Поначалу было непросто научиться снова ходить по городу. Подойдешь к дороге, глянешь налево, а на горизонте автомобиль. Страшно становится. Так и стоишь, пока дорога не опустеет. Потом это прошло.
Чтоб излечиться, укатил в Брянск, к деду. У него свой дом, улицы тихие. Мама еще подстраховалась, попросила старых школьных друзей проследить за мной. Они выделили дочку.
Строго говоря, с дочкой мы были давно знакомы. Как-то даже лежали в одной кровати и остались довольны. Мне тогда было 3 месяца, ей - 2. Теперь решили знакомство возобновить. Тем более у нее брат жил в Калининграде, в гости хотелось, а остановиться - проблема. Он хоть и был уже заводским комсомольским лидером, но проживал с семьей втроем в общаге на аж восьми квадратных метрах. Вот она и стала к нам ездить.
В это время в нашу компанию пришла мода жениться. Возраст у многих подошел к критическому. Свадьбы шли одна за другой. Свадьбы были веселые, по всем правилам. Художнику Леше Старцеву жену не отдавали, пока не опознает по руке. Он не опознал. Пришлось вымаливать прощение. За Ольгу Демчик родителями был затребован выкуп. Но шафером был Женя Полин, ужасно растроенный, что не попал в свидетели. Он превзошел себя, быстро составил калькуляцию и предьявил семейству невесты такой счет за выданные конфеты, организованных клакеров во дворе, проколотую в дороге шину и пр. и пр., что они счастливы были отдать так. Довольный Саша Смирнов привязал ее на поводок, чтобы не украли, и так и водил за собой. Несмотря на всю свою великолепную невозмутимость, все ж с природой не справился, и вынужден был скрыться в туалете. Пробыл он там рекордно малый срок, но выйдя, нет, выскочив, нет, вылетев со сверхзвуковой скоростью, обнаружил на поводке тещу.
Женившись, уходили в армию. Чтоб жен ни в чем не подозревать, да и им не скучно ждать было, их оставляли в интересном положении. Эгоисты.
Наш бард, Женя Полин, написал по этому поводу:
. . .
Этим новшествам начало
Воеводин положил:
Мол, пока не запищало,
Надо удирать служить.
И в карело-финских скалах
Танкодромы бороздя
Посылал он телеграммы
Относительно дитя.
. . .
Хитрый Дюндик всех обштопал
С ходу кинувшись в Морфлот.
На прощанье ножкой топнул,
Крикнул: Пусть оно растет.
Сухопутных сроков мало,
Вот, когда вернусь я к вам,
Чтоб оно уже скакало
И читало по слогам.
Даже сестра моя, не будучи в театре, и то отдала моду поветрию и выскочила замуж, едва дождавшись восемнадцати. При этом дома перебывало столько штурманов, матросов, бортмехаников и мотористов, что я перестал с ними знакомиться. Общего у них было - все за 180 см. Потом один из них выставил пару других из дома, и я понял: пора знакомиться. Не ошибся: живут и посейчас душа в душу.
Даже Люда Полина, оставлявшая за собой штабеля безутешных, отчаявшихся поклонников, не избежала общей участи. Ее лучшая подруга юности, Инна Штерн, укатила в Израиль. Правда, по незнанию географии, промахнулась и попала в Канаду. О чем никогда не жалела. У нее остался брат, удержавшийся, несмотря на ее отьезд, в замполитах в Свердловске. Несмотря на высокий IQ Игорь Штерн умел не только размышлять, но еще и действовать. Прибыв в Калининград, позвонил Люде с вокзала, и, уверив, что говорит из Свердловска, поинтересовался, есть ли у нее паспорт. Людка обиделась и заявила, что уже не первый год совешеннолетняя.
- Положи в сумочку, - сказал Игорь.
- Зачем?
- Сюрприз ожидается.
Она удивилась, но положила. От него всего можно было ожидать. И сюрприза тоже.
Он подкатил на такси и позвонил опять: Выйди с сумочкой. Она вышла. Пока удивленно его обозревала, была увезена в ЗАГС и зарегистрирована раньше, чем успела опомниться. Договориться с ЗАГСом на срочную регистрацию ему труда не составляло. Надо было бы - и войну б выдумал. Начал и выиграл.
Игорь тут же со всеми нами перезнакомился, обьявил себя нашим лучшим другом и таки стал им. Людей, устоявших перед его обаянием, я пока не встречал. Тяжелей всего было ему с Людкой, но он тут же начал войну со всеми ее закидонами и поменял ей характер куда захотел.
Да что Полина, даже Володя Сухов, абсолютно застегнутый на все пуговицы и, несмотря на всю его доброжелательность, ровность, корректность и огромное к нему уважение, всегда немного холодный (что уж тогда обо мне говорить), и тот нашел себе пятнадцатилетнюю школьницу, воспитал в любви и уважение к себе, довел до совершеннолетия и взял. Замуж.
Да что Сухов, если Людкин брат, Женя Полин, обжегшийся уже один раз, как он уверял навсегда, и тот потерял покой и, пометавшись, женился к общему удивлению на строгой и серьезной, отчего нашу компанию недолюбливавшей, Нине Макаровой.
И только меня, частого свидетеля на частых свадьбах, прошибить не могли. Нет девушки были. Все как на подбор, семнадцатилетние. Но к их 18-ти романы почему-то заканчивались. Не выдержав, Полин сочинил и про меня песню:
. . .
У него не сердце, а кремень.
Купидоны стрел поизломали...
Все безрезультатно, по сей день.
Что там стрелы, обхохочут куры,
Семечки для этакой фигуры -
В нем уж год ржавеет баллистическая дура:
Новое, секретное оружие Амура.
. . .
Единственно, стал как-то замечать, что к детям я неравнодушен. Раньше они меня не сильно интересовали. А тут, как увижу малыша, так как-то и не так что-то.
Вот я всех и ошарашил сообщением, что женюсь. Да еще и в Брянск. И всего после 26-летнего знакомства. Не, я все по-честному: долго рассказывал ей какой я плохой человек, как не гожусь для семейной жизни, почему ни в коем случае нельзя идти за меня замуж. Она не поверила.