Аннотация: Из открытых ворот тянуло желанной прохладой, легкий ветерок доносил мельчайшие капельки воды, разбрасываемые фонтаном, в струе которого неизменно прыгал двухцветный мячик, поворачиваясь то одним, то другим боком и настраивая на веселый лад.
Сияет солнце ярко,
И по аллеям парка
Брожу я словно много лет назад...
Здесь в нашем парке старом
Все так же ходят пары
И бабушки с внучатами сидят...
Так пелось в одной из песен популярной где-то в середине 50-х, и я, будучи девчонкой, с улыбкой представляла себе эту идиллическую картину. Думала о том, что когда-нибудь вернусь так же в наш старый парк. Только это осталось в воспоминаньях, добраться до любимого места в далеком Ташкенте, не реально. Оттого я и совершаю это виртуальное путешествие, сев за руль машины времени.
Желтое здание с белыми колонами находилось на углу улиц Энгельса и Сталинской, которая затем стала Братской, а потом еще не раз поменяла название. В стародавние, то есть дореволюционные времена, здесь собирались члены Дворянского собрания. Нередко устраивались балы и званные обеды, которые проходили в высоком зале, украшенном полотнами знаменитых художников, изваяниями не менее известных скульпторов. Еда подавалась на тарелках из тонкого фарфора и блестящего, натертого до блеска серебра, напитки - в хрустальных графинах и бокалах, весело отражавших огоньки ярких люстр. А еще здесь играли в бильярд, танцевали, слушали концерты...
Победная поступь пролетариата привела к тому, что здание национализировали. Художественные полотна, редкие гобелены, статуи и бюсты из мрамора и бронзы вместе со всем прочим оприходовали. И устроили здесь ДКА (Дом Красной Армии), который после реформы в вооруженных силах превратился в ОДО (Окружной Дом Офицеров).
Здесь на благо народа работали спортивные секции и кружки, которые пользовались неизменным успехом. Помню, как моя мама училась там сначала кройке и житью, а затем вязанью. И, надо сказать, весьма успешно. Ибо полученные навыки позволяли ей обшивать и обвязывать дочек, что в период товарного дефицита было совсем немаловажно.
В зимние каникулы днем в большом зале проводились новогодние елки с Дедом Морозом, раздававшем с помощью Снегурочки подарки, а когда смеркалось, малышню сменяли старшеклассники. Пропуском, как тем, так и другим, служили билеты, полученные родителями на работе от всемогущего профсоюза.
Особой же популярностью пользовался кинотеатр с примыкавшим к нему небольшим буфетом, в котором продавалось ситро и неплохие пирожные. Так как ОДО имел статус клуба, картины там шли с опозданием, после окончания премьерных показов в центральных кинотеатрах. И в этом был определенный смысл, так как появлялась возможность посмотреть фильм, пропущенный по той или иной причине или вновь встретиться с понравившимися героями.
Иногда нас, детей, родители отпускали в кино одних, без провожатых. Зажав в потном кулачке рубль на детский сеанс или трешку на тот, что, считаясь взрослым, шел в пять часов, мы, поднимались по боковой лестнице со стороны парка и чинно рассаживались по местам.
Из всех картин, которые мне довелось там посмотреть, более других мне запомнилась "ЧП", первый советский приключенческий фильм, фабулой которого стали реальные политические события связанные с пиратским захватом чанкайшистами в нейтральных водах близ острова Тайвань советского танкера "Туапсе", который шел груженный керосином из Одессы в Китай.
И страшно, и интересно было следить за тем, как мужественные советские моряки стойко переносили допросы, противостояли провокациям и соблазнам, не давали сломить свою волю, склонить к предательству.
Особенно нравился нам Виктор Райский, которого играл молодой Тихонов. Зная о том, что он вовсе не предатель, а человек лишь сделавший вид, что перешел на сторону противника, мы нервничали, когда товарищи не понимали и проклинали его. ·Смотри, смотри же, - шептали беззвучно наши губы, - на его пальцы, сложенные особым манером и свидетельствующие о том, что он врет..." Промучавшись целую неделю, тянувшуюся вечностью между демонстрациями первой и второй серий, мы, наконец, увидели добрый финал и возвращение моряков в родную Одессу.
Впрочем, я отвлеклась. Сюжетом моего рассказа выбрано не здание, а парк, расположенный сбоку от него и собиравший душными летними вечерами людей, жаждущих отдохнуть от изнуряющей дневной жары или просто провести свободное время. Ведь в начале 50-х телевизоры (неуклюжий ящик "КВН" с крохотным экраном и толстенным увеличительным стеклом-линзой, наполненном дистиллированной водой) только входил в моду, украшая дома лишь избранных.
Сборы на прогулку превращались в определенный ритуал. Мама утюжила папе белые шелковые или коломянковые брюки, расшитую мелким крестиком украинскую сорочку, а он надраивал парусиновые туфли зубным порошком. Себе мама выбирала "выходное" платье: розовое крепжоржетовое или пестрое крепдешиновое. Не забывали и меня. Платье на кокетке с оборками и рукавом-фонариком, туфли с перепонкой - высший пилотаж советской обувной промышленности. Обязательные носочки. Непокорные кудряшки заплетались в небольшие косички с ленточками в тон платья.
Дойдя до конца Каблукова, выходили на Энгельса и по прямой достигали ОДО. Из открытых ворот тянуло желанной прохладой, легкий ветерок доносил мельчайшие капельки воды, разбрасываемые фонтаном, в струе которого прыгал двухцветный мячик, поворачивавшийся то одним, то другим боком и настраивавший на веселый лад.
В отличие от других, более крупных парков (им. Тельмана и им. Горького), а так же Сквера Революции с дорожками, посыпанными оранжевым песком и статуей Вождя Народов в центре, парк ОДО, обладал особой аурой интимной таинственности, что хранили расходящиеся в разные стороны от площадки с фонтаном аллейки со скамейками, клумбы с цветами. Желтели яркими глазками белоснежные ромашки, лукаво улыбались анютины глазки, а петуньи и душистый табак пропитывали воздух приторно-сладким запахом, смешивающимся с ароматом роз, составлявших большую часть посадок. Огромные желтоватые с розовыми прожилками; бордово-красные, ярко розовые, нежно-белые... Каких только не было!
Не жалея воды, зелень поливали так обильно, что с кустов и деревьев капала вода, а трава на газонах блестела капельками влаги в свете фонарей, льющих неяркий свет на окружающее пространство.
Я тащила родителей вглубь. Туда, где в небольшом бассейне среди травы и водяных лилий, орошаемых тонкими струйками воды, стояла девушка, обнимая весло. Не знаю, чем меня так влекла фигура, мало отличающаяся от других подобных образцов монументального искусства социалистического периода. Только каждый раз, встречаясь с ней, я испытывала непонятное магическое воздействие, внутренний трепет, усиливаемый ароматом "Ночной красавицы", открывающей свои граммофончики лишь с заходом солнца.
Иногда мы доходили до детской площадки с качалками, небольшой каруселью, песочницей. Но она по вечерам не работала, а потому даже не была толком освещена и служила уже не детками, а целующимся парочкам.
Рядом с одной стороны от детской площадкой стоял забор летнего кинотеатра, с другой - ажурная загородка танцплощадки, на которой под модные мелодии, выдуваемые оркестром, как сказали бы сейчас, тусовалась молодежь. Публика собиралась разная. Только ни драк, ни каких-либо серьезных инцидентов не наблюдалось. Все, даже местная шпана, соблюдали неписаные законы приличия. Чтобы попасть в "закрытую зону", следовало купить билеты в кассе-будочке. Но детей туда не пускали, да и мои родители танцевать не любили. Поэтому мы поворачивали обратно.
Имелся в парке еще один фонтан, называемый "дальним", и небольшая открытая эстрада-ракушка, где нередко, натянув на заднюю стенку экран, крутили киножурнал "Новости дня", документальные фильмы, реже мультики.
Усадив нас с мамой на скамейку, папа отправлялся "ловить" продавщицу мороженого, уныло толкавшую перед собой голубой ящик на колесах, и покупал у нее вафельные стаканчики с пломбиром. Мама вынимала из сумки салфетку с завернутой в нее меленькой серебряной ложечкой с витой ручкой. Я должна была есть ею холодную массу, отщипывая крохотные кусочки. Не лизать, не грызть.
Окончив прогулку, возвращались домой. Довольная, я сжимала в руке или яркий воздушный шарик или другой, прыгающий на резинке, сделанный из блестящей разноцветной бумаги, обернувшей самые обыкновенные опилки.
Когда мне исполнилось семь, то, как каждый ребенок, достигший данного возраста, пошла в школу номер 50, что находилась на Хорезмской улице расположенной перпендикулярно Энгельса, а потому выходящей прямо к ОДО.
Незаметно пролетели годы, и из начальной школы мы перешагнули в среднюю, превратились подростков. И снова в мою жизнь вошел парк, в котором я не была много лет. Во-первых, моя семья перебралась в другую часть города. Во-вторых, за это время кардинально изменился образ жизни, и подобные прогулки потеряли свою актуальность.
Мы прибегали в парк во время "пустых" уроков, которые срывались по какой-то причине: или менялось расписание, или болел преподаватель. Промчавшись пулей через ворота, мы швыряли в сторону портфели, радуясь, небольшой сорокапятиминутной свободе, гоняли как маленькие, по аллеям, лазили по скамейкам...
Осенью, естественно, цветов не было, фонтаны не работали, девушка, прижав к себе весло, одиноко стояла в осушенном бассейне, а все пространство вокруг покрывал ковер из хрустящих под ногами желто-красных листьев. Но как кругом было красиво! Как все было здорово! И как давно...