Гуляли мы с Валерой, гуляли, и сильно это наших девочек с курса взволновало. Наверное потому, что не с ними гуляли. Обидно им стало: Они на лекциях сидят, а мы шляемся и сдаем с тем же успехом. Сначала староста нам прогулов понаставила и в деканат подала. Там новый комсорг, физик нашего же курса Боря Бартфельд, решил снять меня со стипендии (Валера каким-то чудом на пару часов больше посетил). Я вспомнил, как то же пытались сделать с Сашей Филатовым. Повторил его трюк. Я его знал. Бартфельд не знал. Хлопнул портфель об пол: Ага! Значит как самодеятельность – давай срочно, честь факультета, не до занятий, там выступить, здесь... В общем, припомнил все концерты по их линии, расписал по срокам репетиций, получилось: дня три лишних на занятия ходил. Боря рот открыл, закрыть не может. Все обошлось.
Но девочки угомониться не могли. Куратора на нас натравили, Тамару Васильевну Андрееву. Мы с ней друг друга очень не любили. Я даже любимые производные научился брать после того, как мы их закончили изучать, и она стала объяснять что-то другое. Глянул в справочник и разобрался. А при ней - ни-ни.
Она собрание провела. Я ей там опять про репетиции. Она: может вам уйти куда? На другой факультет, где полегче, или в другой ВУЗ?
- Да не волнуйтесь, справимся, сессии сдаем, стипендию получаем.
Ей и сказать нечего.
Тогда девчонки решили нам бойкот объявить. То есть, ну совсем не разговаривать. Мы этого долго не замечали. Жизнь-то не здесь была: на репетициях, футболе, в общаге. Но заметили. А тут - 8 марта. Сделали газету. Эпиграмм на всех понаписали (плохих), поэму о старосте (там ее в ад забрали, и только в аду она почувствовала себя хорошо и спокойно). Она вообще нервная была. Пока замуж не вышла. И еще рассказ о том, как бойкот затянулся до старости, и мы из-за него в жизни не состоялись. Они все академики, а мы - неудачники. После газеты бойкот как-то снялся. А больше ничего не изменилось.