Около Дворца Машиностроителей царило праздничное оживление. Подъезжали машины с гостями из ближнего и дальнего зарубежья, собралась элита города, толпилось множество зевак, желающих прорваться на юбилей машиностроительного завода.
Прорваться было трудно - омоновцы оцепили Дворец кордонами, проверяли пригласительные билеты, обыскивали участников торжества металлоискателями.
Марфа Ивановна и Агнесса Львовна построили первоклассников и повели к турникету. Малыши радостно предъявляли на досмотр свои пакеты и старались переорать друг друга, чувствуя себя героями дня. Ведь они пришли поздравить юбиляров.
Среди взволнованных, нарядных участников праздника Марфа Ивановна чувствовала себя неуютно. В мыслях своих была далека от этого Дворца, от дверей, в которые смотрела, а вроде и не смотрела, а просто ждала своего выхода на сцену.
В дверях появился мужчина в белом свитере и "леопардовых" джинсах. Он бегло осмотрел публику, задержал взгляд на Марфе Ивановне - их взгляды встретились. Мужчина показался ей знакомым, а его глаза нашептывали о какой-то забытой любви, о чем-то важном, о чем она раньше помнила, но вот сейчас почему-то забыла. Время замедлило бег, а потом и вовсе остановилось.
"Господи! - проговорила Марфа. - Что со мной?"
Хотела рассмотреть лицо мужчины, но это у нее не получилось, она могла смотреть ему только в глаза - все остальное перестало существовать.
Громкие крики и смех вернули ее в реальные события:
"Борис Моисеев! Моисеев!" - истошно кричали дети.
-Где вы видите Бориса Моисеева? - строго спросила Марфа Ивановна.
-Вон он! Вон он! Там стоит! - наперебой кричали малыши и показывали пальцами на мужчину, глаза которого ее так взволновали.
Мужчина сорвался с места, сбежал по ступенькам вниз. Он чуть не сбил её с ног, но успел удержать за плечи.
От неожиданности, женщина сказала: "Ой, здравствуйте!"
- А мы знакомы?
- Нет. Мы незнакомы.
Ей показалось, что коридорчик, в котором они стояли, и через который выходили на сцену и в обратном порядке участники праздника, закружился, и все в нем закружилось и завертелось, и зазвенели рождественские бубенчики.
-А почему мы незнакомы?
-Вы не можете меня знать! - оправдывалась смущенно. - Я человек неизвестный.
-А я известный? Ну и чем же я так известен? - он как будто осуждал свою известность и завидовал ее неизвестности. - Ну и кто я по-вашему?
-Вы Игорь Моисеев!
-Борис, - подсказал тихо, и стал внимательно рассматривать Марфу Ивановну.
-Ой, простите, я ошиблась, - быстро-быстро заговорила она. - Почему-то всегда называю вас Игорем, а друзья меня поправляют и говорят, что вы Борис.
-Да? - улыбнулся одними глазами. Пробежался взглядом по ее лицу, погладил взглядом лоб, щеки и остановился на губах. - Поправляют, - повторил ее интонацией. - А когда вы говорите обо мне, вы все время смеетесь.
-Почему смеемся? Мы не смеемся!
-Сколько агрессии! - он смотрел на ее губы.
-Когда мы говорим о ваших песнях, - начала было она, но он перебил ее.
-А когда вы говорите о моих песнях, это значит, вы говорите обо мне?
Полчаса назад они столкнулись в фойе. Вся ее фигура выражала ожидание, и взгляд был устремлен через парадные двери куда-то на площадь.
'Она ждет меня. Администратор, - подумал он, и громко сказал. - Здравствуйте!"
Женщина также громко ответила: "Здравствуйте!" - и продолжала смотреть на площадь.
-И куда же нам теперь пройти? - не понял он.
- Туда! - равнодушно махнула рукой в сторону гардероба.
- Может, вы меня проведете и разденете? -подсказал он.
- Почему я должна вас раздевать? - удивилась она. - Я похожа на гардеробщицу?
Виновато оглянувшись на гардеробщиц, и как бы извиняясь за ее тон, он ответил.
-На гардеробщицу вы не похожи, думаю, вы администратор.
-Правильно. Я замдиректора.
-Тогда почему вы не хотите меня раздеть?
-Прямо здесь? - спросила язвительно.
Он улыбнулся: "А я думал, вы меня ждете".
В этот момент кто-то крикнул: "Смотрите! Борис Моисеев!" - набежала толпа и окружила их плотным кольцом.
-О ком это говорят? - не понимала Марфа Ивановна.
Оглянувшись на толпу, он крикнул, как кричат случайно привязавшимся по дороге собакам и кошкам: "Где? Где Борис Моисеев? - и это прозвучало, как, - Брысь! Кто его видел?!" - и все разошлись, пристыженные, что могли так обознаться.
-Почему такой ажиотаж? Может, этот певец сегодня приедет? - она не назвала его имени и не понимала, с кем разговаривает.
И тогда он спросил:
-А зачем нам нужен этот Борис Моисеев? Зачем он нам такой?
-Какой такой?
-Ну, вот такой?
-Педрилла? - выпалила новое в ее лексиконе слово и смутилась.
Он отшатнулся.
-Вот, значит, как вы его.
-А он такой? - она смотрела ему в глаза так доверчиво и так наивно, что он не захотел ее обижать.
-Нет, он не такой. Хотя, слово "голубой" мне нравится больше.
-Почему?
-Посмотрите на это слово со всех сторон, видите, какое оно? - и произнес по слогам. - Го-лу-бой!
Марфа Ивановна вдруг увидела это слово. Оно было все воздушное, доброе, эфемерной легкости, а потому радостно заулыбалась.
-Нравитcя? - спросил сердито.
-Да.
-И что же вам в нем нравится?
-Небо голубое! - сразу вспомнила небо, речку и небо в речке.
-А что еще голубое?
-Цветы!
-Где вы видели цветы голубые? - не унимался он.
-В поле. Колокольчики!
-Сорняки? Репей?
Ей не понравилось, что колокольчики этот мужчина сравнивает с сорняками.
-Это скромные цветы, неброские, их сразу не заметишь! Очень красивые! А вам, наверное, нравится все яркое, экстравагантное, дорогое?
Мужчина задумался над тем, какое ему всё нравится. Но тут подошел администратор Дворца Машиностроителей и прервал разговор:
-Здравствуйте, Борис Михайлович, позвольте проводить вас в гостевую комнату?
-А я вот тут просил женщину чтобы она меня раздела, - улыбнулся Марфе Ивановне, и она неожиданно спросила:
-Почему у вас шапка такая?
-А какая у меня должна быть шапка? - развеселился он.
-С дыркой на макушке!
-С чем? - испуганно переспросил администратор.
-Ну, вот здесь, - женщина указала ему на макушку. - Могла бы быть дырка.
-Борис Михайлович! - стал торопить его администратор. - Идемте, пожалуйста, скорее отсюда! Вас уже ждут!
-А я, может быть, у себя самого на макушке дырку прикрываю, - пошутил Моисеев. - А почему вы так заинтересовались моей шапкой?
-Сейчас модно "хвостик" через дырку в шапке выставлять. Вот здесь и вот так, - она показала, где и как модно выставлять "хвостик".
- Хвостик, по-моему, в другом месте растет, - усмехнулся администратор.
-Но у вас прическа такая!
Он опять увидел ее глаза. Она смотрела вроде на него, а вроде и не на него, а куда-то сквозь него.
-А я ведь в шапке, - потрогал рукой свою шапку.
-Ну, вот же, - женщина снова указала на его макушку. - Очень милый, светлый "хвостик"!
Администратор решительно направился в гостевую комнату: 'Пойдемте, Борис Михайлович, мы опаздываем! Не надо оставаться здесь! Прошу вас!'
-Хорошо! Идёмте! - соглаился Моисеев и снял шапку, и все, кто стоял рядом, засмеялись, такая неожиданная оказалась у него прическа - весь затылок выбрит, как у японца, и только на макушке красовался озорной светлый "хвостик".
Но Марфа Ивановна уже не увидела этого, потому что смотрела через парадные двери куда-то на площадь.
Это был 'транзитный' эпизод в ее жизни. Всякое общение с людьми Марфа Ивановна воспринимала, как слепой дождик, вроде есть дождик, а вроде и нет его, а в целом, и так хорошо, потому что всегда солнечно! Она всегда оставалась "Табула раза" - чистым холстом, на котором можно было написать ее портрет, каждый раз по-новому.
Он хотел улыбнуться ей на прощание, но она уже ушла из фойе. И вот теперь они снова встретились, и опять эта женщина смотрела на него так, будто общалась с кем-то через его глаза по ту сторону реальности.
Его насторожил её взгляд : "Врешь! - не поверил он.- Ты просто моя фанатка! Пролезла за кулисы, чтобы встретиться со мной!"
-Вы были на моих концертах! - сказал уверенно.
