Члены нашей семьи, как и все родственники, когда были в Москве, останавливались у тёти Софы. Она жила вместе с мужем в большой комнате в коммунальной квартире на Тургеневской площади.
Тётя Софа была очень гостеприимным человеком и очень любила собирать гостей. Когда к ней приезжал кто-то из родственников, например я, она говорила: "Миша, сбегай в Гастроном, купи немного колбаски, сыра, масла, хлеба и бутылочку водки для дяди Феди".
Вскоре появлялся кто-нибудь из знакомых тёти Софы, как правило, интересные люди и начиналось непринуждённое застолье с байками и анекдотами.
Были шутки и такого типа: "Миша, хочешь я познакомлю тебя с очень красивой девушкой. Она большая умница, имеет высшее образование, делает всё по дому, прекрасно готовит, очень приветливая...
Но, к сожалению, у неё есть только один маленький недостаток, на который я думаю не стоит обращать внимание, он скоро пройдёт, - она немножко беременная".
В этот мой приезд у тёти Софы оказался постоянный гость - двадцатилетняя девочка Катя.
Тётя Софа лежала в больнице вместе с её мамой. Катина мама умерла и девочка осталась одна.
Её младший брат служил в армии. Тётя Софа взяла Катю к себе, хотя у той была небольшая комната на Садово-самотёчной улице. Эта комната видимо была переделана из какого-то служебного помещения, потому-что она была совершенно изолирована и размещалась на первом этаже под лестницей, Комната мне показалась довольно мрачной. Может быть потому, что там никто не жил. Конечно, девочке там жить одной было жутковато. К тому же это был дом в котором поселились герои романа Булгакова "Мастер и Маргарита".
Катя была симпатичная еврейская девушка и как потом оказалось очень душевная и искренняя. Я случайно увидел Катино недописанное письмо брату, где она писала: "Если человек хороший то, какое бы общество его не окружало, плохое к нему не пристанет". Эти слова, может быть немножко наивные, тронули меня.
Я понимал, что с такой девочкой, как Катя, могут быть только серьёзные отношения или дружеские. У нас с ней возникли очень тёплые дружеские отношения.
Тётя Софа с мужем жили летом на даче, а мы с Катей две недели были одни в комнате, могли до полуночи лежать, каждый на своём месте, разговаривать, рассказывать друг другу анекдоты самого разного содержания и у меня не возникало никаких задних мыслей.
Может быть, ко мне применим анекдот, рассказывающий о том, как женщина сказала, остановившемуся у неё на ночь мужчине, что ей холодно, на это он посоветовал ей укрыться ещё одним одеялом.
Женщина ему ответила, что когда она жила с мамой, то та ложилась к ней и согревала её.
"Ну не побегу же я среди ночи за вашей мамой", - возмутился мужчина.
Катя не говорила, что ей холодно. Она была не испорченная девушка.
Известно, что в Москве многие вещи, за исключением официальной пропаганды, появляются гораздо раньше, чем в провинции, куда они доходят часто с большим опозданием.
Катя была московская девушка и от неё я впервые услышал недавно написанную Высоцким песню про евреев.
"Чтобы не быть вором и бандитом,
Решил я податься в антисемиты.
Решил я и значит, кому-то быть битым,
Но надо же знать, кто такие семиты.
Мой друг и учитель, алкаш с бакалеи
Сказал, что семиты - простые евреи...".
Как я потом выяснил, когда эта песня распространилась в магнитофонных записях, что для многих, иногда даже евреев, было откровением, что Ньютон, Чаплин, Эйнштейн и ряд других великих людей, которые упоминаются в этой песне, были евреями. Зато мало у кого вызывало недоверие то, что евреи "по курской, казанской железной дороге построили дачи, живут там как боги".
В это время в Москве гастролировала израильская певица Геула Гил. Вместе с ней приехал артист пантомимы Якоб, фамилию не могу вспомнить.
Это было незадолго до шестидневной войны, названной в Советском Союзе израильской агрессией и дипломатические отношения с Израилем ещё не были разорваны. Тем не менее, гастроли израильских артистов были большой редкостью. Для советских людей это была экзотика.
Билеты, конечно, были все распроданы, но мы с Катей решили попытать счастье и пошли к театру эстрады, где проходили гастроли, в надежде купить билеты с рук.
И нам повезло. Перед самым началом спектакля нам продали два невостребованных, для кого-то забронированных билета в середину второго ряда. Мы получили огромное удовольствие от этого концерта.
В первом отделении выступал артист пантомимы. Он начал с показа этюда. "Знаменосец на ветру".
Эта миниатюра была очень актуальна для страны, где два раза в год: первого мая (День солидарности трудящихся всех стран) и седьмого ноября (День Великой Октябрьской Социалистической Революции) люди ходили на демонстрации со знамёнами, плакатами и портретами классиков марксизма-ленинизма и современных вождей - членов политбюро Центрального комитета коммунистической партии Советского Союза.
Артист вышел в чёрном обтянутом трико, якобы со знаменем. Идёт такой довольный, оказанным ему доверием нести знамя, улыбается.
Вдруг подул ветер. Он напрягся и крепче сжал древко знамени. Ветер начал усиливаться, он обоими руками держит знамя, ещё более напрягаясь, прикладывая последние усилия, чтобы удержать его.
Ветер дул всё сильней и сильней и, несмотря на все усилия знаменосца удержать знамя, вырвал стяг из его рук.
Знаменосец сначала расстроился, он как-то сник, на лице отразилось невыносимое отчаяние. Потом, выдержав паузу, он задумчиво посмотрел на уносимое ветром знамя, облегчённо махнул рукой и пошёл восвояси.
Зал проводил его громом аплодисментов.
Ещё большего успеха удостоилась Геула Гил, покорив зрителей своим сильным приятным голосом. Она пела незнакомые для жителей Советского Союза жизнерадостные песни с красивыми мелодиями.
Особенно понравилась песня "Хава нагила", покорившая зрителей своим зажигательным ритмом и проникающей в душу мелодией.
Впоследствии эта песня иногда исполнялась у нас в стране зарубежными артистами-евреями. В начале семидесятых годов её и ещё некоторые еврейские песни спел на своих концертах Вадим Мулерман, за что очень сильно поплатился: был надолго отлучён от радио, телевидения и центральных концертных площадок.
Зал долго не отпускал Геулу Гил, как будто бы знал, что это последние гастроли израильских артистов на ближайшие тридцать лет.