недолгого молчания Филипп сказал: - У нас в демократической стране все вопросы решаются голосованием. Я предлагаю проголосовать: согласны мы с их обращением, или нет. Есть возражения? - он обвел глазами сидящих у стены заложников. Вознюк, как завороженный, смотрел на подвешенный к потолку ящик с цезием. Крохалев не сводил глаз с Вознюка, почувствовав в нем начальника из "органов", которым он привык всегда и во всем подчиняться. Барбара тихо молилась. Филипп и Николас негромко и очень спокойно о чем-то переговаривались. Пол негромко сказал Асе:
      - Я плевать хотел на эту страну, и на эту войну, и на этого Ахмета, или как там его. Я готов воевать только за тебя и если кто-нибудь из них попробует к тебе прикоснуться, я порву его голыми руками. А голосовать я буду так же, как и ты.
      - Приступаем к голосованию, - сказала Ася, - но раньше я хочу кое-что сказать. Я действительно знаю эту войну, я знаю, что российские солдаты грабят чеченские дома, насилуют женщин и расстреливают мирных жителей. Я знаю, как российские генералы наживаются на этой войне. И я догадываюсь, кто стоит за их спинами - люди, от которых за милю воняет нефтью. Но я буду голосовать за то, чтобы мы поддались на предложения террористов. Потому что они не борцы за свободу своего народа. Они убийцы-фанатики. С детства они отравлены идеями исламского господства. Я очень хочу, чтобы эта война закончилась, но не таким путем. Если мы им уступим здесь, они увидят в этом признак нашей слабости и повторят свои захваты и взрывы в Москве, Калифорнии, Нью Йорке, Париже...
      Ася тяжело перевела дыхание. - А теперь - голосуем. Кто за то, чтобы мы отказались выполнить требования бандитов? - Ася подняла руку. Вслед, восхищенно глядя на нее, поднял руку Пол. Фил и Ник, подняли руки одновременно. Немного помедлив, подняла руку Барбара. Все взгляды устремились на Вознюка и Крохалева, хотя их мнение ничего не решало, большинство было уже обеспечено.
      Вознюк отрицательно помотал головой. - Это бессмысленно. Они добьются своего и без вашего выступления по радио. Вы только их обозлите и уменьшите наши шансы остаться в живых. А, выступив, вы покажете всему миру, что мы еще живы.
      - Вы думаете, что миру нужны наши жизни такой ценой? - насмешливо спросила Вознюка Ася.
      - Моя жизнь нужна не миру, она нужна моей жене и дочери, - ответил Вознюк, - я против.
      Крохалев согласно кивнул головой. - Я тоже против.
      Ася подвела итог: - Счет пять - два в нашу пользу.
      По железной лестнице загремели шаги. В подвал спустился Ахмад и подошел к пленникам. Сзади него стояли два бородача с автоматами в руках.
      - Ну, что? Начинаем радиопередачу? Кто первый: Россия или Америка?
      - Мы ничего не начинаем, - ответила за всех Ася. - Мы не будем помогать тебе, Ахмад. Отпусти американцев и, может быть, они, на свободе скажут то, что тебе хочется услышать. Отсюда говорить они отказываются.
      В разговор вмешался Вознюк. - Если хочешь, я выступлю в эфире и скажу то, что ты требуешь.
      Ахмад презрительно на него посмотрел. - Таких, как ты, мы слушаем уже четыре года. Неинтересно. А вам я вот что скажу, - продолжил он, обращаясь по-английски к тем, кто отказался, - если завтра в переговорах не наступит перелом, я начну вас расстреливать по одному. А тебе, - он посмотрел на Асю, - еще до расстрела придется кое - что испытать...В прямом эфире!
      Пол вскочил на ноги. Щелкнули затворы автоматов. Ася повисла на Перлине, прикрывая его своим телом: - Нет! Пол! Не надо, успокойся!
      Ахмад ухмыльнулся, сплюнул на мешок и, не оглядываясь, пошел к выходу из подвала. Последние слова Ахмада ни Ася, ни Пол переводить американцам не стали.
      Пол тяжело дышал, Ася не удержалась и всхлипнула, впервые за все время. В этот момент раздался негромкий голос Фила. Он сказал по - английски, Ася и Пол его тут же поняли: "Господа! Я вспомнил, у меня есть мобильный телефон. Это последняя модель "Нокия". Он такой маленький, что они не нашли его, когда нас обыскивали. Да и обыскивали они плохо. Вот он".
      И Фил вытащил из своей куртки с огромным количеством карманов телефон размером со спичечную коробку. - Это спутниковый телефон, только куда здесь звонить? Я не знаю ни одного номера.
      - Я знаю номер, куда надо звонить, - сказал Вознюк, - наберем ночью, когда охрана будет дремать...
      Поднявшись в кабинет директора, Ахмад по мобильному телефону связался с Хос Мамедом и сообщил, что пленные отказываются идти на контакт и выступить в эфире. Мамед выслушал доклад сына и ответил: - Ничего. Я им сейчас помогу. Через час свяжусь с тобой снова. Конец связи.
      
      16.
      19 августа.18 часов. Москва.
      Квартира Минаевых.
      
      Сразу после шести Рите позвонила по телефону соседка и подруга Наташа.
      - Рита! Ты телик смотришь?!
      - Нет, а что там? Снова богатые плачут?
      - Да нет, там такие ужасы! В Чечне снова кого-то захватили. Я не хочу ничего говорить. Включай, я сейчас приду к тебе.
      Рита включила телевизор и не поверила своим глазам. С экрана на нее смотрела Ася. Её Ася. На фотографии, сделанной, видимо, в редакции, за компьютером, Ася улыбалась своей озорной улыбкой. Ноги у Риты сразу ослабели, она опустилась в кресло и бессильно откинулась на спинку. А на экране фото Аси исчезло и появилось фото какого-то Крохалева, потом здание ООН в Нью Йорке. Слова диктора плохо доходили до ее сознания.
      "По дороге из аэропорта Минеарльные Воды в Моздок боевиками захвачен микроавтобус с миссией ООН "Врачи мира против террора" в составе четырех человек, фамилии которых пока не сообщаются. В автобусе также находились переводчик группы Александр Вознюк и наша коллега, известная журналистка газеты "Новое время" Ася Минаева. Принимаются все необходимые меры для освобождения заложников. Редакция новостей нашего канала будет постоянно информировать зрителей о развитии ситуации. Не переключайтесь".
      Звонок у входной двери звенел уже видно давно. Рита с трудом выбралась из кресла и на гнущихся ногах пошла открывать. Наташа с порога бросилась ей на шею и зарыдала в голос. Отрыдав положенное, как ей казалось, время, она деловито спросила: "Где у тебя валерианка?" Рита махнула рукой в сторону кухни и пошла снова к телевизору. Наташа принесла две рюмки капель - себе и Рите, выпила, запила минералкой и спросила: "Что будем делать?"
      - Я знала, чувствовала, что этим кончатся все её поездки в эти горячие точки! -сквозь слезы проговорила Рита.
      - Надо звонить на телевидение! Они наверняка знают больше, чем говорят в эфире, - сказала Наташа.
      - Надо звонить не на телевидение, а Вадиму. Он там, в Чечне...
      - Так звони!
      - Но я не знаю его телефона...У него только спецсвязь... Он всегда сам мне звонил.
      В это время на экране снова возник диктор дневных новостей Антон Коркин. Рита впилась взглядом в экран.
      "Только что редакции новостей нашего канала стали известны некоторые подробности захвата заложников. Во главе захватчиков стоит полевой командир по имени Ахмад. Несмотря на свою молодость, он участвовал в захвате заложников в Георгиевске и других рейдах на территорию Дагестана и Ставрополья. За Ахмадом стоят могущественные круги международного исламизма. По последним непроверенным данным спецподразделения ФСБ окружили захватчиков и вступили с ними в переговоры. В распоряжении редакции оказались редкие кадры любительской съемки Ахмада в кругу своих боевиков".
      На экране появились слегка размытые изображения: лагерь в редком лесу. Бородатые лица вокруг походного стола, на котором лежит оружие, молодой высокий бородач разговаривает с кем-то, кто стоит спиной к камере. Лицо бородача укрупняется, заполняя весь экран. Изображение не очень четкое, но черты лица угадываются.
      Сцепив между коленями кисти рук, Рита, не отрывая взгляда от экрана, повторяла, раскачиваясь из стороны в сторону: "Почему Вадим не звонит? Ну, почему он не звонит?...
      В это время зазвонил телефон...Он звонил так резко и настойчиво, что Рита поспешно сняла трубку, думая, что это, наконец, Вадим. Вначале она не узнала голос, который вкрадчиво спросил: "Я говорю с Ритой Петровной Минаевой?" Когда Рита ответила: "Да это я", - она уже вспомнила этот голос. Она была подсознательно готова услышать этот голос именно сейчас, потому что слышала его в самые страшные минуты своей жизни. Рита собрала всю волю, все остатки энергии, понимая, что разговор будет непростым.
      Наплевав на все приличия, она жестом попросила Наташу уйти. Обиженно поджав губы, соседка удалилась и, когда за ней захлопнулась дверь, Рита сказала:
      - Что тебе надо от меня, волк?
      - Вот теперь я вижу, что ты вспомнила.
      - Ты смотришь телевизор? - с той же вкрадчивой интонацией спросил Мамед.
      - Ты хочешь сказать, что это твоих рук дело: захват моей дочери и этих американцев? Я поверю тебе, потому что ни на что другое ты не способен.
      -Э! Ты не все понимаешь, Рита. Вглядись в экран. Передо мной та же картинка, что и перед тобой. Вглядись хорошо в этого человека с бородой и ты поймешь, что я способен и на другое, правда, с твоей помощью. Ну! Узнала!?
      В этот момент лицо бородача на экране немного повернулось, и Рита с ужасом увидела, что левый глаз у него немного косит.
      - Ох! Это же Андрей! Андрей! - закричала Рита, - Это Андрей! Что ты с ним сделал, волк, убийца! Грязная сволочь! И мать твоя, которая тебя родила - сволочь. И весь народ твой - бандиты и сволочи!
      - Замолчи, женщина! - в голосе Мамеда уже не было ни следа вкрадчивости. Только металл.- Слушай меня внимательно. Там, в Грозном не только твои дети - сын и дочь, - но и твой муж, полковник Минаев, который взял в кольцо наших с тобой детей и ведет с ними переговоры. Ты должна помочь своему сыну Ахмаду выиграть эти переговоры, и тогда все останутся живы.
      - Как я могу им помочь?
      - Поговори со своим мужем. Уговори его не начинать штурма, забыть о штурме. Штурм - это смерть всех.
      - Но я не знаю даже его телефона!
      - Я тебе скажу его. Записывай. А я позвоню тебе еще раз перед сном, чтобы ты лучше спала. Как тогда в Грозном, много лет назад. Ха-ха-ха!
      - Будь проклят!
      -Жди моего звонка!...
      В трубке раздались гудки отбоя.
      Рита, подобно сомнамбуле, ощупывая руками стены квартиры, прошла в спальню, упала на кровать и завыла, как волчица, увидевшая своих детенышей застреленных охотниками.
      17.
      19 августа. 18 часов. Грозный.
      Штаб отряда "Кентавр"
      
      Полстакана коньяка, налитого Костиным, немного привели Минаева в чувство. Он ответил на вызов Москвы и получил команду продолжать переговоры, и круг возможных уступок до вмешательства в ситуацию руководства страны.
      - Ахмад! Ахмад! Минаев на связи. Продолжим переговоры.
      - Я слушаю тебя, полковник.
      - Предлагаю за освобождение заложников: деньги, наркотики и убежище на всю оставшуюся жизнь.
      - Зачем мне деньги, у меня они есть. Зачем мне твои наркотики, если у меня есть деньги. Зачем мне убежище, если у меня есть моя страна?
      - Но тебе неплохо жилось и в Тегеране, и в Каире, и в лагере волков в Египте. Я могу тебя с гарантией безопасности переправить в те места. В обмен на освобождение заложников.
      - Наши заложники так же упрямы, как ты. А предложения в этой ситуации могу выдвигать только я.
      - И что ты предлагаешь?
      - То же самое: вывод войск, признание независимости Ичкерии, освобождение пленных.
      - Ты же понимаешь, что это не моя компетенция.
      - Если твой президент не уполномочил тебя решать вопросы, о чем мы с тобой говорим? Я готов на переговоры с твоим президентом.
      - Но он не готов говорить с тобой...
      - Передай ему, что завтра я начну расстреливать заложников. И ты знаешь, с кого я начну...
      Минаев резко щелкнул тумблером и отключился от связи с Ахмадом.
      - Разреши мне продолжить, попросил Костин.
      - Нет. Теперь это уже мое семейное дело.
      На пульте зажглось табло: "Связь с Москвой. Городская сеть". Минаев посмотрел на определитель номера. Там светился номер телефона его квартиры. Минаев поспешно переключился на этот вызов. В трубке послышался задыхающийся голос Риты: "Вадим! Ты меня слышишь! Вадим!"
       - Успокойся, я тебя слышу. Рита! Возьми себя в руки.
      - Вадим, что будет с нашей девочкой!?
      - Все будет в порядке. Я веду переговоры. Но скажи, откуда ты узнала мой номер телефона?
      - Только что мне звонил волк. То есть Раф Хосмамедов. Ты помнишь, я тебе когда-то рассказывала обо всем, что произошло в Грозном много лет назад.
      - Я помню, все помню. Откуда он тебе звонил, он не сказал?
      - Он не сказал, но мне показалось, что он в Москве. Так хорошо было слышно. К сожалению.
      - Что он хотел?
      - Он хотел, чтобы я упросила тебя не начинать штурм. Он сказал, если будет штурм, все погибнут, и Асенька...Я умоляю тебя, Вадим, отпусти их, не начинай штурм!
      - Рита! Он сказал, что будет еще звонить?
      - Да. Он будет звонить вечером.
      - Рита, когда он позвонит, поговори с ним, хотя бы три минуты. Три минуты! Ты меня поняла!?
      - Да, Вадим. Я поняла. Ты продолжаешь свою игру. Она для тебя дороже, чем жизнь дочери....и моего сына.
      - Это он тебе сказал?
      - Да. Он мне сказал. Не пожалел меня. А ты знал об этом раньше? Правда?!
      Минаев ответил после долгой паузы: - Знал. Всю жизнь знал, но жалел тебя и не хотел говорить, в кого превратили твоего Андрея эти ублюдки.
      - Вадим! Я хочу завтра прилететь в Грозный!
      - Это не нужно и невозможно.
      - Я знаю, для тебя все возможно. Ты не хочешь, но я все равно прилечу!
      - Рита! Не делай глупостей. Я здесь, и я делаю все, что возможно для спасения Аси. Я буду звонить тебе. А сейчас больше не могу говорить. Помни, только три минуты!
      Минаев переключился и скомандовал:
      - Николин! Вызови мне, Хвостова из первого управления нашей конторы. Быстро!
      Через минуту Николин доложил "Хвостов на линии, товарищ полковник".
      - Василий Иванович? Минаев.
      - Слышу, что Минаев. Я в курсе. Как у тебя дела?
      - Пока плохо, ты же знаешь моего клиента. Но у меня есть для тебя сюрприз. Засветился наш старый знакомый, уши которого торчат из всей этой истории с захватом, - Мамед.
      - Так. Вот теперь я слушаю тебя, Вадим, очень внимательно.
      - Вася! Поставь немедленно на прослушку мой домашний телефон. Полчаса назад Мамед звонил моей жене, пытаясь через неё повлиять на меня. Он обещал, что будет еще звонить. И, самое главное, ей показалось, что звонок был из Москвы. Ты понял?
      - Спасибо. Понял. Действую.
      Не успел Минаев отключится, как Костин, который был на другой линии, вдруг вскочил со своего кресла. - Товарищ полковник! Звонит майор Вознюк ...из подвала ТЭЦ....
      ***
      Наступившие сумерки сделали невидимым даже вход в подвал. Хотя ближайший охранник был довольно далеко от них, около подвешенной к потолку "игрушки", пленники перешли на шепот.
      -Ложитесь все, вроде мы спим. Я лягу между Крохалевым и американцем. Накройте меня мешком, чтобы ничего не было слышно.
      Они так и сделали и через несколько минут Вознюк уже связался с Минаевым. Майор коротко и четко доложил полковнику обстановку. Некоторое время он слушал Минаева. А потом сказал: "Все понял, товарищ полковник, передаю ей трубку". Вознюк негромко сказал Асе: "Ложитесь рядом со мной, с вами хотят говорить".
      - Вася! -Услышала она в трубке чуть дрогнувший знакомый голос. - Держись дочь, мы тебя выручим.
      - Не меня, папа, а всех нас.
      - Хорошо. Всех вас. Вместе с твоим Перлиным. Черт с тобой, будь с ним, только будь. Все, что надо делать, я сказал Вознюку. Он у вас будет за командира. Держитесь! Отключаюсь.
      Ася незаметно вернула аппарат Вознюку. Все взгляды устремились на него. А Вознюк подмигнул Асе и сказал: "А ты меня все таки обманула!" Ася только пожала плечами. Пол удивленно посмотрел на нее. - Я тебе потом все объясню, - сказала Ася, - давай послушаем командира.
      Вознюк начал шепотом говорить. "Электростанция окружена отрядом спецназа. Они ведут с боевиками переговоры о нашем освобождении, но пока безрезультатно. Если ночью им не удастся добиться результатов, в шесть утра они собираются идти на штурм... Ребята в этом отряде опытные, я знаю. - Вознюк внимательно посмотрел на Асю, ожидая ее реакции. Ася молчала. Вознюк продолжал. - Чтобы обеспечить нашу безопасность они ночью постараются передать нам баллон с газом. Как только начнется штурм, мы должны открыть баллон и лечь на наши матрацы. Это легкий усыпляющий газ. Он мгновенно вырубит охрану, ну, и нас тоже.
      - Но как они передадут нам этот баллон? - спросил Пол.
      - В наш подвал ведут два туннеля, - ответил Вознюк, - один для кабелей на подстанцию. О нем боевики знают и охраняют вход и выход из него. Вон, там метрах в пятидесяти, справа от входа маячит охранник у железной двери Не смотрите сейчас туда! Потом рассмотрите. О втором туннеле боевики не знают, он использовался только во время монтажа оборудования, а потом его забыли засыпать. Вход в него с противоположной стороны подвала, около шестой колонны. И с той стороны входа, в тридцати метрах от нас уже находятся ребята из спецназа. Под днищем этого туннеля они пророют лаз и протолкнут в него баллон. Утром, когда охрана окажется "под газом" - Вознюк засмеялся своей неожиданной шутке, - один взрыв гранаты это сигнал начала штурма - и я открываю клапан баллона. А через минуты наши ребята будут здесь. Дальше они знают, что делать. Нам осталось дождаться ночи и взять баллон с газом".
      - Так может, нам ночью прорыть подкоп в этот туннель и смыться всем через него? - подал голос, молчавший все время Крохалев.
      - Я подумал об этом, - ответил Вознюк, - слишком опасно, могут заметить. Одно дело проделать дырку в земле для баллона, другое для человека. Да и заметят они, если мы начнем исчезать. Нет, будем действовать по плану полковника Минаева. Я ему верю. - Вознюк внимательно посмотрел на Асю, как бы ожидая ее поддержки.. Но Ася отвернулась и ничего не сказала.
      
