"Если бы у меня была негритянка, я бы ее любил и рисовал" - так называется одна из картин австрийского художника Фриденсрайха Хундертвассера, написанная им в середине пятидесятых. Думаю, что в наше время, если бы подобная мечта посетила какого-нибудь европейского художника, ее не составило бы проблемы осуществить. Даже при беглом взгляде на прогуливающихся по Венским улицам и паркам граждан становится ясно, что ходят и живут здесь представители самых разных народов. Вглядываюсь в их лица и думаю: что создадут эти люди нетленного в бело-зеленом, немного хаотичном, но упорно исполняющем вальсовый ритм таком внешне праздничном городе - ведь сколько талантов было рождено этой землей, украшенной их творчеством!
"Одна дождевая капля, которая упала на город" - тоже картина Хундертвассера, которую про себя я назвала его автопортретом. Ведь это именно он похож на одну каплю, упавшую на цепочки домов из серого песчаника столичного ампира и застывшую на них своей пряничной разноцветностью, лакированностью керамических красочных колонн, зеленью деревьев, растущих на балконах и крышах знаменитого дома, построенного на улице Лёвенгассе по его же проекту.
В музее художника нашла стихи, написанные им:
"Человек чувствует себя заново рожденным там,
где обьединяются творческие силы природы и искусства,
и человек может получить обратно от природы
часть утерянной им доброй совести."
В Вене был когда-то издан даже такой закон: от каждого вновь построенного дома до зеленой зоны должно быть соблюдено определенное количество метров - и никак не меньше. Может быть, именно в силу этого закона палисадники, скверики от нескольких деревьев до настоящих зеленых островков возникают в самых неожиданных местах в обыкновенных жилых районах, архитектура которых, кстати, сводит на нет и пышность, и величие исторического центра. Зелень однако скрашивает серые безбалконные стены, одинаковые маленькие окна - типичный австрийский стиль бидермайер - середина века девятнадцатого - как его определяют знатоки, "бытовщина, мелочность, провинциальность".
Конец апреля, весна задерживается, северный ветер не дает ей развернуться, но зацветает все будто одновременно, и если забыть вообще про все на свете, можно услышать любимые мелодии Моцарта, Бетховена, Гайдна, Шуберта, Штрауса, звучащие на тюльпаново-нарциссовых пышных клумбах и просто посередине проезжих дорог, в розовых бутонах тюльпановых деревьев, в кустах сирени Хельденплатц, куда выходят окна бывших кайзеровских апартаментов; в разнообразии зеленых оттенков молоденьких листиков кустарников и деревьев по берегам Дунайского канала, да и самого Дуная - бесконечно длинной и тоже какой-то танцующей реки - настолько извилисто и разнообразно ее русло.
На Хельденплатц идет подготовка к юбилею "Независимости". Нет, это немного не тот праздник, о котором подумали вы. Времена последней войны обыгрываются в Европе ныне другими терминами. Знакомые нам с детства слова "освободители Европы от нацизма" не упоминаются нигде и заменены одним словом "Opfer". Жертва значит. Получается "Праздник жертв нацизма". Еще один европейский абсурд, но это так. А "Независимость" - это день в середине мая, когда Австрию покинули советские, французские, английские и американские гарнизоны - в 1955 году. Именно с этого момента австрийцы считают себя свободными, вспоминая про свое великое имперское историческое прошлое.
Не знаю, что проходят по этому поводу в школах на уроках истории, может быть, имперские амбиции дают свои плоды, но... можно предположить, что и раньше здесь были такие подростки... лет с десяти с сигаретой во рту, полупьяные, орущие противными голосами... Может быть, потом они превращаются в добропорядочных бюргеров, стремящихся к уюту и комфорту, как знать! Может быть, они даже научатся что-нибудь делать, кроме как обслуживать приезжих туристов? Когда поезд останавливается на австрийской станции, около каждого вагона дежурит работник службы спасения с белым крестом на красной спине куртки: помогает инвалидам сходить с поезда. Хочется надеятся, что спасатели толерантны ко всему, в том числе и к языку, на котором говорит инвалид, если вдруг он окажется не немецким...
Вспомнилась фраза из письма одного друга о праздновании трехсотлетия Санкт-Петербурга: "Город зассан", - написал он. Фраза вспомнилась в Вене, лишь только стоило перенести взгляд с ампира или бидермайера под ноги. Есть мнение, что никакие снега или дожди уже не смоют собачьих следов, которые своеобразными художественно исполненными струйными мотивами спускаются с фундаментов домов, загородок палисадников на тротуары. Сами собаки конечно тоже бегают везде. Любовь к животным? Ненависть к своим собратьям? Кто сможет провести водораздел? А может быть, это я неправильно понимаю единение с природой? Ведь не раздражает же оно меня в сюжетах на картинах Рубенса в Венских художественных галереях, любуюсь вот долиной Вахау, ее стерильными пейзажами, украшенными, как жемчужинами в короне австрийской императрицы Элизабет, монастырями ордена Бенедиктинцев, сохранивших в своих стенах всю золотую роскошь времен барокко.
Кстати, интересно, один из них, расположенный в городке Мелк, со времен основания в 11 веке переживал взлеты и падения. В нем хранится часть Креста Спасителя размером с ноготь, а также старое деревянное распятие, которому 800 лет. Среди многочисленной золотой и серебряной церковной утвари в монастырском музее выставлено уникальное произведение - гроб многократного использования с раздвижным дном. Законопослушные монахи в 18 столетии исполняли указ императора , который прославился многочисленными реформами. Большинство из этих реформ, в том числе и данная конструкция, были благополучно забыты после его смерти. Однако самая главная осталась до сих пор - церковь и государство разделены. Но церковь имеет право содержать частные школы. Одна из таких занимает часть этого огромного монастыря, в котором в настоящий момент живут 33 монаха. Кроме своего великолепия он славится фирменным вином. И еще деталь: здесь располагался после войны гарнизон советских войск, монахи до сих пор с благодарностью вспоминают их бережное отношение к зданию монастыря и его утвари. Как поведала нам гид, многие сегодняшние посетители наносят куда больше вреда монастырю, чем большой гарнизон солдат.
Да, радуют глаз в долине Вахау городки Кремс и Мелк со средневековыми брусчатыми улочками и расписными все еще жилыми зданиями, из окон которых виден холм с развалинами замка, в котором в течение нескольких лет томился король Ричард Львиное Сердце, обогативший в свое время страну на 10 тонн (по современным мерам) серебра - за свое освобождение. Узкая долина вдоль извилистого Дуная усажена виноградниками на террасах холмов и плантациями абрикосовых деревьев. В отличие от Германии, где этот плод называют Aprikosen, здесь выращивают Marillen. Когда обсуждалось вступление Австрии в Евросоюз, одним из лозунгов сторонников сохранения национальной самобытности был такой: Мариллен останутся Мариллен! И никакой надписи "Конфитюр", традиционной для Германии, на банках с марилленовым мармеладом! Здесь производят одни из самых дорогих в Австрии сортов вина, в том числе "Ледяное вино", сделанное из винограда, тронутого первыми заморозками. Несколько веков назад местные виноградари были настолько богатыми, что имели возможность посылать своих сыновей в итальянские университеты. С той поры местные дома сохраняют на своих наружных стенах великолепные картины, называемые на местном диалекте с'граффити - вид резьбы по камню.
...Отправила фотографии дома Хундертвассера знакомой девушке. Она написала мне: "Кажется, будто архитектор не строил этот дом из разных материалов, а руками лепил из глины, как ребенок в песочнице". Верно подметила. Хочется добавить: а вокруг взрослые продолжают кататься на лошадях с замотанными красными или белыми тряпочками ушами по Рингу - главной улице Вены, и извозчики зазывают новых желающих прокатиться, и забиты до отказа кафешки "Аида", где можно попробовать исключительное по вкусовым качествам пирожное "Кардиналшнитте", или посидеть днем-вечером в одном из многочисленных итальянских или японских ресторанчиков с прекрасной кухней. И куличики не из песка, а все равно промелькнуло ощущение, что ты - в песочнице или рядом с ней, и вся эта историческая красота вдруг станет зыбкой, осядет, осыпется, и некому будет ее подправить, обновить, вдохнуть новую жизнь, и останутся вокруг старички-инвалиды, которые будут давать милостыню попрошайкам и кидать куски бездомным уже собакам...
Но Дом Хундертвассера будет стоять, потому что в нем живут одни из самых состоятельных граждан столицы. А в доме будут написаны на стенах его стихи:
"Я прикрываю глаза, как при рождении картины,
и вижу темно-разноцветные дома вместо ужасно светлых стен,
и зеленые луга на крышах, выстроенных из бетона.
Я рад тому, что сам могу стать перегноем,
Похороненный голым и без гроба
Под деревом на собственной земле в Ао Теа Роа..."
Хундертвассер умер в свои 72 года от остановки сердца в Тихом океане на борту корабля "Королева Елизавета Вторая". Похоронен на своей земле в Новой Зеландии в Саду счастливых смертей под тюльпановым деревом. Так он хотел. И так он писал: "Кто не чтит прошлое, теряет будущее. Кто уничтожает свои корни, не может расти". "Если формула не прекрасна, она не может быть правильной".
Вена чтит свое прошлое, а может быть, она просто делает на нем свои деньги? А корней-то уж нет? Город рождает много вопросов.
Часы на Хоермаркт продолжают гонять ежедневно в полдень двенадцать исторических знаменитостей под соответствующую каждому мелодию, а в ста пятидесяти метрах от них на Рабенштайг в витрине туристического или непонятно какого агенства в это время красуется плакат "Памятные места", и украшает его старая увеличенная марка ценой пять пфеннигов с портретом Гитлера и поперечной надписью "Osterreich"; и будут стоять желтые почтовые ящики с официальной надписью "Я чувствую себя пустым" с припиской, личной такой, фломастером сделанной: "О! Я тоже!" И можно заглядывать в большие окна магазина "Steinway-Haus" - там продаются рояли, а противоположная витрине стена сделана из зеркала, и кажется, что там находится целая долина черных роялей, и ты отражаешься на их фоне в этом зеркале.
А еще можно постоять у пруда с карпами в саду Пратер. Здесь раньше был лес. Охотились придворные, ходили на кабанов. Да, просто постоять у пруда и подумать о вечном, которого, скорее всего, не существует.
Ирина Соколова
Май 2005 Карлсруэ
Памятник Иоганну Штраусу в городском саду. Фото - В. Соколова
Дом Хундертвассера. Фото - В. Соколова
Монастырь в Мелке. Фото - В. Соколова
Город Мелк, вид из монастыря. Фото - В. Соколова
Грабен - одна из центральных улиц Вены. Фото - В. Соколова