Сын прибежал с широко распахнутыми глазами и, задыхаясь от бега, надежды, предвкушения счастья и страха перед отказом, выдохнул: Мама, возьмем котенка?
Никакого котенка мама брать не хотела. Семья уже подала документы на выезд в Германию и ожидали, если не в этом году, то в следующем, куда уж тут животину брать? И надо было сослаться на вечно отсутствующего на работе папу, или еще на что-нибудь, но такие распахнутые глаза, такая надежда у самого послушного, самого внимательного, самого любимого в мире сына... Глаза были здесь и сейчас, а вызов неизвестно когда и неизвестно, будет ли?..
Да и маленький серый комок был такой милый, такой опрятный, такой, даже, какой-то... свой. Взяли.
Вечером давали имя. Ну, надо что-нибудь иностранное, не Васькой же звать, не Барсиком же, не Муркой какой. Варианты не находились. Кое-как сошлись на Томе - коротко и ладно.
Папе было слишком коротко. - Эй, Том, - звал он, - Серый Том, подь сюды. Скоро неприжившийся Том отвалился, осталось одно - Серый.
Из лагеря приехала дочка. Услышала про кота и завизжала от ужаса. Нет, животных она любила. Котов особенно. Погладила одного на улице. Потом долго лечилась от лишая с риском остричь роскошную гриву.
Дочку кое-как успокоили. И тут же стали они лучшими друзьями.
Долго не могли понять, а куда ж он ходит-то? Туалет кошачий оставался девичьи-нетронутым. Потом подсмотрели - на унитаз. Восседает гордо, потом отходы в эмаль закопать пытается.
- Что это он все дома сидит? - возмутился папа, отродясь котов не имевший и ничего про них не знавший. И вывел его во двор. Серый сжался в комок, затрясся, но безжалостный папа поставил его на асфальт. И тут что-то скрипнуло, что-то взвизгнуло, где-то гавкнуло... Серый комок мигом взлетел на дерево, на высоту, с которой сам слезть не мог. Под радостные комментарии обрадованном развлечением двора папа пытался его снять, влезая на слишком короткую стремянку, пытаясь ухватиться за слишком тонкие ветки, царапая кору, изображая мышку. Последнее помогло, серый спустился. Больше он никогда и ничего не боялся.
В доме намечался праздник. Застелили на столе скатерть. Стол раньше серого не интересовал, спал он в кресле. Или в ногах у кого из детей. Или, если холодно, на телевизоре, регулярно сбивая нелюбимый будильник. Но белоснежная скатерть, да еще и блюда всякие... Тут же запрыгнул на стол. Папа, принеся очередное блюдо, снял его и положил в кресло. К следующей ходке серый был опять на столе. Папа, не разговаривая, поднял его за шкирку и метнул в кресло. Серый понял, кто в доме хозяин, спорить не стал, на стол больше не лазил.
Тут что-то случилось с бачком. Вода все время сочилась, а папа, имевший две левых руки (а откуда они росли, не скажу), починить ничего не мог. Серый перестал ходить в унитаз, но уже не больно-то и нуждался.
Серый стал гулящим котом. Дома появлялся только пожрать, провожая маму на рынок аж за два-три квартала, там же и встречая, если запаздывала, покусывал за ноги. И при этом что-то сердито мявкал - ругался.
Днем, если тепло, нежился на травке с целым выводком кошек, если же холодно, развлекался с ними в подвале. От домашнего кота у него только антиблошиный ошейник и остался.
Иногда его мыли. Царапался, кусал даже папу, после процедуры удирал из полотенца в подвал. В подвале показывал цирковые чудеса - ходил по рядам наставленных друг на друга пустых литровых банок и хрупкая конструкция даже не качалась.
Но пришел вызов. В нем стояло черным по белому - никаких домашних животных. Серый, с недоумением глядя на исчезающую из дома мебель, все понял. Стал чаще оставаться дома, ластиться к папе, ложиться воротником на шею к маме. Семья, купившая квартиру, кота не хотела. Согласилась семья в деревне, с кучей различной живности.
Позже, в Германии, семья все бросалась к телевизору, когда такого же серого показывали в рекламе Вискас, все названивала, пытаясь узнать его судьбу. Из деревни он сбежал. Больше никто его не видел.