Святский Эдуард Феликсович: другие произведения.

Сезон 2. 1974-1975

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Святский Эдуард Феликсович (e.sviatski@procar.de)
  • Обновлено: 24/06/2014. 28k. Статистика.
  • Обзор: Россия
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:

       Выпусти птицу!
      
      Почему-то в юности мы очень любили Вознесенского. У меня это прошло после армии. Вдруг обнаружил, что он мне уже неинтересен. А тогда был любимым поэтом. Так что на спектакль по Вознесенскому, пусть даже какого-то там Савостина, я побежал.
      Савостина ж до того не слышал. Как-то на каком-то Университетском вечере смотрю: Кайданова и иже с ней побежали.
      - Что такое?
      - Савостин стихи читает!
      - А он разве с наш?
      - Нет, с Литфака.
      Чего я пойду его слушать? Литфака я не слышал!
      Но тут пошел. Помню, понравилось. Кое-что поразило. "Скрымтымным" ни в каком другом исполнении уже не воспринимаю. Он его не читал - не то пел, не то завывал под шамана. Казалось, присутствуешь на первобытном молении.
      А, вообще, почти все забыл. Стояло три микрофона, он то в один почитает, то в другой. Вот и вся сценография. Вообще-то с ним должен был некий Николенко из Ленинграда читать. Но не приехал. Ну и фиг с ним.
      
       Эй, кто-нибудь!
      
      К Михайлову подошли двое с филфака. Мы тут, мол, спектакли поставили, можно их под вашей эгидой показать, да и вообще влиться. Почему нельзя? Театр открыт: хочешь играть - играй, хочешь ставить - ставь, петь - пой, плясать - пляши, ничего не делать, в носу ковырять - тоже пожалуйста.
      Эти двое были - Игорь Савостин и Эдик Войтехович. Оба поставили американские одноактки. Их и показывали вместе. И, что было не характерно, не один раз. Да на раз зрителям уже и билетов не хватало. Зал был вечно полон, желающих все больше.
      Войтехович поставил Уильяма Сарояна, "Эй, кто-нибудь".
      Это был великолепный спектакль! Сюжет простой. В провинциальном американском городке оказывается болтающийся туда-сюда без цели парень. Его соблазняет местная вамп, жена какой-то шишки, а потом сажает за изнасилование.
      Там, в тюрьме, он знакомится с дочкой начальника тюрьмы, и они влюбляются друг в друга. Почти все действие - это их беспрерывный диалог. Войтехович смело вставлял символику. Сцена - посередине решетка, больше ничего существенного. Вот они беседуют через решетку, она кричит что-то о свободе, и - вдруг - они меняются местами. Что? Почему? И тут же доходит - да ее жизнь в этом городке - та же тюрьма. Только, в издевку, названная свободой. Как там у Стефана Ежи Леца - Ну, пробьешь ты головой стенку. И что будешь делать в соседней камере? Она - в соседней камере. В семье деспота отца. Они договариваются сбежать.
      А потом пришел муж той вамп и парня в камере зарезал. И все дела.
      Парня сначала невзрачно играл сам Войтехович, а потом хорошо Пранц. Были и другие лица, с третьего спектакля в камеру какого-то негра подсадили, все это было не важно.
      Потому что ее играла Надя Арефьева. Как она сыграла - стоит и сейчас перед глазами. И Войтехович сумел ей помочь. Или не помешать.
      Можно было вообще все как ее монолог поставить. Но он сделал спектакль. И ничего не испортил. Даже наоборот.
      У Литтеатра были спектакли лучше, были хуже. Были проходные. Этот - первый из "Золотого фонда"!
      Ужасно, что Войтехович больше ничего крупного не поставил.
       Несъедобный ужин.
      
      Вместе с "Эй, кто-нибудь!" игралась другая одноактка - савостинский "Несъедобный ужин" Теннеси Уильямса.
      История о бедной старушке, ненужной своим детям. Это было скучно. Михальченко пыталась сыграть трагедию и была единственной, возбуждавшей какой-то интерес. Петя Угроватов делал страшное лицо и говорил гнусным голосом. Ира Синельник пыталась казаться мегерой.
      Тогда же Эфрос поставил похожую историю с Раневской и Пляттом. Вот там невозможно было не заплакать. А здесь - не зазевать.
      Позже Савостин пытался меня туда вставить. Перед началом я должен был под музыку зачитать какой-то текст из Уильямса. Я долго не попадал в музыку и не дал нужной интонации. Савостину не понравился. Долго он еще потом никуда меня не брал.
      Но спектакль я обругал не поэтому.
       Марш Мендельсона.
      
      А вот и еще "Золотой фонд". Блестящий спектакль Савостина. Сколько смотрел - еще хочется! Тоже одноактный, был поставлен на замену неудавшемуся "Ужину".
      Пьеса Клода Спаака называлась "В течении двух часов". О расизме. Отец, потерял жену и спивается с горя, - как всегда очень хорош Снапир. Его дочь соблазняет весь город, пытается изнасиловать молодого негра, а когда он отказывается, сажает его за надругательство над собой - восхитительная работа Кайдановой. Она всегда играла хорошо, но никогда лучше. (Кстати, столько ставили обо всяких изнасилованиях, что за кулисами утвердился титул: Лучшая проститутка Театра. Титул торжественно присвоили Кайдановой. Носила с гордостью. Она еще раз подтвердила известный факт, что актеру легче сыграть то, чем он сам не является.)
      Весь город поднимается на суд Линча. Негра прячет в доме Отца его Сын. Сына сначала играл Васенькин, этакого положительного идеального героя в духе американских боевиков, а затем Пранц - сложный образ расиста, идущего наперекор остальным из расчета. Хороша была Южакова. Немного странно смотрелся Филатов в роли главаря ку-клукс-клановцев - слишком уж он добрый и мягкий человек, но обедни не портил.
      Но главное сделал Савостин. История, происходящая в одной комнате, держала зрителя в таком напряжении, что время просто не замечалось. Казалось - все идет минуту.
      И почему у нас тогда не было видео?
       На свете смерти нет!
      
      Наконец и Михайлов что-то поставил. Снова композицию. Ну да, ему ж надо было всех занять. Знал, что делал.
      На этот раз композиция была о войне. Второй мировой. Великой Отечественной. Звучали Платонов и Симонов, Окуджава и Высоцкий, Гудзенко и Самойлов, да разве все перечислишь...
      В принципе уровень ее был обычный. Несколько удачных номеров. Несколько малоизвестных, но замечательных текстов. И мысль - на свете смерти нет. Есть долг, смелость, трусость, честь, позор. Есть ситуации, где проверяется, чего стоит человек.
      Что запомнилось? Была превосходная философская баллада о парне с маленькой головой в прекрасном чтении Снапира. Всегда думал, что это Брехт, но не уверен. Михальченко и Платонов - "Русские девушки" - самое сильное впечатление - завораживающий голос и завораживающий текст. Сценически не помню - только звук. Сказка!
      А еще пение Букаловой. "Темную ночь" принимаю теперь только с ее подголоском. Егорова и Мозжухина, все спевших, воспринимал как аккомпаниаторов.
      А еще прекрасный поэт Гудзенко в яростном чтении Пранца.
      А больше ничего не помню.
       Только влюбленный.
      
      И снова композиция. Большая, масштабная, аж в двух отделениях. То есть, минимум на 2 часа. Тема заявлена в названии, в Блоковских словах "... только влюбленный имеет право на звание человека". Ими спектакль и начинался.
      Первое воспоминание - Галезник в ярко-красном на трибуне - Эразм Роттердамский: Обезьяна всегда остается обезьяной, даже если ее нарядить в пурпур. Так и женщина всегда останется женщиной, иначе говоря - дурой!" Кто хоть раз слышал Галезник, уже почувствовал интонацию. Балаган, площадный кукольный театр.
      Масса великолепного чтения: Михальченко - Цветаева "Мне нравится" - интереснее, чем Пугачева у Рязанова.
      Кайданова – Цветаева: "Мой милый, что тебе я сделала...", Снапир – Пушкин: "Признание", Филатов - Вознесенский, Пранц - Майоров, Макарова - Берггольц.
      "Ромео и Джульетта", сцена на балконе, разбитая на пять пар. От разбивки куски получались смешными. Помню бородатого, на древнего викинга похожего Пранца: Не кормчий я, но будь ты так далека, как самый дальний берег океана, я б за такой отправился ДОБЫЧЕЙ". При этом представляешь себе добычу.
      Начинался спектакль с меня. Я стоял у задника, на фоне бегущих звезд, и орал проникновенное лирическое стихотворение Анненского "Среди миров, в мерцании светил".
      Около кулисы притаивался Филатов. И когда я подходил к концу и нежно кричал "Не потому, что от нее светло, а потому...", он вполголоса внятно говорил "... что на х.. мне все это". И я, с непроизвольной паузой, отчаянно пытался не повторить его слова: что ... с ней не надо света!". Филатов смеялся.
      Еще помнится монтаж - Она и Он, тотальное непонимание, Цветаевское "Мой милый, что тебе я сделала" и Вознесенского "Ну что тебе надо еще от меня?"
      После Сухов сделал пародию: мужчины один за другим подходят к ширме, вопрошают, ну что тебе надо еще от меня? Не получив ответа, стреляются. Тогда выходит из-за ширмы Она и у другой ширмы спрашивает: Ну что ТЕБЕ надо еще от меня?".
      Еще Вознесенский - "Любите при свечах". Снапир командным тоном: Любите! Танцуйте!! Живите!!! Арефьева ласково, упрашивая: Ну, любите, ну танцуйте, ну живите. И молодежь в диком разгульном танце, которой все взрослые с их наставлениями и поучениями до фени.
      Я с Михальченко читал “Пустой дом” Кирсанова. Уф, кажется, удалось удержаться на ее уровне. Был горд.
      А, в основном, у меня был спектакль потерь. С Ромео сняли. Пара с Кайдановой была еще та. Она, все еще не выходя из образа лучшей проститутки театра, и я, униженно чего-то просящий. Бедный Шекспир. С Арефьевой делали тетраптих сонетов Кирсанова: я о возвышенной неземной любви, она меня заземляет, я опять, она снова. Так засиропили, что Михайлов не выдержал. Вежливо объяснил, что Макарова в одном стихотворении все это же куда лучше выражает. Мазурку станцевать не дали. Сейчас уже и движения забыл.
      Зато к этому спектаклю вернулся из армии Красовский. Я потом всю жизнь мечтал, что б я пришел откуда-нибудь, а меня вот так встретили. Визг радости стоял...
       Дон Жуан или Любовь к геометрии
      
      Не надо думать (а кто думает?), что пока Савостин с Войтеховичем ставили, остальные ничего не делали. И только на общих репетициях по понедельникам танцевали.
      Во-первых, тогда на общих еще не танцевали. Во-вторых, всякие другие тоже ставили, ставили, ставили...
      Мало кто теперь это помнит.
      Голубев принес пьесу Макса Фриша. Там дон Жуан (С.Пранц) - это такой юноша, который на женщин не смотрит. То есть, ну совсем. И его папа, старый богатый еврей ростовщик (это - я) от этого жутко страдает и поминает свою молодость, когда он был, мягко говоря, совсем не такой. Но дон Жуан интересуется только геометрией. Папа приводит его в публичный дом к знаменитой сводне (Е. Кайданова), но там он садится с проституткой (Т. Михальченко) играть в шахматы. Она этим настолько потрясена, что решает бросить работу и выйти за него замуж.
      Папа же в наказание спроваживает сына в действующую армию под командованием Командора (будущего Каменного гостя) (В. Кошелев). Там он с помощью геометрии помогает взять крепость, и командор решает отдать ему в жены свою дочь донну Анну. Дон Жуану не удается отказаться. Перед свадьбой он задумывается: а почему это меня не интересуют женщины? Может я какой-то не такой? И решает проверить. Увидев на скамейке незнакомую девушку, предлагает провести с ним время, получает согласие, и остается так доволен, что тут же решает послать эту донну Анну ко всем чертям и жениться на ночной знакомой. Утром его знакомят с невестой - она и есть та дама (Г. Званцова). Тогда он думает: если мне было так хорошо с первой встречной, значит, вероятно, и с любой. Почему же я должен жениться именно на этой? И отказывается. При этом предлагает провести с ним время невесте лучшего друга (С. Новиканова и А. Филатов), а затем и ее матери (В. Ленская). Успешно. В замке суматоха. Лучший друг узнает об измене, дерется с дон Жуаном и погибает. Командор пытается отомстить за дочь с тем же успехом. Донна Анна не помню - не то умирает, не то с ума сходит, не то в монастырь. У папы от удивления разрывается сердце. Тщетно пытается успокоить всех священник (И. Красовский - еще одна главная роль), у которого побед на женском фронте куда больше и без такого шума.
      Дальше дон Жуана губит репутация. Женщины его не интересуют, но куда он не придет - жена бросается ему на шею, муж хватается за шпагу, приходится закалывать мужа, а потом не удается отвертеться от жены. К тому же его преследует раскаявшаяся проститутка, к тому времени удачно вышедшая замуж за безразмерно богатого старца и благополучно ставшая вдовой.
      Дон Жуан не выдерживает. Он созывает всех своих дам, с помощью священника, сводни и проститутки инсценирует явление каменного гостя (Е. Кайданова) и с дымом проваливается в преисподнюю, то бишь в подвал, откуда переселяется к проститутке, где тихо занимается геометрией, даже не пуская ее на свою половину дома. А священник пишет о нем нравоучительные и неправдоподобные книги и прилично на этом зарабатывает.
      Все это в пяти действиях.
      Голубев поставил полтора. За полгода. Актеры играли блистательно, а Званцова так вообще бесподобно. У меня и Кошелева это были б лучшие роли за карьеру. Возможно, у Красовского тоже. Но день за днем репетировалась одна и та же сцена с новым режиссерским решением. То Михальченко в луче света ходит, то в него входит и выходит. То текст на свету говорит, то в темноте. В общем-то, идея у Голубева одна была - начинается третье действие, на балконе сидит Пранц (дон Жуан) и ест настоящую курицу. А у голодных зрителей слюнки текут. Все в говне, а он в белом фраке.
      Тут Голубева из Вуза выперли, в деревню отправили. Продолжил работу по его указаниям Войтехович. Люди не схожие. Чувствовалось, что сам Войтехович не очень принимает стилистику, делал бы все не так.
      В конце концов, актеры не выдержали и спектакль похоронили. И я к этому руку приложил. О чем жалею. Хотя не очень. Все равно бы не поставили.
      Осталась от спектакля фраза. Что там не происходило, зовут ли на помощь, или раздается девичий крик, постепенно переходящий в женский, Красовский всех успокаивал: "Пальмы шумят на ветру". Долго жила эта фраза.
      В это же время Сухов стал репетировать "Точку зрения" Шукшина. Роли распределил, несколько репетиций провел, тут что-то случилось, не знаю, может Букалова не смогла играть? И спектакль заглох. А какой там был Пранц. Он играл неизвестно кого. Играл как работника органов. Вокруг страсти, свадьба срывается, судьбы рвутся - ледяное спокойствие, ровный голос, вопросы типа "А табуретки не сами делали?" и оживление только на допросах - беседах с рассказчиками. Страшный образ. Жаль, что Пранц ушел, столького не сыграв.
      А жили мы насыщенно. Только зритель этого не видел.
       Люди второго сезона
      
       Игорь Савостин. Первое впечатление - вокруг него видимое глазами электрическое поле. Видимая энергия интеллекта. Савостин - вечный бунтарь. Переворачивает очевидное, находит неожиданное, где тысячи смотрели, ничего не видели.
       Как он читал стихи. Достаточно сказать, что Андрей Вознесенский, хотя и в некотором подпитии, признал его лучшим исполнителем своих стихов. На областные конкурсы чтецов его не пускали - у нас тут, мол, любители соревнуются. А с вами и конкурс проводить незачем. Впрочем, наши люди там всего два раза и побывали, потом приглашать перестали - из остальных коллективов плакались.
       Савостин потряс весь филфак идеей, что в русской литературе сатира началась не с Гоголя, а с Пушкина, с "Пиковой дамы". Сделать на этом кандидатскую ему не позволили, не нашлось желающего руководить. Тогда он поставил спектакль, в принципе все доказавший.
       Савостин вел городской киноклуб, а позже и на телевидении. Эрудиция его поражала.
       К сожалению судьба его гладко не сложилась. Писать об этом не хочу. Что с того, что Афанасий Фет был жестоким крепостником. В памяти на века останется тончайший лирик. Остальное неважно. Искусство не совпадает с жизнью, самые талантливые редко самые удачливые. Тем хуже для жизни. Тем хуже для общества, не умеющего обуздать естественный отбор. Я не пишу о жизни. Я пишу о театре. В нем Савостин был одним из обитателей Олимпа. Этого достаточно. И вечная ему память.
      
       Эдик Войтехович. Я не знаю каких он корней, но ощущение - польский аристократ. Из тех, кто не умеет сидеть в присутствии дамы, не в состоянии сказать пошлость. Она просто не может прийти ему в голову.
       Как режиссер он был великолепен. Но ставил редко. Ему обязательно было нужно найти оригинальную идею, необычный ход. Делать что-нибудь проходное он не умел в принципе. Не профессионал. Просто талант.
       Сейчас он директор школы. Счасливые те дети.
      
       Надя Арефьева всегда держалась особняком. Стройная, высокая, немного странная. От разговоров уходила. Актриса была блистательная. Как-то мы с Кошелевым столкнулись с ней в долгой поездке в трамвае. Разговорились. Удивились. Долго анализировали, чего она нам наплела. Потом дошло - Надя боялась мужчин. Некий вариант мужененавистничества. Отчего - не знаю. Поэтому она всегда могла сыграть трагедию, мечту о счастье, но любовные сцены ей не давались.
       С ней же связана черная страница жизни театра. КГБ стал копать под Михайлова. Бог их знает, чего им было надо. Поддержал органы деканат филфака, который Михайлов когда-то заканчивал. Стали давить на актеров - филфаковских студентов. Надя не выдержала, подписала какую-то чушь, мол, чтобы в Литтеатре получить роль, надо переспать с режиссером. Когда он нам об этом сообщил, легли вповалку. На комедиях так не смеялись. Там же она показала, что из-за репетиций не может полноценно учиться. Бред. Естественно, от тяжкой повинности ходить на репетиции она была тут же освобождена. Больше я ее не видел.
      
       Володя Васенькин. Его всегда было много. При этом худ. Но высок. Голос не густой, но слышен везде и всегда как бы на повышенной громкости. Дебютантом ни его, ни Валю Ленскую назвать было нельзя - просто не все СТЭМовцы пришли сразу в театр, влились потом. Васенькину не везло отчаянно. Ни одной главной роли. Эпизоды выпрашивал, превращал в лучшие места спектаклей. Почему? Не помню. Слишком собой был занят. Может, будучи женатым, посещал репетиции не слишком усердно? Театр времени требовал много, практически все. Не все выдерживали. Сейчас он зав.кафедрой (а то уже декан?) филфака Калининградского Университета.
      
       Валя Ленская. Маленькая, жутко талантливая, и тоже мало игравшая. Ну, не хватало женских ролей. Это беда всех театров. Так было, так будет.
       Валя была внешне спокойная, внутри бурлили страсти. Меня этот контраст поражал до глубины души. И пугал. Как будто рядом с реактором находишься.
       Умерла она рано. Чуть за тридцать. От неизлечимого.
      
       Саша Филатов. Было время, когда без него нельзя было себе представить театра. В каждом спектакле главная роль, везде блестяще. Берете пьесу, кому играть? Снапир и Филатов. Остальные вспоминались позже.
       Он чем-то, не внешностью, напоминал Андрея Миронова. Постоянная готовность к шутке и к грусти. Смех сквозь слезы и грусть сквозь шутку. Искрящийся талант.
       Жизнь увезла его в Ленинград. Там он с головой ушел в программирование, коллектива себе не нашел. Стал грустнее. Я сам так уезжал. Понимаю.
      
       Нина Макарова казалась поначалу инородным телом. Да, талантлива. Люди из облдрамтеатра обрашали внимание сразу на нее. Ах, какое правдоподобие. Ах, какой МХАТ. Манерой игры она напоминала молодую Белохвостикову. Всегда предельно серьезная. Игра без юмора. Постоянный порыв к трагедии.
       Наш жеребячий коллектив с солдатским юмором она не понимала и не принимала. Вдруг на репетиции, за кулисами разумеется, подходит один к другому и красочно изображает, как он, будто бы, блюет ему за пазуху. А тот начинает выгребать это все из-за шиворота (как бы, как бы, пантомима), и мазать первому физиономию. Нину коробило - как так можно относиться к святому искусству. На первом своем игровом спектакле несколько раз после шуточек Михайлова ли, актеров ли, уходила с репетиции навсегда. Я бегал, уговаривал вернуться.
       Потом, вдруг, оказалось, что чувство юмора у нее есть. Дай бог такое каждому. А что танцует и поет, как немногие, тут уж только слепой не увидит. Потом ее ударила судьба. Потеряв родителей, помягчела, стала совсем своя. Вышла в коллективе замуж.
      Ей так и не поставили всего, чего она хотела. Так и не дали Офелию, Дездемону. Но сыграла много. Не так давно специально для нее "Вишневый сад" поставили, дали Раневскую.
       Чего никто не понимает, почему человек с блистательным знанием немецкого языка, не уходит на переводы, на хорошо оплачиваемые работы. А ей нравится в школе с детьми, пусть это и нельзя назвать зарплатой.
       Годы, в принципе, никого не красят. Каждый день вижу в зеркале. Но для меня она всегда та, девятнадцатилетняя, похорошевшая в гневе на очередную щенячью выходку.
      
       Гарик Красовский. Интеллигентный. Добрый. Всегда ироничный. Человек разнообразных талантов.
       Гарик был ученый океанограф. Много ездил, прекрасно рассказывал. "Приезжаем в Уругвай. Идем, смотрим, где тут хунта зверствует. Все тихо, спокойно. Народ веселый, пиво сосет, улыбается. Потом нашли-таки. Представляете, порнография-то в стране запрещена. Вот ведь что делают".
       А вот он читает газету. Как на наше судно американский шпион под видом торговца ходить повадился. Но доблестный 1-й помошник (политработник) его разоблачил.
      - Дерьмо, - кипит Гарик. - да я ж его знаю, пили вместе. Отличный мужик. Этот замполит прошляпил чего-нибудь, нашел на кого свалить, мудила. Где теперь парень будет на жизнь зарабатывать. У него и так не слишком выходило. Вот же связался с нашими гадами.
       Кипит Гарик всегда вежливо и не шумно. Вообще, корректность, ровность, дружелюбность его главные отличительные черты. Не случайно он получил как-то роль бога.
       Актер он оригинальный. Не ярко, с сомнительной дикцией, но запоминается всегда. Любую сложную натуру раскладывает на части и показывает предельно четко. иронией владеет виртуозно.
       К сожалению Гарик уже умер. Жизнь била немало и жестоко, он лечился алкоголем. У лекарства слишком много побочных эффектов.
      
       Галя Званцова. Молчаливая, красивая брюнетка. Всегда тихая, сосредоточенная. Актриса она была невезучая. Михайлов больших ролей не давал - конкуренция в женском составе была - не приведи господь. Дважды давали ей роли другие. Как она их играла - высший класс. Оба раза спектакли закончены не были.
       В жизни ей приходилось тяжело. Денег не было, работала на тяжелых работах. Стеснялась этого, скрывала. Образования у нее тоже не было, талант был, каких мало.
      Потом она вышла замуж и тихо исчезла. "Судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе..."
      
       Владимир Сухов. Старше нас - большинства. Появился как режиссер. Поэт. Сочинитель. Всегда приветлив, открыт и в тоже время замкнут. Часто уходит в себя. Творит. Таланта и глубины он - не чета многим из нас. Мог бы стать профессионалом, но - не пробивной. Хотя стихи его лучше, чем многое издававшееся и издающееся.
      Профессионалом он, однако, стал. Журналист, завлит Облдрамтеатра, автор множества пьес для Кукольного Театра и инсценировок. Потом жизнь заставила уйти в коммерческую фирму, на рекламу. Фирма рухнула. Сейчас не знаю. Не пропадет. Надежный человек.
      И все же мог больше, больше, больше...
      Жизнь...
      
       Приложение ко второму сезону.
      
       Владимир Сухов. Стихотворения.
      
       Печаль
      
      Печаль - это в печке тепло,
      Где греют огонь и зола.
      И белое птичье крыло,
      И белые перья крыла.
      Свеча догорит на полу,
      А в окнах забрезжит рассвет...
      К чему ворошите золу?
      Огня в ней вчерашнего нет.
      
      Печаль - это дом и очаг,
      Курчавой хозяйки плечо,
      И чертики в черных очах,
      И речи в ночи ни о чем.
      Печаль - это вечно не тот,
      А вместо любви - письмецо...
      Луна, как ночной пешеход,
      За тучами прячет лицо.
      
      Печаль - это речка в лесу,
      А в доме тепло и уют.
      Где сохнет слеза на весу,
      Которой упасть не дают.
      Откройте печали сердца -
      Печаль не предаст, не пройдет!
      Печаль - ощущенье конца...
      В начале грядущих забот.
      
      Печаль - это дождь проливной,
      Который прошел поутру.
      Не помню, что было со мной,
      Но кажется, что не умру.
      Печально, друзья, сознавать,
      Что наши года позади.
      Пьем чай, но - пора ночевать.
      Прощай, иногда заходи.
      
      Проходят и дождь и любовь,
      Что делать, причуды судьбы.
      Не листья упали с дубов,
      А рухнули сами дубы.
      Печаль - это смена богов
      Меж временем, тем и иным.
      Одиннадцать мерных шагов
      Пред верным ударом штрафным.
      
       Круговорот*
      
      Сядет солнце сонное
      И опять проснется.
      Кончится веселое,
      Грустное начнется.
      Праздник отгуляется,
      Дождик отольет,
      Все вокруг меняется,
      Все вокруг течет.
      
      Вырастет из детства
      И увянет деревце.
      Главное - надеяться,
      Что не все потеряно.
      Дождик собирается,
      Праздник настает,
      Все вокруг меняется,
      Все вокруг течет.
      
      Будет снова утро,
      Солнце, ураган.
      Потому и круглый
      Мир, как балаган.
      В мире все меняется,
      Стоит ли сердиться?
      Только тот не старится,
      Кто не смог родиться.
      
      * Название точно не помню.
      
       Ты совсем меня не знала
      
      Ты совсем меня не знала –
      бог с тобой.
      Бесконечный шарф вязала
      голубой.
      Ты разматывала пряжу
      тишины,
      собирала на продажу
      свет луны.
      Травы спицами вязала
      и крючком.
      Помню: губы облизала
      языком.
      Нити моря собирала
      в невода.
      Помню: глаз не поднимала
      никогда.
      Но кончается когда-нибудь
      клубок.
      Так кому ж ты шарф вязала
      голубой?
      Не ответишь не смахнешь
      слезы с лица.
      Распускаешь все – и вяжешь
      без конца.
      
       В доме был праздник большой.
      
      В доме был праздник большой.
      Мы со стола убирали.
      Тут я и дрогнул душой,
      но мы друг другу не врали:
      знали, что время не то,
      случай не нам улыбнулся.
      Кто-то ей подал пальто,
      я же к окну отвернулся.
      Лето сгорело дотла,
      музыку в парке играли.
      Ты бы ко мне подошла,
      но мы друг другу не врали:
      знали, что будет январь,
      и рисковать не хотели.
      Наших свиданий букварь
      долго листали метели.
      Горько запахло весной.
      В панике письма сжигали.
      Ты не встречалась со мной,
      чтоб мы друг другу не лгали,
      и на дожде золотом
      даже во сне не стояли.
      Так что, спасибо за то, что мы друг другу не врали.
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Святский Эдуард Феликсович (e.sviatski@procar.de)
  • Обновлено: 24/06/2014. 28k. Статистика.
  • Обзор: Россия
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка