Вот, кажется, и все. Конец. Так происходит. Рассказывают же и пишут, как это случается у других. Живет себе человек, живет. День за днем крутится, пробивается, блистает или просто работает, ест, сморкается, покупает, спит не один, чтоб ночью мысли разные в голову не лезли, пьет, бегает трусцой, разводится и снова спит. Короче, как все. В чем-то лучше, в чем-то хуже. И вдруг - бац - что-то заболело или просто пошел к врачу. Так, для профилактики. Сдал анализы. А там говорят - Вы попали. Все. Скоро конец. И начинается совсем другая жизнь - за каждый день. И уже ничего не надо, только чтобы не болело и еще - жить. Просто быть, наслаждаясь этим. Оказывается, что большего и не надо. Любое большее - уже счастье.
Я напрягся и присмотрелся вниз, за струей. Утро, еще минуту назад прекрасное, виделось чем-то нереальным и далеким. Да и не было его уже, утра. Только унитаз - как венценосное мерило жизни и круговорот ее затихающего завершения. Там, у горловины, в воде, вроде, ничего особенного не наблюдалось. Моцион как моцион. Не прозрачный, так и не младенец уже. Надо просто воды чистой больше пить. Все как обычно. Но запах... В воздухе, ударившем в голову кувалдой духоты, весело журчал тяжелый ацетон. Да еще как - аж глаза щиплет. Стало жарко, до надбровного пота. Что же это такое? Конец почкам? Или того хуже, сам не знаю где. Так, вдруг. Проснулся, пошел куда надо и на тебе... Наверное, так и бывает. Не обязательно с болью. Машина тоже ломается неожиданно. Все вроде нормально, ездит и хлоп - не заводится или встанет. Так и человек. Но почему я? Рано вроде еще. И потом, со мной так быть не может. Со мной-то - за что?
Я расслабился, брызнул из последних сил и снова в нос ударил резкий запах ацетона. Не показалось. Точно - конец. Надо взять себя в руки. Уже взял? Да не так, дурак. Одной ногой перед самым страшным, да еще неизвестно через что, а все шуточки.
В дверь постучали - Чего застрял? Ты в порядке? Детям в школу надо, завтрак стынет, а одна еще не умылась.
- Сейчас.
Ну, как с ними разговаривать? Нет слов. У тебя трагедия, не знаешь, как жить и с чем, что будет с тобой через минуту, а ей не терпится. Жена - это тоже расплата. Только - во времени. Сначала обхаживаешь, чтобы дала, носишься, женишься, дабы всегда под рукой было, потом вкалываешь, дом строишь, обеспечиваешь, себя не жалея. Уже и даром не надо - даром дороже обходится, но поздно. И наконец, когда все сделал, глядь - уже мешаешь. Уже и без тебя все есть. Без тебя - даже лучше, спокойней. Тут конец близок, - я глянул вдоль живота, втянувшись и на душе потеплело, - а ей срочняк умываться.
Теперь надо слить воду. Как и все, что было до сих пор. Почти символично. Легко сказать, спустить всю жизнь. Одним нажатием. А что, не так? То что было вчера, не было. А, если и случалось, то какое это имеет отошение к сейчас? И завтра уже нет. До завтра еще дожить надо. Струясь аммиачной селитрой, даже думать о завтрашнем не хочется. Затем - опустить крышку. Женщин злит, когда она поднята. А ты попробуй, попади, если она опущена.И с поднятой - не всегда получается. Особенно, если в две струи рвануло. Все бывает в жизни. Чего кричать? Не умеют стоя - вот и злятся. Им бы только сесть поудобней, да накрыть с головой, не думая. Но мне-то уже какое дело. Все равно - крышка.
Значит так, к врачам я не иду. И так все понятно. Прижмет, а это неизбежно, сами отвезут. Надо что-то делать важное.
Для начала, проскочить в кабинет, чтоб никого в коридоре не встретить. Или собраться, с улыбкой на лице. Доброе мол утро. Счастливого пути. А какой он может быть счастливым, этот путь, когда сначала надо ходить в школу, потом еще куда, на ту же работу. Хотя что-то в этом есть. " Счастливого пути!" - прекрасная эпитафия на памятник. И все-таки, что же сломалось? Я решительно рванул в кабинет, устроился как обычно и начал писать завещание, чтоб дома не переругались потом, с дуру, без меня. За окном шуровало солнце и сновали машины. Деловые, как безбожники в храме. Господи, помоги. Поверю.
- Тебе кофе, как всегда? - заглянула жена. Все-таки , она заботливая. Особенно когда деньги разбегаются.
- - Спасибо, лучше чай. Зеленый и без сахара...
Надо же когда-нибудь заняться здоровьем. НИкогда не поздно. Пусть промывает.
- У тебя действительно все нормально? - подозрительно спросила жена, пытливая.
Когда дверь закрылась, я подумал, что надо записать ей больше, чем думалось пять минут назад. В конце концов она меня терпела столько лет. Правда, остальные, если оглядеться вокруг, еще хуже. Но теперь ей воздастся. Может, еще и замуж выйдет, нагонит упущенное. В Индии, говорят, еще недавно вдовы были хуже неприкасаемых. Даже в своем доме ели отдельно от детей, в углу. Никто с ними не общался. А все потому что мужа не уберегла, плохо смотрела за ним, раз схоронила. Так то ж в Индии, где великая культура. А здесь...
Я взял чистый лист и написал заглавными буквами" завещание". Раз аммиак, почти в чистом виде попер из организма, тянуть нечего. Главное теперь никого не обидеть, теперь вот сиди, думай: кому - сколько важнее.
Дверь всхлипнула, как одинокая плакальщица. - Послушай, - вползла жена - На тебе лица нет. Что случилось?
- Ничего... Надо ее приготовить, может мой последний год или месяцы заботливее будет. Глядишь, еще и обрадую. - Заболел, похоже, серьезно.
- Что болит? Сердце? - присела она.
- Сердце у меня всегда болит, когда тебя вижу. С первого нашего дня. Хуже.
- Как хуже? Когда? Где?
- Пошел утром в туалет и брызнул, да еще таким резким аммиаком, что дальше некуда. Дальше - тишина. Гамлет.Точка.
- Не может быть...
- Еще как может. Я проверил. Так - ничего нет. А как начинаю поливать, так с ног сшибает. Почки, видно, грохнулись.
- Это когда я к тебе постучалась?
"Во всем ей хочется дойти до самой сути." Хлебом не корми - дай поковыряться в мелочах.
- А ты думаешь, почему я там застрял? В глазах потемнело. Всё мол, конец. Отбегался...
- Подожди, - сказал жена - Не спеши. Я там перед тобой руки обрабатывала и пальцы протирала ацетоном. А салфетку потом выбросила в унитаз. Вот ты на нее и... нарвался.
- Чем- чем протирала?
- Ацетоном.
- Выходит, чуть не похоронила заживо.
- Но я же тебя и спасла, многоструйного.
А еще говорят, прислушивайся к себе. И пропускай женщину вперед. Но, если делать так, то кого потом слушать?
Когда жена вышла, боком, я перевернул лист, лежавший на столе чистой стороной вверх. С последней волей. Самой, что ни на есть, вольной. А другой в жизни и не бывает. Глянул на буквы, прочитал, сложил и порвал. Нечего писать черти- что. Среди бела дня. Поживем еще...