Весь выходной в сухом и теплом осеннем воздухе раздается гудок паровозика, катающего местного немца по историческим местам Шлосспарка , где любил хаживать знаменитый его создатель Карл Фридрих лет двести назад. Паровозик дровяной, из трубы вырывается дымок, половина вагончиков заставлена ролльштулями, на которых немец возит свое запоздалое дите.
Листопад начинается как бы в один день, и это бесшумное падение листвы будет продолжаться до первого сильного урагана, холодного, безжалостного к бабьему лету, затянувшемуся непомерно, бессовестно, вопреки всем законам природы. После урагана облетит листва, даже та, недоразвитая в этом году на многих деревьях, которую в зачаточном состоянии сожрала какая-то гусеница. Листочки по весне были такие ажурные и бледные, а потом подросли немного, но в настоящих, здоровых так и не превратились. Такими и улетят в порывах жестокого ветра.
Дыра теперь от спиленного весной дерева не только за моим окном- она и в квартире, которая принадлежала можно сказать Символу уходящего немецкого поколения, принимавшего участие еще в войне с нашей страной - Герхарду Зюсе - он был летчиком и все время при встречах с нами говорил, что подбили его в самом начале войны свои же немцы, поэтому он всю жизнь вынужден был работать страховым агентом. Так как хромал. Но был всегда ухожен, подтянут, на все имел свой взгляд, ярко выражал свои эмоции, обьездил весь мир... и его не стало. В этой чужой стране он был для нас каким-то фундаментом, который невольно вносил в жизнь элемент стабильности и хотя бы мнимый покой. "Дом - гвоздь, на который вешаешь шляпу". Генри Миллер сказал - сын своего народа. Теперь и этого гвоздя нет. Квартира продается. Попробуй - найди новую! Это вам не Озерки! Строительства никакого, наплыв новых граждан огромен до сих пор. Хорошо - мы при деле. Университет забронировал нам гостиницу - на три месяца. Треть зарплаты. Не найдем жилища - разорвем контракт, уедем в другую страну?
А пока - хорошо и грустно бродить по полупустым комнатам, замечать на паркете такие знакомые солнечные лучи, уже почти родные - шесть лет провести в одних стенах - подарок судьбы.
Бродя по этим пустым комнатам, где жили мои детки, где похоронено столько надежд, я почему-то думаю о наших будущих внуках, которые должны же появиться когда-то, но их пока даже некуда принести, там, в России, конечно. Какие испытания еще надо пройти всему семейству, чтобы иметь наконец свои, а не казенные стены. И сколько лет исполнится тогда моим безнаследным детям?..
Осень в Карслруэ прекрасна! Все такое задумчивое, застывшее в поиске главной мысли. А в чем она? Не знает никто. "Наблюдаю за тихим, безоблачным и бессобытийным существованием народа, не имеющего веской причины существовать и в определенном смысле не существующего вовсе, если не сводить существование к чисто физиологическому импульсу, как существуют овцы и коровы..." Я только что приехала из России. Там, в Питере, была тоже теплая очень осень. И там другие дети - настоящие человеческие детеныши. Это очень заметно. Местные, карлсруйские, больше похожи на диких зверушек - глаза в разные стороны, все время орут и едят. Хорошо еще - бегают, а у совсем пожилых родителей - и вовсе ходить не могут.
Как трудно обмануть природу. И никакой человек - не царь. И приходит осень, когда ей положено, и уходят в мир иной старые стильные немцы, когда пришло время им уходить. А по ночам - темным хоть глаз коли, так мало в Карлсруэ фонарей, и ставни эти плотные, до сих пор не понимаю, как их выносят те, кто внутри - ощущение заколоченного в ящике, - по ночам дух Герхарда Зюсе, который прожил здесь много лет, прежде чем переехал в большой апартамент и сдал нам эту квартирку в окружении сосен и берез, - бродит по комнатам, потрескивает деревяшками паркета и что-то роняет, непонятно что. И раздается гулкий деревянный звук - шпок!.. Почти каждый год он ездил на экскурсию в Санкт-Петербург и присылал нам оттуда открытки. В прошлом году прислал с видом Храма Спаса на Крови. И еще ему нравились русские женщины. Он говорил, что любуется ими до сих пор...