      18.
      19 августа. 23часа тридцать минут.
      Москва. Офис Шамиля.
      
      Хос Мамед позвонил второй раз Рите около девяти часов вечера. Несмотря на то, что она понимала, как рискует, выполняя просьбу Вадима, Рита постаралась удержать Мамеда на линии три минуты. Все это короткое время, показавшееся ей вечностью, она упрашивала человека, в сердце которого не осталось места для жалости, спасти детей. По тому, как его разозлил отказ Минаева согласиться на ультиматум боевиков, Рита поняла, что просить и убеждать Мамеда бесполезно. И тогда она в конце разговора прокричала Рафу:
      - Вот что я тебе скажу, волк. Сына моего, которого ты украл, я давно похоронила. Но если с головы моей дочери слетит хоть один волос, я найду тебя с помощью Минаева, или без него и перегрызу тебе горло!
      В ответ ей раздался смех. Положив трубку, Рита стала бросать в дорожную сумку самые необходимые вещи: белье, косметичку, зубную щетку, мобильный телефон, деньги. Натянула джинсы, водолазку, кроссовки, легкую серую куртку. Потом, как будто в последний раз, оглядела свою квартиру, которую так любила, и захлопнула за собой двери. Подойдя к лифту, она вдруг вспомнила о коте Бароне, которого в спешке чуть не бросила на произвол судьбы. Она позвонила в дверь Наташи и, когда та открыла, сунула ей в руки ключи от своей квартиры и крикнула: "Наташка! Умоляю! Присмотри за Бароном".
      - Куда ты!? - крикнула ей вдогонку Наташа.
      - В Грозный! - ответила Рита, захлопывая двери лифта.
      Спустившись на лифте, она вышла на Ленинский проспект, остановила машину и, не договариваясь о цене, уселась рядом с водителем. Водитель, молодой парень удивленно посмотрел на столь решительную женщину. "Куда?" - только и спросил он. "В Шереметьево!" - сказала Рита.
      ***
      В тот же вечер, за полчаса до полуночи к служебному входу в гостиницу "Космос" подъехали два автобуса с затемненными стеклами и черная "Волга". Служебный ход был открыт, так как ресторан работал до глубокой ночи, и машины время от времени привозили продукты и напитки. Открылись двери автобусов, и из них посыпались, как бобы из стручка фасоли, рослые ребята в камуфляже с шапкомасками на головах. Они быстро проскочили внутрь здания, заблокировав входы. Через несколько минут из "Волги" вышел Хвостов в сопровождении двух сотрудников, и они, не спеша, вошли в здание гостиницы.
      Шамиля и Мамеда взяли очень просто и буднично. Время было позднее, и в офисе, кроме них был только один телохранитель. Группе захвата, откровенно говоря, немного повезло. Подходя к двери офиса Шамиля, они увидели официанта, который катил перед собой тележку с судками и бутылками. Официант не успел опомниться, как был прижат к стенке.
      - В какой номер катишь? - тихо спросил главный из масок, сдавив на всякий случай горло официанта железной хваткой.
      - В офис господина Тугиева.
       Тогда нам по дороге. Катим дальше, стучим, и ты говоришь все то же, что и обычно. Только без шуток.
      Они подкатили вместе тележку к двери. Официант трижды легко постучал в дверь.
      - Кто? - коротко спросили из-за двери.
      - Ужин заказывали?
      Дверь открылась. Остальное было делом техники. Через секунды охранник лежал на полу, а Шамиль и Мамед стояли лицом к стене с поднятыми руками. Двум полуголым барышням, которые ожидали свой ужин в спальне, предложили быстро одеться и под охраной проследовать вниз, в машину. Когда на руках Шамиля и Мамеда защелкнулись наручники, Шамиль сказал, обращаясь к вошедшему Хвостову:
      - Я надеюсь, у вас есть постановление на арест или ордер интерпола. Вы имеете дело с иностранными гражданами.
      - У нас все имеется в нужном количестве, Рафик Хосмамедов? Мы же старые знакомые. Правда, заочно. А теперь будет время и в глаза посмотреть. Выводи их! - скомандовал Хвостов ребятам.
      Вся операция заняла каких-то двадцать минут, и автобусы в сопровождении черной "Волги" умчались в сторону Лубянки.
      
      
      
      19.
      20 августа. 02 часа ночи. Грозный.
      Подвал электростанции
      
      Пользуясь тем, что охранники в подвале, кроме тех двоих около "игрушки", время от времени прикрывали глаза или откровенно засыпали, Пол и Ася отползли, волоча за собой мешки с ватой, в самый темный угол подвала. Они легли на мешки, тесно прижавшись друг к другу, и Пол сказал ей на ухо: "Ты должна мне многое объяснить, Ассоль".
      И Ася рассказала Полу, кто ее отец и почему Пол не смог получить визы на въезд в Россию два года назад. Она рассказала, что по этой причине ушла из дома и два года жила одна, мотаясь по командировкам в горячие и не очень горячие точки страны. Она рассказала все, что хранилось в их редакционном досье на Ахмада и Мамеда и о двух ее предыдущих встречах с Ахмадом.
      - Ты знаешь, - закончила она свой рассказ, - мне иногда кажется, что это какой-то рок сталкивает меня с ним каждый раз. Я не боюсь, что он нас убьет, я боюсь быть живой с ним рядом.
      - Теперь я все понимаю. Они хотели тебя еще в Калифорнии выкрасть.
      - Кто они?
      Пол рассказал Асе о последней встрече с Кэрри, сказав, что она была его больной. Он вспомнил, что она называла того человека, который пришел к ее мужу именем Мамед.
      - И этот Мамед собирался тебя выкрасть прямо там, в Пало Алто, но оказывается я, неотступно следовавший за тобой, им помешал.
      - Выкрасть меня?! Зачем?
      - Как я теперь понимаю, чтобы влиять на твоего отца. А ту женщину, которая мне все это рассказала, они убили. Через полчаса после того, как она вышла из моего офиса.
      Они помолчали. Потом Ася еще сильнее прижалась к Полу и сказала: - Пол! Я хочу тебя! Прямо сейчас! Может быть, это наша последняя ночь вместе. Может быть, завтра нас не станет. А если мы останемся живы, я хочу, чтобы у меня был ребенок от тебя. Пусть эти звери все видят или слышат. Мне плевать на них...
      Говоря это, Ася лежа, не поднимаясь, стянула с себя джинсы, трусики и осталась только в одной майке и курточке.
      Подхваченный ее порывом, понимая, что это безумие, но, не пытаясь с ним бороться, Пол срывал с себя одежду. В темном грязном углу, на мешках, набитых колючей минеральной ватой, они слились в одно существо, забыв обо всем, что их окружало, и что их ждало. Никогда в жизни Полу не было так хорошо с женщиной. Никогда Ася не испытывала такого полного растворения и удовлетворения. Даже в Пало Алто, на вилле с пальмами и березами за окном она не чувствовала себя такой счастливой. Каждый из них понимал, что это может быть последняя ночь, которую подарила им судьба...
      Одевшись, они стали дожидаться рассвета, не размыкая кольца рук. Примерно через час к ним подполз Вознюк. "Они почти спят, пора" - прошептал он.
      Стараясь не шуметь, Пол и Ася поползли за Вознюком. Метров через тридцать они услышали тихий размеренный стук внизу стены. В том месте, откуда раздавались звуки, в бетонном полу было углубление, наполненное не бетоном, а землей. Они начали втроем руками откапывать эту яму. Появилось отверстие, и через него к ним выполз сначала баллон длиной полметра и диаметром сантиметров десять, а за ним пластиковый пакет с двумя снаряженными пистолетами "Макаров".
      Так же бесшумно и без помех они возвратились к спящим товарищам и спрятали баллон среди мешков. Один пистолет взял себе Вознюк, другой достался Полу.
      
      
      20.
      20 августа. 5 часов утра. Грозный.
      Электростанция.
      
