- Меня зовут Том Сонберг. Моего отца убили мексиканцы. Мою мать убили американские солдаты. Я вырос среди команчей. Они мой народ.
Старик склонил седую голову и замолчал. Несколько минут он сидел не шелохнувшись, и не произнеся ни единого слова. Ральф Патчер, писарь форта Силл, тяжело вздохнул, обмакивая в чернильницу высохшее перо. Он видел, как по щеке старика скатилась слеза, и не решился подгонять его.
- Команчи были самыми гордыми людьми на всем белом свете, - продолжил старик, поднимая голову, и Патчер поразился произошедшим на его лице переменам. Теперь перед ним сидел уверенный в себе человек, с пронзительным взглядом и невероятной внутренней силой.
Патчер давно знал этого странного человека. Тот много лет провел среди дикарей, а когда всех их загнали в резервации, остался жить вместе с ними. Патчер поежился - хуже команчей могут быть разве что гремучие змеи и апачи. Даже сейчас, в резервации, он с опаской проходит мимо них, хотя уже много лет индейцы ведут себя тихо. Голодные, завернутые в свои грязные, рваные одеяла, они, судя по всему, не представляют опасности. Но кто может заглянуть в мозги дикарей? Кто знает, что у них на уме? Коварные и безжалостные, они в любой момент способны перерезать тебе глотку, содрать с тебя скальп, а потом плясать с ним до посинения под звуки своих там-тамов. А этот странный старик не хочет жить, как нормальный белый человек, и откликается только на ту собачью кличку, что дали ему краснокожие - Бросается на Много Врагов. Старый, выживший из ума идиот...
- Да, да, мистер Сонберг, - Патчер услужливо улыбнулся, и снова обмакнул перо в чернильницу. - Продолжайте, пожалуйста.Я записываю.
- Мне было лет пять, когда я впервые увидел диких индейцев. Техас когда-то принадлежал Мексике, но вам не хватало земли, и вы отняли его. В те времена команчи чувствовали себя там истинными хозяевами, и мало кто решался обосноваться в тех благодатных краях. Мои родители думали, что смогут найти там свое счастье. Построить дом, вспахать землю, завести скот. Но им не повезло. И дело было не в команчах. Они то стали нашими друзьями и защитниками... Они помогли нам, приютили, когда мы попали в беду. Но вам опять не хватало земли, и команчи стали мешать вам. Пришли солдаты. Они убили мою мать и моих друзей. Именно в тот день я стал одним из них - одним из дикарей, как говорите вы, хотя по мне, дикари - это вы.
- Прошу прощения, мистер Сонберг, - Патчер испуганно посмотрел на загоревшиеся глаза старика, и машинально немного сдвинул стул поближе к двери. - Вы хотите, чтобы я все это записал на бумаге?
- Ты будешь записывать все, что я буду говорить, - старик достал маленькую трубку, и начал набивать ее табаком. - Или я уйду.
- Что вы, мистер Сонберг. Я лишь уточнил, - Патчер примирительно приподнял руку. - Полковник Хопкинс приказал мне записать ваш рассказ, как можно более подробно. Вы говорите, пожалуйста. Я вас внимательно слушаю, и все записываю.
- Я никогда не забуду тот день, полностью изменивший мою жизнь. В то утро меня разбудил звук армейского горна, а затем земля содрогнулась от топота сотен копыт. Кто-то закричал, что нас атакуют солдаты, и полусонные люди начали выскакивать из своих палаток. Мой приемный отец, Красная Выдра, сбросил с себя бизонью шкуру, под которой они спали с моей белой матерью, схватил оружие и бросился наружу. Он был вождем нашего лагеря, и должен был первым встать на защиту своих людей. Мать вскочила с ложа вслед за Красной Выдрой. Она что-то крикнула ему, но тот не услышал. Мне тогда было лет шестнадцать, и я умел держать в руках оружие. Но я не знал, как поступить. Я не индеец. В моих венах течет кровь белого человека. Раздались выстрелы. Много выстрелов. Крики и стоны несчастных до сих пор звучат в моих ушах. Я потянулся за ружьем, и в нерешительности посмотрел на мать, но она покачала головой. В ее глазах застыл страх.
- Оставайся здесь, - она старалась перекричать шум начавшегося боя. - Ты белый. Ты не можешь стрелять в белых людей.
Но я не мог оставаться в палатке, позволив кому-то убивать моих краснокожих друзей. Мы уже несколько лет жили с команчами. Мы не были пленниками. Мать стала женой Красной Выдры по своей воле. Никто не принуждал нас оставаться с ними. Это был наш выбор. Я схватил ружье, и в этот момент палатка загорелась. Дым моментально заполонил пространство, вынуждая нас из нее. Повсюду метались люди, падая под ударами сабель американских кавалеристов. Несколько солдат с факелами одну за другой поджигали палатки ни в чем неповинных индейцев. Наш лагерь был мирным. Красная Выдра старался избегать конфликтов с белыми людьми, но для них нет разницы, какой перед ними индеец - мирный или нет. Если сила на стороне белого человека, он будет убивать любого. А атаковать мирный лагерь, люди которого не ожидают такого коварства, всегда проще.
На нас с матерью неслось несколько всадников. Я замахал руками и закричал на английском языке, что мы белые люди, но они толи не слышали меня, толи не желали слышать. Лезвие длинной сабли первого кавалериста рассекло голову моей матери надвое, а второй сбил меня лошадью наземь. От удара я потерял сознание, и пришел в себя лишь когда чьи-то сильные руки подхватили меня, и усадили на лошадь. Я с трудом приоткрыл глаза. Красная Выдра вскочил на лошадь за моей спиной и, придерживая меня рукой, ударил скакуна пятками по бокам. Солдат оказалось вдвое больше, чем наших воинов, и теперь команчи отступали. Многим удалось скрыться в накрывшем лагерь дыму от горящих палаток и порохового дыма ружей американских солдат. Но многие нашли там свою смерть. В основном, женщины и дети. Воина убить сложнее. Позже я видел место побоища. Трупы женщин со вспоротыми животами и отрезанными гениталиями, дети с раздробленными черепами. Ваши вояки потом назвали эту резню сокрушительной победой над кровожадными дикарями.
Красная Выдра отвез меня в холмы, спрятал в зарослях, а потом вернулся к лагерю. Не для того, чтобы мстить. Нет. Чтобы помочь другим людям бежать, прикрыть их отход. Для мести будет другое время.
Я лежал там, где оставил меня мой приемный отец, и плакал. У моей матери были длинные светлые волосы, и негодяй, убивший ее, не мог не видеть этого. Я много слышал о жестокости белых людей, но никогда не думал, что она может коснуться нас. А теперь моя мать была мертва. Белая женщина, убитая белым солдатом. Я постарался встать, но не смог. Позже шаман сказал, что у меня были сломаны ребра. А потому я просто лежал и плакал. Боли я тогда не чувствовал, она пришла после. Мне хотелось вскочить на ноги и бежать к разрушаемому солдатами лагерю. Жгучее чувство ненависти охватывало меня. Там погибла моя мать, там сражался в неравном бою Красная Выдра, там белые солдаты убивали моих друзей. Убивали только за то, что их кожа была другого цвета, и жить они хотели иначе. Копыта их лошадей втаптывали в землю маленьких детей, их сабли разрубали женщин в куски. Они не щадили никого... Я снова попытался подняться, но это оказалось превыше моих сил. Безумная ярость сжигала меня изнутри. Я впервые хотел убивать людей. Белых людей. Если бы я только мог вернуться в лагерь... Если бы только мог... Сейчас я понимаю, что вернись я тогда в лагерь, меня бы убили в первую же минуту. Для мести нужен холодный рассудок и время. Я прожил долгую жизнь, и сегодня уже не испытываю ненависти, которая жгла меня в течение многих лет с того дня. Сегодня я просто старик. Нет ненависти. Я утопил ее в крови. В крови белых людей...
Дверь, скрипнув, отворилась, и в проеме появился человек. Писарь вскочил, едва не уронив стул, вытянулся в струну, и облегченно вздохнул.
- Садись, Патчер, - махнул ему, полковник Хопкинс быстро подошел к старику, и с улыбкой протянул руку. - Здравствуй, Том. Спасибо, что откликнулся на мою просьбу.
- Рад видеть тебя, Мэт, - старик встал, и крепко пожал его руку.
Хопкинс взял стоявший у стены стул, подвинул его поближе к Сонбергу.
- Как продвигается работа? - повернулся он к писарю.
- Ты не бойся его, Патчер, он тебя не тронет. Кстати, такие привольности, как называть себя по имени, которое ему дали белые родители, он позволяет только близким друзьям, или бывшим врагам, заслужившим его уважение в битвах. Так что будь с этим поаккуратнее.
- Мистер Бросается на Много Врагов, - писарь наконец справился со своим страхом, - начал диктовать мне, как... простите... как он утопил свою ненависть в крови белых людей...
Старик грозно сдвинул брови, и клацнул зубами. Патчер отпрянул к стене, с грохотом сбив стул на пол, и Хопкинс рассмеялся еще громче.
- Простите, сэр, - писарь бросился поднимать стул, впопыхах зацепив локтем чернильницу. Темная, густая жидкость разлилась по столу, и заструилась на пол. - Простите, сэр. Я сейчас все исправлю.
- Ну и трус же ты, Патчер, - полковник покачал головой. - Приведи все в порядок, и начинай работать с мистером Сонбергом. А я посижу рядом, послушаю. И перестань дрожать, как баба. Том настоящий воин, много сражавшийся на своем веку, но дрался он против солдат, и для этого у него было достаточно причин. Таких как ты, он не трогал.
Старик кивнул, соглашаясь, а когда Патчер вышел, чтобы принести тряпку и новую склянку с чернилами, Хопкинс повернулся к нему, и тихо сказал:
- Том, о твоих битвах я знаю не понаслышке, поскольку мы с тобой не раз сходились в них. Жаль только, что тогда мы были врагами. Я знаю, что ты храбр, и всегда смотришь в лицо опасности. Но будет лучше, если мы умолчим о них, ибо еще живы люди, которые сражались с команчами. Ненависть до сих пор тлеет в их сердцах, и они могут причинить тебе вред. Ты никогда не говорил, как подружился с индейцами, как стал одним из них. Я хочу, чтобы ты рассказал об этом. И о той странной истории с апачским шаманом тоже расскажи...
Старик удивленно взглянул на Хопкинса.
- Один из апачей недавно мельком упомянул о ней при мне, - пояснил полковник. - Но рассказать подробно отказался. Он сказал, что апачи не любят вспоминать об этом.
- Хорошо, друг, - Сонберг кивнул и, немного подумав, добавил. - Но начать мне придется издалека...
Книга первая. Изгой
Ноздри койота жадно втянули воздух. Запах крови будоражил его. Он был голоден, но слишком осторожен. Стоя на краю лощины, зверь неотрывно следил за распростертым внизу человеческим телом. Поскуливая от нетерпения, он пригибал голову, скалился и нервно прохаживался взад-вперед, с каждым разом все ближе подкрадываясь к своей жертве. Инстинкт подсказывал ему, что человек еще жив, но голод подталкивал вперед и придавал смелости. Неожиданно зверь поднял голову, замер и настороженно прислушался. Через мгновение он уже медленно бежал прочь, раздраженный несостоявшимся пиршеством...
1. ВОЕННЫЙ ПОХОД
Неудачи преследовали его с самого начала. Он отправился в свой первый военный поход, переполняемый страстным желанием выделиться, совершить нечто такое, что заставило бы людей с уважением произносить его имя, бывалых воинов воспринимать его как равного, а красивых девушек смотреть ему вслед и восхищенно перешептываться.
В мечтах он видел себя скачущим на великолепном пегом жеребце, в развевающемся на ветру военном головном уборе с длинным... нет, очень длинным шлейфом из красной материи, украшенным белыми перьями священного орла. В руке он сжимал тяжелое, обернутое мехом копье со сверкающим на солнце металлическим наконечником. Он бросался в гущу врагов, и те в ужасе бежали без оглядки, стараясь ускользнуть от столь грозного и яростного воина. Но его конь легко настигал беглецов, и он сбивал их наземь мощными ударами своего страшного оружия...
Но поход не принес Красной Выдре славы, а напротив, заставил его почувствовать стыд и горечь поражения. Он ходил по лагерю опустив голову, краем глаза замечая укоризненные взгляды соплеменников. В случившемся не было его вины, но осуждение, улавливаемое в голосах стариков по возвращению, терзало его, не позволяя забыть о случившемся.
Военный отряд, к которому он присоединился, состоял из девяти воинов и направлялся в набег за лошадьми. Красная Выдра знал, что скорее всего ему не удастся столкнуться с врагом, а придется прислуживать опытным воинам и сторожить их скакунов, когда они отправятся во вражеский лагерь уводить лошадей. Таков обычай для новичка. Команчи считались лучшими конокрадами в прериях, и их огромные табуны всегда вызывали нескрываемую зависть соседних племен. Когда-нибудь, думал Красная Выдра, и у него будет великое множество лошадей.
Вечером, с наступлением темноты, участники похода в военном убранстве и боевой раскраске, встретились у костра, чтобы исполнить Военный Танец. Красная Выдра помнил, как люди, собравшиеся понаблюдать за этим впечатляющим зрелищем и подбодрить отправляющихся на встречу опасной неизвестности воинов, подпевали в такт ударам барабана:
Я ухожу сегодня ночью,
И не скоро вернусь назад.
Пока я буду в пути,
Я буду думать о тебе.
Иногда к барабанщикам подходил кто-нибудь из стариков, таких как Быстрый Волк или Сильная Рука, и объявлял, что хочет поведать о своих деяниях. Танцоры останавливались, барабаны умолкали, и люди заворожено слушали историю былых побед седовласого воина. Это не было бахвальством, просто мудрые старики знали, как взбудоражить горячие сердца молодых и честолюбивых воинов, как вызвать в них стремление проявить себя на военной тропе, чтобы одно лишь упоминание о команчах заставляло врагов бежать, поджав хвосты, подобно шелудивым псам. Когда старик заканчивал свой рассказ, воздух сотрясал мощный боевой клич, вынуждая привязанных у палаток лошадей нервно шарахаться в стороны, а снующих повсюду собак заливаться безудержным лаем, присоединяясь к дикому восторгу людей. Затем барабанщики начинали отбивать ритм следующей военной песни, и действо повторялось вновь и вновь.
По прошествии некоторого времени все разошлись по своим палаткам, подготовились к походу и этой же ночью тайно покинули лагерь. Красная Выдра не помнил ни одного случая, когда военный отряд команчей выступал в поход на врага в дневное время. Это считалось плохим предзнаменованием и сулило смерть всем его участникам.
На третий день, вечером, когда они устроили привал, чтобы поспать и дать отдых лошадям, где-то неподалеку прокричала сова. Соплеменники Красной Выдры верили, что птица эта приносит дурные вести, но посовещавшись, воины решили продолжить путь. Предводитель отряда - огромный, весь изборожденный шрамами человек по имени Короткий Лук, набил священную трубку, и они выкурили ее, пустив по кругу. Через некоторое время все улеглись спать, охраняемые двумя воинами, расположившимися на вершине близлежащего холма.
Утром Короткий Лук подозвал Медвежьего Зуба и велел ему проехать вперед и осмотреть места, по которым пролегал их путь. Красная Выдра помнил, как разведчик легко вскочил на коня и поскакал на юг. Его волосы украшала длинная, спускавшаяся по спине узкая полоска кожи с серебряными пластинами. Когда Медвежий Зуб скрылся из вида, отряд медленно поехал следом.
К полудню они добрались до лесистой, изрезанной оврагами местности. Здесь следовало быть более осторожными, чем в открытой прерии, ведь за любым валуном или деревом мог скрываться враг. Короткий Лук остановил своего коня и приказал одному из воинов ехать чуть впереди, а Красной Выдре - немного позади отряда, прикрывая людей с тыла. Конечно, если бы в окрестностях рыскали враги, такой опытный воин как Медвежий Зуб, непременно заметил бы их и сообщил об этом, но Короткий Лук не хотел рисковать.
Неприятности не заставили себя ждать. Внезапно впереди появились три всадника. Они медленно выехали из-за небольшого холма, и один из них жестами показал: "Друг. Хочу говорить". Незнакомцы принадлежали к племени тонкава, давним врагам команчей. Народ Красной Выдры не просто ненавидел тонкавов, а презирал, испытывая жгучее отвращение к этим жалким существам, любившим полакомиться человеческим мясом. Кровь вскипела в венах людей Короткого Лука, и они схватили оружие. Но Короткий Лук поднял руку, останавливая воинов - в конце концов, тонкавы не проявляли враждебности и не тронули ехавшего впереди отряда воина, который неожиданно столкнулся с ними нос к носу. Красная Выдра помнил, как Короткий Лук сказал:
- Тонкавы хотят говорить? Наверное, увидев нас, они испугались и не прочь попытаться заключить мир. Что ж, мы выслушаем их, а убить можем и позже. Но будьте внимательны, возможно, остальные затаились по кустам.
Затем он показал жестами: "Не бойтесь. Друг. Подъезжайте". И тонкавы медленно поехали навстречу.
Именно самоуверенность Короткого Лука, вспоминал Красная Выдра, подвела их и стала причиной гибели всего отряда. Но кто мог предположить, что врагов окажется так много! Каждый команч в бою стоил двух тонкавов, но справиться в одиночку с пятью не смог бы никто.
Красная Выдра оставался позади отряда, наблюдая за приближавшими людьми. Тонкавы ехали не спеша, словно опасаясь подвоха. У двоих из них за спиной висели луки и полные стрел колчаны, а третий, тот, что находился справа, держал в руке старое, заряжающееся с дула ружье. Тогда он принял их за охотников и подумал, что, вероятно, неподалеку располагается их лагерь, где они оставили свои семьи. Короткий Лук легонько ударил своего коня пятками и шагом направил его навстречу Пожирателям Людей, а остальные команчи, не выпуская оружия из рук и внимательно следя за происходящим, поехали следом. Когда друг от друга их отделяло не более десяти шагов, они остановились. Один из тонкавов поднял руки и, улыбаясь, сказал на языке жестов:
- Мое имя Хромой Койот. Я вождь великого народа тонкава. У меня есть подарок для наших братьев команчей.
Не переставая улыбаться, он опустил руку в расшитую бисером сумку и вынул оттуда блеснувший в лучах солнца предмет. Когда Хромой Койот вытянул руку вперед, Красную Выдру охватило бешенство. Улыбающийся тонкав сжимал в кулаке пучок человеческих волос, к которым была прикреплена полоска кожи с серебряными пластинами, еще недавно украшавшая голову Медвежьего Зуба.
То, что произошло дальше, длилось всего несколько мгновений. Вождь Пожирателей бросил скальп к ногам опешивших команчей, и в тот же миг из-за деревьев, растущих с обеих сторон прогалины, в них полетели стрелы. Тишину разорвал военный клич, вырвавшийся из глоток прятавшихся врагов. Остальное Красная Выдра помнил смутно. Все смешалось. Двое его соплеменников упали с лошадей, сраженные стрелами неприятеля. Он видел, как тонкав направил ружье на Короткого Лука и выстрелил, но команч успел поднять коня на дыбы, тем самым ненадолго продлив себе жизнь. Животное рухнуло на землю, едва не придавив седока. Хромой Койот поскакал к нему, намереваясь растоптать копытами своего скакуна, но Короткий Лук увернулся, прыгнул на врага и сбил его с лошади. Красная Выдра видел, как сжимавшая нож рука команча несколько раз резко опустилась вниз, вонзая острое лезвие в тело соперника, а затем взметнулась высоко над головой с окровавленным скальпом. Короткий Лук что-то закричал своим людям, но скакавший мимо воин тонкавов оборвал его страшным ударом приклада по голове.
Красная Выдра помчался в гущу боя, отбиваясь от наседавших со всех сторон врагов. Силы были неравными и тела нескольких команчей уже неподвижно лежали в высокой траве. Огромный, толстый тонкав кинулся ему наперерез, размахивая украшенной перьями дубинкой, но юноша оказался ловчее, и грузное тело Пожирателя Людей с застрявшим в черепе томагавком тяжело рухнуло на землю. Выдра не стал задерживаться, чтобы подобрать оружие, а выхватив нож, проскакал дальше.
Тонкавов становилось все больше и больше, они выскакивали из-за деревьев и валунов, пешие и конные. Один из них прыгнул с выступа скалы на скакавшего мимо Красную Выдру, но молодой команч успел натянуть поводья. Тонкав с безумными глазами пролетел перед мордой его скакуна, с чавкающим звуком плашмя упал на землю и затих. В тот же момент сильный удар в спину сбил Красную Выдру с лошади. Сбросивший его враг первым оказался на ногах и бросился на молодого воина, надеясь быстро разделаться с ним. Изловчившись, Выдра пнул соперника в живот, тонкав согнулся и юноша, увидев перед собой удивленное лицо противника, полоснул по нему ножом. Тонкав отпрянул, а Выдра вскочил на ноги и коротким ударом вонзил острие в глаз каннибала. Отпихнув обмягшее тело, он дрожащей рукой смахнул застилавший глаза пот и огляделся в поисках своей лошади, но ее уже нигде не было. Там, где еще недавно кипела яростная схватка, все было кончено, и толпа конных и пеших врагов словно воронье кружила вокруг павших команчей. Их победные крики разрывали воздух, заглушая стоны раненых соплеменников, а возбуждение от этой маленькой победы было таким, будто вырезали они не десяток воинов, а все племя команчей целиком. Несмотря на понесенные потери, тонкавы визжали и прыгали от радости над поверженными воинами, размахивая захваченными трофеями и окровавленными скальпами.
Группа всадников отделилась от шумной толпы и с гиканьем понеслась к Красной Выдре, последнему из отряда команчей. Юноша не боялся смерти, но перспектива закончить жизнь в желудках Пожирателей Людей заставила бы содрогнуться и самого бывалого воина. И потому, не рассчитывая на победу, молодой команч бросился бежать к ближайшим зарослям. Но тонкавы быстро нагнали его и, смеясь, начали стегать плетьми. Выдра пытался отбиваться ножом, но это еще больше веселило врагов. Удары сыпались один за другим, рассекая кожу на спине, руках, голове. Кровь заливала глаза, и вскоре он уже не ориентировался в пространстве, слепо размахивая ножом, стараясь поразить невидимых противников. Тонкавы начали легонько тыкать в него остриями копий, нанося неглубокие, но весьма серьезные порезы, пока все тело юноши не покрылось струйками вырывающейся из них крови и он упал на землю, не в силах более сопротивляться нахлынувшей слабости.
* * *
Голоса... Голоса и запах жаренного мяса... Боль... Казалось, кто-то разрывает его тело на куски. Красная Выдра с трудом приоткрыл глаза, попытался приподнять голову, но она вновь упала на грудь. Юноша сделал еще одно усилие и темные, расплывчатые силуэты постепенно начали принимать форму... Он сидел на земле, привязанный к стволу дерева плетеной кожаной веревкой. Неподалеку у нескольких костров суетились какие-то люди... Понемногу память начала возвращаться и Выдра вспомнил детали случившегося. Тонкавы... Они сидели вокруг костров, смеялись и шумно разговаривали друг с другом... Один встал, зачерпнул котелком воду из ручья, направился к пленнику и выплеснул ее ему в лицо... Подошел второй, ухмыляясь протянул что-то насаженное на палку.
- Ешь, это вкусно, - приказал тонкав знаками. Красная Выдра перевел глаза на протянутую палку... Поджаренная на огне кисть человеческой руки. Команч попытался отвернуть голову, а тонкав засмеялся, встал и со всей силы ударил его ногой по лицу. Выдра снова потерял сознание...
Поток холодной воды вновь привел его в чувство. Он не знал сколько времени провел в беспамятстве, но на этот раз вокруг него толпилось много людей. Один из них подошел поближе:
- Я дарю тебе жизнь. Ты вернешься в свой лагерь и поведаешь своим паршивым псам, что тонкавы - могучие воины и не страшатся команчей. Ты скажешь им, что пока в ваших палатках рыдают женщины, мы пируем и танцуем над кровавыми скальпами их мужей. Ты видел все. Тонкавы - великие воины, и если команчи вздумают послать еще один отряд в нашу страну... Что ж, мы выпьем их кровь и съедим их плоть, а кости... кости отдадим собакам.
Затем он вытащил нож, нагнулся и одним движением перерезал опутавшую тело Красной Выдры веревку. Еще несколько секунд он всматривался в безжизненные глаза команча, стараясь понять, хорошо ли тот слышал его.
- Да, ты слышал, - удовлетворенно ухмыльнулся он и брезгливо отпихнул тело ногой.
Когда тонкавы уехали, Красная Выдра попытался подняться, однако это оказалось превыше его сил. Тогда, упираясь истерзанными руками в землю, превозмогая страшную, пронзающую тело боль, юноша подтянул свое непослушное тело и медленно пополз к ручью. Иногда он останавливался и лежал, отдыхая. Иногда забывался, и дух его уходил странствовать. Прошло много времени, прежде чем руки его коснулись живительной влаги. Он опустил лицо к воде, припал к ней разбитыми губами и долго, и жадно пил, ощущая солоноватый привкус смешивавшейся с водой крови. Утолив жажду, Красная Выдра попытался сесть, но приступ рвоты бросил его на землю, и он скрючился, изливая на себя потоки зловонной кровавой слизи. Спазмы сжимали его тело, накатываясь огненными волнами боли, которые, казалось, старались вывернуть его тело наизнанку... Слабость вновь взяла верх и дух Выдры вновь ушел странствовать.
2. БЕЛЫЙ ФУРГОН
Белый фургон медленно перевалил через вершину холма и начал спускаться в долину. Две запряженные в него лошади, понуро свесив головы, неспешно передвигали ноги. Они уже достаточно подустали за прошедшие дни, и их едва ли можно было заставить двигаться быстрее. Палящее солнце, пыль и постоянно вьющийся вокруг животных рой мошкары, еще сильнее усугубляли их состояние.
Сидящие на козлах пожилой человек в черной одежде и девушка, тоже были порядком утомлены двухдневным путешествием по безлюдным просторам.
- Сколько нам еще ехать до миссии? - спросила Мишель.
- Думаю, что завтра к вечеру мы уже будем там, - ответил священник.
- Мне говорили, что в эти места иногда забредают дикие индейцы. Не хотелось бы столкнуться с ними.
- Не думаю, что мы повстречаем их. Местность здесь пустынная, почти нет воды и мало дичи, а белые люди редко пользуются этой дорогой. Краснокожим нет смысла приезжать сюда.
- А если мы все же встретим кого-либо из них?
- Мы не солдаты. Зачем им нападать на нас? Мы мирные люди и никогда не причиняли им зла. Нам не нужна их земля, мы не убиваем их дичь. Какой им прок от нас.
- А лошади? - не унималась Мишель.
- Кому нужны эти клячи, - улыбнулся священник.
- А ружье? - указала девушка на лежавший под рукой старенький "карабин Холла".
- Мы его им подарим, все равно стрелки из нас неважные.
Веселый тон старика немного успокоил девушку и, стараясь окончательно развеять ее сомнения, он продолжил:
- Мы уже два дня в пути, а ты только вспомнила об инд...
Священник не докончил фразы, потому что лошади неожиданно подняли головы и, раздувая ноздри, начали пятиться. Он натянул поводья и попытался успокоить животных ласковыми словами.
- Что это? - встревожилась девушка.
- Должно быть какой-то зверь, - предположил старик.
Испуганно глядя по сторонам, девушка взяла карабин, и взвела затвор.
- Смотри! Там, впереди!
Тело человека лежало в траве, метрах в десяти от фургона и прямо на их пути. Ветер дул в спину, поэтому лошади не могли учуять его и заметили лишь оказавшись совсем рядом...
* * *
Лошади... Странные, белые лошади, с крыльями на спине, с длинными, развевающимися на ветру, иссиня-черными гривами, кружили над ним в небе. Их хвосты были коротко острижены и украшены пучками больших, красивых перьев священного орла. Они были столь прекрасны, что человек не мог оторвать глаз от представшего перед ним величественного зрелища. У него никогда не было таких быстрых, сильных лошадей. Владея ими, он стал бы самым богатым воином в племени.
Человек протянул к ним руки и тихо поманил к себе. Лошади остановили свой стремительный бег и, кротко опустив головы, фыркая и вздымая бока, медленно начали спускаться к нему. Их было двенадцать.
Радостное возбуждение охватило человека. Никто, никогда не имел таких скакунов. Он ходил между ними, гладил их, говорил нежные слова, а лошади, сгрудившись вокруг него, мягко тыкались мордами в его руки, плечи, лицо.
С этими, словно птицы летающими под облаками, резвыми и послушными животными, он сможет одолеть любого врага и совершить много славных дел. Если даже все недруги ополчатся на него... кому под силу поймать всадника на крылатом скакуне? Он сможет парить в небе рядом с орлами и, может быть, когда-нибудь съездит к старику Солнцу! Пройдет много лет, а люди все еще будут вспоминать его имя, воспевать в песнях и рассказывать детям о могучем воине и странных лошадях.
Радость переполняла его сердце и он начал танцевать, распевая в такт: "Хай-я, хай-я..."
Лошади встрепенулись, изогнули гордые шеи и забили копытами по земле, вырывая с корнем молодую траву, ломая кусты и вытаптывая маленькие, только пробившиеся на свет цветы. Хлопая крыльями, они вставали на дыбы и резко выбрасывали в его сторону передние ноги, стараясь ударить, смять, растоптать... и они скалились! Он никогда не видел у лошадей таких мощных, острых зубов. В одно мгновение страх опустошил его, подавил, смял волю и заставил в ужасе отшатнуться.
Мгла окутала все вокруг, закрыла от взоров яркое, доброе солнце, а лошади, еще недавно такие живые и реальные, начали терять свои очертания, изменяться, становясь все более похожими на странных крылатых людей в белых одеяниях. Человек бросился бежать... прочь... прочь... подальше от этих жутких созданий, но его быстро нагнали и, подхватив, перенесли в некое странное место, где толпилось много индейцев. Они принадлежали к разным племенам. Там были все - и друзья, и враги. Оборванные и грязные, они группами слонялись внутри небольшого загона, а крылатые люди, гримасничая и громко покрикивая, протягивали им сквозь ограду высохшую, пожухлую траву, и ударами хлыстов перегоняли с места на место... словно то были табуны лошадей... Холод...холод...холод...
Видение постепенно рассеялось и раненый индеец приоткрыл глаза. Двое белокожих, старик в черной одежде и молодая девушка, склонились над ним, тревожно всматриваясь в его перепачканное кровью лицо.
* * *
Цепочка двигавшихся друг за другом всадников остановилась, когда из-за располагавшегося впереди валуна, мягко ступая, появился человек с накинутой на голову волчьей шкурой. Указывая рукой на север, он что-то сказал ехавшему впереди, а затем подошел к одному из воинов, державшему его скакуна. Предводитель отряда отдал резкие, короткие распоряжения и, спешившись, индейцы начали готовиться к бою. Они надевали свои военные одежды, раскрашивали лица и совершали магические обряды. Индеец всегда, когда позволяло время, перед схваткой готовил себя к встрече с Великим Духом. Если воину предстояло умереть, он хотел предстать перед божеством в своих лучших одеждах.
Когда все приготовления были закончены, предводитель сделал знак и воины, вскочив на лошадей, поскакали вслед за разведчиком. У одного из холмов они натянули поводья и остановились. Несколько человек взобрались на вершину и осторожно, дабы не выдать своего присутствия, осмотрели окрестности. Внизу, на расстоянии полета стрелы, двигался белый фургон с парой впряженных лошадей. На козлах сидели пожилой человек в черной одежде и молодая девушка. Индейцы еще раз внимательно изучили долину, выясняя, нет ли поблизости других людей, а затем вернулись к своим товарищам...
Индейцы атаковали так неожиданно, что Мишель даже не успела испугаться. Она зачарованно смотрела на приближавшихся всадников, которые один за другим появлялись из-за ближайшего холма, пока просвистевшая рядом стрела не вывела ее из оцепенения. Девушка схватила лежавший поблизости карабин и попыталась взвести затвор. Страх сковал ее тело, пальцы не слушались, и оружие едва не выскользнуло из ее рук.
Старик, стараясь уйти от погони, безжалостно настегивал лошадей, в то время, как Мишель пробралась в конец фургона и, откинув полог, приготовилась стрелять в быстро нагонявших их дикарей. Фургон сильно трясло и ей никак не удавалось хорошо прицелиться. Она пару раз выстрелила в толпу визжавших воинов, но ни в кого не попала.
Видимо, не воспринимая бледнолицых всерьез, индейцы почти не стреляли в ответ. Они скакали не пригибаясь к шеям своих лошадей, а наоборот, держались прямо, как бы показывая, что враги бессильны и уже ничто не спасет их. Это еще сильнее пугало Мишель, но она постаралась взять себя в руки и начала перезаряжать карабин. Обнаженный до пояса дикарь, весь вымазанный красной краской, подскакал совсем близко, вытянул руку, ударил Мишель по плечу концом лука. Удар не был сильным, но испуганная девушка отшатнулась, а воин радостно оскалился, осадил коня и что-то прокричал своим товарищам.
Несколько краснокожих начали огибать фургон слева и девушка, направив на них карабин, выстрелила. Она увидела, как на белой мексиканской рубахе одного из воинов появилось красное пятно и он, вскинув руки, рухнул на землю под копыта лошадей соплеменников. Индейцы взвыли, обрушив на фургон рой стрел. Что-то больно обожгло щеку, разрывая кожу. Карабин выпал из ее рук, и девушка в ужасе кинулась вглубь фургона, словно могла спрятаться там от вопящих вокруг дикарей. Боли от раны она не чувствовала, лишь отчаяние, да безысходность с каждым мгновением все сильнее овладевали ей. Она уткнула лицо в ладони, и слезы, смешиваясь с кровью, потекли по ее щекам. Стрела с глухим стуком воткнулась в пол у ее ног...
- Мишель! Стреляй, дочка! Стреляй!
Крик старика вывел ее из оцепенения, и она подняла карабин. В проеме фургона появилась раскрашенная, утыканная перьями голова и Мишель нажала на спусковой крючок. Индеец на мгновение осел, а затем снова попытался забраться вовнутрь, но девушка, превозмогая боль и страх, подскочила к нему и прикладом вышибла его наружу.
Резкий стон старика заставил ее обернуться, и она увидела, как один из краснокожих заскочил на козлы и несколько раз ударил священника ножом. Превозмогая страх, Мишель бросилась на помощь и вдвоем им удалось сбросить нападавшего. Дрожащими руками она направила карабин на всадников, и те немного отдалились от фургона, но затем снова начали настегивать лошадей. Они уже перестали бахвалиться и низко припадали к шеям своих скакунов, стараясь избежать ненужных потерь. Стараясь не выпускать дикарей из виду, Мишель искоса бросила взгляд на священника. Старик завалился на бок, вся его грудь была в крови, а глаза смотрели куда-то под копыта лошадей, но он все еще пытался править упряжкой. Появившийся слева всадник ударил его копьем в шею. Старик захрипел, откинулся на спину, а Мишель закричала от охватившего ее ужаса и выстрелила в индейца, но дикарь лишь смеялся. Направив коня немного в сторону, он с силой метнул копье в одну из запряженных в упряжку лошадей.
Девушка с ужасом увидела, как тяжелое копье медленно пролетело мимо нее и глубоко вошло в бок несчастного животного. Лошадь споткнулась, ее передние ноги подкосились и она упала, увлекая за собой впряженное рядом животное. Фургон накренился и Мишель вылетела наружу.
Прошло некоторое время, прежде чем девушка пришла в себя, сознавая, что лежит на земле. Все тело болело, а лицо превратилось в сплошную кровавую массу. С той стороны, где была порвана щека, глаз заплыл настолько, что она уже не могла им видеть. Мишель попыталась приподняться и медленно, превозмогая боль, встала на колени и начала молиться. Она знала, что старик мертв и скоро они встретятся на небесах, но распухшими губами продолжала шептать молитву, прося Господа, чтобы прекратилась эта чудовищная боль, чтобы произошло чудо и все случившиеся оказалось лишь страшным сном.
Один из дикарей поскакал к Мишель. Свесившись, индеец ухватил ее за волосы и рывком дернул на себя. Тело девушки перевернулось в воздухе и упало на землю. Она еще раз попыталась встать, но воин развернулся и, направив на нее коня, снова сбил девушку на землю.
Больше она не поднялась...
* * *
Спустя несколько дней команчи вернулись в свой лагерь. Они захватили скальпы белых людей, но гибель двух соплеменников опечалила их сердца. Кроме того, неподалеку от места схватки, воины обнаружили израненного Красную Выдру, рассказавшего о том, как тонкавы расправились с членами его военного отряда. Весь лагерь окутала скорбь...
Красная Выдра приподнялся на ложе:
- Отец, мне нужен твой совет.
Старик повернулся к сыну, достал трубку и, набив ее табаком, раскурил.
- Говори, мои уши открыты для твоих слов.
- Почему белые люди не убили меня? Ведь я команч, а значит их враг? Я был беззащитен, как птенец, и даже той белокожей девушке не составило бы труда перерезать мне горло. Вместо этого они помогли мне, перевязали раны, а уезжая поделились водой и пищей, чтобы я смог вернуться к своему народу. Мне жаль, что наши воины убили их... это странно, отец, но сердце мое скорбит по ним, несмотря на то, что от их рук погибли Щепа и Смотрит в Даль... Старик был очень добр, он все время улыбался мне и пытался многое сказать, но, к сожалению, я не знал его языка и не мог его понять. А девушка... она... она была очень красива, - Красная Выдра в смущении опустил голову, но затем гордо вскинул ее и посмотрел отцу прямо в глаза. - Да, очень красива, и очень старательна. Она постоянно находилась рядом и помогала старику обрабатывать мои раны. Сперва она была насторожена и немного пуглива, словно маленький олененок, но вскоре успокоилась и даже... Я видел, как она молилась. Слов я не понимал, но было ясно, что она просит духов помочь мне... Она тоже была добра и заботлива. - Юноша отвел взгляд в сторону догорающего костра и задумчиво произнес, - я хотел бы иметь такую жену.
Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил вновь:
- Я всегда слышал, что белые люди злы и коварны, что их следует остерегаться, и всегда быть начеку в делах с ними. Мне говорили, что белый человек во всем ищет выгоду и ничего не делает для других. Я не понимаю. Они же были белые, но совсем не такие, о которых говорят наши люди. Отец, я не понимаю, я запутался...
Красная Выдра рассказал все, что с ним произошло, а когда он поведал о странных крылатых лошадях, пришедших к нему в видении, старик некоторое время неподвижно сидел молча. Потом он встал, откинул полог палатки и, выглянув наружу, приказал жене сходить за Спящим Волком.
Много лет назад, когда Спящий Волк был ребенком, его пленили мексиканцы и отдали в христианскую миссию. Он провел там несколько лет, прежде чем ему удалось бежать и вернуться к своему народу. Он был одним из немногих, кто понимал помыслы белых людей. Позднее он стал шаманом - одним из тех, кому ведом язык животных и духов, и Стреляющий в Птицу, отец Выдры, надеялся, что старик сможет объяснить, что же духи хотели сказать его сыну в видении.
Спящий Волк внимательно выслушал рассказ Красной Выдры, после чего склонил голову и долго молчал. Когда он начал говорить, его глаза были наполнены печалью:
- Белые люди странные... Они словно люди наоборот. Черные Сутаны учат их, что нельзя брать чужое, но они воруют наши земли. Сутаны говорят, что их Бог запрещает убивать людей, но они убивают друг друга, и наших детей. Они обещают Богу не обижать слабого, но насилуют наших женщин. Когда команч дает клятву, он выполняет ее, даже если ему для этого придется умереть. Белые люди поступают иначе. Когда-то я жил среди них, но все равно не в силах понять их пути. Порой мне кажется, что они сами не понимают, что творят. Они словно снег в жаркий, летний день... В твоем видении духи предостерегают нас. Когда-нибудь мы поверим словам Черных Сутан, и Сила уйдет от нас.
Спящий Волк поднялся и молча вышел из палатки. Его руки дрожали.
3. БЕЗУМИЕ
Военный отряд, призванный покарать вероломных тонкавов, благодаря охватившему людей гневу и пережитому племенем унижению, был организован довольно быстро. Около восьмидесяти команчей и их братьев кайовов решили примкнуть к экспедиции и отправиться на поиски Пожирателей Людей.
Красная Выдра был еще слишком слаб, чтобы присоединиться к уезжавшим воинам, да, впрочем, никто и не хотел, чтобы он участвовал в походе - его магическая сила была плохой и многие соплеменники опасались, что он навлечет на отряд беду. "Ему бы следовало умереть, как подобает команчу, а не валяться у ног тонкавов, наблюдая как пожирают они собратьев его", - поговаривали люди, и их не интересовало, что Красная Выдра был серьезно ранен. Он - воин, и этим все сказано.
Спустя два месяца измотанные, уставшие воины на тощих лошадях, с понурыми лицами въехали в селение. Они нашли лишь остывшие кострища лагерной стоянки тонкавов, свидетельствовавшие о том, что те спешно бежали в горы, справедливо опасаясь возмездия разъяренных команчей. Отряд немедля пустился в погоню, но неожиданно наткнулся на крепкое подразделение мексиканских драгун. Бой проходил с переменным успехом, пока подошедшее к вечеру подкрепление из сотни пехотинцев не разметало индейских воинов по равнине, обратив их в бегство. На следующее утро, когда отряд собрался в заранее оговоренном месте, команчи не досчитались трех воинов. Несколько человек было ранено, но, к счастью, не слишком серьезно.
Столкновение с мексиканцами не охладило пыла воинов и отдохнув несколько часов, они продолжили путь в сторону гор. Дни проходили один за другим, но разведчики так и не могли обнаружить следов тонкавов, словно их никогда и не было. Люди начали уставать, лошади отощали, а безрезультатные поиски вели к разговорам о возвращении домой. Последней каплей стало нападение мескалеро-апачей. Имевшие хорошие ружья и избегавшие прямого боя, попрятавшиеся за нагромождениями камней апачи первым же залпом сшибли с лошадей десяток команчей, заставив властелинов равнин убраться подальше от коварных скал...
Красная Выдра ушел из селения в ту самую ночь, когда вернулся поредевший военный отряд.
* * *
Лагерь не спал. Несмотря на давно опустившуюся ночь, он походил на растревоженный улей. Со всех концов его доносился шум, пение и бой барабанов. В центре горел огромный костер, вокруг которого мелькали тени танцующих людей.
Полог одной из стоявших на краю селения палаток откинулся и из проема появилась голова. Сальные, заплетенные в косы волосы волочились по земле, а изо рта тянулась густая струйка тягучей слюны. Тонкав был пьян, как и большая часть обитателей лагеря. Он выполз из типи на четвереньках и замотал головой. Затем привстал на колени, рыгнул, вытер толстые, мокрые губы грязной ладонью. Похлопав себя по жирному, дряблому животу, он попытался подняться на ноги, но страшный удар в затылок опрокинул его на землю. Черный силуэт незнакомца метнулся к поверженному телу. Сильная рука ухватила тонкава за косу, а острый нож полоснул вокруг шеи, отсекая окровавленную голову. Когда спустя некоторое время в лагере тонкавов раздался истошный женский крик, Красная Выдра был уже недосягаем.
* * *
Едва первые лучи солнца озарили укрывшийся в низине у Волчьего ручья лагерь команчей, на вершине одного из холмов появился странный всадник. Он восседал на горячем, черном как смоль жеребце, в гриву и хвост которого были вплетены пучки орлиных перьев, а на шее и крупе красовались изображения зигзагообразных молний и прочих магических символов, дарующих скакуну быстроту, легкость и недоступность для вражеских стрел и пуль. Жеребец нетерпеливо гарцевал на месте, готовый в любой момент сорваться с места и устремиться вниз по склону холма, но могучая рука всадника без труда управляла полудиким мустангом.
Однако не красота благородного животного привлекла к себе взоры только приходивших в себя после сна обитателей селения. Взгляды команчей приковал необычный, пугающий вид всадника, напоминавшего скорее злого духа из страшных видений, нежели живого человека из плоти и крови. На нем не было никаких украшений, за исключением ожерелья из нанизанных на кожаный шнурок человеческих пальцев, перемежавшихся скальповыми прядями. Его длинные, распущенные волосы были вымазаны грязью, а обнаженное тело с головы до пят покрывала черная краска. Черный цвет у команчей символизировал победу, но грязь на распущенных волосах говорила о глубокой скорби, что никак не вязалось одно с другим. Костюм его состоял лишь из набедренной повязки, истрепанных мокасин, и большого темно-серого одеяла, небрежно перекинутого вокруг талии. Стоя на фоне восходящего солнца, черный всадник сливался со своим скакуном, создавая впечатление единого существа. Он еще некоторое время оставался на холме, а затем вскинул вверх зажатый в руке томагавк, запрокинул голову, и из глотки его вырвался леденящий кровь вой. Ударив коня пятками, черный воин помчался к раскинувшимся в низине палаткам.
- Красная Выдра!?! - удивленно воскликнул кто-то из толпившихся команчей, и мужчины, приготовившиеся было дать отпор таинственному духу, опустили луки и облегченно вздохнули. По виду юноши и тому, как гордо он держался, было ясно, что его военный поход прошел успешно и ему есть чем похвалиться перед другими воинами.
Лагерь наполнился радостными криками, а прятавшиеся за спинами воинов женщины и дети высыпали навстречу возвращавшемуся соплеменнику. Мужчины были более сдержаны, но и их лица смягчились, когда быстроногий жеребец пронес Красную Выдру в центр собравшейся толпы. Резко остановив скакуна, юноша запрокинул голову к небу и, потрясая топором войны невидимому врагу, снова протяжно провыл, подражая волку. Его конь долго не мог успокоиться после бешенной скачки - фыркал, бил копытами землю и, нервно перебирая ногами, скалил белоснежные зубы. Красная Выдра сунул руку в складки одеяла, вытащил грубо скроенный кожаный мешок и, перевернув его, высыпал содержимое к ногам собравшихся команчей. Шум стих, когда они увидели лежащие перед ними на земле трофеи...
Жизнь индейцев в те времена была суровой, смерть никогда не уходила далеко от их селений, и каждый - будь то мужчина, женщина или маленький, слабый ребенок - был готов встретить ее достойно в любой момент. Опасность подстерегала краснокожего всегда и повсюду: на охоте его мог порвать или растоптать рассерженный зверь; иногда из его угодий уходили бизоны, и голод безжалостно отбирал жизни слабейших; с приходом белого человека неизвестные болезни начали косить целые народы, и шаманы беспомощно опускали руки перед новой напастью... Но более всего Люди страдали от войн - нигде и никогда команч не мог чувствовать себя в безопасности. Многочисленные враги - индейцы, американцы, мексиканцы - выгадывали любую возможность, чтобы посчитаться с великими всадниками Южных Равнин. Они были превосходными воинами, находившими радость в сражениях и опасных приключениях, считая, что только так мальчик может стать мужчиной и приносить пользу племени. Их силу боялись, их отвагу уважали, их самих ненавидели. Они легко наживали врагов, но весьма привередливо выбирали друзей, и потому врагов всегда было больше. Команчи не упускали случая помериться силами с новым противником, а это, в свою очередь, влекло к ответным военным действиям против них. Даже в собственном лагере команчи, как впрочем и все другие племена индейцев равнин, должны были оставаться настороже - всегда мог появиться более крупный неприятельский отряд, либо в него могла прокрасться группа конокрадов, не брезговавших заодно снять пару скальпов с его обитателей. Культ Войны всегда был основной движущей силой в жизни степных кочевников, а война - это всегда кровь, это всегда смерть...
В густой траве валялись три посиневшие, распухшие от жары, кишащие толстыми белыми червями человеческие головы, и несколько отрезанных кистей рук с отсеченными пальцами. Головы не были скальпированы, и по типу причесок и ушным украшениям столпившиеся команчи легко опознали, что прежде они принадлежали индейцам тонкава. Останки пролежали в мешке много дней, и омерзительный запах заставил людей прикрыть руками носы и отойти подальше, но они успели разглядеть, что у голов срезаны губы и выломаны челюсти.
Не обращая внимания на возникшее замешательство, Красная Выдра спрыгнул с коня и, передав поводья подвернувшемуся мальчишке, тихо произнес:
- Они больше не смогут сделать этого.
Затем он накинул на голову серое одеяло и ушел в свою палатку.
С тех пор от него никто не слышал ни слова. Шло время, но он так и продолжал молчаливо ходить, завернувшись с головой в свое серое одеяло, словно человек, навсегда потерявший дар речи. Люди прозвали его Безумной Красной Выдрой, зачастую сокращая имя до простого Безумный. Он в одиночку уходил в набеги, и всегда возвращался с добычей. Иногда это были лошади, иногда скальпы, но никогда больше не привозил он тех отвратительных трофеев, которые преподнес соплеменникам на Волчьем ручье. Юноша возмужал, а в количестве отважных деяний превзошел многих более старших воинов. Его табун мог бы стать одним из самых больших в общине, но он всегда раздаривал пригнанных лошадей, просто оставляя их у палаток бедных семей. Люди уже не вспоминали о его первом неудачном походе, но Выдра продолжал жить подобно волку-одиночке, отклоняя все предложения. У команчей было принято рассказывать о своих подвигах, но молодой воин не следовал этому обычаю, и большая часть его походов оставалась тайной для племени. Лишь иногда до них доходили слухи о событиях, участником которых мог быть только Красная Выдра. Однажды мексиканский торговец рассказал, что тонкавы много говорят о неком Черном Духе, который периодически появляется в их лагерях и подстерегает несчастных. Они утверждали, что Дух отсекает у своих жертв головы и уносит их в небо. Сперва он приходил только по ночам, но последнее время начал проникать в их лагеря и среди бела дня. Торговец в душе смеялся над тонкавами, считая их слова суеверным бредом, пока однажды, находясь в их лагере на реке Бразос, сам не стал свидетелем появления на вершине холма черного всадника на гнедом жеребце, а спустя два дня один из тонкавов был найден в своей палатке обезглавленным. Но Красная Выдра продолжал хранить молчание и сторониться общения с людьми.
4. ИСТОРИЯ КРОУ
Однажды в селение прискакал гонец от кайовов, сообщивший, что скоро к команчам прибудет лагерь его народа, вместе с несколькими гостившими у них кроу. Радостная весть быстро облетела палатки, и люди начали готовиться к встрече старых друзей. Когда-то они воевали друг с другом, но потом заключили мир, который с тех пор не был ни разу нарушен. Со временем кайовы и команчи стали столь близки, что многие кайовы начали жить среди команчей и наоборот. Племена часто ставили свои лагеря рядом, вместе охотились, вместе воевали, вмести делили радости и невзгоды, победы и поражения. Нападая на кайовов, человек должен был знать, что сразу же становится врагом команчей. Они были братьями.
Когда к полудню вдали показалась нестройная колонна всадников, люди высыпали им навстречу. Впереди ехали разодетые в праздничные одежды воины, следом, на впряженных в травуа кобылах, тянулись женщины и дети, а по бокам процессии старшие мальчики гнали огромные табуны прекрасных лошадей.
Женщины начали ставить палатки, а мужчины отправились в гости, чтобы покурить и обменяться новостями. Вскоре лагеря наполнил веселый гомон, сопровождавший устроенное команчами пиршество и взаимную раздачу подарков. Песни и танцы продолжались до поздней ночи.
Среди прибывших гостей особо выделялась небольшая группа людей, отличавшихся своими невероятно красивыми одеяниями, богато украшенными разноцветными бисерными вышивками. Рукава их рубах из белоснежной оленьей кожи были оторочены скальповыми прядями и хвостами горностая, а на груди висели длинные нити бус. Прически этих людей сильно отличались от привычных на южных равнинах - вымазанная чем-то челка стояла торчком, а длинные волосы, с закрепленными в них орлиными перьями, спускались по спине до пояса. Это были кроу.
Кайовы прежде жили в горах далеко на севере и там подружились с кроу. Много лет назад кайовы ушли на юг и стали кочевать по южным равнинам, но дружба с кроу продолжалась до сих пор и люди из обоих племен часто наведывались в гости друг к другу, несмотря на разделявшее их теперь огромное расстояние, и опасности, которым они подвергали себя, проходя через земли враждебных племен.
Красная Выдра не принимал участия в празднествах, оставаясь в своей палатке, а когда к отцу вместе с пожилым кроу пришел старый друг, кайова по имени Плохая Рука, он накинул на голову одеяло и ушел в холмы. Юноша провел там всю ночь, решив не возвращаться в лагерь, пока не закончится всеобщее веселье. Перед рассветом Выдра проснулся и отправился к реке, намереваясь умыться, пока соплеменники спят. На берегу, покуривая маленькую трубку, у небольшого костра сидел вчерашний гость его отца - старик кроу. Команч хотел пройти мимо, но седовласый человек жестом остановил его и предложил свою трубку. Предложение было столь неожиданным, что юноша в нерешительности остановился, посмотрел на старика, а затем опустился рядом и принял из его рук небольшую, вырезанную из красного камня, трубку.
Он был сбит с толку, ведь по существующему у индейцев обычаю, человек, тем более старший по возрасту, мог предложить свою трубку только тому, кого уважал и считал другом.
- Я Белый Бык из племени кроу, - на языке жестов сказал старик после того, как они немного покурили. - Ты сын Стреляющего в Птицу, и люди зовут тебя Безумной Выдрой?
- Да, это так, - ответил юноша жестами, отметив про себя, что сидящий напротив человек смотрит на него открыто и по-доброму.
Старик выбил трубку, достал украшенный геометрическими узорами кисет, и заново набил ее табаком.
- Я слышал о твоих подвигах. Ты великий воин.
Красная Выдра не смог скрыть удивления на своем лице, но Белый Бык, казалось, не заметил смущения собеседника и потянулся за угольком, чтобы вновь раскурить трубку. Передав ее юноше, старый воин продолжил говорить знаками:
- Люди знают о твоих деяниях, - Выдра промолчал, и тогда старик добавил: - Они гордятся тобой.
- Нет. Они презирают меня.
- Это не так, - лицо старика озарила широкая, искренняя улыбка. - Ты сполна отомстил тонкавам, они боятся тебя и прозвали Черным Духом. Они думают, что ты не человеческое существо, а злой дух, и бегут при одном упоминании о тебе. Ты добр к соплеменникам и беспощаден с врагами. Многие восхищаются тобой, хотя и сторонятся, считая, что духи забрали твой разум.
Красная Выдра промолчал и, сделав еще несколько затяжек, передал трубку старику.
- Я уже стар, - выбив догоревший табак и убрав трубку в кисет, сказал Белый Бык. - Многое видели мои глаза и слышали уши. И поверь мне, не один ты попадал в положение человека, от которого несправедливо отворачивались сородичи, а беззубые старухи кричали ему в спину проклятия... Глупые, старые вороны...
История, произошедшая с одним из моих соплеменников отличается от твоей, но чувства его были схожи. Случилось это давно, когда я был гораздо моложе тебя, но хорошо помню, как воины кроу нашли на заснеженной равнине юношу из племени черноногих с вывихнутой ногой и привезли его в лагерь. Черноногие всегда были нашими врагами, но незадолго до этого мы заключили с ними перемирие, а потому не стали убивать юношу. Мы, кроу, всегда старались держать свое слово, чего нельзя сказать о наших противниках. В тот год зима выдалась суровой, равнины и горы покрылись глубоким снегом, а ветер дул такой, что мало кто без необходимости выходил из палаток наружу. На зиму наше племя разбивалось на много маленьких лагерей, и мы не могли знать, что к тому времени черноногие уже успели нарушить договор, убив нескольких людей кроу. Об этом мы узнали лишь когда сошли снега.
Наши шаманы позаботились о черноногом, которого мы прозвали Чужим, и он быстро пошел на поправку. Его приютил человек по имени Гризли. Чужой оказался толковым, очень веселым парнем, и Гризли полюбил его, как родного сына. А спустя некоторое время и все кроу стали относиться к нему, как к равному, как к соплеменнику. Ему ни в чем не было отказа, и у нас не было от него никаких тайн. Он знал, где мы ставили свои лагеря, где пасли лошадей. Он стал одним из нас. Но весной Чужой неожиданно исчез. Мы искали его по следам, но они оборвались на берегу бурной реки, и семья Гризли очень горевала, полагая, что с юношей случилась беда.
А летом начали исчезать лошади и гибнуть люди, далеко удалившиеся от лагеря. Такое случалось и прежде - война есть война, но в тех случаях мы всегда находили следы и преследовали врагов, а этот враг оказался неуловим. Он будто заранее знал, где мы поставим лагерь, где укроем свои табуны. Наши воины устраивали засады. Безрезультатно. Но однажды в лагерь пришла Олениха - женщина кроу, захваченная в плен черноногими, и сумевшая бежать. Она была обессилена, в изодранной одежде и с разбитым лицом. Женщина поведала, что в лагере черноногих появился юноша, который отсутствовал целую зиму. Он рассказал, что в начале зимы, будучи на охоте сломал ногу и едва не умер, но духи забрали его к себе, вылечили и научили, как стать невидимым для врагов-кроу. С той поры он совершил много военных походов и всегда возвращался с лошадьми и скальпами. Было не сложно догадаться, что речь шла о Чужом, но Гризли отказывался верить в предательство своего приемного сына, пытаясь убедить всех в его невиновности. Но кто-то продолжал уводить лошадей и убивать людей, избегая засад и ловушек. И тогда люди начали обвинять Гризли в том, что он дал приют врагу. Матери погибших осыпали его проклятиями, а воины стали открыто сторониться его общества. В одну из ночей Гризли взял своего боевого коня и тайно от всех ускакал в неизвестном направлении. Он никогда больше не вернулся, но с той поры исчез и таинственный враг.
Только спустя годы, когда между нашими племенами вновь было заключено перемирие, мы узнали, что произошло. Черноногие рассказали, как однажды у их лагеря появился всадник на горячем коне. На нем были одежды военного вождя кроу, а голову его украшали орлиные перья - свидетельство былых побед над врагами. Человек соскочил с коня, положил на землю оружие и твердым шагом направился в кишащий врагами лагерь. Это был безрассудный поступок, и визжащая от ярости толпа скорее всего разорвала бы его на части, если бы не вмешался пораженный храбростью человека вождь черноногих. Он хлыстом, словно свору голодных собак, отогнал от смельчака людей, а затем жестом пригласил незнакомца в свою палатку. Этот черноногий был старым воякой и знал, чего стоит человек, не побоявшийся в одиночку открыто войти в логово врага. Он был восхищен его поступком.
Вождь черноногих, а звали его Человек Кутэней, усадил кроу на почетное место и велел своим женам накормить его. Пока незнакомец ел, в палатку вождя один за другим начали сходиться старцы и самые влиятельные воины племени. Рассевшись на бизоньих шкурах, они молча наблюдали за отважным врагом, а когда тот закончил есть и отставил плошку в сторону, Человек Кутэней обратился к нему на языке жестов:
- Кто ты, и зачем пришел?
- Меня зовут Гризли. Я кроу. Я ищу человека, которого мы зовем Чужим.
- Мы не знаем человека с таким именем.
И тогда Гризли рассказал собравшимся, как нашли его люди в снегу юношу черноногих с вывихнутой ногой, как вылечили и приютили его. Он рассказал про то, как исчез юноша, и как люди горевали о нем. Гризли говорил долго, глядя на пылающий в очаге огонь, но враги видели горечь в его глазах. И они понимали, о ком идет речь. Ярость охватила Человека Кутэней, когда стало ясно, что Чужой обманул не только своих врагов, но и соплеменников. И когда Гризли закончил свой печальный рассказ, он спросил:
- Что ты хочешь?
Гризли хмуро окинул взглядом собравшихся, а затем повернул голову к вождю:
- Я хочу драться с ним. Драться один на один.
Человек Кутэней медленно кивнул:
- Тот, кого вы, кроу, зовете Чужим, живет в моем лагере. Ты будешь драться с ним на рассвете завтрашнего дня, и пусть духи решат, кто должен остаться в живых. Если им окажешься ты, я позволю тебе уйти из моего лагеря невредимым. Если победит он, ему, как лжецу, более не найдется места среди моих людей, и он должен будет покинуть нас. А сейчас отдохни. Твой путь был долог, а бой предстоит тяжелый.
Человек Кутэней и Гризли еще долго говорили друг с другом. Один был восхищен храбростью своего врага, другой благородством радушного хозяина. Они обсуждали былые войны и скорбели о погибших в них родных и любимых. Оба считали, что пришла пора прекратить кровопролитие и кто знает, может быть эта встреча двух заклятых врагов могла принести мир нашим народам, но судьба распорядилась иначе. На рассвете Гризли дрался с Чужим и победил его. Человек Кутэней сдержал слово. Он сам отправился в путь вместе с Гризли, чтобы горячие головы, каковых много во всех племенах, не напали на него где-нибудь вдали от лагеря, чтобы отомстить за соплеменника. На следующий день они простились, и кроу продолжил путь в одиночку. Но с десяток молодых черноногих - друзей Чужого, все же выследили Гризли и убили его.
Сегодня люди поют песни о его храбрости, но тогда... тогда они отвернулись от него. С тех пор прошло много зим, но мои соплеменники до сего дня восхваляют имя его и со стыдом вспоминают о том, как отвергали... Этот человек был моим отцом...
* * *
После того, как Белый Бык ушел, Красная Выдра еще долго сидел на берегу реки у потухшего костра, устремив взгляд в даль. Ему не давали покоя слова старого кроу. Он уже давно привык чувствовать себя отщепенцем и жить собственной жизнью, не вмешиваясь в дела племени, но и не подпуская никого к себе. Красная Выдра не чувствовал за собой вины перед своим народом и павшими сородичами, и от того первое время еще сильнее переживал сердитые взгляды соплеменников. Много раз, сидя в уединении, он размышлял о случившемся и просил духов помочь найти ответы на возникавшие в голове вопросы. Что мог сделать он, молодой и неопытный, в ситуации, с которой не смогли справиться бывалые воины из того злополучного отряда? Как он, израненный и неспособный к сопротивлению, мог спасти тела погибших команчей от людоедов тонкава? Почему он должен отвечать за самонадеянность Короткого Лука, приведшую к гибели военного отряда? Почему его соплеменники считали, что ему следовало бы лучше умереть, чем стать свидетелем такого позора и попытаться выжить? Разве не стоило бороться за жизнь, чтобы потом отомстить врагам? Отношение соплеменников разжигало в нем ответное чувство злобы и ненависти к собственному народу, отвергшему его за просчеты и неосторожность других. Его никто не гнал, и подобно любому другому команчу он был волен сам выбирать свой путь, но, в то же время, большинство людей не пыталось скрыть негативного отношения к нему - человеку, чье присутствие напоминало о пережитом команчами поражении.
Уйти из племени для индейца было равносильно духовной и физической гибели. При этом рвались все нити, связующие его с окружающим миром живых и мистических существ; разрушался его маленький мирок, называемый "мой народ", лишь внутри которого он мог чувствовать себя в относительной безопасности.
* * *
Кроу и кайовы еще долго стояли лагерем вместе с команчами и Красная Выдра успел сдружиться с Белым Быком. Они часто по вечерам сидели на берегу реки и разговаривали. Юноша стал желанным гостем в палатке старика, где его внучка - милая, добрая девушка по имени Горная Вода, всегда была рада накормить его. Впервые за много зим, Выдра начал говорить с кем-то из людей. Однажды Белый Бык сказал, что кроу вскоре собираются возвращаться на север, и предложил юноше поехать с ними. При этом он искоса бросил взгляд на смущенную внучку и едва заметно улыбнулся.
Выдра был согласен. Здесь ему нечего было терять.
5. ГИБЕЛЬ КРОУ
Человек, ехавший на лошади впереди каравана из трех груженых доверху фургонов, обернулся, поднял руку и погонщики натянули поводья.
- Стоп! Передохнем здесь!
Он был двухметровым, широкоплечим гигантом, с длинными руками и непропорционально огромной головой. Лицо его было обезображено ужасным шрамом, тянувшимся от правого виска через нос до левой щеки.
- Сэм, готовь обед. Джони, распряги лошадей и напои их, - отдавал он короткие указания, проезжая мимо своих компаньонов, устало выбирающихся из фургонов. - Фрэнки, мальчик, помоги Сэму, собери хворост для костра.
- Хорошо, Чарли, - ответил мальчишка лет четырнадцати гиганту и медленно побрел к ближайшему кустарнику.
- Давай, давай Фрэнки, поживей! Я в твои годы уже красножопых давил, как блох, а ты никак мужиком стать не можешь, - прикрикнул ему вслед Чарли, вызвав взрыв смеха погонщиков.
- Смотри только, малыш, не отходи далеко, а то какой-нибудь красномордый еще сцапает твои волосы! - подначил мальчишку Сэм, и мужчины снова засмеялись.
- Я не малыш, - обернулся разозлившийся Фрэнки, - и пристрелю первого же встретившегося индейца. Вот увидите.
- Ладно, Фрэнки, не скалься. Мы тебе верим, ты герой, - спокойно сказал Чарли и спрыгнул с коня.
Спустя некоторое время, когда был разведен костер, а Сэм сварил кофе и поджарил бекон с бобами, все четверо уселись перекусить. Джони как всегда рассказывал байки о том, как добывал меха на севере в Скалистых горах и сражался с черноногими и другими индейцами. Чарли и Сэм угрюмо жевали, а Фрэнки с упоением слушал болтовню Джони.
- Индейцы, Фрэнки, как кролики. Главное в отношениях с ними - хорошо прицелиться, - якобы серьезно, наставлял мальчишку Джони. Он незаметно подмигнул ухмыльнувшемуся Сэму и продолжил. - Понимаешь, сынок, они не как мы. Трусость у них в крови. Убьешь одного, остальные удерут. Помню, мы с партнером отловили одного арикара, который пытался увести у нас лошадь. Связали мы его, и в костер. Так пока он там плавился, его друзья наблюдали за происходящим из кустов.
- И ни один не высунулся? - проглотив кусок бекона, спросил Фрэнки.
- Ни один, - ковыряясь в зубах, ответил Джони.
- Трусы! - сдвинул брови мальчишка.
- Точно, - едва не подавившись, и сдерживая смех, буркнул Сэм.
- Да не забивай ты ему башку, - устало вмешался Чарли.
- А что, - Джони сделал вид, что возмутился, - все чистая правда.
- Я знаю, - усмехнулся Чарли, - да только сдается мне, что тебя там не было.
- Да, какая разница, - отмахнулся Джони. - Ты лучше расскажи ему, из чьих яиц твой кисет сделан.
- Как это? - непонимающе взглянул на него Фрэнки.
- О! Знаешь ли, Фрэнки, какие замечательные кисеты получаются из индейских мошонок? Спроси у Чарли.
Мальчишка вопросительно посмотрел на гиганта, и тот кивнул головой.
- Да. Мой отец участвовал в битве при Тэмзе в октябре 1813 года, где убили этого гаденыша, Текумсе, предводителя восстания красножопых. После боя наши нарезали с его спины кожу полосками на уздечки и ремни, а папаша мой, мир праху его, отрезал ему яйца и сделал вот это, - Чарли сунул руку в сумку, достал кисет и бросил его мальчишке под ноги. Фрэнки с нескрываемым ужасом посмотрел на вещицу, и с отвращением отодвинул ее от себя.
- Вот так-то, сынок, - мрачно усмехнулся Чарли и, подобрав кисет, сунул его обратно в сумку. - Потом, лет через двадцать, мы с папашей вместе попали в засаду сауков. Старика они прибили сразу, а я с ними повозился. Одного урода пристрелил, а второму вырвал голову из плеч, - Чарли вытянул вперед свои огромные, мускулистые руки и показал, как оторвал индейцу голову.
- Здорово, - с восхищением глядя на гиганта, прошептал Фрэнки.
- Вот только он успел мне рожу попортить, - Чарли со злостью сплюнул, после чего отставил тарелку и вытер руки о штаны.
* * *
Охотники въехали на вершину холма и остановили лошадей. Внизу, в долине поднималась тонкая струйка дыма. Рядом с тремя фургонами паслась дюжина лошадей, а у небольшого костра сидело четверо белых людей. Кайовы занервничали, узрев такую богатую добычу, но кроу остановили их:
- Мы живем в мире с белыми людьми на своей земле, и нам бы не хотелось начинать с ними войну на вашей. Они наши братья. Они помогают нам сражаться с врагами, и выменивают на меха ружья и другие, необходимые нам, товары. Мы друзья белых людей.
В охотничьем отряде кроу было всего четверо кайовов, и они согласились с доводами большинства.
- Я и Серый Орел поедем к белым людям и, может быть, они угостят нас табаком и сахаром, - сказал Белый Бык. - Чтобы они не заволновались, увидев нас, со мной поедет моя внучка, Горная Вода.
* * *
- Смотрите, кто к нам пожаловал, - Сэм отставил чашку с кофе, и указал на запад.
- Черт его знает, отсюда не видно, - ответил Сэм, кладя на колени ружье. - Но, по крайней мере, их всего трое.
- Остальные могли попрятаться, - не унимался Фрэнки.
- Правильно говоришь, сынок, - вставил Джони. - Кстати, один из них баба.
- Баба, это хорошо, - нервно усмехнулся Сэм.
- Хватит болтать. Быстро за фургоны, - Чарли взял лежавшее рядом ружье и поднялся.
Укрывшись за фургонами, мужчины наблюдали за непрошеными гостями. Дикари ехали не спеша, давая белым возможность получше рассмотреть себя. Чарли никогда еще не видел таких одежд, и пытался сообразить, к какому же племени они могли принадлежать. Намерения у них, судя по всему, были мирные, но по личному опыту он знал, что особо доверять им не стоит. Когда до фургонов оставалось метров тридцать, индейцы остановились, и один из них - старик на рыжем жеребце, поднял руку в знак приветствия.
- Боже мой! Это же кроу! - с облегчением воскликнул Джони... но в этот момент раздался выстрел. Старик покачнулся и, раскинув руки в стороны, упал на землю.
- Я говорил вам! Я говорил, что убью первого же! - радостно закричал Фрэнки, почувствовав, что в этот момент он наконец-то приобщился к сообществу настоящих мужчин и борцов с дикарями.
- Иди-о-о-т! - закричал Джони. - Они друзья!
Но прежде, чем он успел закончить, выстрелил Чарли, сбив с лошади второго индейца. Оставшаяся в живых девушка резко развернула своего коня, но пуля Сэма ударила животное в бок и оно рухнуло, придавив ногу Горной Воды. Чарли и Сэм выскочили из-за фургона и бросились к бедной индеанке, дабы не дать ей выбраться и убежать. Подскочив к ней, Чарли схватил ее за волосы, а Сэм ухватился за руку и начал вытягивать из-под бьющегося в конвульсиях животного. В создавшейся сутолоке никто не обратил внимания, как приподнялся старик кроу и, собрав последние силы, метнул нож в спину Сэма. Джони увидел, как широкое лезвие плавно сделало в воздухе один оборот, и по рукоять вошло в тело погонщика. Сэм хрюкнул, выгнулся, и замертво упал на землю, так и не выпустив руки девушки, а пуля, выпущенная из ружья Джони, ударила старика в лицо, в одно мгновение превратив его в кровавое месиво.
- Фрэнки, перезаряжай ружья! - заорал Чарли, и за волосы выдернул индеанку из-под лошади. - Ну что, сука, попалась!