Авола славна не только вином, но и миндалем. Там даже есть музей миндаля. И мы пошли его искать, заодно изучая город. Сам город устроен очень логично. Посредине площадь. От нее идут дороги, строго сориентированные по сторонам света, и быстро приводящие еще к четырем площадям. Эти четыре площади соединены также улицами-радиусами, образующими ромб. И на каждой площади по церкви. А далее - спальные кварталы. И две больших улицы. Одна, ведущая к большим магазинам, для пешеходов не предназначена, но туристы по ней шныряют, нагло тормозя движение и игнорируя терпеливых водителей-сицилийцев. Другая ведет к центральному пляжу и заканчивается танцевальной площадкой у самого синего Ионического моря.
А мы пошли боковым радиусом, вдоль моря и многочисленных авольских пляжей и стали натыкаться на людей с большими пакетами миндаля под мышкой. Хороший музей, решили мы, и ускорили шаг. Вскоре обнаружилось и непритязательное строение без опознавательных надписей, откуда и вылезали оминдаленные граждане. Мы подошли, но ворота перед нами закрылись.
Стали искать звонок и нашли множество, с тучей итальянских надписей. Ни на одной не стояло ни музеум, ни мандорла - миндаль по-итальянски.
Тут дверь вдруг открылась, нас впустили, мы прошли куда-то вниз, откуда выкарабкивалась группа англичан, навьюченных миндалем по самое не могу. И оказались на фабрике, этот самый миндаль и производящей.
Нам пытались чего-то объяснить. Мы пытались чего-то спросить про знаменитую авольскую миндальную пасту, без которой здесь выпечка - не выпечка, а так, убожество, прости Господи. Паста эта, вроде, вполне себе марципан - тертый орех с сахаром, но почему-то почти жидкая и как с ней печь правильно - непонятно. Нам что-то объясняли. Мы чем-то кивали. Но не поняли ни бельмеса.
Накупили миндаля, а с пастой решили разобраться эмпирически - набрали печений из этой пасты и, раскусив, глубокомысленно смотрели внутрь. На второй тонне поняли - не проканает.
Наконец, дошли до музея. В музее очень обрадовались - кроме нас там никого не было. Нам показали растущий миндаль и виноград, всех по нескольку сортов, прессы и давильни, печи и фильм про переработку. Все, разумеется, по-английски, то есть что-то понимал только сын, коему оно, что шло, что ехало. Тут меня, услышавшего про новые методы производства вина, приспичило спросить, а лучше то какое, новое или старое? После шоколада из Модики я в новом сильно сомневался. -А я не знаю, - растерялась экскурсовод, и тут же обрадовалась - но у нас есть профессиональный консультант.
Консультант с вечно красным носом, явно указывающем на профессиональность, заявил, что он винодел в пятом поколении и в венах его течет не кровь, а вино. Но в ответе на мой вопрос сомневался - я ж, говорит, того вина не пробовал. Но сейчас и давят лучше и выдерживают, благодаря датчикам, правильно, должно быть лучше.
Я ему не сказал, но сомневаться продолжил. Ибо знал ту историю, об американском вине. Когда испанцы открыли Америку, они сразу стали делать вино. Но местный виноград не годился, качество давал говенное. Пробовали привезти виноград из Европы, но он гиб. Тогда решили местный перевезти в Европу, облагородить и отвезти обратно. Но инженеры к тому времени зачем-то придумали пароходы, и виноград приехал слишком быстро. Ехавший на нем вредитель, раньше умиравший по дороге не то с голоду, не то от ностальгии, спокойно доехал и стал пожирать беззащитный европейский виноград. Франция - а везли именно туда - рисковала остаться без вина. Ученые перепробовали все, не помогло ничего. Пришлось скрестить европейский виноград с американским, появился иммунитет, но вкус испортился навсегда, и того, что пил Атос, а потом и Дюма, нам уже не видать. И вряд ли чаша сия миновала Испанию и Италию.
Тут уехал сын, не мог себе позволить столь долгого отпуска. И сразу испортилась погода, что ни день, то дождь, хотя и всего на пару часов. Кончились привезенные книги и фильмы, и я заворчал. Я и с детства, читая Незнайку, понимал, что мой герой - это Ворчун, а уж с возрастом ворчать научился знатно. Но ворчать надо кому-то, а жена меня знала и ловко отворачивалась местами, которым ворчать бессмысленно. Тогда я ворчания зарифмовал и решил обрушить на вас. Куда вы увернетесь?
Ворчалка.
На пляжах Сицилии
Всего в изобилии
И солнца, и волн, и песка.
И, с виду так стильно,
А в мыслях - дебильно
Лежу, и во взгляде - тоска.
А что тосковать-то?
Скажите мне, братья,
Иль сестры, иль кто там вокруг.
Ведь, хочешь, купайся,
Лежи, загорайся.
Какого ж рожна тебе, друг?
Да сам я не знаю,
Чего я страдаю
Иль, может, от скуки торчу.
А в отпуск так рвался,
Мечтал, собирался,
И, на вот, лежу и ворчу.
Не буду ворчать я,
Простите вы, братья,
Иль сестры, иль... кто еще там?
Я плюхаюсь в воду,
Брожу средь народу,
Уклюжий, как гиппопотам.
На пляжах Сицилии
страдать - то усилие.
К чему эта вся кутерьма?
Без мыслей лежу я,
Но я не горюю,
Ведь горе - оно ж от ума.
Мы пошли закупаться в дорогу и в магазине с удивлением смотрели, как мы берем колбасу палками и сыры брусками, требуя запечатать их в вакуум, но я объяснил на каком-то невероятном языке - ви флай то каса, и даже самолет руками показал, и здоровенная очередь терпела, ждала, чего-то желала, гадала с продавщицей вместе, что такое вакуум, метаясь от прибора к прибору. Кассирша же и вовсе вышла из-за кассы и полезла обниматься.
И мы уезжали. Собираясь, случайно открыл путеводитель на пропущенном месте и выяснил, что сицилийский язык (это, может, и диалект итальянского, только итальянцы его не понимают, ну, как немцы баварский) не знает будущего времени. Я поразился. Как можно жить без будущего. А потом понял. А зачем оно, если живешь в вечности?
Но уезжать было жалко. Боги не отпускали. Я хоть в них и не верю, но без богов как-то скучно. И не знаешь, куда ехать в следующем году. Если на Сицилию, так почти все уже видели. А если не на Сицилию, так что там делать?
И я занудел, мрачно и беспросветно.
Нуделка.
Сегодня скончался сентябрь.
А завтра начнется сначала.
Тот кол, на колу том мочало.
И слякоть, и дождь, и октябрь.
А после случится зима.
И мы о жаре позабудем.
Дрожать мы от холода будем.
О лете мечтать без ума.
И снова весна к нам придет.
Погода, мечты и надежды.
Оденем поярче одежды,
И верим - нас новое ждет.
А нового нет, что б ты знал.
Лишь кол. На колу том мочало.
И все повториться сначала.
Не жизнь, а плохой сериал.
Н-да, все повториться сначала. Или не все. Повторится ли Сицилия?