      Ахмад ходил по кабинету, как зверь в клетке. Мамед уже пять часов молчал. Радио и мобильная спутниковая связь с ним безмолвствовала. Ахмад гнал от себя нехорошие мысли, но понимал, что произошло нечто непредвиденное. Зухра, сидя за директорским столом, с тупой настойчивостью продолжала набирать номер Мамеда в Москве. Наконец, она прекратила это занятие и зло сказала Ахмаду: "Я говорила тебе вчера отдать эту сучку джигитам, а остальных расстрелять. Ты не послушался. Если бы мы быстро закончили всю операцию, Раф давно уже убрался бы из Москвы.".
      - Ты же знаешь, что он сам хотел, чтобы весь мир три дня жил в ожидании и только потом...
      - Ну, вот и дождались...
      Вдруг запищал радиотелефон. Ахмад схватил трубку. По мере того, как он слушал, лицо его покрывала бледность, которая, казалось, заползала даже под бороду. Потом он швырнул телефон на стол и плюхнулся в кресло. Достал из кармана дрожащими руками пластинку с розовыми таблетками, выломал две таблетки и швырнул в рот, не запивая.
      - Ты опять взялся за свое! Говори, что случилось! - крикнула Зухра.
      - Звонил какой-то друг Шамиля. Отца с Шамилем ночью взяли на Лубянку...
      - А-а-а! - завыла Зухра, горе мне! О Аллах! Дай мне силы отомстить за моего сына!
      - Пошли, - сказал Ахмад.
      - Куда?
      - В подвал. Пора с ними кончать и уходить. Собирай всех людей, кроме наружных постов. Где Султан?
      - Я здесь, - сказал Султан входя.
      - Султан! К взрыву все готово?
      - Конечно, Ахмад. Можешь не сомневаться. Провода от детонатора длиной пятьсот метров я намотал на катушку. Как только мы выйдем из туннеля, ты нажмешь кнопку, и здесь будет вход в ад. Главное, нам быстро унести ноги.
      - Машины должны ждать в ста метрах от выхода из туннеля. Там наверняка стоит пост волкодавов, но мы прорвемся. Не в первый раз. Пошли, закончим все дела в подвале.
      Собирая за собой бойцов, Ахмад в сопровождении человек пяти спустился в подвал. Лучи мощных переносных фонарей ударили в глаза пленникам. Задремавшие к утру заложники щурились и закрывали глаза руками. Не спали только Вознюк, Ася и Пол. Они ждали шести часов утра, но Ахмад, придя на час раньше, спутал все их планы. Барбара вообще не подавала признаков жизни.
      - Барбара без сознания. Ей нужна помощь. Она может умереть, - сказал Ася.
      - Вы же врачи, - ответил ухмыляясь Ахмад, - вот и оказывайте ей помощь
      -Но нам же нечем! - крикнул Пол.
      - Это уже не имеет значения. Вам всем уже помощь не потребуется. А тебе красавица,- он повернулся к Асе, - мы сейчас поможем. В тот раз, когда мы с тобой встретились на трассе, у нас не было времени заняться тобой. А сейчас у нас есть время и желание. Ну, джигиты, кто первый хочет попробовать полковничью дочь!?
      Один из стоящих сзади бородачей положил на пол автомат, сделал шаг вперед и начал расстегивать пояс своих штанов.
      - Ты, первым, Реваз? Давай, а мы все посмотрим эту порнуху!
      Ася при его словах так прижалась спиной к стенке, как будто хотела продавить ее. Пол и Николас вскочили и своими телами прикрыли Асю. Вознюк тихо подтягивал к себе баллон с усыпляющим газом.
      - Смотри-ка! У барышни есть защитники. Связать их всех! - скомандовал Ахмад. Несколько боевиков бросились к Нику и Полу. Великолепно поставленным хуком Николас уложил своего противника на землю. Но на нем повисли еще двое. Реваз уже хищно подбирался к Асе. В этот момент Пол выхватил спрятанный в мешке пистолет и выстрелил сначала в Реваза, который уже был рядом с Асей и тут же в Ахмада. Реваз упал, как подкошенный. Каким-то чудом Зухра в прыжке непостижимом для ее возраста, успела прикрыть своим телом Ахмада и упала к его ногам, пораженная пулей в сердце.
      Ахмад навскидку прошил Пола очередью из автомата. Ася дико закричала и упала на Пола. Это спасло ее от второй автоматной очереди, которая была направлена ей в грудь. В этот момент в подвале громыхнул мощный взрыв, все заволокло дымом и пылью. Боевики повернули оружие в сторону взрыва и открыли беспорядочную стрельбу. Вознюк, обламывая ногти, рвал клапан баллона, но клапан заело, и он не открывался. Под прикрытием огня боевиков Ахмад и Султан бросились к спасительному туннелю. Из дыма, как привидения, возникали фигуры в камуфляже и короткими, очень точными очередями укладывали боевиков одного за другим на бетонный пол. Несколько человек выносили на руках из подвала заложников.
      Атака в момент начавшейся расправы с заложниками не была простым совпадением. Минаев рассчитывал начать штурм на час позже, проведя последнюю серию переговоров с Ахмадом. Но, услышав выстрелы и автоматные очереди, понял, что медлить больше нельзя, и дал команду: "Штурм!!"
      Увидев, что Асю и остальных пленников его ребята вынесли из подвала, и им вроде уже ничего не угрожает, Минаев быстро сориентировался в обстановке и, крикнув Костину: "Сережа"! Обрежь провода к запалу!", - бросился в туннель за убегавшими Ахмадом и Султаном. В туннеле, через определенные расстояния были колодцы с люками на поверхности. Люки местами от времени провалились, и в эти дыры проникал тусклый свет занимавшегося дня.
      Впереди маячили два силуэта убегавших врагов. Султан бежал вторым, раскручивая за собой провода из катушки. Сзади Вадим слышал дыхание кого-то из своих. На ходу Минаев дал длинную очередь в бегущего вторым боевика. Султан упал, Минаев перепрыгнул через него, катушка с остатком бесполезных уже проводов откатилась к стене., До выхода из туннеля оставалось несколько десятков метров. Ахмаду казалось, что он вот-вот выберется на свободу. Но в выходной люк спрыгнули два "кентавра", и Ахмад услышал окрик: "Стоять! Оружие на пол!" Ахмад остановился, но не потому, что подчинился команде, просто он расстрелял все рожки своего АКМ и обойму пистолета.
      Оставалась только граната.. У него была теперь одна мысль, одно желание - утащить с собой в ад еще кого-нибудь из кафиров. Внезапно над головой с грохотом откинулась металлическая плита, и яркий свет взошедшего солнца осветил Ахмада, и пучки кабелей, и какие-то огромные маховики. На мгновенье Ахмад закрыл глаза от яркого света, а когда открыл их, перед ним стояла высокая фигура в камуфляже и черной маске с короткоствольным автоматом в руке.
      - Ну! Стреляй, русская собака! - крикнул Ахмад, нащупывая в кармане чеку гранаты.
      - Я тебя живым возьму, щенок, как твоего отца когда-то, голыми руками, - сказал этот в маске, - и отбросил в сторону автомат.
      "Благодарю тебя, Аллах, - пронеслось в мозгу Ахмада, - за то, что ты даешь мне возможность порвать глотку еще одному неверному". Он вынул руку из кармана и стал в боевую стойку. В руке блеснул нож. Наверху, над проемом защелкали затворы автоматов и показались еще несколько голов в масках. "Вадим, не твоя это работа, отвали в сторону!" - крикнул кто-то сверху.
      "Отставить, ребята! Он мой!" - ответил им Вадим и сделал ложный выпад влево. Ахмад прыгнул, замахнувшись ножом. Вадим отбил руку с ножом, увернулся, захватил лодыжку противника и дернул к себе. Падая, Ахмад успел сунуть руку в карман, к гранате. "Вадим! У него граната!" - крикнул сверху Костин. Но Вадим опередил Ахмада. Раньше, чем падающий Ахмад успел вырвать чеку, Вадим выхватил из-за пояса Макаров и выстрелил. Он хотел выполнить обещание, данное Рите много лет назад и взять Андрея живым, но у него уже не было выбора. Стрелял Минаев по-прежнему классно, и пуля попала Ахмаду точно в переносицу.
      Вадим подошел к мертвому бандиту и несколько секунд молча смотрел на него. Черты лица Ахмада еще не затвердели, и Минаев вдруг увидел, что он ужасно похож на Риту. Минаев оглянулся, его окружали ребята, спрыгнувшие в туннель. - Забирайте его, - сказал Вадим и пошел к выходу...
      
      ЭПИЛОГ
      1.
      Пол умер в вертолете по дороге в госпиталь, не приходя в сознание. Барбара умерла еще в начале штурма от сердечного приступа. Филипп и Николас улетели в США через два дня после освобождения из плена, увозя с собой в цинковых ящиках, накрытых звездно-полосатыми флагами и флагами ООН тела Барбары и Пола...
      Ася не была ранена в перестрелке, но находилась без сознания в глубоком шоке. Она не видела, как к её носилкам перед погрузкой в вертолет, подошел Вадим и несколько минут сидел рядом, гладя поседевшую прядь волос на ее голове. Она не слышала последнего судорожного вздоха Пола в вертолете, хотя носилки, на которых лежали она и Пол стояли рядом. Она вообще ничего не видела и не слышала. Вертолет доставил Асю и тела погибших американцев в Моздок в военный госпиталь.
      Когда, спустя две недели, благодаря стараниям врачей, она пришла в себя, то увидела рядом с собой неузнаваемую, как-то сразу постаревшую Риту. Первыми словами Аси были: "Где Пол?"
      - Он не здесь, - сказала Рита и отвела глаза.
      Ася все поняла и вновь потеряла сознание. Еще через неделю Асю и Риту отправили в Москву. Асю поместили в центральный военный госпиталь, в отдельную палату. Ей еще долго предстояло восстанавливаться после всего пережитого.
      Вадим один раз навестил Асю и Риту в госпитале в Моздоке. Ася тогда еще была без сознания. Вадим вышел с Ритой в чахлый садик перед госпиталем. Он закурил, Рита тоже взяла у него из пачки "Кэмел" сигарету и прикурила. Несколько минут они молча курили. Вадим заговорил первым.
      - Пойми, я не хотел тебе много лет говорить об Андрее, потому что не было никакой надежды вернуть его. Я искал его по всему миру, и не мог найти...
      - И вот, нашел, и убил своей рукой. Я знаю. Мне рассказали...
      - Но он же бандит, убийца!
      . - А ты застрелил его. Моего сына. Сначала ты выгнал из дома нашу дочь, а потом застрелил моего сына. Ты убийца, Вадим. Тебя здесь называют волкодав, но ты не волкодав. Ты волк. Ты стал волком. Я не хочу тебя больше видеть...
      Рита сказала все это тихим, ровным голосом, но в этом голосе было столько уверенности в своей правоте, столько ненависти, что Минаев не ответил ни слова. Он стоял, прислонившись к невысокому заборчику, сигарета догорела до фильтра и уже жгла ему пальцы. Но он этого не чувствовал и смотрел поверх головы Риты, как будто видел там что-то такое, чего не видел никто. А Рита, затянувшись последний раз, бросила окурок ему под ноги, повернулась и ушла навсегда из его жизни...
      В тот же вечер Минаев вылетел в Москву. Его вызвали на разбор операции по освобождению заложников, и он не знал, что его ждет: наказание или награда. Был у него Москве еще один интерес. Очень хотелось ему посмотреть в глаза Мамеду, которого, как было известно Минаеву, Хвостов препроводил во внутреннюю тюрьму на Лубянке. В Москве он ненадолго заехал на свою квартиру, принял душ, надел парадную форму для доклада начальству, взял из сейфа в кабинете именной пистолет, некоторые бумаги и вышел из квартиры.
      На пропускной своей "конторы" привычно предъявил красные корочки, поднялся лифтом на этаж Хвостова, и вошел в его приемную.
      - У себя? - спросил он капитана, поднявшегося ему навстречу.
      - Так точно. Сейчас доложу. Товарищ генерал, к вам полковник Минаев.
      - Пусть заходит, - ответил Хвостов из переговорного устройства.
      - Минаев вошел в кабинет. Василий Иванович обошел свой большой стол и схватил Минаева в охапку. "Ну, поздравляю, старик, поздравляю! За это надо выпить!" Он направился к шкафчику в углу кабинета и вынул из него бутылку темного цвета и два фужера.
      - Да с чем поздравлять - то, Вася! Обычная моя работа.
      - А! Так ты еще не знаешь, с чем, товарищ генерал! Значит, я первый буду пить с генералом Минаевым!
      Минаева бросило в краску.- Ты что Вася, серьезно!
      - Такими вещами не шутят, Вадим. Вчера был Указ президента и приказ по Службе.
      - Ну, тогда наливай по полной!
      Они чокнулись, выпили, не закусывая, а потом Минаев сказал: - А теперь, потешь душу. Расскажи, как Мамеда брал. Может быть, и свиданьице с ним устроишь? Очень хочется несколько вопросов ему задать?
      Лицо Хвостова потемнело. - Нет, Вадим. Не задашь ты ему вопросов. Ушел Мамед.
      Минаев привстал в кресле, до хруста сжав его ручки. - Как ушел? Из внутренней тюрьмы?!
      - Не сам ушел, - хмуро ответил Хвостов, - а под ручку с нашим с тобой давним другом Лешей, который сейчас правая, или левая, черт их разберет, рука президента.
      - Без объяснений, предписаний?
      - Предписание - короткая записка нашего Председателя. Она хранится у меня в сейфе. Там написано: "Руководствуясь высшими государственными интересами под поручительство руководителей ряда дружественных нам стран Ближнего Востока..." - Я думаю, он сейчас где-нибудь в Стамбуле или Дамаске пьет кофе с этими руководителями дружественных стран. А может быть, и на Лазурном берегу, где-нибудь в Вильфранш - сюр - Мер...
      - Эх, Леша, Леша! Скурвился, как вся эта президентская рать!
      -Вадим! Попридержи язык. Ты что, забыл, где находишься. - Он показал рукой на стены и потолок.
      А! - Вадим махнул рукой, - Дальше Чечни не пошлют, а мне и самому теперь дорога только туда. Проща, Василий. Спасибо за все. - И генерал Минаев тяжелой походкой вышел из кабинета.
      
      ***
      Спустя два месяца Ася физически достаточно окрепла, и врачи сочли возможным сообщить ей, что она беременна. Это известие вывело ее окончательно из состояния ступора. Работать она еще не могла и не хотела. Почти все время она проводила дома, наедине с Ритой, с которой помирилась и в опеке которой очень нуждалась.
      Однажды осенью, Ася с Ритой сидели перед телевизором. Шла передача "Поле чудес", которая позволяла так приятно ни о чем не думать. Раздался звонок в дверь. Женщины удивленно переглянулись. К ним давно никто не приходил. Рита открыла входную дверь. Перед ней стоял не очень молодой голубоглазый человек среднего роста в кожаной куртке и кожаной кепке.
      - Кто вы? И что вам нужно? - спросила Рита.
      - Извините, - сказал человек, смущаясь, - меня зовут Юрий. Я прилетел из Калифорнии, узнав о несчастье с моим другом, Пашей Перлиным. Я с трудом, через газету "Новое время" разыскал ваш адрес, а номер телефона потерял.
      У него было настолько открытое, располагающее лицо, что Рита отступила от порога и сказала: "Проходите, пожалуйста". Юра долго тер ноги о коврик, потом снял куртку и кепку. Без кепки небольшая лысина и седина делали его старше.
      Юра прошел в комнату и улыбнулся Асе. - Мне Павел, То есть Пол о вас рассказывал. Вас зовут Ася, я знаю.
      - И я знаю. Мне тоже Пол о вас говорил.
      Это был первый человек, кроме матери, с которым Ася заговорила о Поле после августовских событий. Потом они пили чай с вареньем. Юра рассказал, что он узнал обо всем из газет и хотел тут же вылететь в Москву. Но, как всегда, тянули с визой. И вот, наконец, он в Москве.
      Глядя на заметно округлившийся Асин живот, Юра спросил, как будто это уже давно решено: - Вам не помешает ваше положение вылететь в Калифорнию вместе с мамой?
      - Нам, в Калифорнию? Зачем?
      - А разве вы можете после всего, что случилось, оставаться в этой стране?
      Ася задумалась. "А что? Может быть, именно там, где ей было так хорошо и радостно, она найдет желанный душевный покой? Там родит Павлика, и его тоже там будут звать Полом"
      - А это возможно? - спросили женщины почти одновременно.
      - Мы с мамой приглашаем вас в гости. Приглашение я привез с собой. Я помогу вам все оформить в Москве. Ну, вы понимаете, кого-то надо будет подмазать, кого-то угостить. Это все я беру на себя. А в Америке вы произведете на свет сына Пола, и он автоматически станет американским гражданином. сыном человека, геройски погибшего в борьбе с террористами. Да, вы же не знаете! Президент Америки наградил Пола орденом "Пурпурное сердце". Это очень высокая награда. И мама моя очень вас ждет, - закончил Юра свою речь и облегченно вздохнул. Он не привык так много говорить.
      Все произошло на удивление быстро. Юра мотался с ними по всем инстанциям, "мазал", угощал, кого надо и кого не надо. В результате, 5 октября, накануне дня рождения Аси, они втроем, вернее почти вчетвером, вылетели в Сан-Франциско. А в мае следующего года Ася родила мальчика весом в 8 фунтов и длиной почти в два фута. Конечно, его назвали Полом, а Юра был посаженным отцом.
      ***
      Мамед, освобожденный из самой страшной российской тюрьмы благодаря заступничеству всесильного Розовского, после гибели матери и сына превратился в настоящего одинокого волка, отбившегося от стаи. Все свои средства, все связи он употребил на то, чтобы начать подготовку к новому мега теракту, на этот раз в США. Он с удовольствием совершил бы еще один, на этот раз мега захват заложников в России. Планы проникновения боевиков в Москву у него были, и возможности тоже. Это была бы отличная месть за Ахмада. Но Розовский категорически запретил ему такую акцию в Москве. "Пока", - сказал Розовский, и Мамед не мог не посчитаться с человеком, который спас ему жизнь.
      С тем большим остервенением он готовил акцию в США. У него были на выбор два варианта: либо захватить самолет и обрушить его на атомную электростанцию, доведя до исполнения и совершенства свой чеченский замысел, либо осуществить аварию самолета над Нью-Йорком.
      Единственный человек, которому он теперь доверял, и которого возил с собой по всему миру, была Алла, его пленница-любовница из города Звенигорода.
      Совершенно забытая им Лайл,а превратилась в сварливую хозяйку, виллы в Каире. Но предательство Мамеду она не простила. Кроме того, у нее были все основания считать, что недавняя неожиданная, несмотря на преклонный возраст, смерть Гадджиева, дело рук Мамеда. Она долго вынашивала и тщательно готовила свою страшную месть. Прежде всего, в отсутствие Мамеда она сделала своим любовником Ибрагима - личного шофера и телохранителя мужа, который в отсутствие хозяина постоянно жил на вилле. Этот хитрый и льстивый ливанец с удовольствием приступил к выполнению своих дополнительных обязанностей.
      Дальнейшее было очень просто. Лайла знала, что в очередной приезд Мамеда в Каир Ибрагим обязательно поедет его встречать. Узнав о дне прилета, она, пользуясь полным доверием любовника, незаметно для него закрепила под днищем машины пакет пластита с химическим взрывателем. Этого добра в подвале виллы было сколько угодно. Все технические подробности Лайла выспросила у Ибрагима в перерывах между любовными ласками, объяснив, что тоже хочет быть готовой к участию в святом деле уничтожения неверных.
      Поскольку Хос Мамед прилетал на личном самолете, задержек с посадкой быть не могло, и химический взрыватель она подобрала по времени, когда машина будет на пути от аэропорта к вилле.
      Взрывпакеты и взрыватели в подвале виллы были очень надежными, и взрыв произошел точно в назначенный момент. К приезду полиции машина уже догорала, и три обугленные трупа еще предстояло опознать. Но это была чистая формальность. Полиции был хорошо известен "Мерседес" Хос Мамеда. Мега теракт в США таким образом передвинулся на несколько лет, до 11 сентября 2001 года
      
      ***
      В начале второй чеченской войны генерал Минаев со своим отрядом был снова в Чечне. Если раньше отряда "Кентавр" местные жители просто боялись, то теперь он наводил тотальный ужас на села и города. Минаев возомнил себя генералом Ермоловым, усмирившим Чечню огнем и мечем в 19 веке, и насаждал российскую государственность в непокорной республике теми же методами.
       Иногда Костину казалось, что генерал просто ищет смерти. И он её нашел. Вернее, она нашла его. Вертолет, на котором Минаев вылетел из Гудермеса в Шатой, был сбит на взлете из переносного зенитно-ракетного комплекса сопливым пятнадцатилетним чеченским мальчишкой. Экипаж и все шесть пассажиров погибли.
      
      КОНЕЦ
      
      Кирьят Ям -- Нью Йорк - Сан Франциско - Пало Алто.
      2002- 2003 год.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      О Г Л А В Л Е Н И Е
      
      Часть 1. Знак волка...........................................................5
      
      Часть 2. По волчьему следу.................................................50
      
      Часть 3. Волчий капкан.......................................................84
      
      Часть 4. Захват.................................................................127
      
      Эпилог...........................................................................163
  • Комментарии: 21, последний от 20/10/2019.
  • © Copyright Соболь Ипполит Давидович (ipolit@urbis.net.il)
  • Обновлено: 21/05/2004. 482k. Статистика.
  • Статья: Израиль
    • Оценка: 3.90*4  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка