"Целуются зори" ставились четыре года. Веселая комедия о злоключениях трех колхозников в городе, причем, как всегда у Василия Белова, все деревенские - дураки, все городские - сволочи. Деревенского механизатора Николая Ивановича, мужика средних лет, посылают премию получать. На эту роль искали непрофессионала. Скольких приводили... И с нашего курса были. И с другой стороны. По принципу: покоренастее и рожа потупей. В конце концов сыграл Снапир. Не то, что искали, но не портил — плохо-то он играть не умеет. Хотя роль и не его.
С ним в город увязались двое: старый дед Егорович, желающий дочку навестить, с зятем Станиславом познакомиться, гостинчик (бочку грибов) передать. Комическая роль Егоровича, запутавшего всех своим знанием города пятидесятилетней давности, блестяще удалась Воеводину. Он настолько переиграл всех, что и двигаться стали по-воеводински, и говорить по-воеводински. Сухов потом в пародии и обозвал всех Егоровичами, у него были и Лешка Егорович и Акимовна Егоровна и даже Егорович как идея. Хорош был Воеводин!
И Лешка, простой веселый парень, за гармонью поехавший. Его играл Леня Зинин. Он дебютировал незадолго до этого в "Песне о ветре" в эпизоде. А заметен был давно. Только в ВУЗ поступил, пошел в театр. Но не к нам, а в ДК Рыбаков. И еще в Физмат ВИА. И еще был комсомольским лидером. И еще отличником. И как все успевал?
Насчет ДК Рыбаков мы его в СТЭМе разубедили.
- Я и сам понимаю, - говорил он, - но мне перед ними неудобно. В конце концов договорились, что он там отыграет премьеру и перейдет. Руководитель скрепя сердце его отпустил. Руководителем там был наш литтеатровец - Леонид Степанов.
Кстати на первый спектакль он и нас приглашал: Филатова, Кошелева и меня. Но мы на два театра не потянули.
Ленька был (и есть) добрый и открытый парень. Похож был на Петруху из "Белого солнца пустыни". Его так тогда все и звали - Петруха. Так он Лешку и сыграл. Хорошо сыграл.
Поскольку у Белова все городские, как один - сволочи, троицу долго мучили. И в камере хранения, где грибы не приняли, и в доме Колхозника, где ночлега не дали (ну на троих же не заказано, а по-людски в городе не понимают) и на собрании, и в вытрезвителе, куда залетел Лешка, познакомившись на свою беду с алкоголиком Стасом (А.Филатов). И все эти мучители были им на одно лицо. Вот их всех Южакова образцово и сыграла. Еще и Жанна Глускина там замечательно сыграла некую Фаинку, которой Лешка понравился. И на сеновал увела, да перепил он крепко. Вроде и играть-то нечего было, а все жалеешь, что сцен у нее мало и характер остался манящей загадкой.
Разумеется герои растерялись и до конца найти друг друга не могли. Приключений у них было - им на три века воспоминаний хватит. Алкоголик Стас, понятно, оказался тем самым зятем Станиславом. Откуда ж в городе зятья-то приличные?
Еще комиковали Михальченко и Шаталова. Что-то изображали Кошелев и Левченко, Кузьмины (Игорь как всегда гада) и я.
Великолепный Филатов. Пьяница зять Станислав. Бесподобная работа. Без Филатова тогда вообще было трудно обойтись. Все мог, везде блистал. Если б не отъезд в Питер, как пуля оборвавший песню...
Лена Попова написала песню на стихи Михайлова "Заря целуется с зарей" - первая полностью своя песня в спектакле. Для женского хора. Запись песни шла репетиции две подряд. Все никак девчонкам не давалась.
Еще придавала волнения предстоящая премьера кинофильма С.Никоненко "Целуются зори". (Боялись зря - фильм оказался откровенным провалом.). Еле успели сыграть премьеру до выхода фильма, на занавесе написали "Скоро смотрите фильм "Целуются зори" и Лешка предлагал Егоровичу сходить, а тот отвечал, что про природу не любит, пустили девушку с хлопушкой (Галезник) дубли отбивать, разок зрителя ошарашили. Эпизод в вытрезвителе. Лежат на койках Стас с Лешкой, появляется Галезник с хлопушкой, скороговоркой: "Василий Белов. Целуются зори. Эпизод девятый. В вытрезвителе.". Щелк хлопушкой, ускакала. Стас с Лешкой беседуют:
- Сейчас пароход придет, "Чернышевский", там всегда пиво свежее. Тебя как звать-то?
- Меня-то? - Лешке муторно. - Чернышевский.
- Чернышевский! Надо же - Чернышевский!.. Да не пароход, тебя.
Южакова в это время одеяла трясет, порядок наводит, орет на них, что б выметались.
Вдруг, появляется Галезник: "Василий Белов. Целуются зори. Эпизод девятый. В вытрезвителе. Дубль". Щелк хлопушкой, ускакала. Стас с Лешкой прыг в койку и пошли сначала. Слово в слово. Зритель ошарашен. Сцена к концу уже, Лешка смотрит на орущую тетку, та руки с одеялом опускает - глядь - баба Яга (маску одели, в первом эпизоде этого не было). Лешка трясет головой, потом Стаса, тот глядит - да нет, это у нее морда такая (маску уже сняли). Ошарашенный Лешка пошел...
Демчик, естественно, сыграла девушку с длинными ногами. Это была теперь ее роль на долгие годы. Да, не родись красивой...
Сценография - ширмы. Разноцветные, цветастые, из них все строилось. Смешон был момент, когда все, уже потерявшиеся к тому времени, герои оказывались на площади (из ширм делали туалет) и каждый, заходя туда, ухитрялся разминуться с остальными, наконец все расходились, площадь пустела и, после до-о-олгой паузы, из туалета выпадал пьяный Филатов.
Ружинский сделал ансамбль. Сам на аккордеоне, Гриша Яковчук на скрипке, Сухов (он еще и музыкант!) - на барабане. Играли популярную тогда "Вологду (Где ж ты моя черноглазая, где? В Вологде-где-где-где, в Вологде-где)" - у Белова все в Вологде происходит. Играли как марш, как вальс, как танго. В ресторане ее спела под цыганщину Кайданова - зал стонал.
После спектакля подошел к нам наш верный зритель - преподаватель Физмата Казимир Клеофасович Лавринович и сказал: "Хороший вы театр, но какую ж чушь поставили. И охота тратить время на пустое?"
После "Золотой шпаги" (через месяц) он подошел еще раз: "Вот обругал я "Зори", а второй месяц только о них и думаю".
И это - лучшая рецензия.
День смеха, перенесенный на вечер N 3
К 1 апреля - очередная эстрадно-разлекательная программа с очень неожиданным названием - "День смеха, перенесенный на вечер". В просторечии - N 3.
Масса пантомим и музыкальных номеров. "В музее" - стоит в музее статуя древнегреческой богини (Н.Макарова), бродят толпы туристов с экскурсоводами (Л.Зинин и Г.Лерман), все пантомимой, разумеется, на грани между сатирой и маразмом. Вдруг один из туристов (В.Анискевич) засматривается на статую, замирает. Вот и ушли уже все, и он берет ее за руку, и статуя оживает, лирический танец, но - появляется новая толпа праздных слепых туристов, и статуя бежит на место, и он за ней и замирает у пьедестала, и все, включая экскурсовода, воспринимают их, как скульптурную группу. И вот опять пусто, но они все не двигаются, слабеет свет, появляется уборщица и тряпкой протирает обоих. Все.
"Я люблю" - блестящая зримая песня, расцвеченная выдумками и пластикой Михайлова, Воеводина, С.Кузьмина и Зинина: песня "Ты мне танец обещала в этот листопад", большой начальник в шляпе и с портфелем (Воеводин) приходит с референтом (С.Кузьмин) на свидание с девушкой (Надя Шкирман). С трибуны зачитывает по бумажке признание в любви, референт вызывает оркестр и, в служебном экстазе, вырывает у Зинина скрипку и сам играет перед начальством. Портфель отдает подержать девушке. Зинину нечем заняться, он и уводит девушку. Тут начальство замечает, что чего-то не хватает, погоня, драка за кулисами и возвращение с победой. То есть с любимым портфелем.
Савостин подхватил идею Сухова, продолжил театр абсурдика, доведя его до маразмика. Ставил исключительно классику: Онегин, Вишневый сад, Преступление и наказание.
Отличная миниатюра в постановке С.Кузьмина: "Совершенно случайно", по Виктору Ардову. Идет телепередача "Совершенно случайно" (сколько их, таких, было в действительности "От всей дущи", "За стеклом" - несть числа дребедени) - сидит в парке, случайно, понятно, Воеводин, его случайно снимают - каждую секунду тычет он пальцем в камеру - сюда говорить?, ведущий (Л.Зинин) его ежесекундно от камеры отпихивает, свою рожу сует, что б не отвыкали. Тут же, случайно, появляется сын (И.Кузьмин), который уже 20 лет служит на Дальнем Востоке, а тут, случайно, домой в цельнометаллическом вагоне вернулся и сейчас, случайно, через парк идет. В кустах, случайно, оказался рояль и обрадованный папа играет ему Полонез Косинского (фамилию Огинский случайно забыл). На прощание ведущий рассказывает с кем, кто и где в следующий раз случайно встретится.
Конечно же множество танцев, из новых: знаменитый "На французской стороне" по песне с популярнейшей тогда Тухмановской пластинки, где сам главный герой не танцевал - стоял, упившись, держался за весло, падал все время (И.Красовский) и позабытый "Танец протуберанцев" - единственное, что все же поставил отличный актер Каминский.
Я еще и как автор выступил. Написал по рассказу Г.Дробиза (из которого помнил только идею) миниатюру "Почему вы не берете билет?" и дал ставить С.Кузьмину. Сам еще не решался. Ничего так получилось.
И ва-аще смешно было.
Золотая шпага.
Когда театру исполнилось десять лет я провел анкету. Меня выбрали в десятку помошников режиссера - этакое общественное самоуправление, чтоб сообща все нетворческие проблемы обсуждать да решать. Общественную работу всю жизнь тихо ненавидел. Потому смылся в статистику, от всего остального уклонился. А проводить анкеты понравилось. Обьявляли лучших, хлопали им - внутри театра, понятно, зачем это зрителю - не Олимпийские же игры. Призов не давали - и так приятно. Так вот - лучшим спектаклем десятилетия стала "Золотая шпага".
Михайлов потом высказался, что метод подсчета - идиотский. Действительно странно - на фоне идеально поставленного "Скупого".
И все же дело не в методе. Просто основными заполнителями анкеты были те, кому на момент "Шпаги" было 18-23. И Окуджава для нас стал не просто любимым поэтом - он стал нашей философией, "... чем дышим и чем бредим, как думаем, страдаем, говорим". Это сильнее любых постановочных эффектов.
Савостин сделал превосходную композицию по его роману "Глоток свободы" и, конечно же, со множеством его же стихов и песен. Роман был написан Окуджавой о Пестеле для серии "Пламенные революционеры". Окуджаве реальный Пестель малоинтересен, да и что в нем - фанатик, тиран, безжалостный, жестокий человек - типичный пламенный революционер. Окуджава и написал не о нем. И назвал вещь "Бедный Авросимов", это уж ее потом переименовали. Итак - Авросимов (В.Воеводин). Деревенский увалень, выучен грамоте, отличается прекрасным каллиграфическим почерком, больше ни в чем не замечен. Послан отцом в Санкт-Петербург, где и поступил писцом в Тайную Канцелярию. А там Военный Министр (В.Сухов) как раз Пестеля (А.Филатов) допрашивает. Пестель - не как в жизни - романтик, красавец, идеалист - то, что себе представлял Окуджава, когда писал "Я все равно паду на той, на той единственной, гражданской", может его отец. Филатов был красив, мягок, лиричен.
Дивится Авросимов - чего с этим гадом разговаривать-то? Петлю на шею - и все. А министр все каких-то признаний требует. Задумался Авросимов. Вредная это привычка - думать, счастья никому не прибавляет, и ему лучше не стало. Чем больше думал, тем больше с Пестелем соглашаться стал, протоколы подправлять, что б наказание помягче было. Получил от министра по первое число. Но - камень сдвинулся. Не верит уже ничему Авросимов. Думать начал. Спрашивать. Отчего это Пестеля повесили, а теперь многое из того, что говорил он, именем царя претворять стали? Отвечает министр - тогда не время было, а ныне самое время и есть. -Тогда не время было - соглашается Авросимов. - Вот так вот и обманываем себя, милостивые государи! Это уже крик к нам, это мы Брежневско-Сусловскую лапшу на уши вешаем, ибо не время еще...
Вот об этом и композиция - о сопротивлении власти, о честном человеке в бесчестном мире, о духовности в бездуховье.
Позже, кстати, Окуджава ввел Авросимова как эпизодическую фигуру в "Путешествие дилетантов" - Авросимов жил в Сибири, охотничал, выдавал себя за неграмотного. Выбрал себе это сам. То же, что кандидат наук в кочегарке.
Савостин устроил натуральный балаган. На большую сцену поставил 100 кресел и усадил на них зрителей. Перед ними же и актеры играли. На колосниках, в люках, в ямах, под потолком. А в огромном пустом зрительном зале и на балконе носился Пушкин (И.Филановский), рвался к друзьям, и два господина в гороховых пальто (Л.Зинин, А.Смирнов) дорогу ему шлагбаумами преграждали. И метался перед зрителями царь (С.Кузьмин) - никому нельзя верить в этой России - вешать их всех, вешать. И два актера (И.Савостин и М.Снапир) публику крамольными стишками развлекали, про каких-то Александра с Михаилом - уж не про Пушкина ли с Лермонтовым? - кто такие Александр и Михаил? - орет царь. Мы - отвечает Миша Снапир, обняв Сашу Филатова - он Александр, а я Михаил. У, повесить мерзавцев!
И думает Авросимов - а велик ли царь? И появляется царь на ходулях, говорит грозно: А надо бы тебе казнь принять за таковые сумнения! -Да, - соглашется Авросимов, - велик. Или мал? И он уже ловит по полу солнечный зайчик - да что же он может, маленький-то такой?
А какое прекрасное пение - красивейший баритон Степанова, голос - колокольчик Лены Поповой, написавшей массу оригинальных песен на стихи Окуджавы, Егоров, наконец очень профессиональный "Ансамбль политической песни" - звучание у ребят - что надо!
Я не играл (ставил-то Савостин), смотрел все пять раз не отрываясь. И еще бы смотрел. Позже, уже осенью, узнал, что был дублером Сухова на роль Военного Министра, сыграл его в пародии, Суховым же и поставленной - не было у нас не спародированного спектакля, но опять же для себя, не на публику.
Уже прогресс.
Театр города Гурьевска.
Как-то раз подошла ко мне Михальченко и предложила сыграть главную роль в Гурьевске. Там ее подруга стала режиссером, актеров не хватает, роль, мол, как раз для меня...
Ну, я и поехал.
Пьеса оказалась двадцатых годов и еще та. Восемнадцатый год. Матрос, участник штурма Зимнего, разумеется с "Авроры", у которого после штурма руки нет, ноги нет, зубов нет, чего-то еще нет, приезжает в глубинку вербовать в Красную Армию. Там встречает крестьянина (это я), который с фронта убег, воевать не хочет, хочет в поле работать. У колониста. Колонист, разумеется, немец. И никак этот крестьянин не переубеждается. Тут входит (действие все на заброшенном вокзале) жена колониста. Говорит, что медсестра, а сама матроса перевязать не может. Тут матрос с крестьянином ее проверяют и находят в чемодане золото, а в шубе полный карман секретных документов. Крестьянин уходит по нужде, женщина бьет матроса по голове (голова тоже при штурме Зимнего ранена) и убегает. Возвращается крестьянин, ведет ее и записывается куда надо.
Это - одноактка. Было еще две, не лучше, там я не играл. Мне и этой хватило.
Пытался комиковать, да фантазия подводила. Тут приехал помогать молодому режиссеру ведущий актер облдрамтеатра Тахир Матеуллин. Чем-то я ему понравился (на общем фоне?), и мы хорошо поработали. Массу трюков сочинили. Вот матрос велит в ее чемодане порыться. Я беру чемодан и открываю. И куда это годиться. Ну, крестянин же, в жисть такого чемодана и не видел. Понимаю, пытаюсь его с другого конца открыть, потом задом наперед, внутрь не смотрю, неприятно это - в чужих вещах копаться, достаю сразу, понятно, бюстгальтер. И пошли трюки один на одном. Замечательный мастер Матеуллин.
В двадцатые то ли тридцатые это МХАТ ставил. С корифеями, как Борис Ливанов. Бедный МХАТ. Жуткое время.
Потом стали гастролировать с этой мурой по весям. Я с собой Кошелева пригласил, после спектакля гоняли миниатюры. Вот это пользовалось успехом.
А нас за это поили бесплатно. И много. И играли много. Литтеатр по стольку одно и то же не играл.
Люди сезона
Леня Зинин - это уникум. Таких не встречал и уже не встречу. Как и когда этот человек успевал все, если в сутках всего 24 часа? Учился на отлично, возглавлял факультетский комитет комсомола, пел в ансамбле, играл в трех театрах(считая СТЭМ), позже в двух, пил наравне со всеми нами, ну, немало, весьма немало, получал повышенные стипендии, пользовался успехом у абсолютно всех девушек (видели б вы табуны за ним ходившие, сверхпопулярному Воеводину фору давал, а чего стоит случай на танцах, где танцует он посреди круга, а танцевал великолепно, каждая часть тела независимо от другой живет, майка до горла взлетела, джинсы уже пониже этого самого и какая-то незнакомая девчонка рядом со мной стонет: Эротоман)... И везде - среди лучших.
Дальше - больше. Кончил ВУЗ, остался в нем же в НИСе, а тут вызов в Москву, какой-то малоизвестный физический институт, кандидатскую делать. Туда очередь, но от этого все отказываются - ни профиль не ясен, ни что сдавать туда толком. А провалишься - несколько лет паузы. Соглашается Леня. Учит что-то с виду подходящее, едет туда, оказывается - совсем другое сдают, и - с блеском поступает. Работает на космос, пропадает на Байконуре, но в Москве таки не оставили. Возвращается, счастливо женится на очень талантливой Наде Соловьевой из нашего же Театра - о ней еще впереди, работает на четырех работах, воспитывает детей - как всегда все успевает. Слышал, жалеет, что раскидывался, не сосредоточился, как Пранц, на науке, не стал крупным ученым. Может и так. Что гадать? Спиритизм-с.
Прошло еще время. Леня - начальник Университетского НИСа, с Надей развелся (бог знает, почему), раздулся от пива и самодовольства (шучу), вернулся в театр и опять играет все главные роли. Девицы, начиная с самого романтического возраста, по прежнему поголовно в него влюблены. В том числе и все его студентки. Раньше такое удавалось только Михайлову.
Жанна Глускина и Надя Шкирман появились вместе, держались всегда вместе и пропали вместе. Две красивые девочки, всегда открытые, но не входящие ни в какие компании. Сами по себе. Талантливые, но мало сыгравшие. Много лет вместе, но мало знакомы. Странно все это. Почему?
Гриша Лерман - это особенное явление. Всегда неторопливый, речь замедленная, движения плавные - он был везде, успевал все. Весь город его знал и любил, во все места вхож, ездит на КСП (слеты бардов), хотя в жизни не пел и ни на чем не играл. Проходил на любые мероприятия, неважно, что билетов и в помине нет, с протянутой рукой весь город. Перед смертью приезжал Высоцкий - представляете ажиотаж? - он видел почти все концерты.
При этом никогда не торопится, по телефону может час говорить, два, восемь, день - в жизни не вспомнит, что дела, куда-то надо. Неспешен.
С театром нашим связан был путаной нитью, звезда СТЭМа, здесь появлялся, играл немного и исчезал. Не выносила его душа, что репетировать надо много, а играть не очень. В других театрах у него были главные роли и считанное число репетиций.
В зрелости пришел окончательно и уже очень заметно. Женился в театре. Потом уехал в Германию. С бургомистром Лейпцига уже на дружеской ноге.
Валера Анискевич - высок, красив, умен, приветлив и сдержан. Появился в театре сперва как танцор, потом в ролях, требующих роста, потом поразил всех драматическим искусством. Еще больше поразил его Михайлов - учуял в этом закрытом человеке личную драму, понял какую и дал роль, все это вытягивающую.
- Как почувствовал? - удивлялся Валера. Сыграл пронзительно.
Сейчас он бизнесмен.
Лена Попова и Лена Грязнова - две красавицы - музыкантки. Кукольная блондинка и жгучая брюнетка. За внешностью не сразу и заметили (такие тупые, как я, понятно) незаурядный ум и талант. А Попова понаписала половину всей музыки театра. Прекрасной. Потом кончила в Ленинграде консерваторию. Работает там же, в Питере, в филармонии. Грязнова же больше увлекалась личной жизнью. На месте ей не сиделось, хотелось вечно чего-нибудь экстравагантного. И каждый день. Она тоже окончила консерваторию. В Москве. Работала, кажется, на "Утренней почте". Ее песню "Коррида" пел Александр Малинин. Больше не знаю.
Саша Смирнов пришел в театр и влюбился. В театр. И остался навсегда. А в него влюбились все в театре (я не только про женщин). В замечательного человека нельзя не влюбиться. Самое замечательное в его внешности - усы. Даже в армии специальным приказом разрешили ему не сбривать их. Усами он сразил Ольгу Демчик. К их общему счастью.
Еще он замечательно молчал. И слушал. Редко кто так умеет. А еще он прекрасный пушкиновед, автор композиции "Твои догадки сущий вздор...", замечательный воспитатель, хороший столяр. Талантливый человек - во всем талантлив.
Лена Остроумова и Люда Федорова - пришли на "Золотую шпагу" вместе с ансамблем политической песни и остались. Двое ребят в ансамбле кроме своей музыки ничем не интересовались. А тут - столько талантливых, блестящих (в разных местах) молодых людей. Играть они толком не играли, в основном пели, зато повлюблялись. А и сами красавицы. А у Остроумовой еще и квартира свободная, родители за кордоном работали. Тут же стала местом всяческим сабантуев.
Потом им поднадоело - пения немного, гастролей - никаких, жениться опять же никто не намерен. И исчезли.
Для тех, кто не любит читать толстые книги и смотреть длинные фильмы, передвижной театрик маразмика предлагает сокращенные версии популярных классических произведений.
Евгений Онегин.
Драма действия.
Действующие лица и исполнители:
Онегин Евгений, человек неопределенных занятий, не то режиссер самодеятельного театра, не то литературный критик - актер С.Кузьмин.
Ленский Владимир - выпускник Геттингенского Университета, распределенный в деревню - актер В.Воеводин.
Шпик: Уф-ф. Баба щурится из избы. В поле жаворонки. Только 10 минут езды до ближней ярмарки. У него ремесло первый сорт и перо остро.
Царь: Смирно!
Шпик: Он губаст и учен как черт и все ему просто.
Царь: Как стоишь!
Шпик (чуть дыша): Жил в Одессе, бывал в Крыму, ездил в карете. Деньги в долг давали ему до самой смерти.
Царь: Смерти? Вольно.
Шпик: Восторженны и тихи, работой замучены, жандармы его стихи на память заучивали.
Царь: Смирно!
Шпик (чуть дыша): Даже царь приглашал его в дом, желая при том потрепаться о сем о том с таким поэтом (пригибается, закрываясь от предполагаемого удара).
Царь: А-а, ну это братец... Вольно.
Шпик: Он красивых женщин любил. Любовью не чинной.
Царь: Смирно!
Шпик: И даже убит он был красивым мужчиной.
Царь: Вольно.
Шпик: Он умел бумагу марать под треск свечки.
Царь: Смирно!
Шпик: Ему было за что умирать у Черной речки.
Царь: Всем вольно!