-У меня нет времени и денег на концерты! - возразила резко.
-А сколько, по-вашему, стоит билет на мои концерты?
-Долларов сто.
-Почему вы думаете, что сто? - теперь он разглядывал её как сувенир на рождественской елке.
Она не ответила.
-Тогда, где? - потребовал ответ. - Где мы с тобой виделись?
-Нигде!
-Нигде?
-Никогда!
-Чувствуешь, слово-то какое? НИКОГДА?
Ее насторожило и испугало это слово. Ей показалось, этот мужчина мог материализовать любое слово, звук, цвет, движение души! Мог потрогать всё это руками, пощупать, перебросить с ладони на ладонь, продемонстрировать, словно видеозапись, опробовать на вкус. Заставить других прочувствовать этот вкус и увидеть всё его глазами.
- По каким приметам вы меня узнали?
Она ощутила идущую от него волну веселья и радости, а кто-то, совсем рядом, проскандировал: "По идущим в школу детям городов и деревень!"
Оглянувшись, увидела двух парней, похожих на близнецов, с длинными черными волосами. "Из группы Моисеева!" - поняла сразу и снова ощутила эфемерность, нереальность происходящего. А где-то зазвенели рождественские бубенчики, и всё вокруг закружилось, завертелось! Казалось, еще немного, и она упадет, а потому схватилась руками за его свитер и не отпускала. Подбежали охранники, но он взглядом приказал: "Не трогать!"
-Простите, - проговорила испуганно. - У меня закружилась голова.
-Я знаю, - ответил тихо. - Я все про тебя знаю.
Происходило то, чего она не понимала, и в чем не давала себе отчет. А потому решила немедленно уйти из Дворца Машиностроителей и навсегда забыть о том, что с ней приключилось. Подалась было к дверям, но он встал у нее на пути и почти сдвинул куда-то в коридор. Бесцеремонно и требовательно рассматривал всю - от макушки до пяток. Взгляд пробирался куда-то под свитерок и снова возвращался к глазам. Она отвернулась, подумала, что так он испепелит ее взглядом, испепелит всю, без остатка, а пепел развеет над городом, и в каждой пылинке этого пепла будет пульсировать её любовь.
-Давай, убежим! Бог с ним, с концертом! - потребовал вдруг.
-Но куда?
-Неважно куда!
-Но зачем?
Зачем было куда-то убегать, если через пять минут они разбегутся, каждый в свою жизнь?
-Ты бы ушла со мной, если бы знала зачем? Тебе платят за это?
-За поздравление? Это моя работа.
-Эх ты, учителька, - вздохнул грустно. - Видно, плохо ты в школе училась. Ты была плохой ученицей.
-Неправда, - возразила обиженно. - Я была первой ученицей!
Он передразнил её : "Я была первой ученицей!" - повернулся к ней спиной и стал одним из толпившихся у сцены людей - не смотрел, не подходил, не обращал внимания.
"Хам какой-то!"- ее реальность, ее восприятие жизни вдруг вернулись к ней, она стала слышать, видеть, ощущать и понимать себя, радостно улыбалась всему свету, так как снова стала самой собой - заместителем директора школы, железной леди, стойким оловянным солдатиком.
Но он опять подошел к ней и снова заглянул в глаза.
Тяжело вздохнув, Марфа Ивановна старалась не смотреть ему в глаза, - только так могла защититься от этого человека.
-Где твой муж? - спросил строго. - Здесь?
-Бывший муж живет в Питере. У меня нет мужа.
-Ничего бывшего не бывает. Ни в этой жизни, ни в прошлой, раз уж ты так за прошлое держишься.
-Но он бывший муж! - настаивала Марфа Ивановна.
-Все, что было в прошлом, идет рядом или за нами, и от этого никуда не деться.
Она не понимала его, а он продолжал свои расспросы.
-Это твои дети?- указал на первоклассников. -У тебя есть дети?
-Сыну три года. Сейчас у бабушки на Алтае.
-Муж в Питере, сын на Алтае, а тебя что сюда занесло?
Она не ответила. Тогда он спросил у Агнессы Львовны: "Она живет одна?"
-Да, - сказала Агнесса Львовна.
-Совсем-совсем одна? - и взглянул на Марфу Ивановну так, будто каждый, кому вздумается, мог обидеть ее. А она, вот такая беззащитная, стоит перед ним и некому ее защитить.
-Многие сейчас так живут, - вздохнула Агнесса Львовна, вспомнив свою одинокую жизнь. - А вас что сюда занесло - на юбилей?
-Случайность.
-Вот и ее сюда случайность занесла!
-А случайность на случайность дают что? - задумался вдруг, и сам себе ответил. - А случайность на случайность дают событие. К тому же, рождественские дни, пятница.
Марфа Ивановна почему-то испугалась и переспросила: "Какая пятница?"
-Стра-а-а-шная пятница! - ответил ласково и закружил, завертел ее своим взглядом.
Она отвернулась. Он подошел с той стороны, куда она смотрела.
-Муж до Питера работал здесь? - постучал каблуком в пол. - В этом театре?
-Это не театр. Это Дворец.
-А ты в нем принцесса?
-Я не принцесса. Я работаю в школе.
-А вы щелкунчик! - вмешалась в разговор Агнесса Львовна.
-А вы орешек? - сказал насмешливо. - Знаем мы такие орешки! - подхватил Марфу Ивановну под локоть и вывел из холла подальше от посторонних глаз. Она хотела возмутиться, но не успела.
-Согласитесь, - сказал радостно, - здесь гораздо спокойнее, чем там, в суматохе, когда об вас все толкаются и мешают разговаривать. Какие нахалы!
-Да! - согласилась Марфа Ивановна. - Нахалы! - хотела вернуться к детям, но он не пропустил ее.
-А где ты обычно сидишь в зале на концертах?
-Не все ли равно, где я сижу? - рассердилась конкретно. - Где-нибудь сзади!
-Ох! - воскликнул он. - Как сказано! - и поморщился, как от кислого яблока и повторил как стишок, - А где ты сидишь в зале? А я сижу в заде!
-Я сказала сзади, а не в заде!
-Так ты любишь сзади, а спереди сидеть не любишь?
-Впереди я сидеть не люблю, - ответила быстро, но заметив его нахальный взгляд, возмутилась. - Не хамите мне!
Он развел руками: "Ну что вы? Ну, как можно?"
Теперь он смотрел на Марфу Ивановну и думал: "Да она никакая! Колючая и смешная! Вот какая!" - и это его радовало, и он готов был спеть ей песенку про каких-то девчонок, которые сидят по домам, как камешки, и ничего в жизни не смыслят! Но она снова разгадала его мысли.
Ему показалось, она подсматривает за ним, подслушивает его мысли, различает мелодии и слова песен, которые постоянно вертелись в его голове.
-Ты не зритель, - констатировал он. - Ты наблюдатель.
-Как это?
-Ты наблюдаешь, правильно ли актер играет свою роль, как режиссер выстраивает свой спектакль, соответствуют ли декорации и свет задуманному.
-А как надо смотреть?
-Надо просто смотреть и слушать и получать от этого удовольствие.
-Расслабиться, когда тебя насилуют?
-С такими, как ты, наблюдателями, трудно общаться, трудно работать, а сегодня на концерт, думаю, придут одни наблюдатели, - он почувствовал себя неуютно и сожалел, что поделился с ней своими опасениями.
А ей вдруг захотелось его подбодрить, как испугавшегося вдруг мальчишку.
-Надо верить в себя, чтобы ни случилось.
-Правильно рассуждаешь, ценитель искусства, - ответил мрачно. - Ну, и какой режиссер тебе нравится сейчас?
- Тарковский.
-У, ностальжи! - поморщился, как от кислого яблока, и она обиделась за себя и за Тарковского.
-Кто тебе подсказал его фильмы смотреть? - взгляд снова стал ироничным, тон насмешливым.
-Никто. Смотрела-смотрела разные фильмы и выбрала для себя Тарковского, Филлини, Бергмана.
-А после них тебе все неинтересно? Назови хотя бы две этикетки его фильмов. Понимаешь, о чем говорю? Ну, вот, к примеру, к фильмам "Ностальгия" и "Жертвоприношение".
-Свеча в руке и Дерево.
-Чему Тарковский тебя научил?
-Не научил! Заставил понять суть таких явлений, как жизнь, душа, смерть. Объяснил, что человек уязвим в этом мире, а гордыня - страшный грех, и что смирение основано на силе духа.
Она оживилась, стала говорить что-то о своем понимании жизни, о душе, о святости, о сыне, о маме.
Он смотрел на нее так, будто знал всё, что она могла сказать, но глаза его по-прежнему говорили : "Давай убежим!" Стал смотреть в окно - вроде на небо, а вроде и не на небо, а куда-то дальше и выше неба, и она тоже смотрела на бегущие облака и было ей так хорошо и спокойно, как никогда раньше ...и вдруг услышала, как он, почти шепотом, читает стихи: