После нескольких месяцев общения с ребятами из близлежащих домов, я стал сносно говорить по-грузински. В настоящее же время, не имея практики, я язык забыл, кроме нескольких слов и ругательств.
Услышав незнакомое слово, я без стеснения обращался к ребятам, и они охотно разъясняли мне его значение.
Однажды, хозяин нашей квартиры, менгрел, на чей-то вопрос ответил: "Арвици". Я пошёл к соседскому мальчишке и спросил:
- Гиви, что такое "арвици"?
Он читал книгу и не отрываясь ответил:
- Нэ знаю.
- Как?-удивился я.
- Ну, нэ знаю, панымаэш. Нэ зна-а-а-ю!
- Скажи, "арвици"- это по-грузински или по-менгрельски?
- По-грузински.
- Так, что это значит?
- Нэ знаю.
- Ты - грузин!
- Да.
- И ты не знаешь, что такое "арвици"?
- Пачэму нэ знаю? Вах! Я знаю!
- Так что это?
- Я тэбэ гаварью, нэ знаю.
- Я тебя чем-то обидел?
- Зачэм абыдэл. Ара.
- Что вы шумите? - спросил вошедший старший брат Гиви, Вахтанг, который в отличии от большинства грузин говорил по-русски почти без акцента.
- Вахтанг, он не хочет объяснить, что такое "арвици".
- Пачэму нэ хочью! Я эму гаварью "нэ знаю, нэ знаю", а он нэ панымаэт!
Вахтанг расхохотался и, прерываясь, объяснил:
- По-грузински "вици" - это "знаю". Что такое "ара" - ты уже наверно знаешь. Значит, "арвици" - "не знаю".
Я не помню, чтобы я с тех пор так смеялся. Все мы хохотали, придерживая животы, и рывками всасывали воздух в, опусто-шённые смехом, лёгкие. Тела наши содрогались, болели мышцы щек, но мы не могли остановиться. Шатаясь, я выбежал на улицу, по которой ходили в поисках пищевых отходов огромные, степенные свиньи. Они остановились и удивились моему хохоту, похожему на хрюканье.
Когда я вернулся и мы успокоились, Вахтанг предложил:
- Теперь скажи по-грузински: "Я знаю, что я ничего не знаю".
- Мэ вици ром мэ арапэри арвици.
- Молодец, очень неплохо. Теперь ты знаешь, что такое "арвици"?
- Нэ знаю,- пошутил я.
УРОК ВТОРОЙ
Первый анекдот я "сочинил" в далёком 1952 году, будучи студентом московского пединститута. Вероятно, этот анекдот был со столетней бородой, но ни мне, ни окружающим он не был известен.
Вот как было дело.
В нашем институте никому неизвестный шутник сочинял остроумные, но с антисоветским душком анекдоты, что в то время было делом небезопасным, и сочинитель, естественно, не только не афишировал, но и умело скрывал своё авторство. Он явно был из ближнего круга студентов, проживающих в общежитии, потому что, когда я пересказывал, услышанный на общей кухне, анекдот членам клуба шутников, то он оказывался свежим для всех.
На свои заседания члены клуба "Кафедра стуловедения и телёнкологии" обычно собирались в колонном вестибюле института в перерывах между лекциям.
Меня приняли в члены клуба, ибо оценили вклад в стуловедение, который я внёс вопросом: "Курил ли Остап Бендер-Задунайский?". Ответа никто не знал. Тогда я процитировал:
"Подле красивого двухэтажного особняка... молодой человек остановился, чтобы прикурить у дворника...
- А что, отец, - спросил молодой человек, затянувшись, - невесты у вас в городе есть?"
Анекдоты, которые я там рассказывал, пользовались постоянным успехом.
Постепенно у многих создалось убеждение, что именно я являюсь автором этих анекдотов. Чем настойчивее я отнекивался, тем твёрже становилось убеждение.
Однажды в курилке ко мне обратился студент, который встречался с бывшей моей подружкой.
- Расскажи свой последний анекдот.
- Почему ты решил, что я сочиняю анекдоты?
- Все говорят...
- Мало ли кто что говорит. Ты наверно тайно слушаешь радиостанцию ОБС?!
- Ничего я не слушаю,-испугался он. - А что это за радиостанция?
- Одна бабка сказала.
- Ну хватит придуриваться! Расскажи хоть один.
- Отвяжись! Я вообще не способен сочинять. У меня и по литературе всегда была народная оценка. Понял?
- Понял. Ну, давай, обменяемся анекдотами. Идёт?
- Вот пристал... Ладно, давай!
- Ты знаешь, что такое "сверхтерпимость"?
- Нет.
- Это, если человек набирает в рот воды, садится на плиту и ждёт, когда вода закипит. Ха-ха-ха! Что не смешно? А мне нравится.
Видимо, скрытая от меня самого досада, что моя бывшая подружка выбрала такого недалёкого парня, и начальные слова анекдота, который он только что рассказал: "Ты знаешь...", соединились непонятным образом и я неожиданно для себя сказал:
- А ты знаешь, какая разница между твоей Таней и моей Наташей?
- Нет не знаю...
- А я знаю.
Все, кто был в курилке, рассмеялись.
Через два года, когда я уже работал учителем математики, этот анекдот был рассказан в компании выпускников центральных институтов, работающих в Нижнем Тагиле. Только места подружек были заняты жёнами. На мое сообщение, что я автор этого анекдота, компания отреагировала насмешками типа: "А ты случайно не автор теории относительности?"
С тех пор в разговоре с людьми, которые меня мало знают, я скрываю авторство своих афоризмов, анекдотов и шуток.
Даже сейчас, издав несколько юмористических книг, я, рассказывая жене очередной свой анекдот, держу раскрытыми газету или журнал, потому что знаю, - если я скажу ей, что это мой анекдот, - она смеятся не будет, в лучшем случае - улыбнётся. Но - парадокс: в компаниях она сама просит меня рассказать тот или иной мой анекдот.
На Лубянке, из-за одного политического анекдота, специ-алисты по народному творчеству, в штатском, провели даже следствие. Искали автора! Всем вызванным, в то числе и мне, задавали один вопрос: "От кого Вы услышали этот анекдот?". Однако, быстро запутавшись в цепочке, решили действовать по другому. Меня и ещё трёх студентов вызывали неоднократно и допрашивали с пристрастием, на которое они были большие мастера, но о котором я не буду распространяться, чтобы не почить на лаврах жертвы тоталитарного режима.
Не добившись никаких результатов, нас оставили в покое, но несколько недель спустя ко мне в столовой подсел прилично одетый молодой человек с небольшим родимым пятном на виске и пошутил, что работники этой столовой научились делать котлеты вообще без мяса. Я рассказал ему пару анекдотов про мух в супе. Он заговорил о государственном устройстве, при котором люди не заинтересованы хорошо работать. Я уже собирался рассказать один из политических анекдотов, которые были тогда на слуху в нашем клубе, но мой ангел-хранитель остановил меня, чем и спас от больших неприятностей.
Совершенно случайно, как мне показалось, я неловко повернувшись, уронил вилку. Поднимая её, я обратил внимание, что парнь обут в офицерские ботинки. И только тогда я понял: кто боком сидит передо мной. Я лихорадочно стал вспоминать - не сболтнул ли лишнего. Парень же, ничего не подозревая, продолжал разговор. - А вот совсем новый анекдот: "Стоит товарищ на Красной площади и раздаёт листовки. Конечно, многие его сторонятся. Но те, кто брал листовку, говорили: "Что же здесь ничего не написано?" "А зачем? И так всё понятно."
Он стал громко смеяться.
- Ну, как?
- Глупый анекдот.
- Почему?
- Во-первых, антисоветский, а я такие на дух не переношу. Во-вторых, он далёк от реальности. Кто же будет раздавать листовки на Красной площади?! Его же сразу арестуют! В-третьих, не смешно. И, в-четвёртых, никогда не рассказывай подобные анекдоты, если не хочешь неприятностей.
- Ну, ты хватил. За анекдоты у нас не сажают.
- Давай проверим? Дай мне свой адрес, а я сообщу куда следует. Идёт?
- Ну, не знаю... - стушевался он, - все рассказывают и ничего. А как тебе такой. К газетному киоску подбегает гражданин.
- Дайте скорее газету.
- Вам какую - "Правду" или "Известия"?
- Всё равно. Моя задница читать не умеет. Ха-ха-ха!
- Да, в этом анекдоте юмор есть, - выдавил я, - но он рассчитан на любителей грубостей. И ты опять подсовываешь политику?
- Какая же здесь политика?
- Если бы ты назвал газету "Труд" или журнал "Крокодил", то никакой политики не было бы. Когда же ты говоришь - "Правда", то это чистая политика.
- Ты что, никогда не рассказываешь политических анекдотов?
- Никогда! И тебе не советую, если не прикажут.
- Что Вы имеете в виду?- вдруг перешёл он на официальный тон.
Я понял, что проговорился, и от волнения, которое пытался скрыть, не удержал стакан с компотом, и он, упав на стол,
опрокинулся и вылил содержимое на костюм моего собеседника. Боец невидимого фронта вскочил и, стряхивая жидкость, стал ефрейторски матерится. Я бросился к нему, прося прощение, стал вытирать платком пиджак, натыкаясь на скрытый, твёрдый предмет, укреплённый на поясе. Отшвырнув меня с такой силой, что я упал, он обозвал меня жидовской мордой и вышел из столовой.
Много лет спустя, в 1992 году, я встретил его на пляже Учкуевка, в Севастополе - выдало родимое пятно.
- Вы всё ещё работаете в органах?
- А Вы кто?
- Я жидовская морда...
Он посмотрел на меня с недоумением.
- Я не понимаю Вас...
- Я жидовская морда, которая испортила Ваш костюм...
Только теперь лицо его прояснилось.
- Извините меня за ту грубость... Вы тогда здорово меня разоблачили. А, кстати, как Вы догадались?
- По ботинкам.
- Не понял...
- Люди, которые носят дорогие костюмы, надевают туфли, а не офицерские ботинки.
- Так просто...
- Да. А, кстати, почему меня не арестовали. Я ждал ареста каждую ночь и отсыпался на лекциях.
- Тогда раскручивалось дело врачей и нам стало не до анекдотов и их авторов. Но признайтесь. Это Вы тогда сочиняли политические анекдоты?
- Нет. Но любил их рассказывать...
В 1997 году я снова его встретил. В Хайфе. Он искренне обрадовался и затащил меня в кафе.
- Теперь Ваша очередь испортить что-либо из моей одежды,- не упустил я случая.
Посмеялись.
- А как Вы здесь оказались среди жидовских морд?
- Пожалуйста, прошу Вас, не напоминайте мне о прошлом. Оно тяготит меня.
- Хорошо, не буду. Сюда Вы приехали отдохнуть?
- Нет, я здесь живу.
Мои брови сдвинули кепку на затылок.
- Я ведь и тогда был женат на еврейке, правда фамилия у неё была правильной, по отцу. Но всё равно это мешало мне продвигаться по службе. Я и в отставку-то вышёл в звании капитана.
- Почему же Вы не развелись? Вероятно, получали такие рекомендации?
- Получал, конечно... Не знаю...наверно, сильно любил...да и сын...,- проговорил он тихо, глядя через витрину на обычную суматоху улицы имени Герцля.
УРОК ТРЕТИЙ
Это произошло со мной в том возрасте, когда человеку свойственно не столько смотреть на других, сколько показывать себя.
Ещё в школьные годы я был избалован вниманием окру-жающих, потому что местная газета охотно печатала мои коммунопатриотические стишки, вызывавшие недовольство моего отца, над которым посмеивались рабочие цеха. После того, как в газете появились "стихи":
"Рад я, что в эту эпоху прекрасную,
В сталинский век вдохновенный живу!", отец усадил меня напротив и сказал:
- Тебе не стыдно писать такую чушь?
- Почему ты считаешь это чушью?
- А ты подумай, если способен.
- Разве те, в газете, глупее тебя?
- Они рабы, их заставляют такое печатать. Но тебя же никто не заставляет. Пиши то, что идёт из сердца, а не из головы. Но в любом случае, не позорь нашу фамилию.
Поразмыслив, я переквалифицировался в лирики. На школьных вечерах я с завыванием, в подражание известным поэтам, читал любовные стихи, которые пользовались несомненным успехом, особенно, у девочек. Правда, сам автор таким успехом похвастатся не мог, потому что отпугивал и девочек и их мам всклокоченной шевелюрой, нечищенной обувью и некоторой вольностью в одежде. Витая в высших сферах, он не мог обращать внимания на такие мелочи.
Я даже ухитрился издать худосочный сборник своих лири-ческих опусов. Наверно, в моих стихах были и зёрна среди многочисленных плевел, потому что не только моя учительница литературы настоятельно советовала продолжать писать, но и известный тогда поэт Исаковский дал , не без критики, но положительный отзыв на этот сборник, посланный мною в Литературный институт на конкурс.
Почему я не поступил в этот институт, а стал учителем математики, собираюсь рассказать в другой байке, хотя, по справедливому замечанию Воланда, человек ничего планировать не может и не должен.
В институте, где я учился, на одной из первых лекций по математике молодой профессор, рассматривая одну из формул, сказал с особой интонацией, которую я не заметил:
- Сеньоры и сеньориты, обратите внимание, что эта формула справедлива всегда...
Профессор долго держал паузу, ожидая реакции, и он её дождался. Я встал и возвестил:
- Товарищ профессор, Вы сказали, что эта формула верна всегда, но в случае, когда в=2а она теряет смысл!
Наступила тишина. Девушка, внимание которой и было целью моего выступления, посмотрела на меня с удивлением, которое, по обыкновению, предшествует интересу.
- Молодой человек, - с нескрываемым удовольствием сказал профессор, - если я скажу, что Вы можете приходить ко мне всегда, то это не означает, что Вы можете прийти ночью.
Взрыв хохота прогремел с такой силой, что в аудиторию ворвался, проходивший мимо, декан нашего факультета. Поняв, что ничего не случилось, он удалился, пригрозив неизвестно кому пальцем.
Насмешливый взгляд той девушки я помню до сих пор, хотя прошло немало лет.
Я учился хорошо и этот преподаватель, выделив меня из общей массы, на экзамене сводил мой ответ по билету к взаимообмену анекдотами и шутками довольно язвительными по отношению к власти.
Сначала он открывал мою зачётную книжку, ставил "отл", расписывался и возвращал её мне.
- Какой первый вопрос Вашего билета?
- Ряд Тейлора и его переход в ряд Маклорена.
- Так, так. Вы, конечно, не знаете, кто такой Маклорен?
- Откуда мне знать. Первый раз слышу. Наверно английский шпион.
- А как он проник в ряды Тейлора, Вы, конечно, тоже не знаете?
- Наверно, дал взятку.(Шёпотом) Кстати, анекдот. Один заслуженный человек многократно обращается в исполком с просьбой выделить его семье новую квартиру. Уже стало невмоготу дальше жить в старом бараке с протекающей крышей. Ему всё обещают и обещают. Эта бодяга тянется несколько лет. Одному молодому, неопытному чиновнику стало жаль старика.
- Что Вы всё ходите и ходите, просите и просите!
- Что же делать?
- Положите в конверт 1000 рублей и отдайте его Ивану Петровичу в кабинете Љ8. Завтра у Вас будет ордер.
Старик благодарит и радостный уходит, но через пять минут возвращается.
- А что, если Иван Петрович обманет.Деньги возьмёт, а квартиру не даст.
- Да, что Вы такое говорите! Иван Петрович обманет?! Он же член партии с 1905 года! Такие не обманывают!
Преподаватель громко рассмеялся, откинувшись на спинку стула, но, увидев, что все студенты, которые готовились к ответу, прекратили работу, резко оборвал смех.
- Но Вы что-то написали по этому вопросу?
- Честно говоря, - сказал я, понизив голос, - только то, что мне успел подсказать Татарчук. Надеюсь на Вашу снисходительность в связи с моей честностью.
Среди готовившихся сидел Татарчук, всем известный как один из "тупых углов факультетского треугольника: старосты, профорга и комсорга".
- А откуда Татарчук знает Маклорена? - сказал преподаватель, тоже понизив голос.
Дальнейший разговор проходил уже шепотом. Причём, мы наклонились, чуть ли не касаясь подбородками стола. Но нас никто и так не слушал, радуясь возможности без помех списывать со шпаргалок.
- Говорит, по совместной работе в какой-то тайной органи-зации.
- Узнайте у него поподробнее об этой организации.
- Зачем? Хотите сообщить куда надо?
- Всенепременно. Как честный член советского общества.
- И как член партии.
-Обижаете. Разве я похож на члена партии?
- Нет, конечно. Но, кто Вас знает?! Расскажите что-нибудь эдакое... Тогда, может быть, поверю.
- Пожалуйста.Принимают на работу нового преподавателя:
- О!У Вас красный диплом!? Прекрасно! О! У Вас замечательные характеристики! Нам такие кадры во! как нужны! Но может в Вашей биографии есть какие-нибудь тёмные пятнышки. От нас ничего не надо скрывать, мы всё равно узнаем.
- У меня нет никаких пятнышек, вот только дедушка...
- Что, дедушка? Был троцкистом?
- Нет, Бог миловал. Он был пиратом...
- Что?! Пиратом? Ха-ха-ха! Забавно. В первый раз у нас будет работать преподаватель, у которого дед был пиратом. Теперь посмотрим Вашу анкету. Так, так... Значит, Вы по национальности еврей... Оно, конечно, в нашей стране люди разных национальностей имеют равные права. Тут вам не Америка, где негров бьют. Но мы не можем допустить, чтобы нашу молодёжь воспитывали люди пиратского происхождения.
Так мы шутили за год до смерти Сталина. Позже мне стало известно, что в 1973 году преподаватель с семьёй уехал в Америку. Умер же он в 1995 году, в Москве.
УРОК ЧЕТВЁРТЫЙ
Со школьных лет я почему-то обращал внимание на объявления, плакаты, стенгазеты, лозунги. Средства наглядной агитации были для меня неистощимым источником веселья. Бездумное творчество народных масс, контролируемое коммунистической партией, не оставляло равнодушным, как я заметил, не только меня, но любого, обладающего даже минимальным чувством юмора.
После того, как прочёл "Записные книжки" Ильи Ильфа, я завёл свою и расставался с ней только в бане. Во время одного из таких расставаний её у меня и украли, правда, вместе с одеждой. Пришлось купить новую.
В 1966 году, 31 декабря, в посёлке Томилино, под Москвой, я регистрировал свой очередной брак. Регистрация, учитывая дату, оказалась возможной только благодаря знакомству будущей тёщи с администрацией поселкового совета.
Меня уже дважды приглашали в комнату, где должно было свершиться "таинство", но я никак не мог оторваться от стенгазеты, висевшей в коридоре.
Это заинтересовало заведующую.
- А что Вы тут записываете?
- У Вас интереснейшая стенгазета!
- Стенгазета как стенгазета. Что здесь интересного? Висит уже год, никак не поменяем.
- Здесь написано, что в позапрошлом году Ваша организация перевыполнила план и получила премию за четвёртый квартал...
- Ну и что?
- Я не знал, что есть план по регистрации браков, смертей, рождений...
- Вы что с луны свалились, - стала горячиться заведующая, которую оторвали от приготовления к встрече Нового года. В нашей стране плановое хозяйство. Вы, конечно же, этого не знали? - съязвила она.
Моя без пяти минут жена, чуя, что котёл может перегреться и её семейное счастье отодвинется на неопределённый срок, всё настойчивее и настойчивее дёргала меня за полу пиджака. Я понял - пора прекращать дискуссию, но не удержался и по пути к столу регистрации спросил:
- Что же делать, если план по смертям недовыполнен?
- Ну, это уже наша забота, - недовольно проговорила начальница, но смягчилась, увидав бутылку шампанского, которая блестящей головкой выглядывала из пакета.
После двух бокалов её взгляд утратил металлический блеск и она неожиданно, наверно, даже для себя, раскрыла шкатулку бюрократических махинаций.
- Чтобы выполнить план, каждый крутится как может, но без друзей не обойтись. Например, по покойникам мы помогаем друг другу. Если в соседнем районе больше, чем надо, то эти покойники становятся нашими. А с новорожденными совсем просто. Каждая мать может рожать там, где хочет, но это только так кажется. Ей говорят, что нет свободных коек и отвозят в тот район, где недовыполнен план по детям. Понятно?
- Понятно. А Вы не пробовали, когда план выполнен, переносить покойников с одного квартала на другой?
- Ого! Так Вы неплохо соображаете! А притворялись. Ты, Рэна, - обратилась она к моей жене, - вышла за толкового человека. Это я тебе говорю! Я понятие в мужиках имею. Ну, с наступающим! - добавила она. Выпив, не отрываясь, полный бокал, она сильно прижала меня к своей разгорячённой груди, втянув мои губы в пылающий страстью рот.
Начальница, всё еще не выпуская меня из цепких рук, сказала:
- Рэна, если он тебе будет не нужен, ты только скажи - я с удовольствием заберу.
Тогда я лишний раз убедился, что мужчина для женщины - только вещь нужная в хозяйстве.
Эту регистрацию жена мне ещё долго припоминала.
- Почему ты не сопротивлялся? Так всякая баба может тебя увести, да?
- А ты об этом не догадывалась, - безуспешно пытался я обратить разговор в шутку.