Это были годы, когда ещё не угасла эйфория от осознания, что у евреев после двух тысяч лет скитания появилась собственная земля, собственный "уголок". Многие евреи, помнящие погромы начала века с энтузиазмом восприняли возможность создания хоть и не государства, но своей национальной административной единицы.
Сообщение о создании еврейской автономной области вызвало воодушевление у лишённого территории народа. Оно вселило надежду на возрождение чувства собственного достоинства. Вселило надежду на возможность осознать себя хозяином на своей земле. Государство охотно поддерживало такой подъём национального самосознания и старалось направить в этот район как можно больше евреев.
Усиленная пропаганда перспектив освоения новых неосвоенных земель Дальнего Востока достигла больших успехов. Ей даже поддались некоторые евреи из стран Восточной Европы, Соединённых Штатов Америки и Канады. Многие из них, совершенно не зная особенностей советского строя, надеялись на новых, необжитых местах хорошо потрудиться и создать своё крепкое зажиточное хозяйство.
Но, как известно, реалии и мечты далеко не всегда совпадают. Возможность хорошо потрудиться им была в полной мере предоставлена. Что же касается повышения жизненного уровня по сравнению с тем, что у них был до приезда, и создания собственного хозяйства получилась неувязка.
В стране развивающегося социализма была ликвидирована частная собственность. У зажиточных крестьян таких, какими мечтали стать приехавшие из-за рубежа энтузиасты, под видом раскулачивания очень быстро отобрали всю собственность, а их самих отправили в ссылку.
Ликвидировав кулачество, как класс, всех оставшихся крестьян объединили в коллективные хозяйства (колхозы). Поэтому переселенцы, привыкшие трудиться на земле, вынуждены были вступать в эти колхозы. Оплата за труд там производилась путём учёта, так называемых, трудодней. На каждый трудодень полагалось определённое количество продукции, произведённой коллективным хозяйством.
Новоявленные колхозники, прибывшие из других стран, очень скоро убедились, что на эти трудодни, мягко говоря, не очень-то разбогатеешь. Почти все, кому удалось сохранить прежнее гражданство, вернулись в свои страны. Для тех, кто принял советское гражданство, обратной дороги уже не было.
Все эти проблемы Диму, разумеется, не касались, его ситуация была иной. Он приехал с женой на работу по направлению, как молодой специалист. Ему была предоставлена возможность заняться научно-исследовательской работой на местной опытно-селекционной станции. Его семье выделили небольшой, без всяких архитектурных изысков домик в маленьком посёлке, состоящем из таких же лёгких строений, издали очень похожих на упаковочные коробки.
Нина, увидев посёлок, ахнула от восхищения. На фоне возвышающихся сопок среди красивых пушистых елей стояли маленькие аккуратные домики. Вид этого селения очень напоминал дачный участок, не хватало только фруктовых деревьев.
Молодая жена учёного была в восторге ещё и потому, что это было первое в её жизни собств6нное жильё. Здесь она могла быть полновластной хозяйкой.
Когда они вносили в дом свои нехитрые пожитки, из соседнего домика вышла молодая пара.
- Давайте познакомимся, - предложил сосед. - Меня зовут Серёжа, а это моя жена Ольга, или просто Лёля.
- Очень приятно, - одновременно ответили Нина с Димой, и молодые люди, пожав друг другу руки, познакомились.
- Давайте занесём вещи в дом, и мы с Димой пойдём в контору оформлять его на работу, - на правах сторожила, распорядился Серёжа. - А Лёля с Ниной пока наведут порядок в квартире.
- А вечером приходите к нам на чай, - вступила в разговор Лёля.
Вечером новосёлы пришли в уютную квартирку "старожилов". Стол был сервирован не богато, но красиво. Первую рюмку, как водится, выпили за знакомство. Серёжа с Лёлей рассказали, что они приехали из Саратова, где Серёжа окончил институт и аспирантуру.
- А как вы попали сюда? - спросила Нина. - Тоже по распределению?
- Нет, мы с Серёжей романтики, нам захотелось попробовать пожить в необжитых местах. Вот Сережа и взял направление в эти края.
- А вы откуда приехали? - поинтересовалась в свою очередь Лёля.
- У нас путь сложный, в двух словах не расскажешь, - ответил Дима.
- Я окончил институт в Масловке на Украине. В аспирантуре учился в Ленинградском ВИРе. Нина приехала из Баку к сестре в Москву, а из Москвы махнула со мной сюда. Вот так вкратце. Подробнее поговорить обо всём этом, я надеюсь, у нас ещё будет время.
- Разумеется, - ответил Серёжа. - А сейчас, если не возражаете, я предлагаю произвести, так сказать, небольшую спевку: мы очень любим петь.
- С удовольствием присоединимся к вам, - улыбнулась Нина.
Серёжа достал гитару, взял несколько аккордов и Лёля чистым, приятным голосом запела: "Над Волгой широкой ...".
- Чего не подпеваете? - спросила Лёля.
- Мы не знаем слов этой песни, - смущённо ответила Нина.
- А эту вы наверняка знаете. И полилась: "По диким степям Забайкалья...".
Замерли последние слова песни, все смущённо улыбнулись друг другу. Лёля, отвернувшись, смахнула слезинку.
- Подождите немного, я сейчас вернусь, - сказал Дима. Он быстро вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с мандолиной. Пристроился на диван рядом с Серёжёй, тронул медиатором по струнам, полилась мелодия и Лёля запела: "Дивлюсь я на небо, тай, думы гадаю...". Остальные дружно подхватили. Песня следовала за песней. Создавалось впечатление, что ребята давно знают друг друга. Засиделись допоздна. Расходиться не хотелось.
Постепенно жизнь вошла в привычную колею. Молодая семья Товальских очень подружилась со своими соседями. Они часто ходили друг к другу в гости. Оказалось, что у них много общего.
Каждое утро соседи, едва забрезжит рассвет, выходят каждый из своего жилища. В одной руке у них холщовая сумка с толстой тетрадкой для записи наблюдений и бутербродами, заботливо приготовленными любящими женами. Вдохнув полной грудью свежий утренний воздух, они перекидывают через плечо что-нибудь из необходимого сегодня садового инвентаря, аккуратно стоящего у крыльца: лопату, тяпку или грабли.
Молодые люди направляются по ещё мокрой от росы траве, на опытное поле, расположенное у самого подножья сопки. Со стороны может показаться, что это дачники, спешащие на свой участок. Но, они совсем не дачники, не знающие как убить время, а научные сотрудники - главный контингент посёлка.
Они не останавливаются полюбоваться красотой пейзажа - роскошными лугами, с пересекающей их горной маленькой рекой Бирой, и возвышающимися над ними сопками, покрытыми густым лесом. В это время, когда солнце только всходит, особенно всё красиво. Воздух свеж и насыщен ароматом просыпающихся от ночного сна деревьев и трав. Им не до этого. Селекционеры торопятся увидеть, как ведут себя пробные посевы, что они преподнесут сегодня: радость или огорчения.
Молодые экспериментаторы каждый раз выдвигают новые идеи, им в голову приходят самые бредовые мысли. Часто эти размышления не оставляют их даже ночью! Всё это друзья обсуждают по дороге, делясь друг с другом своими надеждами и сомнениями.
--
Ты знаешь, Серёжа, - обратился как-то к своему товарищу Дима, - я верю в теорию Дарвина, но иногда задумываюсь: "Почему ни один учёный с античных времён не наблюдал превращения одного вида в другой? Значит, этого не было? Ведь, если бы кто заметил такое, непременно сообщил бы об этом".
--
(Теория Дарвина: Имеется в виду "Происхождение видов путём естественного отбора", где учёный показал изменчивость видов растений и животных, их естественное происхождение от более ранних видов).
- А как же опыты Трофима Денисовича по превращению озимой пшеницы в яровую и наоборот, - возразил Серёжа.
- В том то и дело, что это получается только у его последователей, - задумчиво произнёс Дима. Многие учёные, работающие в ВИРе, в том числе и академик Вавилов, считают, что изменить наследственность, можно только непосредственно воздействуя на клетки растения.
- В аспирантуре я пробовал провести эксперимент по превращению яровой пшеницы в озимую по системе Лысенко. Ничего не получилось. Во многом, поэтому я отказался работать у Трофима Денисовича в институте. Он меня приглашал.
- Ну и дурак, что отказался, - искренне посочувствовал друг. - Сейчас бы купался в Чёрном море, а не кормил собой комаров и не мёрз зимой от здешней холодрыги.
- Что сделано, то сделано, обратно не вернёшь - философски заметил Дима. - Да я и не жалею, что приехал сюда.
- Я тоже не жалею. Но, Дмитрий, послушай моего совета: больше ни с кем не заводи таких разговоров. Здесь хоть и далеко от центра, но кому надо держат ухо востро. Лучше не стоит сомневаться в признанных авторитетах и что-то говорить против них.
Мы с тобой - молодые специалисты, честно отработаем тут свои три года и "До свиданья мама, не горюй...", - уедем в родные края.
Тебя тут ещё не было, - продолжал Сергей, - жил в поселке агроном Иосиф Бошович - балагур, весельчак. На одной из вечеринок он, как обычно в таких случаях, был изрядно под "шофе". И тут, как назло, Семён - наш комсомольский активист произнёс тост за товарища Сталина, благодаря которому создан очаг еврейского народа.
Иосиф насмешливо посмотрел на оратора и сказал: "Ты что думаешь, от любви к еврейскому народу он создал этот "очаг" здесь, у чёрта на куличках среди болот и мошкары?
- А где же ещё есть свободные земли?!- огрызнулся активист.
- Свободной земли у нас хоть отбавляй, - вместо того чтобы благоразумно остановиться, - парировал Бошович. - Ведь были же успешные еврейские сельхозпоселения в Крыму, - продолжал он, всё больше распаляясь. - Так нет, слишком тепло там для евреев, пусть лучше помёрзнут на Дальнем Востоке! Там много пустых земель, а народа нет. К тому же китайцы рядом. Их много. Чего доброго заселят эти земли, а потом скажут, что так и было. Мудрый у нас вождь! - закончил свою речь бедолага.
- И что, он уехал отсюда? - простодушно спросил Дима.
- Уехал, - ответил Серёжа. - Через несколько дней приехали за ним двое в штатском, и он "уехал". По-видимому, надолго.
- Да, - задумчиво сказал Дима. - А ведь отчасти он прав. В Крыму действительно жили более двадцати тысяч евреев и туда люди ехали бы более охотно.
- Может быть, он прав и не отчасти, но нельзя кричать об этом на каждом углу, - заметил Серёжа.
- Это верно, - согласился собеседник. Я точно не помню, но Марк Твен говорил по этому поводу примерно следующее: "Человеку даны три блага: свобода слова, свобода совести и благоразумие ими не пользоваться".
- Ну, вот видишь, ты сам всё прекрасно понимаешь, - похвалил приятеля Серёжа. - Пойдём трудиться.
Время летит незаметно. Увлечённые делом, они не замечают, как проходит день. Только когда заходит солнце и на поле уже ничего нельзя разглядеть, они усталые возвращаются домой, продолжая начатые утром беседы.
Часто, накануне выходных, в тихие летние вечера семьи посёлка собираются у домика, превращённого в клуб. Там они ведут оживлённые беседы, поют песни, а то и пускаются в пляс. Разговоры ведутся на самые разнообразные темы. Говорят о житейских заботах, которых хватает с избытком. Мечтают о том, какой счастливой и радостной станет жизнь в стране после выполнения пятилетнего плана. Молодые учёные фантазируют, какое изобилие наступит, когда они выведут новые сорта различных сельскохозяйственных культур.
Люди искренни в своих устремлениях. Они стремятся, не взирая ни на что, преодолеть любые трудности, любые невзгоды и внести свой вклад в общее дело. Но однажды выяснилось, что не все жители посёлка являются такими оптимистами и безраздельно верят в светлое будущее.
Как-то на одной из таких посиделок неожиданно вступил в разговор, обычно молчавший Джозеф Исаакович - уже не молодой эмигрант из Канады.
- Может быть, когда-нибудь и сбудутся ваши мечты, в чём я не очень уверен, - сказал он. - По крайней мере, я не надеюсь дожить до этого.
От таких слов все застыли в изумлении.
- Поэтому, я хочу вернуть себе канадское гражданство и возвратиться на родину,- продолжал он. - Там жизнь гораздо спокойней, зажиточней и там больше надежды на завтрашний день.
Кое-кто, услышав такие речи, решил от греха подальше, потихоньку уйти домой.
- Как же там может быть жизнь лучше, ведь там же капитализм? - с удивлением спросила молодая лаборантка Аня.
- В Канаде я мог побаловать детей белыми булочками, шоколадом, пирожными и другими сладостями, когда захочу. На обед жена могла приготовить каждый день разное. Там не было проблем купить в магазине мясо, птицу и другие продукты. По субботам я мог ходить в синагогу и, никому до этого не было дела, - ответил бывший канадец.
- Ты что-то не о том говоришь, Джозеф Исаакович, - вступил в разговор комсомольский активист Сёма. - Не искоренил ещё в себе буржуазные пережитки. В синагогу тебе захотелось. До сих пор не усвоил, что религия - это мракобесие, это опиум для народа.
- Для кого опиум, пусть не употребляют, - опрометчиво не сдержался бывший канадец.
- Если ты думаешь, что так считают только коммунисты, то ты ошибаешься, - возмутился комсомолец. - К нам приезжал лектор. Он рассказывал, что религию разоблачали и буржуазные учёные Вольтер, Жан Жак Руссо, кто-то ещё. Лектор называл многих. Он приводил цитаты из их высказываний. Одну я даже запомнил: "Я на кишках последнего монаха, повесил бы последнего попа". - Правда, здорово сказано! А ты - синагога!
Посмотри, как в стране кипит жизнь! - с энтузиазмом продолжал активист. - Возводятся новые города с современными заводами, соединяются реки, строятся гидроэлектростанции! Ты же знаешь, как со всей страны едет молодёжь, чтобы построить новый город на нашем Амуре. А тебе в такое время захотелось сладенького, индейку жареную. Отсталый ты человек, Джозеф!
Эмигрант с некоторой жалостью посмотрел на комсомольца и без всяких эмоций произнёс: "Молод ты ещё Сёма, ничего в жизни не видел. Ты что думаешь зря многие приехавшие из-за рубежа, вернулись в свои страны".
- Отсталые они люди, политически не грамотные, - уверенный в своей правоте ответил молодой человек.
- Чем проводить политбеседы, давайте лучше попросим Лёлю спеть что-нибудь о любви, - сказал агроном Петя. - Серёжа и Дима ей подыграют. Правда, ребята?
- А то! Они быстро сбегали за инструментами.
Вмиг все затихали, и Лёля начала петь своим негромким приятным голосом. Пела она о любви, о дружбе, о родной Волге. И, конечно, как всегда, кто-нибудь просил спеть популярные тогда "Кирпичики", на которые растащили завод и "Кузнечика", который сидел в траве и "зелёненький он был".
Расходились обычно далеко за полночь.
Однажды Дима пришёл с работы домой, и Нина сказала ему, что её что-то подташнивает.
- Может быть, что-нибудь не то съела?
- Да нет, это у меня уже несколько дней. То отпускает, то опять.
- Ой! - Нину вдруг осенила догадка. Может быть я...?
- Что ты? - взволновался Дима.
- Может быть я в положении?
- А! - радостно выдохнул муж. - Завтра поедем в Биробиджан к врачу. Пусть тебя проверят.
Прекрасным подарком в первый день Нового года стало рождение чудесной дочурки!
Через неделю новоиспечённый отец, как можно теплее, протопил квартиру, взял у дирекции подводу, и, радуясь предстоящей встрече, поехал забирать дочку с мамой домой.
Они долго думали, как назвать девочку и вдруг Нина спросила: "Что самое главное в жизни человека"? И сама себе ответила: "Главное - это вера. Вера в то, что мы преодолеем все трудности и невзгоды, вера в то, что у нас всё будет хорошо". - И конечно вера в светлое будущее - коммунизм.
- Блажен, кто верует, тепло ему на свете, - процитировал Дима слова Чацкого из бессмертной комедии.
- За что я тебя люблю, так за то, что ты моментально ориентируешься. Ты у меня, умница!
На следующий день молодой отец, придя с работы, с удивлением увидел, что жена, такая радостная утром, сейчас была чем-то опечалена.
-Что-то случилось? Верочка заболела?
- Нет.
- А что же?
- Сегодня Джозефа Исааковича забрали.
- Как? Куда?- машинально вырвалось у Димы. Хотя он сразу понял, что произошло.
- Куда не знаю. Приехали двое и увезли его. Может быть, ему хотят вернуть канадское гражданство, - с надеждой предположила Нина.
- Очень сомневаюсь, - почти шёпотом ответил Дима.
После рождения дочки у молодого папы жизнь стала более насыщенной. Теперь он старался как можно скорее закончить работу, чтобы хоть немного побыть с малышкой.
Условия жизни на станции были очень тяжёлыми. Край только начинал осваиваться. Болотистое место, летом высокая влажность, тучи комаров. Они не щадили ни взрослых ни детей. С ног до головы искусанная Верочка, не спала ночами. Долгая суровая зима, никаких бытовых условий. Лёгкие домики невозможно обогреть зимой. Дочка постоянно болела. Стало понятно, что девочку надо вывозить из этого климата. Но Дима, как молодой специалист, должен был отработать здесь три года.
Молодые родители держались больше года, им очень не хотелось расставаться. Но после долгих сомнений они решили, что ради дочки Нина поедет на Украину к Диминым родителям, а глава семьи отработает оставшийся ему год и приедет к ним.
Дима съездил в Хабаровск и снял большую комнату с двумя кроватями и железной печуркой. Здесь он намеревался пожить с женой и дочкой, пока достанет им билеты до Москвы. Дальше, с билетами на Украину им должна была помочь Софа.
Руководство станции пошло молодому специалисту навстречу и выделило Диме для перевоза семьи старую полуторку (автомобиль с открытым кузовом грузоподъёмностью полторы тоны).
На этой машине они отправились на железнодорожный вокзал Биробиджана. Нина понимала, что в последний раз видит мчавшиеся навстречу машине местные красоты: тайгу, сопки и белые вершины далёких гор.
День клонился к закату и за сопками, словно зарево пожара, поднималась дивная вечерняя заря.
Молодая женщина как зачарованная смотрела на эту сказочную картину, на мгновение, забыв о предстоящем расставании с любимым человеком.
В Хабаровск они прибыли уже ночью. Накануне прошли сильные дожди и кругом были грязь и лужи. Только кое-где виднелись бугорки суши. Ни одной машины или подводы не было видно, и молодая семья двинулась по направлению к арендованной квартире пешком.
Хотелось поскорее добраться до места и отдохнуть от нелёгкой дороги. Но идти быстро было нельзя. Молодая мама едва держала на руках дочку. Молодой папа в двух руках нёс тяжёлые узлы с вещами. Приходилось перемещаться почти на ощупь, часто спотыкаясь и останавливаясь.
Когда они добрались до нужного дома, во всех окнах было темно. Видимо хозяева уже спали. Дима осторожно постучал в дверь. Никто не отзывался.
- Стучи сильнее, - тихо, чтобы не разбудить дочку, посоветовала Нина и отошла подальше от двери.
Дима постучал сильнее.
- Иду, иду, - раздался недовольный голос хозяина. - Кого там черти носят в такое время.
- Это мы, Ваши жильцы, - обрадовался Дима, услышав голос владельца дома.
- Входите, чего так поздно? - не очень приветливо пригласил он постояльцев. - Печка ещё не остыла. Там есть каша. Хотите - поешьте.
- Спасибо, - поблагодарил Дима. - Извините, что ночью. Раньше не было поезда, да ещё дорогу от станции сильно размыло, и мы еле добрались.
- Ладно, кушайте и ложитесь. Мне завтра рано вставать, - сказал хозяин и, зевая, ушёл в свою комнату.
Гости так устали, что, добравшись до кроватей, мигом заснули.
Рано утром Дима отправился на вокзал в надежде купить билеты на поезд до Москвы. Простояв полдня в очереди, он, наконец, подошёл к кассе. Там его ждало полное разочарование. Билеты на ближайшие три месяца были только в общие вагоны. Ни купейных, ни даже плацкартных в продаже не было. Дима попытался объяснить, что едет женщина с годовалым ребёнком и провести две недели в общем вагоне с такой малышкой просто немыслимо.
- Ничем не могу помочь, нужно было раньше думать, - ответила кассир. - Берите в общий вагон, а то скоро и этих не будет.
Видя, что пассажир стоит в нерешительности, не зная, что делать, она сжалилась над ним и постаралась его подбодрить: "Если, кто-нибудь сдаст плацкартные, я Вам их оставлю. Тогда Ваши билеты сдадите".
- На какое число будете брать?
Дима взял билеты на последний день отпуска, надеясь за это время обменять их на плацкартные.
Дима всю неделю, каждый день много часов толкался у билетной кассы в ожидании, что кто-нибудь сдаст плацкарты. Но, увы, ожидания его были напрасны.
"Придётся отправлять их в общем, - с горечью подумал Дима. - Как Нина будет одна с ребёнком целых двенадцать дней в душном вагоне"!
Вечером накануне дня отъезда жены и дочки Дима никак не мог заснуть. На душе было грустно и тоскливо. Он чувствовал, что будет сильно скучать, особенно по своей маленькой дочурке.
Понимая, что не заснёт, он тихо встал, достал из пиджака бумагу и карандаш и, стараясь не шуметь, вышел на кухню. Присев к столу, он не раздумывая, написал:
О том писать предпочитаю,
Кто близок мне.
О ком пишу, тому и посвящаю,
Дочурке Верочке и Ниночке жене.
Дальше строки полились сами собой:
Ты родилась дочка в том краю далёком,
Где шумит листвою на ветру тайга,
Там, где на просторах Дальнего Востока,
Полноводны реки, хороши луга.
Там дожди обильны и сильны морозы,
Очень много солнца летом и зимой,
От большого ветра гнутся долу лозы,
Над Бирушкой - горной маленькой рекой,
Возле этой речки, у подножья сопки,
Где развилка летних, полевых дорог,
Опытное поле, домики-коробки,
Маленький посёлок, словно хуторок.
Мы тебя на санках привезли в посёлок,
В январе то было первого числа,
Мать тебя малютку пронесла меж ёлок,
В дом, где больше года ты у нас росла.
Поползла ты быстро, появляясь всюду,
А когда свободно начала ходить,
Сразу находила лучшую посуду,
Чтоб её немедля в дребезги разбить.
Очень полюбила ты литературу,
Книги и журналы рвала всё подряд,
Быстро превращала их в мукулатуру,
Словно выполняла на утиль наряд.
Это было дочка в том краю далёком,
Где шумит сурово на ветру тайга,
Где речные поймы заросли осокой,
А зимою часто буйствует пурга.
Там Амур широкий в океан впадает,
Сопки, словно стражи на посту стоят,
Чудо-корень жизни там произрастает,
Этот край далёкий - Родина твоя.*
--------------
*Стихотворение моего папы -- Давида Петровича Сокольского.
Написав вылившееся из глубины души, Дима немного успокоился и заставил себя лечь.
Наступил тяжёлый момент расставания. Молодая семья вошла в переполненный общий вагон. Многие пассажиры уже устроились здесь, как у себя дома. Кто-то играл в карты, кто-то уже спал, кто-то выложил закуску и приступил к трапезе, кругом слышались беседы на разные темы.
Дима с Ниной огляделись вокруг: ни одного свободного места.
- Граждане! Потеснитесь, пожалуйста, дайте место женщине с ребёнком! - полу просьбой, полу приказом громко сказал Дима.
Никакой реакции не последовало. Только один мужик явно деревенского вида ласково сказал: "Чего кричишь? Раньше надо было приходить занимать место. Не шуми. Сейчас что-нибудь придумаем".
В дело вмешалась проводник вагона и Нине с дочкой освободили место.
Дима усадил девочку на полку, они с женой быстро уложили вещи и остановились, не зная, что сказать друг другу.
- Ты только не выходи из вагона, - первым нашёлся Дима. - Если что-то надо купить попроси соседей. Они же понимают, что ты с ребёнком.
- Конечно, купим. О чём разговор, - успокоил заботливого мужа всё тот же общительный мужик.
- Ты не волнуйся, в Москве нас встретит Софа, в Киеве твои родители, так что справимся, - сказала Нина. - Главное не скучай. Мы будем писать тебе письма, и ты нам пиши.
- Верочке я уже написал, - ответил Дима, достал написанное ночью стихотворение и протянул его жене.
- Мы будем читать его в дороге, и вспоминать какой ты у нас хороший, - прошептала Нина, еле сдерживая слёзы. Она взяла листок и положила в свою сумочку.
Неожиданно паровоз пронзительно загудел, послышалась команда провожающим освободить вагоны. Нужно было прощаться.
Супруги крепко обнялись. Паровоз загудел ещё раз и не спеша тронулся с места. Дима торопливо поцеловал дочку и спрыгнул с набирающего скорость поезда.
Он долго смотрел вслед уходящему составу. Ему стало ужасно тоскливо. Хотелось рыдать от охватившей грусти. Дима вышел в город и бесцельно побрёл по улице. Было прохладно. Чувствовалось приближение осени. В глазах стоял образ дочки, её удивлённый взгляд, говорящий: "Зачем папа с мамой принесли меня в этот тесный и душный вагон и зачем нужно вокруг столько людей, когда было так хорошо дома".
Настроение ещё больше испортилось. Неизвестно сколько времени он бы ещё так ходил по улицам, если бы не почувствовал запах борща, доносившийся из ближайшего здания. Дима поднял голову и увидел вывеску: "Столовая N 7". Он почувствовал, что голоден и зашёл в полутёмный зал со столами под бледными клеёнками. В помещении было довольно много народа. Он огляделся вокруг, ища свободное место, и вдруг услышал: "Дмитрий, иди сюда"! Дима обернулся на голос и увидел махавшего ему рукой Василия - своего попутчика в дороге на Дальний Восток, за время долгого пути они очень подружились. Приятели обнялись.
- Что такой грустный? - спросил Вася, увидев товарища вблизи.
- Только что проводил жену с дочкой на Украину к своим. Не увидимся почти целый год.
- У тебя уже есть дочка? - удивился Вася. - Поздравляю!
И тут же от простоты душевной ляпнул: "Конечно, парень лучше. Мы с Галей хотим хлопца".
- Но девки тоже нужны, куда ж мы без них, - засмеялся он, поняв свою оплошность. - Я тут взял чекушку, давай отметим нашу встречу и рождение твоей дочки. (Чекушка - бутыль, ёмкостью четверть литра).
- Дочка родилась уже больше года назад, но всё равно давай выпьем, - охотно согласился Дима. Друзья чокнулись стаканами.
- А то, что ты год без жены будешь, так не расстраивайся, - продолжил разговор Вася. - Найди себе бабу на это время. Она тебе и приготовит и постирает и в постель с тобой ляжет.
- Нет, я так не могу, - ответил Дима. - Если мне женщина нравится, я для неё что угодно могу сделать. А просто так, ты уж меня, друг, извини.
- Чего мне тебя извинять? - Усмехнулся Вася. - Интеллигент и есть интеллигент.
- Лучше расскажи как у тебя дела, - перевёл Дима разговор на другую тему. - А то мы всё обо мне, да обо мне.
- У меня дела лучше всех, - с готовностью ответил Вася. - Сразу, как приехали, мы с Галей устроились в колхоз, решили, как и намечали, поработать на земле. Вкалывали, я тебе доложу, как папа Карло. Корчевали деревья, пахали, сеяли..., всё это от восхода до захода. Какая здесь мошкара, я думаю, тебе рассказывать не нужно.
Поздней осенью получили расчет - заработанные трудодни. Как говорят: "Начинали - веселились, посчитали - прослезились", - кой-как до весны дотянули.
Тут я вспомнил давний разговор с Гришкой Доцманом, что советовал мне податься в рыбаки, если с пахотой не повезёт. Думаю: еврей плохого не посоветует. Устроился в рыболовецкую артель "Рыбак". Конечно, работать и здесь приходится, но никакого сравнения. Зарплата, правда, тоже не ахти какая, но всё-таки больше колхозной.
Между нами, иногда удаётся продать рыбу на сторону. Всё лишняя копейка не помешает. В общем, жить можно.
- Я рад за тебя, - сказал Дима, - и рад, что встретил тебя. К сожалению уже поздно надо ехать домой. Так не хочется возвращаться туда.... Но ничего не поделаешь, завтра утром на работу.
Передавай привет Гале. Будет желание, приезжайте ко мне в гости.
- И ты приезжай, - ответил Вася. - Галя наварит ухи, пожарит рыбу.
Приятели распрощались.
Была уже ночь, когда Дима вернулся домой. Пустотой и скукой повеяло из осиротевшей квартиры, ещё недавно наполненной женским теплом и уютом. Нужно было начинать новую жизнь. Он машинально подошёл к календарю, оторвал шесть листочков - время его отсутствия. Завёл остановившиеся ходики, поставил на шесть утра будильник и, сказав себе: "Утро вечера мудренее", быстро разделся и лёг в постель.
Ему снились лесные пожары, какая-то очень дальняя дорога и дочка удивлённо смотрящая на всё это.
На самом интересном месте сон прервал возмущённо дребезжащий будильник.
Впереди были долгие зимние дни, которые Диме предстояло провести в одиночестве, приходя с работы в холодную безжизненную квартиру.