В 80-е годы я работал редактором в кишиневском изательстве "Литература артистикэ" ("Художественная литература"). В русской редакции, которой заведовала Маргарита Михайловна Арсеньева.
Одна из историй, связанных с моей редакторской работой, особенно памятна. Почему? Наверное, из-за накала переживаний, связанных с нею. Из-за неожиданного поворота событий. Из-за... Впрочем, не буду пытаться сформулировать. Попробую лучше рассказать.
1.
Кишиневским издательствам в ту пору разрешалось печатать книги массового спроса, чтобы покрывать убытки от выпуска заидеологизированной, мало кому интересной продукции. Я не хочу сказать, что не было хороших книг местных авторов. Были. Но они не могли всерьёз повлиять на экономические показатели издательств.
Наряду с книгами местных авторов, выпускались советские и зарубежные детективы, фантастика, разного рода развлекаловка. Не всегда это была качественная литература. У нас же, в "Литература артистикэ", М. М. Арсеньева сделала упор на выпуске книг, написанных крупными мастерами. В результате вышли однотомники Булгакова и Воннегута, Нагибина и Грэма Грина и других замечательных авторов.
Возник замысел выпустить антологию русской любовной лирики 18-20 веков. Через всю книгу проходил сквозной комментарий, содержавший множество интересных сведений. "Войти" в антологию читателю помогали написанные столь же ярко и доходчиво вступительные статьи - не одна, как это было привычно, а две. Составлением книги, вступительными статьями и комментариями занимался известный московский критик Александр Горловский. А редактировать однотомник, получивший назание "Песнь о любви", поручили мне.
Так в 1986 году в нашем издательстве мне довелось познакомиться с Александром Самойловичем Горловским.
Он был человеком незаурядным. Глубина его познаний поражала. Как и его величайшая любовь к русской литературе и стремление передать эту любовь читателю, с максимально возможной доходчи?вос?тью рассказывая о вещах очень непростых.
Нельзя было не заметить и не оценить его мягкости, доброжелательности, деликатности - и одновременно умения спокойно, но твёрдо отстаивать свою принципиальную позицию. Нельзя было не заметить его постоянной ориентированности на Культуру в высших её проявлениях.
В 1988 году, не дотянув до пятидесяти восьми лет, Александр Горловский скончался. Возможно, прожил бы больше, если бы меньше тягот было в его судьбе. Если бы в студенческие годы не был арестован как сын врага народа, а потом сослан в Казахстан, откуда вернулся только после смерти Сталина...
Но я не буду подробно рассказывать о его судьбе. О Горловском есть статья в "Википедии", есть посвященные ему страницы в интернете. О нем помнят те, кто его знал, читал его книги и статьи.
2.
Вернемся, однако, в год 1986-й. Перестройка. Время перемен. Совершенно в духе этого времени Александр Горловский включил в книгу, наряду с разделами, посвященными другим поэтам, раздел, где была представлена любовная лирика Николая Гумилева. У нас, издателей, это не вызвало возражений.
Все издававшиеся книги поступали в лит - так сокращенно называли подразделение Главлита (цензурного комитета), размещавшееся в одном здании с нами, в Доме издательств. Там их читали и, если возражений не было, на титульном листе ставили штамп, позволявший отправить книгу в печать. Это называлось - книга залитирована.
Попала в лит и "Песнь о любви".
После этого Маргариту Арсеньеву вызвали в здание, где размещалось руководство Главлита, к его начальнику. Состоялся очень непростой разговор с этим самым начальником, назвавшим Гумилева белогвардейцем. Сказал он это - как будто клеймо поставил. Итог разговора - запрет печатать в книге стихи Гумилева.
Да, времена менялись, но пока ещё не настолько, чтобы можно было печатать Гумилева. Не то что у нас - его еще и в Москве не публиковали. Посвященный ему раздел пришлось из книги убрать. А также - удалить упоминания о том, что на таких-то поэтов Гумилев оказал влияние.
3.
Вскоре после этого в лит попросили прийти директора нашего издательства Д. И. Тампея и меня. Зачем нас вызвали, мы не знали. Известно было только, что в связи с "Песнью о любви".
Мне предстояло в первый раз в жизни встретиться с цензорами.
Они оказались примерно такими, как я себе и представлял. Два немолодых человека. Разговаривают вежливо, а в глазах - холодок недоверия.
С Гумилевым вопрос был уже решен, его имя упомянули вскользь. Говорили о другом. На вопросы отвечал преимущественно я. Директор наш лишь изредка вставлял - надо сказать, весьма умело - фразы, несколько разряжавшие обстановку.
Зачем же нас вызвали? А вот зачем: весной 1986-го (перестроечного!) года мы должны были объяснить, на каком основании в книгу включены стихи Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама.
Я опешил. Решил, что чего-то не понял:
- Как же? Ведь стихи всех этих поэтов опубликованы в центральных изданиях! В Москве и Ленинграде выходили их книги!
Цензоры ответили, что им это неизвестно.
- Вышли книги, говорите? Где, в каком году, в каком издательстве?
Я сказал, что этих авторов уже не раз издавали. Но мои собеседники хотели получить конкретные сведения. А я не мог навскидку вспомнить точные выходные данные книг этих поэтов.
Они переглянулись между собой: мол, мы так и знали. И повели речь о том что из книги "Песнь о любви" нужно этих авторов убрать.
Мне и в голову не могло прийти, что события примут такой оборот.
- Как же так? - сказал я. - Эти авторы широко известны. О них пишут как о выдающихся поэтах. Их цитируют в статьях...
В ответ я услышал: кто о них пишет? Где? Назовите имена, приведите примеры...
Это был диалог глухих между собой. Я им говорил, что Ахматову, Цветаеву, Мандельштама печатать можно, а они мне - что ничего об этом не знают.
Впрочем, в ходе разговора они несколько сместили акцент: если данных авторов где-то и печатали, это для них не указ.
Один из них сказал:
- По поводу Ахматовой было постановление ЦК...
Вот в какую древность заглянул. 1946-й год, постановление об Ахматовой и Зощенко...
- Так ведь это ж когда было! - сказал я.
- Ну и что? - возразил цензор. - Это постановление никто не отменял!
А я-то был уверен, что оно давно отменено...
Я стал говорить о перестройке, о том, что в стране происходят перемены и не нужно так уж цепко держаться за старое... Цензоры со мной не спорили. И разговор даже перешел в несколько иную плоскость. Теперь они хотели доказательств не того, что Ахматову, Цветаеву и Мандельштама публиковали в совсем недавние времена, а того, что эти поэты получили широкое признание со стороны специалистов - критиков и литературоведов.
Нужна, сказали цензоры, объёмная справка, из которой явствовало бы, что видные советские критики и литературоведы считают творческое наследие Цветаевой, Ахматовой и Мандельштама ценным.
- Для чего? - спросил я.
Внятного ответа не последовало. Они требовали справку. Иначе - книга "Песнь о любви" выйдет без стихов трех поэтов...
Для чего им эта справка?
Дмитрий Иванович, наш директор, произнес фразу, в которой я уловил намек на суть происходящего.
И до меня стало доходить... Они привыкли к определённости: это можно, а это нет. А здесь, с одной стороны - давний запрет на публикацию данных авторов, с другой - факт, что в центральных издательствах выпустили их книги. Да и пресловутый дух времени...
В общем, цензоры хотят подстраховаться. Циркуляра сверху не было, - значит, пусть будет, на худой конец, справка, чтобы предъявить начальству в случае чего...
4.
Пришлось готовить справку. Заниматься работой, раздражавшей меня своей бессмысленностью. Сидеть в библиотеке, делать выписки. Составлять текст, стремясь, чтобы выглядело поубедительнее.
И все это - по прихоти цензоров, которые живут представлениями сорокалетней давности...
Справка должна была быть внушительной по объёму. Такой и получилась - больше двадцати страниц машинописного текста. С предложениями типа: "В своем фундаментальном труде "Теория стиха" академик В.М.Жирмунский пишет об Анне Ахматовой то-то и то-то...".
Цензоры справку приняли. "Песнь о любви" пошла в печать.
Был май 1986 года.
Книга была выпущена массовым тиражом и пользовалась огромным успехом у читателей.
В сентябре того же года в журнале "Огонёк" была опубликована статья председателя Союза писателей СССР Владимира Карпова "Поэт Николай Гумилев". Статья осторожно, с оговорками, но все-таки частично реабилитировала Гумилёва. Так что, издай мы антологию месяца на четыре позже, она, возможно, вышла бы с упоминаниями о поэте. Но включить в книгу его стихи нам все равно бы не позволили.