Яровинская Татьяна: другие произведения.

Динозавр

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 4, последний от 08/04/2006.
  • © Copyright Яровинская Татьяна (tatjana@netvision.net.il)
  • Обновлено: 08/04/2006. 11k. Статистика.
  • Рассказ: Израиль
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вчера по ОРТ показывали фильм "На Верхней Масловке" с замечательными актерами А.Фрейндлих и Е. Мироновым, получившим летом прошлого года за роль в нем Приз фонда Андрея Тарковского. И я вспомнила о событиях, имевших место несколько лет назад, в ноябре 2000-го.
    •   Вчера по ОРТ показывали фильм "На Верхней Масловке" с замечательными актерами А.Фрейндлих и Е. Мироновым, получившим летом прошлого года за роль в нем Приз фонда Андрея Тарковского. И вспомнились события, имевшие место несколько лет назад, в ноябре 2000-го.
      
      Заверещал телефон. Подняв трубку, я услышала голос моей знакомой Эльвиры Менжерицкой. Той самой, что делает потрясающих матрешек. Она сказала: "У меня для Вас есть интересная тема. Недавно, прочтя повесть Дины Рубиной "На Верхней Масловке", я узнала в героине Анне Борисовне свою хорошую знакомую, с которой был связан довольно большой период моей жизни. Она и впрямь была известным скульптором. Звали же ее Ниной Ильиничной Нисс-Гольдман."
      
      Мы встретились. И я услышала следующее.
      
      - Свой рассказ хочу начать с того, каким образом попала в этот необычный дом. А дело было так. Я работала в библиотеке МОСХа (Московской Организации Союза Художников). И как в любом подобном заведении, промеж ее членов ходило множество разных слухов обо всех, причастных к этому виду творчества. Естественно, говорили и о Нине Ильиничне Нисс-Гольдман. Говорили как о легенде, как о настоящем динозавре, потому что родившись неизвестно в каком году 19-го века, она много лет прожила в Париже и в дореволюционные времена была знакома со многими знаменитыми художниками, в том числе и с Модильяни, об особых отношениях ее с которым прозрачно намекали. И эти намеки придавали этой непростой личности особый шарм.
      
      Для меня в ту пору Нина Ильинична была истинным "раритетом". О личном знакомстве не было даже мысли. Но однажды в библиотеке раздался звонок. Глубокий бас произнес: "С кем это говорю?" После того, как я представилась, услышала в ответ: "Душа моя, выручите старуху. Привезите книжек. Хочу читать."-"Хорошо, - сказала я. - А с кем имею честь говорить?" - "Это Нисс-Гольдман."
      
      У меня аж перехватило дыхание:
      
      - Да, да, конечно. А сколько Вам книг привезти, Нина Ильинична?
      
      - Ну, штук 9 или 12. Потому что, когда я попросила об этой услуге в районной библиотеке, то мне принесли лишь одну. Это было "Счастье" Павленко. Ой, это было такое несчастье!
      
      Одним словом я, заведующая отделом, переквалифицировалась в книгоноши и отправилась на московский Монмартр - Верхнюю Масловку, место где обитали московские художники. Там жили и знаменитые люди, такие как Лемкуль, Кокорин, Коношевич, Каневский, и неизвестные широкой публике, но довольно интересные, Тутуновы, Ткачевы, Рублев. В одном из больших домов была мастерская и Нисс-Гольдман.
      
      Переступив порог, я оказалась в большой-пребольшой комнате, где кусками лежала глина, стояли какие-то непонятные сооружения, оставшиеся от прежней деятельности. Будучи весьма преклонного возраста (где-то под 90), она уже не работала.
      
      Ну, описывать мастерскую не буду. Это прекрасно сделала Дина Рубина. А вот с некоторыми деталями я не согласна. Тут вот написано, что, встречая гостей, старуха тяжело поднималась с кресла. Опровергаю. Нина Ильинична никогда в кресле не сидела. Обложенная подушками, располагалась на кушетке, где проводила основное время, практически не вставая, так как была очень грузна и двигалась с трудом. Естественно, она уже не могла в полной мере ухаживать за собой, а потому все вокруг имело весьма несвежий вид: и халат, в который она была упакована, и плед, и наволочки на подушках, и, покрытый сальными пятнами, стоящий неподалеку большой стол.
      
      Но вот что интересно. Несмотря на всю неряшливость, эта женщина с элегантной прической, собранной неизвестно каким образом из жиденьких прядей, имела необыкновенно породистый вид. Настоящая гранд дама. Парадокс, которому я не могла найти объяснения. И, несмотря на раскардаш, царивший вокруг, чувствовала себя едва ли не на светском рауте.
      
      Как я узнала потом, Нина Ильинична очень придирчиво относилась к новым знакомствам и далеко не всех допускала до себя. Во мне ее, вероятно, что-то привлекло, и голос, исходивший из самого нутра, произнес: "Душа моя, как Вас зовут?" Я ответила: "Эльвира", и заметила, что это ее покоробило. Словно пробрало какое-то омерзение.
      
      - И кто же умудрился Вас так назвать? - последовал вопрос.
      
      - Нет, ни мама, ни папа, - сказала я, - а сестра. И рассказала ей историю происхождения моего имени.
      
      Дело в том, что у меня есть сестра, которая старше на восемнадцать лет. Разница, как видите, солидная. И к тому времени, что я должна была появиться на свет, она, как говорится, была девушкой на выданье. Вероятно, ее шокировал тот факт, что мама, в возрасте за сорок, собирается рожать. А поэтому отношения к происходящему не скрывалось. И действиями, и словами, выказывалось явное неудовольствие. Однажды она поставила условие маме: " Раз уж ты рожаешь, то предоставь мне право выбрать имя".
      
      Родители согласились, а потому после моего рождения сестра, увлекавшаяся в то время Вальтером Скоттом, предложила на выбор три имени: Лябискви, Ровенна, Эльвира. И мама выбрала, на ее взгляд, из трех зол наименьшее.
      
      Нина Ильинична посмеявшись, прореагировала неожиданным образом: "Нет, я все-таки не выношу таких имен. Можно, я буду Вас называть Душенька?"
      
      Страшно захотев блеснуть своей эрудицией, я протянула: "Ну, я совсем не похожа на Душеньку Богдановича".
      
      На это она отреагировала так: "Какого Богдановича? А, а-а, Психею, что ли?"
      
      - Да.
      
      -Да, на Психею не похожа. Не похожа, нет.
      
      Вот так и завязалось наше знакомство, доставлявшее мне много приятных минут, потому что Нисс-Гольдман была необыкновенным, неординарным человеком. В ней сочеталась аристократичность с нарочитым хулиганством, высокомерность с доброжелательностью. А еще она умела удивительным образом подчинять людей. В частности меня, закабалив своеобразным образом, сделала личной книгоношей. При этом повелевала и заставляла приносить не менее 12 или, по крайней мере, 9 книг. На выбор.
      
      Она говорила: "Дорогая, я не доверяю Вашему вкусу. Вы мне можете принести невесть что. Помню, я читала какую-то странную книгу про директора МТС и еще какую-то межеумочную личность. Я, конечно, прочитала три страницы, не более. Но все же..."
      
      Мне становилось неудобно и я произносила: "Ну, что Вы хотите Нина Ильинична? Я принесу все". - "А у вас есть все?" - "Конечно. Все-все". - "Ну, хорошо, принесите мне Кнута Гамсуна, принесите мне Майеринга, принесите мне Зиночку Гиппиус ..." Я оправдывалась: "У нас нет этого,
      этого, этого..." - "Как так? Вы же сказали, Душечка, что у вас все есть!"
      
      На самом деле в нашей библиотеке можно было найти считанные книги, соответствовавшие вкусу Нины Ильиничны. Она читала раннего Бунина (очень любила "Темные аллеи"), Куприна, и других авторов того же плана. Когда же я хотела познакомить ее с кем-то из современных писателей, попытка кончалось неизменным провалом. Помню, как однажды, словно подарок, принесла ей "Чевенгур" и "Котлован" Платонова, которые только-только начали выходить и были предметом всеобщего обсуждения. И что получила в ответ? "Боже, милочка, куда Вы меня загнали? В какой-то котлован".
      
      Как все интересные люди, это очень старая женщина притягивала к себе других, тоже чем-то интересных. И если я заскакивала к ней неожиданно, экспромтом, то порой встречала кого-то из тех, кого мы называем знаменитостями.
      
      О, она знала кого чем "купить". Когда я приходила, каждый раз наш разговор начинался примерно так: "Боже, какое на Вас прелестное платьице". При этом непременно делала акцент на детали: отделке, складке, шлице. Сначала это меня ошеломляло. Я старалась сообразить, что и впрямь прелестного в моей одежде? Думала: "Интересно, что она нашла в стандартном москвошвеевском изделии или в кофточке производства ивантеевской трикотажной фабрики? Еще тот кутюр!" Но тем не менее, такая оценка мне, несомненно, льстила.
      
      После прелюдии начинался разговор. Обо всем. О делах насущных, обо мне, моей семье, о знакомых художниках, где особенно ее занимали амурные дела, о которых перешептывались в кулуарах. О себе же она распространяться не любила. Но однажды, расхрабрившись, я рискнула намекнуть на то, что хотела бы из ее уст услышать историю, связанную с Модильяни. Вероятно, я была отнюдь не первой, обратившейся с подобным предложением, потому что Нина Ильинична, не задумываясь, произнесла: "А, хотите рассказ о Модильяни? Пожалуйста. Мы жили в одном дворе. Ходили в одну столовую. Может быть, пользовались даже одним туалетом. Вот и все, что я могу рассказать о Модильяни." Как отрезала. Естественно, что больше ни этой темы, ни к других подобных я не затрагивала.
      
      Несмотря на возраст, Нисс-Гольдман живо интересовалась событиями, имевшими место в мире искусства и все, что видела, непременно комментировала. Причем, делала это исключительно искренне, не стесняясь высказывать вслух то, что думала: "Мол, что с меня, старухи, возьмешь?" (А вкус у нее, надо отметить, был отменный). Так однажды при мне она словно пригвоздила своим басом весьма раскрученного в ту пору художника (фамилии называть не буду), сказав: "Шел бы ты, дружок, в официанты!"
      
      Именно поэтому, когда я, ощутив некий творческий потенциал, и перепробовав себя в разных жанрах искусства (снималась в эпизодических ролях в кино, рисовала, "шмаляя" красками на холст, что-то писала), наконец, пришла к миниатюре, представила своих куколок на суд Нине Ильиничне.
      
      Она долго смотрела на них и так, и эдак, крутила в руках, в итоге произнесла: "Откуда вкус-то? Вкус-то откуда?" То есть, ей было непонятно, неизвестно, каким образом у простой советской ражданочки вдруг прорезалось не только ощущение красоты, но и умение ее воспроизвести. Услышав то, что было для меня исключительно важно, с ее благословения я стала заниматься тем, что и делаю сейчас.
      
      Наше общение продолжалось довольно долго. Все то время, что я работала в библиотеке. Потом, когда, став чиновницей средней руки, перешла в самое управление МОСХа, наши встречи оборвались. Почему? На этот вопрос мне ответить трудно. Может потому, что не было предлога к ней ходить? Может, потому что меньше стало свободного времени из-за того, что у меня началась другая жизнь, а у нее, по рассказам Бори Карафелова, постоянно опекавшего Нину Ильиничну, все было по-прежнему? Не знаю.
      
      Жалею ли о том, что так произошло? Несомненно. Ведь общение с ней давало очень много и для ума, и для души. Но случилось то, что, к сожалению, нередко случается в нашей жизни. И далеко не всегда мы можем объяснить, почему рвутся интересные и, казалось бы, прочные связи.
      
      
      
  • Комментарии: 4, последний от 08/04/2006.
  • © Copyright Яровинская Татьяна (tatjana@netvision.net.il)
  • Обновлено: 08/04/2006. 11k. Статистика.
  • Рассказ: Израиль
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка